Ладонь он вытер о занавески. Ими же смахнул пот со лба и вышел на балкон.
Башни правительственных зданий, отделанные сусальным золотом, загораживали половину неба и пылали огнем в лучах красного гиганта Проциона. Не обращая на них внимания, Калигула, прихрамывая на внезапно одеревеневшую левую ногу, пересек плиту балкона и оказался возле перил.
– Они будут знать, как бодаться с Союзом, – заглядывая вниз, произнес Калигула, словно его противники прятались там. – Мы им еще покажем! Да, покажем!
Тщательно протерев рукавом перила, он перелез через них на карниз.
– Они будут знать… В конце концов, я президент Союза. Я!! Будут знать, как иметь со мной дело…
Сердце отказало в первые мгновения падения. В дивные кущи президентского сада, в которых утопало подножие дворца, Калигула рухнул уже мертвым.
5
– Думаешь, они заметили? – осторожно спросил Антонио, когда бот оторвался от земли и стал набирать высоту.
– Думать уже нет времени! – ответил Шахревар.
В кресле пилота устроился их старый знакомый по куриным перевозкам. На удивление, за штурвалом вражеского судна Олос был серьезен. Теперь он выглядел как настоящий капитан. Антонио не переставал восхищаться паладином, который забрал с Ковчега всех, кого только можно забрать.
Шахревар сидел рядом с капитаном. Подавшись вперед и почти касаясь лбом стекла, он рассматривал, как уменьшаются багровые скалы, живописные лужайки, тополиные и сосновые рощи. Справа, загораживая обзор, вниз уплывала могучая грань пирамиды.
– Мы еще вернемся, – тихо промолвил он. – Ковчег не должен достаться Зверю.
Воздух в отсеке был горьким. Привыкая к орочьему запаху, Серафима мельком оглядела внутреннее пространство бота. Места здесь было больше, чем казалось снаружи. За пилотской кабиной, которая располагалась в головной части, лежал отсек для пассажиров длиной в девять ярдов. В хвосте находился грузовой отсек, в который Шахревар запретил ходить – там он запер пленника. На правом и левом бортах наружу выдавались две кабины, оснащенные спаренными пулеметами. Одну занял Думан, готовый в случае необходимости открыть огонь.
Нина Гата смирно сидела в кресле для штурмовиков, придавленная к спинке толстой штангой безопасности. А Серафима вместе с остальными девушками склонилась над Ганнибалом, который лежал на полу без сознания. Шахревар не рискнул положить его на кресла, с которых адмирал мог скатиться при выполнении ботом некоторых виражей.
– Он очень плох, – сообщила одна из служанок Серафиме. Девушки сменили грязные тряпки, которыми была обмотана покалеченная рука, на импровизированные бинты – длинные лоскуты, оторванные от подолов. – Он изможден, рана воспалилась. Мы не в силах помочь ему. Нужен врач.
Сиятельная дочь вздохнула, поднялась с коленей и прошла в пилотскую кабину к Шахревару и Антонио. В этот момент бот миновал границу силового поля, которое удерживало воздух над Ковчегом, и оказался в космосе. Армады вражеских судов, перегородивших выход из Бутылочного Горлышка, открылись перед ними со всем размахом.
В северной части прохода стояли стройные ряды ударных крейсеров орков. На юго-востоке раскинулось крыло двухтысячной эскадры звездолетов, поддерживаемых тяжелыми судами с дальнобойной артиллерией. На западе протянулся тучный рой смешанных кораблей. Они двигались на другой край Бутылочного Горлышка, туда, где кипела битва. Часть роя задевала Box – вторую планету Пограничной системы. Не считаясь с потерями, штурмовые корабли атаковали орудийный форт, а в это время один за другим на планету спускались полные десанта транспорты.
Ковчег располагался в середине армад.
– Адмиралу нужен врач, – сказала Серафима, не сводя глаз с бесчисленных кораблей.
– Думаю, вопрос стоит гораздо шире, – заметил Антонио. – Нам нужно попасть к своим.
– В Верхние миры нам не вернуться, – произнес Шахревар, оторвав взгляд от удаляющейся красной долины. – Навигационный компьютер бота, как и остальных орочьих судов, не имеет доступа к нашим реперным точкам, а потому подпространство для нас закрыто. Своим ходом до приграничных систем не дотянем, судно не того класса. Да и расстреляют по дороге. Что творится на Вохе, видите сами, туда тоже путь закрыт. Единственное место, куда мы можем пробраться, – это Пограничный флот.
Он указал на рой звездолетов, устремившихся в сторону Нижних миров.
– Мы приклеимся к этому потоку. Антонио от удивления раскрыл рот.
– Надеюсь, какое-то время нас будут принимать за своих, – продолжал Шахревар. – В хаосе наступления вряд ли кто-то обратит внимание на маленький бот.
Не дожидаясь возражений, он кивнул капитану, и бот взял курс на поток черных звездолетов. Плита Ковчега развернулась теперь всей плоскостью, и стали видны многочисленные корабли и боты, кружившие над ним.
– Надеюсь, они не заметили нас, – промолвил Антонио.
Половину грузового трюма загромождали поцарапанные контейнеры. Даймон взволнованно бродил по оставшейся половине, одолеваемый хаосом мыслей.
На посадочной площадке Ковчега Даймон очень обрадовался паладину, появившемуся из орочьего бота. Он не сопротивлялся, когда Шахревар отобрал меч. Рыцарь прежде всего заботился о безопасности Серафимы Морталес, эта забота была понятна юноше и даже в чем-то близка. Даймон понимал настороженность телохранителя в отношении себя, поэтому старался не препятствовать, а всячески помогать. Ведь невозможно представить, чтобы замечательная Серафима оказалась в руках чернолицых…
Тогда на посадочной площадке он отдал меч без раздумий, но теперь жалел. Без Могильщика было трудно, почти невыносимо. В холодной стали Даймон находил успокоение. И еще там крылась загадка.
Он долго бродил возле контейнеров, стенки которых покрывали незнакомые остроугольные надписи, и постепенно переключился на мысли об отце.
Встреча с Думаном приглушила скорбь. Старший брат заменил собой часть того, чего Даймон лишился с гибелью Ротанга. Но осталась печаль, глубоко засевшая в сердце. И еще юноша вдруг понял одну неприятную вещь.
Он начал забывать лицо отца.
Под действием психологического стресса оно размывалось и уходило куда-то вглубь мысленного взора. Зверолов-младший помнил фигуру, бритую голову, шрамы на жилистых предплечьях. Но лица не помнил.
Даймон вдруг подумал, что не осталось ничего, что могло бы напомнить ему об отце. Из дома юноша бежал без оглядки, голым, спасаясь от пуль. Ах, если бы было немного времени! Он бы прихватил курительную трубку. Или аркан. Или охотничий нож. Любую вещь отца, хранящую частичку его тепла. Даймон полагал, что она помогла бы вспомнить.
Необходимо вернуться домой и забрать с собой что-нибудь на память. Как частичку Ротанга.
… Когда Думан вошел в отсек, младший брат с потускневшим взором сидел на полу возле контейнеров, обхватив руками коленки. На лязг двери пленник поднял голову, и его лицо просияло.
– Думан!
– Привет, братишка. – Крестоносец приблизился. – Ну, как ты?
– Думан, попроси у паладина мой меч. Мне без него плохо.
Думан усмехнулся и потрепал брата по русым волосам.
– Ты голоден?
– Нет.
– Вот возьми.
На его ладони лежала эвовая груша – терпкий, жестковатый, но питательный плод. Возвращаясь из храма, Думан сорвал несколько штук в саду. Сам не пробовал, но угостил Серафиму, Нину Гату, девушек-служанок. Последнюю приберег для брата.
Даймон взял грушу и с жадностью стал ее есть.
– Ты зачем ушел из пещеры? – спросил Думан без тени упрека.
– У орков был пленник, – ответил Даймон с набитым ртом. – И я подумал… что смогу освободить его.
Он отправил в рот остатки груши и спросил:
– Я бы съел еще. Больше нет?
– Нет, – усмехнулся Думан и присел рядом. – Что это на тебе?
Он указал на темные пятна на рукаве рубахи, чуть выше локтя.
– Наверное, кровь.
– Кровь? – удивился Думан. – Что, орочья кровь?
Ты сражался с орками?
– Да… немного.
– Своим мечом? – Угу.
– Ты просто сумасшедший. Тебя могли пристрелить!
Даймон тягостно вздохнул:
– Думан, умоляю тебя. Попроси у паладина мой меч. Я никому не причиню вреда. Ты ведь знаешь, что я не предатель. Мне нужно быть рядом со своим мечом.
– Совсем без него никак?
– Ты знаешь… этот меч… он обладает какой-то силой.
– Меч обладает силой? Заточенная железяка? Не смеши меня, брат. Настоящей силой обладает только человек. Он берет ее от звезд и планет и направляет своими чувствами и разумом. Так поступают паладины. Ты еще не видел их настоящую силу.
– А как же лес? Отец учил, что лес обладает небывалой силой. Это сила жизни, а она самая могучая.
– Самая могучая – это сила бога Десигнатора! Сила космосa, сила звезд и планет. Это знает даже ребенок.
Отец искал силу там, где ее нет. Что может какой-то лес против мантийных стихий планеты? Или пламени солнц? Они пожгут твой лес в секунду. Приди в себя ты наконец выбрался из глуши материковых лесов и теперь должен пересмотреть свои взгляды. И мир откроется тебе заново.
– Пожалуйста, принеси мой меч, – упрямо произнес Даймон.
Думан поднялся.
– Я пойду. Не унывай. Скоро будем у своих.
С болью в глазах юноша смотрел на брата, который намеренно ушел от обещания вернуть Могильщика.
Поток звездолетов занимал теперь все пространство перед окном пилотской кабины. Шахревар внимательно изучал движущегося железного червя, пытаясь предугадать опасность, которая может исходить от него. Окруженный врагами Box остался позади, и теперь бот готовился влиться в массивный поток. Все, кто был на борту, затаили дыхание. В этот напряженный момент Ганнибал открыл глаза.
Его лицо оставалось бледным, под глазами темнели круги, дышал он неровно. Но кратковременный отдых придал адмиралу сил. И он заговорил с Серафимой, оказавшейся возле него.
– Сиятельная Серафима?
– Адмирал. Прежде мы с вами не были знакомы. И эта встреча для меня – огромная честь, пусть она проходит в столь неподходящей обстановке.
– На борту орочьего бота, если не ошибаюсь? – огляделся он. – Примите мои соболезнования в связи со смертью вашей матери.
– Принимаю… Как вы чувствуете себя?
– Как может чувствовать себя человек, который вчера днем лишился руки, а помощь оказать было некому? Мне худо. Хотя гораздо гаже на душе. Только ваш светозарный лик развеивает сумрак сознания.
Серафима молчала. Если б ее лик был способен разогнать темноту, наползающую из Мертвых Глубин! Но что она может сделать? На что она может повлиять?
– Как приятно видеть кресты на латах, – сказал Ганнибал. – Родные войска!
Думан, к которому относилось обращение, приблизился.
– Мой адмирал! Я счастлив, что вы теперь с нами.
– Я тоже, знаешь ли, счастлив. Здесь намного уютнее, чем в лапах Натаса… Ты где служил?
– Особый гвардейский десантный батальон в составе третьей эскадры. Вы командовали нами при штурме Керлыманского ущелья.
– Да, – ответил Ганнибал задумчиво, – на Виа Прима мы гоже сражались с Глубинами… – Он замолчал, пережидая приступ боли. – Что сейчас на границе?
– Положение очень тяжелое, – ответил Думан. – Орки захватили планетарное орудие и уничтожили одну крепость. В настоящее время их армады атакуют наши передовые рубежи. Но это не все. Второй флот орков каким-то образом пересек стену черных дыр и вошел в Бутылочное Горлышко со стороны Верхних миров.
– Сколько?
– Не счесть. Тысячи кораблей малого и среднего класса. Веки Ганнибала сомкнулись, на висках проступила сеть морщин. Могло показаться, что он вновь потерял сознание. Но через некоторое время адмирал открыл глаза.
– Смешно, – произнес он без улыбки. – Когда я хочу поправить волосы или почесать за ухом, то пытаюсь это сделать правой рукой. И только потом понимаю, что ее нет. Хотя я продолжаю ее чувствовать. Даже пальцами могу пошевелить.
Серафима смутилась и потупила взор. Думан не отвел взгляд, а лишь крепко сжал челюсти.
– Тяжко это слышать, – продолжил Ганнибал, перевели дыхание. – Еще тяжелее становится от осознания того, что я мог предотвратить трагедию. Если бы половина флота сейчас стояла в приграничье, орки не сумели бы закупорить проход. – Он невесело усмехнулся. – В «Апокрифах» их называют тупицами. Это заблуждение перекинулось на умы наших военачальников. На самом деле безносые твари очень умны и коварны. Они не решились бы на лобовую атаку заорбитальных крепостей, не имея козыря в рукаве.
– Что теперь будет? – с тревогой спросила Серафима. Ганнибал посмотрел на Думана.
– Помоги подняться.
Крестоносец помог адмиралу встать на ноги и пересесть в кресло.
– Что будет? – повторил он, откинувшись на высокую спинку. – Со стороны Нижних миров, как я понимаю, активно давят орки. От Сонга и Крутаны поднялась просто тьма звездолетов… Флот, который прошел сквозь стену, думаю, разделится. Часть его останется контролировать выход из Бутылочного Горлышка, остальные ударят в тыл Союзного флота.
– Так и есть, – кивнул Думан. – Они разделились.
– На самом деле все обстоит гораздо хуже. Так всегда бывает, когда оцениваешь обстановку, не зная фактов. В любом случае все это означает только одно. Пограничный флот окружен и в адском котле. Орки знают о нас все: у них кругом глаза и эти треклятые зеркала, сквозь которые они приходят куда захотят. Тварь пробралась даже в правительство! Оркам доподлинно известно количество кораблей в эскадрах, численность личного состава, вооружения, планы обороны… Преимущество в разведданных и диспозиции огромно. На их месте я бы попытался уничтожить человеческий флот раз и навсегда.
– Но ведь можно воспользоваться помощью флота из системы Диких!
– Боюсь, вы не понимаете, сиятельная Серафима. Крестоносный флот – это не те войска, которые способны участвовать в широкомасштабном космическом сражении. Крестоносный флот в основном предназначен для ведения боевых действий на планетах. А флот, который способен активно сражаться в космосе, собран здесь, в Бутылочном Горлышке.
– И сейчас он в окружении? – ужаснулась девушка. – Что же получается… Верхним мирам грозит катастрофа?
– Единственный выход – вывести Пограничный флот из окружения. Четыре эскадры крейсеров. Многоцелевые корабли. Линкор «Союз Нерушимый». Всех, кто еще сражается, нужно вывести из котла. Сохранение флота – наш единственный шанс, чтобы противостоять оркам в дальнейшем. Мы не выиграем эту битву. Но нужно сохранить силы, чтобы выиграть следующие.
– Значит, Бутылочное Горлышко мы не удержим? – спросила Серафима, судорожно сглотнув.
– Мы уже его потеряли.
Тем временем бот наконец добрался до потока звездолетов и проскользнул внутрь построения. Темные, отливающие синевой фюзеляжи окружили судно. Их чешуйчатая броня казалась настолько близкой, что до нее можно дотянуться рукой.
В громоздких лабиринтах металла и брони капитан Олос пилотировал чужую машину с завидной легкостью. Он мастерски лавировал между фюзеляжами и стабилизаторами, виртуозно облетал струи раскаленных газов, хлещущие из огромных дюз. Шахревар еще раз поблагодарил свою интуицию, которая помогла подобрать на Гее такого классного пилота.
Полет завершился возле многомильного танкера-заправщика. Капитан Олос плавно направил бот в пространство между двумя его прицепами. Теперь обнаружить судно было практически невозможно. Шахревар позволил себе расслабиться.
– Хорошая работа, капитан, – похвалил он старичка и получил незамедлительный ответ.
– Это что! Я вот однажды с двадцатью тоннами куриных яиц попал в метеоритное поле…
Из пассажирского салона появился Думан. Остановившись рядом с креслом Шахревара, он деловито глянул по сторонам сквозь широкое окно.
– Как адмирал? – осведомился паладин.
– Что? А, Ганнибал… Плохо ему, но держится. – Молодой человек умолк, о чем-то думая, затем произнес: – Шах, хочу тебя попросить.
– О чем?
– Прояви снисхождение к моему брату. Он всегда был хорошим парнем. Я не знаю, что случилось на Рохе. Но думаю, он не виноват.
– Чего ты хочешь от меня?
– Выпусти его. Негоже парню сидеть взаперти.
– Это исключено. Не подумай, что я не доверяю твоему мнению. Как раз наоборот… – Шахревар ощупал помятый где-то налокотник. – Просто я сам не готов воспринимать Даймона как заблудшую овцу, а не как предателя.
– Тогда хотя бы верни ему меч.
Паладин дотронулся до катаны, лежащей у него на коленях.
– Меч? – удивился Шахревар. – Почему меч?
– Видишь ли… Отец с детства обучал нас забытым искусствам, в частности фехтованию. Он учил относиться к нему с любовью и уважением, словно к близкому человеку. Мне фехтование не слишком нравилось, меня всегда интересовали паранормальные силы, ибо в них заложен несоизмеримо больший потенциал. Но Даймон увлекся этим искусством. Оно заложено у брата в крови. Сколько его помню, он не расставался с деревянной палкой, которая на уроках отца заменяла меч. Я не знаю, где он нашел настоящую филлийскую катану, но, думаю, что он влюбился в нее без памяти. И теперь, лишившись ее, страдает там, в грузовом отсеке. Этот меч ему даже не друг… Он часть моего брата. Даймону сейчас так же больно, как Ганнибалу, лишенному руки.
Шахревар озадаченно кашлянул.
– Ты рассказал странную историю.
– Так не дашь?
– Если Дикому, запертому в клетке, протянуть пистолет…
– Он не Дикий. Он настоящий человек, Шахревар. Паладин осторожно провел ладонью по клинку. Как знать, быть может, этот меч станет еще одним защитником человечества. Хотя верится слабо.
– Ладно, – ответил телохранитель. – Уговорил.
Устало откинув голову, Ганнибал рассматривал металлические ребра жесткости, подпирающие потолок. Двигатели не работали, и в отсеке стояла тишина. Из пилотской кабины доносился негромкий разговор Шахревара и Думана, впрочем, слов было не разобрать.
– Как это случилось с вами, адмирал? – тихо спросила Серафима.
– Вы о руке? Моя рука лишь малая часть бед, которые принес Союзу кошмарный демон.
– Игнавус повинен в смерти моей матери.
– Сколько же он натворил! – сокрушенно произнес адмирал, – Знаете, я воспитывался в церковном приюте. На протяжении восьми лет в меня вдалбливали священные писания, «Апокрифы», свидетельства присных. Меня заставляли молиться на созвездие Волка четыре раза на дню, стоя на ледяном ветру. Когда я бежал оттуда в пятнадцать лет, то отчетливо понимал, что после всех учений не верю ни в Десигнатора, ни в Темного Конструктора. С этим неверием я дослужился до адмирала. И к вере меня вернула не церковь, а советник президента, который стирал свой лик, обнажая гадкую козлиную морду.
– Я думаю, что многие люди не верили, – сказала Серафима и на миг замолчала, осознав, что говорит о себе. – Но они пересмотрят свои взгляды… Атеисты обратятся к церкви. Только, как мне кажется, она им не поможет. Церковь исчерпала себя. Ведь нельзя поклоняться богу, которого больше нет.
– Церковь никогда не служила богу. Она закостенела в своем мировоззрении, которое осталось таким же, как и тысячу лет назад. А между тем «Апокрифы» свидетельствуют, что на протяжении веков наш бог непрерывно эволюционировал. Это позволяло ему находить в космосе новые источники силы. И не отставать от Зверя, который тоже не сидел на месте. Пока наш бог развивался и шел вперед, священники остались там, где он был много веков назад. Пути бога и тех, кто ему молится, разошлись. Поэтому во время сегодняшних богослужений святые отцы общаются не с богом, а с пустотой.
– Как вы думаете, почему он умер?
– Этого я не знаю. Наверное, совершил ошибку. Люди совершают малые ошибки. Боги совершают большие. Но без ошибок не существует движения вперед.
– Если только они не заканчиваются смертью.
– Смерть тоже несет в себе развитие.
Он сжал зубы, пережидая приступ боли из покалеченной руки.
– Однако смерть Десигнатора лишила нас мистической поддержки в борьбе с Темным Конструктором. Я, как и большинство солдат Союза, человек практичный. Я знаю, что делать, когда враг прижимает эскадру к планете и держит под плотным огнем. Я знаю, как справиться с эшелонированной обороной. Но я бессилен против тварей, которые могут стереть свое лицо или сделать невидимым взвод солдат, потому что не понимаю этой силы… Падение Ковчега – серьезный удар. В настоящее время у нас нет мистического лидера, который смог бы противостоять сенобитам и Темному Конструктору.
– Остался еще телохранитель нашей семьи, – напомнила Серафима. – Он могучий паладин. Я верю в его силу. Верю, что он сможет победить сенобитов.
– Давайте вернемся к этому разговору на борту «Союза Нерушимого», – предложил адмирал. – А сейчас, если вы позволите, я хотел бы немного отдохнуть.
– Конечно. Набирайтесь сил. Вы нам очень нужны. Какое счастье, что Шахревар освободил вас, адмирал!
Ганнибал уже закрыл глаза, но на последних словах вдруг открыл их.
– Шахревар? Так зовут того юношу?
– Нет, – растерялась Серафима. – Шахреваром зовут паладина.
– Но меня освободил вовсе не паладин. Девушка невольно посмотрела на Нину Гату, блаженно дремавшую в кресле напротив.
– А кто же тогда?
– Тот самый юноша с задумчивыми глазами.
В груди стало тесно. Сиятельная дочь с трудом глотнула воздуха, а Ганнибал продолжал:
– Знаете, Серафима, я воюю с восемнадцати лет, побывал во многих горячих точках, но никогда не видел подобного. Одним лишь мечом мальчишка расправился с элитными гвардейцами Натаса.
– Правда? – выдавила она из себя. Изумление, перемешанное с непонятным счастьем, стремительно заполняло ее.
– Да, – качнул головой адмирал. – Кто он такой? Он сказал, что вы послали его.
Не в силах больше сидеть на месте, Серафима вскочила, сделала шаг куда-то, затем вернулась.
– Да, это я его послала. Его зовут Даймон Зверолов.
– Он здесь, на борту? Мне бы хотелось еще раз повидать его.
– Вам нужно отдохнуть, адмирал, – произнесла сиятельная дочь, тщательно скрывая волнение. – Я приведу его, как только вы наберетесь сил.
6
Слева на огромном пространстве бушевало жестокое сражение. Сгорали силовые поля, броня рвалась как бумага, вспышки и взрывы колыхали пространство словно ветер простыню. Черные звездолеты наваливались на заорбитальные крепости, упрямо прорываясь сквозь заградительный огонь орудий и лазеров.
До флагмана Рапа, стоящего в районе уничтоженной крепости, долетали лишь отсветы этого бешенства. Эскадра броненосцев выстроилась стеной, защищая судно своего полководца корпусами и силовыми полями.
После гибели хтонического змея – исчадия Баратрума, чей возраст исчислялся от основания времен, – часть броненосцев была уничтожена огнем Союзного флота. Однако Р'уаги сумели перестроиться и остаться на занятых позициях. К тому же подошел резерв, который Рап сразу бросил под огонь второй эскадры. И сейчас эти звездолеты гибли в жестокой битве, выполняя сразу несколько важных функций: они изматывали людей, истощали их боеприпасы и позволяли выиграть время до прибытия флота Натаса, спешащего с другой стороны Бутылочного Горлышка.
К флагману подошел синий элитный шаттл, испещренный серебристыми знаками. От него на борт протянулся герметичный трап. Палубы погрузились в безмолвие, вслед за которым раздались отчетливые шаги, странным образом слышимые в каждом уголке корабля. Бесстрашные Р'уаги прилипали к полам и переборкам, ощущая нарастающие ужас и панику, а их сердца больно колотились в такт этим шагам. Каждый удар был сильнее предыдущего, и если бы шаги не переместились на трап, многие бы испустили дух. Орки испытали невероятное облегчение, когда первый помощник бога покинул флагман.
Поговаривали, что поначалу пилоты синего шаттла дохли один за другим, не выдерживая замогильной жути, которая повсюду сопровождала демона. Поэтому Темный Конструктор дал Рапу двух бывших людей – отличных пилотов, которые не знали чувств и боли, потому как были мертвы.
Едва шаттл отделился от массивного борта флагмана, как его окружили четыре звездолета охраны. Прикрываясь за безвольно плавающим телом хтонического змея, растянувшимся на сотню миль, адский кортеж взял курс на Рох.
А на самом Рохе орки-завоеватели презрительно щурились со стен орудийного форта на тусклое солнце, взобравшееся на небо. Внизу горели фермерские поселения, подожженные из настенных лазеров. Дым застелил небо грязным полотнищем, прикрыв солнце, и это принесло оркам хоть какое-то удовлетворение. Главное, чего они ждали, – это ночи. Чтобы вновь на небе открылся, как на ладони, человеческий флот. Тогда они смогут расстреливать его из планетарных орудий, и людские корабли будут вспыхивать, словно сверхновые звезды.
Орки надеялись, что на этот раз ночи хватит и они расправятся с остатками человеческого флота. Тогда для черно-синих полчищ не останется никаких препятствий, чтобы хлынуть в Верхние миры и затопить их. Это случится скоро. Только побыстрей бы с неба убралось мерзкое светило, побыстрей бы повернулся Рох…
В тесном грузовом отсеке Даймон сидел на полу, полностью отрешенный от внешнего мира. Для него не существовало ничего, кроме Могильщика – абсолютно совершенного меча, обладающего разумом. Парень был готов смотреть на него без конца, взглядом лаская линии и изгибы стали. Даймону казалось, что чем больше он смотрит на меч, тем глубже погружается в его непознанную суть.