Страница:
— Да, эти. Сотни зверей. Бегают на свободе по всей Каракской равнине. Это была ужасно сложная задача, друг мой, гоняться за этими тварями и убивать их. Наш корональ в долгу передо мной за эту услугу Надеюсь, Септах Мелайн, ты подготовил для этих ребятишек место? Очень надежное место! Это образцы тех зверей, что я там встретил.
— Есть одно место. В королевских конюшнях. А твоя платформа пройдет в эти врата?
— В эти — да. А во врата Дизимаула — нет, вот поэтому я и подъехал с этой стороны к Замку — Гиялорис повернулся к своим воинам. — Эй! Поехали! Двигайте эту платформу в Замок! В Замок!
Потребовался час, чтобы переместить зверей в приготовленное для них Септахом Мелайном убежище, каждого в отдельную клетку, и надежно запереть за крепкими решетками, сокрушить которые не так-то легко. Септах Мелайн нашел заброшенное крыло в конюшнях Замка: огромный каменный сарай, глубоко под древней башней Труб, который, наверное, использовался для содержания королевских коней пару тысячелетий назад, во времена лорда Спурифона или лорда Скаула, когда этой частью Замка пользовалась чаще, чем сейчас. Под руководством Септаха Мелайна мастера очень быстро превратили его в зверинец для «милых зверушек» Гиялориса.
Когда дело было сделано, Гиялорис и Септах Мелайн отпустили Акбалика и других помощников и остались вдвоем.
— Как бы мы выиграли эту войну интересно, если бы Корсибару удалось напустить на нас весь этот кошмар? — с изумлением и ужасом глядя на зловещих тварей, которые метались и храпели в своих клетках, сказал Септах Мелайн.
— Можешь благодарить судьбу, что этого не случилось. Возможно, даже у Корсибара хватило здравого смысла понять, что, выпусти он этих чудовищ против нас, они бы разбежались по всей планете и представляли бы вечную угрозу для всех.
— Корсибар и здравый смысл?
— Да, ты прав, — согласился Септах Мелайн. — Но что все-таки удержало его от их использования? Полагаю, дело в том, что война закончилась раньше, чем он успел это сделать. — Он бросил взгляд на клетки и содрогнулся. — Уф! Как они воняют, эти твои звери! Какое стадо чудовищ!
— Тебе бы посмотреть на них, когда они бродили по всей Каркской равнине. Куда бы ни падал взгляд, везде он натыкался на какую-нибудь отвратительную тварь, рычащую на другую, еще более отвратительную.
Словно сцена из ночного кошмара. Нам повезло, что равнина с трех сторон ограждена гранитными скалами, так что мы смогли загнать их в ловушку и даже заставить уничтожать друг друга, пока мы атаковали их с флангов.
— Вы их всех перебили, надеюсь?
— Всех, которые оставались на свободе, — ни одного не осталось, — ответил Гиялорис. — Кроме этих. Их я привез в качестве сувениров для Престимиона. Но еще сотни чудовищ находятся в загонах — они никуда не убегали. Смотрители понятия не имеют, что это такое.
Да и откуда, если они не помнят ни о войне, ни о Корсибаре? Они знают только, что там, в Караксе, — и что за серое, уродливое место, мой друг, этот Каракс! — существует огромный загон ужасных зверей, которых надо сторожить, но что-то случилось, и некоторые из них вырвались. Хочешь услышать их имена?
— Имена смотрителей? — спросил Септах Мелайн.
— Имена зверей, — ответил Гиялорис. — У них есть имена, знаешь ли. Наверное, Престимион захочет их видеть. — Он достал из кармана туники грязный, сложенный клочок бумаги и стал старательно его изучать, так как умение хорошо читать не входило в число талантов Гиялориса. — Да. Вон тот — Он указал на длинное белое, костлявое существо, похожее на змею, состоящую из острых, как бритва, серпов, спаянных вместе, которое лежало в дальней клетке справа, извиваясь и яростно шипя. — Вон тот — зитун. А этот, с розовым мешковатым телом и всеми этими лапами, красными глазами и отвратительным волосатым хвостом с черными жалами на нем, — это малорн. За ним у нас сидит вурхейн — вон та зеленая, прыщавая, похожая на медведя тварь с изогнутыми, длинными, как мечи, бивнями, — а позади него — зейль, мин-моллитор, кассай… Нет, вон то кассай, с крабьими ногами, а этот — зейль, а там, если разглядишь, — вейхант, у него пасть такая громадная, что он мог бы проглотить трех скандаров за раз. — Тут Гиялорис сплюнул. — Ох, Корсибар!
Тебя бы следовало убить еще раз только за то, что ты замышлял выпустить этих зверей против нас. И нам следовало бы найти чародеев, которые их сотворили, и их тоже уничтожить.
С гримасой отвернувшись от чудовищ в клетках, Гиялорис продолжал:
— Скажи мне, Септах Мелайн, что нового и интересного произошло в Замке, пока я бродил среди зейлей и вурхейнов?
— Ну, — ответил воин, лукаво усмехаясь, — полагаю, су-сухирис — это нечто новое и интересное.
Гиялорис озадаченно посмотрел на него.
— Какого су-сухириса ты имеешь в иду?
— Его зовут Мондиганд-Климд. Мы с Престимионом встретили его на полуночном базаре в Бомбифэйле. Или, точнее, он с нами встретился: несмотря на нашу маскировку, узнал нас и приветствовал, назвав наши имена. — Он еще раз лукаво улыбнулся. — Тебя позабавит новость о том, что он теперь новый придворный маг Престимиона.
— Что? Ты говоришь, он су-сухирис? Я думал, что главным магом у нас должен стать Хезмон Горе.
— Хезмон Горе вскоре вернется в Триггойн, где будет помогать отцу править тамошними чародеями, а потом станет его преемником. Нет, Гиялорис, другой су-сухирис получил место при дворе. В ту ночь на базаре Бомбифэйла он произвел на короналя большое впечатление. А через два дня по приказу Престимиона его вызвали в Замок. И теперь они стали большими друзьями. Дело не только в том, что он мастер своего дела, а, надо признать, он действительно мастер. Престимион им просто очарован, он, кажется, любит его не меньше, чем любил герцога Свора. Ясно, Гиялорис, что ему нужен рядом человек с более черной душой, чем твоя или моя. И теперь он его нашел.
— Но су-сухирис… — Гиялорис изумленно вскинул руки вверх. — Чтобы эти мерзкие, змеиные головы все время смотрели на тебя сверху вниз… и эти холодные глаза! А если принять во внимание предательскую натуру этой расы… Как мог Престимион так быстро забыть Санибак-Тастимуна?
— Должен тебе сказать, что он вовсе не такой, как Санибак-Тастимун. Того окружал запах зла. Он исходил от его бледной кожи, словно ядовитый пар.
Мондиганд-Климд производит впечатление существа уравновешенного и откровенного. Внутри он темен, полагаю, и его речи весьма зловещи, но такова их природа. И все же невольно возникает искушение довериться ему. Он даже открывает Престимиону секреты своих всепланетных чар.
— Неужели? И это возможно?
— Да, и у него они выглядят настолько математически выверенными, что даже на Престимиона произвели впечатление, несмотря на скептицизм короналя, скрываемый притворным почитанием магии. Собственно говоря, я и сам должен признать, что я…
— Су-сухирис в числе приближенных, — ворчливо перебил его Гиялорис. — Мне это совсем не нравится, Септах Мелайн.
— Сначала познакомься с ним, а потом уже суди о нем. Ты запоешь по-другому — Но потом Септах Мелайн нахмурился и сказал, достав из ножен меч и в задумчивости рисуя его концом на земляном полу старой конюшни узоры, немного напоминающие мистические символы геомантов его родного города Тидиаса. — Должен сказать, он уже дал Престимиону один совет, который меня немного тревожит. Они вчера обсуждали проблему Дантирии Самбайла, и маг предложил вернуть прокуратору воспоминания о войне.
Гиялорис изумленно посмотрел на него.
— На что, — невозмутимо продолжал Септах Мелайн, — корональ отреагировал вполне благожелательно — согласился, что, возможно, так и надо поступить.
— Клянусь Повелительницей! — взвыл Гиялорис, воздев руки и лихорадочно делая один за другим десяток священных жестов, так что они почти слились в один. — Я покидаю Замок всего на несколько недель, и в нем тут же пускает корни безумие! Вернуть память прокуратору? Престимион свихнулся! Этот чародей, должно быть, совершенно лишил его рассудка!
— Ты так думаешь? — в этот момент гулко раздался голос короналя из противоположного конца огромной конюшни. Стоя у входа, Престимион поманил их к себе. — Ну, Гиялорис, подойди поближе и посмотри мне в глаза! Ты видишь в моем взгляде признаки безумия?
Подойди, Гиялорис! Подойди, дай мне обнять тебя и поздравить с возвращением в Замок, а потом скажешь, мне, считаешь ли ты все еще меня сумасшедшим или нет.
Только подойдя к Престимиону, Гиялорис заметил су-сухириса, маячившего за спиной короналя: высокая, внушительная фигура в пурпурных, богато расшитых блестящими золотыми нитями одеждах придворного мага. Его длинная, белая, раздвоенная шея и две безволосые продолговатые головы на ней возвышались над тяжелым, отделанным драгоценными камнями воротом, словно причудливо вырезанная из льда колонна.
Бросив на чужака быстрый враждебный взгляд, Гиялорис раскрыл Престимиону объятия и крепко прижал невысокого короналя к груди.
— Ну? — произнес Престимион, делая шаг назад. — Что скажешь? Ты по-прежнему видишь перед собой безумца или все же того самого Престимиона, которого ты знал до того, как отправился в Каракс?
— Я слышал, что ты хочешь вернуть Дантирии Самбайлу воспоминания о войне, — сказал Гиялорис. — Мне это кажется очень похожим на безумие, Престимион. — И он снова бросил мрачный взгляд на су-сухириса.
— Ну, это вопрос спорный, тут есть над чем подумать, — возразил Престимион, потом принюхался и сморщил лицо. — Что за мерзкая вонь! Полагаю, это запах твоих милых зверюшек Ты мне их сейчас покажешь. — Лицо его вдруг прояснилось. — Однако сначала надо вас познакомить. Это наш новый придворный маг, Гиялорис. — Корональ показал на своего спутника. — Его зовут Мондиганд-Климд. Уверяю тебя, что он уже доказал свою способность приносить пользу. А это наш знаменитый Великий адмирал, Гиялорис Пилиплокский, — произнес он, теперь уже обращаясь к су-сухирису — Но тебе это наверняка уже известно, Мондиганд-Климд.
Су-сухирис улыбнулся левой головой и кивнул правой.
— Вы правы, ваше величество.
— Мы поговорим о Дантирии Самбайле позже, — продолжал Престимион, — но самую суть вопроса я изложу тебе сейчас. Мы уже все это обсуждали втроем: проблема состоит в невозможности отдать этого человека под суд за те преступления, которых он не помнит и о которых, кроме нас, не знает никто на всей планете. Кто выступит в зале суда в качестве обвинителя? И как Дантирия Самбайл сможет защищаться? Даже убийца имеет на это право. А как быть с раскаянием?
Без осознания вины не может быть раскаяния.
— Нам эти проблемы уже известны, Престимион, — ответил Гиялорис.
— Да, но мы их так и не решили. Теперь Мондиганд-Климд предлагает наложить на него контрчары, которые снимут забвение и позволят ему понять, за какие именно деяния мы его судим. А после можно будет вновь стереть его воспоминания. Но, как я уже сказал, мы поговорим об этом позднее. А теперь покажи мне своих драгоценных зверей.
— Хорошо, — согласился Гиялорис, — покажу. — Он уже готов был направиться к клеткам, но пришедшая в голову запоздалая мысль заставила его остановиться.
Гиялорис мрачно задумался и после небольшой паузы тоном, который выражал крайнее неудовольствие, сказал:
— Судя по твоим словам, новый маг посвящен в тайну забвения. Но ведь, насколько я понял наше соглашение, о нем не должен был знать никто, ни одна живая душа.
Легкая краска на лице Престимиона свидетельствовала о том, что он несколько обескуражен и смущен.
— Гиялорис, Мондиганд-Климд и сам уже догадался о нашей тайне, — после короткого молчания ответил он наконец, — Я только подтвердил то, о чем он подозревал. Формально это было нарушением клятвы, согласен. Но фактически…
— Значит, у нас не будет тайн от этого человека? — возмущенно спросил Гиялорис.
Престимион поднял руку в примирительном жесте.
— Мир, Гиялорис, мир! Он великий маг, этот Мондиганд-Климд. Ты разбираешься в искусстве магии гораздо лучше меня, друг. И тебе, конечно, известно, что сохранить что-то в тайне от истинного мага почти невозможно. Вот поэтому я и счел разумным взять его к себе на службу. Говорю тебе, Гиялорис, мы побеседуем обо всем позже. Покажи мне, что ты привез для меня из Каракса.
Гиялорис нехотя повел Престимиона к ближайшим клеткам и стал показывать короналю свою добычу. Он достал свой потрепанный клочок бумаги и начал читать имена чудовищ, объясняя Престимиону, который тут малорн, который мин-моллитор, а который зитун.
Престимион говорил очень мало, но по выражению его лица было ясно, что он поражен непревзойденным уродством этих тварей, резкой, кислой вонью, которую они испускали, и ощущением угрозы, исходящей от их всевозможных форм клыков, когтей и жал.
— Зейль, — повторил Престимион. — Ну что за отвратительное чудище! И вурхейн — так называется этот бородавчатый, раздутый мешок? Какой разум мог придумать таких тварей? Какие они отвратительные!
И какие странные!
— На севере я видел и другие странные вещи, милорд. Должен сказать, что даже встречал людей, которые громко смеялись на улицах.
Престимион насмешливо улыбнулся.
— Наверное, они счастливы. Разве быть счастливым так уж странно, Гиялорис?
— Они смеялись в полном одиночестве, милорд.
И очень громко. Причем смех их никак нельзя было назвать веселым. А еще один в полном одиночестве танцевал на площади Каракса.
— Я и сам все время слышу подобные истории, — вмешался Септах Мелайн. — Люди странно ведут себя повсюду. Мне кажется, в последнее время стало гораздо больше случаев помешательства, чем раньше.
— Возможно, ты прав, — ответил Престимион. Его голос звучал озабоченно, но в то же время несколько рассеянно, словно он размышлял сразу о нескольких вещах, но ни одна из них не поглощала его внимание полностью. Он отошел в сторону от остальных и ходил взад и вперед вдоль клеток, качая головой и бормоча имена искусственно созданных зверей-убийц, словно читал молитву:
— Зитун… малорн… мин-моллитор… зейль…
Он явно был странным образом очарован уродливыми формами и несомненной злобностью одиозных тварей, которых маги Корсибара изобрели для войны.
В конце концов он отошел от клеток, потряс головой и расправил плечи, словно хотел уничтожить впечатление от только что увиденного.
— Что скажешь, Престимион, после того как ты на них посмотрел, не лучше ли будет всех их уничтожить? — спросил Гиялорис.
Казалось, Престимион сначала не расслышал вопроса. Потом он ответил, словно говорил откуда-то издалека.
— Нет-нет, не надо. Мы их оставим как напоминание о том, что могло произойти, если бы Корсибар продержался немного дольше. — И прибавил после длинной паузы:
— Знаешь, Гиялорис, мы можем использовать этих тварей для испытания доблести твоих молодых рыцарей.
— Каким образом, милорд?
— Заставим их сражаться против твоих малорнов и зитунов и посмотрим, как они справятся. Им придется продемонстрировать всю свою находчивость и мужество. Как тебе кажется? Разве это не блестящая идея?
Гиялорис не мог найти слов для ответа — столь нелепой показалась ему эта идея. Он бросил взгляд на Септаха Мелайна, который едва заметно покачал головой.
Но Престимиона эта мысль, казалось, забавляла. Он несколько мгновений со странной улыбкой смотрел на чудовищ, как будто перед его мысленным взором юные лорды уже сражались на арене с этими шипящими страшилищами. Потом словно очнулся от грез и произнес уже более деловым тоном:
— Давайте теперь займемся этой так называемой проблемой помешательств. Кажется, она заслуживает пристального внимания, и мне нужно самому разобраться в сложившейся ситуации. Септах Мелайн, расскажи, как обстоят дела с организацией моего шествия по городам Замковой горы?
— Планы почти готовы, милорд. Еще пара месяцев, и все будет в порядке.
— Два месяца — это слишком долго, если люди смеются в полном одиночестве и как безумные танцуют на улицах Каракса. Да еще и выпрыгивают из окон верхних этажей. Интересно, еще были подобные случаи? Я хочу поехать прямо сейчас — завтра или, в крайнем случае, послезавтра. Приготовь для нас новую маскировку, Септах Мелайн. И пусть она будут лучше, чем в прошлый раз. Тот парик был чудовищным. А эта ужасная борода!.. Я хочу отправиться в Сти, а потом в Минимул и, возможно, в Тидиас… нет, не в Тидиас — кто-нибудь может тебя там узнать. Пусть это будет Гоикмар. Да, Гоикмар. Этот красивый город со спокойными каналами.
Из клеток раздался громкий рев и вой. Престимион оглянулся.
— Кажется, вейхант хотел сожрать зейля. Я правильно запомнил их названия, Гиялорис? — Он снова тряхнул головой, на его лице явственно читалось отвращение. — Кассай… малорн… зитун! Фу! Что за чудища!
Пусть тот, кто их придумал, не знает покоя в могиле!
10
— Есть одно место. В королевских конюшнях. А твоя платформа пройдет в эти врата?
— В эти — да. А во врата Дизимаула — нет, вот поэтому я и подъехал с этой стороны к Замку — Гиялорис повернулся к своим воинам. — Эй! Поехали! Двигайте эту платформу в Замок! В Замок!
Потребовался час, чтобы переместить зверей в приготовленное для них Септахом Мелайном убежище, каждого в отдельную клетку, и надежно запереть за крепкими решетками, сокрушить которые не так-то легко. Септах Мелайн нашел заброшенное крыло в конюшнях Замка: огромный каменный сарай, глубоко под древней башней Труб, который, наверное, использовался для содержания королевских коней пару тысячелетий назад, во времена лорда Спурифона или лорда Скаула, когда этой частью Замка пользовалась чаще, чем сейчас. Под руководством Септаха Мелайна мастера очень быстро превратили его в зверинец для «милых зверушек» Гиялориса.
Когда дело было сделано, Гиялорис и Септах Мелайн отпустили Акбалика и других помощников и остались вдвоем.
— Как бы мы выиграли эту войну интересно, если бы Корсибару удалось напустить на нас весь этот кошмар? — с изумлением и ужасом глядя на зловещих тварей, которые метались и храпели в своих клетках, сказал Септах Мелайн.
— Можешь благодарить судьбу, что этого не случилось. Возможно, даже у Корсибара хватило здравого смысла понять, что, выпусти он этих чудовищ против нас, они бы разбежались по всей планете и представляли бы вечную угрозу для всех.
— Корсибар и здравый смысл?
— Да, ты прав, — согласился Септах Мелайн. — Но что все-таки удержало его от их использования? Полагаю, дело в том, что война закончилась раньше, чем он успел это сделать. — Он бросил взгляд на клетки и содрогнулся. — Уф! Как они воняют, эти твои звери! Какое стадо чудовищ!
— Тебе бы посмотреть на них, когда они бродили по всей Каркской равнине. Куда бы ни падал взгляд, везде он натыкался на какую-нибудь отвратительную тварь, рычащую на другую, еще более отвратительную.
Словно сцена из ночного кошмара. Нам повезло, что равнина с трех сторон ограждена гранитными скалами, так что мы смогли загнать их в ловушку и даже заставить уничтожать друг друга, пока мы атаковали их с флангов.
— Вы их всех перебили, надеюсь?
— Всех, которые оставались на свободе, — ни одного не осталось, — ответил Гиялорис. — Кроме этих. Их я привез в качестве сувениров для Престимиона. Но еще сотни чудовищ находятся в загонах — они никуда не убегали. Смотрители понятия не имеют, что это такое.
Да и откуда, если они не помнят ни о войне, ни о Корсибаре? Они знают только, что там, в Караксе, — и что за серое, уродливое место, мой друг, этот Каракс! — существует огромный загон ужасных зверей, которых надо сторожить, но что-то случилось, и некоторые из них вырвались. Хочешь услышать их имена?
— Имена смотрителей? — спросил Септах Мелайн.
— Имена зверей, — ответил Гиялорис. — У них есть имена, знаешь ли. Наверное, Престимион захочет их видеть. — Он достал из кармана туники грязный, сложенный клочок бумаги и стал старательно его изучать, так как умение хорошо читать не входило в число талантов Гиялориса. — Да. Вон тот — Он указал на длинное белое, костлявое существо, похожее на змею, состоящую из острых, как бритва, серпов, спаянных вместе, которое лежало в дальней клетке справа, извиваясь и яростно шипя. — Вон тот — зитун. А этот, с розовым мешковатым телом и всеми этими лапами, красными глазами и отвратительным волосатым хвостом с черными жалами на нем, — это малорн. За ним у нас сидит вурхейн — вон та зеленая, прыщавая, похожая на медведя тварь с изогнутыми, длинными, как мечи, бивнями, — а позади него — зейль, мин-моллитор, кассай… Нет, вон то кассай, с крабьими ногами, а этот — зейль, а там, если разглядишь, — вейхант, у него пасть такая громадная, что он мог бы проглотить трех скандаров за раз. — Тут Гиялорис сплюнул. — Ох, Корсибар!
Тебя бы следовало убить еще раз только за то, что ты замышлял выпустить этих зверей против нас. И нам следовало бы найти чародеев, которые их сотворили, и их тоже уничтожить.
С гримасой отвернувшись от чудовищ в клетках, Гиялорис продолжал:
— Скажи мне, Септах Мелайн, что нового и интересного произошло в Замке, пока я бродил среди зейлей и вурхейнов?
— Ну, — ответил воин, лукаво усмехаясь, — полагаю, су-сухирис — это нечто новое и интересное.
Гиялорис озадаченно посмотрел на него.
— Какого су-сухириса ты имеешь в иду?
— Его зовут Мондиганд-Климд. Мы с Престимионом встретили его на полуночном базаре в Бомбифэйле. Или, точнее, он с нами встретился: несмотря на нашу маскировку, узнал нас и приветствовал, назвав наши имена. — Он еще раз лукаво улыбнулся. — Тебя позабавит новость о том, что он теперь новый придворный маг Престимиона.
— Что? Ты говоришь, он су-сухирис? Я думал, что главным магом у нас должен стать Хезмон Горе.
— Хезмон Горе вскоре вернется в Триггойн, где будет помогать отцу править тамошними чародеями, а потом станет его преемником. Нет, Гиялорис, другой су-сухирис получил место при дворе. В ту ночь на базаре Бомбифэйла он произвел на короналя большое впечатление. А через два дня по приказу Престимиона его вызвали в Замок. И теперь они стали большими друзьями. Дело не только в том, что он мастер своего дела, а, надо признать, он действительно мастер. Престимион им просто очарован, он, кажется, любит его не меньше, чем любил герцога Свора. Ясно, Гиялорис, что ему нужен рядом человек с более черной душой, чем твоя или моя. И теперь он его нашел.
— Но су-сухирис… — Гиялорис изумленно вскинул руки вверх. — Чтобы эти мерзкие, змеиные головы все время смотрели на тебя сверху вниз… и эти холодные глаза! А если принять во внимание предательскую натуру этой расы… Как мог Престимион так быстро забыть Санибак-Тастимуна?
— Должен тебе сказать, что он вовсе не такой, как Санибак-Тастимун. Того окружал запах зла. Он исходил от его бледной кожи, словно ядовитый пар.
Мондиганд-Климд производит впечатление существа уравновешенного и откровенного. Внутри он темен, полагаю, и его речи весьма зловещи, но такова их природа. И все же невольно возникает искушение довериться ему. Он даже открывает Престимиону секреты своих всепланетных чар.
— Неужели? И это возможно?
— Да, и у него они выглядят настолько математически выверенными, что даже на Престимиона произвели впечатление, несмотря на скептицизм короналя, скрываемый притворным почитанием магии. Собственно говоря, я и сам должен признать, что я…
— Су-сухирис в числе приближенных, — ворчливо перебил его Гиялорис. — Мне это совсем не нравится, Септах Мелайн.
— Сначала познакомься с ним, а потом уже суди о нем. Ты запоешь по-другому — Но потом Септах Мелайн нахмурился и сказал, достав из ножен меч и в задумчивости рисуя его концом на земляном полу старой конюшни узоры, немного напоминающие мистические символы геомантов его родного города Тидиаса. — Должен сказать, он уже дал Престимиону один совет, который меня немного тревожит. Они вчера обсуждали проблему Дантирии Самбайла, и маг предложил вернуть прокуратору воспоминания о войне.
Гиялорис изумленно посмотрел на него.
— На что, — невозмутимо продолжал Септах Мелайн, — корональ отреагировал вполне благожелательно — согласился, что, возможно, так и надо поступить.
— Клянусь Повелительницей! — взвыл Гиялорис, воздев руки и лихорадочно делая один за другим десяток священных жестов, так что они почти слились в один. — Я покидаю Замок всего на несколько недель, и в нем тут же пускает корни безумие! Вернуть память прокуратору? Престимион свихнулся! Этот чародей, должно быть, совершенно лишил его рассудка!
— Ты так думаешь? — в этот момент гулко раздался голос короналя из противоположного конца огромной конюшни. Стоя у входа, Престимион поманил их к себе. — Ну, Гиялорис, подойди поближе и посмотри мне в глаза! Ты видишь в моем взгляде признаки безумия?
Подойди, Гиялорис! Подойди, дай мне обнять тебя и поздравить с возвращением в Замок, а потом скажешь, мне, считаешь ли ты все еще меня сумасшедшим или нет.
Только подойдя к Престимиону, Гиялорис заметил су-сухириса, маячившего за спиной короналя: высокая, внушительная фигура в пурпурных, богато расшитых блестящими золотыми нитями одеждах придворного мага. Его длинная, белая, раздвоенная шея и две безволосые продолговатые головы на ней возвышались над тяжелым, отделанным драгоценными камнями воротом, словно причудливо вырезанная из льда колонна.
Бросив на чужака быстрый враждебный взгляд, Гиялорис раскрыл Престимиону объятия и крепко прижал невысокого короналя к груди.
— Ну? — произнес Престимион, делая шаг назад. — Что скажешь? Ты по-прежнему видишь перед собой безумца или все же того самого Престимиона, которого ты знал до того, как отправился в Каракс?
— Я слышал, что ты хочешь вернуть Дантирии Самбайлу воспоминания о войне, — сказал Гиялорис. — Мне это кажется очень похожим на безумие, Престимион. — И он снова бросил мрачный взгляд на су-сухириса.
— Ну, это вопрос спорный, тут есть над чем подумать, — возразил Престимион, потом принюхался и сморщил лицо. — Что за мерзкая вонь! Полагаю, это запах твоих милых зверюшек Ты мне их сейчас покажешь. — Лицо его вдруг прояснилось. — Однако сначала надо вас познакомить. Это наш новый придворный маг, Гиялорис. — Корональ показал на своего спутника. — Его зовут Мондиганд-Климд. Уверяю тебя, что он уже доказал свою способность приносить пользу. А это наш знаменитый Великий адмирал, Гиялорис Пилиплокский, — произнес он, теперь уже обращаясь к су-сухирису — Но тебе это наверняка уже известно, Мондиганд-Климд.
Су-сухирис улыбнулся левой головой и кивнул правой.
— Вы правы, ваше величество.
— Мы поговорим о Дантирии Самбайле позже, — продолжал Престимион, — но самую суть вопроса я изложу тебе сейчас. Мы уже все это обсуждали втроем: проблема состоит в невозможности отдать этого человека под суд за те преступления, которых он не помнит и о которых, кроме нас, не знает никто на всей планете. Кто выступит в зале суда в качестве обвинителя? И как Дантирия Самбайл сможет защищаться? Даже убийца имеет на это право. А как быть с раскаянием?
Без осознания вины не может быть раскаяния.
— Нам эти проблемы уже известны, Престимион, — ответил Гиялорис.
— Да, но мы их так и не решили. Теперь Мондиганд-Климд предлагает наложить на него контрчары, которые снимут забвение и позволят ему понять, за какие именно деяния мы его судим. А после можно будет вновь стереть его воспоминания. Но, как я уже сказал, мы поговорим об этом позднее. А теперь покажи мне своих драгоценных зверей.
— Хорошо, — согласился Гиялорис, — покажу. — Он уже готов был направиться к клеткам, но пришедшая в голову запоздалая мысль заставила его остановиться.
Гиялорис мрачно задумался и после небольшой паузы тоном, который выражал крайнее неудовольствие, сказал:
— Судя по твоим словам, новый маг посвящен в тайну забвения. Но ведь, насколько я понял наше соглашение, о нем не должен был знать никто, ни одна живая душа.
Легкая краска на лице Престимиона свидетельствовала о том, что он несколько обескуражен и смущен.
— Гиялорис, Мондиганд-Климд и сам уже догадался о нашей тайне, — после короткого молчания ответил он наконец, — Я только подтвердил то, о чем он подозревал. Формально это было нарушением клятвы, согласен. Но фактически…
— Значит, у нас не будет тайн от этого человека? — возмущенно спросил Гиялорис.
Престимион поднял руку в примирительном жесте.
— Мир, Гиялорис, мир! Он великий маг, этот Мондиганд-Климд. Ты разбираешься в искусстве магии гораздо лучше меня, друг. И тебе, конечно, известно, что сохранить что-то в тайне от истинного мага почти невозможно. Вот поэтому я и счел разумным взять его к себе на службу. Говорю тебе, Гиялорис, мы побеседуем обо всем позже. Покажи мне, что ты привез для меня из Каракса.
Гиялорис нехотя повел Престимиона к ближайшим клеткам и стал показывать короналю свою добычу. Он достал свой потрепанный клочок бумаги и начал читать имена чудовищ, объясняя Престимиону, который тут малорн, который мин-моллитор, а который зитун.
Престимион говорил очень мало, но по выражению его лица было ясно, что он поражен непревзойденным уродством этих тварей, резкой, кислой вонью, которую они испускали, и ощущением угрозы, исходящей от их всевозможных форм клыков, когтей и жал.
— Зейль, — повторил Престимион. — Ну что за отвратительное чудище! И вурхейн — так называется этот бородавчатый, раздутый мешок? Какой разум мог придумать таких тварей? Какие они отвратительные!
И какие странные!
— На севере я видел и другие странные вещи, милорд. Должен сказать, что даже встречал людей, которые громко смеялись на улицах.
Престимион насмешливо улыбнулся.
— Наверное, они счастливы. Разве быть счастливым так уж странно, Гиялорис?
— Они смеялись в полном одиночестве, милорд.
И очень громко. Причем смех их никак нельзя было назвать веселым. А еще один в полном одиночестве танцевал на площади Каракса.
— Я и сам все время слышу подобные истории, — вмешался Септах Мелайн. — Люди странно ведут себя повсюду. Мне кажется, в последнее время стало гораздо больше случаев помешательства, чем раньше.
— Возможно, ты прав, — ответил Престимион. Его голос звучал озабоченно, но в то же время несколько рассеянно, словно он размышлял сразу о нескольких вещах, но ни одна из них не поглощала его внимание полностью. Он отошел в сторону от остальных и ходил взад и вперед вдоль клеток, качая головой и бормоча имена искусственно созданных зверей-убийц, словно читал молитву:
— Зитун… малорн… мин-моллитор… зейль…
Он явно был странным образом очарован уродливыми формами и несомненной злобностью одиозных тварей, которых маги Корсибара изобрели для войны.
В конце концов он отошел от клеток, потряс головой и расправил плечи, словно хотел уничтожить впечатление от только что увиденного.
— Что скажешь, Престимион, после того как ты на них посмотрел, не лучше ли будет всех их уничтожить? — спросил Гиялорис.
Казалось, Престимион сначала не расслышал вопроса. Потом он ответил, словно говорил откуда-то издалека.
— Нет-нет, не надо. Мы их оставим как напоминание о том, что могло произойти, если бы Корсибар продержался немного дольше. — И прибавил после длинной паузы:
— Знаешь, Гиялорис, мы можем использовать этих тварей для испытания доблести твоих молодых рыцарей.
— Каким образом, милорд?
— Заставим их сражаться против твоих малорнов и зитунов и посмотрим, как они справятся. Им придется продемонстрировать всю свою находчивость и мужество. Как тебе кажется? Разве это не блестящая идея?
Гиялорис не мог найти слов для ответа — столь нелепой показалась ему эта идея. Он бросил взгляд на Септаха Мелайна, который едва заметно покачал головой.
Но Престимиона эта мысль, казалось, забавляла. Он несколько мгновений со странной улыбкой смотрел на чудовищ, как будто перед его мысленным взором юные лорды уже сражались на арене с этими шипящими страшилищами. Потом словно очнулся от грез и произнес уже более деловым тоном:
— Давайте теперь займемся этой так называемой проблемой помешательств. Кажется, она заслуживает пристального внимания, и мне нужно самому разобраться в сложившейся ситуации. Септах Мелайн, расскажи, как обстоят дела с организацией моего шествия по городам Замковой горы?
— Планы почти готовы, милорд. Еще пара месяцев, и все будет в порядке.
— Два месяца — это слишком долго, если люди смеются в полном одиночестве и как безумные танцуют на улицах Каракса. Да еще и выпрыгивают из окон верхних этажей. Интересно, еще были подобные случаи? Я хочу поехать прямо сейчас — завтра или, в крайнем случае, послезавтра. Приготовь для нас новую маскировку, Септах Мелайн. И пусть она будут лучше, чем в прошлый раз. Тот парик был чудовищным. А эта ужасная борода!.. Я хочу отправиться в Сти, а потом в Минимул и, возможно, в Тидиас… нет, не в Тидиас — кто-нибудь может тебя там узнать. Пусть это будет Гоикмар. Да, Гоикмар. Этот красивый город со спокойными каналами.
Из клеток раздался громкий рев и вой. Престимион оглянулся.
— Кажется, вейхант хотел сожрать зейля. Я правильно запомнил их названия, Гиялорис? — Он снова тряхнул головой, на его лице явственно читалось отвращение. — Кассай… малорн… зитун! Фу! Что за чудища!
Пусть тот, кто их придумал, не знает покоя в могиле!
10
Если бы Престимион и его спутники отправились в Свободный Город Сти по суше, вокруг Замковой горы, путешествие оказалось бы невероятно долгим, ибо Сти был настолько велик, что только на проезд по его пригородам ушло бы три дня. Поэтому они доехали по суше лишь до окруженного золотыми стенами Халанкса, находящегося немного ниже Замка на склоне, а там сели на скоростной паром с приподнятым носом и прочными бортами, который довез путешественников по быстрой реке Сти до города с тем же названием.
Никто не обращал на них никакого внимания. Грубые, неприметные полотняные одежды тусклых цветов делали их похожими на странствующих купцов. Парикмахер Септаха Мелайна при помощи париков и усов искусно изменил их внешность, а Престимиону под нижнюю челюсть приклеил аккуратную бородку.
Гиялорис, который, как и его предшественник на посту Великого адмирала Маджипура, никогда не питал любви к путешествиям, почувствовал себя плохо, как только паром тронулся в путь. Он уселся спиной к иллюминатору и тихо бормотал молитвы, беспрерывно и усердно потирая большими пальцами два маленьких амулета, зажатых в его ладонях.
Септах Мелайн подлил масла в огонь:
— Да, дорогой, молись изо всех сил! Поскольку хорошо известно, что этот паром тонет всякий раз, как отправляется в плавание, и каждую неделю погибают сотни людей.
В глазах Гиялориса вспыхнул гнев.
— Придержи свое остроумие хотя бы раз, прошу тебя.
— Река действительно течет быстро, — заметил Престимион, чтобы положить конец шуткам. — Не много найдется на планете рек с более стремительным течением.
В отличие от Гиялориса он не страдал морской болезнью. Но скорость их судна здесь, на верхних склонах Горы, действительно поражала. Временами казалось, что паром несется вниз по совершенно отвесной горе. Но через некоторое время русло реки несколько выровнялось, и паром замедлил ход. В Банглкоде, одном из Внутренних Городов, и в Ренноске, входившем в кольцо Сторожевых Городов, паром причаливал к берегу, чтобы высадить пассажиров и взять новых, а потом по широкой дуге реки отправился на запад, к следующему, более низкому уровню. Ближе к вечеру, когда он оказался среди Свободных Городов и подплывал к Сти, русло реки стало еще более горизонтальным и течение казалось почти спокойным.
Теперь по обоим берегам реки поднимались высокие башни Сти. В наступающих сумерках розовато-серые стены башен на правом берегу приобрели бронзовый оттенок заходящего солнца, а не менее внушительные здания на другой стороне уже погрузились в темноту.
Септах Мелайн внимательно рассматривал блестящую карту из голубых и белых плиток, вделанную в изогнутый борт парома.
— Я тут вижу, что в Сти имеется одиннадцать причалов. Который мы выберем, Престимион?
— Разве это имеет значение? Для нас они все одинаковы.
— Тогда «Вильдивар», — сказал Септах Мелайн. — Четвертый причал отсюда. Насколько мне известно, он совсем недалеко от центра города.
Паром, теперь двигающийся неспешно, скользил от причала к причалу, высаживая группы пассажиров, и через некоторое время светящаяся надпись на берегу сообщила им, что они прибыли к причалу «Вильдивар».
— Как раз вовремя, — мрачно пробормотал Гиялорис. Его лицо было гораздо бледнее обычного, и на фоне сероватых щек ярко-коричневыми полосами выделялись длинные, густые бакенбарды.
— Вперед! — весело воскликнул Септах Мелайн. — Великий Сти нас ждет!
Каждый мечтает хотя бы раз в жизни посетить Сти.
Отец возил туда Престимиона, когда тот был еще маленьким, — он брал с собой сына и во многие другие знаменитые города, — и Престимион, пораженный зрелищем могучих башен, растянувшихся на многие мили, поклялся вернуться сюда, когда станет старше, и все как следует рассмотреть. Но неожиданная смерть отца, когда Престимион был еще совсем юным, заставила его принять титул принца Малдемарского и взвалить на себя все связанные с этим обязанности, а вскоре после этого началось его продвижение вверх среди рыцарей Замка, и времени на развлекательные путешествия оставалось мало. Теперь, глядя на великолепие Сти глазами взрослого, он с удивлением осознал, что этот город так же поражает его воображение, как ив детстве.
Однако оказалось, что причал «Вильдивар» расположен не так близко к центру, как полагал Септах Мелайн. Башни в этой части города принадлежали промышленным предприятиям, и трудовой день уже заканчивался. Рабочие отправлялись в жилые кварталы на противоположном берегу и стекались к переправе, к паромам и маленьким пассажирским судам, заменяющим на этой грандиозной реке мосты. Скоро район, где они сошли на берег, совсем опустеет.
— Наймем лодочника, чтобы он отвез нас к следующему причалу, — решил Престимион, и они снова вернулись к реке.
У той части причала, где разрешалось швартоваться частным лодкам, стояло речное судно. Это был маленький, крепкий на вид кораблик, известный под названием «траппагазис». Такие суденышки строили из пропитанных жиром досок, скрепленных не гвоздями, а толстыми черными веревками из волокон геллума.
Его нос и корму украшали поблекшие фигуры, некогда изображавшие морских драконов. Капитаном судна — и, вероятнее всего, его строителем — был сонный, старый скандар, серо-голубая шерсть которого выцвела почти добела. Он развалился на корме, невозмутимо глядя вверх, на темнеющее небо, и обхватив своими четырьмя руками бочкообразное туловище. Похоже, он устроился подремать.
Гиялорис, свободно говорящий на скандарском диалекте, подошел к нему, чтобы договориться о найме.
После краткого и явно безуспешного спора он вернулся со странным выражением на лице.
— В чем дело, Гиялорис? — спросил Престимион. — Он не согласился?
— Он сказал мне, что в такое время дня неблагоразумно спускаться вниз по реке, так как в этот час лорд корональ Престимион на большой яхте обычно отправляется вверх по течению к своему дворцу.
— Ты говоришь, лорд корональ Престимион?
— Именно. Только что коронованный повелитель планеты, не кто иной, как лорд корональ Престимион.
Этот скандар сообщил мне, что он поселился недавно в Сти и каждый вечер совершает путешествие из дворца своего друга, графа Файзиоло, в свой собственный дворец. Он говорит, что, когда корональ в хорошем настроении, ему нравится бросать кошельки, набитые десятикроновыми монетами, лодочникам, которые попадаются ему на пути. Но если настроение у него неважное, он приказывает своему рулевому таранить и топить те лодки, которые чем-то ему не нравятся. Никто этому не препятствует, поскольку он все-таки корональ. Наш скандар предпочитает подождать, пока лорд Престимион проедет мимо, и только потом брать пассажиров. Из соображений безопасности, говорит он.
— Вот как! У лорда короналя Престимиона в Сти есть дворец? — озадаченно произнес Престимион. Все это было очень странно. — А я и понятия не имел! И он развлекается на закате тем, что топит встречные суда?
Мне кажется, нам следует побольше узнать об этом — Полностью с тобой согласен, — откликнулся Септах Мелайн.
На этот раз они все втроем спустились на пристань.
Гиялорис повторил свое предложение скандару, а когда тот в знак отказа поднял две верхние руки, Септах Мелайн вытащил свой бархатный кошелек и позволил ему рассмотреть блеск пятикроновых монет. Лодочник потрясение уставился на них.
— Какова твоя обычная палата за проезд до следующей пристани, приятель?
— Три с половиной кроны. Но…
Септах Мелайн протянул ему две сверкающих монеты.
— Вот десять крон. Втрое больше обычной платы.
Возможно, это тебя соблазнит?
Скандар угрюмо спросил:
— А если короналю вздумается потопить мой корабль? Как раз на прошлой неделе он потопил лодку Фридрага, а три недели назад — Режмегаса. Если потопит мою, чем я стану зарабатывать на жизнь? Я уже немолод, добрый господин, и мне не под силу строить новые лодки. Ваши десять крон не помогут, если я потеряю свое судно.
Престимион сделал быстрый, почти неуловимый жест рукой. Септах Мелайн снова звякнул своим кошельком, и на его ладонь упала тяжелая серебряная монета, рядом с которой пятикроновые монетки выглядели сущей мелочью. Он показал ее лодочнику.
— Друг, ты знаешь, что это такое?
Скандар выпучил глаза.
— Монета в десять реалов?
— Да, десять реалов. Сто крон. И посмотри: вот вторая такая же, и третья. Не надо будет строить новый траппагазис, а? Тебе этого хватит, чтобы купить другое судно, как ты считаешь? Тридцать реалов пойдут тебе на возмещение убытков, если у лорда короналя сегодня появится желание топить корабли. Ну? Что скажешь, приятель?
Никто не обращал на них никакого внимания. Грубые, неприметные полотняные одежды тусклых цветов делали их похожими на странствующих купцов. Парикмахер Септаха Мелайна при помощи париков и усов искусно изменил их внешность, а Престимиону под нижнюю челюсть приклеил аккуратную бородку.
Гиялорис, который, как и его предшественник на посту Великого адмирала Маджипура, никогда не питал любви к путешествиям, почувствовал себя плохо, как только паром тронулся в путь. Он уселся спиной к иллюминатору и тихо бормотал молитвы, беспрерывно и усердно потирая большими пальцами два маленьких амулета, зажатых в его ладонях.
Септах Мелайн подлил масла в огонь:
— Да, дорогой, молись изо всех сил! Поскольку хорошо известно, что этот паром тонет всякий раз, как отправляется в плавание, и каждую неделю погибают сотни людей.
В глазах Гиялориса вспыхнул гнев.
— Придержи свое остроумие хотя бы раз, прошу тебя.
— Река действительно течет быстро, — заметил Престимион, чтобы положить конец шуткам. — Не много найдется на планете рек с более стремительным течением.
В отличие от Гиялориса он не страдал морской болезнью. Но скорость их судна здесь, на верхних склонах Горы, действительно поражала. Временами казалось, что паром несется вниз по совершенно отвесной горе. Но через некоторое время русло реки несколько выровнялось, и паром замедлил ход. В Банглкоде, одном из Внутренних Городов, и в Ренноске, входившем в кольцо Сторожевых Городов, паром причаливал к берегу, чтобы высадить пассажиров и взять новых, а потом по широкой дуге реки отправился на запад, к следующему, более низкому уровню. Ближе к вечеру, когда он оказался среди Свободных Городов и подплывал к Сти, русло реки стало еще более горизонтальным и течение казалось почти спокойным.
Теперь по обоим берегам реки поднимались высокие башни Сти. В наступающих сумерках розовато-серые стены башен на правом берегу приобрели бронзовый оттенок заходящего солнца, а не менее внушительные здания на другой стороне уже погрузились в темноту.
Септах Мелайн внимательно рассматривал блестящую карту из голубых и белых плиток, вделанную в изогнутый борт парома.
— Я тут вижу, что в Сти имеется одиннадцать причалов. Который мы выберем, Престимион?
— Разве это имеет значение? Для нас они все одинаковы.
— Тогда «Вильдивар», — сказал Септах Мелайн. — Четвертый причал отсюда. Насколько мне известно, он совсем недалеко от центра города.
Паром, теперь двигающийся неспешно, скользил от причала к причалу, высаживая группы пассажиров, и через некоторое время светящаяся надпись на берегу сообщила им, что они прибыли к причалу «Вильдивар».
— Как раз вовремя, — мрачно пробормотал Гиялорис. Его лицо было гораздо бледнее обычного, и на фоне сероватых щек ярко-коричневыми полосами выделялись длинные, густые бакенбарды.
— Вперед! — весело воскликнул Септах Мелайн. — Великий Сти нас ждет!
Каждый мечтает хотя бы раз в жизни посетить Сти.
Отец возил туда Престимиона, когда тот был еще маленьким, — он брал с собой сына и во многие другие знаменитые города, — и Престимион, пораженный зрелищем могучих башен, растянувшихся на многие мили, поклялся вернуться сюда, когда станет старше, и все как следует рассмотреть. Но неожиданная смерть отца, когда Престимион был еще совсем юным, заставила его принять титул принца Малдемарского и взвалить на себя все связанные с этим обязанности, а вскоре после этого началось его продвижение вверх среди рыцарей Замка, и времени на развлекательные путешествия оставалось мало. Теперь, глядя на великолепие Сти глазами взрослого, он с удивлением осознал, что этот город так же поражает его воображение, как ив детстве.
Однако оказалось, что причал «Вильдивар» расположен не так близко к центру, как полагал Септах Мелайн. Башни в этой части города принадлежали промышленным предприятиям, и трудовой день уже заканчивался. Рабочие отправлялись в жилые кварталы на противоположном берегу и стекались к переправе, к паромам и маленьким пассажирским судам, заменяющим на этой грандиозной реке мосты. Скоро район, где они сошли на берег, совсем опустеет.
— Наймем лодочника, чтобы он отвез нас к следующему причалу, — решил Престимион, и они снова вернулись к реке.
У той части причала, где разрешалось швартоваться частным лодкам, стояло речное судно. Это был маленький, крепкий на вид кораблик, известный под названием «траппагазис». Такие суденышки строили из пропитанных жиром досок, скрепленных не гвоздями, а толстыми черными веревками из волокон геллума.
Его нос и корму украшали поблекшие фигуры, некогда изображавшие морских драконов. Капитаном судна — и, вероятнее всего, его строителем — был сонный, старый скандар, серо-голубая шерсть которого выцвела почти добела. Он развалился на корме, невозмутимо глядя вверх, на темнеющее небо, и обхватив своими четырьмя руками бочкообразное туловище. Похоже, он устроился подремать.
Гиялорис, свободно говорящий на скандарском диалекте, подошел к нему, чтобы договориться о найме.
После краткого и явно безуспешного спора он вернулся со странным выражением на лице.
— В чем дело, Гиялорис? — спросил Престимион. — Он не согласился?
— Он сказал мне, что в такое время дня неблагоразумно спускаться вниз по реке, так как в этот час лорд корональ Престимион на большой яхте обычно отправляется вверх по течению к своему дворцу.
— Ты говоришь, лорд корональ Престимион?
— Именно. Только что коронованный повелитель планеты, не кто иной, как лорд корональ Престимион.
Этот скандар сообщил мне, что он поселился недавно в Сти и каждый вечер совершает путешествие из дворца своего друга, графа Файзиоло, в свой собственный дворец. Он говорит, что, когда корональ в хорошем настроении, ему нравится бросать кошельки, набитые десятикроновыми монетами, лодочникам, которые попадаются ему на пути. Но если настроение у него неважное, он приказывает своему рулевому таранить и топить те лодки, которые чем-то ему не нравятся. Никто этому не препятствует, поскольку он все-таки корональ. Наш скандар предпочитает подождать, пока лорд Престимион проедет мимо, и только потом брать пассажиров. Из соображений безопасности, говорит он.
— Вот как! У лорда короналя Престимиона в Сти есть дворец? — озадаченно произнес Престимион. Все это было очень странно. — А я и понятия не имел! И он развлекается на закате тем, что топит встречные суда?
Мне кажется, нам следует побольше узнать об этом — Полностью с тобой согласен, — откликнулся Септах Мелайн.
На этот раз они все втроем спустились на пристань.
Гиялорис повторил свое предложение скандару, а когда тот в знак отказа поднял две верхние руки, Септах Мелайн вытащил свой бархатный кошелек и позволил ему рассмотреть блеск пятикроновых монет. Лодочник потрясение уставился на них.
— Какова твоя обычная палата за проезд до следующей пристани, приятель?
— Три с половиной кроны. Но…
Септах Мелайн протянул ему две сверкающих монеты.
— Вот десять крон. Втрое больше обычной платы.
Возможно, это тебя соблазнит?
Скандар угрюмо спросил:
— А если короналю вздумается потопить мой корабль? Как раз на прошлой неделе он потопил лодку Фридрага, а три недели назад — Режмегаса. Если потопит мою, чем я стану зарабатывать на жизнь? Я уже немолод, добрый господин, и мне не под силу строить новые лодки. Ваши десять крон не помогут, если я потеряю свое судно.
Престимион сделал быстрый, почти неуловимый жест рукой. Септах Мелайн снова звякнул своим кошельком, и на его ладонь упала тяжелая серебряная монета, рядом с которой пятикроновые монетки выглядели сущей мелочью. Он показал ее лодочнику.
— Друг, ты знаешь, что это такое?
Скандар выпучил глаза.
— Монета в десять реалов?
— Да, десять реалов. Сто крон. И посмотри: вот вторая такая же, и третья. Не надо будет строить новый траппагазис, а? Тебе этого хватит, чтобы купить другое судно, как ты считаешь? Тридцать реалов пойдут тебе на возмещение убытков, если у лорда короналя сегодня появится желание топить корабли. Ну? Что скажешь, приятель?