Страница:
Мондиганд-Климд колебался, что случалось с ним весьма редко.
— Я не уверен, милорд, что это поможет.
— Хорошо. Потому что этого никогда не произойдет. Меня не радуют наглядные последствия того, что я сделал, но будь уверен, что я не собираюсь больше делать ничего подобного. Помимо всего прочего у меня нет желания довести до всеобщего сведения, что их новый корональ начал свое царствование с обмана и одурачил всю планету, заставив людей считать, что его восшествие на престол было мирным. Но я также вижу большую опасность в том, что они внезапно вспомнят истинную последовательность событий. Люди последние два года жили с фальшивой историей, которую мои маги внедрили в их головы в конце гражданской войны. Плохо это или хорошо, они принимают ее за настоящую. Если я теперь ее отниму, это может вызвать еще большие волнения, чем сейчас. Что ты на это скажешь, Мондиганд-Климд?
— Я полностью с вами согласен.
— Ну, тогда проблема остается. На планете свирепствует чума, и в результате возникает огромное количество ложной магии, помесь обмана и мошенничества, которую мы оба презираем. — Престимион сердито уставился на маленькие керамические головки, которые Мондиганд-Климд прежде рассыпал по его столу, а теперь начал сгребать обратно в мешок. — Поскольку чума была вызвана магией, то с ней нужно бороться при помощи контрмагии, хорошей магии, истинной магии, как ты говоришь. Магии твоего сорта. Очень хорошо. Пожалуйста, придумай что-нибудь, друг мой, и поставь меня в известность.
— Ох, лорд Престимион, если бы это было так просто! Но я подумаю.
Су-сухирис вышел. Престимион порылся в мешке, выудил головы лорда Престимиона и Септаха Мелайна и положил их в карман своей туники.
Септах Мелайн ждал его в тренировочном зале, беспокойно расхаживая взад-вперед и размахивая в воздухе своей рапирой. Тонкая палочка из дерева ночного цветка издавала грозное жужжание при каждом движении его гибкой кисти.
— Ты опоздал, — заметил он. Он достал из стойки вторую рапиру и бросил ее Престимиону — Много важных указов пришлось подписывать сегодня утром?
— Приходил Мондиганд-Климд, — ответил Престимион, откладывая в сторону рапиру и вынимая из кармана головки. — Он принес мне вот это. Очаровательны, не правда ли?
— О, в самом деле! Твой и мой портреты, если не ошибаюсь. Для чего они?
— Колдовские амулеты. Чтобы защититься от безумия. Мондиганд-Климд говорит, что на полуночных базарах вдруг появилось множество подобных вещей.
Ими торгуют, как сосисками посреди Валмамбры. Он принес их целый мешок. Не только твое и мое лицо, но самые разные лица, даже гэйрогов, и хьортов, и су-сухирисов. Для каждого найдется. Старые культы возрождаются, говорит он, у всей толпы магов снова полно дел.
— Жаль, — сказал Септах Мелайн. Он взял свое изображение у Престимиона и взвесил на ладони. — Довольно грязное дело, я бы сказал. Но как умно сделано!
Смотри, я улыбаюсь и кричу одновременно. И даже слегка подмигиваю. Хотелось бы познакомиться с художником, который его создал. Возможно, я бы заказал ему портрет в натуральную величину, знаешь ли.
— Ты сумасшедший, — ответил Престимион.
— Возможно, ты прав. Можно я оставлю его себе?
— Если это тебя забавляет.
— Конечно. А теперь, прошу, милорд, возьмите свою шпагу. Мы уже давно должны были начать тренировку. Защищайся, Престимион! Защищайся!
3
4
— Я не уверен, милорд, что это поможет.
— Хорошо. Потому что этого никогда не произойдет. Меня не радуют наглядные последствия того, что я сделал, но будь уверен, что я не собираюсь больше делать ничего подобного. Помимо всего прочего у меня нет желания довести до всеобщего сведения, что их новый корональ начал свое царствование с обмана и одурачил всю планету, заставив людей считать, что его восшествие на престол было мирным. Но я также вижу большую опасность в том, что они внезапно вспомнят истинную последовательность событий. Люди последние два года жили с фальшивой историей, которую мои маги внедрили в их головы в конце гражданской войны. Плохо это или хорошо, они принимают ее за настоящую. Если я теперь ее отниму, это может вызвать еще большие волнения, чем сейчас. Что ты на это скажешь, Мондиганд-Климд?
— Я полностью с вами согласен.
— Ну, тогда проблема остается. На планете свирепствует чума, и в результате возникает огромное количество ложной магии, помесь обмана и мошенничества, которую мы оба презираем. — Престимион сердито уставился на маленькие керамические головки, которые Мондиганд-Климд прежде рассыпал по его столу, а теперь начал сгребать обратно в мешок. — Поскольку чума была вызвана магией, то с ней нужно бороться при помощи контрмагии, хорошей магии, истинной магии, как ты говоришь. Магии твоего сорта. Очень хорошо. Пожалуйста, придумай что-нибудь, друг мой, и поставь меня в известность.
— Ох, лорд Престимион, если бы это было так просто! Но я подумаю.
Су-сухирис вышел. Престимион порылся в мешке, выудил головы лорда Престимиона и Септаха Мелайна и положил их в карман своей туники.
Септах Мелайн ждал его в тренировочном зале, беспокойно расхаживая взад-вперед и размахивая в воздухе своей рапирой. Тонкая палочка из дерева ночного цветка издавала грозное жужжание при каждом движении его гибкой кисти.
— Ты опоздал, — заметил он. Он достал из стойки вторую рапиру и бросил ее Престимиону — Много важных указов пришлось подписывать сегодня утром?
— Приходил Мондиганд-Климд, — ответил Престимион, откладывая в сторону рапиру и вынимая из кармана головки. — Он принес мне вот это. Очаровательны, не правда ли?
— О, в самом деле! Твой и мой портреты, если не ошибаюсь. Для чего они?
— Колдовские амулеты. Чтобы защититься от безумия. Мондиганд-Климд говорит, что на полуночных базарах вдруг появилось множество подобных вещей.
Ими торгуют, как сосисками посреди Валмамбры. Он принес их целый мешок. Не только твое и мое лицо, но самые разные лица, даже гэйрогов, и хьортов, и су-сухирисов. Для каждого найдется. Старые культы возрождаются, говорит он, у всей толпы магов снова полно дел.
— Жаль, — сказал Септах Мелайн. Он взял свое изображение у Престимиона и взвесил на ладони. — Довольно грязное дело, я бы сказал. Но как умно сделано!
Смотри, я улыбаюсь и кричу одновременно. И даже слегка подмигиваю. Хотелось бы познакомиться с художником, который его создал. Возможно, я бы заказал ему портрет в натуральную величину, знаешь ли.
— Ты сумасшедший, — ответил Престимион.
— Возможно, ты прав. Можно я оставлю его себе?
— Если это тебя забавляет.
— Конечно. А теперь, прошу, милорд, возьмите свою шпагу. Мы уже давно должны были начать тренировку. Защищайся, Престимион! Защищайся!
3
В начале следующей недели Престимиону доложили за завтраком, что этой ночью его брат Абригант вернулся в Замок из южных краев и просит немедленно принять его.
Престимион встал на рассвете. Было еще очень рано. Вараиль еще спала; Абригант, наверное, совсем не ложился. К чему такая спешка?
— Скажите ему, что я встречусь с ним в тронном зале Стиамота через тридцать минут, — ответил Престимион.
Едва он успел сесть на свой трон, как в зал влетел Абригант. У него был такой вид, как будто он даже не потрудился переодеться после приезда. Он загорел и обветрился во время путешествия, а коричневый плащ, надетый поверх поношенных зеленых лосин, был грязен и покрыт пятнами. На левой скуле виднелся приличных размеров синяк, явно полученный давно, но все еще довольно яркий.
— Ну, братец, добро пожаловать домой… — начал Престимион, но на этом ему пришлось прервать свое приветствие.
— Ты женился, да? — выпалил Абригант. Выражение его лица было гневным и вызывающим. — Я слышал, что ты обзавелся королевой. Кто она, Престимион? И почему ты не подождал, пока я смогу присутствовать на церемонии?
— Ты говоришь слишком резко для младшего брата, который обращается к королю, Абригант.
— Однажды я приветствовал тебя торжественным знаком Горящей Звезды и глубоким поклоном, и ты мне сказал, что такие церемонии между братьями ни к чему. А теперь…
— Теперь ты зашел слишком далеко в противоположном направлении. Мы не виделись много месяцев; и вот ты здесь, врываешься ко мне, словно дикий бидлак, — ни улыбки, ни дружеских объятий, — и сразу же требуешь у меня отчета в моих поступках, словно это ты корональ, а я простой…
И снова Абригант его прервал.
— Слуга, который встретил меня по приезде, сказал мне, что у тебя теперь есть супруга и что ее зовут Вараиль. Это правда? Кто такая эта Вараиль, брат?
— Она дочь Симбилона Кайфа.
Если бы Престимион дал ему пощечину, Абригант не выглядел бы более изумленным. Он был явно потрясен.
— Дочь Симбилона Кайфа? Дочь Симбилона Каифа? Дочь этого надутого, самодовольного дурака теперь член нашей семьи, Престимион? Брат, что ты сделал?
— Влюбился, вот что я сделал. А ты ведешь себя как свирепый кабан. Успокойся, Абригант, и давай начнем разговор сначала, если хочешь. Лорд корональ поздравляет принца Малдемарского с возвращением в Замок после долгого путешествия и просит его присесть.
Садись туда, Абригант. Вот так. Хорошо. Мне не нравится, когда люди возвышаются надо мной, ты же знаешь. — Абригант выглядел абсолютно ошеломленным, но Престимион не мог бы сказать, виной тому его выговор или откровенное признание в том, что он женился на дочери Симбилона Кайфа. — У тебя такой вид, будто путешествие выдалось тяжелое. Надеюсь, оно было успешным.
— Да, успешным. И даже очень. — Абригант цедил слова сквозь стиснутые зубы.
— Тогда расскажи мне о нем.
Но Абриганта невозможно было увести в сторону.
— Эта женитьба, брат…
Собрав все терпение, на которое был способен, Престимион сказал:
— Она — великолепная женщина, достойная роли королевы. Ты перестанешь сомневаться в мудрости моего выбора, когда познакомишься с ней. Что касается ее отца, уверяю тебя, что я от него не более в восторге, чем ты, но здесь нет причин для отчаяния. Он подцепил безумие, которое поразило нашу планету и его посадили под замок, так что он никого не сможет шокировать своими вульгарными манерами. Что касается того что я не отложил свадьбу до твоего возвращения, то я не обязан перед тобой оправдываться; но прошу тебя учесть: я не был уверен, что ты сдержишь свое обещание и прервешь поиски Скаккенуара через шесть месяцев. Ты мог бы пропадать два или три года или даже целую вечность, откуда мне знать.
— Я дал тебе торжественное обещание. И в точности сдержал его. Едва прошло ровно шесть месяцев с того дня, как мы расстались, как я повернул обратно к дому.
— Ну, выражаю тебе за это свою признательность.
Ты говоришь, экспедиция была успешной?
— О да, Престимион. Очень успешной. Должен сказать тебе, что успех был бы еще большим, если бы ты не установил мне этот шестимесячный предел, но все равно мне есть о чем доложить. Он действительно сошел с ума? Взбесившийся идиот — так? Очень подходящая судьба для него! Надеюсь, ты его посадил на цепь среди тех отвратительных зверей, который Гиялорис привез тебе из Каракса.
— Ты сказал, что тебе есть о чем доложить, — напомнил ему Престимион. — Очень прошу тебя, начинай, братец.
В начале своего путешествия, рассказывал Абригант, — он все еще был явно ошеломлен новостью о женитьбе Престимиона, но прилагал видимые усилия не думать о ней, — он направился на восток от Сиппульгара, вдоль Аруачозианского побережья Внутреннего моря. Но оно оказалось таким мерзким, душным местом, где воздух столь влажный и плотный, что едва можно дышать, а осы и муравьи достигают размеров мышей и даже черви имеют крылья и челюсти, что им пришлось углубиться дальше во внутренние земли вскоре после вступления в провинцию Врист. В последний раз они видели море в одном из унылых портов Вриста — Глистринтае После этого они оказались в менее влажной местности, в основном пустынной, на жарком плато, сохранившемся, похоже, в первозданном виде На нем в изобилии встречались причудливые утесы и застывшая лава, розовые озера, в которых лежали, свернувшись, гигантские змеи, бурные реки, населенные чудовищными, похожими на слизней, глинистого цвета рыбами, размерами больше человека, которые, по-видимому, уцелели с древнейших времен.
В этом выжженном солнцем доисторическом краю обширных равнин и дальних горизонтов изо дня в день царила ужасающая тишина, нарушаемая лишь случайным резким криком пролетающих в вышине хищных птиц, более крупных, чем кестрабоны или сурастрены, которых они видели в восточных землях. Путешественники чувствовали себя первопроходцами на некой девственной планете.
Но потом они заметили на горизонте дым от костров и на следующий день приблизились к району иссиня-черных холмов, испещренных ослепительными жилами сверкающего белого кварца, где тысячи лиименов добывали золото из недр этой затерянной земли.
— На этот раз настоящее золото? — спросил Престимион. — После золотых пчел, и золотых холмов, и стен из золотого камня, это место, где добывают настоящее золото?
— Настоящее золото, — подтвердил Абригант. — Это рудники провинции Сетем, где голые лиимены трудятся, как рабы, под убийственным солнцем. Вот Посмотри сам. — Он полез в заплечный мешок, который принес в тронный зал, и вытащил три тонкие квадратные пластины золота, каждая размером примерно в ладонь, на которых были выбиты геометрические фигуры. — Это они мне дали, — пояснил Абригант. — Не знаю, какова их стоимость. Кажется, рудокопов это не волнует.
Они просто делают свою работу, словно машины.
— Рудники Сетема, — произнес Престимион — Ну, этот метал должен откуда-то появляться. Я никогда об этом не задумывался.
Он представил себе длинные шеренги лиименов за работой среди бесплодной каменистой пустоши: странные безропотные существа с шершавой кожей, широкими плоскими головами в форме молота и тремя огненными глазами, сверкающими подобно тлеющим углям в кратерах их глубоко запавших глазниц.
Кто собрал их и привез сюда? Какие мысли вертятся у них в голове, пока они влачат свои дни, занимаясь немыслимо тяжким трудом?
Золото лежит спрятанное в кварце, лишь небольшая его щепотка рассеяна по жилам в скалах. Лиимены его добывают, как рассказал Абригант, разводя костры на черных, каменистых выходах пород и поливая холодной водой и уксусом раскаленный камень. Камень покрывается трещинами, и из них можно извлечь руду.
Некоторые работают на поверхности холма, другие — в глубоких туннелях, слишком низких для их роста, так что им приходится ползать по ним и освещать себе путь лампами, прикрепленными ко лбу. В конце концов собираются большие груды рудоносной породы.
Затем принимается за работу другая группа, вооруженная каменными молотами. Они разбивают камни на более мелкие кусочки, которые уже третья группа рабочих перемалывает в мельницах, за длинные рукоятки которых держатся по два-три лиимена, пока руда не приобретет консистенцию муки.
Конечная фаза заключается в том, что измельченный кварц рассыпают на наклонных досках и льют на них воду, чтобы смыть шлак. Это повторяется снова и снова, пока не останутся только частицы чистого золота. Их потом плавят несколько дней в печах для обжига вместе с солью, оловом и высевками хойкки, и наконец получают чистые, сверкающие золотые самородки. Их разбивают на тонкие пластины, как те, что получил Абригант.
— Это кошмарный труд в кошмарном месте, — сказал он. — Но они трудятся целый день, перелопачивают огромное количество руды, чтобы получить очень малое количество золота. И весь этот труд всего лишь ради золота! Если бы этого металла было больше, возможно, мы могли бы найти какой-нибудь способ превращать его в полезные железо или медь. Но пока что у нас есть только это золото, пригодное лишь для незначительных, декоративных целей.
— А после Сетема, — спросил Престимион, — куда вы направились?
— Дальше на восток, — ответил Абригант, — в провинцию Кинорн. Это не совсем пустыня, но место неприятное. Из-за подвижек земли в древности здесь образовалось множество складок, так что ехать по ней все равно что по гигантской терке. Мы ехали все дальше, с хребта на хребет, и всегда впереди нас ждал очередной крутой склон, и нас швыряло в экипажах, словно в море во время шторма. Этот синяк, Престимион, я заработал, когда однажды наш экипаж перевернулся, — я ударился головой и уже думал, что мне пришел конец. Там мы тоже обнаружили несколько деревень, одному Высшему Божеству известно каким чудом, где люди живут фермерством и почти ничего не знают об огромном мире за пределами своих селений. Они говорят на диалекте, который трудно понять. Для них Зимроэль — всего лишь миф, они не знают демонического прокуратора. Они утверждали, что знают о таких местах, как Пятьдесят Городов Замковой горы, Алаизор, Стойен, Синталмонд и Сайсивондэйл, но было очевидно, что их знание ограничивается только названиями.
Я спросил о Скаккенуаре, и они в ответ улыбнулись и ответили: «Да-да, Скаккенуар», и указали на восток. Они произнесли это название таким варварским способом, что мой язык не способен его повторить, но сказали, что земля там ярко-красного цвета. Красного цвета железа, Престимион.
— Конечно, шестимесячный срок истек как раз в этом пункте, — весело сказал Престимион, — и поэтому ты повернул обратно и дальше не искал.
— Ты это предвидел, брат! Так и случилось. Но фактически нам не хватило всего нескольких дней, чтобы проехать немного дальше. И посмотри, Престимион! — Он снова сунул руку в мешок и вынул три маленьких стеклянных сосуда с песком и третий, в котором были засохшие и измятые листья какого-то растения. — Отдай этот песок на анализ, и я думаю, ты найдешь в нем много железа, не меньше одной десятитысячной части. И листья: не окажутся ли они листьями растений Скаккенуара, содержащих металл? Я в это верю, Престимион. Там была всего лишь маленькая полоска красной почвы, двадцать футов шириной, самое большее, и она быстро иссякла — один случайный язычок, высунувшийся из земли Скаккенуара. И полдесятка тощих растений росли на этой красной почве. Настоящее богатство лежит дальше к востоку, в этом я уверен. Но я же поклялся повернуть обратно в тот день, когда начнется седьмой месяц, и этот день тогда наступил. Я был уже совсем близко, как мне кажется. Но моя клятва повернуть обратно…
— Хорошо, Абригант. Я все понял.
Престимион откупорил сосуд с листьями и достал один. Он был похож на обыкновенный сухой лист, какие используют в качестве приправ на кухне. В нем не было ничего металлического: с большим успехом можно попытаться извлечь золото из сияющих трав на холмах Арвианды, которые отражают солнечный свет, чем получить железо из этого сморщенного обрывка растительности. Но он все равно пошлет его на анализ.
— Вот, — сказал Абригант. — Рудники Скаккенуара твои, можешь их получить. Это такая чудовищная страна, Престимион, и там такая ужасная жара, и вечные подъемы и спуски: я могу понять, почему другие исследователи быстро сдавались. Но возможно, они не так страстно, как я, жаждали найти страну железа. В этих четырех сосудах, брат, заключено великое процветание эры Престимиона.
— Может быть, и так. Я отдам их на анализ сегодня же. Но даже если в них содержится железо, что с того?
Немного красного песка и несколько листьев ничего нам не дадут. Сам Скаккенуар по-прежнему не открыт.
— Он лежал прямо за следующим холмом, Престимион! Я клянусь!
— Но так ли это?
Абригант одарил его яростным взглядом.
— Я снова поеду туда и увижу его. С более крупными экипажами и с гораздо большим количеством людей. И на этот раз никакого шестимесячного ограничения. Это кошмарная земля, но я поеду, если только ты разрешишь эту вторую экспедицию. И привезу все железо, какое только ты пожелаешь получить.
— Сначала сделаем химический анализ этих образцов, братец. А потом обсудим новую экспедицию.
Кажется, Абригант уже готов был горячо возразить, но как раз в этот момент раздался стук в дверь — легкое тук-тук-тук, — в котором Престимион сразу узнал стук Вараиль. Он поднял ладонь, чтобы заставить брата замолчать, подошел к двери и впустил ее.
Она приветствовала его нежным поцелуем; и только когда они отстранились друг от друга, она заметила, что в комнате еще кто-то есть.
— Прости, Престимион Я не знала, что ты…
— Это мой брат, Абригант, который снова с нами после трудного, дальнего путешествия на юг. Он искал страну железа. Очевидно, его застало врасплох известие о том, что я в его отсутствие женился. Абригант, это моя супруга Вараиль.
— Брат, — без колебаний произнесла она. — Как я счастлива услышать, что вы благополучно вернулись! — Она немедленно подошла к нему и обняла почти так же нежно, как только что Престимиона.
Казалось, Абригант на мгновение был поражен искренней сердечностью ее приветствия и сначала ответил на него неловко и скованно. Но потом обнял ее уже от всего сердца, а когда отпустил, его глаза сияли по-новому, а его бледное лицо покраснело от смущения и удовольствия. Было ясно, что Вараиль в одно мгновение покорила его, что он потрясен красотой, самообладанием и гордой осанкой жены своего брата.
— Я только что говорил лорду Престимиону, — сказал Абригант, — как мне жаль, что я пропустил вашу свадьбу. Я по возрасту к нему ближе другого брата, мне доставило бы огромное удовольствие стоять рядом с ним, когда он произносил свои клятвы.
— Он тоже жалел, что вы не могли быть с нами, — сказала Вараиль. — Но существовала вероятность, что вы уехали очень надолго, и никто не знал, как надолго.
Мы оба сочли, что лучше не ждать.
— Я хорошо понимаю, — ответил Абригант с легким поклоном. Теперь он стал образцом учтивости. Разгневанный человек, каким он был несколько минут назад, бесследно исчез. Глядя на Престимиона, он сказал:
— Мне кажется, мы пока что закончили наши дела, братец. Я пойду к себе, если позволишь, и оставлю тебя с женой.
Его глаза сияли, и смысл их выражения был так ясен Престимиону, словно он мог читать мысли своего брата: «Ты не промахнулся, братец. Эта женщина — настоящая королева!»
— Нет-нет, — возразила Вараиль, — я просто проходила мимо. Мне не хотелось бы прерывать вашу встречу. Вам обоим еще многое нужно сказать друг другу — Она послала Престимиону воздушный поцелуй и направилась к двери. — Мы, как обычно, обедаем во дворе Пинитора, милорд?
— Думаю, да. Может быть, Абригант присоединится к нам.
— Я была бы очень рада, — приветливо ответила она, махнула им обоим рукой на прощание и вышла.
— Как она великолепна, — сказал Абригант, все еще сияя. — Теперь я все понимаю. Она все время называет тебя «милорд»?
— Только в присутствии незнакомых ей людей, — ответил Престимион. — Небольшая формальность, вот и все. Она очень хорошо воспитанная женщина, знаешь ли. Но наедине мы ведем себя не так официально.
— Надеюсь, братец. — Абригант в изумлении покачал головой. — Дочь Симбилона Кайфа! Кто бы в это поверил? Чтобы этот жалкий человечек мог произвести на свет такую женщину…
Престимион встал на рассвете. Было еще очень рано. Вараиль еще спала; Абригант, наверное, совсем не ложился. К чему такая спешка?
— Скажите ему, что я встречусь с ним в тронном зале Стиамота через тридцать минут, — ответил Престимион.
Едва он успел сесть на свой трон, как в зал влетел Абригант. У него был такой вид, как будто он даже не потрудился переодеться после приезда. Он загорел и обветрился во время путешествия, а коричневый плащ, надетый поверх поношенных зеленых лосин, был грязен и покрыт пятнами. На левой скуле виднелся приличных размеров синяк, явно полученный давно, но все еще довольно яркий.
— Ну, братец, добро пожаловать домой… — начал Престимион, но на этом ему пришлось прервать свое приветствие.
— Ты женился, да? — выпалил Абригант. Выражение его лица было гневным и вызывающим. — Я слышал, что ты обзавелся королевой. Кто она, Престимион? И почему ты не подождал, пока я смогу присутствовать на церемонии?
— Ты говоришь слишком резко для младшего брата, который обращается к королю, Абригант.
— Однажды я приветствовал тебя торжественным знаком Горящей Звезды и глубоким поклоном, и ты мне сказал, что такие церемонии между братьями ни к чему. А теперь…
— Теперь ты зашел слишком далеко в противоположном направлении. Мы не виделись много месяцев; и вот ты здесь, врываешься ко мне, словно дикий бидлак, — ни улыбки, ни дружеских объятий, — и сразу же требуешь у меня отчета в моих поступках, словно это ты корональ, а я простой…
И снова Абригант его прервал.
— Слуга, который встретил меня по приезде, сказал мне, что у тебя теперь есть супруга и что ее зовут Вараиль. Это правда? Кто такая эта Вараиль, брат?
— Она дочь Симбилона Кайфа.
Если бы Престимион дал ему пощечину, Абригант не выглядел бы более изумленным. Он был явно потрясен.
— Дочь Симбилона Кайфа? Дочь Симбилона Каифа? Дочь этого надутого, самодовольного дурака теперь член нашей семьи, Престимион? Брат, что ты сделал?
— Влюбился, вот что я сделал. А ты ведешь себя как свирепый кабан. Успокойся, Абригант, и давай начнем разговор сначала, если хочешь. Лорд корональ поздравляет принца Малдемарского с возвращением в Замок после долгого путешествия и просит его присесть.
Садись туда, Абригант. Вот так. Хорошо. Мне не нравится, когда люди возвышаются надо мной, ты же знаешь. — Абригант выглядел абсолютно ошеломленным, но Престимион не мог бы сказать, виной тому его выговор или откровенное признание в том, что он женился на дочери Симбилона Кайфа. — У тебя такой вид, будто путешествие выдалось тяжелое. Надеюсь, оно было успешным.
— Да, успешным. И даже очень. — Абригант цедил слова сквозь стиснутые зубы.
— Тогда расскажи мне о нем.
Но Абриганта невозможно было увести в сторону.
— Эта женитьба, брат…
Собрав все терпение, на которое был способен, Престимион сказал:
— Она — великолепная женщина, достойная роли королевы. Ты перестанешь сомневаться в мудрости моего выбора, когда познакомишься с ней. Что касается ее отца, уверяю тебя, что я от него не более в восторге, чем ты, но здесь нет причин для отчаяния. Он подцепил безумие, которое поразило нашу планету и его посадили под замок, так что он никого не сможет шокировать своими вульгарными манерами. Что касается того что я не отложил свадьбу до твоего возвращения, то я не обязан перед тобой оправдываться; но прошу тебя учесть: я не был уверен, что ты сдержишь свое обещание и прервешь поиски Скаккенуара через шесть месяцев. Ты мог бы пропадать два или три года или даже целую вечность, откуда мне знать.
— Я дал тебе торжественное обещание. И в точности сдержал его. Едва прошло ровно шесть месяцев с того дня, как мы расстались, как я повернул обратно к дому.
— Ну, выражаю тебе за это свою признательность.
Ты говоришь, экспедиция была успешной?
— О да, Престимион. Очень успешной. Должен сказать тебе, что успех был бы еще большим, если бы ты не установил мне этот шестимесячный предел, но все равно мне есть о чем доложить. Он действительно сошел с ума? Взбесившийся идиот — так? Очень подходящая судьба для него! Надеюсь, ты его посадил на цепь среди тех отвратительных зверей, который Гиялорис привез тебе из Каракса.
— Ты сказал, что тебе есть о чем доложить, — напомнил ему Престимион. — Очень прошу тебя, начинай, братец.
В начале своего путешествия, рассказывал Абригант, — он все еще был явно ошеломлен новостью о женитьбе Престимиона, но прилагал видимые усилия не думать о ней, — он направился на восток от Сиппульгара, вдоль Аруачозианского побережья Внутреннего моря. Но оно оказалось таким мерзким, душным местом, где воздух столь влажный и плотный, что едва можно дышать, а осы и муравьи достигают размеров мышей и даже черви имеют крылья и челюсти, что им пришлось углубиться дальше во внутренние земли вскоре после вступления в провинцию Врист. В последний раз они видели море в одном из унылых портов Вриста — Глистринтае После этого они оказались в менее влажной местности, в основном пустынной, на жарком плато, сохранившемся, похоже, в первозданном виде На нем в изобилии встречались причудливые утесы и застывшая лава, розовые озера, в которых лежали, свернувшись, гигантские змеи, бурные реки, населенные чудовищными, похожими на слизней, глинистого цвета рыбами, размерами больше человека, которые, по-видимому, уцелели с древнейших времен.
В этом выжженном солнцем доисторическом краю обширных равнин и дальних горизонтов изо дня в день царила ужасающая тишина, нарушаемая лишь случайным резким криком пролетающих в вышине хищных птиц, более крупных, чем кестрабоны или сурастрены, которых они видели в восточных землях. Путешественники чувствовали себя первопроходцами на некой девственной планете.
Но потом они заметили на горизонте дым от костров и на следующий день приблизились к району иссиня-черных холмов, испещренных ослепительными жилами сверкающего белого кварца, где тысячи лиименов добывали золото из недр этой затерянной земли.
— На этот раз настоящее золото? — спросил Престимион. — После золотых пчел, и золотых холмов, и стен из золотого камня, это место, где добывают настоящее золото?
— Настоящее золото, — подтвердил Абригант. — Это рудники провинции Сетем, где голые лиимены трудятся, как рабы, под убийственным солнцем. Вот Посмотри сам. — Он полез в заплечный мешок, который принес в тронный зал, и вытащил три тонкие квадратные пластины золота, каждая размером примерно в ладонь, на которых были выбиты геометрические фигуры. — Это они мне дали, — пояснил Абригант. — Не знаю, какова их стоимость. Кажется, рудокопов это не волнует.
Они просто делают свою работу, словно машины.
— Рудники Сетема, — произнес Престимион — Ну, этот метал должен откуда-то появляться. Я никогда об этом не задумывался.
Он представил себе длинные шеренги лиименов за работой среди бесплодной каменистой пустоши: странные безропотные существа с шершавой кожей, широкими плоскими головами в форме молота и тремя огненными глазами, сверкающими подобно тлеющим углям в кратерах их глубоко запавших глазниц.
Кто собрал их и привез сюда? Какие мысли вертятся у них в голове, пока они влачат свои дни, занимаясь немыслимо тяжким трудом?
Золото лежит спрятанное в кварце, лишь небольшая его щепотка рассеяна по жилам в скалах. Лиимены его добывают, как рассказал Абригант, разводя костры на черных, каменистых выходах пород и поливая холодной водой и уксусом раскаленный камень. Камень покрывается трещинами, и из них можно извлечь руду.
Некоторые работают на поверхности холма, другие — в глубоких туннелях, слишком низких для их роста, так что им приходится ползать по ним и освещать себе путь лампами, прикрепленными ко лбу. В конце концов собираются большие груды рудоносной породы.
Затем принимается за работу другая группа, вооруженная каменными молотами. Они разбивают камни на более мелкие кусочки, которые уже третья группа рабочих перемалывает в мельницах, за длинные рукоятки которых держатся по два-три лиимена, пока руда не приобретет консистенцию муки.
Конечная фаза заключается в том, что измельченный кварц рассыпают на наклонных досках и льют на них воду, чтобы смыть шлак. Это повторяется снова и снова, пока не останутся только частицы чистого золота. Их потом плавят несколько дней в печах для обжига вместе с солью, оловом и высевками хойкки, и наконец получают чистые, сверкающие золотые самородки. Их разбивают на тонкие пластины, как те, что получил Абригант.
— Это кошмарный труд в кошмарном месте, — сказал он. — Но они трудятся целый день, перелопачивают огромное количество руды, чтобы получить очень малое количество золота. И весь этот труд всего лишь ради золота! Если бы этого металла было больше, возможно, мы могли бы найти какой-нибудь способ превращать его в полезные железо или медь. Но пока что у нас есть только это золото, пригодное лишь для незначительных, декоративных целей.
— А после Сетема, — спросил Престимион, — куда вы направились?
— Дальше на восток, — ответил Абригант, — в провинцию Кинорн. Это не совсем пустыня, но место неприятное. Из-за подвижек земли в древности здесь образовалось множество складок, так что ехать по ней все равно что по гигантской терке. Мы ехали все дальше, с хребта на хребет, и всегда впереди нас ждал очередной крутой склон, и нас швыряло в экипажах, словно в море во время шторма. Этот синяк, Престимион, я заработал, когда однажды наш экипаж перевернулся, — я ударился головой и уже думал, что мне пришел конец. Там мы тоже обнаружили несколько деревень, одному Высшему Божеству известно каким чудом, где люди живут фермерством и почти ничего не знают об огромном мире за пределами своих селений. Они говорят на диалекте, который трудно понять. Для них Зимроэль — всего лишь миф, они не знают демонического прокуратора. Они утверждали, что знают о таких местах, как Пятьдесят Городов Замковой горы, Алаизор, Стойен, Синталмонд и Сайсивондэйл, но было очевидно, что их знание ограничивается только названиями.
Я спросил о Скаккенуаре, и они в ответ улыбнулись и ответили: «Да-да, Скаккенуар», и указали на восток. Они произнесли это название таким варварским способом, что мой язык не способен его повторить, но сказали, что земля там ярко-красного цвета. Красного цвета железа, Престимион.
— Конечно, шестимесячный срок истек как раз в этом пункте, — весело сказал Престимион, — и поэтому ты повернул обратно и дальше не искал.
— Ты это предвидел, брат! Так и случилось. Но фактически нам не хватило всего нескольких дней, чтобы проехать немного дальше. И посмотри, Престимион! — Он снова сунул руку в мешок и вынул три маленьких стеклянных сосуда с песком и третий, в котором были засохшие и измятые листья какого-то растения. — Отдай этот песок на анализ, и я думаю, ты найдешь в нем много железа, не меньше одной десятитысячной части. И листья: не окажутся ли они листьями растений Скаккенуара, содержащих металл? Я в это верю, Престимион. Там была всего лишь маленькая полоска красной почвы, двадцать футов шириной, самое большее, и она быстро иссякла — один случайный язычок, высунувшийся из земли Скаккенуара. И полдесятка тощих растений росли на этой красной почве. Настоящее богатство лежит дальше к востоку, в этом я уверен. Но я же поклялся повернуть обратно в тот день, когда начнется седьмой месяц, и этот день тогда наступил. Я был уже совсем близко, как мне кажется. Но моя клятва повернуть обратно…
— Хорошо, Абригант. Я все понял.
Престимион откупорил сосуд с листьями и достал один. Он был похож на обыкновенный сухой лист, какие используют в качестве приправ на кухне. В нем не было ничего металлического: с большим успехом можно попытаться извлечь золото из сияющих трав на холмах Арвианды, которые отражают солнечный свет, чем получить железо из этого сморщенного обрывка растительности. Но он все равно пошлет его на анализ.
— Вот, — сказал Абригант. — Рудники Скаккенуара твои, можешь их получить. Это такая чудовищная страна, Престимион, и там такая ужасная жара, и вечные подъемы и спуски: я могу понять, почему другие исследователи быстро сдавались. Но возможно, они не так страстно, как я, жаждали найти страну железа. В этих четырех сосудах, брат, заключено великое процветание эры Престимиона.
— Может быть, и так. Я отдам их на анализ сегодня же. Но даже если в них содержится железо, что с того?
Немного красного песка и несколько листьев ничего нам не дадут. Сам Скаккенуар по-прежнему не открыт.
— Он лежал прямо за следующим холмом, Престимион! Я клянусь!
— Но так ли это?
Абригант одарил его яростным взглядом.
— Я снова поеду туда и увижу его. С более крупными экипажами и с гораздо большим количеством людей. И на этот раз никакого шестимесячного ограничения. Это кошмарная земля, но я поеду, если только ты разрешишь эту вторую экспедицию. И привезу все железо, какое только ты пожелаешь получить.
— Сначала сделаем химический анализ этих образцов, братец. А потом обсудим новую экспедицию.
Кажется, Абригант уже готов был горячо возразить, но как раз в этот момент раздался стук в дверь — легкое тук-тук-тук, — в котором Престимион сразу узнал стук Вараиль. Он поднял ладонь, чтобы заставить брата замолчать, подошел к двери и впустил ее.
Она приветствовала его нежным поцелуем; и только когда они отстранились друг от друга, она заметила, что в комнате еще кто-то есть.
— Прости, Престимион Я не знала, что ты…
— Это мой брат, Абригант, который снова с нами после трудного, дальнего путешествия на юг. Он искал страну железа. Очевидно, его застало врасплох известие о том, что я в его отсутствие женился. Абригант, это моя супруга Вараиль.
— Брат, — без колебаний произнесла она. — Как я счастлива услышать, что вы благополучно вернулись! — Она немедленно подошла к нему и обняла почти так же нежно, как только что Престимиона.
Казалось, Абригант на мгновение был поражен искренней сердечностью ее приветствия и сначала ответил на него неловко и скованно. Но потом обнял ее уже от всего сердца, а когда отпустил, его глаза сияли по-новому, а его бледное лицо покраснело от смущения и удовольствия. Было ясно, что Вараиль в одно мгновение покорила его, что он потрясен красотой, самообладанием и гордой осанкой жены своего брата.
— Я только что говорил лорду Престимиону, — сказал Абригант, — как мне жаль, что я пропустил вашу свадьбу. Я по возрасту к нему ближе другого брата, мне доставило бы огромное удовольствие стоять рядом с ним, когда он произносил свои клятвы.
— Он тоже жалел, что вы не могли быть с нами, — сказала Вараиль. — Но существовала вероятность, что вы уехали очень надолго, и никто не знал, как надолго.
Мы оба сочли, что лучше не ждать.
— Я хорошо понимаю, — ответил Абригант с легким поклоном. Теперь он стал образцом учтивости. Разгневанный человек, каким он был несколько минут назад, бесследно исчез. Глядя на Престимиона, он сказал:
— Мне кажется, мы пока что закончили наши дела, братец. Я пойду к себе, если позволишь, и оставлю тебя с женой.
Его глаза сияли, и смысл их выражения был так ясен Престимиону, словно он мог читать мысли своего брата: «Ты не промахнулся, братец. Эта женщина — настоящая королева!»
— Нет-нет, — возразила Вараиль, — я просто проходила мимо. Мне не хотелось бы прерывать вашу встречу. Вам обоим еще многое нужно сказать друг другу — Она послала Престимиону воздушный поцелуй и направилась к двери. — Мы, как обычно, обедаем во дворе Пинитора, милорд?
— Думаю, да. Может быть, Абригант присоединится к нам.
— Я была бы очень рада, — приветливо ответила она, махнула им обоим рукой на прощание и вышла.
— Как она великолепна, — сказал Абригант, все еще сияя. — Теперь я все понимаю. Она все время называет тебя «милорд»?
— Только в присутствии незнакомых ей людей, — ответил Престимион. — Небольшая формальность, вот и все. Она очень хорошо воспитанная женщина, знаешь ли. Но наедине мы ведем себя не так официально.
— Надеюсь, братец. — Абригант в изумлении покачал головой. — Дочь Симбилона Кайфа! Кто бы в это поверил? Чтобы этот жалкий человечек мог произвести на свет такую женщину…
4
В центральных землях Алханроэля, где поднималась к небу Замковая гора, наступило лето, но в самом Замке смены времен года не было заметно, потому что здесь всегда стояла мягкая, весенняя погода.
В Замке царило обманчивое спокойствие. По крайней мере, в данный момент не нужно было сражаться ни с каким кризисом. Престимион, освоившись теперь с ролью короналя, принимал делегации из дальних земель, наносил иногда визиты в соседние города на Горе, председательствовал на заседаниях совета, совещался с представителями понтифекса и Хозяйки по тем вопросам управления, которые требовали его вмешательства. Эпидемия безумия косила все новые жертвы, но не в таком масштабе, как прежде, и население планеты, казалось, примирилось с этим фактом своей жизни, как с необычайно сильным дождем, который заливает поля во время уборки урожая, или с нашествием саранчи, или с песчаными бурями, которые иногда бушевали на юго-востоке Зимроэля, или с любым другим из мелких бедствий на планете, без которых Маджипур стал бы идеальным раем.
Что касается Дантирии Самбайла, то он словно исчез с лица планеты. Престимион считал идею о том, что он мог погибнуть во время своих скитаний по Алханроэлю, слишком удобной и малоправдоподобной; но постепенно он нехотя признал такую возможность.
От одной мысли о том, что Дантирия Самбайл покинул этот мир, его охватывали восхитительная легкость и покой. В минуты большого напряжения или сильной усталости от ежедневной работы Престимион иногда останавливался и думал: «Я навсегда избавился от Дантирии Самбайла» — просто ради того, чтобы насладиться покоем, который эти слова вливали в его душу.
Вараиль тоже хорошо приспособилась к переменам в своей жизни после замужества. У жены короналя было множество собственных обязанностей, которых хватало на целый день. Но одну обязанность она взяла на себя добровольно: каждое утро, перед тем как приступить к ежедневным делам, она шла навестить Симбилона Кайфа, запертого в комфортабельных гостевых комнатах северного крыла Замка, рядом с залом лорда Гендигейла.
Человек, который прежде был одним из богатейших граждан Сти и величественный городской особняк которого служил предметом всеобщей зависти и восхищения, теперь жил в пяти скромных комнатах вдали от суеты Замка. Но его, казалось, это ничуть не волновало, он не замечал ничего вокруг. Для Симбилона Кайфа бурные дни миновали. Он совсем не вспоминал о той власти, которой обладал, о жадном честолюбии, приведшем его к власти, о тысяче мелочей, помогавших ему тщеславно заявлять миру, что Симбилон Кайф — это сила, с которой надо считаться.
Теперь он каждый день рождался заново. Вчерашний опыт, каким бы он ни был, полностью исчезал из его памяти, как смытые волной следы птиц на песчаном берегу Внутреннего моря во время прилива.
Утренняя сиделка будила его, умывала, одевала в простую белую одежду, подавала завтрак и вела на короткую прогулку вдоль парапета лорда Метираспа, по широкой мощеной террасе за его апартаментами.
Обычно Вараиль появлялась к моменту его возвращения с прогулки.
В это утро, как обычно, Симбилон Кайф выглядел веселым и счастливым. Он приветствовал ее, как всегда, вежливым, хоть и рассеянным поцелуем в щеку и коротким, мимолетным рукопожатием. Хотя он мало помнил из своей прошлой жизни, но по крайней мере помнил, что у него была дочь и что ее звали Вараиль.
— Ты неплохо сегодня выглядишь, отец. Хорошо отдохнул?
— О да, очень хорошо. А ты, Вараиль?
— Хотелось бы поспать подольше, но я не могу этого себе позволить. Мы очень поздно легли вчера: устраивали очередной банкет в честь приезда герцога Чорга из Бибируна, а он великий знаток вин. И поскольку семья Престимиона прославилась своим вином, естественно, необходимо было доставить из Малдемара целый сундук редких вин для банкета, и герцог, как и следовало ожидать, пожелал снять пробу С каждой бутылки…
— Престимион? — переспросил Симбилон Киаф, неуверенно улыбаясь.
— Мой супруг. Лорд Престимион, корональ. Ты ведь знаешь, что я жена короналя, правда, отец?
Симбилон Кайф заморгал.
— Ты вышла замуж за старого Конфалюма? Зачем тебе это понадобилось? Это странно, выйти замуж за человека старше твоего отца.
— Ничего подобного, — возразила она со смехом, несмотря на серьезность ситуации. — Отец, Конфалюм больше не корональ. Он стал понтифексом и уехал. Теперь у нас новый корональ.
— Да, конечно: лорд Корсибар. Как глупо с моей стороны! Как я мог забыть, что после Конфалюма короналем стал Корсибар? Значит, ты вышла замуж за Корсибара?
Она смотрела не него с изумлением и грустью. Его поврежденный рассудок рождал самые странные идеи.
— Корсибар? Нет, отец. Откуда ты взял это имя? Нет никакого лорда Корсибара. Я никогда не слышала о человеке с таким именем.
— Но я был уверен, что…
— Нет, отец.
— Тогда кто…
— Престимион, отец. Престимион. Он теперь корональ, преемник лорда Конфалюма. А я — его жена.
— Вот как. Лорд Престимион. Очень интересно.
Имя нового короналя — Престимион, не Корсибар.
Что это я придумал? Ты говоришь, что ты — его жена?
— Правильно.
— И сколько у вас с этим лордом Престимионом детей?
Вараиль слегка покраснела:
— Мы поженились совсем недавно, отец. У нас пока нет детей.
— Ну так будут. У всех есть дети. У меня самого есть ребенок, по-моему.
В Замке царило обманчивое спокойствие. По крайней мере, в данный момент не нужно было сражаться ни с каким кризисом. Престимион, освоившись теперь с ролью короналя, принимал делегации из дальних земель, наносил иногда визиты в соседние города на Горе, председательствовал на заседаниях совета, совещался с представителями понтифекса и Хозяйки по тем вопросам управления, которые требовали его вмешательства. Эпидемия безумия косила все новые жертвы, но не в таком масштабе, как прежде, и население планеты, казалось, примирилось с этим фактом своей жизни, как с необычайно сильным дождем, который заливает поля во время уборки урожая, или с нашествием саранчи, или с песчаными бурями, которые иногда бушевали на юго-востоке Зимроэля, или с любым другим из мелких бедствий на планете, без которых Маджипур стал бы идеальным раем.
Что касается Дантирии Самбайла, то он словно исчез с лица планеты. Престимион считал идею о том, что он мог погибнуть во время своих скитаний по Алханроэлю, слишком удобной и малоправдоподобной; но постепенно он нехотя признал такую возможность.
От одной мысли о том, что Дантирия Самбайл покинул этот мир, его охватывали восхитительная легкость и покой. В минуты большого напряжения или сильной усталости от ежедневной работы Престимион иногда останавливался и думал: «Я навсегда избавился от Дантирии Самбайла» — просто ради того, чтобы насладиться покоем, который эти слова вливали в его душу.
Вараиль тоже хорошо приспособилась к переменам в своей жизни после замужества. У жены короналя было множество собственных обязанностей, которых хватало на целый день. Но одну обязанность она взяла на себя добровольно: каждое утро, перед тем как приступить к ежедневным делам, она шла навестить Симбилона Кайфа, запертого в комфортабельных гостевых комнатах северного крыла Замка, рядом с залом лорда Гендигейла.
Человек, который прежде был одним из богатейших граждан Сти и величественный городской особняк которого служил предметом всеобщей зависти и восхищения, теперь жил в пяти скромных комнатах вдали от суеты Замка. Но его, казалось, это ничуть не волновало, он не замечал ничего вокруг. Для Симбилона Кайфа бурные дни миновали. Он совсем не вспоминал о той власти, которой обладал, о жадном честолюбии, приведшем его к власти, о тысяче мелочей, помогавших ему тщеславно заявлять миру, что Симбилон Кайф — это сила, с которой надо считаться.
Теперь он каждый день рождался заново. Вчерашний опыт, каким бы он ни был, полностью исчезал из его памяти, как смытые волной следы птиц на песчаном берегу Внутреннего моря во время прилива.
Утренняя сиделка будила его, умывала, одевала в простую белую одежду, подавала завтрак и вела на короткую прогулку вдоль парапета лорда Метираспа, по широкой мощеной террасе за его апартаментами.
Обычно Вараиль появлялась к моменту его возвращения с прогулки.
В это утро, как обычно, Симбилон Кайф выглядел веселым и счастливым. Он приветствовал ее, как всегда, вежливым, хоть и рассеянным поцелуем в щеку и коротким, мимолетным рукопожатием. Хотя он мало помнил из своей прошлой жизни, но по крайней мере помнил, что у него была дочь и что ее звали Вараиль.
— Ты неплохо сегодня выглядишь, отец. Хорошо отдохнул?
— О да, очень хорошо. А ты, Вараиль?
— Хотелось бы поспать подольше, но я не могу этого себе позволить. Мы очень поздно легли вчера: устраивали очередной банкет в честь приезда герцога Чорга из Бибируна, а он великий знаток вин. И поскольку семья Престимиона прославилась своим вином, естественно, необходимо было доставить из Малдемара целый сундук редких вин для банкета, и герцог, как и следовало ожидать, пожелал снять пробу С каждой бутылки…
— Престимион? — переспросил Симбилон Киаф, неуверенно улыбаясь.
— Мой супруг. Лорд Престимион, корональ. Ты ведь знаешь, что я жена короналя, правда, отец?
Симбилон Кайф заморгал.
— Ты вышла замуж за старого Конфалюма? Зачем тебе это понадобилось? Это странно, выйти замуж за человека старше твоего отца.
— Ничего подобного, — возразила она со смехом, несмотря на серьезность ситуации. — Отец, Конфалюм больше не корональ. Он стал понтифексом и уехал. Теперь у нас новый корональ.
— Да, конечно: лорд Корсибар. Как глупо с моей стороны! Как я мог забыть, что после Конфалюма короналем стал Корсибар? Значит, ты вышла замуж за Корсибара?
Она смотрела не него с изумлением и грустью. Его поврежденный рассудок рождал самые странные идеи.
— Корсибар? Нет, отец. Откуда ты взял это имя? Нет никакого лорда Корсибара. Я никогда не слышала о человеке с таким именем.
— Но я был уверен, что…
— Нет, отец.
— Тогда кто…
— Престимион, отец. Престимион. Он теперь корональ, преемник лорда Конфалюма. А я — его жена.
— Вот как. Лорд Престимион. Очень интересно.
Имя нового короналя — Престимион, не Корсибар.
Что это я придумал? Ты говоришь, что ты — его жена?
— Правильно.
— И сколько у вас с этим лордом Престимионом детей?
Вараиль слегка покраснела:
— Мы поженились совсем недавно, отец. У нас пока нет детей.
— Ну так будут. У всех есть дети. У меня самого есть ребенок, по-моему.