Спусковая скоба пошла туго, но он с удовольствием преодолел ее сопротивление и с не меньшим удовольствием ощутил отдачу, когда сигнальная ракета отправилась в усыпанное серебристыми точками небо.
«Северный Хозяин»
Световой сигнал, похожий на семицветную радугу, распустился на темной половине Роха.
– Заряды установлены! – сообщил Савл.
– Передавай срочный приказ, – произнес Ганнибал. – Командирам эскадр и эскадрилий. Всем судам, всем подвижным соединениям! Занять сообщенные ранее позиции в секторе 1-11 между крепостями севера и востока! Коменданту «Восточного Хозяина» прикрыть отход кораблей заградительным огнем.
Эскадренные крейсеры, многоцелевые корабли, транспорты, истребители и вспомогательные суда – все они, получив команду, с разных концов Бутылочного Горлышка двинулись в обозначенный сектор.
– Все, – устало произнес Ганнибал. – Назад пути нет. Если заряды не взорвутся, орудие Роха испепелит наш флот.
До лифта они бежали по длинному извилистому коридору. Попадающиеся на пути часовые умирали еще до того, как успевали заметить приближение людей – мысль Думана обнаруживала их за углами, стенами и убивала без промедления. Чернокровый проводник хрипел от страха, ноги заплетались, и Даймону приходилось его поддерживать.
Когда они вбежали в лифт, таймер на браслете старшего брата показывал, что до взрыва осталось не более девятисот секунд. Даймону таймер не требовался, отец научил обходиться без него. При острой необходимости, как сейчас, часы возникали в голове. Перекидывающиеся цифры на краю мысленного взора обычно были светлыми, но сейчас они почему-то побагровели.
Лифт был без окон. Ярусы, мимо которых он проезжал, перечислялись на небольшом дисплее возле дверей: «технический», «казарменный», «для отдыха»… Даймон смотрел на меняющиеся названия невидящим взглядом и вспоминал Серафиму. Вспоминал, как он смеялась, когда опустившаяся на плечо птица щекотала ее перьями, как протягивала ему меч – тогда она выглядела особенно гордой и величественной. Как засветился ее взгляд, когда она оказалась в объятиях Даймона и лишь мгновение отделяло его от прикосновения к ее губам… На эти светлые воспоминания накладывался черный штамп из слов «она умирает», впрыскивая ужас в сердце.
Из прострации его вырвал задумчивый голос Думана.
– Невезение преследует нас с самого начала. Что бы мы ни делали, какие бы ни прилагали усилия, становится только хуже. Это тот самый перевес в силе, который неизбежен после гибели Десигнатора. Сила космоса катастрофически уменьшается по сравнению с силой Бездны.
– Полагаешь, мы обречены?
– Нужно преломить эту печальную череду неудач. И мы сейчас это либо сделаем… либо умрем.
На дисплее вспыхнула и погасла последняя надпись: «локационный ярус». За ней возникла прямоугольная «пила», означающая вершину стены.
Лифт остановился.
Нетерпеливо вздохнув, Даймон рванулся к еще не раскрывшимся дверям, но рука брата остановила его.
– Нет, – сказал Думан. – Я пойду первым. Не прощу себе, если погибнешь еще и ты. Ты слишком слаб, Даймон. Пусть даже твой меч рубит любую броню.
Двери разъехались, открывая проход на стены крепости. Над головой раскинулось необъятное небо, загороженное силовым полем. Справа высились каменные зубцы, озаряемые снаружи вспышками кипящего боя. Слева в ночное небо поднимались две гигантские трубы планетарных орудий. Ярусом ниже по лестницам и переходам двигались бесконечные вереницы солдат в темных доспехах. Даймону показалось, что их были тысячи, целый муравейник. Странно, но от них не исходило ни единого звука, ни единого бряцанья оружием.
Думан вышел из лифта первым. Высокий, широкоплечий, с бычьей шеей, в могучих доспехах, отливающих голубоватым защитным сиянием, что придавало ему некий мистический образ. В нем чувствовалась мощь настоящего паладина… и нечто большее. Мощь лидера, способного встать во главе человечества.
Башня с округлой крышей находилась в сотне ярдов. От нее отделилась тень, похожая на воронье крыло. Орудия слева вздрогнули. Сверкнула вспышка, на несколько секунд погрузившая стены форта в ядовито-зеленое сияние, поглотившее все вокруг. Осталась только черная тень, которая стремительно пронеслась под зубцами и оказалась возле лифта.
Даймон почувствовал, как на него дохнуло знакомым холодом, высасывающим запахи и эмоции. Ноги сразу ослабли. Словно наяву юноша ощутил невидимую хватку, раздирающую рот… Рот внезапно раскрылся сам. Язык вывалился и омертвел, будто снова испытал то прикосновение…
Рап стоял рядом с лифтом. Жуткая фигура, закутанная в темную мантию, лицо скрыто под капюшоном. Высокий, просто высоченный, на две головы выше любого из братьев.
Даймона ударило жутью сенобита. Едва не опрокинуло, но он вцепился в поручень кабины лифта. Из глаз брызнули слезы. Забившийся в угол орк по-поросячьи визжал, закрыв лицо щетинистыми ладонями. Лишь Думан преодолел волну страха.
Он ударил наотмашь.
Напоенная гневом мысль, сила которой находилась на пике, двинула по фигуре в черной мантии. С разных сторон над горизонтом в ночном небе засверкали молнии. Силовое поле задрожало, словно желе. Стены форта вздрогнули.
В руках сенобита возник обоюдоострый меч с потемневшим клинком. Лезвие мелькнуло, описывая полный круг. И обрубило все то, что Думан направил в Повелителя Синевы.
В короткое мгновение Даймон прочел в глазах брата растерянность.
Меч Рапа стремительно прыгнул вперед.
И пронзил Думана сквозь доспехи.
– НЕ-Э-ЭТ!!! – заорал Даймон.
Рап без труда поднял на мече тело брата, бьющееся в предсмертной судороге. Уста Думана распахнулись, глаза широко раскрылись. Лишь сейчас он осознал, как жестоко обмануло его величие собственной силы.
С размаха, со злостью Рап бросил Думана через зубцы крепостной стены. Прямо в темную девятисотфутовую пропасть.
7
Шепот из углов не прекращался. Лишенный всякого голоса, похожий на шелест засохших листьев, он звучал все громче и призывнее. Куда-то звал ее, кажется, в эти самые углы, затянутые мраком. Девушке казалось, что там спрятаны отверстия, открывающие путь наружу, за пределы комнаты, в которой она находилась.
Мысли были тягучи и расплавлены. Перед глазами мелькали образы: страшные женщины, пожирающие собственных младенцев, отцы, варящие сыновей в котле. Сначала они пугали ее, но затем она привыкла. Тело тоже преподносило сюрпризы. Ломило кости, под ногти кто-то вгонял иголки, глазные яблоки расширяло внутренним давлением. Серафима испытывала боль в каждом кусочке плоти. И едва она к ней привыкала, как боль поднималась на новую ступень.
А затем муки неожиданно закончились. Образы перед глазами исчезли. Она силилась оглянуться, но вокруг была темная вязкая пелена, сквозь которую девушка с трудом различала очертания каких-то существ, стоящих возле нее. Она хотела спросить их, кто они такие, но язык не двигался, и все, что она смогла, – это издать короткий стон.
Холодные пальцы коснулись запястья, потрогали губы, приподняли ленивое веко. Сквозь заслон из ваты она услышала голос – слабый, но настолько знакомый и близкий, что сделалось тепло на сердце. Почему-то ей показалось, что это говорит мама…
Склонившийся над Серафимой сенобит внимательно изучал зрачок девушки. Нина Гата стояла в углу, подальше от пугающего существа. Стояла, обняв себя, потому что в комнате было холодно.
Сквозь ватную пелену она слышала далекие удары и стуки, словно в недра турбины угодил булыжник и добросовестно прыгал и мочалил лопасти. Иногда от этих ударов вздрагивали стены и пол ходил ходуном.
– Что происходит снаружи? – спросила она. Именно эти слова Серафима приняла за речь Фреи.
– Ничего заслуживающего внимания. Самое главное происходит здесь. Осталось недолго…
– Что недолго?
– Скоро Серафима обретет новую кровь. Подмастерья уже собрали урожай ядовитых шипов с Марадука, агенты доставили лед кометы, которая уничтожила цивилизацию атлантов четыре тысячи лет назад – невиданная концентрация человеческой боли и отчаяния. В холодильниках с древних времен хранится истинный хрусталь человеческих девственниц – пот и слезы. Все это ждет в Хеле, чтобы соединиться с болью Серафимы и впервые в истории родить богиню, обладающую настоящей силой карать и повелевать.
– Боже, какие выродки! Дикие и сумасшедшие. Все ваше племя.
Игнавус мерзко улыбнулся. Его змея скользнула с одного плеча на другое.
– Мне просто интересно, будет ли твой гнев таким же праведным, когда твоя подопечная начнет обдирать с тебя кожу живьем?
Нина невольно метнула взгляд на Серафиму.
– Тебя оставили лишь для того, – закончил Игнавус, – чтобы проверить: успешен ли наш план по трансформации сиятельной дочери.
Серафима вдруг вскрикнула – громко, страдальчески. Демон поднял ее руку, прислушиваясь к пульсу, а тело девушки в этот момент распрямилось, точно пронзенное электрическим разрядом.
Глаза распахнулись.
– Да, – произнес он.
Серафима обмякла, хлопнула ресницами и впервые за все время осознанно взглянула на окружающих. Обнаружив возле себя Игнавуса, она задержалась взглядом на его изуродованном лице.
– Умоляю, – прошептала девушка, – воды!
– Сейчас нельзя, – строго сказал демон.
В дверь постучали. Игнавус-Натас шевельнул пальцами, и она отворилась. На пороге стоял маленький, ростом чуть выше человеческого бедра орочий карлик. В руках он держал поднос. От вида разложенных на нем предметов Нине сделалось дурно.
Прежде чем захлопнулась дверь, она успела заглянуть в проем. Сквозь туманную пелену наставница увидела зубцы крепостной стены и каменные мостки вдоль них… Орк-карлик прошел под единственным фонарем в комнате, и свет блеснул на страшных предметах. Закупоренная банка, в которую втиснут небольшой осьминог с обрубленными щупальцами. Хромированные медицинские инструменты – большие ножницы, набор скальпелей, закругленная пила…
Поставив поднос на столик у изголовья дивана, орк поспешно удалился. Выдернутая из пропасти ментальной пытки, Серафима удивленно озиралась и, казалось, не понимала, что происходит.
Сенобит подошел к изголовью.
– Первое, что не выдержит сочетания боли и новой крови, – поведал он поучительно, – это человеческое сердце. Поэтому оно больше не понадобится сиятельной дочери. Вместо него я поставлю вуртузианскую каракатицу, она обитает на больших глубинах и способна выдержать невероятные…
Что невероятное способна выдержать каракатица с обрубленными конечностями, он сказать не успел, потому как Нина обрушила на загривок сенобита украденный кинжал. Удивительно, но в щуплых руках вдруг родилась сила, которой она за собой не замечала.
Удар свалил демона. Игнавус беспомощно взмахнул руками и стряхнул змею Марию, которая отлетела в темный угол. В полете она опрокинула поднос. Падающие на пол инструменты зазвенели, банка с каракатицей взорвалась. Плащ взвился, словно опахало, над рухнувшим ничком телом. Ноги раскинулись, едва не уронив наставницу – к счастью, она успела отпрыгнуть.
– Покалеченная мразь! – с выражением произнесла Нина Гата в к затылок сенобиту, продолжая сжимать кинжал так крепко, что на запястьях набухли вены.
Вуртузианская каракатица квакнула и подпрыгнула в склизкой лужице на полу. Серафима непонимающе посмотрела на груду костей, накрытую плащом, затем перевела взгляд на Нину.
– Все в порядке, моя девочка, – ответила наставница: – Ублюдок получил то, на что давно напрашивался…
Лишь сказав это, она заметила, что держит в руках только рукоять. Обломки лезвия валялись повсюду. Оно рассыпалось при ударе…
Незримый яростный зверь вдруг подхватил наставницу и шибанул о стену. Голова Нины ударилась и оставила вмятину на панелях. А зверь не унимался, снова ударил женщину о стену. Вторая вмятина уже отметилась кровью.
Перед глазами Нины все поплыло.
Игнавус поднялся. На устах играла мстительная ухмылка, черные беспросветные глаза полыхали потусторонним огнем.
– Неужели ты думала, что сможешь убить сенобита? – Мария скользнула к его ноге и по одежде забралась на руку. – Ничто не может пронзить мою кожу. В этом и состоит сила, данная мне Владыкой!!
Он сдернул Марию с руки и метнул ее в Нину Гату.
В полете змея распахнула пасть. Тело хлестнуло по воздуху, хвост издал щелчок.
Упав на оглушенную наставницу, Мария дважды обернулась вокруг шеи и стянула захват.
– Что… вы делаете? – слабо спросила Серафима у существа, стоящего подле нее. – Не нужно. Отпустите.
– Вам не должно быть никакого дела до этой старухи, – ответил Игнавус. Он подобрал с пола каракатицу, деловито осмотрел ее со всех сторон, при этом тварь два раза толкнулась в его пальцах. – Не должно быть. Никакого дела.
Мерзкая змея душила безжалостно. Нина Гата силилась вдохнуть, пыталась оттянуть змеиное тело, но не могла даже поддеть его пальцами. Сквозь мутную пелену, застилавшую глаза, она увидела, как сенобит поднял с пола пилу для грудины.
– Мама! – позвала Серафима без надежды в голосе.
В первый момент навалилась опустошающая слабость. После такого казалось невозможным не только сразиться с исчадием Хеля – даже поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
Пропасть за зубцами крепостной стены, куда Рап сбросил Думана, тоскливо и настойчиво звала отправиться следом. Даже вспышки, которые сопровождали далекий бой, не развеивали впечатления глубокой и холодной могилы внизу. Посмотрев между зубцов, Даймон отчетливо понял, сколь велика для него вероятность оказаться там вскоре.
Сенобит стоял рядом, в трех футах, лицо спрятано под капюшоном. Он почти нависал над юношей, угнетая одним присутствием. Черный меч казался пугающе огромным. В свете прожектора на лезвии горела кровь.
Кровь Думана.
– Я помню тебя, звереныш, – раздался с разных сторон множественный голос – Зачем ты пришел снова?
– Ты уничтожил все, что было мне дорого!
Ветер колыхнул мантию Рапа невероятно медленно. Это не было заторможенностью восприятия. Так происходило в реальности: сенобит менял физические законы…
– И поэтому ты дерзнул наполниться местью ко мне?!! Грохот голоса, подобный сорвавшемуся с небес грому, заставил юношу припасть к плитам. Пальцы судорожно перехватили теплую рукоять Могильщика. Господи, о какой мести идет речь, когда сенобит повергает в ужас одним присутствием? Как противостоять ему? Весь поход в форт – одна большая ошибка! Погибли Думан, Шахревар, а за ними падут остальные…
Могильщик шевельнулся в руке. Или Даймону показалось?
Он быстро взглянул на рукоять. Один за другим уложил на нее пальцы, сжал их… Меч неожиданно придал уверенности. Взгляд Даймона скользнул вдоль клинка, отражавшего свет прожектора. И юноша прочел в нем: «Я твой друг. Не бойся. Поверь в меня». … Paп убил Думана…
Сенобит шагнул к нему, поднимая меч. Даймон судорожно втянул в себя ледяной сладковатый воздух. Слабость и безволие ушли. Вспомнился грузовой отсек. Думан протягивает грушу. Пещера на Ковчеге Алых Зорь. Думан обхватил его и прижал к себе сквозь решетку.
… убил и сбросил со стены родного брата, единственного на всем свете!..
Вместо страха и отчаяния в груди начал распускаться пылающий цветок. Он жег изнутри и наполнял терпким, горячащим запахом страсти. И Даймон вдруг вспомнил истинную причину, по которой пришел сюда. Как он мог забыть?! Ведь… … РАП УБИЛ ОТЦА!!
С истошным воплем он распрямился, точно пружина, и обрушился на демона со всей мощью, которая была в нем заложена. Могильщик замелькал в луче прожектора, нанося удар за ударом. В колено! В голову! В шею! В грудь! В колено! В живот!
Не ожидавший подобного напора, Рап попятился, подставляя под удары клинок. Сталкиваясь, два великих меча высекали искры – мелкие, словно пыль. Взведенный до бешенства, Даймон уже не мог остановиться. Сам не зная зачем, он вдруг закричал, вкладываясь в каждый удар:
– Я! Пришел! Забрать! Твою! Кровь!! Последний удар был стремительнее блока, и клинок Могильщика с хрустом прошел через грудь, обтянутую черной кожей. Не ожидавший успеха, Даймон провалился и припал на колено.
Тут же вскочил, вскинув перед собой катану.
Несколько мгновений Рап стоял неподвижно. Затем медленно поднял руку и сбросил капюшон.
Снова видеть выбеленный лик и черноту, сгустившуюся между век, было невероятно трудно. Дыхание сбилось, сердце потеряло ритм. Даймон отчаянно вцепился в рукоять Могильщика; только она придавала силы, только в ней оставалась вера.
Рассеченная плоть, сухая и бескровная, срослась на глазах. То же произошло и с черной кожаной рубахой.
– Ты полагал, что придешь и убьешь сенобита просто так? – спросил Рап, выправляя из-под мантии густую косу.
Даймон не ответил. Не смог.
– Я пожру твою душу! – сказал Рап и впервые ударил сам.
Небеса содрогнулись от грома. В стены врезался шквалистый ветер. Меч Рапа описал широкую дугу. И вместе с воздухом вспорол пространство.
Руководствуясь указаниями по эвакуации каждого яруса, которые передавали по громкой связи «Северного Хозяина», Антонио уже собирался покинуть временные апартаменты, когда его настиг сигнал с Геи.
Над наручным браслетом вспыхнуло окошко экрана. Лицо возникшего на нем человека поразило Антонио до глубины души.
– Ваше святейшество! – выдохнул он.
С экрана смотрел верховный митрополит.
Сейчас митрополит выглядел обычным стариком. Исчезла его надменность последней инстанции, к которой Антонио привык на церковных проповедях.
– Простите за вторжение в вашу связь, – виновато произнес он. – Кажется, я не вовремя.
– Слегка.
– Мне описали всю тяжесть положения на Границе. Поэтому я постараюсь быть кратким.
– Что вынудило вас обратиться ко мне, ваше святейшество? Признаться, я с трудом представляю причину, которая связывает вас и…
И тут он понял.
– Да-да. – Патриарх Святой Церкви прочел мысли пресс-секретаря. – Вы правы. Это я передал Серафиме кровь бога.
– Я не закостенелый церковник, – говорил верховный митрополит с экрана. Изображение иногда вздрагивало и шло полосами, но звук доносился без провалов. – И я не догматик веры, каким меня привыкли считать. Но, к сожалению, церковь Десигнатора за века превратилась в огромный инертный механизм, который невозможно заставить работать по-новому. Даже я, верховный митрополит, не могу этого сделать. Механизм можно только сломать, но что в этом случае произойдет с людьми, которые верят в нашего бога?
– Что вы предлагаете вместо учения церкви?
– Новое учение. Я полагал, что бог не может на протяжении тысячелетий, подобно нашей церкви, быть статуей. Он не настолько закостенел, как догматики, ему служащие. Он понимает, что постоянство – это смерть. В древних текстах есть множество свидетельств тому в подтверждение… впрочем, я обещал короче. Когда ихор попал ко мне в руки, я понял, что оставить его в церкви невозможно. Церковь не сумеет воспользоваться даром, мои архиереи запрут ихор под десять замков и будут хранить в строжайшей тайне. А святыня должна работать, должна приносить людям пользу! Именно поэтому я решился тайно передать ее в распоряжение Великих Семей, которые за века доказали свои мудрость и гибкость. Фрея лучше всех подходила для роли хранительницы. Однако получилось так, что я передал ихор ее дочери…
– Вы хотите узнать судьбу ихора?
– Да. Я долго искал Серафиму и вот наконец нашел хотя бы вас. Я очень волнуюсь. Что с ним стало?
– Ихор был использован. Во благо или нет – сейчас мы не можем судить.
Диктор по громкой связи призвал всех поторопиться. Антонио с беспокойством оглянулся на динамик.
– Что ж, больше не смею вас задерживать, – произнес митрополит. – Спасибо за информацию.
Антонио замялся перед следующей фразой.
– Простите, ваше святейшество. Последний вопрос. Как вам достался ихор?
– Его привез один человек.
Даймон нырнул под тяжелым, точно тесак, клинком и откатился в сторону. Подняв голову, глянул на длинный след вспоротого пространства, оставленный в воздухе мечом сенобита. Рубец расширился, края загнулись внутрь. Там скользила и неслась ткань знакомой ему Пустоты.
Меч Рапа описал круг и, не останавливаясь, обрушился сверху. Даймон вновь откатился… и едва не напоролся на острие, потому что Рап, перехватив меч, резко изменил траекторию удара.
Конец меча вспорол пространство рядом с лицом. Правую щеку окатило холодом. Разрыв потянул к себе. Даймон отшатнулся, выбираясь из иероглифа пространственных рубцов.
Поднялся необычный ветер; он мешал двигаться, хватал за руки мягкими лапами. Пустота засасывала воздух человеческого мира через разрезы. Даймон отползал от них как можно дальше, волоча по плитам свой меч и по-новому взирая на Рапа.
Сенобит был мастером фехтования. Мощным, древним, владеющим приемами, которых Даймон не знал. Нет, юноша видел в прошлый раз его черный меч… но почему-то не думал, что Рап владеет им настолько виртуозно.
Сдерживая новый удар, он подставил Могильщика… Словно въехало кувалдой, катану едва не вырвало вместе с руками. Даймон вновь оказался на земле, а беспощадный клинок снова ринулся на него.
УДААРРР!!
Выставив верхний блок и стиснув зубы от напряжения, Даймон на мгновение ослеп от яркой вспышки, которую высек из Могильщика черный меч. Кисти заломило. Даймон не удержал блок, но успел выкатиться из-под перекрещенных клинков.
Он быстро поднялся на ноги, и на него обрушился шквал бешеной стали. Теперь наступал Рап. От каждого его шага содрогались стены, плиты под ступнями покрывались трещинами. Черный меч мелькал всюду, разрываемое пространство гудело. В большинстве случаев Даймон нырял под разящий клинок, но когда он выставлял блок Могильщиком – удар Рапа бросал его, словно сноп соломы.
При последнем ударе онемевшие пальцы не удержали рукоять.
Меч вылетел из руки. Перепорхнул через перила. И ухнул в пропасть внутреннего двора форта.
Падающий Могильщик приковал взгляд юноши. Воспользовавшись этим, сенобит двинул его пяткой в грудь…
Года три назад Даймон угодил под бревно, при помощи которого отец тренировал ловкость. В этот раз ощущения были такими же.
Его откинуло на трубчатые перила, задрожавшие от столкновения. Даймон отчаянно глянул вниз, на проваливающийся в пропасть меч. С нижних ярусов торчали орочьи головы: одни следили за падающим мечом, другие поглядывали вверх, на то, как Рап убивает дерзкого человечишку.
Черный клинок уже летел снизу, намереваясь как минимум лишить юношу обеих ног. Убраться в сторону не было возможности.
И Даймон перемахнул через перила.
Душа провалилась в пятки, когда перед ним раскрылась пропасть. Перед лицом мчалась стена. Высокая фигура сенобита на краю стены стремительно удалялась.
Десять ярдов…
Мелькнул ярус, наполненный орками. Меч оставался справа, Даймон не терял его из виду.
Двадцать…
Даймон обрушился на высунувшего голову солдата.
Крепко обхватил его за шею. И, перетащив через перила, унес за собой в пропасть.
Тридцать…
Они перекувырнулись в воздухе. Орк завопил, брызжа слюной. Их кинуло на стену и шаркнуло по ней. Каким-то образом Даймон сумел оседлать чернолицего. Но суть, конечно, состояла не в этом.
А в том, что на рядовом был ранец…
Поймав трос, на конце которого находился джойстик, Даймон сдавил его в кулаке. Реактивные струи хлестнули со спины орка. Ранец, на котором устроился Зверолов, моментально нагрелся.
Управляя соплами, Даймон изменил направление полета. И погнал оседланного орка за Могильщиком. Реактивный ранец ревел, извергая струи. Орк голосил, больше от обиды, что его использовали в качестве ездового Пегаса.
Хотя ранец позволял лететь, больше это напоминало ускоренное падение. Бетонный плац внутреннего двора стремительно приближался. Орк надрывно заорал и стал брыкаться. Даймон всадил ему пятки в ребра, надавил на джойстик и…
Поймал рукоять Могильщика!!
«Верь в меня!» – услышал он.
С нескольких сторон на плац выскочили орки и открыли огонь. Прикрываясь телом чернокрового и его броней, Даймон рванул джойстик на себя. Ранец задрожал от натуги – поднимать два тела много труднее, – но потащил их вверх. Глухие шлепки известили о том, что несколько лучей врезались в орочье пузо.
На середине пути орк потерял сознание, возможно, умер. Когда они поднялись на стену – закончилось горючее. Даймон перепрыгнул на бетонные мостки, а его «летающий конь», задержавшись на несколько секунд, камнем рухнул вниз.
Под зубцами было пусто. Рап исчез.
Даймон глянул на башню, в которой должна находиться Серафима. Его внутренний таймер показывал, что до взрыва осталось около трех минут. Если поторопиться, время еще есть. Он успеет освободить девушку и спуститься со стен. Он даже видел катер на посадочной площадке за башней, которым можно воспользоваться…
Даймон сделал несколько шагов и ощутил позади себя замогильный холод. Он резко обернулся и сбил тычок, которым Рап собирался пронзить ему спину.
Они вновь схлестнулись. В новом столкновении кисти юноши теперь держали удары противника, а Могильщик не откидывало. И более проворный, более резвый Даймон, почувствовав преимущество, обрушил на сенобита град ударов.
Вновь Рап отступал под натиском молодого Зверолова, который вкладывался в каждый удар, как в последний. И в бешеной рубке открылся голос катаны:
«Верни ему тень!»
– Как? – Даймон пронзил бедро сенобита, раздался хруст, но Рап даже не повел бровью.
«Оборви его связь с черными дырами!»