– Я и так в лесу, – произнес Приходько. Ему совсем не хотелось спорить с сестрой, но сейчас она ошибается. Николай действительно находился в лесу, только под березами.
– Иди сюда, в ельник! – попросила сестра и заплакала. Сердце у Николая сжалось.
– Почему? – спросил он. – Почему ты не хочешь выйти ко мне?
Девочка молчала. Николай сдавил патрон пальцами.
– Появись, Аленушка! – попросил Николай, вложив в эти слова всю нежность. – Я безумно хочу увидеть тебя! Я соскучился за эти долгие двадцать лет!
Из-за дерева выглянул край атласного платья небесного цвета. Вслед за этим перед солдатом появилась маленькая девочка лет десяти-одиннадцати. На ней было голубое платье с оборками, подол которого доходил до тонких коленей. На ногах яркие красные сандалии. На голове два пышных белых банта. Николай точно знал, что у сестры не было такого нарядного платья, потому что бедные хуторяне просто не могли купить такое.
Но, взглянув на лицо девочки, Николай без колебаний узнал в ней свою Аленушку. Черноглазая и чернобровая, его маленькая сестренка, которая могла стать дивной красавицей, не унеси ее людская толпа в неизвестность на том проклятом вокзале!
Николай заплакал, глядя на пропавшую сестру.
– Теперь ты видишь, что это я? – спросила Аленушка.
Николай засмеялся сквозь слезы.
– Иди ко мне! – попросила она с неземным страданием.
– Да, – ответил Николай. – Иду.
Он поднял ногу и пересек черту, отделяющую березы от хвойного леса.
Колебания в сугробе возобновились. Кто-то из красноармейцев даже вскрикнул.
– Нет, – умоляли солдаты. – Пусть оно уйдет!
Руки Геннадия Игнатьевича, держащие автомат весом около десяти килограммов, задрожали. Нервы не выдержали, и он закричал:
– Ну где же ты, сволочь?! Покажись! Вылезай! Всё равно убью!
Застряв по грудь в снегу, Калинин беспомощно смотрел, как Николай покинул безопасное место под березами и пересек границу хвойного леса. Сугробы держали его, словно Приходько был невесомым. Ноги не проваливались в снег даже на половину ступни. Это лишило Алексея последней надежды спасти солдата.
Калинин дернулся вперед, продвинулся на десяток сантиметров и застрял снова.
– Нет, Николай! – обессилено крикнул он. Его и подножие гигантских елей разделяло не больше двух метров. Алексей должен был преодолеть их, чтобы остановить Приходько!
Но солдат уже находился в лесу, и Алексей ничего не мог поделать.
– Коля… – сквозь слезы повторял Алексей. – Вернись!
Позади все явственней раздавались чьи-то быстрые шаги по снегу.
Снег возле солдат забурлил с неистовой силой. Под коркой сугроба словно заработал мощный насос, выбрасывающий на поверхность пушистые комья.
Напряжение достигало предела, у командира зарябило в глазах. Ствол автомата плясал в руках, но он не отваживался опустить его, каждую секунду ожидая появления твари.
Приходько остановился под могучими лапами елей в каком-то шаге от девочки. Ему хотелось заключить ее в объятия, но он не решался. Возможно, потому, что девочка казалась не совсем такой, какой он ее помнил.
Да, у нее другое платье, но ведь это же его сестра! Верно? Верно. Тогда почему Николай смущался, когда смотрел на сестру?
– Что это у тебя? – невинно спросила она. Николай понял, что девочка смотрит на его руки. Действительно, что у него в руках?
Он разжал кулак и увидел на ладони патрон. Маленький, бронзового цвета, похожий на миниатюрную бутылочку. Тот, который ему дал лейтенант Калинин.
– Что это? – спросила она.
– Патрон, – ответил Николай.
– Можно посмотреть?
…(у меня даже нет пистолета, у меня даже нет ложки)…
…(держи)…
Когда же это было? Давным-давно. Еще до заколдованного леса.
Молящий взгляд лейтенанта. Почти детский взгляд. Ему нужна кружка.
…(держи)…
– Можно посмотреть? – повторила девочка, протягивая ладошку.
– Держи! – ответил Николай и протянул ей «семь шестьдесят две». Она притронулась к его руке, и на миг Приходько почувствовал холод ее пальцев.
Девочка сделала вид, что берет патрон, но так повернула ладошку, что он выскользнул между пальцами и, не коснувшись руки, провалился в снег.
– Почему?.. – воскликнул Николай и осекся. Взгляд девочки вдруг изменился, сделавшись не по-детски внимательным и строгим. Николай испуганно смотрел на нее.
Изменился не только взгляд. Лицо девочки начало преображаться.
Превращение казалось легким и незаметным. Знакомые черты исчезли. Николай с изумлением смотрел на маленькую девочку в легком голубом платье, стоящую перед ним посреди темного дремучего леса. Девочка была чернобровой и черноглазой, как и его сестра… Но теперь Николай отчетливо видел, что это не она.
– Я хочу увидеть сестру, – попросил он.
– Увидишь, – пообещала девочка, пристально глядя на Приходько.
– Мы ведь в заколдованном лесу?
– Это так, – ответила девочка. – Но вы не должны здесь находиться.
– Почему?
– Это заповедный лес. Сюда нельзя входить ни смертному, ни богу.
Приходько замолчал, пытаясь осмыслить сказанное. «Ни богу…» – повторил он про себя.
– Тогда кто ты?
– Я – твоя смерть, – произнесла девочка.
Калинин увидел, как Николай провалился в сугроб. Только что Приходько говорил с темнотой, вытягивал вперед руку, потом неожиданно присел, словно пытаясь что-то поймать, а когда выпрямился, то застыл в напряженной позе. Он произнес несколько фраз в пустоту, выслушивая беззвучные ответы. Затем снег под его ногами расступился. Солдат словно стоял на корке наста, но наст надломился, и сугроб поглотил Николая. Он скрылся в снегу с головой.
Не помня себя, Калинин дико закричал осипшим голосом и кинулся к гигантским елям. Рывком он преодолел расстояние до смертоносной опушки сказочного леса. Сугробные кроты, перепахивающие снег возле деревьев, встрепенулись, почувствовав новую добычу.
Семен Владимирович видел, как Калинин опрометью бросился в хвойный лес. Двигаясь по пробуравленной Алексеем траншее в снегу, он и Ермолаев никак не поспевали за ротным. Бешено работая ногами и разгребая руками снег, старшина всё еще полагал, что успеет нагнать обезумевшего молодого лейтенанта прежде, чем до того доберутся сугробные кроты. Но надежды оставалось мало. Он прекрасно помнил, с какой скоростью во время первого нападения исчезали солдаты, достигшие опушки леса.
Калинину оставалось сделать последний рывок, чтобы оказаться в хвойном лесу. Протянув руку, он уже мог дотронуться до ближайшего ствола. Алексей набрал воздуха в легкие и приготовился броситься на помощь Приходько, как кто-то совершенно неожиданно навалился на него сзади и вдавил в снег.
– Stehe, Kommandeur! – прошептал Штолль на ухо вырывающемуся Калинину. – Stehe, gehe in den Wald nicht![8]
Алексей пытался вырваться, чтобы спасти Николая, но Штолль не пускал.
Ермолаев и Семен Владимирович наконец добрались до них. Чуть ранее, преследуя Калинина, они уже отчаялись догнать его, как вдруг мимо них с непостижимой легкостью пролетел немец. Оправившись от удивления, сержант увидел на ногах пленного простейшие снегоступы, которые тот изготовил из пеньковой веревки и фанерных листов от ящика «панцер-фауста». На какой-то миг ему показалось из-за неистовства, с которым бежал по сугробам Штолль, обгоняя их, что он собирается отомстить Калинину. Но Штолль спас лейтенанта, удержал от броска в лес так же, как молодой лейтенант спас затравленного немца от расправы красноармейцев.
Старшина взглянул на тяжело дышащего вестервальдского бауэра, мягко отстранил его и обнял рыдающего лейтенанта.
– Не нужно, Алексей, – произнес он. – Уже поздно.
Бурлящий снег стал вздыматься горкой. Она росла стремительно, на верхушке появилось черное пятно. К этому и готовился командир отделения. Палец, затекший от напряжения, нажал на спусковой крючок. Отдача от выстрелов ударила в плечо. Пули впивались в поднимающуюся из снега темную громаду.
Командир отделения орал и водил пляшущим стволом из стороны в сторону, с каждой очередью посылая новую порцию пуль в направлении вздымающейся фигуры…
Очереди стихли. И все как один закричали от ужаса. Командир отделения закричал громче остальных и выронил автомат из «золотых рук». Кто-то заплакал. Кто-то захохотал, как безумный.
Из снега поднялся деревянный кол, на котором висел рядовой Приходько. Вогнанный через промежность кол насквозь пронизывал тело солдата. Грудь и живот его были перепаханы пулями. Непокрытая голова с мокрыми прилипшими волосами упала на выпирающее из груди острие кола. Глаза были открыты и осознанно взирали на сослуживцев. Именно от этого мученического взгляда лишались разума красноармейцы. Под ногами Приходько к колу была прибита табличка с надписью на древнеславянском.
Кто-то из солдат упал, кого-то охватила истерика. Лошадь Дуня с оглушительным ржанием поднялась на дыбы и опрокинула обоз.
Николай повернул голову, выдавил изо рта сгусток крови и с бульканьем в горле прошептал:
– Смерть – это маленькая девочка…
Один из солдат наклонился, чтобы разобрать надпись на табличке у ног Николая. Связного текста не получалось, только отдельные слова:
– …тьмн… земла… поднамиша набратне…
Калинин плакал, уткнувшись в грудь старшины. Он уже не вырывался, чтобы броситься в сторону хвойного леса, опушку которого оглашал ужасающий хруст. Старшина прав, было поздно.
Калинину казалось, что он не сможет перенести боль утраты. На душе было горько, на сердце тяжело.
Штолль сидел в стороне и растерянно смотрел на Калинина. Ермолаев, не в силах поднять глаза, с остервенением сжимал приклад «ППШ».
Вдруг Алексей вскинул голову. Перед его мысленным взором предстал текст:
Он вздрогнул:
– Боже!
Алексей быстро повернул голову в том направлении, где осталась рота. В ту же секунду резкий звук автоматной очереди взорвал округу.
– Смотрите! – в ужасе закричал Ермолаев, разглядев сквозь частокол березок поднимающуюся из снега темную во мраке человеческую фигуру. Солдаты открыли по ней огонь.
Старшина вскочил, чтобы что-то предпринять, вот только сделать уже ничего было нельзя.
Глава 5
Земля вздрогнула с такой силой, что потемнело небо. Деревья угрожающе заскрипели, гигантские стволы качнуло, словно стебли колосьев предгрозовым ветром. Солдат на дороге кинуло в снег. Они так и не успели подняться, а если бы и поднялись, всё равно спастись им было не суждено.
Заснеженную дорогу пересекла глубокая трещина. Последовал новый толчок, и еще одна отрезала путь назад. Оба разлома стремительно уходили в лес, круша сугробы и неумолимо сближаясь. Калинин, старшина, Ермолаев и Штолль с болью смотрели на солдат, которых отрезало от них этими трещинами.
Третий удар потряс землю и деревья. Сугробы, в которые провалились красноармейцы, мгновенно покрылись мелкой сетью новых разломов. На какой-то миг Калинин подумал, что на этом всё и закончилось.
Огромный пласт земли между двумя трещинами вместе со снегом, гигантскими деревьями, лошадью с обозом и остатками роты рассыпался и рухнул в бездну, подняв в небо столб снежной пыли. Удаляющиеся отчаянные крики падающих людей заглушили грохот камней.
Алексей закрыл голову руками. Увесистые белые хлопья, взметнувшиеся вверх от удара, сыпались с неба и деревьев. Через некоторое время грохот камнепада смолк, и на лес опустилась мертвая тишина.
Калинин поднял голову. За чередой темных деревьев образовалась гигантская расщелина. Вечерний мрак не позволял разглядеть ее – насколько она была велика. Определенно можно было сказать лишь одно, расщелина преграждала дальнейший путь по просеке.
Из всей роты в живых остались только четверо. Те, кто, казалось, бросился в самые объятия смерти. Калинин, старшина, Ермолаев и Штолль. Они стояли в нескольких метрах от провала, среди немногих уцелевших березок. Остальная часть лиственных деревьев сгинула в неведомой бездне, в гнетущей мрачной пропасти.
Алексей отодвинулся от старшины и подполз по сугробу к краю пропасти. Мрачный провал был настолько глубок, что закружилась голова. Калинин с надеждой вглядывался в черноту, пытаясь различить хоть что-нибудь. Но тьма, словно занавесом, закрывала всё.
– Эй! – закричал он без особой надежды.
Эхо пронеслось вниз и потерялось в глубине. Назад не вернулось.
– Это бездна, – отстраненно произнес Калинин. Подполз Ермолаев. Он тоже глянул через край.
– Немыслимо, – прошептал сибиряк.
– Погибла вся рота!
Ермолаев с горечью посмотрел на Калинина, а затем, не выдержав, двинул огромным кулаком по склонившейся над пропастью березе. Ствол дрогнул, зашелестели ветви. Ермолаев привстал и с криком ударил по стволу другим кулаком, а затем начал бешено молотить по нему руками. Даже в темноте было видно, как на белоснежной коре остаются размазанные кровавые следы.
– Ваня, перестань, – глухо произнес старшина, когда береза под натиском сержанта уже почти опрокинулась в пропасть.
Ермолаев повернулся к нему. Он тяжело дышал, из разбитых костяшек на поверхность сугроба падали темные капли.
– Зачем я здесь? Я должен был остаться с ребятами!
– Полагаешь, мне было легко смотреть, как гибнет рота? – спросил Семен Владимирович. – Ничего изменить нельзя. Время вспять не повернешь. Кто знал, что всё так выйдет? Или ты хочешь сказать, что, останься мы с ротой, всё вышло бы иначе? – Тяжело дыша, Ермолаев молчал.
– Мы погибли бы вместе с остальными, – сказал старшина.
Он повернулся к Калинину:
– Что случилось, командир? Почему погибла рота?
– Теми тресну земля, кто руку поднямиша на братие, – произнес Калинин. – Разверзнется земля под ногами тех, кто поднял руку на брата.
Он устало вздохнул и сел на краю пропасти.
– На брата? – спросил старшина.
– Другой перевод – на земляка… – ответил Алексей.
– Что за фигура поднялась из снега? – холодно спросил старшина.
Калинин тяжело посмотрел на него.
– Господи! Это ужасно! – подал голос Ермолаев. Он опустил окровавленные кулаки в снег и заскрежетал зубами, превозмогая холод и боль.
Калинин вздохнул.
– Больно на сердце, – пожаловался он. – Я предчувствовал беду, но так и не сумел догнать Николая…
– Зачем он пошел в лес?
– Его позвал солдат… я не помню фамилию. Кажется, он из деревни. Такой неуклюжий, кряжистый, с сильным окающим говором…
– Смерклый? – удивился Ермолаев.
– Да. Не знаю, что произошло между ними. – Ермолаев вытащил кулаки из сугроба. Взгляд его был серьезен.
– Приходько вчера подшутил над Смерклым, – сообщил он. – Шутка получилась неудачной. Я сперва подумал, что Смерклый затаил обиду. Но потом решил, что он уже остыл.
– Думаешь, Смерклый пытался отомстить Приходько? – спросил старшина.
Калинин, впервые услышавший это предположение, внимательно посмотрел на сибиряка.
– Вряд ли, – ответил Ермолаев. – К тому же непонятно, как он это сделал.
– Я слышал, как Приходько разговаривал в лесу с маленькой девочкой, – произнес Алексей. – Его затянула в лес нечистая сила. Смерклый тут ни при чем.
Лицо старшины совершенно не изменилось. Он продолжал внимательно смотреть на лейтенанта, словно ожидая еще чего-то. Калинин понял, что Семен до сих пор не верит в заколдованный лес.
– Как вы не понимаете! – воскликнул Алексей. – Этот лес не простой!
– Я не хочу этого понимать. Я в это не верю!
– Но происходящие с нами события и есть колдовство!
– Не пытайтесь заставить меня смотреть на происходящее вашими глазами, товарищ командир! – ответил старшина. – Я воспринимаю случившееся так, как оно есть. Я не фантазер. Нужно решать проблему. Если по воле случая мы остались живы, значит, нужно думать не о судьбе и языческом колдовстве, а о том, как выпутаться из этой ситуации! А я понимаю ее так. Назад пути нет. Впереди только высота Черноскальная, неизвестно на кой нам сдавшаяся. Другой дороги в лесу нет. Я прав?
Последний вопрос предназначался Ермолаеву, который постепенно приходил в себя.
– Да, – ответил тот.
– Выхода у нас нет! – повторил старшина. – Надо идти к Черноскальной. Мы продолжим путь, но только завтра утром. Сейчас уже темно, и ничего не видать. Расщелина перегораживает дорогу. Насколько она широка – неизвестно. Кругом лес с сугробными кротами, и лишь под березами, как я полагаю, мы в относительной безопасности. Утром, когда рассветет, будет видно, что делать дальше. Возможно, нам удастся переправиться через расщелину или обогнуть ее. Кто-нибудь против?
Все, в том числе и Штолль, отрицательно покачали головами.
– Хорошо, – кивнул Семен Владимирович. – Вольно или невольно мы по-прежнему выполняем приказ комбата и движемся к высоте Черноскальная.
– Предлагаю посмотреть, что у нас осталось! – предложил Калинин. – Путь предстоит тяжелый. Мы должны знать, чем можем воспользоваться в походе…
– Погоди, лейтенант, – остановил его старшина. – Инвентаризацию оставим до утра. Сейчас настолько темно, что, не ровен час, потеряем что-либо ценное. У меня вот более прозаичный вопрос. Я ужасно хочу есть.
Еды собрали крохи. В вещмешке Калинина лежало несколько сухарей и часть пышки, с верхней корочки которой был соскоблен мак. У Ермолаева нашлось четверть плитки немецкого шоколада. У старшины только сухой чай из трав. У Штолля вообще ничего не было.
Когда они разделили эти продукты, каждому досталось по сухарю с кусочком шоколада.
На подстилке из березовых веток Ермолаев сложил дрова, запалил их, и вскоре разгорелся небольшой костерок. В плоском котелке заварили чай. Штолль присел к костру рядом со старшиной. Тот выразительно посмотрел на немца и пересел к Ермолаеву. Это не ускользнуло от внимания Калинина.
– Чем будем завтракать? – спросил старшина.
– Можно кедровыми орешками, они здесь большие, – ответил Ермолаев, грея у пламени избитые руки. – Правда, лезть за ними опасно, ведь нужно входить в лес.
– Нам в любом случае придется идти туда, – сказал Калинин. Проглоченный сухарик с шоколадом не утомил голод, а лишь возбудил аппетит. Но больше есть было нечего. – Сколько у нас осталось «маковых» патронов?
– Все, что в диске моего «ППШ», – ответил сибиряк. – Дюжина.
– Только автомат, – заключил Семен Владимирович. – И пуль хватит лишь для одной твари. Трудно нам будет.
– Мы должны попытаться дойти до Черноскальной, – упрямо произнес Алексей.
– Попытаться-то мы можем, – пожал плечами старшина и, увидев, что немец хочет снять кипящий котелок с огня, отвел его руки и взял котелок раньше его. – Вот только дойдем ли?
Семен Владимирович короткими глотками стал отпивать еще бурлящий ключами кипяток. Затем отдал котелок Ермолаеву. Тот, хлебнув, передал Калинину, но Алексей прежде протянул его Штоллю и почувствовал на себе недовольный взгляд старшины.
Чуть позже Штолль и Ермолаев заснули. Старшина прислонился спиной к березе и тоже, как показалось Алексею, задремал. Калинин взял из костра головню и пошел туда, где березы граничили с хвойником, к тому месту, откуда Приходько отправился в свой последний путь в объятия зачарованного леса.
Он никак не мог успокоиться, скорбь не утихала после гибели Николая. Больно вдвойне от того, что его мученическая смерть повлекла за собой гибель остальных солдат. Что же произошло? Кто виноват?
Алексей считал виновным себя. Однако в отдаленным уголке сознания он понимал, что к гибели Приходько причастен этот крестьянин Смерклый. Но в чем он повинен? Какова его роль? Сейчас уже не узнать. Крестьянин сгинул в пропасти вместе с остальными солдатами, и ответственность за его гибель также лежит на молодом лейтенанте.
Правая нога Калинина шагнула в пустоту. Он упал на бок, держа головню повыше и стараясь ее не уронить. Оказалось, что в действительности край пропасти, скрытый сугробами, был ближе, и Алексей обрушил в бездну массивный снежный козырек, ступив на него ногой.
Он поднялся, часто дыша от испуга. Гигантский кедр, возле которого молодой лейтенант видел разговаривающих Приходько и Смерклого, стоял прямо перед ним. Калинин приблизился к дереву, освещая ствол уже остывающей головней.
Из темноты медленно проступила мрачная надпись на кириллице. Точно такую же он обнаружил днем раньше, как раз перед тем, как его позвала маленькая девочка…
Алексей внезапно вспомнил, что вчера, когда он без оглядки бросился в чащу и когда Приходько остановил его, Смерклый всё время крутился возле них. Калинин подумал, что крестьянин мог подслушать рассказ о девочке, окликающей его из темноты.
Сегодня, в аккурат перед роковыми событиями, Калинин слышал, как Смерклый подозвал Приходько. Для чего? Ермолаев что-то говорил об обиде крестьянина на украинца. Могло ли выйти так, что Смерклый под каким-то предлогом подвел Приходько именно к этому дереву, наперед зная, что случится потом?
По всему выходило, что именно Смерклый заманил Приходько в ловушку. Именно из-за него погибла рота.
От неожиданного вывода перехватило дух и померкло в глазах. Калинину понадобилось время, чтобы прийти в себя.
Впрочем, чего теперь. Поздно уже.
И Смерклый и Приходько сгинули в пропасти.
Калинин вернулся к надписи, и на этот раз перевод получился:
«Беспредельно мало твое желание для храма движущейся воды, потому как его значение огромно. Не стремись исполнить желание. Не пытайся пройти к храму. Не кляни зло, потому что оно оберегает храм.
Иначе будешь погребен снегом».
– Не кляни зло, иначе будешь погребен снегом, – повторил Калинин. – Это о сугробных кротах. Только почему «не кляни зло»?
– Алеша! – раздался тихий детский голосок из леса.
Калинин оторвался от надписи.
Он посмотрел в чащу и увидел в темноте край легкого голубого платья. Непреодолимое желание отправиться следом за голосом накатилось на него.
…Алексей безжалостно опустил тлеющую головню на ладонь и закричал от боли. Внутренний позыв, толкающий его в мрачные лесные недра, исчез. Исчез и сам голос.
Калинин вернулся к березам и, зачерпнув обожженной ладонью горсть снега, попытался унять боль. Поглаживая комком ладонь, он повернулся и совершенно неожиданно наткнулся на темную фигуру, стоящую позади него.
Алексей едва сдержал крик.
– Эксперименты с огнем? – спросил старшина.
– Я видел девочку в темноте! – произнес Калинин в свое оправдание.
Старшина помолчал. А затем прочел:
Повсюду снег, над ним мелькают тени,
Жизнь грешная споткнулась на краю,
Не в состоянии суровые метели
Развеять грусть безмолвную мою.
– Что это? – удивленно спросил Калинин.
– Стихи, – ответил старшина.
– Чьи?
– Мои.
– Вы пишете стихи? – еще больше удивился Алексей.
– Я их не пишу. Они сами лезут в голову.
– Это поразительно! – произнес Алексей. – Вы лирик в душе!
Старшина не ответил.
Они вернулись к временному пристанищу. Маленький костер почти погас. Ермолаев и Штолль спали. Семен Владимирович опустился на снег возле березы.
– Я всё думаю о нечистой силе, Алексей, – сказал он.
– Вы же в нее не верите.
– Да, это так. Но я убежден, что до того, как войти в этот лес, ты тоже не верил. Получается, что у меня просто более устойчивые принципы.
Калинин усмехнулся.
– Ты говорил, что этот лес языческий, – сказал старшина. – Что это может означать для нас?
– Где вы учились?
– Как и все – в школе. Потом в политехникуме. Ты будешь смеяться, но по профессии я военный связист.
– Действительно интересно, – сказал Калинин, наслаждаясь моментом, когда заново открываешь для себя человека. – Почему вы оказались в пехотной роте?
– Хочу воевать на передовой. Немцы наступают с июня 1941 года, а мы не можем их остановить. Вот уже пять месяцев Москва лежит в руинах, а мы всё пятимся. Я – здоровый, сильный мужик. Мне двадцать шесть! В окопе я принесу больше пользы, чем если буду возиться с проводами и телефонами.
Алексей не мог поверить, что старшине лишь двадцать шесть. Всего на семь лет старше, а выглядел так, словно всё повидал на свете. Впрочем, так и было. За пять месяцев заслужить уважение роты, покрыть грудь орденами, заставить называть себя по имени-отчеству как бывалого командира может только редкого мужества и героизма человек.
– Что вы знаете о язычестве на Древней Руси? – спросил Калинин.
– Ничего, – откровенно признался Семен Владимирович.
– Язычество… страшное слово в нашем представлении. Ведьмы, пляски возле костра, человеческие жертвоприношения… Так вот, эти представления не верны в корне. Язычество – огромная традиция и культура русского народа, которая намеренно была уничтожена и выдавлена официальным христианством, в том числе – православной церковью. Древнее язычество было намного гуманнее существующих религий. Ведь посмотрите! За то, что люди сохранили свою прежнюю веру и не изменили взглядов, их объявляли ведьмами и сжигали на кострах. А ведь ведьма – такой же служитель своего бога, как и церковный священник.
Язычество во многом более прогрессивная религия. Христианство склонно призывать граждан слепо «не думать, а верить». Язычество, напротив, призывает «думать, а не верить», согласно древней народной поговорке: «Блажен, кто верует, а силен, кто ведает».
Алексей на миг замолчал, пережидая вспышку боли в обожженной ладони.
– Язычеству свойствен политеизм, многобожие. Верховным богом являлся Род – создатель мира и прародитель остальных богов. Он владеет книгой судеб, про записи в которой говорят, что «на роду написано». Он никогда не вмешивается в конфликты, а лишь следит за тем, что творят молодые боги. Существовало множество других богов, отождествляемых с соответствующими силами природы, но основой всей религии являлось классическое противостояние светлых и темных сил, от лица которых выступали Белобог и Чернобог. Они родные братья, но постоянно сражались между собой. Первый – бог света, добра, удачи, в его честь были праздники, игры и веселые пиры. Второй – полная противоположность, бог зла, разрушения и тьмы. Жертвы ему приносились страшные. Человеческие жертвы. Чернобог обожал войну. Это самый темный и самый кровавый из всех славянских богов… Самый черный…