Страница:
В Потсдаме была прежде всего определена совместная политика стран участниц антигитлеровской коалиции по германскому вопросу. Соглашения, принятые союзниками, предусматривали демилитаризацию и демократизацию Германии, репарации в пользу стран, потерпевших от фашистской агрессии, установление справедливых государственных границ. Были решены и многие другие вопросы, касавшиеся будущего Германии и мира в Европе.
Уже в первый день работы конференции советская сторона подтвердила нашу готовность выполнить свои обязательства по войне с Японией. Генерал Антонов сделал подробное сообщение относительно советских планов на Дальнем Востоке. Союзники также доложили о своих намерениях, однако об атомной бомбе ничего сказано не было. Только после недели работы Г. Трумэн с ведома У. Черчилля решил поставить И. В. Сталина в известность о том, что в США есть необычайной силы бомба. Это произошло в неофициальной беседе с глазу на глаз, когда участники конференции спешили разойтись после утомившего всех заседания. Но относительно планов применения такой бомбы президент даже не обмолвился.
Позже Алексей Иннокентьевич говорил мне, что Сталин сообщил ему о наличии у американцев повой бомбы очень большой поражающей силы. Но Антонов, как, видимо, и сам Сталин, не сделал из информации Трумэна вывода, что речь идет о принципиально новом оружии. Во всяком случае, Генеральному штабу никаких дополнительных указаний не последовало.
США, Англия и Китай подписали в Потсдаме совместную декларацию, которая в ультимативной форме требовала от Японии безоговорочной капитуляции. Основной смысл документа соответствовал интересам СССР, а потому перед началом войны с Японией наше государство тоже присоединилось к этому заявлению в качестве четвертого партнера.
3 августа, тотчас же по возвращении Верховного Главнокомандующего из Потсдама, маршал А. М. Василевский подробно доложил о ходе подготовки к наступлению. Она близилась уже к завершению. На Забайкальском фронте армии И. И. Людникова и И. М. Манагарова выходили в свои районы сосредоточения, удаленные всего лишь на 50-60 километров от государственной границы МНР с Маньчжурией. Вместе с 6-й гвардейской танковой армией и другими войсками фронта они могли начать военные действия с утра 5 августа.
Другие наши ударные группировки тоже находились в районах сосредоточения или поблизости от них. Наименования фронтов к этому времени были приведены в соответствие с их фактическим положением. С 5 августа бывший Дальневосточный фронт стал называться 2-м Дальневосточным фронтом, а Приморская группа - 1-м Дальневосточным фронтом. Всего к началу военных действий против Японии мы имели в готовности полуторамиллионное войско, более 29 тысяч орудий и минометов, свыше 5200 танков и самоходно-артиллерийских установок, почти 5200 боевых самолетов.
Полной боевой готовности Тихоокеанского флота также планировалось достичь к 5-7 августа.
А. М. Василевский высказался за то, чтобы переход границы не откладывался далее 9-10 августа. Следовало использовать благоприятную погоду, установившуюся в последние дни в Забайкалье. Она позволяла в полную мощь применить нашу авиацию и танки. В Приморье, правда, продолжались дожди, но они не могли вывести из строя дороги и добротно сделанные аэродромы ВВС. Хуже было с аэродромами флота: те размокли. Однако к 6-10 августа и в Приморье ожидалось улучшение погоды.
Дальнейшая оттяжка начала войны была не в наших интересах еще и потому, что разведка выявила некоторые признаки перегруппировки японских войск в Маньчжурии и Корее. За июль количество дивизий противника возросло там с 19 до 23, а число боевых самолетов - с 450 до 850. При этом пехота усиливалась главным образом на приморском и солуньском направлениях. Эти факты были тревожными. Они могли свидетельствовать, что противник раскрыл наши намерения и готовится их сорвать.
Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке считая, что 1-й и 2-й Дальневосточные фронты должны начать боевые действия в один день и час с Забайкальским фронтом. Этим полнее гарантировалась внезапность.
Одновременность действия распространялась, однако, только на сильные передовые части, специально предназначенные для захвата наиболее важных объектов обороны японцев. Она не касалась главных сил фронтов. А. М. Василевский предлагал: основную операцию 1-го Дальневосточного фронта, а следовательно, и его главных сил "в зависимости от развития операции Забайкальского фронта начать через 5-7 суток после начала последней".
Главком просил также срочно направить на Дальний Восток народного комиссара Военно-Морского Флота адмирала Н. Г. Кузнецова для координации действий военно-морских сил с сухопутными войсками и предусмотреть дальнейшее усиление фронтов людьми и боевой техникой, особенно танками.
Соображения А. М. Василевского об ускорении начала войны на 1- 2 дня против планового, а также порядка вступления в боевые действия 1-го Дальневосточного фронта были внимательно рассмотрены в Генштабе и проверены расчетами. На основе этих расчетов Ставка сопоставила вероятное развитие событий по двум вариантам. В итоге предложение Александра Михайловича о начале войны 9-10 августа оказалось принятым. Но его вариант перехода в наступление войск 1-го Дальневосточного фронта Ставка отвергла. Были опасения, что передовые отряды, какими бы сильными они ни являлись, вряд ли смогут вести бой в одиночку в течение 5-7 суток. Успех передовых отрядов требовалось немедля развивать вводом в дело главных сил.
Решение Ставки сразу передали А. М. Василевскому. Директиву же Верховный Главнокомандующий подписал только 7 августа в 16 часов 30 минут. В ней подтверждались ранее поставленные фронтам задачи. Боевые действия авиации на всех фронтах предлагалось начать с утра 9 августа. В то же утро должны были перейти границу наземные войска Забайкальского и 1-го Дальневосточного фронтов. 2-й Дальневосточный фронт выступал по указанию маршала А. М. Василевского.
Тихоокеанский флот переводился в готовность No 1. Подводные лодки начинали действовать одновременно с авиацией с утра 9 августа.
Будто дурной сон, вспоминается одно действительно чрезвычайное происшествие.
Буквально за несколько дней до начала войны, а точнее, 3 августа в моей утренней почте среди других документов оказалось небольшое письмо, пересланное из редакции газеты "Красная звезда". В газету оно поступило по обычным каналам и внешне ничем не отличалось от сотен других. Однако уже первые его строки нас ошеломили. Оказывается, в завершающий момент подготовки войны с Японией, когда планы ее вполне определились, сроки выступления намечены, маршал Василевский и командующие фронтами день и ночь подтягивают войска на исходные рубежи, сведения об этом, составлявшие глубокий секрет, могли стать или уже стали достоянием противника.
Вот что сообщил неизвестный нам корреспондент товарищ Петров:
"Необычайные обстоятельства заставили меня, старика, написать вам это письмо. В последние дни июля в одном общественном месте, где присутствовали посторонние лица, количеством более двух десятков, один офицер Красной Армии в чине подполковника слишком рьяно хвалился собой и вместе с тем разглашал своего рода военную и государственную тайну. Фамилия его не то Полубь, не то Голубь, имя - Николай Иванович. В настоящее время идет будто бы усиленная подготовка к войне с Японией и для руководства военными операциями против Японии на Дальний Восток отправляется группа офицеров Генерального штаба во главе с маршалом Василевским..."
Далее автор письма просил сделать болтуну нужное внушение:
"Пусть он поймет, что интересы нашего государства нам, простым людям, дороже собственного благополучия этого молодого человека. С почтением, Петров".
Началось расследование. Человека, о котором сообщал Петров, разыскали быстро. Он оказался из числа лиц, отобранных для работы в аппарате А. М. Василевского. Подтвердилось также, что этот офицер много и громко болтал в компании о своем начальнике - генерале, лично связанном по работе с главкомом войск Дальнего Востока, и некоторых мероприятиях советского Верховного Главнокомандования по подготовке войны с Японией.
Конечно, ему не позволили более работать не только в аппарате главкома, но и в любом другом штабе. Он был отчислен. Сталину об этом не докладывали.
Письмо нас и огорчило и обрадовало: с одной стороны, оно свидетельствовало о промахах в нашей работе с кадрами, но с другой - показало, что за сохранностью военной тайны следят миллионы советских патриотов. К счастью, сведения, разглашенные болтуном, не пошли, вероятно, дальше той компании, о которой писал Петров. По крайней мере, к противнику они не попали.
Час начала войны приближался. Волнения по поводу возрастания сил японцев в Маньчжурии продолжались. Однако разведка не докладывала больше ничего тревожного, и можно было уже надеяться, что теперь враг просто не успеет вырвать у нас инициативу действий.
Как раз этот момент ознаменовался варварским актом, предпринятым США вопреки здравому смыслу и военной необходимости: 6 августа на Хиросиму обрушилась первая атомная бомба, а 9 августа вторая спалила Нагасаки. Величайшая трагедия этих городов не поддается никакому описанию.
Атомная бомбардировка не повлияла, однако, ни на способность Японии продолжать борьбу, ни на наши военные планы.
8 августа японскому послу в Москве было сделано мотивированное заявление Советского правительства о том, что с 9 числа СССР считает себя в состоянии войны с Японией. Тогда же на Дальнем Востоке объявили военное положение.
9 августа в 00 часов 10 минут по местному времени на Забайкальском фронте начали действовать передовые отряды. А спустя четыре с половиной часа выступили и главные силы, не встречая на своем пути почти никакого сопротивления.
Войска 1-го Дальневосточного фронта пересекли государственную границу в час ночи. В полосе 35-й армии, действовавшей на правом крыле, атаке предшествовал 15-минутный артиллерийский налет. На главном же направлении 1-я Краснознаменная и 5-я армии начали наступление без артподготовки (можно было бы сказать - в полной тишине, если бы над Приморьем не бушевал ливень с грозой). Удар оказался внезапным, и к исходу дня войска 1-го Дальневосточного фронта углубились на территорию противника до 10 километров, а местами даже более того. В полосе 5-й армии был захвачен Волынский узел сопротивления Пограничненского УРа. Успешно продвигалась и левофланговая 25-я армия.
Одновременность наступления двух охватывающих фронтов удалось выдержать полностью. Теперь у японцев не имелось уже никакой возможности бить наши войска по частям. Оборона их трещала по всем швам, и потребовалось всего несколько суток для того, чтобы гигантский охват Квантунской армии был мастерски завершен...
На 2-м Дальневосточном фронте наступление началось тоже 9 августа в час ночи. Действия его вполне синхронизировались с другими фронтами. Через Амур двинулись передовые отряды 15-й армии и пограничники. Их задачей являлся захват островов и участков противоположного берега реки. Выполнили они ее блестяще, а вслед за тем приступили к форсированию Амура и основные силы армии.
Примерно так же развивалась обстановка в полосе 5-го отдельного корпуса, форсировавшего Уссури.
Корабли Краснознаменной Амурской флотилии вошли в устье Сунгари и завязали бой в укрепленном районе японцев. Торпедные катера на Тихом океане произвели первые атаки кораблей противника.
Авиация в свою очередь наносила удары по японским войскам и другим военным объектам.
Начало войны везде было успешным.
Заботы Генерального штаба сосредоточились теперь на том, чтобы не снижались темпы наступления. Нельзя было позволить противнику прийти в себя и организовать стойкую оборону.
Действия наших войск не давали повода для беспокойства. Уже 12 августа главные силы механизированных корпусов 6-й гвардейской танковой армии перевалили через Большой Хинган и вырвались на Маньчжурскую равнину. Важнейший естественный рубеж, где японцы могли оказать упорное сопротивление, остался позади. Предстояло продолжать движение на тех же скоростях к центру Маньчжурии, к "объекту No 1", как тогда называли Мукден. С падением Мукдена вся оборона японцев в Маньчжурии оказалась бы разрушенной.
Хорошо шли дела и на Дальневосточных фронтах. В Приморье наша пехота один за другим преодолевала укрепленные районы противника, обходя особо сильные очаги сопротивления, дабы не снизить темпа наступления.
Правительство Японии пыталось маневрировать. 14 августа, когда советские армии, преодолев тайгу, горы и пустынные степи, стремительно ринулись по Маньчжурской равнине, оно объявило о своем решении принять условия Потсдамской декларации и капитулировать перед союзниками. Однако никаких конкретных приказов на сей счет Квантунской армии, а также другим войскам и флоту не последовало. По донесениям с фронтов, японские дивизии и гарнизоны продолжали борьбу.
Генштаб доложил о сложившейся обстановке Верховному Главнокомандующему. Сталин отнесся к этому довольно спокойно, приказал нам выступить в печати с разъяснением фактического положения на фронтах, а войскам дать указание продолжать активные боевые действия, пока не состоится безоговорочная капитуляция противника.
16 августа газеты опубликовали сообщение за подписью А. И. Антонова. Начальник советского Генерального штаба разъяснял, что заявление японского императора о капитуляции Японии является только общей декларацией. "Приказ вооруженным силам о прекращении боевых действий еще не отдан, и японские вооруженные силы по-прежнему продолжают сопротивление. Следовательно, действительной капитуляции вооруженных сил Японии еще нет. Капитуляцию вооруженных сил Японии можно считать только с того момента, когда японским императором будет дан приказ своим вооруженным силам прекратить боевые действия и сложить оружие и когда этот приказ будет практически выполняться..."
А тем временем наступление наших войск развивалось по плану. Не имея возможности остановить его, командование Квантунской армии вынуждено было отдать распоряжение о прекращении боевых действий. Однако и на сей раз не обошлось без хитроумных уловок: в распоряжении том ни слова не говорилось о сдаче войск в плен. Как показал генерал У. Микио, текст, переданный в войска, гласил: "По повелению императора военные действия прекратить". И больше никаких уточнений, хотя японские солдаты и офицеры годами воспитывались на так называемых самурайских традициях, не допускавших сдачи в плен. Избегая же пленения, они, естественно, продолжали сопротивляться. Мало того, на некоторых участках фронта имели место даже контрудары.
17 августа главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке обратился по радио к командующему Квантунской армией с категорическим требованием - обязать все японские гарнизоны сложить оружие и сдаться в плен. Дальнейшие увертки были уже невозможны. 18 августа японское командование отдало приказ о капитуляции и поставило об этом в известность А. М. Василевского. Но и после того в различных районах Маньчжурии бои продолжались, а на Курильских островах и Сахалине борьба только разгоралась.
Чтобы ускорить фактическую капитуляцию японских войск и предотвратить ненужное кровопролитие, было решено высадить воздушные десанты в ключевых пунктах расположения противника - Харбине, Гирине, Мукдене, Чанчуне и некоторых других городах Маньчжурии и Кореи.
18 августа после 17 часов с аэродрома Хороль поднялись в воздух и взяли курс на Харбин самолеты с первой группой десантников в 120 человек под командованием подполковника Забелина. Десант имел задачу: захватить аэродром и другие важные военные объекты, обеспечить сохранность мостов на Сунгари и удержать их до подхода главных сил 1-го Дальневосточного фронта. С первым эшелоном десанта следовал заместитель начальника штаба фронта генерал-майор Г. А. Шелахов, назначенный особоуполномоченным Военного совета. В обязанности его входило - предъявить командованию японских войск в Харбине ультиматум о капитуляции и продиктовать ее условия. Точных данных о положении в городе и располагавшемся там советском консульстве не имелось. Было лишь известно, что на Харбин откатывались понесшие поражение под Муданьцзяном главные силы 1-го фронта Квантунской армии, весьма значительные по численности.
Тем не менее советский десант в 19 часов приземлился на Харбинском аэродроме и в считанные минуты занял всю его территорию. Вскоре туда прибыл в сопровождении нескольких офицеров начальник штаба Квантунской армии генерал X. Хата. Он доложил особоуполномоченному, что японские части в зоне Харбина дезорганизованы и штабом почти не управляются. Г. А. Шелахов потребовал безоговорочной их капитуляции и предъявил следующий ультиматум:
"1. Во избежание бесцельного кровопролития командование советских войск предлагает немедленно прекратить сопротивление и приступить к организованной сдаче в плен, для чего через 2 часа представить данные о боевом и численном составе войск Харбинской зоны;
2. При добровольной капитуляции генералам и офицерам Квантунской армии, до особого распоряжения советского командования, разрешается иметь при себе холодное оружие и оставаться на своих квартирах;
3. Ответственность за сохранение и порядок сдачи вооружения, боеприпасов, складов, баз и другого военного имущества до подхода советских войск полностью несет японское командование;
4. До подхода советских войск поддержание надлежащего порядка в г. Харбине и его окрестностях возлагается на японские части, для чего разрешается иметь часть вооруженных подразделений во главе с японскими офицерами;
5. Важнейшие объекты в Харбине и окрестностях, как-то: аэродромы, мосты на р. Сунгари, железнодорожный узел, телеграф, почтовые учреждения, банки и другие важнейшие объекты подлежат занятию подразделениями десанта немедленно;
6. Для согласования вопросов, связанных с капитуляцией и разоружением всей Квантунской армии на территории Маньчжурии, начальнику штаба Квантунской армии генерал-лейтенанту Хата, японскому консулу в Харбине Миякава и другим лицам по усмотрению японского командования предлагаю в 7.00 19.8 на самолете нашего десанта отправиться на КП командующего 1-м Дальневосточным фронтом".
Хата запросил 3 часа "для подготовки необходимых материалов". Просьба была удовлетворена.
В 23 часа командующий 4-й японской армией У. Микио доставил приказ о капитуляции всех японских войск в Маньчжурии, именные списки генералов и сведения о численном составе Харбинского гарнизона. К этому времени Г. А. Шелахов находился уже в здании советского консульства. Там же был и наш консул Г. И. Павлычев. А десантники заняли все мосты и другое важные объекты города.
19 августа Хата, Миякава и сопровождавшие их японские генералы и офицеры были доставлены на командный пункт К. А. Мерецкова. Туда же прибыл и главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке А. М. Василевский. Он лично объявил японцам порядок капитуляции Квантунской армии. Сдача в плен и разоружение всех ее войск должны были закончиться не позднее 12 часов 20 августа.
Пока проходили эти переговоры, советские воздушные десанты высадились еще в нескольких важных пунктах Маньчжурии.
На рассвете 19 августа с Забайкальского фронта прямо в Чанчунь, где располагался штаб Квантунской армии, вылетел особоуполномоченный полковник И. Т. Артеменко. Ему предстояло принять капитуляцию Чан-чуньского гарнизона и всех других японских войск, оказавшихся в окрестностях города. Сопровождали полковника четыре офицера и шесть солдат, не считая воздушного эскорта, состоявшего из истребителей.
Над Чанчуньским центральным аэродромом, где располагалось около трехсот самолетов противника, они появились неожиданно. Сделали несколько кругов и пошли на посадку. Советские самолеты заняли взлетную дорожку и некоторое время держали аэродром под прицелом своего оружия. Лишь убедившись, что обстановка не является угрожающей, Артеменко дал условленный сигнал на вылет в Чанчунь десанта, а сам отправился к командующему Квантунской армией.
В кабинете Ямада шло какое-то совещание. Советский офицер прервал его и вручил японцам требование о немедленной и безоговорочной капитуляции. Командующий молчал. Дар речи вернулся к нему только с появлением над городом наших десантных самолетов и бомбардировщиков. Тут Ямада сделал попытку оговорить какие-то свои условия. Как и полагалось по инструкции, И. Т. Артеменко наотрез отверг их и решительно потребовал немедленной капитуляции. Командующий первым снял саблю и вручил ее особоуполномоченному, признавая себя пленником Советской Армии. Вслед за ним то же самое проделали и все другие японские генералы, находившиеся в кабинете.
К 11 часам на том же аэродроме благополучно приземлился весь десант во главе с Героем Советского Союза гвардии майором П. Н. Авраменко. Состоял он из офицеров и бойцов 30-й гвардейской мехбригады. Десантники сняли аэродромную охрану противника, заняли круговую оборону и приступили к разоружению японо-маньчжурских войск.
В кабинете же Ямады события развивались своим чередом: японский командующий и премьер-министр Маньчжоу-го подписывали акт о полной капитуляции.
Вечером 19 августа над зданием штаба Квантунской армии был спущен японский флаг и поднят советский. Подразделения десанта заняли железнодорожный узел, банк, почту, радиостанцию и телеграф. Из города выводились войска противника. Дом, где расположился Артеменко с импровизированным штабом, находился под охраной особого самурайского взвода. Но у входа встал часовым не солдат, а совсем еще маленький внук Ямады. По древнему японскому обычаю покой гостей оберегают самые близкие хозяину дома люди, и внук командующего на посту служил доказательством и гарантией безопасности советских парламентеров. А утром 20 августа в Чанчунь вступили передовые части 6-й гвардейской армии.
Из той же 6-й гвардейской танковой армии 18 августа в 13 часов 15 минут 225 смельчаков десантировались в Мукдене. В качестве особоуполномоченного с этим десантом прибыл начальник политического отдела штаба Забайкальского фронта генерал-майор А. Д. Притула.
События здесь развертывались несколько иначе, чем в Чанчуне. Десантников вышли встречать представитель "императора" Маньчжоу-го и начальник японского гарнизона. При осмотре же аэродромных помещений в одном из них обнаружился вдруг и сам "император" Пу И. Он застрял здесь случайно. Хозяева приказали ему явиться в Японию, но подходящего самолета под руками не оказалось, и "император" со своей свитой сидел на аэродроме в ожидании такового. А тут и подоспели наши десантники.
Пу И сразу же стал просить не выдавать его японцам. Затем пролил крокодилову слезу по поводу угнетенного состояния местного населения в период японской оккупации. А под конец вручил особоуполномоченному послание, завершавшееся таким оригинальным заявлением: "С глубоким уважением к Генералиссимусу Советского Союза Сталину я выражаю ему искренние чувства благодарности и желаю Его Превосходительству доброго здоровья".
Положение в Мукдене было очень сложным. Население города составляло 1700000 человек, из них 70 000 японцев (не считая отходившие сюда войска) и около полутора тысяч русских белоэмигрантов. В городе функционировали немецкое консульство и даже "фюрер" немецко-фашистских организаций. На ходу были 180 различных промышленных предприятий, в том числе авиаремонтный и танкоремонтный заводы. Хозяева их - японцы - успели сбежать.
Управиться в таком городе 225 десантникам было просто невмоготу, На следующий день к ним прибыло подкрепление. Но даже и тогда советский гарнизон в Мукдене насчитывал всего тысячу человек, а разоружать ему пришлось 50 000 японских солдат. Инцидентов при этом не произошло, но тревог и забот было по горло.
С 20 августа в Мукдене стала действовать советская военная комендатура во главе с генерал-майором А. И. Ковтун-Станкевичем.
Не обошлось без курьезов. На второй день после занятия Мукдена нашими войсками над самым центром его появился американский самолет и сбросил листовки с обращением командующего американскими войсками в Китае к офицерам японской армии. В листовках говорилось, что американское военное командование, стремясь установить связи с солдатами и офицерами союзных войск, оказавшимися в японском плену, намеревается высадить на Мукденский аэродром своих представителей. Притом оговаривалось, что никаких иных целей эти представители не преследуют, и предлагалось в случае согласия выложить белое полотнище. Наши солдаты полотнище выложили. Американский самолет приземлился. Каково же было удивление прибывших, когда их встретили советские военнослужащие.
Случались "накладки" и у нас. Обстановка в городе была такова, что никто не мог ручаться за безопасность Пу И и его свиты. Во избежание каких-либо неожиданностей десантники сочли за благо поместить "императора" за решетку под надежную охрану. Доложили А. М. Василевскому. Тот срочно отменил "арест" и приказал разъяснить всем, как следует обращаться с персонами такого рода.
Главную свою задачу - ускорить капитуляцию Квантунской армии - все десанты выполнили безукоризненно. Дерзкие и четкие действия десантников обеспечили сохранность промышленных предприятий, электростанций, сооружений связи, железных дорог и многих военных объектов, позволили быстро восстановить гражданский порядок, исключили возможность многих политических авантюр.
Уже в первый день работы конференции советская сторона подтвердила нашу готовность выполнить свои обязательства по войне с Японией. Генерал Антонов сделал подробное сообщение относительно советских планов на Дальнем Востоке. Союзники также доложили о своих намерениях, однако об атомной бомбе ничего сказано не было. Только после недели работы Г. Трумэн с ведома У. Черчилля решил поставить И. В. Сталина в известность о том, что в США есть необычайной силы бомба. Это произошло в неофициальной беседе с глазу на глаз, когда участники конференции спешили разойтись после утомившего всех заседания. Но относительно планов применения такой бомбы президент даже не обмолвился.
Позже Алексей Иннокентьевич говорил мне, что Сталин сообщил ему о наличии у американцев повой бомбы очень большой поражающей силы. Но Антонов, как, видимо, и сам Сталин, не сделал из информации Трумэна вывода, что речь идет о принципиально новом оружии. Во всяком случае, Генеральному штабу никаких дополнительных указаний не последовало.
США, Англия и Китай подписали в Потсдаме совместную декларацию, которая в ультимативной форме требовала от Японии безоговорочной капитуляции. Основной смысл документа соответствовал интересам СССР, а потому перед началом войны с Японией наше государство тоже присоединилось к этому заявлению в качестве четвертого партнера.
3 августа, тотчас же по возвращении Верховного Главнокомандующего из Потсдама, маршал А. М. Василевский подробно доложил о ходе подготовки к наступлению. Она близилась уже к завершению. На Забайкальском фронте армии И. И. Людникова и И. М. Манагарова выходили в свои районы сосредоточения, удаленные всего лишь на 50-60 километров от государственной границы МНР с Маньчжурией. Вместе с 6-й гвардейской танковой армией и другими войсками фронта они могли начать военные действия с утра 5 августа.
Другие наши ударные группировки тоже находились в районах сосредоточения или поблизости от них. Наименования фронтов к этому времени были приведены в соответствие с их фактическим положением. С 5 августа бывший Дальневосточный фронт стал называться 2-м Дальневосточным фронтом, а Приморская группа - 1-м Дальневосточным фронтом. Всего к началу военных действий против Японии мы имели в готовности полуторамиллионное войско, более 29 тысяч орудий и минометов, свыше 5200 танков и самоходно-артиллерийских установок, почти 5200 боевых самолетов.
Полной боевой готовности Тихоокеанского флота также планировалось достичь к 5-7 августа.
А. М. Василевский высказался за то, чтобы переход границы не откладывался далее 9-10 августа. Следовало использовать благоприятную погоду, установившуюся в последние дни в Забайкалье. Она позволяла в полную мощь применить нашу авиацию и танки. В Приморье, правда, продолжались дожди, но они не могли вывести из строя дороги и добротно сделанные аэродромы ВВС. Хуже было с аэродромами флота: те размокли. Однако к 6-10 августа и в Приморье ожидалось улучшение погоды.
Дальнейшая оттяжка начала войны была не в наших интересах еще и потому, что разведка выявила некоторые признаки перегруппировки японских войск в Маньчжурии и Корее. За июль количество дивизий противника возросло там с 19 до 23, а число боевых самолетов - с 450 до 850. При этом пехота усиливалась главным образом на приморском и солуньском направлениях. Эти факты были тревожными. Они могли свидетельствовать, что противник раскрыл наши намерения и готовится их сорвать.
Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке считая, что 1-й и 2-й Дальневосточные фронты должны начать боевые действия в один день и час с Забайкальским фронтом. Этим полнее гарантировалась внезапность.
Одновременность действия распространялась, однако, только на сильные передовые части, специально предназначенные для захвата наиболее важных объектов обороны японцев. Она не касалась главных сил фронтов. А. М. Василевский предлагал: основную операцию 1-го Дальневосточного фронта, а следовательно, и его главных сил "в зависимости от развития операции Забайкальского фронта начать через 5-7 суток после начала последней".
Главком просил также срочно направить на Дальний Восток народного комиссара Военно-Морского Флота адмирала Н. Г. Кузнецова для координации действий военно-морских сил с сухопутными войсками и предусмотреть дальнейшее усиление фронтов людьми и боевой техникой, особенно танками.
Соображения А. М. Василевского об ускорении начала войны на 1- 2 дня против планового, а также порядка вступления в боевые действия 1-го Дальневосточного фронта были внимательно рассмотрены в Генштабе и проверены расчетами. На основе этих расчетов Ставка сопоставила вероятное развитие событий по двум вариантам. В итоге предложение Александра Михайловича о начале войны 9-10 августа оказалось принятым. Но его вариант перехода в наступление войск 1-го Дальневосточного фронта Ставка отвергла. Были опасения, что передовые отряды, какими бы сильными они ни являлись, вряд ли смогут вести бой в одиночку в течение 5-7 суток. Успех передовых отрядов требовалось немедля развивать вводом в дело главных сил.
Решение Ставки сразу передали А. М. Василевскому. Директиву же Верховный Главнокомандующий подписал только 7 августа в 16 часов 30 минут. В ней подтверждались ранее поставленные фронтам задачи. Боевые действия авиации на всех фронтах предлагалось начать с утра 9 августа. В то же утро должны были перейти границу наземные войска Забайкальского и 1-го Дальневосточного фронтов. 2-й Дальневосточный фронт выступал по указанию маршала А. М. Василевского.
Тихоокеанский флот переводился в готовность No 1. Подводные лодки начинали действовать одновременно с авиацией с утра 9 августа.
Будто дурной сон, вспоминается одно действительно чрезвычайное происшествие.
Буквально за несколько дней до начала войны, а точнее, 3 августа в моей утренней почте среди других документов оказалось небольшое письмо, пересланное из редакции газеты "Красная звезда". В газету оно поступило по обычным каналам и внешне ничем не отличалось от сотен других. Однако уже первые его строки нас ошеломили. Оказывается, в завершающий момент подготовки войны с Японией, когда планы ее вполне определились, сроки выступления намечены, маршал Василевский и командующие фронтами день и ночь подтягивают войска на исходные рубежи, сведения об этом, составлявшие глубокий секрет, могли стать или уже стали достоянием противника.
Вот что сообщил неизвестный нам корреспондент товарищ Петров:
"Необычайные обстоятельства заставили меня, старика, написать вам это письмо. В последние дни июля в одном общественном месте, где присутствовали посторонние лица, количеством более двух десятков, один офицер Красной Армии в чине подполковника слишком рьяно хвалился собой и вместе с тем разглашал своего рода военную и государственную тайну. Фамилия его не то Полубь, не то Голубь, имя - Николай Иванович. В настоящее время идет будто бы усиленная подготовка к войне с Японией и для руководства военными операциями против Японии на Дальний Восток отправляется группа офицеров Генерального штаба во главе с маршалом Василевским..."
Далее автор письма просил сделать болтуну нужное внушение:
"Пусть он поймет, что интересы нашего государства нам, простым людям, дороже собственного благополучия этого молодого человека. С почтением, Петров".
Началось расследование. Человека, о котором сообщал Петров, разыскали быстро. Он оказался из числа лиц, отобранных для работы в аппарате А. М. Василевского. Подтвердилось также, что этот офицер много и громко болтал в компании о своем начальнике - генерале, лично связанном по работе с главкомом войск Дальнего Востока, и некоторых мероприятиях советского Верховного Главнокомандования по подготовке войны с Японией.
Конечно, ему не позволили более работать не только в аппарате главкома, но и в любом другом штабе. Он был отчислен. Сталину об этом не докладывали.
Письмо нас и огорчило и обрадовало: с одной стороны, оно свидетельствовало о промахах в нашей работе с кадрами, но с другой - показало, что за сохранностью военной тайны следят миллионы советских патриотов. К счастью, сведения, разглашенные болтуном, не пошли, вероятно, дальше той компании, о которой писал Петров. По крайней мере, к противнику они не попали.
Час начала войны приближался. Волнения по поводу возрастания сил японцев в Маньчжурии продолжались. Однако разведка не докладывала больше ничего тревожного, и можно было уже надеяться, что теперь враг просто не успеет вырвать у нас инициативу действий.
Как раз этот момент ознаменовался варварским актом, предпринятым США вопреки здравому смыслу и военной необходимости: 6 августа на Хиросиму обрушилась первая атомная бомба, а 9 августа вторая спалила Нагасаки. Величайшая трагедия этих городов не поддается никакому описанию.
Атомная бомбардировка не повлияла, однако, ни на способность Японии продолжать борьбу, ни на наши военные планы.
8 августа японскому послу в Москве было сделано мотивированное заявление Советского правительства о том, что с 9 числа СССР считает себя в состоянии войны с Японией. Тогда же на Дальнем Востоке объявили военное положение.
9 августа в 00 часов 10 минут по местному времени на Забайкальском фронте начали действовать передовые отряды. А спустя четыре с половиной часа выступили и главные силы, не встречая на своем пути почти никакого сопротивления.
Войска 1-го Дальневосточного фронта пересекли государственную границу в час ночи. В полосе 35-й армии, действовавшей на правом крыле, атаке предшествовал 15-минутный артиллерийский налет. На главном же направлении 1-я Краснознаменная и 5-я армии начали наступление без артподготовки (можно было бы сказать - в полной тишине, если бы над Приморьем не бушевал ливень с грозой). Удар оказался внезапным, и к исходу дня войска 1-го Дальневосточного фронта углубились на территорию противника до 10 километров, а местами даже более того. В полосе 5-й армии был захвачен Волынский узел сопротивления Пограничненского УРа. Успешно продвигалась и левофланговая 25-я армия.
Одновременность наступления двух охватывающих фронтов удалось выдержать полностью. Теперь у японцев не имелось уже никакой возможности бить наши войска по частям. Оборона их трещала по всем швам, и потребовалось всего несколько суток для того, чтобы гигантский охват Квантунской армии был мастерски завершен...
На 2-м Дальневосточном фронте наступление началось тоже 9 августа в час ночи. Действия его вполне синхронизировались с другими фронтами. Через Амур двинулись передовые отряды 15-й армии и пограничники. Их задачей являлся захват островов и участков противоположного берега реки. Выполнили они ее блестяще, а вслед за тем приступили к форсированию Амура и основные силы армии.
Примерно так же развивалась обстановка в полосе 5-го отдельного корпуса, форсировавшего Уссури.
Корабли Краснознаменной Амурской флотилии вошли в устье Сунгари и завязали бой в укрепленном районе японцев. Торпедные катера на Тихом океане произвели первые атаки кораблей противника.
Авиация в свою очередь наносила удары по японским войскам и другим военным объектам.
Начало войны везде было успешным.
Заботы Генерального штаба сосредоточились теперь на том, чтобы не снижались темпы наступления. Нельзя было позволить противнику прийти в себя и организовать стойкую оборону.
Действия наших войск не давали повода для беспокойства. Уже 12 августа главные силы механизированных корпусов 6-й гвардейской танковой армии перевалили через Большой Хинган и вырвались на Маньчжурскую равнину. Важнейший естественный рубеж, где японцы могли оказать упорное сопротивление, остался позади. Предстояло продолжать движение на тех же скоростях к центру Маньчжурии, к "объекту No 1", как тогда называли Мукден. С падением Мукдена вся оборона японцев в Маньчжурии оказалась бы разрушенной.
Хорошо шли дела и на Дальневосточных фронтах. В Приморье наша пехота один за другим преодолевала укрепленные районы противника, обходя особо сильные очаги сопротивления, дабы не снизить темпа наступления.
Правительство Японии пыталось маневрировать. 14 августа, когда советские армии, преодолев тайгу, горы и пустынные степи, стремительно ринулись по Маньчжурской равнине, оно объявило о своем решении принять условия Потсдамской декларации и капитулировать перед союзниками. Однако никаких конкретных приказов на сей счет Квантунской армии, а также другим войскам и флоту не последовало. По донесениям с фронтов, японские дивизии и гарнизоны продолжали борьбу.
Генштаб доложил о сложившейся обстановке Верховному Главнокомандующему. Сталин отнесся к этому довольно спокойно, приказал нам выступить в печати с разъяснением фактического положения на фронтах, а войскам дать указание продолжать активные боевые действия, пока не состоится безоговорочная капитуляция противника.
16 августа газеты опубликовали сообщение за подписью А. И. Антонова. Начальник советского Генерального штаба разъяснял, что заявление японского императора о капитуляции Японии является только общей декларацией. "Приказ вооруженным силам о прекращении боевых действий еще не отдан, и японские вооруженные силы по-прежнему продолжают сопротивление. Следовательно, действительной капитуляции вооруженных сил Японии еще нет. Капитуляцию вооруженных сил Японии можно считать только с того момента, когда японским императором будет дан приказ своим вооруженным силам прекратить боевые действия и сложить оружие и когда этот приказ будет практически выполняться..."
А тем временем наступление наших войск развивалось по плану. Не имея возможности остановить его, командование Квантунской армии вынуждено было отдать распоряжение о прекращении боевых действий. Однако и на сей раз не обошлось без хитроумных уловок: в распоряжении том ни слова не говорилось о сдаче войск в плен. Как показал генерал У. Микио, текст, переданный в войска, гласил: "По повелению императора военные действия прекратить". И больше никаких уточнений, хотя японские солдаты и офицеры годами воспитывались на так называемых самурайских традициях, не допускавших сдачи в плен. Избегая же пленения, они, естественно, продолжали сопротивляться. Мало того, на некоторых участках фронта имели место даже контрудары.
17 августа главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке обратился по радио к командующему Квантунской армией с категорическим требованием - обязать все японские гарнизоны сложить оружие и сдаться в плен. Дальнейшие увертки были уже невозможны. 18 августа японское командование отдало приказ о капитуляции и поставило об этом в известность А. М. Василевского. Но и после того в различных районах Маньчжурии бои продолжались, а на Курильских островах и Сахалине борьба только разгоралась.
Чтобы ускорить фактическую капитуляцию японских войск и предотвратить ненужное кровопролитие, было решено высадить воздушные десанты в ключевых пунктах расположения противника - Харбине, Гирине, Мукдене, Чанчуне и некоторых других городах Маньчжурии и Кореи.
18 августа после 17 часов с аэродрома Хороль поднялись в воздух и взяли курс на Харбин самолеты с первой группой десантников в 120 человек под командованием подполковника Забелина. Десант имел задачу: захватить аэродром и другие важные военные объекты, обеспечить сохранность мостов на Сунгари и удержать их до подхода главных сил 1-го Дальневосточного фронта. С первым эшелоном десанта следовал заместитель начальника штаба фронта генерал-майор Г. А. Шелахов, назначенный особоуполномоченным Военного совета. В обязанности его входило - предъявить командованию японских войск в Харбине ультиматум о капитуляции и продиктовать ее условия. Точных данных о положении в городе и располагавшемся там советском консульстве не имелось. Было лишь известно, что на Харбин откатывались понесшие поражение под Муданьцзяном главные силы 1-го фронта Квантунской армии, весьма значительные по численности.
Тем не менее советский десант в 19 часов приземлился на Харбинском аэродроме и в считанные минуты занял всю его территорию. Вскоре туда прибыл в сопровождении нескольких офицеров начальник штаба Квантунской армии генерал X. Хата. Он доложил особоуполномоченному, что японские части в зоне Харбина дезорганизованы и штабом почти не управляются. Г. А. Шелахов потребовал безоговорочной их капитуляции и предъявил следующий ультиматум:
"1. Во избежание бесцельного кровопролития командование советских войск предлагает немедленно прекратить сопротивление и приступить к организованной сдаче в плен, для чего через 2 часа представить данные о боевом и численном составе войск Харбинской зоны;
2. При добровольной капитуляции генералам и офицерам Квантунской армии, до особого распоряжения советского командования, разрешается иметь при себе холодное оружие и оставаться на своих квартирах;
3. Ответственность за сохранение и порядок сдачи вооружения, боеприпасов, складов, баз и другого военного имущества до подхода советских войск полностью несет японское командование;
4. До подхода советских войск поддержание надлежащего порядка в г. Харбине и его окрестностях возлагается на японские части, для чего разрешается иметь часть вооруженных подразделений во главе с японскими офицерами;
5. Важнейшие объекты в Харбине и окрестностях, как-то: аэродромы, мосты на р. Сунгари, железнодорожный узел, телеграф, почтовые учреждения, банки и другие важнейшие объекты подлежат занятию подразделениями десанта немедленно;
6. Для согласования вопросов, связанных с капитуляцией и разоружением всей Квантунской армии на территории Маньчжурии, начальнику штаба Квантунской армии генерал-лейтенанту Хата, японскому консулу в Харбине Миякава и другим лицам по усмотрению японского командования предлагаю в 7.00 19.8 на самолете нашего десанта отправиться на КП командующего 1-м Дальневосточным фронтом".
Хата запросил 3 часа "для подготовки необходимых материалов". Просьба была удовлетворена.
В 23 часа командующий 4-й японской армией У. Микио доставил приказ о капитуляции всех японских войск в Маньчжурии, именные списки генералов и сведения о численном составе Харбинского гарнизона. К этому времени Г. А. Шелахов находился уже в здании советского консульства. Там же был и наш консул Г. И. Павлычев. А десантники заняли все мосты и другое важные объекты города.
19 августа Хата, Миякава и сопровождавшие их японские генералы и офицеры были доставлены на командный пункт К. А. Мерецкова. Туда же прибыл и главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке А. М. Василевский. Он лично объявил японцам порядок капитуляции Квантунской армии. Сдача в плен и разоружение всех ее войск должны были закончиться не позднее 12 часов 20 августа.
Пока проходили эти переговоры, советские воздушные десанты высадились еще в нескольких важных пунктах Маньчжурии.
На рассвете 19 августа с Забайкальского фронта прямо в Чанчунь, где располагался штаб Квантунской армии, вылетел особоуполномоченный полковник И. Т. Артеменко. Ему предстояло принять капитуляцию Чан-чуньского гарнизона и всех других японских войск, оказавшихся в окрестностях города. Сопровождали полковника четыре офицера и шесть солдат, не считая воздушного эскорта, состоявшего из истребителей.
Над Чанчуньским центральным аэродромом, где располагалось около трехсот самолетов противника, они появились неожиданно. Сделали несколько кругов и пошли на посадку. Советские самолеты заняли взлетную дорожку и некоторое время держали аэродром под прицелом своего оружия. Лишь убедившись, что обстановка не является угрожающей, Артеменко дал условленный сигнал на вылет в Чанчунь десанта, а сам отправился к командующему Квантунской армией.
В кабинете Ямада шло какое-то совещание. Советский офицер прервал его и вручил японцам требование о немедленной и безоговорочной капитуляции. Командующий молчал. Дар речи вернулся к нему только с появлением над городом наших десантных самолетов и бомбардировщиков. Тут Ямада сделал попытку оговорить какие-то свои условия. Как и полагалось по инструкции, И. Т. Артеменко наотрез отверг их и решительно потребовал немедленной капитуляции. Командующий первым снял саблю и вручил ее особоуполномоченному, признавая себя пленником Советской Армии. Вслед за ним то же самое проделали и все другие японские генералы, находившиеся в кабинете.
К 11 часам на том же аэродроме благополучно приземлился весь десант во главе с Героем Советского Союза гвардии майором П. Н. Авраменко. Состоял он из офицеров и бойцов 30-й гвардейской мехбригады. Десантники сняли аэродромную охрану противника, заняли круговую оборону и приступили к разоружению японо-маньчжурских войск.
В кабинете же Ямады события развивались своим чередом: японский командующий и премьер-министр Маньчжоу-го подписывали акт о полной капитуляции.
Вечером 19 августа над зданием штаба Квантунской армии был спущен японский флаг и поднят советский. Подразделения десанта заняли железнодорожный узел, банк, почту, радиостанцию и телеграф. Из города выводились войска противника. Дом, где расположился Артеменко с импровизированным штабом, находился под охраной особого самурайского взвода. Но у входа встал часовым не солдат, а совсем еще маленький внук Ямады. По древнему японскому обычаю покой гостей оберегают самые близкие хозяину дома люди, и внук командующего на посту служил доказательством и гарантией безопасности советских парламентеров. А утром 20 августа в Чанчунь вступили передовые части 6-й гвардейской армии.
Из той же 6-й гвардейской танковой армии 18 августа в 13 часов 15 минут 225 смельчаков десантировались в Мукдене. В качестве особоуполномоченного с этим десантом прибыл начальник политического отдела штаба Забайкальского фронта генерал-майор А. Д. Притула.
События здесь развертывались несколько иначе, чем в Чанчуне. Десантников вышли встречать представитель "императора" Маньчжоу-го и начальник японского гарнизона. При осмотре же аэродромных помещений в одном из них обнаружился вдруг и сам "император" Пу И. Он застрял здесь случайно. Хозяева приказали ему явиться в Японию, но подходящего самолета под руками не оказалось, и "император" со своей свитой сидел на аэродроме в ожидании такового. А тут и подоспели наши десантники.
Пу И сразу же стал просить не выдавать его японцам. Затем пролил крокодилову слезу по поводу угнетенного состояния местного населения в период японской оккупации. А под конец вручил особоуполномоченному послание, завершавшееся таким оригинальным заявлением: "С глубоким уважением к Генералиссимусу Советского Союза Сталину я выражаю ему искренние чувства благодарности и желаю Его Превосходительству доброго здоровья".
Положение в Мукдене было очень сложным. Население города составляло 1700000 человек, из них 70 000 японцев (не считая отходившие сюда войска) и около полутора тысяч русских белоэмигрантов. В городе функционировали немецкое консульство и даже "фюрер" немецко-фашистских организаций. На ходу были 180 различных промышленных предприятий, в том числе авиаремонтный и танкоремонтный заводы. Хозяева их - японцы - успели сбежать.
Управиться в таком городе 225 десантникам было просто невмоготу, На следующий день к ним прибыло подкрепление. Но даже и тогда советский гарнизон в Мукдене насчитывал всего тысячу человек, а разоружать ему пришлось 50 000 японских солдат. Инцидентов при этом не произошло, но тревог и забот было по горло.
С 20 августа в Мукдене стала действовать советская военная комендатура во главе с генерал-майором А. И. Ковтун-Станкевичем.
Не обошлось без курьезов. На второй день после занятия Мукдена нашими войсками над самым центром его появился американский самолет и сбросил листовки с обращением командующего американскими войсками в Китае к офицерам японской армии. В листовках говорилось, что американское военное командование, стремясь установить связи с солдатами и офицерами союзных войск, оказавшимися в японском плену, намеревается высадить на Мукденский аэродром своих представителей. Притом оговаривалось, что никаких иных целей эти представители не преследуют, и предлагалось в случае согласия выложить белое полотнище. Наши солдаты полотнище выложили. Американский самолет приземлился. Каково же было удивление прибывших, когда их встретили советские военнослужащие.
Случались "накладки" и у нас. Обстановка в городе была такова, что никто не мог ручаться за безопасность Пу И и его свиты. Во избежание каких-либо неожиданностей десантники сочли за благо поместить "императора" за решетку под надежную охрану. Доложили А. М. Василевскому. Тот срочно отменил "арест" и приказал разъяснить всем, как следует обращаться с персонами такого рода.
Главную свою задачу - ускорить капитуляцию Квантунской армии - все десанты выполнили безукоризненно. Дерзкие и четкие действия десантников обеспечили сохранность промышленных предприятий, электростанций, сооружений связи, железных дорог и многих военных объектов, позволили быстро восстановить гражданский порядок, исключили возможность многих политических авантюр.