последнем слове, И неожиданно повернулся к Николаю:
- Правда, Коля?
- Да это... - растерялся Николай - Наверное...
- Э, братец! Ты совсем в Чечне от нормальной жизни отвык. - Усмехнулся
Борис - Алла, поухаживай за нашим героем. Удели ему малую толику своего
женского обаяния. А то так до дому не отойдет. Уж за два года службы улыбку
симпатичной женщины он, наверное, заслужил?
- Я думаю, что он заслужил не только улыбку... - С легким вызовом
ответила она - В отличие от некоторых штатских.
- Пас! Пас! - Усмехнулся Борис. - Чего не было в коей биографии - того
не было. Не состоял. Не участвовал. Каюсь - банально отмазался от армии
медицинской справкой и тремя тысячами "уе" знакомому доктору, который эту
справку мне выписал. Ну не для меня эта "школа жизни".
Николай чувствовал, что стремительно пьянеет. Веки отяжелели. Теплые
медленные мысли в голове сгустились как дрожжевая квашня и наползали одна на
другую. Николай вдруг захотел сказать ребятам, как ему с ними хорошо и как
здорово, что они познакомились. Но смог только улыбнуться.
Все закончилось! Где-то там далеко остались горы, жара, усталость,
вечный пот. Он дома, в России и вокруг свои ребята.
"...улыбку симпатичной женщины" - неожиданно вспомнил он слова Бориса.
"Почему симпатичной!?"
- Алла, вы красивая! - Как издалека он услышал свой голос. Алла
внимательно и, как ему показалось, с каким-то интересом посмотрела него...
- Вот за это и надо поднять бокалы! - Пробасил над ухом Борис. Ну, что,
Мишель, съел? Два один в пользу женской красоты.
Опять утробно забулькала фляга.
"Не пей - Не пей!" - Вновь звонко простучали внизу колеса. Но Николай
опять их не послушался.
- Послушай, Коля... - После недолгой паузы вдруг спросила Алла - А ты
убивал... их?
Зеленые омуты смотрели прямо в душу...
..."Чича" он увидел неожиданно. Правильнее оказать, скачала, он заметил
синие кроссовки "Адидас", выглядывавшие из-за куста метрах в десяти ниже по
склону. Через мгновение он увидел и их обладателя - боевика в камуфляже
американской расцветки, лежащего к нему спиной за каменным зубом. Николай
мгновенно вскинул к плечу автомат и замер, готовый в любой момент
выстрелить, но обладатель кроссовок явно его не заметил. Он в бинокль
рассматривал дорогу, широкой черной лентой змеившуюся метрах в ста внизу.
У правой руки чечена лежал автомат, а прямо перед самым лицом, на куске
брезента стоял какой-то обмотанный синей изолентой брусок.
"Подрывная машинка!" - обожгла догадка, и Николай тут же сообразил кто
перед ним. "Подрывник"!
...Только вчера, в паре километров отсюда, на фугасе подорвался
бронетранспортер Внутренних Войск, погибло два солдата, а неделю назад на
этой же дороге был взорван микроавтобус местной школы. В нем погибло трое
школьников, и еще пятеро получили ранения. Тогда чеченцы устроили целый
митинг перед местной комендатурой. Провокаторы кричали из толпы, что это
русский спецназ специально ставит мины, на которых гибнут чеченские дети.
Едва не дошло до перестрелки.
Тогда же агентура донесла, что в этом районе работает подрывник из
отряда Гелаева, который месяц назад прорвался в этот район из Грузии. Отряд
его две недели гоняли по горам. Больше половины боевиков было уничтожено и
попало в плен. Саму банду ханкалинские начальники объявили по телевизору
"полностью разгромленной", но это было далеко не так. Оставшиеся гелаевцы
растворились в этих лесах, спрятались, затаились и теперь стали головной
болью для местных гарнизонов. В поисках остатков банды и тралила горы группа
"спецназа" Николая...
Это был тот самый подрывник.
Николай с каким-то мстительным интересом рассматривал, лежащего на
мушке врага. Вот "чич" полуобернулся, разглядывая что-то в стороне. Крепкая
шея, выразительный мужественный профиль - чечены красивые мужики.
Подобраться к боевику не было никакой возможности. Между ним и Николаем
лежала небольшая каменная осыпь, и любой шаг по ней сразу бы вызвал целый
поток щебенки. Кроме того, подрывник мог быть не один, и где-то рядом могли
быть другие боевики, прикрывавшие его или сидевшие в засаде. Доложить
командиру, который двигался вместе с группой в густом кустарнике метрах в
тридцати за спиной, он тоже не мог. За это время на дороге могла появиться
наша колонна.
И Николай просто держал боевика на прицеле, ожидая пока к нему подойдет
основная группа.
Так прошло несколько секунд. Неожиданно снизу, с дороги послышался шум
моторов, и из-за поворота на дорогу стали один за другим выползать
грузовики. Подрывник тот час схватил в руки подрывную машинку и замер. Надо
было действовать.
- Эй! - негромко окликнул чеченца Николай.
Боевик обернулся как ужаленный.
Все чувства сразу промелькнули в это мгновение на его лице. Удивление,
злость, растерянность. Николай смотрел прямо в его глаза. Ладонь чечена
растерянно шарила по блоку, выполняя еще ту, главную команду. И вдруг
синюшная бледность проступила сквозь смуглость лица, а в глазах, растворив
все чувства, появилось выражение какой-то собачей тоски и смертельного
ужаса. Он понял, что сейчас произойдет...
Тогда жалости не было.
...Это пришло и заставило скулы сжаться в камни, но уже через мгновение
пропало. Осталась только обида. "Зачем она вернула его туда? Что ей там
надо? Это не для нее!". Но слов выразить все полыхнувшее в душе не хватило,
и он только спросил, растерянно улыбаясь.
- А что бы вы хотели услышать?
Она опять долго смотрела не него.
"Зачем она на меня так смотрит?" - мучительно подумал он.
- Понимаешь... - Алла капризно, сжала губы и в углах вычертились
морщинки - Я просто пытаюсь понять. Вот мне - двадцать пять. Ты, наверное,
моложе меня года
на четыре. Моложе, а уже знаешь такое, чего на всю жизнь хватит. Ты
стрелял по людям, наверное, убивал. После всего этого просто невозможно
оставаться нормальным человеком. Ну, в смысле, обычным. Тем, кем был раньше.
Я пытаюсь понять, чем ты отличаешься от нас, от меня...
- Брось, Алка, что вцепилась в парня? - Борис легко сорвал кольцо
"открывашки" с банки пива, и, отхлебнув, закончил:
- ...Очень ему надо в воспоминаниях копаться! Ну, прямо как тебе о
твоем любимом муже говорить...
"Так значит она замужем..." - Подумал Николай. Это "замужем" почему-то
тоской отозвалось под сердцем. Ему стало грустно от того, что эта женщина
чужая. Чья-то жена. И глаза эти принадлежат другому.
- А кем вы работаете? - Задал первый пришедший в голову вопрос Николай.
- Я?.. - Алла на секунду замялась. - Бухгалтер - экономист в фирме. И
учусь на вечернем, в финансовой академии.
- ...Где мы ее и отловили. - Ухмыльнулся, молчавший все это время
Михаил. - Прибыль считает она как компьютер. Экономит - в основном
собственные нервы. А финансы любит всем сердцем!
- Ладно, пора перекурить! - предложил Борис.
...В тамбуре было морозно, и горько пахло угольной гарью. Внизу
размеренно и колокольно выстукивали стыки колеса.
.
- Я в армию в девяносто первом ушел. Попал в Ростов в штаб округа.
Служил поваром. - Выдохнув дым, сказал Михаил. - Скажу вам, не служба, а
курорт был! Пять раз в отпуске был. Домой, помнишь, Боря! - на новеньких
"жигулях" вернулся. Мы с нашим полковником за неделю столько зарабатывали,
сколько генерал за год не получит. Помню мой ротный, у которого я числился,
штуку "баксов" у меня одолжил...
- Это по контракту что ли тогда так платили? - Удивился Николай.
- По какому контракту? - Михаил снисходительно глянул на Николая. -
Тогда и слова такого не было. Я обычным "срочником" был. Забирали в армию
еще при комуняках, а дембельнулся уже при демократии. Просто время тогда
такое было - время непуганых идиотов. Эх, вернуться бы туда хотя бы на пару
месяцев, так сейчас бы богаче Березовского был бы...
- Или в могиле давно лежал бы. - Хмыкнул Борис.
- Да ладно тебе, Боря! Завидуешь просто. - От выпитого полное лицо
Михаила побагровело и стало похоже на недоспелый помидор. - Ты тогда в своей
институтской общаге за четвертак "курсовики" богатым чуркам делал. А я
помню, осенью девяносто второго за один день штуку "баксов" срубил. На округ
два вагона тушенки привезли. Мой начпрод с полковником из штаба тыла быстро
ей покупателей нашли. А вместо тушенки из "гэдээр" пригнали две фуры
собачьих консервов. Вот они мне и поставили задачу на собачьи консервы
клеить бумажки от тушенки. Мне этих бумажек целую коробку от телевизора
притащили. Продали они тушенку по доллару за банку. А меня наняли по пять
центов за банку менять наклейки. Ну, я, не будя дураком, пригнал на склад
взвод "чурок" молодых из "карантина" и они мне всю ночь за дополнительную
пайку масла эти банки хреначили. Двадцать тысяч банок накатали. Ровно на
"штуку". Мой прапор сначала - было уперся, мол, тебе и сотки "баксов" за
глаза хватит. Ну, тут я ему и выдал, мол, сотку свою себе в жопу засунь. А
если мне мои кровные до цента не отдашь, то завтра пойду в обэхээсэс. Тогда
и на нарах и без бабок окажешься.
Прапор ах позеленел. К полковнику побежал. Тот меня вызвал. Говорит, не
боишься, что по Дону с дырой в башке поплывешь. Я говорю - не боюсь. Я
честно деньги заработал. Вам помог. А ваш прапор их зажать хочет. Так бизнес
не делается.
Полковник подумал, потом говорит, ты, мол, молодец! Так и надо за свои
деньги драться. Стушуешься - сожрут и выплюнут. Иди, деньги все получишь.
Мы потом с полковником с этим еще много чего делали. Гениальный мужик
был. Жаль убили его...
- Во-во! - Сказал Борис. - Таких умных пуля быстро находит.
- Да случайно все вышло. По-дурости. - Огрызнулся Мишка - Уже перед
самым дембелем весной девяносто третьего он в Чечню толкнул вагон
мороженного мяса. Он там корешился с какой-то ихней шишкой. Типа, служил
раньше. А этот козел с ним рассчитался, и сам же своих черножопых бандюков
на него навел. Домой к нему завалились всей кодлой. Вместе с женой и сыном и
убили. Похороны были громкие. Командующий округом выступал...
- Нехера было с чеченами связываться! - Подытожил Борис.
- Да кто же знал. Друг вроде, в десны целовались... - Вздохнул Михаил.
- А собачью тушенку кому толкнули? - Задал мучавший его вопрос Николай.
- Да никому ее не толкали. Войска все сожрали. Тогда из Европы в наш
округ столько дивизий понагнали, что только успевали эшелоны разгружать. Их
в голое поле выбрасывали. Ни домов, ни казарм, ни боксов, ни столовых - одни
палатки, да полевые кухни. А в этих котлах - один хрен, что собачьи
консервы, что тушенка, что вырезка - все в вату разваривается...
...На душе вдруг стало гадливо, словно он со всего размаха вляпался во
что-то осклизлое и вонючее. Николай молча смотрел на толстяка: "Вот же
шкура! Ворюга..." Но тот, видимо, каким-то шестым чутьем уловил настроение
Николая. Осекся. Затянулся сигаретой. И, уже почти оправдываясь, закончил:
- ...Я-то что? Я просто солдат был. Мне приказали, я сделал. Воровал-то
не я.
- Но бабки-то ты получил. - Не сдержался Николай.
- И что с того? А ты, можно подумать, отказался бы? - Неожиданно
вскинулся Михаил. - Вот, мы какие честные! Да я до армии два года в одних
штанах ходил и в деревенской телогрейке. У меня батя алкаш запойный был. А
нас у матери трое. Она воспиталкой в детсаду работала. Я старший. Я потому с
четырнадцати лет в кулинарное ПТУ ушел, что бы младших хоть как-нибудь
прокормить.
Я что ли воровал? Офицерье воровало. Миллионами хапали. У нас в штабе
один генерал сто "нулевых" КамАЗов с базы хранения армянам загнал. И ничего.
Из армии только выперли. Я, если хочешь знать, пайки масла у своих пацанов
за службу не утянул и другим не давал. А на дембель такой банкет своей роте
устроил, какой в Кремле не бывает.
Да, я заработал бабки!
Так время такое было. Эпоха первоначального накопления капитала, как в
учебниках пишут. Каждый крутился, как мог. Мне о своей семье надо было
думать. Я вернулся, а батя мой с циррозом печени в Воскресенской больничке
доходил. Мать все деньги на него тратила. У младших одежды зимней не было.
Через месяц после дембеля батя помер. И если бы не я - так все бы в нищете и
передохли. Всех на ноги поднял. Брат институт заканчивает. Программист
такой, что уже сейчас в штаты зовут работать. Сестру в юридический в этом
году определил.
Моя совесть спокойна...
- Ладно! Хватит тебе тельняшку на груди рвать. - Вмешался Борис. - А
ты, Коля, где собираешься работать?
Николай подавил в себе раздражение. "Шут с ним! Какое мне дело, где и
как он бабки сделал. Я не прокурор и не следователь..."
- Вернусь к себе, в поселок. Пойду опять в клуб работать. Киномеханик
я... - И Николай как наяву увидел свою свежее побеленную чистую аппаратную
диски лент в коробках. Треск работающих аппаратов. Убегающий к экрану
разноцветный жгут лучей за маленьким окошечком...
- Копейки считать! - Михаил даже сплюнул на пол. - Да ты, братан, цену
себе не знаешь. У тебя теперь с этой штукой, - он ткнул пальцем в медаль -
все пути открыты. Ты же "проверенный кадр". В "ментовку" иди. В ГАИ,
например. Нормально заколачивать будешь. А то к "братве" какой прибейся. Там
пацаны с боевым опытом ценятся. Такие деньги будешь грести!
- Что же, все на деньги мереть? - Сглотнув злую сухость во рту, спросил
Николай. Толстяк все больше начинал раздражать его.
- Ладно, Коля, ты тоже давай в "исусики" не записывайся. - Голос Борис
вдруг налился жесткой силой. - Можно подумать вы там, в Чечне как по писанию
жили. И денег у вас не было, и стоял полный коммунизм. В газетах и по
телевизору знаешь сколько всего на эту тему было? И как "зачистки" за деньги
отменяли, и как боевиков за доллары из окружения выводили, и как оружием
торговали. Знаем...
Ты парень нормальный, но не надо нас всех здесь за дерьмо считать. Тебе
досталась война. Нам нет. Ну и что? Ты вон на Мишку окрысился, за его
рассказ. А у него, кстати, тоже своя медаль есть, "За спасение утопающих".
Он два года назад девочку из полыньи вытащил. Себе почки так посадил, что
его самого еле выходили. Алка два раза кровь сдавала, когда надо было срочно
одну женщину на работе спасать. - Борис словно читал мысли Николая и спешил
их развеять. - Никто все деньгами не меряет. Но деньги это... Ну, как
сказать?... Это градусник человека в обществе. Понимаешь? Дурак, тот, кто
становится их рабом. А умный с помощью денег свою жизнь лучше делает, и
жизнь своих близких. Вот мы организовали фирму. У нас двенадцать человек
работает. Всем зарплату платим, причем не маленькую. А если посчитать всех
жен и детей, то мы втроем полсотни человек кормим своим делом. И, заметь, в
очередь за орденами не лезем...
Волна гневе прошла, и Николай уже пожалел, что вспылил.
- Понимаешь - Примирительно сказал он. - Мне пока ваша жизнь мало
понятна. Я год
пробыл там, где за деньги жизнь и дружбу не купишь. И что бы там по
"телеку" не показывали, а жили мы совсем по другим законам. Воевали не по
прейскуранту и не за зарплату...
- Знаешь, Коля, только без обиды. - Мишка ловко подкурил от одной
сигареты вторую - Забудь ты свою Чечню! И чем скорее, тем лучше. Привыкай к
новой жизни. Она другая. Здесь, крутиться надо. И старшина тебя утром за
ручку на завтрак не поведет. Самому на хлеб с маслом приходится
зарабатывать. Только, кстати, здесь дружбу тоже за "бабки" не покупают. Она
и здесь в деле рождается. Причем часто в таком, что и на войне не снилось.
Одна ошибка и ты труп. Как у сапера.
- Ты живим, здоровым едешь в свой поселок, при медали. - Добавил Борис
- Ты же герой. Небось, выйдешь там на улицу и все девочки твои! - Он
мечтательно вздохнул. - На юга махни, развейся. Море. Солнце. А войну оставь
тем, кому это предстоит. Ты свое отпахал...
...Пулемет бил почти в упор. Метров с пятидесяти. Короткими,
расчетливыми, но почти без пауз очередями. Пулеметчик знал свое дело. Нельзя
было поднять головы переползти . Группа была просто распята среди камней
склона, по которому шла.
- Слышишь, Колян, - голос ком группы Петрова был хриплым и срывающимся.
- Вырвемся - богу свечку поставлю! В церковь пойду.
"Вырвемся... Легко сказать! - Лихорадочно думал Николай, вжавшись в
землю за невысоким камнем, едва прикрывавшем их обоих от пуль - А как это
сделать, если засады рассчитаны на то, чтобы из них никто не вырвался?" -.
Но вслух он выдохнул совсем другое:
Вместе сходим...
Надо только подняться. - Жестко сказал лейтенант. - Пока нас тут всех
по одиночке не выгрызли. Надо подняться подняться!
- Надо!.. - Эхом отозвался он, но плохо представлял, как это "надо... -
Но ведь срежут, лейтенант...
Тот придвинулся ближе. Пули звонко и зло клевали скалы, рикошетировали
с холодящим сердце жужжанием.
- Пулемет один. - Сказал лейтенант. - Значит это не засада. Не ждали
они нас здесь. Он нас к земле прижимает. Дает своим время подойти. Не
вырвемся - все здесь останемся. Передай по цепи после второго разрыва
гранаты все броском к ручью...
"Он прав!.. - неожиданно и жестко сказал сам себе, - Надо встать, Иначе
- крышка".
А вслух хрипло выдохнул:
- Понял лейтенант. - Осторожно повернулся на бок, что бы голос его был
слышен тем, кто лежал справа громким шепотом:
- После второго разрыва гранаты все броском к ручью. Как поняли?
Спустя пару мгновений до него донеслось
- Поняли. Готовы.
- Все готовы, лейтенант. - Повернулся он к командиру.
Тот уже вытащил из кармашков разгрузки пару "эргэдэшек" и торопливо
разгибал усики на запалах.
- Готовы? - Услышав доклад Николая, командир группы на секунду замер,
словно собирался силами.
- Сейчас!..
"Значит ему тоже страшно..." - От этой мысли Николаю стало почему-то
легко. В голове прояснилось. "Всем страшно. "
- Ну!... - Лейтенант дождался короткой паузы в стрельбе и, быстро
приподнявшись над землей, вырвал кольцо и с силой швырнул сначала одну
гранату, а через пару секунд вторую. Тут же приник к земле. Вновь ударил
пулемет, но тут же поперхнулся разрывом. Умолк. Тут же ахнул второй.
Командир резко отжался от земли, вскочил на ноги.
- За мной! - Рявкнул он негромко! И, пригнувшись, побежал вправо по
склону.
За ним бросился Николай.
Весь мир сжался в узкую ленту, по которой он бежал. Камни, кусты, земля
под ботинками, хрип дыхания. Пулемет бил длинными очередями и пули змеями
шипели прямо у головы, рубили ветки вокруг, но он бежал как заговоренный,
ловя глазами спину лейтенанта.
"Будем жить! - билась в мозгу одна мысль - Будем жить! И в церковь
пойдем!"
...Они скатились в русло пересохшего ручья и потом еще два часа
отрывались от погони. Из того рейда не вернулось треть его группы...
- Забыть говоришь?.. - Николай загасил сигарету и посмотрел на Бориса.
И не найдя, что сказать, вышел из тамбура. Вагон сильно качало, а быть
может, это коньяк давал о себе знать. В купе он почти ввалился. За время
отсутствия Алла успела переодеться. В простом халате она была какая-то
домашняя, близкая. Повернувшись, улыбнулась Николаю.
- Накурились? Табачищем - то несет! Я с тех пор как бросила - запах
дыма не переношу. И вдруг предложила:
- Ну что, выпьем, что бы табак забить...
"Она сама предложила!" - Мелькнуло в голове и, тут же забыв о разговоре
в тамбуре, боясь, что она передумает, Николай быстро взял со стола бутылку.
...Колеса больше не протестовали.
- Что-то ребят долго нет. - Ставя стаканчик, задумчиво сказала Алла. -
Наверное, в вагон ресторан пошли на разведку. Для них слово "ресторан" как
красная тряпка для быка. Они их коллекционируют. Пол жизни в них просидели.
Но могли бы и нас позвать. - И Алла капризно поджала губы.
- А кто ваш муж? - глухо спросил Николай, и сам удивился собственной
смелости.
- Муж?.. - Она протянула это слово, словно взвешивая его на языке. -
Неудачник! Есть, оказывается, такая профессия. Точнее судьба. В общем,
хороший парень, но неудачник.
- А вы его любите? - Холодея от собственной наглости, выдавил он. Но
вопрос нисколько не смутил Аллу. Она откинула волосы назад. И, взбив их
ладонью, улыбнулась.
- Нет. Девчонкой была влюблена. А сейчас - нет. Он не мужчина. Тряпка.
По любому поводу бежит ко мне плакаться. Надоело уже за три года ему сопли
подтирать.
- А что не разводитесь?
- Зачем? Мне с ним удобно. Он как ребенок. Что ни скажу - все делает.
Ну и, кроме того, квартира на него оформлена. Его родители ее нам подарили.
Пока свою не куплю разводиться не буду.
Николай совсем запутался...
- И как же вы живете?
- То есть? - переспросила она. - Сплю я с ним. Ну, а на счет чувств
ничего не оговорено...
- А Михаил, Борис?
Михаил... - Она замялась. - Ну, в общем.., я сначала с ним
познакомилась. С подружкой в ресторан к нему ходили. А потом на одном пати я
с Борей встретилась... - Голос ее на мгновение дрогнул.
"С Борей... Значит, она с ним? - с глухой ревностью подумал он. - Так
вот значит что. А ты растекся как масло по сковородке..." Ее слова долетали
как издалека, все перед глазами начало плыть, в голове зашумело. И он понял,
что сильно пьян.
- ...0н удивительный человек. Таких как он, в нашей стране единицы. В
нем есть какая-то сила, перед которой невозможно устоять. Когда он с
Михаилом создал нашу фирму - никто не верил, что из этого, что-то выйдет, а
теперь мы известная фирма в Ростове. Он умеет так вдохновить людей, что
самые неверующие работают по двадцать пять часов в сутки. Но деньги для него
- ни что!
Ее словно прорвало, и она спешила засыпать его информацией о Борисе:
- Скольким людям он помог. А сейчас Боря мечтает открыть в городе клуб,
где будет собираться творческая элита - она сделала ударение на последнем
слове. - И можно будет свободно встречаться без оглядки на всякое быдло. Он
способен понять любого человека и говорить с любым.
Вот он с тобой говорил о Чечне, о войне. С уважением к тебе, к твоим
заслугам. А ты зняешь, он у нас в Ростове провел демонстрацию против
чеченской войны?
- То есть? - непонимающе переспросил Николай - Какую демонстрацию?
- Обычную. Всего несколько десятков человек. Мы стояли посреди города и
протестовали против этой бессмысленной войны. И это в нашем дремучем, сонном
Ростове...
- Так против чего демонстрация-то была? - Еще раз спросил Николай.
- Я же тебе сказала - против войны в Чечне. - Уже почти раздраженно
ответила Алла - Против того, что бы мы туда лезли. Против нашей оккупации.
Против того, что бы там бессмысленно гибли наши солдаты. Против геноцида
чеченцев. Мы требовали отдать под суд военных преступников, развязавших эту
войну.
В этот момент дверь открылась. В ярком свете коридора сначала
обозначился Борис, за ним Михаил. В руках у обоих были бутылки с пивом.
- Самолет летит - колеса стерлись! - Петрушечьим голосом выкрикнул
Борис. - Вы не ждали нас, а мы приперлись!
Его лицо плыло. Купе перед глазами кружилось.
"...Протестовал против Чечни" - Стучало в висках. - "Значит мы
оккупанты?" Николай вспомнил подорванный автобус, с детьми. "Значит, по его
мнению, это правильно?'' Он вспомнил, как на его глазах в мокрой яме под
корнями старого вяза у него на руках трудно умирал Антон Снегирев. Пуля
разорвала ему печень. Он истекал кровью, но до ближайших наших позиций было
больше десяти километров. Кругом было полно боевиков, и вызвать "вертушку"
было просто невозможно. '"Значит он погиб зря? Значит, мы все оккупанты?!"
- Ну, что затих герой? - Шутливо ткнул его в плечо Михаил.
- ...Бойцы вспоминают геройские дани и битвы, где вместе рубились они.
- Продекламировал Борис.
Николай тяжело поднял голову. Мысли ворочались как старые жернова.
- Да вот, говорят, ты против войны протестовал? Против нас
оккупантов...
Глаза Бориса мгновенно сузились, он отодвинулся.
- Это ты что ли лекцию провела? - Глухо бросил он Алле.
- Да, Борь, а что? Я же только правду - Растерянно произнесла
та.
- Ну, так что с оккупацией? - процедил Николай.
- Никак. - Мягко ответил Борис, - Ложись, отдохни. Алла немного
переборщила. Не будем из мухи слона делать.
- Вот как? - Николай зачем-то кивнул, - Слона! А как же с геноцидом
быть?
- Ну, вот что, герой! - Неожиданно вмешался Михаил - Хватит тут
духариться! Мы таких как ты видали. Не звени медалями. И мученика здесь не
изображай. На нас это не действует. Ты домой едешь. Живой здоровый. Так
радуйся, что ноги унес. Кому-то меньше повезло. Нажрался на халяву и теперь
тут выделываешься перед нами. Лезь в свою койку и дрыхни!
Николая мгновенно захлестнула волна какой-то дикой, неуправляемой
злобы.
- Да я тебя, сука, порву! - Он попытался вскочить и броситься на
толстяка, но ноги неожиданно подогнулись, и он неуклюже плюхнулся на диван.
"Боже, как я напился!" - Обжег его едкий стыд.
- Что? - Толстяк двинулся было к Николаю, но на дороге встал Борис.
- Брось! Не связывайся!
- Что не связывайся? - Завопил Михаил. - Этот "дембель" вшивый
возникать будет, а я молчать!?
Я сказал, брось! - Борис схватил Михаила за кисти рук.
Николай вновь попытался встать, но ноги окончательно отказались
повиноваться
и он упал боком на диван, больно стукнувшись лицом о край стола.
"Напился!"
- Сволочи вы! - хрипло выдохнул он.
Было обидно и противно. За себя, за свое бессилие, за унижение перед
этими...
- Николай, - Голос Бориса был неожиданно мягким и спокойным. - Ты
взрослый мужик. Давай-ка прекращать дебош. Нам еще только пьяного скандала
не хватает с милицией.
Николай посмотрел на Аллу. Она забралась с ногами на койку и
откинувшись к окну, молча наблюдала за происходящим.
- Ты хочешь встречи с милицией? - Спросил Борис.
Николай мотнул головой.
- Вот и славно! - Борис облегченно вздохнул и аккуратно присел на край
дивана. - Так вот, о словах Аллы. Во-первых, женщин надо меньше слушать. А
во-вторых, Николай, не обижайся и не злись, но ведь ты сам жертва этой
- Правда, Коля?
- Да это... - растерялся Николай - Наверное...
- Э, братец! Ты совсем в Чечне от нормальной жизни отвык. - Усмехнулся
Борис - Алла, поухаживай за нашим героем. Удели ему малую толику своего
женского обаяния. А то так до дому не отойдет. Уж за два года службы улыбку
симпатичной женщины он, наверное, заслужил?
- Я думаю, что он заслужил не только улыбку... - С легким вызовом
ответила она - В отличие от некоторых штатских.
- Пас! Пас! - Усмехнулся Борис. - Чего не было в коей биографии - того
не было. Не состоял. Не участвовал. Каюсь - банально отмазался от армии
медицинской справкой и тремя тысячами "уе" знакомому доктору, который эту
справку мне выписал. Ну не для меня эта "школа жизни".
Николай чувствовал, что стремительно пьянеет. Веки отяжелели. Теплые
медленные мысли в голове сгустились как дрожжевая квашня и наползали одна на
другую. Николай вдруг захотел сказать ребятам, как ему с ними хорошо и как
здорово, что они познакомились. Но смог только улыбнуться.
Все закончилось! Где-то там далеко остались горы, жара, усталость,
вечный пот. Он дома, в России и вокруг свои ребята.
"...улыбку симпатичной женщины" - неожиданно вспомнил он слова Бориса.
"Почему симпатичной!?"
- Алла, вы красивая! - Как издалека он услышал свой голос. Алла
внимательно и, как ему показалось, с каким-то интересом посмотрела него...
- Вот за это и надо поднять бокалы! - Пробасил над ухом Борис. Ну, что,
Мишель, съел? Два один в пользу женской красоты.
Опять утробно забулькала фляга.
"Не пей - Не пей!" - Вновь звонко простучали внизу колеса. Но Николай
опять их не послушался.
- Послушай, Коля... - После недолгой паузы вдруг спросила Алла - А ты
убивал... их?
Зеленые омуты смотрели прямо в душу...
..."Чича" он увидел неожиданно. Правильнее оказать, скачала, он заметил
синие кроссовки "Адидас", выглядывавшие из-за куста метрах в десяти ниже по
склону. Через мгновение он увидел и их обладателя - боевика в камуфляже
американской расцветки, лежащего к нему спиной за каменным зубом. Николай
мгновенно вскинул к плечу автомат и замер, готовый в любой момент
выстрелить, но обладатель кроссовок явно его не заметил. Он в бинокль
рассматривал дорогу, широкой черной лентой змеившуюся метрах в ста внизу.
У правой руки чечена лежал автомат, а прямо перед самым лицом, на куске
брезента стоял какой-то обмотанный синей изолентой брусок.
"Подрывная машинка!" - обожгла догадка, и Николай тут же сообразил кто
перед ним. "Подрывник"!
...Только вчера, в паре километров отсюда, на фугасе подорвался
бронетранспортер Внутренних Войск, погибло два солдата, а неделю назад на
этой же дороге был взорван микроавтобус местной школы. В нем погибло трое
школьников, и еще пятеро получили ранения. Тогда чеченцы устроили целый
митинг перед местной комендатурой. Провокаторы кричали из толпы, что это
русский спецназ специально ставит мины, на которых гибнут чеченские дети.
Едва не дошло до перестрелки.
Тогда же агентура донесла, что в этом районе работает подрывник из
отряда Гелаева, который месяц назад прорвался в этот район из Грузии. Отряд
его две недели гоняли по горам. Больше половины боевиков было уничтожено и
попало в плен. Саму банду ханкалинские начальники объявили по телевизору
"полностью разгромленной", но это было далеко не так. Оставшиеся гелаевцы
растворились в этих лесах, спрятались, затаились и теперь стали головной
болью для местных гарнизонов. В поисках остатков банды и тралила горы группа
"спецназа" Николая...
Это был тот самый подрывник.
Николай с каким-то мстительным интересом рассматривал, лежащего на
мушке врага. Вот "чич" полуобернулся, разглядывая что-то в стороне. Крепкая
шея, выразительный мужественный профиль - чечены красивые мужики.
Подобраться к боевику не было никакой возможности. Между ним и Николаем
лежала небольшая каменная осыпь, и любой шаг по ней сразу бы вызвал целый
поток щебенки. Кроме того, подрывник мог быть не один, и где-то рядом могли
быть другие боевики, прикрывавшие его или сидевшие в засаде. Доложить
командиру, который двигался вместе с группой в густом кустарнике метрах в
тридцати за спиной, он тоже не мог. За это время на дороге могла появиться
наша колонна.
И Николай просто держал боевика на прицеле, ожидая пока к нему подойдет
основная группа.
Так прошло несколько секунд. Неожиданно снизу, с дороги послышался шум
моторов, и из-за поворота на дорогу стали один за другим выползать
грузовики. Подрывник тот час схватил в руки подрывную машинку и замер. Надо
было действовать.
- Эй! - негромко окликнул чеченца Николай.
Боевик обернулся как ужаленный.
Все чувства сразу промелькнули в это мгновение на его лице. Удивление,
злость, растерянность. Николай смотрел прямо в его глаза. Ладонь чечена
растерянно шарила по блоку, выполняя еще ту, главную команду. И вдруг
синюшная бледность проступила сквозь смуглость лица, а в глазах, растворив
все чувства, появилось выражение какой-то собачей тоски и смертельного
ужаса. Он понял, что сейчас произойдет...
Тогда жалости не было.
...Это пришло и заставило скулы сжаться в камни, но уже через мгновение
пропало. Осталась только обида. "Зачем она вернула его туда? Что ей там
надо? Это не для нее!". Но слов выразить все полыхнувшее в душе не хватило,
и он только спросил, растерянно улыбаясь.
- А что бы вы хотели услышать?
Она опять долго смотрела не него.
"Зачем она на меня так смотрит?" - мучительно подумал он.
- Понимаешь... - Алла капризно, сжала губы и в углах вычертились
морщинки - Я просто пытаюсь понять. Вот мне - двадцать пять. Ты, наверное,
моложе меня года
на четыре. Моложе, а уже знаешь такое, чего на всю жизнь хватит. Ты
стрелял по людям, наверное, убивал. После всего этого просто невозможно
оставаться нормальным человеком. Ну, в смысле, обычным. Тем, кем был раньше.
Я пытаюсь понять, чем ты отличаешься от нас, от меня...
- Брось, Алка, что вцепилась в парня? - Борис легко сорвал кольцо
"открывашки" с банки пива, и, отхлебнув, закончил:
- ...Очень ему надо в воспоминаниях копаться! Ну, прямо как тебе о
твоем любимом муже говорить...
"Так значит она замужем..." - Подумал Николай. Это "замужем" почему-то
тоской отозвалось под сердцем. Ему стало грустно от того, что эта женщина
чужая. Чья-то жена. И глаза эти принадлежат другому.
- А кем вы работаете? - Задал первый пришедший в голову вопрос Николай.
- Я?.. - Алла на секунду замялась. - Бухгалтер - экономист в фирме. И
учусь на вечернем, в финансовой академии.
- ...Где мы ее и отловили. - Ухмыльнулся, молчавший все это время
Михаил. - Прибыль считает она как компьютер. Экономит - в основном
собственные нервы. А финансы любит всем сердцем!
- Ладно, пора перекурить! - предложил Борис.
...В тамбуре было морозно, и горько пахло угольной гарью. Внизу
размеренно и колокольно выстукивали стыки колеса.
.
- Я в армию в девяносто первом ушел. Попал в Ростов в штаб округа.
Служил поваром. - Выдохнув дым, сказал Михаил. - Скажу вам, не служба, а
курорт был! Пять раз в отпуске был. Домой, помнишь, Боря! - на новеньких
"жигулях" вернулся. Мы с нашим полковником за неделю столько зарабатывали,
сколько генерал за год не получит. Помню мой ротный, у которого я числился,
штуку "баксов" у меня одолжил...
- Это по контракту что ли тогда так платили? - Удивился Николай.
- По какому контракту? - Михаил снисходительно глянул на Николая. -
Тогда и слова такого не было. Я обычным "срочником" был. Забирали в армию
еще при комуняках, а дембельнулся уже при демократии. Просто время тогда
такое было - время непуганых идиотов. Эх, вернуться бы туда хотя бы на пару
месяцев, так сейчас бы богаче Березовского был бы...
- Или в могиле давно лежал бы. - Хмыкнул Борис.
- Да ладно тебе, Боря! Завидуешь просто. - От выпитого полное лицо
Михаила побагровело и стало похоже на недоспелый помидор. - Ты тогда в своей
институтской общаге за четвертак "курсовики" богатым чуркам делал. А я
помню, осенью девяносто второго за один день штуку "баксов" срубил. На округ
два вагона тушенки привезли. Мой начпрод с полковником из штаба тыла быстро
ей покупателей нашли. А вместо тушенки из "гэдээр" пригнали две фуры
собачьих консервов. Вот они мне и поставили задачу на собачьи консервы
клеить бумажки от тушенки. Мне этих бумажек целую коробку от телевизора
притащили. Продали они тушенку по доллару за банку. А меня наняли по пять
центов за банку менять наклейки. Ну, я, не будя дураком, пригнал на склад
взвод "чурок" молодых из "карантина" и они мне всю ночь за дополнительную
пайку масла эти банки хреначили. Двадцать тысяч банок накатали. Ровно на
"штуку". Мой прапор сначала - было уперся, мол, тебе и сотки "баксов" за
глаза хватит. Ну, тут я ему и выдал, мол, сотку свою себе в жопу засунь. А
если мне мои кровные до цента не отдашь, то завтра пойду в обэхээсэс. Тогда
и на нарах и без бабок окажешься.
Прапор ах позеленел. К полковнику побежал. Тот меня вызвал. Говорит, не
боишься, что по Дону с дырой в башке поплывешь. Я говорю - не боюсь. Я
честно деньги заработал. Вам помог. А ваш прапор их зажать хочет. Так бизнес
не делается.
Полковник подумал, потом говорит, ты, мол, молодец! Так и надо за свои
деньги драться. Стушуешься - сожрут и выплюнут. Иди, деньги все получишь.
Мы потом с полковником с этим еще много чего делали. Гениальный мужик
был. Жаль убили его...
- Во-во! - Сказал Борис. - Таких умных пуля быстро находит.
- Да случайно все вышло. По-дурости. - Огрызнулся Мишка - Уже перед
самым дембелем весной девяносто третьего он в Чечню толкнул вагон
мороженного мяса. Он там корешился с какой-то ихней шишкой. Типа, служил
раньше. А этот козел с ним рассчитался, и сам же своих черножопых бандюков
на него навел. Домой к нему завалились всей кодлой. Вместе с женой и сыном и
убили. Похороны были громкие. Командующий округом выступал...
- Нехера было с чеченами связываться! - Подытожил Борис.
- Да кто же знал. Друг вроде, в десны целовались... - Вздохнул Михаил.
- А собачью тушенку кому толкнули? - Задал мучавший его вопрос Николай.
- Да никому ее не толкали. Войска все сожрали. Тогда из Европы в наш
округ столько дивизий понагнали, что только успевали эшелоны разгружать. Их
в голое поле выбрасывали. Ни домов, ни казарм, ни боксов, ни столовых - одни
палатки, да полевые кухни. А в этих котлах - один хрен, что собачьи
консервы, что тушенка, что вырезка - все в вату разваривается...
...На душе вдруг стало гадливо, словно он со всего размаха вляпался во
что-то осклизлое и вонючее. Николай молча смотрел на толстяка: "Вот же
шкура! Ворюга..." Но тот, видимо, каким-то шестым чутьем уловил настроение
Николая. Осекся. Затянулся сигаретой. И, уже почти оправдываясь, закончил:
- ...Я-то что? Я просто солдат был. Мне приказали, я сделал. Воровал-то
не я.
- Но бабки-то ты получил. - Не сдержался Николай.
- И что с того? А ты, можно подумать, отказался бы? - Неожиданно
вскинулся Михаил. - Вот, мы какие честные! Да я до армии два года в одних
штанах ходил и в деревенской телогрейке. У меня батя алкаш запойный был. А
нас у матери трое. Она воспиталкой в детсаду работала. Я старший. Я потому с
четырнадцати лет в кулинарное ПТУ ушел, что бы младших хоть как-нибудь
прокормить.
Я что ли воровал? Офицерье воровало. Миллионами хапали. У нас в штабе
один генерал сто "нулевых" КамАЗов с базы хранения армянам загнал. И ничего.
Из армии только выперли. Я, если хочешь знать, пайки масла у своих пацанов
за службу не утянул и другим не давал. А на дембель такой банкет своей роте
устроил, какой в Кремле не бывает.
Да, я заработал бабки!
Так время такое было. Эпоха первоначального накопления капитала, как в
учебниках пишут. Каждый крутился, как мог. Мне о своей семье надо было
думать. Я вернулся, а батя мой с циррозом печени в Воскресенской больничке
доходил. Мать все деньги на него тратила. У младших одежды зимней не было.
Через месяц после дембеля батя помер. И если бы не я - так все бы в нищете и
передохли. Всех на ноги поднял. Брат институт заканчивает. Программист
такой, что уже сейчас в штаты зовут работать. Сестру в юридический в этом
году определил.
Моя совесть спокойна...
- Ладно! Хватит тебе тельняшку на груди рвать. - Вмешался Борис. - А
ты, Коля, где собираешься работать?
Николай подавил в себе раздражение. "Шут с ним! Какое мне дело, где и
как он бабки сделал. Я не прокурор и не следователь..."
- Вернусь к себе, в поселок. Пойду опять в клуб работать. Киномеханик
я... - И Николай как наяву увидел свою свежее побеленную чистую аппаратную
диски лент в коробках. Треск работающих аппаратов. Убегающий к экрану
разноцветный жгут лучей за маленьким окошечком...
- Копейки считать! - Михаил даже сплюнул на пол. - Да ты, братан, цену
себе не знаешь. У тебя теперь с этой штукой, - он ткнул пальцем в медаль -
все пути открыты. Ты же "проверенный кадр". В "ментовку" иди. В ГАИ,
например. Нормально заколачивать будешь. А то к "братве" какой прибейся. Там
пацаны с боевым опытом ценятся. Такие деньги будешь грести!
- Что же, все на деньги мереть? - Сглотнув злую сухость во рту, спросил
Николай. Толстяк все больше начинал раздражать его.
- Ладно, Коля, ты тоже давай в "исусики" не записывайся. - Голос Борис
вдруг налился жесткой силой. - Можно подумать вы там, в Чечне как по писанию
жили. И денег у вас не было, и стоял полный коммунизм. В газетах и по
телевизору знаешь сколько всего на эту тему было? И как "зачистки" за деньги
отменяли, и как боевиков за доллары из окружения выводили, и как оружием
торговали. Знаем...
Ты парень нормальный, но не надо нас всех здесь за дерьмо считать. Тебе
досталась война. Нам нет. Ну и что? Ты вон на Мишку окрысился, за его
рассказ. А у него, кстати, тоже своя медаль есть, "За спасение утопающих".
Он два года назад девочку из полыньи вытащил. Себе почки так посадил, что
его самого еле выходили. Алка два раза кровь сдавала, когда надо было срочно
одну женщину на работе спасать. - Борис словно читал мысли Николая и спешил
их развеять. - Никто все деньгами не меряет. Но деньги это... Ну, как
сказать?... Это градусник человека в обществе. Понимаешь? Дурак, тот, кто
становится их рабом. А умный с помощью денег свою жизнь лучше делает, и
жизнь своих близких. Вот мы организовали фирму. У нас двенадцать человек
работает. Всем зарплату платим, причем не маленькую. А если посчитать всех
жен и детей, то мы втроем полсотни человек кормим своим делом. И, заметь, в
очередь за орденами не лезем...
Волна гневе прошла, и Николай уже пожалел, что вспылил.
- Понимаешь - Примирительно сказал он. - Мне пока ваша жизнь мало
понятна. Я год
пробыл там, где за деньги жизнь и дружбу не купишь. И что бы там по
"телеку" не показывали, а жили мы совсем по другим законам. Воевали не по
прейскуранту и не за зарплату...
- Знаешь, Коля, только без обиды. - Мишка ловко подкурил от одной
сигареты вторую - Забудь ты свою Чечню! И чем скорее, тем лучше. Привыкай к
новой жизни. Она другая. Здесь, крутиться надо. И старшина тебя утром за
ручку на завтрак не поведет. Самому на хлеб с маслом приходится
зарабатывать. Только, кстати, здесь дружбу тоже за "бабки" не покупают. Она
и здесь в деле рождается. Причем часто в таком, что и на войне не снилось.
Одна ошибка и ты труп. Как у сапера.
- Ты живим, здоровым едешь в свой поселок, при медали. - Добавил Борис
- Ты же герой. Небось, выйдешь там на улицу и все девочки твои! - Он
мечтательно вздохнул. - На юга махни, развейся. Море. Солнце. А войну оставь
тем, кому это предстоит. Ты свое отпахал...
...Пулемет бил почти в упор. Метров с пятидесяти. Короткими,
расчетливыми, но почти без пауз очередями. Пулеметчик знал свое дело. Нельзя
было поднять головы переползти . Группа была просто распята среди камней
склона, по которому шла.
- Слышишь, Колян, - голос ком группы Петрова был хриплым и срывающимся.
- Вырвемся - богу свечку поставлю! В церковь пойду.
"Вырвемся... Легко сказать! - Лихорадочно думал Николай, вжавшись в
землю за невысоким камнем, едва прикрывавшем их обоих от пуль - А как это
сделать, если засады рассчитаны на то, чтобы из них никто не вырвался?" -.
Но вслух он выдохнул совсем другое:
Вместе сходим...
Надо только подняться. - Жестко сказал лейтенант. - Пока нас тут всех
по одиночке не выгрызли. Надо подняться подняться!
- Надо!.. - Эхом отозвался он, но плохо представлял, как это "надо... -
Но ведь срежут, лейтенант...
Тот придвинулся ближе. Пули звонко и зло клевали скалы, рикошетировали
с холодящим сердце жужжанием.
- Пулемет один. - Сказал лейтенант. - Значит это не засада. Не ждали
они нас здесь. Он нас к земле прижимает. Дает своим время подойти. Не
вырвемся - все здесь останемся. Передай по цепи после второго разрыва
гранаты все броском к ручью...
"Он прав!.. - неожиданно и жестко сказал сам себе, - Надо встать, Иначе
- крышка".
А вслух хрипло выдохнул:
- Понял лейтенант. - Осторожно повернулся на бок, что бы голос его был
слышен тем, кто лежал справа громким шепотом:
- После второго разрыва гранаты все броском к ручью. Как поняли?
Спустя пару мгновений до него донеслось
- Поняли. Готовы.
- Все готовы, лейтенант. - Повернулся он к командиру.
Тот уже вытащил из кармашков разгрузки пару "эргэдэшек" и торопливо
разгибал усики на запалах.
- Готовы? - Услышав доклад Николая, командир группы на секунду замер,
словно собирался силами.
- Сейчас!..
"Значит ему тоже страшно..." - От этой мысли Николаю стало почему-то
легко. В голове прояснилось. "Всем страшно. "
- Ну!... - Лейтенант дождался короткой паузы в стрельбе и, быстро
приподнявшись над землей, вырвал кольцо и с силой швырнул сначала одну
гранату, а через пару секунд вторую. Тут же приник к земле. Вновь ударил
пулемет, но тут же поперхнулся разрывом. Умолк. Тут же ахнул второй.
Командир резко отжался от земли, вскочил на ноги.
- За мной! - Рявкнул он негромко! И, пригнувшись, побежал вправо по
склону.
За ним бросился Николай.
Весь мир сжался в узкую ленту, по которой он бежал. Камни, кусты, земля
под ботинками, хрип дыхания. Пулемет бил длинными очередями и пули змеями
шипели прямо у головы, рубили ветки вокруг, но он бежал как заговоренный,
ловя глазами спину лейтенанта.
"Будем жить! - билась в мозгу одна мысль - Будем жить! И в церковь
пойдем!"
...Они скатились в русло пересохшего ручья и потом еще два часа
отрывались от погони. Из того рейда не вернулось треть его группы...
- Забыть говоришь?.. - Николай загасил сигарету и посмотрел на Бориса.
И не найдя, что сказать, вышел из тамбура. Вагон сильно качало, а быть
может, это коньяк давал о себе знать. В купе он почти ввалился. За время
отсутствия Алла успела переодеться. В простом халате она была какая-то
домашняя, близкая. Повернувшись, улыбнулась Николаю.
- Накурились? Табачищем - то несет! Я с тех пор как бросила - запах
дыма не переношу. И вдруг предложила:
- Ну что, выпьем, что бы табак забить...
"Она сама предложила!" - Мелькнуло в голове и, тут же забыв о разговоре
в тамбуре, боясь, что она передумает, Николай быстро взял со стола бутылку.
...Колеса больше не протестовали.
- Что-то ребят долго нет. - Ставя стаканчик, задумчиво сказала Алла. -
Наверное, в вагон ресторан пошли на разведку. Для них слово "ресторан" как
красная тряпка для быка. Они их коллекционируют. Пол жизни в них просидели.
Но могли бы и нас позвать. - И Алла капризно поджала губы.
- А кто ваш муж? - глухо спросил Николай, и сам удивился собственной
смелости.
- Муж?.. - Она протянула это слово, словно взвешивая его на языке. -
Неудачник! Есть, оказывается, такая профессия. Точнее судьба. В общем,
хороший парень, но неудачник.
- А вы его любите? - Холодея от собственной наглости, выдавил он. Но
вопрос нисколько не смутил Аллу. Она откинула волосы назад. И, взбив их
ладонью, улыбнулась.
- Нет. Девчонкой была влюблена. А сейчас - нет. Он не мужчина. Тряпка.
По любому поводу бежит ко мне плакаться. Надоело уже за три года ему сопли
подтирать.
- А что не разводитесь?
- Зачем? Мне с ним удобно. Он как ребенок. Что ни скажу - все делает.
Ну и, кроме того, квартира на него оформлена. Его родители ее нам подарили.
Пока свою не куплю разводиться не буду.
Николай совсем запутался...
- И как же вы живете?
- То есть? - переспросила она. - Сплю я с ним. Ну, а на счет чувств
ничего не оговорено...
- А Михаил, Борис?
Михаил... - Она замялась. - Ну, в общем.., я сначала с ним
познакомилась. С подружкой в ресторан к нему ходили. А потом на одном пати я
с Борей встретилась... - Голос ее на мгновение дрогнул.
"С Борей... Значит, она с ним? - с глухой ревностью подумал он. - Так
вот значит что. А ты растекся как масло по сковородке..." Ее слова долетали
как издалека, все перед глазами начало плыть, в голове зашумело. И он понял,
что сильно пьян.
- ...0н удивительный человек. Таких как он, в нашей стране единицы. В
нем есть какая-то сила, перед которой невозможно устоять. Когда он с
Михаилом создал нашу фирму - никто не верил, что из этого, что-то выйдет, а
теперь мы известная фирма в Ростове. Он умеет так вдохновить людей, что
самые неверующие работают по двадцать пять часов в сутки. Но деньги для него
- ни что!
Ее словно прорвало, и она спешила засыпать его информацией о Борисе:
- Скольким людям он помог. А сейчас Боря мечтает открыть в городе клуб,
где будет собираться творческая элита - она сделала ударение на последнем
слове. - И можно будет свободно встречаться без оглядки на всякое быдло. Он
способен понять любого человека и говорить с любым.
Вот он с тобой говорил о Чечне, о войне. С уважением к тебе, к твоим
заслугам. А ты зняешь, он у нас в Ростове провел демонстрацию против
чеченской войны?
- То есть? - непонимающе переспросил Николай - Какую демонстрацию?
- Обычную. Всего несколько десятков человек. Мы стояли посреди города и
протестовали против этой бессмысленной войны. И это в нашем дремучем, сонном
Ростове...
- Так против чего демонстрация-то была? - Еще раз спросил Николай.
- Я же тебе сказала - против войны в Чечне. - Уже почти раздраженно
ответила Алла - Против того, что бы мы туда лезли. Против нашей оккупации.
Против того, что бы там бессмысленно гибли наши солдаты. Против геноцида
чеченцев. Мы требовали отдать под суд военных преступников, развязавших эту
войну.
В этот момент дверь открылась. В ярком свете коридора сначала
обозначился Борис, за ним Михаил. В руках у обоих были бутылки с пивом.
- Самолет летит - колеса стерлись! - Петрушечьим голосом выкрикнул
Борис. - Вы не ждали нас, а мы приперлись!
Его лицо плыло. Купе перед глазами кружилось.
"...Протестовал против Чечни" - Стучало в висках. - "Значит мы
оккупанты?" Николай вспомнил подорванный автобус, с детьми. "Значит, по его
мнению, это правильно?'' Он вспомнил, как на его глазах в мокрой яме под
корнями старого вяза у него на руках трудно умирал Антон Снегирев. Пуля
разорвала ему печень. Он истекал кровью, но до ближайших наших позиций было
больше десяти километров. Кругом было полно боевиков, и вызвать "вертушку"
было просто невозможно. '"Значит он погиб зря? Значит, мы все оккупанты?!"
- Ну, что затих герой? - Шутливо ткнул его в плечо Михаил.
- ...Бойцы вспоминают геройские дани и битвы, где вместе рубились они.
- Продекламировал Борис.
Николай тяжело поднял голову. Мысли ворочались как старые жернова.
- Да вот, говорят, ты против войны протестовал? Против нас
оккупантов...
Глаза Бориса мгновенно сузились, он отодвинулся.
- Это ты что ли лекцию провела? - Глухо бросил он Алле.
- Да, Борь, а что? Я же только правду - Растерянно произнесла
та.
- Ну, так что с оккупацией? - процедил Николай.
- Никак. - Мягко ответил Борис, - Ложись, отдохни. Алла немного
переборщила. Не будем из мухи слона делать.
- Вот как? - Николай зачем-то кивнул, - Слона! А как же с геноцидом
быть?
- Ну, вот что, герой! - Неожиданно вмешался Михаил - Хватит тут
духариться! Мы таких как ты видали. Не звени медалями. И мученика здесь не
изображай. На нас это не действует. Ты домой едешь. Живой здоровый. Так
радуйся, что ноги унес. Кому-то меньше повезло. Нажрался на халяву и теперь
тут выделываешься перед нами. Лезь в свою койку и дрыхни!
Николая мгновенно захлестнула волна какой-то дикой, неуправляемой
злобы.
- Да я тебя, сука, порву! - Он попытался вскочить и броситься на
толстяка, но ноги неожиданно подогнулись, и он неуклюже плюхнулся на диван.
"Боже, как я напился!" - Обжег его едкий стыд.
- Что? - Толстяк двинулся было к Николаю, но на дороге встал Борис.
- Брось! Не связывайся!
- Что не связывайся? - Завопил Михаил. - Этот "дембель" вшивый
возникать будет, а я молчать!?
Я сказал, брось! - Борис схватил Михаила за кисти рук.
Николай вновь попытался встать, но ноги окончательно отказались
повиноваться
и он упал боком на диван, больно стукнувшись лицом о край стола.
"Напился!"
- Сволочи вы! - хрипло выдохнул он.
Было обидно и противно. За себя, за свое бессилие, за унижение перед
этими...
- Николай, - Голос Бориса был неожиданно мягким и спокойным. - Ты
взрослый мужик. Давай-ка прекращать дебош. Нам еще только пьяного скандала
не хватает с милицией.
Николай посмотрел на Аллу. Она забралась с ногами на койку и
откинувшись к окну, молча наблюдала за происходящим.
- Ты хочешь встречи с милицией? - Спросил Борис.
Николай мотнул головой.
- Вот и славно! - Борис облегченно вздохнул и аккуратно присел на край
дивана. - Так вот, о словах Аллы. Во-первых, женщин надо меньше слушать. А
во-вторых, Николай, не обижайся и не злись, но ведь ты сам жертва этой