Мы ждали непонятно чего.
И дождались.
За ужином второго дня пан Вальдек познакомил нас с профессором Вроцлавского университета паном Збигневом Станюшевским. Примечательный оказался пан – настоящий профессор. Но если он где и преподавал, то вряд ли на гуманитарном факультете, скорее уж в разведакадемии, а по званию был как минимум майором, а то и полковником. Судя по возрасту, в отставке, конечно, но навыков не утратил. Записочку Циркачу в рукав сунул, как заправский карманник или фокусник, и той же ночью с предельной незаметностью просочился ко мне в номер, где мы втроем ждали его. Показывая только жестами, куда следует идти – жучков пан Збигнев подозревал в каждом предмете, хотя думаю, что их как раз и не было, – он вывел нас на улицу каким-то потайным ходом, а там уже ждали Шкипер и Пиндрик, приглашенные заранее.
По притихшим до утра улицам – в этом районе практически нет ночной жизни – мы хитрым крюком по Яницкого и Моджевского выбрели к ротонде со стороны Одера и юркнули в открытую, очевидно, специально для нас маленькую железную дверку.
Со стороны зрительского входа мы уже побывали в Рацлавицкой панораме, полюбовались роскошным круговым полотном и попытались оценить возможности захвата хорошо подготовленного человека среди толпы посетителей, даже изучили пути отхода. Признаюсь, не понравилась нам тамошняя обстановка. Неподходящее, ну, совсем не подходящее было выбрано место, но что поделать, хозяин – барин! А вот картина Яна Стыки и Войцеха Коссака нам очень понравилась. Ее можно было рассматривать подолгу, так натурально и тщательно выписали художники каждую фигурку, каждый кустик, каждый штык. А как увлекательны эти вечные поиски места, где кончается объемное изображение и начинается плоскость холста! Первый раз мне показали подобную штуку в детстве, когда водили в Москве смотреть на Бородинскую панораму. Было интересно, очень интересно, но Рацлавицкая запомнилась еще сильнее. Я даже знаю, почему.
Во-первых, теперь я глазел на всю эту изящно разрисованную кровавую баню и видел не пластмассовых игрушечных солдатиков, выставленных на дощатом полу в сенях бадягинской избы, а живых людей в дымном кошмаре селенья Итум-Кале, и сквозь убаюкивающее воркование экскурсоводши на полупонятном польском языке мне слышались разрывы гранат, родная матерщина и гортанные чеченские ругательства. И даже запахи соответствующие мерещились.
А во-вторых, было еще одно потрясение. Рацлавицкую битву, которая произошла 4 апреля 1794 года на уроках истории в школе не проходят, ее даже в однотомнике Большой Советской энциклопедии не упоминают, поэтому, я только теперь из рекламного буклета, продававшегося тут же, в ротонде, узнал, кто и с кем в той битве сражался. Части регулярной польской армии при поддержке вооруженных чем попало крестьян под водительством великого мятежника Тадеуша Костюшки возле местечка Рацлавице разбили в пух и прах шеститысячный корпус царских войск под командованием генералов Федора Денисова и Александра Тормасова. Вот такие пироги с котятами. Невольно вспомнишь импровизированные лекции пана Вальдека!
А этот Костюшко, как выяснилось, был еще и героем войны за независимость Соединенных Штатов Северной Америки, и почетным гражданином революционной Франции, в общем, этакий Че Гевара восемнадцатого века, неисправимый романтик, гражданин Вселенной. Понятно, за что его любил многократно перевербованный поляк Юриуш Семецкий по кличке Эльф.
Но теперь-то мы пришли в ротонду не на панораму смотреть, а проводить уже вполне серьезную рекогносцировку, точнее даже репетицию – можно это было и так назвать.
– Пан Вальдек знает, кто вы? – спросил я пана Збигнева еще по дороге.
– Нет, – коротко бросил тот, потом решил пояснить. – Это было бы ни к чему. Сегодня самое главное – не допустить утечки информации.
Во, какая схема, оказывается! Задействовали кучу людей, но одним ничего не сказали, другим объяснили предельно мало, а третьим, как нам, например – побольше, но тоже не все. Не люблю я такие операции, они похожи на гнилые бревна, только примеришься, рубанешь сплеча, а топор-то и провалится. Нехорошее у меня было предчувствие, но вскоре думать об этом стало некогда.
Искомый фигурант ожидался на Рацлавицкой панораме завтра, грубо – во второй половине дня, а точнее установить было физически невозможно, потому что, если я правильно понял, свой отдых – а это был для него именно отдых, а не работа – Семецкий не привык расписывать по часам и минутам. К моменту его появления в ротонде мы должны были тщательнейшим образом подготовить все, а именно: изучить внутренние помещения на предмет путей отхода в первую очередь, отработать технику выстрела анестезирующей иглой, тщательно залегендировать свое поведение на публике, отрепетировать транспортировку бесчувственного тела к машине пана Збигнева со стопроцентной гарантией опережения любых помощников Эльфа, вызванных, например, с улицы. А у Циркача было еще и особое задание – ему надлежало выступать в гриме, и тоже предлагалось порепетировать, чтобы в решающий момент он себя достаточно раскованно чувствовал с искусственными морщинами и чужими усами.
Последняя идея, по моим понятиям, уже ни в какие ворота не лезла. Эльф не мог опознать в Циркаче никого, просто потому что нигде и никогда его не видел. Однако пан Збигнев уверял нас, что Юриуш чует за версту любого профи, и не только по глазам, так что темными очками здесь не обойдешься, да и вообще, черные, карикатурно шпионские очки – это само по себе плохо. Циркачу были предложены прозрачные, но хитрые очки, менявшие цвет и даже выражение глаз. Мне слабо верилось во все эти чудеса, но задание есть задание.
Следующей, еще более чудной установкой оказалась такая: не только Юриуш не должен видеть нас, но и мы его по возможности видеть не должны. Сами наши взгляды, хищные взгляды профи – могут спугнуть. Ну, знаете, стрелять в человека, не видя его!.. Кто-то из нас сошел с ума.
– Ну, конечно, – успокоил меня пан Збигнев, – вы, Крошка, и вы Циркач, увидите его, вам даже заранее покажут фото, но остальные пусть остаются в группе прикрытия, и начинают действовать только по особому сигналу.
Пан Збигнев очень забавно произносил кличку Циркач с ударением на первый слог– Циркач. Мою кличку – Крошка, он называл нормально, чай, слово-то звучало почти по-польски, а ведь у них все ударения только на предпоследний слог.
Меж тем сама схема действий была такова.
Нас провели за кулисы, то есть в служебные помещения позади холста, и показали место, с которого я и должен буду работать. Вообще, там за холстом тоже было интересно. Кухня великой битвы действительно напоминала театральное закулисье. Борька (если ему верить), знал, что такое святая святых храма искусств. Он же и в кино снимался, и в цирке работал, и в театре играл. И он сразу сказал: «Это театр, но как-то всё по-другому». С изнанки знаменитого гигантского холста пестрели ажурные инженерные конструкции, ухоженные, без паутины и пыли, мелькали циферблаты приборов, измерявших и поддерживавших на постоянном уровне температуру и влажность в зале, всяческая электроника, которая отвечала за освещение, сигнализацию и вентиляцию. Я пожалел, что Шкипер не видит всего этого технического великолепия. Уж он бы там полазил вволю и еще наверняка советов надавал бы местным инженерам.
Ну а для меня сделали специальное кресло, в котором вполне удобно было сидеть, – ведь я, как профессиональный снайпер, мог дожидаться объекта часами. Ствол винтовки покоился на специальном штативе, был заранее отцентрован и жестко привязан к одной единственной точке – крохотной дырке в холсте, даже не дырке, а так дефекту ткани, где в непрокрашенный зазор между толстыми нитками вполне проходила без ущерба для картины тончайшая анестезирующая игла. Смотрительница зала, рассказывал Збигнев, долго причитала и не верила, что протыкание холста иглой пройдет совершенно безболезненно, правда распоряжение ей отдал лично пан директор национального музея, филиалом которого и являлась панорама. Сказано было, что панове из Варшавы проводят грандиозный психологический эксперимент: изучают с помощью скрытой камеры, микрофона и специального сверхсовременного датчика биоизлучений, уровень патриотических чувств граждан, проходящих мимо знаменитого изображения Тадеуша Костюшки.
Да, я ведь не сказал, что дырочка та под иглу проделана была аккурат в правой руке польского вождя, у самого запястья. Так что Костюшко, как заправский шпион, должен был выстрелить в своего соотечественника из рукава, хоть и направлял указующую десницу в противоположную от зрителей сторону.
Мы очень надеялись что этот выстрел станет главным выстрелом пана Тадеуша.
Сражался Костюшко за американскую и французскую демократию – отчего ж не поработать теперь на новую демократическую Россию?
– А для глаз, – спросил я, – мне проделают отдельную дырочку?
– Матка Боска! – всплеснул руками пан Збигнев. – Да ни в коем случае.
– Ага, – сказал я. – Все-таки не удалось одолеть упрямых музейщиков!
– Да причем тут! – пан Збигнев только рукой махнул. – Было б надо мы бы весь этот холст на куски порезали, а потом склеили вновь, и полностью отреставрировали. Это вопрос денег, а денег на операцию выделено много. Но любой объектив посреди холста, равно как и живой глаз смотрящий из отверстия, не останется незамеченным Эльфом – уж в этом можете быть уверены. Поэтому, Крошка, целиться будете через перископ, линзы которого выведут под перегоревшие светильники.
Вот так.
Мне еще ни разу в жизни не приходилось целиться из снайперской винтовки, глядя в перископ. Но, потратив десятка три-четыре иголок, я, кажется, наконец, пристрелялся и почувствовал уверенность. А Циркач не сомневался в себе, по-моему, с самого начала. Собранная в складки кожа на лице нисколько не смущала его, а пышные усы даже понравились. Оттащить потерявшего сознание Эльфа к служебному входу, не напугав и не обидев никого из зрителей – эту задачу он считал не слишком сложной. Фил должен был отслеживать центральный вход, причем только в случае неудачи я имел право объяснить ему, как выглядит Эльф. Такое же задание у двух других, уже служебных выходов получили Пиндрик и Шкипер.
Вот и все. А дальше нам предлагалось выспаться и заступать.
3
Эльф появился в ротонде рано, около двух пополудни. И это было приятно, а то вот так до самого закрытия музея досидишь, еще опухнешь ненароком! И вообще, за несколько часов запал проходит, перегорает что-то внутри, все вокруг делается по барабану, а это уже не настроение для работы. Даже и не возьмусь сказать вам, что опаснее – избыточный мандраж или полный олимпийский пофигизм.
Мы сидели в маленьком баре при входе в гардероб: гримированный Циркач лицом ко входу, я – в полупрофиль, и Фил – спиной к дверям. У Бориса ничего на лице не отразилось, глаза его через непростые очки словно бы все время глупо улыбались. Но, перехватив мой взгляд, Циркач как можно спокойнее проговорил:
– Он пришел.
Словно заказывал очередную чашечку кофе.
Я скосил глаза чуть влево и увидал коренастого человека с серо-стальными непроницаемыми глазами, с загадочной блуждающей улыбкой на тонких губах, в профессионально просторной одежде и с совершенно свободными руками… А походка у Эльфа была порывистая, мощная и мягкая, как у большой дикой кошки. Сила в нем чувствовалась необычайная – не физическая, хотя и это тоже, – больше психологическая. Тягаться с таким один на один я бы не взялся, потому что на внелогическом уровне ощутил превосходство этого человека. В выучке. В опыте. В природных талантах.
Да мне и не надо было тягаться. За меня сработает Тадеуш Костюшко.
Я поднялся и спокойно пошел к своему рабочему месту. Циркач тем временем затесался в группу экскурсантов.
А расположившись в своем снайперском гнездышке, я мысленно скомандовал себе: «Готовность номер три».
В окуляры перископа хорошо проглядывался весь зал, и Семецкого я увидел сразу, трудно было не увидеть, ведь он пошел по кругу один. Без публики, без экскурсовода. Без ансамбля. Ё-моё! Как же Циркач, встанет с ним рядом? Знакомиться начнет, что ли? Не смешно.
Семецкий медленно двигался по круговой дорожке, в задумчивости разглядывая кавалерийскую атаку, бой пехоты на левом фланге и отступление повозок с ящиками.
Наконец, он выбрел точно на линию директрисы. Циркач, типа, тоже гуляет без экскурсии, стал потихонечку приближаться к Эльфу с другой стороны, тот замер у перил, вперившись холодной сталью своих глаз в красивого и решительного поляка на вздыбившемся коне. Светлая и как бы жеваная куртка Эльфа карикатурно напоминала простую крестьянскую сермягу пана Тадеуша, наброшенную поверх парадного мундира.
Готовность номер два, Крошка!
С Эльфом поравнялась группа немецких туристов, остановилась позади него. «Нехорошо, – подумал я, – вдруг попаду в кого-нибудь другого?» И отчего я так подумал? Второго выстрела в моем распоряжении все равно не было, а мазать с такого расстояния – большой грех.
Готовность номер один.
Плавно, мягко давлю на спусковой крючок, сейчас игла устремится точно в цель, в ни чем не прикрытую шею Юриуша Семецкого…
В то же мгновение он внезапно наклонился. Точно хотел поднять с пола некую упавшую вещицу, и проклятая иголка ушла в человека сзади. Грузный пожилой немец, стал падать медленно, медленно, ну, прямо, что твоя Пизанская башня, и я видел, как Циркач кидается ловить его, словно запрограммированный робот: приказано ловить падающее тело – и он ловит, а то, что тело другое, так это по фигу!
Между тем искомое тело метнулось между Циркачом и какой-то женщиной, надо отдать должное Борису, он попытался, левой рукой ловя несчастного немца, правой воткнуть резервную иголку в убегающего Эльфа – это был наш запасной, совсем уже плохонький вариант. Трудно было поверить, что старый суперагент всех разведок мира попадется на такой ерунде. Циркач однако уверял и уверяет, что анестезирующее устройство в его руке достигло цели. Момент втыкания он почувствовал однозначно, даже помнит, как дернулось тело Эльфа. Да и жидкости в шприце солидно поубавилось, не вылил же ее Циркач специально, чтобы скрыть от всех свою ошибку. Значит, был укол? Однако дальше следует абсолютно не монтирующаяся с этим утверждением чертовщина.
Уложив немца на пол – слава Богу, тот хоть башку не разбил, падая, – Циркач рванулся следом за Эльфом, но добрая секунда была потеряна. А для таких, как Семецкий – это огромная фора. И учтите, он бежал, словно ничего не случилось. Как это возможно? Анестезия на него не действует вообще? Или готовился и принял конкретный антидот? Немыслимо! А вдобавок ко всему, Циркач был уверен, что Эльф побежит вниз, и потерял на этом еще секунду. Эльф побежал вверх. Там мы тоже были по ходу рекогносцировки, но подробно такой вариант погони не прорабатывали. Циркач уже не знал, как вести себя дальше, и предпочел действовать по обстоятельствам. Однако обстоятельства обернулись против него.
На витой лесенке, ведущей то ли на чердак, то ли прямо на крышу, Эльф внезапно обернулся и выпустил струю одуряющего газа. Очевидно, баллончик он держал в кармане, а через лацкан пиджака пропущена была трубочка, с четким направляющим конусом. Короче, и этот раунд Циркач проиграл вчистую. А я как ошпаренный вылетел на улицу через единственный не закрытый никем выход. Здесь, впрочем, Эльф никаким образом просочиться не мог. Он и не просочился. Я сразу услыхал главное – стрекотание вертолетного движка, пока еще вдалеке.
Вскинув глаза наверх, я увидал темную фигуру, метнувшуюся от одной «стрелы», к другой. Ну, как их еще назвать, эти конструкции? Странная архитектура современного здания напоминала торчащий из земли хвост авиационной бомбы с чрезмерным количеством стабилизаторов, хотя художник, придумавший эту махину, скорее всего имел ввиду корону или цветок. Вот между этими стрелами хвостового оперения и скрывался Эльф, выскочивший наверх через чердачный люк.
Вертолет был уже совсем близко. Я, конечно, мог попытаться снять этого типа с крыши прицельным выстрелом на глазах у восхищенной публики, но, во-первых, приказа не было, а во-вторых, что бы это дало? Ведь винтовка была заряжена только иглами – ну, и забрал бы этот вертолет бесчувственное тело. Мы все равно уже остались с носом.
Вертушка едва не села на стеклянную крышу ротонды. ощетинившуюся колючими пирамидками – вот было бы грохоту и звону, если б пилот продавил ее своими лыжами, но с этим обошлось, а Эльф запрыгнул в открывшуюся дверь, практически не используя нескольких выброшенных ему навстречу веревочных ступеней.
Теперь, если кто-то и собирался перехватывать его в воздухе, это была уже не наша забота. Мы, конечно, оказались не на высоте, ну а кто бы сумел соответствовать его феноменальному чутью на опасность? И вообще, мы еще могли все исправить, если бы он не рванул наверх, но вертолет – это уж слишком. Предупреждать же надо – мы о таком не договаривались!
Если верить плохим книжкам про шпионов, после столь шумных провалов, исполнители с горя напиваются. Разочарую вас: мы просто собрались и поехали домой, то есть пока в Варшаву. Пан Збигнев больше не появлялся, о чем и предупреждал, кстати. Пан Вальдек очень нежно попрощался с нами и пожелал счастливого пути, а в Варшаве посоветовал зайти в ночной клуб «Спутник».
А путь-то получился как раз не очень счастливым. По инструкции полагалось ехать поездом, но нам уже обрыдли польские железные дороги, и я предложил взять машину в прокате – какая разница? Мы шиканули, подобрали себе новехонький с виду «форд-таурус», деньги-то еще оставались, а уж гулять – так гулять. Вот тут и выяснилось, что есть кое-какая разница между соблюдением и нарушением инструкций.
На северо-восточной окраине Лодзи нас неожиданно попытались взять в коробочку, причем за рулями двух трепаных «опелей» сидели вполне грамотные ребята. В общем, Шкиперу стоило немалых трудов спихнуть одного из них в кювет, а второго заставить лечь на крышу практически на ровном месте. Хуже всего было то, что в результате всех этих упражнений, наш роскошный, с иголочки «таурус» сделался похожим на сорок первый «москвич», въехавший ненароком под самосвал. О том, чтобы возвращать этакое убобище фирме, не могло быть и речи, ведь никаких страховок мы оформлять не могли, и вообще, дожидаться на шоссе полиции было абсолютно недопустимо. Словом, бывшего красавца-«форда» пришлось бросить в компании перевернутого нами же транспорта, а самим, что называется, огородами уходить к желдорвокзалу и от греха подальше поездом двигаться в столицу.
А вот ночной клуб «Спутник», где мы убивали время до самолета Варшава – Москва, оказался и впрямь местом уютным. Собственно, это был бордель весьма высокого класса и не только ненасытный Циркач, но и все остальные решили не отказываться от услуг знатных польских специалисток, тем более, что времени еще оставалось достаточно, а настроение было окончательно испорчено и требовало восстановления любыми средствами. Пиндрик, как обычно, выбрал себе самую крупную и толстую бабу (любимого человека должно быть много!). Шкипер, не слишком искушенный в делах интимных, но давно грезивший группешником, осуществил в Варшаве свою мечту аж с тремя сразу. Фил долго и придирчиво выбирал партнершу, максимально похожую на Роксану. И только я так и не лег в постель ни с одной из этих милашек. Смотреть на них было радостно, даже пообжиматься чуть-чуть – неплохо, но потом я вспоминал о Машуне, представлял, как ей было бы неприятно, и в итоге ушел спать один. Наверно, я чокнутый какой-то, наверно, но вот вернусь домой, и будет такой кайф!.. Вам не понять.
Ну, а самолет долетел без приключений, и уже в Москве выяснилось, что умельцы, демонстрировавшие автородео на окраине Лодзи, были никакими не сотрудниками спецслужб. Все хвосты мы действительно отсекли и в итоге сработали чисто. За рулями же «опелей» сидели обычные российские аферисты, надеявшиеся отобрать у нас роскошную тачку. Стрелять там никто не собирался – они не по этой части, – максимум, пуганули бы ножичком. Ребята занимались более мирным бизнесом: например, наш «форд», был трижды продан на польско-белорусской границе и трижды угнан обратно вглубь страны. В прокате липовой фирмы он оказался временно, авантюристы как раз выдерживали паузу на всякий случай.
Вот такая дурацкая история. Так что за ущерб никому платить не пришлось: ни в суде, ни в полиции заявлений, естественно, не появилось. Но скажите, а разве вся история с Эльфом не дурацкая сама по себе?! Ведь наши безумные и безымянные работодатели, дали понять через Кулакова, что в принципе довольны результатами проведенной операции.
Я обалдел: нет же никаких результатов!
– Отрицательный результат – тоже результат, – поучительно сообщил дядя Воша и добавил: – Так ученые говорят.
– Но нас-то вроде не ученые нанимали?
– Кто знает, – философски заметил Кулаков. – Те, кто платил, действительно пожелали остаться неизвестными. А из истории с захватом они сделали много полезных для себя выводов. Так что вам, друзья мои, полагается даже небольшая премия – по пять штук зеленых на каждого.
– Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок, – сказал я.
– А ты нахал, Крошка. И это вместо благодарности! – сказал дядя Воша.
И тогда я подумал, уж не от генерала ли Форманова получаем мы премию. Все-таки управление хапнуло свои сто семьдесят, вот и решили поделиться по совести скромной суммой, а на оставшиеся деньги накупили таки всякой техники – компьютерного хозяйства, сверхсовременных телефонов и прочего необходимого барахла – ради этого, повторил нам еще раз Кулаков, и затевались.
А мы тоже, как и наши заказчики, сделали много полезных выводов из этой истории. И самым главным я считаю такой: каким бы ты ни был суперменом, помни, что всегда найдется кто-то еще сильнее. Операция «Эльф» стала для нас хорошей встряской, хорошим лекарством от зазнайства.
И вот теперь жизнь столкнула меня вновь с этим человеком – на сей раз более чем плотно. Так что же, матч-реванш? Я крепко задумался над подобной мыслью, пока мы ехали с генералом Кулаковым до Владимира, и потом, пока летели до Москвы, – тоже думал. И решил, что мы, конечно, подождем самого шустрого заказчика – раз уж так велено. Все три персонажа незавершенного батального действа в Вязниковском уезде, заслуживали серьезного внимания, но если первым на нас выйдет Павленко или Мышкин, Эльфа я стану разыскивать сам. Потому что Эльф интереснее всех, и, не поняв его целей, мы ничего из этой ситуации не выкрутим – ни для себя, ни для России. Точно, не выкрутим.
Глава четвертая
ПО ГАМБУРГСКОМУ СЧЕТУ
Из романа Михаила Разгонова «Точка сингулярности»
Звонок Кедра застал меня в районе Кёпеник. Обожаю его тихие улочки с брусчаткой, путаницу трамвайных рельсов, старинную красную ратушу и маленькие магазинчики в допотопных домах с низкими крышами, очень люблю городской дворец Фридриха Первого – роскошное голландское барокко, семнадцатый век – и дивный маленький парк тут же, на острове, в устье реки Даме. Возможно, я проникаюсь такой нежностью к этой части Берлина, потому что по одной из версий не сохранившаяся крепость Кёпеник, которая древнее города в целом, была построена в девятом веке неким славянином Копником. А может быть, все гораздо проще: этот зеленый и очень спокойный район расположен неподалеку от нашего Айхвальде, а самое крупное в городе озеро Мюггельзее – чудесное место для прогулок, особенно в жару. И вот теперь, завершив деловую встречу в старой ратуше, я как раз и шел по живописному берегу от пешеходного туннеля под Шпрее в сторону знаменитой водонасосной станции Фридрихсхаген. Раскаленное полуденное солнце плавилось на озерной глади и заставляло щуриться, если ты хотел полюбоваться не только на опрокинутое в воду ясное небо и зеленые дали в дрожащем мареве, но и на белоснежных красавцев-лебедей, чистивших перышки или скользивших величаво вдоль прибрежных камышей. От созерцания этой идиллической картины и оторвал меня грубый сигнал мобильного телефона.
– Дрыхнешь? – поинтересовался бесцеремонный Женька Жуков, словно мы общались с ним накануне вечером.
Меж тем мы разговаривали в последний раз несколько месяцев назад, если не полгода.
– С ума сошел? – откликнулся я. – В Берлине скоро обед. А ты откуда звонишь?
– Неважно, – ответил он солидно. – Для тебя две новости.
Сердце мое сразу оборвалось и упало куда-то в область тонкого кишечника. От нашего дипломированного психолога и патентованного циника я в жизни ничего хорошего не видел. Его внезапные появления и даже звонки означали всегда только одно: резкий поворот от спокойной жизни к неразрешимым проблемам и смертельно опасным приключениям. А я с годами как-то совсем поостыл к подобного рода аттракционам.
– Первое, – начал Кедр. – Сегодня приезжает в Берлин Дитмар Линдеманн. На международный форум по инвестиционным программам. По нашим данным, он пробудет в городе до среды. Постарайся встретиться с ним. Чем случайнее, тем лучше. Неприкрыто намеренный контакт исключается. Лучше отложить до следующего раза. Впрочем, все это тебе рассказывал Леня.
– Помню. Где они будут заседать?
– А черт ты их знает! Выясни сам, Ясень.
«Ах, какой ты приветливый и любезный, Женька! Ладно. Не привыкать».
– И второе, – сообщил он. – Зайди на почту. Там для тебя конверт. Мы обошлись без курьера, потому что ничего сверхсекретного нет. Но материалы важные. Изучи в ближайшие дни.