За полем они увидели одну из четырех охранных колонн – высоченный столб, на вершине которого, запрокинув голову и расставив руки, стоял погруженный в транс паладин. Выискивая чужих, Страж Ковчега при помощи внутреннего сканера обшаривал заданный сектор пространства. Газеты писали, что по своим характеристикам лучшие военные радары не могут даже приблизиться к дольке нейронов, расположенной в правом полушарии мозга паладина. Глядя на стража, Антонио подумал, что не удержался бы на этой верхотуре, даже встав на колени. «Слава богу, – вздохнул он с облегчением, – что меня никто туда не звал».
Глава Ордена и Шахревар двигались в десятке метров позади процессии, что позволило им перекинуться несколькими фразами.
– Она бесподобна, – произнес Артур Мудрый, глядя вслед Серафиме. – Ее красота и внутренний мир уникальны.
– Да, очень милая девушка. Серафима в будущем способна стать великим государственным деятелем.
– Уже известен тот счастливец, который примет великую фамилию и будет носить звание мужа?
– Это Уильям Харт, очень достойный молодой человек из благородной семьи. Они будут великолепной парой. Совместным трудом они способны принести огромную пользу нашему государству.
Артур деликатно перевел разговор на другую тему.
– Как твои дела? Как чувствуешь себя в роли телохранителя?
– Служить Великой Семье Морталес огромная честь… Но иногда меня одолевают сомнения. Мне кажется, что я мог бы принести больше пользы здесь, участвуя в боях.
– Твоя помощь в войне против Диких Племен пришлась бы кстати. Но ты, как и мы, стоишь на страже государственности. Ты охраняешь Великую Семью, мы сражаемся за целостность человеческих территорий. Обе эти функции важны.
– Ты прав, важны. И не далее как вчера я в этом убедился.
Они замолчали, проходя мимо сидящих на коленях рыцарей, обнаженных по пояс, расположившихся на овальной скале. Медитация способствовала поиску новых источников. От каждого, будь это поток космических частиц, астероид или планета, они тянули связь, незримый проводок, через который могли перекачивать энергию. Экстрасенс – это своеобразный трансформатор, провода от которого раскинуты к нескольким источникам. В нужный момент паладин брал энергию того источника, который был мощнее или находился ближе.
– А скажи, брат мой Шахревар, – как-то буднично произнес Артур Мудрый, – в руках сиятельной дочери находится кровь бога?
Вопрос обрушился на телохранителя подобно молнии.
– Ты почувствовал священный ихор?
– Еще до того как появился ваш корабль.
– Сейчас я его тоже чувствую сильнее, – признался Шахревар. – Но на Гее почему-то не сумел распознать.
– И это странно, что ты не почувствовал такой мощный знак нашей силы.
– На Гее происходит много чего странного, – напряженно сказал Шахревар. – Поэтому мы здесь. Чтобы обезопасить святыню и сберечь жизнь ее хранительницы. Раз ты все понял, то объявляю тебе официально: в руках Дочери Великой Семьи находится доказательство смерти человеческого бога.
Глава Ордена устало закрыл глаза и некоторое время шагал, не разбирая дороги, но не сошел с каменных плит, сквозь швы которых пробивалась трава.
– Господь наш Десигнатор мертв, – со вздохом произнес он. – Это самое тяжкое испытание за всю историю Рода человеческого. К сожалению, у нас даже нет времени скорбеть об умершем боге, который на протяжении долгих веков являлся нашим защитником. Я крайне огорчен тем, что получил подтверждение факту, на который указывала погасшая звезда.
– Как такое могло случиться, Артур? Неужели наш бог оказался настолько слаб, что не смог противостоять лиходею?
– Одно из двух. Либо пришло его время. Либо Зверь оказался настолько хитер, что даже Господь не разгадал коварный замысел.
– Значит ли это, что если погиб бог людей, то и его подопечным не суждено более занимать место под звездами? И тогда Верхние миры затопит тьма из Хеля?
– К сожалению, век паладина ограничен, чтобы обрести способность глубокого провиденья. Слишком мало лет нам отпущено для жизни. Согласно «Апокрифам», лишь мифическое древо, которое живет многие тысячелетия, получило подобный дар. Я не могу сказать тебе, брат, что произойдет в будущем. Но, полагаю, нам придется очень тяжело.
Процессия достигла подножия пирамиды и остановилась у основания лестницы. Гигантское древнее строение, сложенное из тесаных валунов, не скрепленных раствором, встало над ними подобно откормленному великану. По крайней мере, Серафима восприняла храм как нечто живое.
Глава Ордена предложил девушке руку, и она вложила пальцы в его мозолистую ладонь. Шахревар предложил руку Нине Гате. Процессия двинулась вверх по крутой лестнице к темному проему треугольных врат. Достигнув врат, они разделились. Один из паладинов увел сопровождающих в специальные покои. Глава Ордена, Серафима, Шахревар и оставшийся паладин вошли в высокий храмовый зал, стены которого украшали живописные фрески. У дальней стены на возвышении стоял огромный крест, высотой в пятнадцать ярдов – древний символ бога Десигнатора.
– Мы прибыли к вам с печальной миссией, – произнесла Серафима, обращаясь к Артуру Мудрому.
– Мне известно о ней, – понимающе кивнул Глава Ордена. – Орден паладинов предоставит надежное убежище святыне и ее хранительнице, дочери Великой Семьи.
Серафима с облегчением вздохнула, поскольку ей не пришлось говорить тяжкие слова. Рыцарь продолжал:
– Мы поместим святыню в надежное хранилище, где содержатся многие реликвии и останки великих монахов. Этот крестоносец будет помогать вам во всем.
Спутник Артура шагнул вперед, и теперь девушка разглядела его. Молодой человек, лет двадцати пяти, имел крепкую, как у остальных рыцарей, фигуру, волевое лицо и непокорный взгляд.
– Он проходит посвящение в паладины, но уже демонстрирует весьма выдающиеся способности. Его зовут Думан. – Молодой человек поклонился. – В довоенной жизни его звали Зверолов.
4
– Ну что там, что там было? Расскажи! – нетерпеливо воскликнул Гончий, когда они оказались на приличном расстоянии от заброшенной станции. Ее слабо освещенный силуэт медленно уменьшался на экране заднего вида.
– Ничего там не было, – отозвался Даймон угрюмо…
– Как это «ничего»! – не унимался процессор. – Прежний хозяин туда ходил, теперь ты ходил. Скоро на эту заброшенную станцию запустят рейсовый лайнер, а ты мне твердишь, что там ничего нет!
«Ничего там не было», – повторил Даймон про себя. Именно так он решить относиться к тому, что увидел и услышал. Такая позиция позволяла хотя бы ненадолго отогнать страх, который не отпускал до сих пор. Все, что он увидел, сон. Или галлюцинация. Не существует многовекового дерева, которое проросло на заброшенной станции, которое все знает, которое заглядывает в будущее.
Словно из мести за крамольную мысль, излучения с новой силой врезались в него. Тело отозвалось судорогами, готовыми разорвать мышцы, в темени запульсировала боль. В кабине вновь поплыли звуки и запахи, навеивающие тоску по родному дому. Катер прошел сквозь одну из струй, которые Иггдрасиль называла «космическим ветром».
Почувствовав настроение хозяина, Гончий не стал больше его пытать, а лишь прибавил скорости. Чем дальше они удалялись от станции, тем пронизывающие тело потоки становились слабее. Боли отпустили Даймона, и он еще раз упрямо объявил себе, что ничего не было. Ни пророчеств о завоевании Верхних миров, ни откровений о трех слагающих имени Зверя. Не было речи и о…
Он вдруг остановился в своем перечислении.
– Куда мы теперь, друг? – вкрадчиво поинтересовался Гончий. – Но, надеюсь, у тебя нет суицидного желания вернуться на потерянную планету с сиреневым небом?
Вытянутая туманность тускло светилась впереди. Планета, упомянутая процессором, выглядела на ее фоне черным кругом.
– Тебе знаком сектор 13–13? – спросил Даймон.
– Впервые слышу. А что там? Там весело, много людей и машинного масла?
– Понятия не имею. Но это единственное место, куда мы попадем, если пролетим сквозь эту туманность.
– Не очень-то я уверен в этом предприятии. К тому же что-то мне подсказывает… какое-то странное чувство… что мои баки с топливом наполовину пусты.
Даймон глянул на индикаторы.
– Кроты с канарейками! – обреченно промолвил юноша. – Неужели не дотянем до туманности?
– До туманности, может, и дотянем. Но если лететь сквозь нее придется чуть дольше, чем я планирую, то мы застрянем там и будем кувыркаться в этой светящейся пыли, пока у тебя не закончится воздух, а у меня не сядут аккумуляторы.
– Может, все-таки попробуем?
– Ибо сказал Великий и Мудрый Автоматический Станок, имя которому Штампующий Заготовки: человек создал машину, человек управляет машиной и смерть ей придет от руки человека! – неожиданным басом произнес Гончий, а затем переключился на свой обычный тенорок: – Получается, что если ты человек, а я – машина, то ты есть мой бог. Что прикажешь, то я и буду делать. Скажешь лететь – полечу.
– Гм, – произнес Даймон, задумавшись над этим философским построением. Затем потер лоб, тряхнул головой и произнес с вдохновением:
– Лети вперед, Гончий! Лети, насколько тебя хватит.
Ибо назад пути нет!
– Тебе жертву надо принести? – предельно серьезно спросил процессор. – Ну, там какой-нибудь важный электронный блок замкнуть накоротко?
– Что ты! – ужаснулся юноша.
– Я пошутил.
– Лети давай, – угрюмо промолвил Даймон.
– Можно подумать, что я не лечу, а исполняю бальные танцы.
В туманность они вошли на двадцати процентах заполненных баков. Гончий заботливо поднял светофильтр, но свет из лучащихся недр проникал не только сквозь них, но даже сквозь опущенные веки. Спасли ладони.
Странная это была туманность, не сгусток пыли и не скопище частиц, разрываемых термоядерными реакциями, – только чистый холодный свет без всякого источника. Даймон не мог сказать, сколько времени они двигались: час или день? Пытка светом казалась бесконечной, но продолжалась она до тех пор, пока Гончий не произнес с присущей ему фривольностью:
– Вроде куда-то прилетели.
Даймон отнял ладони от лица и перевел дух.
Наконец они оказались в космосе, усыпанном звездами как полагается – обильно и в достатке. Справа лежало неизвестное солнце, испускающее длинные и резкие лучи. Слева две планеты: гигант с шевелящейся туманной поверхностью и десятком спутников, а также бледный серый шар, не слишком привлекательный в своей бледности.
– Ты уже вычислил, где мы?
– Сектор 13–13, – с издевкой ответил Гончий. – В моем справочнике двухсотлетней давности других данных нет. – Которая из планет седьмая?
– Вот эта, бледнолицая.
Большая часть неброского шара была погружена в тень. Даймон долго и пристально вглядывался в темную область.
– Как у тебя с топливом? – спросил он. – Доберемся до планеты?
– С топливом беда. – Гончий вдруг замолк, его электронные мозги что-то отвлекло. – Та-аак… А вот и люди появились. Только не такие веселые, как бы мне хотелось.
– Где?
– Смотри на одиннадцать часов. Судно. С тяжелым вооружением.
Даймон глянул в указанном направлении и увидел далекую точку, которая, в отличие от идеальных звезд, имела угловатую форму и тусклое отраженное свечение. Юноша подумал, что если видит корабль, значит, расстояние до объекта не запредельное.
– Это люди, – с надеждой произнес Даймон. – Наконец-то!
– Хочу сказать тебе… – признался Гончий. – Я очень боюсь на пиратов наткнуться.
– Пиратов давно нет в Верхних мирах.
– Да? А кто, по-твоему, меня в карты проиграл? Цифры на дисплее перекинулась, показывая, что дистанция до неизвестного судна уменьшилась.
– Оно движется по направлению к нам! – удивился Даймон.
– Какой ты проницательный! – съязвил процессор и продолжил уже серьезно: – Они поймали нас лучом радара и теперь летят сюда, включив маршевые двигатели. Орудия у них на бортах очень серьезные. Что будем делать?
Даймон еще раз глянул на точку, словно мог таким образом оценить ее намерения.
– Лети к бледнолицей планете.
– На ней не спрятаться, – предупредил Гончий. – Их магнитосканеры мигом нас обнаружат. А мне топлива едка до поверхности хватит, даже полвитка сделать не смогу.
– Лети! Видишь сбоку планеты пятно в форме ладони? В нем два пересохших русла. Попытайся попасть в точку их слияния!
Ирония Гончего исчезла, словно ее не бывало. Голос процессора звучал серьезно и напряженно.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Не надейся. Я лечу туда от безысходности. Просто другого пути нет… У меня вообще ничего нет. Меня лишили всего. Есть только этот путь на седьмую планету в системе 13–13 и на это пятно в виде ладони.
– Тогда вперед! – воскликнул Гончий и рванулся к планете, выжимая из двигателей последние усилия.
Тяжеловооруженный средний корабль «Вектор» обнаружил этот рывок и воспринял его так, как должен был – как попытку к бегству и косвенное подтверждение преступных намерений неизвестного судна. Патрульный Союза увеличил ход, стволы его орудий пришли в движение, готовясь к вероятной атаке. По палубам прокатился вой серены, оповещающий о чрезвычайной обстановке, заставляющий вскакивать с коек солдат Крестоносного флота.
А Гончий тем временем ворвался в атмосферу с той стороны Безымянной планеты, где стояла ночь. Ярким болидом пересек ночное небо, вложив остатки топлива в торможение. Это удалось, и Гончий планировал с пустыми баками над бесконечной тундрой сколько мог, но так и не дотянул до пересечения двух мертвых рек.
Шасси у него не было, поэтому космолет рухнул на жухлую траву и, пропахав днищем около полумили грунта застыл как вкопанный, подобно человеку, отдавшему все силы и упавшему на финише.
Даймон вывалился из кабины в густую ночь. Голова кружилась, тело не слушалось, в глазах еще плясали языки пламени. Он лежал на холодной земле, приходя в чувство, вдыхая новый воздух и новые запахи. Снова. За последние двадцать четыре часа он побывал в таких местах необъятного мира, о которых его предки даже не помышляли.
– Прости, друг, – сказал Гончий. В его недрах что-то хлопнуло, над консолью вспыхнул и погас сноп искр, оставив на сетчатке глаза пятно, а в ноздрях едкий запах расплавленного пластика. – Не хватило меня капельку. Чуть-чуть не дотянул. Придется дальше тебе отправиться одному.
Даймон поднялся на колени и прижался к фюзеляжу, пытаясь обнять его выпуклый борт.
– Спасибо тебе за все, Гончий. Ты сделал все что мог.
Гончий замолчал, индикаторы на пилотской консоли светились уж очень бледно.
– В принципе, ты можешь отправиться с комфортом! – изрек процессор. – Только придется поломать голову, как толкать пятитонный комфорт, у которого пустые баки и неугомонный язык, хе-хе!
Он еще находил в себе силы шутить.
Юноша поднялся на ноги, по-прежнему держась за борт, словно боясь отпустить его и потерять что-то из своей души.
– Я вернусь… – пообещал он и добавил, впервые пробуя это слово на вкус: – … Вернусь, друг.
Даже если что-то и гудело в его недрах, то после того, как прозвучало это слово, любые звуки исчезли. Даймон подумал, что Гончий затаил дыхание. Совсем как человек.
Он хлопнул ладонью по борту и пошел вперед, поклявшись себе не оглядываться. Но пройдя сотню ярдов, все-таки не выдержал и обернулся. В темноте виднелась лишь тускло освещенная кабина. Она удалялась от него, как горящий свет в окошке родного дома.
Русло пересохшей реки лежало впереди, на северо-западе, Даймон знал направление с точностью до градуса. Еще в шесть лет отец научил его находить магнитный полюс планеты. Он научил сына включать внутренний компас, когда, поворачиваясь к северу, чувствуешь легкую тяжесть в лобных долях и пульсацию в висках, которая точно лампочка, что включается при обращении к правильному ориентиру.
Шаг незаметно ускорился, ускоренный шаг превратился в бег. Молодой и выносливый, подкрепившийся чудесным яблоком Иггдрасиль, вкус которого еще держался во рту, Даймон мог бежать бесконечно долго – предела он не ведал.
Приблизительно через час тьма стала рассеиваться, а еще через некоторое время над плоской тундрой зарделось небо. И он увидел вдали гору. Когда-то давным-давно ее белоснежный камень с ювелирной заботой шлифовала кудесница-вода. Но затем вода ушла, и дно двух рек поросло приземистой травой и чахлым кустарником. Однако, как и все в этом мире, вода оставила о себе память. И над пустой равниной поднималось нерукотворное чудо, похожее на идеальной формы гигантский клык, торчащий из земли.
Путь до белой скалы предстоял неблизкий, но юноша приготовился преодолеть его за один переход, без остановок. И только он настроился на это, только собрал в кулак волю и силы, как путь ему преградила проклятая богом тварь.
Даймон не видел, откуда появился волк – существо, очень похожее на знакомого хищника из материковых лесов Роха. Волк уперся лапами в землю и низко наклонил голову. Шерсть на облезлом боку торчала клочьями, в оскаленной пасти проглядывались гниющие клыки. Желтые глаза с набухшими пепельно-синими капиллярами упрямо буравили человека, давая понять, что проход закрыт.
Даймон остановился.
«Если ты столкнулся нос к носу с хищником, – учил отец, – не пытайся заигрывать с ним, не пытайся бежать, не пытайся убить. Хищник – часть экосистемы, такая же неотъемлемая, как и человек; Попытайся понять животное, влезь в его шкуру. Что его беспокоит? В каком он сейчас настроении? Что хочет от тебя? Защищает ли выводок, спрятанный в кустах, или вышел на охоту? Попытайся его понять, найди подход и заговори с ним, но дай почувствовать, что ты не жертва. Тогда никто не пострадает, и вы разойдетесь миром».
И Даймон попытался следовать совету отца. Он заговорил на языке волков Роха, затем перешел на поскуливание иодаков, воспроизвел сигналы других хищников, надеясь обнаружить реакцию, которая ему понятна. Но ни на один из звериных языков волк не отозвался. Оскалившись, он застыл в угрожающей позе, в любой момент готовый броситься на человека. И только когда юноша замолчал, «волк» издал грудной протяжный храп, от которого зашевелились волосы на затылке.
Этот храп был ему хорошо известен, его единственной причиной являлся лютый голод, который испытывает зверь. Голод, заставляющий животных искать новые территории и новые источники пищи. Иногда такими источниками становились люди. Года три назад, когда иодаки вышли из Приторных низин, перебрались через перевал и стали нападать на одиноких фермеров, работающих в поле, староста Гарнизонного попросил Ротанга разобраться с этой проблемой. Зверолову-старшему пришлось применить все свое умение, чтобы уничтожить хищников, попробовавших человечины, и переманить остальную стаю в дальний конец леса.
Нет смысла искать понимания у волка, который издает подобный храп. В этом случае все советы, вся философия отца катилась в тартарары. Голод животного был жутким, ослепляющим, и никакими разговорами успокоить его невозможно. К тому же Даймон неожиданно обнаружил, что зверь был мертв.
Справа и слева появились другие твари. Они вылезали из каких-то ям, стряхивали с себя землю, обрывали зацепившиеся за ноги коренья. В утренних сумерках казалось, что мерзких животных оставляет после себя отступающая ночь. Голодные хищники обступили человека, а Даймон продолжал смотреть на первого из них. Волк был мертв, поскольку его хребет был сломан в двух местах, а из-под лохмотьев шерсти торчали голые ребра. Гнездившаяся в нем жизнь была не той, что заставляет биться сердце или наполняет зеленью распускающийся лист. Это была проклятая жизнь.
Мертвых голодных псов, почуявших живое мясо, с каждым мгновением становилось все больше. Они подбирались к ногам, и Даймон с ужасом взирал на стаю, возникшую вокруг него из ниоткуда. На оголившиеся черепа, дыры на месте глаз, на десятки проеденных спин, сквозь которые виднелась земля.
Единственный выход – это бежать. И бежать придется изо всех сил.
Он рванулся вперед, перепрыгнув через одни спины и с хрустом наступив на другие. Подгнившие, но еще твердые челюсти лязгнули над икрами, едва не отхватив кусок. Но Даймон уже оказался вне круга и, набирая скорость, понесся по равнине.
Белая гора теперь казалась непоправимо далекой. В окружающей тундре не было укрытия, поэтому лишь на вершине «клыка» он мог искать спасение. Если только волки не догонят раньше.
Даймон не оглядывался, но прекрасно слышал голодный храп у себя за спиной, который раздавался так близко, что подвернутая щиколотка бросила бы его в самую гущу стаи. Страх сбил дыхание, и зверолов-младший все никак не попадал в ритм шагов. Это высасывало силы.
Раз-два, раз-два…
Тундра проносилась под ногами, и казалось, что он не касается ее. Если бы так было на самом деле!
Острый шип какого-то растения вонзился в ступню, и теперь каждый шаг доставлял мучительную боль.
Раз-два, раз-два…
Дыхание неожиданно выровнялось, но это далось ценой потери такого количества сил, что начали заплетаться ноги. Гора по-прежнему оставалась далекой, практически недоступной для него. И Даймон вдруг поверил, что смерть к нему придет именно здесь, на безымянной планете.
Изнурительный бег от голодной смерти продолжался больше четырех часов. Измотанный, задыхающийся, с содранными в кровь ногами, Даймон удирал от неутомимой стаи, еще больше разъярившейся от продолжительной погони. Несколько раз он запинался о кочки и едва не падал в распахнутые пасти, но каким-то чудом удерживал равновесие и после нескольких пьяных прыжков все-таки находил шаг.
Невысокая белая гора, похожая на клык, оказалась возле него совершенно неожиданно. То ли потому, что Даймон давно не поднимал голову, чтобы глянуть вперед, то ли с расстоянием на этой планете было что-то не так. Но факт оставался фактом: плоская бесконечная тундра вдруг кончилась, и юноша, потеряв опору под ногами, рухнул вниз с крутого берега.
Он покатился по обрыву, напарываясь на кусты и ударяясь о кочки, но это своеобразное соединение с землей позволило ему отдохнуть от бесконечного бега.
Дно встретило камнями. Падая, Даймон сильно ударился лбом о булыжник, но, к счастью, не потерял сознания.
Он спешно перевернулся на спину и сквозь застилавшую глаза пелену увидел, как первые из волков перевалили через край обрыва. Он поднялся, зная, что должен бежать – гора здесь, прямо перед ним, – но поскользнулся и снова упал.
Снова поднялся. Сделал десяток нетвердых шагов. И когда рука коснулась белоснежного камня, его догнал волк.
Даймон жалобно закричал, когда тварь вцепилась в бедро и повисла на нем, выдирая клок мышц. Увесистым кулаком он сбил с себя волка, а затем отбросил еще одного, несущегося следом. Тот отлетел, извиваясь в воздухе, и шмякнулся на камни, но через секунду вскочил на ноги. Мертвым тварям невозможно причинить вред. Даймон понимал это. Его силы ничто по сравнению со страшной мощью, что подняла мертвых и наделила их неуемным голодом.
Увидев, что основная стая уже летит с обрыва, юноша вскочил на белую скалу и стал быстро взбираться по кем-то выдолбленным ступеням. Позади него на девственной глади оставался кровавый размазанный след. Поднявшись ярдов на пятнадцать, он глянул вниз.
Волки окружили основание скалы. Они жадно слизывали его кровь с камней и даже устроили драку. Кровь обильно сочилась из бедра, и у Даймона не было даже рубахи, чтобы перетянуть рану. Он стал карабкаться дальше, а терпкие горячие капли падали вниз, на головы и в раскрытые пасти.
Вскоре он позабыл о прокушенном бедре и волках. По крайней мере, голодный рев внизу сделался далеким и не относящимся к нему. Вслушиваясь в священную тишину, Даймон полз по скале к небу и вскоре очутился на вершине.
Смрадный ветер, прокатывающийся над тундрой, здесь ощущался особенно сильно. Пересохшие русла пролетали воочию – два пространных рукава, раскинутые в стороны.
В центре крохотной площадки стояла скульптура ангела с закрытыми глазами. Даймон с удивлением разглядывал тонкую работу, выполненную из цельного куска мрамора и предельно точно отображающую детали: сложенные за спиной кожистые крылья, скрещенные в идеальной геометрии руки, шерсть на груди и внизу живота. Однако больше всего юношу поразил лик, который даже близко не походил на те женоподобные изображения, которые так часто встречаются на фресках Десигнаторовых церквей. Лицо внушало страх, но не уродливостью своей, нет. Ужасом и свирепостью первобытной Вселенной, опасным умом, которому приходилось бороться с порождениями Баратрума.
Огромный, раза в полтора больше Даймона, ангел стоял на коленях. А перед ним находилось нечто настолько прекрасное, что при виде этого юноша сам опустился на камни, точно перед богом.
Филлийский меч – катана – был вонзен в белую скалу наполовину, слегка выгнутое лезвие с изяществом держало диск гарды, двуручная, оплетенная рукоять смотрела вверх. Рука неизвестного с легкостью всадила меч в белую скалу, на поверхности не осталось ни сколов, ни трещин – только ровная щель, принявшая последнее изделие филлийцев, дошедшее до наших дней.