- Ух ты! Я и не знал. - словно бы и не замечая ее раздражения, изумился
Лазаренко. - Так мы с тобой значит почти что коллеги. Это надо обмыть!
Вновь забулькала фляга...
- Так ты в каком хоре пела? - вернулся к теме Толян.
- Сначала в районном, потом в областном.
- А чего бросила? Голос то у тебя о-го-го!
Я думал повариха замнет болезненную для себя тему, но она неожиданно
разговорилась:
- Четыре года назад мужа машина сбила. Год пластом пролежал
парализованный, только глазами и моргал. Потом преставился. И куда мне было
в хоре на шестьсот рублей его и двух детей тащить? Вот и пошла в столовую
при военторге. Там хоть зарплата и не большая, но продукты есть. А что мне
еще-то надо? Только детей накормить, да из одежки им чего прикупить...
В кабине повисло томительное молчание.
Но Лазаренко не зря был начальником клуба. Смутить его было просто
невозможно.
- Ну, тогда давай помянем твоего мужика и всех наших ребят погибших
здесь. Как раз третий тост...
Когда мы закусывали к борту, наконец, подкатил знакомый КамАЗ.
- Приехали! - радостно бросил я и выскочил из кабины.
Вместе с Эриком, "зампотехом" и бойцами, выделенными на разгрузку, из
кузова КамАЗа на бетонку спрыгнули два майора в свежих чистеньких
"полевухах". Явно контрастируя с военным пейзажем, в руках майоров болтались
"дипломаты".
- Обана! А куда это наши "финики" намылились? - удивился начклуба.
"Финики" - финансисты на военном жаргоне...
- У них сейчас проверка из Москвы идет. - Ответила Света - Мы ее третий
день поим. А наши в это время мечутся по группировке, хвосты подчищают...
Пока бойцы под командованием Эрика и командира экипажа осторожно
выгружали ящики с запчастями и заносили в вертолет, я вкратце доложил
зампотеху "расклад".
- ...Она, конечно, не Мишель Пфайфер, но баба душевная. А красавицы,
сами знаете, здесь бесхозными и дня не бывают...
- Ладно, пошли взглянем на твою "душевную"...
Перед "батоном" он остановился как вкопанный.
- Это ты называешь "душевная"?
- Я же сказал - какая была! - хмуро ответил я. - И вообще, сутенер не
моя профессия. Надо было замполита вызывать. Вот пусть он досугом и
занимается....
- Да, Абрютин, не ожидал я от тебя. - протянул зампотех, словно бы и не
слыша моих объяснений. - Притащить другу такого крокодила - это ж как надо
его не любить? А ведь он так тебе верил. Весь день как на иголках, аж
подпрыгивал, вот, мол, Леха для меня расстарается. Даже и не знаю, что с ним
будет, когда он ее увидит...
Последние его слова утонули в свисте запускаемого вертолетного
двигателя и в это же мгновение из-за кузова "КамАЗа" появился Эрик. В кабине
"батона" он увидел повариху, и сразу все понял. На его лице появилось
мучительно-задумчивое выражение, какое бывает у человека, которому на голову
упало куриное яйцо...
Наконец он справился с собой. И, засунув руки в карманы, куртки подошел
к нам.
- Извини, Эльф, все что было!
Он посмотрел на меня, как на человека только что разбившего любимую
пивную кружку.
- Ладно, Эрик, я все понял. Глупо все получилось. Но у меня,
действительно, здесь ни одной знакомой бабы нет. Сейчас я ее отправлю. Еще
раз извини...
Я уже, было, повернулся к "батону", когда меня остановил Эрик.
- Стой! Погоди отправлять... - он еще раз оценивающе посмотрел на
повариху, словно решая что-то про себя, наконец, видимо решившись
окончательно, глубоко вздохнул.
- А-а! Давай! Пойдет. В конце - концов, дырки поперек ни у кого нет.
Только куда мне с ней идти? Не здесь же?
- Может быть в "вертушке". Там вроде в салоне брезент лежал в корме. -
предложил "зампотех".
- А летуны разрешат?
- Ну, если договоримся... - протянул "зампотех" задумчиво. - Они, чай,
тоже мужики. Поймут. Кто будет с командиром договариваться?
- Я точно пас! Кто я для него? Вы хоть по званию равны. Вам и
договариваться. - сразу открестился от этой авантюры я.
- Ладно. Чего зря время терять. - решился "зампотех" и направился к
вертолету. Минуты две он, оживленно жестикулируя, разговаривал с командиром.
Видно было, что тот только отрицательно машет головой и трясет у "зампотеха"
перед лицом рукой с часами. Но и "зампотех" что-то не мене энергичное
втолковывал ему. Наконец, видимо тот сдался и махнул рукой и тот час Антоныч
махнул мне - Выводи!
Из кабины на бетонку выпрыгнул растерянный брот-техник и сердито
одернув куртку ушел куда-то за корму.
- Пошли, Света! - сказал я, пряча глаза поварихе.
- Куда? - не поняла она.
- В вертушку. Не здесь же у всех на виду этим заниматься?
- А там что, не на виду? - зло бросила она.
- Ну, там кабина все- таки, закрыто все...
Она посмотрела на меня, с такой брезгливой ненавистью, что мне
захотелось прямо здесь провалиться под землю. Но из кабины все же вылезла и
зло хлопнув дверью пошла к "вертушке" мимо ничего не понимающей публики. Ей
во след почти бегом направился Эрик. Догнал ее у кабины и попытался
поддержать под локоть, но повариха словно бы и не замечая его торопливо
поднялась по лесенке и скрылась в кабине, за ней юркнул Эрик...
"Финики" тоже, было, похватали с бетонки свои "дипломаты" и направились
к вертушке, но на полпути были остановлены борттехником, который что-то им
эмоционально объяснил, после чего "финики" ошарашено повернулись в нашу
сторону, разглядывая нас так, словно узнали в нас родню Басаева...
...Свистел двигатель. Ветертрепал нашу форму. Топтались на бетонке в
унылом ожидании "финики". Борт-техник нервно курил у края бетонки. Время
тянулось как резиновое.
- Да, такого я еще в своей жизни не видел. - Услышал я Лазаренко. -
Теперь вся Ханкала еще месяц только об этом и будет говорить. "Финики" всем
растрезвонят...
Минута проходила за минутой, но никто из кабины не показывался.
- Что они там, склещись что ли? - уже не скрывал своей злости начклуб.
- Блин, вот же нашел я себе приключение...
И здесь, наконец, в проеме двери показалась Света. Запахнув полы
куртки, она торопливо спустилась на бетонку, и как-то враз поникнув, опустив
голову, почти бегом припустила к нам. Все как по команде повернулись в нашу
сторону. Я почувствовал, как жар заливает мое лицо.
"Твою дивизию! Вся эта шушера теперь точно решит, что какой-нибудь
местный сутенер. А мне же ей еще деньги надо отдать..."
И здесь из кабины появился Эрик.
Застегивая офицерский ремень на ватнике, он неторопливо и торжествующе
обвел взглядом стоянку. На его лице блуждала удовлетворенно-отсутствующая
улыбка. Эрик просто купался в нирване. Сейчас он больше всего походил на
счастливого щенка - подростка, дорвавшегося первый раз до суки. Лихо сбежав
на бетон, он вскинул руку, и, словно поймав над головой какою-то ручку,
дернул ее вниз.
- Готов... - уже без неприязни - есть все же мужская солидарность! -
протянул Лазаренко. - Ну, все, Еремеев, теперь твой дружок у меня по гроб
жизни в должниках ходить будет. Без уха на Ханкале пусть не появляется...
- Поехали отсюда! - подойдя к нам, коротко бросила начклубу Света,
открывая дверь в "батон". - Я тебя очень прошу, поехали быстрее!
- Хорошо, Светик, уже едем. - осклабился Толик. - Один момент... Ладно,
Лелек, бывай! До встречи!
- Подожди! - вдруг вспомнил я о главном. - Сунув руку в карман, я
нащупал перехваченную резинкой пачку денег. Вытянул их и, распахнув дверь
кабины, воровато прикрываясь от зрителей за спиной, протянул поварихе.
- Держи, Света. Извини за все. Так уж вышло... Сам не думал, что так
получится. Спасибо тебе. Возьми деньги...
Но она зло отбросила мою руку и отвернулась в сторону.
- Да пошли вы все! Сволочи...
И вновь горячий стыд опалил мне щеки.
- ...Дверь закрой! - она почти оттолкнула меня, и хлопнула дверью перед
моим носом.
Я повернулся к Лазаренко. В его глазах промелькнула растерянность.
- Слушай, отдай ей потом.- Я протянул ему деньги. - Хорошо? Не
забудешь?
- Может мне еще к ней кассиром устроиться? - взвился начклуб.
- Ладно тебе, Толя. Видишь же, что она обиделась. А так, как-то не
честно. Мы же договаривались. Отдай потом...
Вместо ответа он молча сунул деньги в карман, и, распахнув дверцу,
запрыгнул на сиденье рядом с водителем.
- Все! Бывай! - Бросил он уже из кабины. И тут же скомандовал: -
Поехали!
- Не забудешь, Толян?
Но Лазаренко уже не слышал меня.
Взревел мотор и "батон" сорвался с места.
- ...Абрютин! - услышал я сквозь шум винтов крик зампотеха. - Давай
быстрее!
И, круто развернувшись на каблуках, я рванул к "вертушке", где
борт-техник уже нагнулся за лесенкой...
Весь путь в отряд мы молчали. Говорить было не о чем. Эрик блаженно
дрых, натянув на глаза шапку. "Финики" весь полет с плохо скрываемым
презрением поглядывали в мою сторону. Мне, честно говоря, было все похрену.
Устал я за этот день. Дико устал...
...А еще через месяц наш отряд срочно выдернули с гор и бросили в
Грозный, который уже третьи сутки был захвачен боевиками.
К Грозному мы вышли только под вечер, сбив по дороге две чеченских
засады, которые просто не ожидали появления такой силы и явно готовились
лишь к перехвату слабо вооруженных "транспортников".
У залепленной грязью палатки - временного штаба "вэвэ" - внутренних
войск колонна остановилась. Командир с начальником штаба спрыгнули с брони
и, пройдя мимо вытянувшегося часового, скрылись внутри палатки. Их не было
минут десять.
Со стороны города часто ухали взрывы, дробно молотили "крупняки",
частили, скрещивались, слоились друг на друга пулеметно-автоманые очереди.
- Да... - Протянул за спиной кто-то из моих бойцов. - А мочилово-то там
идет по-взрослому. Чую огребем мы там не по-детски.
- Заткнись, да! - оборвал его замкормгруппы Цамаев, сержант-осетин,
оставшийся весной после "срочки" по контракту. - Ныть мамэ в сиськи
будэшь... - с небольшим акцентом бросил он.
- Я не ною. - узнал я голос Плещеева, снайпера, только-только
разменявшего второй год службы. - Я лишь констатирую...
Плещеев призвался из Питера после второго курса института и любил
козырнуть научными словечками.
- ...Мало нам там не покажется. Какие же уроды "чечей" в Грозный
пропустили? Сколько же за это денег хапнули?
- У тебя будэт возможность - отозвался Цамаев - у Басаэва спросить,
сколько он заплатыл за этот штурм. Если он, конэчно, тэбе раньше яйца нэ
отрэжет...
В это время из палатки на улицу вышла целая группа военных, среди
которых был и наш командир. Все направились к нам. Впереди шагал худой
высокий генерал в редком для этой войны галифе с лампасами. Видно
только-только из Москвы.
Генерал был явно не в духе. Он что-то жестко говорил, семенившему за
ним полковнику, рубя ладонью воздух.
Наконец вся свита подошла к нам.
Генерал обвел глазами, сидящих перед ним на броне спецназовцев.
- Ну что, бойцы, как настроение? - неожиданно зычно гаркнул он.
Мы растерянно замерли. Уставного ответа на такой вопрос не было, а
панибратствовать с генералом ни у кого желания не возникло. Наконец кто-то
из еще не "обмявшихся" первогодков пискнул:
- Нормальное!...
Генерал еще сильнее посуровел.
- Как, бойцы, сможем боевикам задницу надрать? Они, мерзавцы, в
нарушение всех договоров ворвались в город. Насильничают, убивают. Наши
товарищи там, в окружении дерутся. Наш президент приказал уничтожить
мерзавцев! Не подведем, братцы?
- А кто же их в город-то запустил? - вдруг хмуро спросил генерала с
соседнего "бэтра" комгруппы Антонов. За спиной генерала Сергеич
недвусмысленно показал Антонову кулак.
Но генерал словно бы и не услышал вопроса. Он повернулся к командиру.
- Так, сейчас кормите людей, потом готовьте технику и оружие. К шести
утра отряд должен быть готов к выдвижению.
- Все понял, товарищ генерал! К шести утра отряд будет готов. - со
сдержанным "спецназовским" достоинством откликнулся Сергеич.
- Хорошо! - явно помягчал генерал. - Я знаю, что на вас можно
положиться.
Он уже развернулся, что бы идти к палатке, как вдруг его взгляд упал на
"семьдесят двойку" Эрика, стоявшую в колонне. В глазах генерала мелькнуло
удивление.
- А это еще что это за танк? Откуда он?
- Это наша машина, товарищ командующий... - ответил Сергеич.
...Пока командир объяснял, откуда к нам попала "семьдесят двойка"
генерал нетерпеливо постукивал себя шомполом по жарко начищенному сапогу. Не
дослушав объяснения до конца, он перебил Сергеича.
- Так, я все понял. Никаких диких танков мне здесь не надо. Паршутин,
сколько вы получили от армейцев машин? - повернулся он к сопровождавшему его
полковнику.
- Роту, товарищ генерал. Но в ней только семь танков.
- Забирайте туда и этот. Будет восемь. Рота наша главная ударная сила!
- Есть!
- Товарищ подполковник, вам приказ понятен? - генерал уперся хмурым
взглядом в Сергеича.
- Так точно, товарищ генерал! Но танк этот с нами уже семь месяцев. -
Сергеич словно бы и не заметил генеральской раздраженности, и продолжал
гнуть свое - У нас отличное взаимодействие, слаженность. Разрешите его
оставить с отрядом?
- Отставить! - в голосе генерала зазвенела "предгрозовая" истеричность.
- Решение принято! Нечего силы распылять! Сейчас не та обстановка! "Духи"
дожимают нашу окруженную группировку. Сейчас все надо бросит на деблокаду
наших. И вашим "спецам" тоже в стороне отсидеться не придется. Выполняйте
приказ!
...Утром мы вошли в западный пригород Грозного, а вечером, после
очередного разгрома из Москвы, танковую роту кинули на прорыв чеченской
обороны в районе горбольницы.
Как уже потом мы узнали, роту отправили в бой под прикрытием какого-то
ОМОНа, который при первом же обстреле залег и дальше не пошел. Но танкисты,
вырвавшиеся вперед, этого не знали, и, продолжали выполнять приказ,
продвигаясь к центру города, где дрались в окружении наши части. На подходе
к стадиону, всего в километре от комплекса зданий, где оборонялись наши,
рота попала в засаду.
К комендатуре, где находилась администрация города и рота охраны штаба,
прорвался только один танк.
Конечно, мы верили, что это был Эрик. Ведь везения и чутья у него было
на троих.
...А еще через сутки, когда Грозный уже был окружен плотным кольцом
войск, и, отозванный срочно из отпуска армейский командующий предъявил
боевикам ультиматум, вдруг, пришел приказ из Москвы немедленно прекратить
все боевые действия. В эту же ночь из Москвы прилетел отставной десантный
генерал Воронов, пробившийся не задолго до этого в очередные фавориты
Кремля, и, отстранив все командование, уселся за стол переговоров с лидером
боевиков Масхадовым. На следующее утро мы узнали, что Воронов принял все
условия, выдвинутые Масхадовым, и русские начинают немедленный вывод своих
войск из Чечни. Война закончилась...
Боевики смеялись нам в лицо:
- Ми купылы ваш Крэмл! Собралы чемадан зэлэнью. И отвэзлы прямо в
Крэмл. А то нам совсэм вай-вай прыходыл. Гранат заканчывлся, патрон
заканчывался, мын заканчивался. Спасыбо Москве, спаслы нас!
* * *
...На Ханкале я вновь увиделся с Лазаренко.
Начклуба лежал в госпитале. Шальная пуля оторвала ему палец на правой
руке, и теперь он хандрил на больничной койке.
- Вот козлы! Все продали! Всех сдали! Лелек, разве это правительство?
Разве это президент? Гондоны они штопанные, а не правители!..
Меланхолия Лазаренко усугублялась тем, что его клуб, который он с
любовью и усердием собирал целый год, по договору передавался со всем
имуществом чеченам. И его любимый бильярд, и вся аппаратура для ансамбля, и
киноустановка с новейшим звуком, и даже "внештатная" баня - все это теперь
становилось добычей боевиков.
- Сожгу все к едреней матери! Хрен что они у меня получат!
Я дипломатично помалкивал о том, что в клубе уже давно сидели
"наблюдатели" со стороны боевиков, которые должны были наблюдать за выводом
войск и передачей оставляемого по "мирному договору" имущества "свободной
Ичкерии".
Думаю, что Лазаренко и сам это знал, но самолюбие не давало смириться с
неизбежным.
- Кстати, Абрютин, а где обещанное ухо? - кривясь от боли, после
очередной перевязки, вдруг вспомнил начклуб. - Между прочим, было обещано. А
твой дружок вообще чмо болотное! Не по-мужски это. Я ему, можно сказать,
первую помощь оказал, а он...
Так спецназовцы не поступают. Ты это передай ему!
- Ладно, не кипятись. - Попытался сгладить углы я - Его просто забрали
от нас, и кинули на Грозный. Четыре дня назад - в самую мясорубку! Говорят,
их там всех пожгли. Даже и не знаю - жив ли он. Такой бардак кругом. Сам
видишь...
- Вижу... - невесело отозвался Лазаренко и полез в тумбочку за заветной
флягой. - Только, если он настоящий мужик, то слово должен держать в любой
обстановке...
- Верь мне, Толик, он мужик что надо! Я его знаю. Если найдется,
обязательно слово сдержит.
- Поверю, когда ухо принесет. - Уже беззлобно пробурчал, разливая водку
по стопкам, начклуб. - А то скоро отправят меня в родной Ростов и поминай
как звали...
...На следующий день моей группе отвели участок для поиска наших
погибших. В основном все тела были уже собраны, и теперь мы разыскивали двух
своих солдат пропавших безвести в одном из ночных боев.
Сгоревшую "семьдесят двойку" я разглядел издалека. И сразу защемило
сердце.
При всей похожести каждый танк все же имеет что-то неуловимо свое. И
это был наш танк!
Я очень хотел ошибиться, обознаться, но когда мы подошли ближе, блеклый
номер, проступавший сквозь обгоревший, закопченный метал развеял все
надежды.
"Двести восемьдесят шесть" - это был танк Эрика!
Люки его были распахнуты. Мы осторожно заглянули внутрь. Страшный жар
уничтожил почти все внутри. Обугленные останки приборов, сидений, каких-то
деталей, проводки грязной кучей серого пепла лежали на дне башни.
Преодолевая брезгливость, я заставил себя спуститься в башню и шомполом
разрыть их до металла днища, но ничего похожего на человеческие останки
видно не было. Я вздохнул с облегчением. Появилась надежда.
"Может быть ушли? Пробились к своим..."
Мы насчитали одиннадцать гранатометных попаданий. Вся машина была
словно истыкана какими-то чудовищными иглами. Десять из них не пробили
броню. Автоматный шомпол, которым я прощупывал каждую дыру, упирался в конце
своего пути в сталь. И только один из них пробил защиту. В башне, у
командирского люка - видимо били с крыши - было прожжено насквозь узкое как
жало отверстие. Оно шло через, разорванную как жестяная банка, пустую
коробку динамической защиты.
Ствол пушки смотрел прямо в свежий пролом дома на другой стороне улицы.
Не знаю почему, но мне захотелось узнать, куда направил свой последний
снаряд Эрик. Осторожно пробравшись через вываленную разрывом стену, я
оказался внутри дома. Кругом все было густо засыпано битым кирпичом и
кусками развороченных взрывом плит перекрытия. Разобраться, понять что-то в
этом месиве было не возможно, и я уже, было, собрался выбираться, как вдруг
ноздри уловили знакомый сладко-приторный запах мертвечины.
Сглотнув неприятный комок, я пошел на запах. В углу развороченной
комнаты, из под упавшей двери торчал край одежды. Я ухватился за край двери
и, приподняв, откинул ее в сторону.
Под ней придавленный огромным куском перекрытия лежал убитый боевик. Из
под тела выглядывала труба гранатомета, в которой так и осталась торчать
невыстреленная граната.
"Вот, значит, кого ты Эрик достал..."
- Товарищ командир! - Услышал я с улицы голос Полетаева - бойца моей
группы. - Там это... Ну, в общем танкисты наши...
...Метрах в пятидесяти от танка, у полуразрушенной стены в небольшом
закутке за старым ларьком, под какими-то старыми одеялами лежали тела.
Эрика можно было узнать только по кроссовкам, которые ему в подарок на
день рождения привез из Москвы наш доктор. "Эльф" страшно обгорел и
чудовищной черной куклой лежал перед нами. Видимо, кумулятивная струя
мгновенно воспламенила пространство внутри башни, а может быть, потеряв от
взрыва сознание, Эрик просто не смог сам выбраться из горящего танка.
Рядом такой же до неузнаваемости обгоревший лежал его наводчик -
молчаливый контрактник Вовка из Архангельска. На них сверху ничком лежал
механик - водитель Ромка. У него были обгоревшими шея и руки, но вся спина
была густо испорота пулями. Видимо Ромка успел вытащить из горевшего танка
свой экипаж, но потом его почти в упор расстреляли "чечи". Когда мы
осторожно перевернули тела убитых, то под каждым из них были в асфальте
выщерблены от пуль. Их всех добили...
На душе вмиг стало муторно и пусто.
По рации я связался с комендатурой.
- ...Я - "кедр сорок два". Нужна труповозка на улицу Ленина.
Эфир побулькал, посвистел и, наконец, откликнулся, искаженным до не
узнавания, голосом связиста комендатуры:
- "Кедр сорок два" - перевозка будет у вас через двадцать минут. Она
сейчас на Первомайской.
"Вот и все!" - еще раз подумал я. - "Был "Эльф" и нет "Эльфа".
Отвоевался лейтенант Хабибуллин. Так и не суждено ему было вернуться в свой
Питер..."
...А потом, я сделал то, чего никогда не делал раньше. Вернулся в
развалины, и, нагнувшись над убитым чеченом, взял его за холодное мертвое
ухо. Стараясь не вдыхать запах мертвечины, оттянул его, немного приподняв
при этом голову, и, достав из ножен тесак, резко полоснул по мертвой плоти.
Голова с негромким стуком упала на бетон, а в пальцах остался серый "червяк"
отрезанного уха.
Из кармана штанов я достал старый затертый до бесцветности платок и,
завернув в него ухо, убрал его в свободный карман "разгрузника".
...В госпитале меня встретила суета и неразбериха. Пришел приказ на
эвакуацию. И теперь все срывалось с привычных мест. Лазаренко в палате не
было.
Я нашел его на улице за хирургическим комплексом. Начклуба был уже в
форме, и только из правого рукава торчала перебинтованная свежим бинтом
ладонь. Толя меланхолично бродил по задам госпиталя, словно разыскивая
какую-то потерянную вещь, и был на удивление трезв и страшно зол. Увидев
меня, он почти бегом припустил на встречу.
- Представляешь, эти пидоры бородатые уже совсем оборзели! Прихожу в
свой клуб, а они все замки на дверях повзламывали и теперь хозяйничают там.
Я на них наехал, типа вы что, козлы делаете? А один урод, типа заместитель
Удугова, мне заявляет, что, мол, вашего здесь больше ничего нет. Ваше -
чемодан, вокзал, Россия! И на моем кресле раскачивается, сука!
- Ну и что ты? - С любопытством спросил я, разглядывая начклуба,
похожего сейчас на, согнанного с лежанки, кота.
- Что я? А я достал вот эту штуку... - Лазаренко вытащил из кармана
кулак, из которого торчала верхушка гранаты, и мои глаза тут же выхватили
голую - без предохранительной чеки - трубку взрывателя...
- ...Рванул зубами кольцо и говорю, ты пидор македонский, а ну вали
отсюда, пока я тебя в клочья не разнес.
- Ты ее вообще крепко держишь-то? - опасливо косясь на гранату, спросил
я.
- Крепко. Но устал. - Признался Лазаренко. - Вторая-то рука толком не
действует. Чеку обратно вставить сам не могу. Вот теперь хожу и думаю, куда
мне эту херовину закинуть. Что б шума поменьше и не задеть кого. У нее
осколки далеко разлетаются?
"Вот тебе и начклуб! Вот тебе и чеширский кот!" - ошарашено подумал я.
- А где кольцо? - спросил я Лазаренко.
- В правом кармане. Я его кое-как зацепил пальцами, когда этот урод из
кабинета моего рванул.
Нащупав в кармане предохранительную чеку, я достал ее и осторожно
продел проволочные "усики" в дужки предохранительной скобы, потом разогнул
их в стороны.
- Готово, отпускай.
Лазаренко с видимым облегчением разжал ладонь, уронив мне в руки
тяжелую зеленую картофелину "эргэдэшки".
- Ну, ты, Толян даешь! Тебе не в начклубы, а в камикадзе надо идти. Там
такие фокусы просто "на ура" прокатят. И чего тебя в клуб-то занесло?
- Да шмотки свои решил собрать. Через час вертушка за нами прилетит.
Вывозят всех раненых в Ростов. Вот и пошел собираться.
- Ну и как собрался?
- А... - неопределенно махнул рукой Толик. - Эти пидоры все мои шмотки
перетрясли. Все, что было хорошего, растащили. А собирать за ними тряпки по
полу - западло! Не дождутся! Так что я только это хреновиной - он кивнул на
гранату - поразбивал аппаратуру, которая в кабинете была, и ушел...
Я смотрел на начклуба, и все больше проникался удивлением. Словно,
вдруг, узнал, что передо мной не Толян Лазаренко, тихий алкаш, болтун и
выжига, а внебрачный сын английской королевы. Вот так, запросто, что бы
поставить оборзевшего чеча на место, он рванул зубами чеку гранаты, как
будто это китайская хлопушка, а не о боевая граната...
Кто бы мог подумать!
И здесь я вспомнил о главной цели моего визита. Вытащил из
"разгрузника" узелок, развернул его и протянул Лазаренко.
- Это что? - непонимающе уставился он на меня.
- Как что? Ухо! Как договаривались. Спецназ, Толя свое слово всегда
держит!
Начклуба брезгливо взял платок и поднес к глазам, разглядывая серую
личинку, лежавшую в его центре.
- Действительно ухо... - задумчиво протянул Толя - И воняет...
- Извини, свежачка не было. - Пожал я плечами. - Засолишь, подсушишь, и
все будет тип-топ!
- Значит, нашелся твой дружок? - Лазаренко оторвался взглядом от
трофея, и посмотрел на меня.
- Нашелся...
- И как он?
- Никак! Сгорел он на Первомайской. Со всем экипажем. Только сегодня
нашли и вывезли.
- А ухо тогда откуда?
- От него. Последним снарядом он боевика в доме завалил. Я сам там был,
и сам его срезал. Так, что теперь вы с "Эльфом" в расчете.
Начклуба задумчиво посмотрел на, лежавшее в его ладони ухо. Потом вдруг
смял платок в комок и зашвырнул его в залитую водой квадратную яму -
Лазаренко. - Так мы с тобой значит почти что коллеги. Это надо обмыть!
Вновь забулькала фляга...
- Так ты в каком хоре пела? - вернулся к теме Толян.
- Сначала в районном, потом в областном.
- А чего бросила? Голос то у тебя о-го-го!
Я думал повариха замнет болезненную для себя тему, но она неожиданно
разговорилась:
- Четыре года назад мужа машина сбила. Год пластом пролежал
парализованный, только глазами и моргал. Потом преставился. И куда мне было
в хоре на шестьсот рублей его и двух детей тащить? Вот и пошла в столовую
при военторге. Там хоть зарплата и не большая, но продукты есть. А что мне
еще-то надо? Только детей накормить, да из одежки им чего прикупить...
В кабине повисло томительное молчание.
Но Лазаренко не зря был начальником клуба. Смутить его было просто
невозможно.
- Ну, тогда давай помянем твоего мужика и всех наших ребят погибших
здесь. Как раз третий тост...
Когда мы закусывали к борту, наконец, подкатил знакомый КамАЗ.
- Приехали! - радостно бросил я и выскочил из кабины.
Вместе с Эриком, "зампотехом" и бойцами, выделенными на разгрузку, из
кузова КамАЗа на бетонку спрыгнули два майора в свежих чистеньких
"полевухах". Явно контрастируя с военным пейзажем, в руках майоров болтались
"дипломаты".
- Обана! А куда это наши "финики" намылились? - удивился начклуба.
"Финики" - финансисты на военном жаргоне...
- У них сейчас проверка из Москвы идет. - Ответила Света - Мы ее третий
день поим. А наши в это время мечутся по группировке, хвосты подчищают...
Пока бойцы под командованием Эрика и командира экипажа осторожно
выгружали ящики с запчастями и заносили в вертолет, я вкратце доложил
зампотеху "расклад".
- ...Она, конечно, не Мишель Пфайфер, но баба душевная. А красавицы,
сами знаете, здесь бесхозными и дня не бывают...
- Ладно, пошли взглянем на твою "душевную"...
Перед "батоном" он остановился как вкопанный.
- Это ты называешь "душевная"?
- Я же сказал - какая была! - хмуро ответил я. - И вообще, сутенер не
моя профессия. Надо было замполита вызывать. Вот пусть он досугом и
занимается....
- Да, Абрютин, не ожидал я от тебя. - протянул зампотех, словно бы и не
слыша моих объяснений. - Притащить другу такого крокодила - это ж как надо
его не любить? А ведь он так тебе верил. Весь день как на иголках, аж
подпрыгивал, вот, мол, Леха для меня расстарается. Даже и не знаю, что с ним
будет, когда он ее увидит...
Последние его слова утонули в свисте запускаемого вертолетного
двигателя и в это же мгновение из-за кузова "КамАЗа" появился Эрик. В кабине
"батона" он увидел повариху, и сразу все понял. На его лице появилось
мучительно-задумчивое выражение, какое бывает у человека, которому на голову
упало куриное яйцо...
Наконец он справился с собой. И, засунув руки в карманы, куртки подошел
к нам.
- Извини, Эльф, все что было!
Он посмотрел на меня, как на человека только что разбившего любимую
пивную кружку.
- Ладно, Эрик, я все понял. Глупо все получилось. Но у меня,
действительно, здесь ни одной знакомой бабы нет. Сейчас я ее отправлю. Еще
раз извини...
Я уже, было, повернулся к "батону", когда меня остановил Эрик.
- Стой! Погоди отправлять... - он еще раз оценивающе посмотрел на
повариху, словно решая что-то про себя, наконец, видимо решившись
окончательно, глубоко вздохнул.
- А-а! Давай! Пойдет. В конце - концов, дырки поперек ни у кого нет.
Только куда мне с ней идти? Не здесь же?
- Может быть в "вертушке". Там вроде в салоне брезент лежал в корме. -
предложил "зампотех".
- А летуны разрешат?
- Ну, если договоримся... - протянул "зампотех" задумчиво. - Они, чай,
тоже мужики. Поймут. Кто будет с командиром договариваться?
- Я точно пас! Кто я для него? Вы хоть по званию равны. Вам и
договариваться. - сразу открестился от этой авантюры я.
- Ладно. Чего зря время терять. - решился "зампотех" и направился к
вертолету. Минуты две он, оживленно жестикулируя, разговаривал с командиром.
Видно было, что тот только отрицательно машет головой и трясет у "зампотеха"
перед лицом рукой с часами. Но и "зампотех" что-то не мене энергичное
втолковывал ему. Наконец, видимо тот сдался и махнул рукой и тот час Антоныч
махнул мне - Выводи!
Из кабины на бетонку выпрыгнул растерянный брот-техник и сердито
одернув куртку ушел куда-то за корму.
- Пошли, Света! - сказал я, пряча глаза поварихе.
- Куда? - не поняла она.
- В вертушку. Не здесь же у всех на виду этим заниматься?
- А там что, не на виду? - зло бросила она.
- Ну, там кабина все- таки, закрыто все...
Она посмотрела на меня, с такой брезгливой ненавистью, что мне
захотелось прямо здесь провалиться под землю. Но из кабины все же вылезла и
зло хлопнув дверью пошла к "вертушке" мимо ничего не понимающей публики. Ей
во след почти бегом направился Эрик. Догнал ее у кабины и попытался
поддержать под локоть, но повариха словно бы и не замечая его торопливо
поднялась по лесенке и скрылась в кабине, за ней юркнул Эрик...
"Финики" тоже, было, похватали с бетонки свои "дипломаты" и направились
к вертушке, но на полпути были остановлены борттехником, который что-то им
эмоционально объяснил, после чего "финики" ошарашено повернулись в нашу
сторону, разглядывая нас так, словно узнали в нас родню Басаева...
...Свистел двигатель. Ветертрепал нашу форму. Топтались на бетонке в
унылом ожидании "финики". Борт-техник нервно курил у края бетонки. Время
тянулось как резиновое.
- Да, такого я еще в своей жизни не видел. - Услышал я Лазаренко. -
Теперь вся Ханкала еще месяц только об этом и будет говорить. "Финики" всем
растрезвонят...
Минута проходила за минутой, но никто из кабины не показывался.
- Что они там, склещись что ли? - уже не скрывал своей злости начклуб.
- Блин, вот же нашел я себе приключение...
И здесь, наконец, в проеме двери показалась Света. Запахнув полы
куртки, она торопливо спустилась на бетонку, и как-то враз поникнув, опустив
голову, почти бегом припустила к нам. Все как по команде повернулись в нашу
сторону. Я почувствовал, как жар заливает мое лицо.
"Твою дивизию! Вся эта шушера теперь точно решит, что какой-нибудь
местный сутенер. А мне же ей еще деньги надо отдать..."
И здесь из кабины появился Эрик.
Застегивая офицерский ремень на ватнике, он неторопливо и торжествующе
обвел взглядом стоянку. На его лице блуждала удовлетворенно-отсутствующая
улыбка. Эрик просто купался в нирване. Сейчас он больше всего походил на
счастливого щенка - подростка, дорвавшегося первый раз до суки. Лихо сбежав
на бетон, он вскинул руку, и, словно поймав над головой какою-то ручку,
дернул ее вниз.
- Готов... - уже без неприязни - есть все же мужская солидарность! -
протянул Лазаренко. - Ну, все, Еремеев, теперь твой дружок у меня по гроб
жизни в должниках ходить будет. Без уха на Ханкале пусть не появляется...
- Поехали отсюда! - подойдя к нам, коротко бросила начклубу Света,
открывая дверь в "батон". - Я тебя очень прошу, поехали быстрее!
- Хорошо, Светик, уже едем. - осклабился Толик. - Один момент... Ладно,
Лелек, бывай! До встречи!
- Подожди! - вдруг вспомнил я о главном. - Сунув руку в карман, я
нащупал перехваченную резинкой пачку денег. Вытянул их и, распахнув дверь
кабины, воровато прикрываясь от зрителей за спиной, протянул поварихе.
- Держи, Света. Извини за все. Так уж вышло... Сам не думал, что так
получится. Спасибо тебе. Возьми деньги...
Но она зло отбросила мою руку и отвернулась в сторону.
- Да пошли вы все! Сволочи...
И вновь горячий стыд опалил мне щеки.
- ...Дверь закрой! - она почти оттолкнула меня, и хлопнула дверью перед
моим носом.
Я повернулся к Лазаренко. В его глазах промелькнула растерянность.
- Слушай, отдай ей потом.- Я протянул ему деньги. - Хорошо? Не
забудешь?
- Может мне еще к ней кассиром устроиться? - взвился начклуб.
- Ладно тебе, Толя. Видишь же, что она обиделась. А так, как-то не
честно. Мы же договаривались. Отдай потом...
Вместо ответа он молча сунул деньги в карман, и, распахнув дверцу,
запрыгнул на сиденье рядом с водителем.
- Все! Бывай! - Бросил он уже из кабины. И тут же скомандовал: -
Поехали!
- Не забудешь, Толян?
Но Лазаренко уже не слышал меня.
Взревел мотор и "батон" сорвался с места.
- ...Абрютин! - услышал я сквозь шум винтов крик зампотеха. - Давай
быстрее!
И, круто развернувшись на каблуках, я рванул к "вертушке", где
борт-техник уже нагнулся за лесенкой...
Весь путь в отряд мы молчали. Говорить было не о чем. Эрик блаженно
дрых, натянув на глаза шапку. "Финики" весь полет с плохо скрываемым
презрением поглядывали в мою сторону. Мне, честно говоря, было все похрену.
Устал я за этот день. Дико устал...
...А еще через месяц наш отряд срочно выдернули с гор и бросили в
Грозный, который уже третьи сутки был захвачен боевиками.
К Грозному мы вышли только под вечер, сбив по дороге две чеченских
засады, которые просто не ожидали появления такой силы и явно готовились
лишь к перехвату слабо вооруженных "транспортников".
У залепленной грязью палатки - временного штаба "вэвэ" - внутренних
войск колонна остановилась. Командир с начальником штаба спрыгнули с брони
и, пройдя мимо вытянувшегося часового, скрылись внутри палатки. Их не было
минут десять.
Со стороны города часто ухали взрывы, дробно молотили "крупняки",
частили, скрещивались, слоились друг на друга пулеметно-автоманые очереди.
- Да... - Протянул за спиной кто-то из моих бойцов. - А мочилово-то там
идет по-взрослому. Чую огребем мы там не по-детски.
- Заткнись, да! - оборвал его замкормгруппы Цамаев, сержант-осетин,
оставшийся весной после "срочки" по контракту. - Ныть мамэ в сиськи
будэшь... - с небольшим акцентом бросил он.
- Я не ною. - узнал я голос Плещеева, снайпера, только-только
разменявшего второй год службы. - Я лишь констатирую...
Плещеев призвался из Питера после второго курса института и любил
козырнуть научными словечками.
- ...Мало нам там не покажется. Какие же уроды "чечей" в Грозный
пропустили? Сколько же за это денег хапнули?
- У тебя будэт возможность - отозвался Цамаев - у Басаэва спросить,
сколько он заплатыл за этот штурм. Если он, конэчно, тэбе раньше яйца нэ
отрэжет...
В это время из палатки на улицу вышла целая группа военных, среди
которых был и наш командир. Все направились к нам. Впереди шагал худой
высокий генерал в редком для этой войны галифе с лампасами. Видно
только-только из Москвы.
Генерал был явно не в духе. Он что-то жестко говорил, семенившему за
ним полковнику, рубя ладонью воздух.
Наконец вся свита подошла к нам.
Генерал обвел глазами, сидящих перед ним на броне спецназовцев.
- Ну что, бойцы, как настроение? - неожиданно зычно гаркнул он.
Мы растерянно замерли. Уставного ответа на такой вопрос не было, а
панибратствовать с генералом ни у кого желания не возникло. Наконец кто-то
из еще не "обмявшихся" первогодков пискнул:
- Нормальное!...
Генерал еще сильнее посуровел.
- Как, бойцы, сможем боевикам задницу надрать? Они, мерзавцы, в
нарушение всех договоров ворвались в город. Насильничают, убивают. Наши
товарищи там, в окружении дерутся. Наш президент приказал уничтожить
мерзавцев! Не подведем, братцы?
- А кто же их в город-то запустил? - вдруг хмуро спросил генерала с
соседнего "бэтра" комгруппы Антонов. За спиной генерала Сергеич
недвусмысленно показал Антонову кулак.
Но генерал словно бы и не услышал вопроса. Он повернулся к командиру.
- Так, сейчас кормите людей, потом готовьте технику и оружие. К шести
утра отряд должен быть готов к выдвижению.
- Все понял, товарищ генерал! К шести утра отряд будет готов. - со
сдержанным "спецназовским" достоинством откликнулся Сергеич.
- Хорошо! - явно помягчал генерал. - Я знаю, что на вас можно
положиться.
Он уже развернулся, что бы идти к палатке, как вдруг его взгляд упал на
"семьдесят двойку" Эрика, стоявшую в колонне. В глазах генерала мелькнуло
удивление.
- А это еще что это за танк? Откуда он?
- Это наша машина, товарищ командующий... - ответил Сергеич.
...Пока командир объяснял, откуда к нам попала "семьдесят двойка"
генерал нетерпеливо постукивал себя шомполом по жарко начищенному сапогу. Не
дослушав объяснения до конца, он перебил Сергеича.
- Так, я все понял. Никаких диких танков мне здесь не надо. Паршутин,
сколько вы получили от армейцев машин? - повернулся он к сопровождавшему его
полковнику.
- Роту, товарищ генерал. Но в ней только семь танков.
- Забирайте туда и этот. Будет восемь. Рота наша главная ударная сила!
- Есть!
- Товарищ подполковник, вам приказ понятен? - генерал уперся хмурым
взглядом в Сергеича.
- Так точно, товарищ генерал! Но танк этот с нами уже семь месяцев. -
Сергеич словно бы и не заметил генеральской раздраженности, и продолжал
гнуть свое - У нас отличное взаимодействие, слаженность. Разрешите его
оставить с отрядом?
- Отставить! - в голосе генерала зазвенела "предгрозовая" истеричность.
- Решение принято! Нечего силы распылять! Сейчас не та обстановка! "Духи"
дожимают нашу окруженную группировку. Сейчас все надо бросит на деблокаду
наших. И вашим "спецам" тоже в стороне отсидеться не придется. Выполняйте
приказ!
...Утром мы вошли в западный пригород Грозного, а вечером, после
очередного разгрома из Москвы, танковую роту кинули на прорыв чеченской
обороны в районе горбольницы.
Как уже потом мы узнали, роту отправили в бой под прикрытием какого-то
ОМОНа, который при первом же обстреле залег и дальше не пошел. Но танкисты,
вырвавшиеся вперед, этого не знали, и, продолжали выполнять приказ,
продвигаясь к центру города, где дрались в окружении наши части. На подходе
к стадиону, всего в километре от комплекса зданий, где оборонялись наши,
рота попала в засаду.
К комендатуре, где находилась администрация города и рота охраны штаба,
прорвался только один танк.
Конечно, мы верили, что это был Эрик. Ведь везения и чутья у него было
на троих.
...А еще через сутки, когда Грозный уже был окружен плотным кольцом
войск, и, отозванный срочно из отпуска армейский командующий предъявил
боевикам ультиматум, вдруг, пришел приказ из Москвы немедленно прекратить
все боевые действия. В эту же ночь из Москвы прилетел отставной десантный
генерал Воронов, пробившийся не задолго до этого в очередные фавориты
Кремля, и, отстранив все командование, уселся за стол переговоров с лидером
боевиков Масхадовым. На следующее утро мы узнали, что Воронов принял все
условия, выдвинутые Масхадовым, и русские начинают немедленный вывод своих
войск из Чечни. Война закончилась...
Боевики смеялись нам в лицо:
- Ми купылы ваш Крэмл! Собралы чемадан зэлэнью. И отвэзлы прямо в
Крэмл. А то нам совсэм вай-вай прыходыл. Гранат заканчывлся, патрон
заканчывался, мын заканчивался. Спасыбо Москве, спаслы нас!
* * *
...На Ханкале я вновь увиделся с Лазаренко.
Начклуба лежал в госпитале. Шальная пуля оторвала ему палец на правой
руке, и теперь он хандрил на больничной койке.
- Вот козлы! Все продали! Всех сдали! Лелек, разве это правительство?
Разве это президент? Гондоны они штопанные, а не правители!..
Меланхолия Лазаренко усугублялась тем, что его клуб, который он с
любовью и усердием собирал целый год, по договору передавался со всем
имуществом чеченам. И его любимый бильярд, и вся аппаратура для ансамбля, и
киноустановка с новейшим звуком, и даже "внештатная" баня - все это теперь
становилось добычей боевиков.
- Сожгу все к едреней матери! Хрен что они у меня получат!
Я дипломатично помалкивал о том, что в клубе уже давно сидели
"наблюдатели" со стороны боевиков, которые должны были наблюдать за выводом
войск и передачей оставляемого по "мирному договору" имущества "свободной
Ичкерии".
Думаю, что Лазаренко и сам это знал, но самолюбие не давало смириться с
неизбежным.
- Кстати, Абрютин, а где обещанное ухо? - кривясь от боли, после
очередной перевязки, вдруг вспомнил начклуб. - Между прочим, было обещано. А
твой дружок вообще чмо болотное! Не по-мужски это. Я ему, можно сказать,
первую помощь оказал, а он...
Так спецназовцы не поступают. Ты это передай ему!
- Ладно, не кипятись. - Попытался сгладить углы я - Его просто забрали
от нас, и кинули на Грозный. Четыре дня назад - в самую мясорубку! Говорят,
их там всех пожгли. Даже и не знаю - жив ли он. Такой бардак кругом. Сам
видишь...
- Вижу... - невесело отозвался Лазаренко и полез в тумбочку за заветной
флягой. - Только, если он настоящий мужик, то слово должен держать в любой
обстановке...
- Верь мне, Толик, он мужик что надо! Я его знаю. Если найдется,
обязательно слово сдержит.
- Поверю, когда ухо принесет. - Уже беззлобно пробурчал, разливая водку
по стопкам, начклуб. - А то скоро отправят меня в родной Ростов и поминай
как звали...
...На следующий день моей группе отвели участок для поиска наших
погибших. В основном все тела были уже собраны, и теперь мы разыскивали двух
своих солдат пропавших безвести в одном из ночных боев.
Сгоревшую "семьдесят двойку" я разглядел издалека. И сразу защемило
сердце.
При всей похожести каждый танк все же имеет что-то неуловимо свое. И
это был наш танк!
Я очень хотел ошибиться, обознаться, но когда мы подошли ближе, блеклый
номер, проступавший сквозь обгоревший, закопченный метал развеял все
надежды.
"Двести восемьдесят шесть" - это был танк Эрика!
Люки его были распахнуты. Мы осторожно заглянули внутрь. Страшный жар
уничтожил почти все внутри. Обугленные останки приборов, сидений, каких-то
деталей, проводки грязной кучей серого пепла лежали на дне башни.
Преодолевая брезгливость, я заставил себя спуститься в башню и шомполом
разрыть их до металла днища, но ничего похожего на человеческие останки
видно не было. Я вздохнул с облегчением. Появилась надежда.
"Может быть ушли? Пробились к своим..."
Мы насчитали одиннадцать гранатометных попаданий. Вся машина была
словно истыкана какими-то чудовищными иглами. Десять из них не пробили
броню. Автоматный шомпол, которым я прощупывал каждую дыру, упирался в конце
своего пути в сталь. И только один из них пробил защиту. В башне, у
командирского люка - видимо били с крыши - было прожжено насквозь узкое как
жало отверстие. Оно шло через, разорванную как жестяная банка, пустую
коробку динамической защиты.
Ствол пушки смотрел прямо в свежий пролом дома на другой стороне улицы.
Не знаю почему, но мне захотелось узнать, куда направил свой последний
снаряд Эрик. Осторожно пробравшись через вываленную разрывом стену, я
оказался внутри дома. Кругом все было густо засыпано битым кирпичом и
кусками развороченных взрывом плит перекрытия. Разобраться, понять что-то в
этом месиве было не возможно, и я уже, было, собрался выбираться, как вдруг
ноздри уловили знакомый сладко-приторный запах мертвечины.
Сглотнув неприятный комок, я пошел на запах. В углу развороченной
комнаты, из под упавшей двери торчал край одежды. Я ухватился за край двери
и, приподняв, откинул ее в сторону.
Под ней придавленный огромным куском перекрытия лежал убитый боевик. Из
под тела выглядывала труба гранатомета, в которой так и осталась торчать
невыстреленная граната.
"Вот, значит, кого ты Эрик достал..."
- Товарищ командир! - Услышал я с улицы голос Полетаева - бойца моей
группы. - Там это... Ну, в общем танкисты наши...
...Метрах в пятидесяти от танка, у полуразрушенной стены в небольшом
закутке за старым ларьком, под какими-то старыми одеялами лежали тела.
Эрика можно было узнать только по кроссовкам, которые ему в подарок на
день рождения привез из Москвы наш доктор. "Эльф" страшно обгорел и
чудовищной черной куклой лежал перед нами. Видимо, кумулятивная струя
мгновенно воспламенила пространство внутри башни, а может быть, потеряв от
взрыва сознание, Эрик просто не смог сам выбраться из горящего танка.
Рядом такой же до неузнаваемости обгоревший лежал его наводчик -
молчаливый контрактник Вовка из Архангельска. На них сверху ничком лежал
механик - водитель Ромка. У него были обгоревшими шея и руки, но вся спина
была густо испорота пулями. Видимо Ромка успел вытащить из горевшего танка
свой экипаж, но потом его почти в упор расстреляли "чечи". Когда мы
осторожно перевернули тела убитых, то под каждым из них были в асфальте
выщерблены от пуль. Их всех добили...
На душе вмиг стало муторно и пусто.
По рации я связался с комендатурой.
- ...Я - "кедр сорок два". Нужна труповозка на улицу Ленина.
Эфир побулькал, посвистел и, наконец, откликнулся, искаженным до не
узнавания, голосом связиста комендатуры:
- "Кедр сорок два" - перевозка будет у вас через двадцать минут. Она
сейчас на Первомайской.
"Вот и все!" - еще раз подумал я. - "Был "Эльф" и нет "Эльфа".
Отвоевался лейтенант Хабибуллин. Так и не суждено ему было вернуться в свой
Питер..."
...А потом, я сделал то, чего никогда не делал раньше. Вернулся в
развалины, и, нагнувшись над убитым чеченом, взял его за холодное мертвое
ухо. Стараясь не вдыхать запах мертвечины, оттянул его, немного приподняв
при этом голову, и, достав из ножен тесак, резко полоснул по мертвой плоти.
Голова с негромким стуком упала на бетон, а в пальцах остался серый "червяк"
отрезанного уха.
Из кармана штанов я достал старый затертый до бесцветности платок и,
завернув в него ухо, убрал его в свободный карман "разгрузника".
...В госпитале меня встретила суета и неразбериха. Пришел приказ на
эвакуацию. И теперь все срывалось с привычных мест. Лазаренко в палате не
было.
Я нашел его на улице за хирургическим комплексом. Начклуба был уже в
форме, и только из правого рукава торчала перебинтованная свежим бинтом
ладонь. Толя меланхолично бродил по задам госпиталя, словно разыскивая
какую-то потерянную вещь, и был на удивление трезв и страшно зол. Увидев
меня, он почти бегом припустил на встречу.
- Представляешь, эти пидоры бородатые уже совсем оборзели! Прихожу в
свой клуб, а они все замки на дверях повзламывали и теперь хозяйничают там.
Я на них наехал, типа вы что, козлы делаете? А один урод, типа заместитель
Удугова, мне заявляет, что, мол, вашего здесь больше ничего нет. Ваше -
чемодан, вокзал, Россия! И на моем кресле раскачивается, сука!
- Ну и что ты? - С любопытством спросил я, разглядывая начклуба,
похожего сейчас на, согнанного с лежанки, кота.
- Что я? А я достал вот эту штуку... - Лазаренко вытащил из кармана
кулак, из которого торчала верхушка гранаты, и мои глаза тут же выхватили
голую - без предохранительной чеки - трубку взрывателя...
- ...Рванул зубами кольцо и говорю, ты пидор македонский, а ну вали
отсюда, пока я тебя в клочья не разнес.
- Ты ее вообще крепко держишь-то? - опасливо косясь на гранату, спросил
я.
- Крепко. Но устал. - Признался Лазаренко. - Вторая-то рука толком не
действует. Чеку обратно вставить сам не могу. Вот теперь хожу и думаю, куда
мне эту херовину закинуть. Что б шума поменьше и не задеть кого. У нее
осколки далеко разлетаются?
"Вот тебе и начклуб! Вот тебе и чеширский кот!" - ошарашено подумал я.
- А где кольцо? - спросил я Лазаренко.
- В правом кармане. Я его кое-как зацепил пальцами, когда этот урод из
кабинета моего рванул.
Нащупав в кармане предохранительную чеку, я достал ее и осторожно
продел проволочные "усики" в дужки предохранительной скобы, потом разогнул
их в стороны.
- Готово, отпускай.
Лазаренко с видимым облегчением разжал ладонь, уронив мне в руки
тяжелую зеленую картофелину "эргэдэшки".
- Ну, ты, Толян даешь! Тебе не в начклубы, а в камикадзе надо идти. Там
такие фокусы просто "на ура" прокатят. И чего тебя в клуб-то занесло?
- Да шмотки свои решил собрать. Через час вертушка за нами прилетит.
Вывозят всех раненых в Ростов. Вот и пошел собираться.
- Ну и как собрался?
- А... - неопределенно махнул рукой Толик. - Эти пидоры все мои шмотки
перетрясли. Все, что было хорошего, растащили. А собирать за ними тряпки по
полу - западло! Не дождутся! Так что я только это хреновиной - он кивнул на
гранату - поразбивал аппаратуру, которая в кабинете была, и ушел...
Я смотрел на начклуба, и все больше проникался удивлением. Словно,
вдруг, узнал, что передо мной не Толян Лазаренко, тихий алкаш, болтун и
выжига, а внебрачный сын английской королевы. Вот так, запросто, что бы
поставить оборзевшего чеча на место, он рванул зубами чеку гранаты, как
будто это китайская хлопушка, а не о боевая граната...
Кто бы мог подумать!
И здесь я вспомнил о главной цели моего визита. Вытащил из
"разгрузника" узелок, развернул его и протянул Лазаренко.
- Это что? - непонимающе уставился он на меня.
- Как что? Ухо! Как договаривались. Спецназ, Толя свое слово всегда
держит!
Начклуба брезгливо взял платок и поднес к глазам, разглядывая серую
личинку, лежавшую в его центре.
- Действительно ухо... - задумчиво протянул Толя - И воняет...
- Извини, свежачка не было. - Пожал я плечами. - Засолишь, подсушишь, и
все будет тип-топ!
- Значит, нашелся твой дружок? - Лазаренко оторвался взглядом от
трофея, и посмотрел на меня.
- Нашелся...
- И как он?
- Никак! Сгорел он на Первомайской. Со всем экипажем. Только сегодня
нашли и вывезли.
- А ухо тогда откуда?
- От него. Последним снарядом он боевика в доме завалил. Я сам там был,
и сам его срезал. Так, что теперь вы с "Эльфом" в расчете.
Начклуба задумчиво посмотрел на, лежавшее в его ладони ухо. Потом вдруг
смял платок в комок и зашвырнул его в залитую водой квадратную яму -