Скребицкий Георгий. От первых проталин до первой грозы

   Бабка Лизиха пришла в ярость. В этот вечер я первый раз в жизни отведал линейки.
   - С боевым крещением! - весело поздравил меня Коля, когда мы уходили домой.
   - Спасибо. Желаю тебе завтра такой же удачи! - отвечал я.
   Хоть в этот вечер сидеть за ужином на стуле было не очень удобно, даже просто больно, но я чувствовал себя героем: будто породнился и с Колей и с Борисом. Кроме того, я понял, что быть выдранным не так уж страшно, зато почётно в глазах товарищей, а ради этого стоит и потерпеть.
   У ДЕТЕЙ НУЖНО ВОСПИТЫВАТЬ НЕ TOЛЬКО УМ, НО И ЧУВСТВА
   Это случилось примерно за месяц до зимних праздников. Однажды, после того как мы в школе позавтракали и уже вновь собирались засесть за свои занятия, бабка Лизиха неожиданно сказала:
   - Заниматься сегодня больше не будем. Живо сдвигайте все столы к стенке, а стулья выносите в другую комнату.
   Мы изумились: "Зачем это? Наверное, хочет убирать комнату к праздникам". Но спросить, конечно, никто не решился. Да и не всё ли равно? Главное, что учение на сегодня кончено, а это самое приятное! И мы с большим рвением принялись за работу. А сама Лизиха, сидя в сторонке на своём кресле, только руководила всем да изредка покрикивала:
   - Борис, не сломай стула, неси осторожней, это тебе не мешок с мукой!.. Николай, зачем столько книг набрал?! Чтобы уронить всё? Держись у меня тогда!.. Митенька, не двигай этот стол, не надорвись, родной...
   Но никто ничего не сломал, не уронил, Митенька не надорвался, всё обошлось благополучно. И через полчаса уже большая часть комнаты оказалась совсем свободной.
   - Ну, теперь слушайте меня,- сказала Лизиха.- Скоро праздники. Вы все, наверное, пойдёте в гости, на ёлку. А что там будете делать?.. Ну, хоть гы? - Она ткнула пальцем в Бориса.- Что ты в гостях будешь делать?
   - Не знаю,- засмущался тот.
   - Как так не знаешь? Отвечай, а то худо будет!- прикрикнула Лизиха и потянулась к линейке.
   - Пироги буду есть,-поспешно ответил Борис.
   - Так всё время и будешь пироги лопать?
   - И чай с конфетами пить,- добавил, улыбаясь, Боря.
   - Потому ты такой и толстый, потому тебя линейкой и не пробьёшь, что всё время лопаешь...- оглушительно пояснила Лизиха.- Нет, ребята, в гостях не только лопать до упаду нужно, надо и развлекаться, надо уметь танцевать.Она сделала паузу
   и торжественно добавила: - Вот я вас сейчас и буду этому учить. Прежде всего мы разучим вальс. Ну, становитесь в пары. Каждый кавалер пусть выберет себе даму.
   Мы стояли оцепенев.
   - Ну, что же вы?
   Никто не двинулся с места.
   - Стесняетесь? Тогда я сама вам выберу. Борис, становись с Клавочкой. Николай, пригласи Ольгу. Юра, не прячься за дверь, бери в пару Соню...
   В один миг все стали в пары. Ребят оказалось больше, чем девочек. Поэтому Лизиха велела оставшимся мальчикам стать в пары друг с другом.
   Ах, как я позавидовал им! Я стоял рядом с Соней и чувствовал, что весь даже вспотел от страха перед предстоящим обучением. Танцевать я совсем не умел и очень стеснялся своей неловкости. А тут ещё нужно было при всех обнимать девочку и кружиться с ней по комнате. "Ну как ещё зацеплюсь за что-нибудь и упаду? - в ужасе думал я.- Уж лучше лишний час бы задачи решать, чем эта мука".
   Расставив всех парами, Лизиха вошла в круг и немного приподняла юбку, из-под которой выглянули полосатые шерстяные чулки и стоптанные ночные туфли.
   - Глядите на мои ноги! - приказала она.- Вальс танцуют в три такта. Раз - кавалер делает левой ногой шаг назад, два - приставляет другую ногу, три - плавный поворот на полкруга... Ну, девиц учить нечего, наверное, и так все умеют. Умеете?
   Все девочки кивнули головами.
   - Прекрасно. Начали!
   Лизиха подошла к стоявшему в углу пианино и стала медленно наигрывать вальс "Лесная сказка", В это же время она громко считала:
   - Раз, два, три.., раз, два, три...
   Мы сдвинулись с места и вразнобой, не в такт поползли вдоль стены.
   От волнения и страха я уже не слышал ни музыки, ни счёта бабки Лизихи, а просто мелкими шажками семенил, вертясь вокруг самого себя. Соня делала что-то совсем другое и изо всех сил тянула меня куда-то вперёд. Я не поддавался. От напряжения Соня совсем запыхалась, раскраснелась, и у неё даже капельки пота выступили на лбу,
   Я чувствовал, что с непривычки голова у меня начинает кружиться. "Сейчас наскочу на дверь и упаду! - в ужасе подумал я.-Господи, помоги, чтобы не упасть!"
   Но в этот критический для меня момент вдруг раздался плачущий голос Клавочки:
   - Борька, да что ж ты делаешь?! Лизиха оборвала музыку:
   - Что такое? Что он делает?
   - Все ноги мне истоптал! - сквозь слезы пробормотала Клава.
   - Борис, ты что безобразничаешь?! - сурово прикрикнула бабка Лизиха.
   - Я не безобразничаю,- тоже чуть не плача, отозвался Борис.- Я не умею танцевать. Лучше уж высеките, только отпустите.
   - Высечь я тебя и так высеку! - сурово заявила Лизиха.- А танцевать ты у меня всё равно будешь,
   - Ой, господи! - заплакала Клава. - Дайте хоть немножко ногам отдохнуть.
   - Успокойся,- ответила бабка Лизиха,- больше тебя с ним танцевать не заставлю. Потанцуй теперь с Серёжей, а с Борькой я сама буду.
   Она встала из-за пианино:
   - Ольга, умеешь вальс играть?
   - Я только один - "Две собачки"-умею.
   - Ну, собачки так собачки. Только играй помедленнее. Борис, ко мне! приказала она.
   -Не могу я,- засопел Борис,- у меня живот
   заболел.
   - Это от пирогов, а не от танцев,- пояснила Лизиха.- Потанцуешь, всё внутри утрясётся и пройдёт. Иди, иди сюда, становись вот так... Теперь обними меня за талию.
   - За какую? - забормотал Борис.
   - Дурак! - Лизиха схватила Борькину руку и обвила ею вокруг своего необъятного туловища.- Вот это и есть у женщин талия. А теперь начали! Ольга, играй: раз, два, три... раз, два, три...
   Мы снова задвигались. Но теперь двигаться было уже не так страшно никто ни за чем не следил, всё внимание было обращено на первую танцующую пару.
   Я смотрел на Лизиху и Бориса и вспоминал, как к нам в Чернь один раз приехал балаган. Там, среди прочих номеров, был тоже танец. Под шарманку танцевали медведица с поросёнком. Теперь Лизиха с Борисом очень походили на ту самую танцующую пару. Оба были толстые, оба красные от напряжения. У Бориса на лице написан ужас, а у Лизихи такое выражение, будто она его сейчас съест,
   - Раз, два, три... Раз, два, три... Борька, шевели ногами, а то выпорю!
   - Я же шевелю.
   - Не в такт шевелишь.
   - Я не знаю, что вам от меня нужно. Отпустите бога ради!
   - А вот сейчас узнаешь...
   Лизиха правой рукой привычно взялась за Борь-кино ухо:
   - Я тебя в такт буду подёргивать, сразу поймёшь. Ну, сначала: раз, два, три... раз, два, три...
   Необыкновенный танец продолжался. Проползая мимо дверей, я ненароком взглянул в них и сразу остановился. В дверях, широко раскрыв от изумления рот, стояла мама.
   - Мамочка!-бросился я к ней, оставив в одиночестве свою даму.
   Все обернулись в нашу сторону.
   - А, Надежда Николавна к нам пришла! - отпуская Борькино ухо, воскликнула Лизиха и поспешила к маме.- А мы, видите, к праздникам готовимся, вальс разучиваем,- пояснила она маме, которая никак не могла оправиться от изумления.
   Мама обняла бабку Лизиху:
   - Дорогая моя, ну, вы просто необыкновенная! Как вас на всё хватает - и уроки, и танцы!..
   - Хватает. Пока, бог милостив, на всё хватает. Только они вот не ценят меня, даже сердятся за то, что я их уму-разуму обучаю. Вот Борюшка никак танцевать не хочет. Я уж его шутя за ушко водила.
   - Да, да, шутя! - проворчал со своего места Борис, трогая красное и распухшее, как лопух, левое ухо.
   - Ты что там, Боренька, говоришь?-ласково и в то же время значительно переспросила бабка Лизиха.
   - Я ничего не говорю! - сурово буркнул он.
   -Не говоришь, ну, значит, мне так показалось.- И Лизиха продолжала рассказывать маме о том, что у детей надо воспитывать не только ум, но и чувства, нужно развивать ловкость и грацию.
   Мама со вниманием слушала и кивала в знак одобрения.
   Приход мамы нас всех очень выручил, так как танцев в этот день больше не было и мы, быстро поставив на место столы и стулья, разошлись по домам.
   Придя домой, мама с восторгом начала рассказывать Михалычу, какая Елизавета Александровна удивительная женщина, что она нас не только наукам обучает, но даже сама лично учит танцевать.
   - Сама?! Танцевать?! - изумился Михалыч,- И сама тоже танцует?
   - Ну да, конечно.
   Михалыч расхохотался:
   - Дорого бы я дал - посмотреть на это зрелище! Мама, не выдержав, тоже улыбнулась:
   - И ты знаешь, с кем она танцевала в паре?
   - С кем? Со своим дедом, что ли?
   - Нет, что ты, что ты! Он ведь церковный староста. Какие же с ним танцы. С внуком, с Борисом. Михалыч снова расхохотался:
   - Это с тем, кого вожжами порола?
   - Вот именно. Да еще как танцевала! Он её за талию держит, а она его за ухо.
   - Ой, умру, ой, умру!..- хохотал Михалыч, так что слезы выступили из глаз.- А линейка-то в такт по заду не подшлёпывала?
   - Нет, линейки я не заметила,- тоже смеясь, отвечала мама.
   Идея выучить нас танцевать крепко засела в голове нашей наставницы. Ещё хуже было то, что Лизиха решила перенести эти уроки на воскресные дни и тем самым лишила нас последнего отдыха.
   Но, к нашему счастью, уроки танцев вскоре закончились, и притом совершенно неожиданно, раз и навсегда.
   Помню, мы, так и не освоив вальса, приступили к изучению краковяка. И вот в самый разгар танца, когда всё кругом походило на шабаш ведьм на Лысой горе, входная дверь вдруг отворилась, и в комнату вошёл сам Иван Андреевич.
   Как раз в это время Елизавета Александровна, приподняв юбку, показывала нам какое-то па.
   Иван Андреевич так и остолбенел на месте. Мы все тоже замерли.
   - Это что же такое значит? - послышался в тишине его негромкий суровый голос.
   - Это... это... дедушка, я ребяток танцевать учу,-робко и конфузливо заговорила Лизиха.
   - Ребяток, танцевать? Так, так.-Он помолчал и потом всё так же тихо, не повышая голоса, добавил:- Ну вот что, Елизавета Александровна, мой дом не для того, чтобы в нём плясать. Я его не для плясок построил. Хотят ребята дурачиться, пусть на двор идут, а у меня в доме прошу больше этой комедии не устраивать!- И он, повернувшись, пошёл к себе в спальню.
   Тут бабка Лизиха струхнула не меньше нас самих.
   - Дедушка не в духе, дедушка сердится! - залепетала она.- Расставьте мебель и расходитесь с богом, только потихоньку, не шумите.
   Мы оделись и вышли из дома.
   - Вот деду-то спасибо! - с облегчением вздохнул Борис.- А то бы она до праздников всё ухо мне напрочь оторвала.
   Больше танцам нас ни разу не обучали.
   ПОДЛЕЦ
   Зима была в полном разгаре.
   Приближались зимние праздники. И чем они были ближе, тем мучительнее становилось их ожидание. Мне просто не верилось, что я на целых две недели освобожусь от вставания по утрам затемно, при лампе, освобожусь от зубрёжки, от брани бабки Лизихи, смогу гулять, кататься на санках и ловить птиц сколько мне будет угодно.
   Да когда же наступит это счастливое время? Нет, я не доживу до него.
   Серёжа тоже мечтал о праздниках. Ведь он тогда! уедет в Москву к своей маме, побывает в театре, а; может, даже в цирке.
   Но пока всё это было только в мечтах. А на деле; приходилось по-прежнему ежедневно ходить в школу и готовить уроки.
   Елизавета Александровна, наверное, тоже устала, Во всяком случае, день ото дня она становилась всё злее и придирчивее. Бориса уже дважды пороли вожжами в спальне. Колька ходил с подбитым глазом. Лизиха хотела ударить его по плечу, а он пригнулся- вот и получил синий фонарь под глазом. Ольга, несмотря на свой двадцатилетний возраст и внушительный вид совсем взрослой барышни, терпела такую же печальную участь.
   Бабке Лизихе как будто даже доставляло какое-то особенное удовольствие ставить Ольгу на колени рядом с нами, ребятами, и так же отделывать её линейкой.
   Казалось, Лизиха хотела этим сказать: хоть ты и взрослая, а раз уж попала ко мне, изволь подчиняться и терпеть, как все другие. Мне наплевать, что ты уже взрослая. Не хочешь терпеть - выходи замуж,
   Собственно, всё это Лизиха не раз и высказывала при нас самой Ольге. Та только молчала да, когда уже не хватало никакого терпения, горько плакала.
   Один .только Митенька благоденствовал по-прежнему.
   После неудачного диктанта, когда у него отобрали книжку, он, .видимо, так "расстроился", что в каждом диктанте стал делать не менее десяти, а то и пят-надцати ошибок. Но бабка Лизиха скоро и с этим примирилась. Правда, по вечерам она занималась с ним особо, заставляла списывать с книги и даже диктовала ему отдельно. Но успехи были не такие уж блестящие.
   - Ну что, без книжечки-то не вытанцовывается? Опять десять ошибок насажал, меня догоняешь! - поддразнивал его Николай.
   Митенька при этом от злости бледнел, но ничего не отвечал. Только один раз со слезами в голосе сказал:
   - Бог тебя за меня накажет. Вот увидишь, накажет!
   - За тебя-то? - удивился Колька.-Да он меня наградит ещё, что я тебя на чистую воду вывел.
   Эта лёгкая перебранка заклятых врагов произошла на большой перемене. После перемены в тот день все решали трудные арифметические примеры и потому, чтобы немного освежиться, то один, то другой удалялись в переднюю и дальше в сени, якобы "по необходимости".
   Ушёл даже самый прилежный Митенька, ушёл и что-то долго не возвращался.
   А вот и Коля решил немного освежиться. Он вышел в переднюю. И вдруг оттуда донёсся его яростный крик:
   - Ты что здесь делаешь? Дай сюда!
   Послышалась возня.
   Елизавета Александровна встрепенулась:
   - Колька, в чём дело? Иди сюда! Колька влетел в комнату весь красный, задыхаясь от бешенства:
   - Он, он! Сволочь!.. Он - часы, мне в карман... Вот, глядите!
   - Кто? Какие часы? - изумилась бабка Лизиха.
   - Ваши, ваши часы! В карман суёт! А я вхожу, увидел. Вот он!
   Все обернулись к передней. В дверях стоял Митенька, бледный как смерть.
   - Митя мои часы тебе в карман совал? - спросила Лизиха.- Что ты врёшь! Зачем?
   - Не знаю. Чтоб вы искать начали. Чтоб подумали- я их взял. Чтобы...Колька остановился, поражённый какой-то мыслью, вдруг даже завизжал от злости: - Он! Он и тогда - Ваське! Он... кошелёк. Васька не брал! Он, он... подлец!..
   Все вдруг поняли, о чём кричит Коля. Поняла и Елизавета Александровна.
   Она встала и подошла к Мите:
   - Говори, зачем часы ему совал?
   - Я пошутил,- чуть слышно ответил тот,
   - Пошутил? - как-то загадочно проговорила Елизавета Александровна.- И тогда тоже пошутил?
   Она вдруг взяла Митю за воротник курточки и стала дрожащими руками расстёгивать.
   - Что вы, что вы!..- залепетал он. Елизавета Александровна вытащила из-под воротника крест на тонкой золотой цепочке:
   - Целуй крест, клянись, что не ты кошелёк положил!
   Митя весь затрясся.
   - Целуй, говорю, и помни: руки-ноги отсохнут, если, если соврёшь!
   - Простите меня! - завизжал Митя, бросаясь на колени, схватил руку Лизихи, начал её целовать.- Простите, простите меня! Я больше не буду!
   - Подлец! Иуда!..-заорал в исступлении Колька, готовый броситься на Митеньку.
   - Николай, на место! - приказала Елизавета Александровна.
   Все разом притихли,
   ~ Встань, Митя, -сказала она взволнованным, но твёрдым голосом.- Не проси! Бог тебя простит' Собери книжки и уходи. Больше ты у меня учиться не будешь.
   Митя понял, что просить уже не стоит. Он встал и, опасливо поглядывая в сторону Николая и Бориса, быстро собрал свои книжки и тетрадки.
   - До свидания, Елизавета Александровна,- сказал он серебряным голоском, будто ничего и не случилось.
   Елизавета Александровна не ответила.
   Митя подождал секунду: не простит ли? И, не дождавшись, вышел в переднюю.
   Хлопнула выходная дверь.
   Все сидели молча, будто придавленные страшной новостью.
   Потом Елизавета Александровна обратилась к Коле:
   - Сходи к Марье, Васиной матери. Скажи, что Елизавета Александровна её просит сейчас же прийти. Если Вася дома, пусть тоже придёт. Скажи -я очень прошу.
   Все мы продолжали сидеть за книгами, но ничего не учили. Да и Лизиха не требовала. Она сидела за столом, облокотив голову на руку, и будто никого из нас не замечала.
   Не знаю, сколько времени длилось это мучительное ожидание.
   Несколько раз Лизиха даже вставала и выходила в переднюю, послушать не идут ли. Слушала, снова устало садилась в своё кресло.
   Наконец послышались шаги. Пришли. В комнату вошёл Коля и следом за ним худая немолодая женщина в поношенном пальто и в платочке.
   Она не вошла в комнату, а остановилась в дверях и низко поклонилась Елизавете Александровне.
   - Здравствуй, Марья! - сказала бабка Лизиха, вставая навстречу,Проходи, проходи сюда!
   - Благодарствуйте. Я и тут постою,- ответила
   женщина.
   Бабка Лизиха подошла к ней и положила руку на
   плечо.
   - Виновата я перед тобой, Марья! - сказала она дрогнувшим голосом.Перед тобой и перед Васей. Не брал он денег, зря мы все на него подумали.
   - Зачем все? - тихо ответила Марья.- Мы не думали, мы знаем, что он не вор.
   - Грех попутал, уж ты прости! - И она поцеловала Марью в щёку,
   - Что ж, бог простит,- ответила та.- Конечно, уж очень тяжко, уж очень прискорбно тогда было! Вася чуть руки на себя не наложил. Э, да чего зря вспоминать!-добавила она.
   - Да, да, что об этом вспоминать! - подхватила Лизиха.- Правильно говорится: кто старое помянет, тому глаз вон. А что же Васенька-то с тобой не пришёл? Прикажи ему, чтобы завтра же приходил утром. Скажи: бабушка Елизавета Александровна его ждёт, о нём очень соскучилась.
   - Нет уж, благодарим вас,- сухо ответила Марья.- К чему ему сюда идти после такого сраму...
   - Да ведь всё же выяснилось! - перебила её Елизавета Александровна.Никто про него и не думает плохо.
   - Это верно,- так же сухо ответила женщина.- Только ходить ему на учёбу будто и не к чему. Он уж в переплётную ходит, книги переплетать обучается. Ну и пусть. Всё-таки к делу привыкает, да и копейка в дом.
   - Слушай, Марья,- сказала ей Елизавета Александровна,- посуди сама: разве дело, чтобы Васенька так недоучкой и остался? Денег нет, так я же его как учила бесплатно, так и буду учить. Всё по-старому так и останется.
   - Нет уж. Мы премного вам благодарны,-отвечала тем же деревянным голосом женщина,-а в обученье его не отдам. Хорошо, что тогда в острог, его
   остался.
   не посадили. Слава богу, цел, невредим Много вами, сударыня, довольны.
   - Ну, как знаешь,-сухо ответила Елизавета Александровна, отходя в сторону.-Я же хотела Васеньке помочь.
   - Много вами довольны,- повторила женщина Обе замолчали. Елизавета Александровна не знала, что ещё сказать.
   - Можно идти мне? - спросила Марья.
   - Ступай, если хочешь,-пожала плечами Елизавета Александровна.- Я тебя не держу. Женщина вышла в переднюю.
   - Стой, стой! - закричала ей вслед Елизавета Александровна.- Если Васенька всё-таки надумает учиться, пусть когда хочет приходит. Я ему всегда рада. Да постой же ты!
   Марья опять появилась в дверях.
   Елизавета Александровна встала, подошла к буфету и достала из него горсть леденцов - тех самых, которыми всегда потчевала Митеньку.
   - Вот,- сказала она, протягивая женщине конфеты,- передай от меня Васеньке.
   - Премного вам благодарны,- поклонилась женщина, не двигаясь с места.
   - Бери, бери, не стесняйся! Не тебе даю, а Васеньке.
   - Не извольте беспокоиться. Он у нас к сластям не привычен, ещё зубы разболятся.
   Обе женщины стояли друг против друга, не двигаясь с места.
   - Позвольте мне пойти? - опять спросила Марья.- А то старик у меня один дома. Я ведь только на минутку к вам, как сами наказывали.
   И не дождавшись ответа, Марья потихоньку вышла в переднюю. Ушла.
   Елизавета Александровна постояла, потом резко повернулась к буфету и швырнула на полку леденцы,
   - Хамка, тварь неблагодарная! - раздражённо фыркнула она в пустую переднюю. Оттуда никто ей не ответил.
   НЕОТЛОЖНЫЕ ДЕЛА
   Наконец-то настали долгожданные зимние каникулы. Как только нас отпустили из школы на праздники, Серёжа в тот же день уехал к своей маме в Москву. А мы с увлечением занялись подготовкой к ёлке. По вечерам мы с мамой доставали со шкафа из передней запылённые картонные коробки из-под старых шляп, стирали сырой тряпкой с них пыль и открывали крышки.
   Из коробок весело выглядывал какой-то особый мир - мир праздников. Тускло поблёскивали перепутанные между собой серебряные и золотые нити "дождя", ёлочной канители. Будто сказочные расписные яблоки, лежали укутанные в вату разноцветные стеклянные шары.
   А как хороши были ватные зайчики, белки, мишки!.. Как празднично сверкали усыпанные блёстками звёзды! И всё это было забрызгано жёлтыми застывшими капельками воска от свечей. И вся вата, как снег в лесу, усыпана сухой еловой хвоей.
   Мы бережно вынимали каждую вещицу и проверяли: в порядке ли нитяная петля, за которую игрушку надо будет прицепить к сучку ёлки. Где нужно, привязывали новые петли. Потом мама доставала стеклянные разноцветные бусы. Добрая половина их оказывалась побитой. Но это нас ничуть не смущало. Такова уж судьба этих бус - ежегодно биться, да так и висеть на ёлке разбитыми, похожими на раскрытые ракушки с серебряной сердцевиной.
   - Блестят, и хорошо,- говорила мама, откладывая бусы в сторону.
   Наконец с самого дна коробки появился большой
   ватный дед-мороз. Вид у него был сильно помятый будто заспанный. И неудивительно - попробуй-ка проспи в темноте на шкафу целый год, от елки до ёлки,
   Мама бережно поправила на дедушке шапку, мешок с игрушками, который он нёс за спиной, немножко выправила голову, сильно склонившуюся на один бок от долгого лежания. Стряхнула со старика прошлогодние иголки. И дед-мороз снова стал "как молодой", готовый занять своё законное место под ёлкой,
   Очень весело было перебирать старые ёлочные украшения, но ещё веселее делать новые. Каждый год мы с мамой клеили из золотой и серебряной бумаги длинные блестящие цепи и маленькие корзиночки, В каждую корзиночку клалась конфета. И до чего же вкусны оказывались потом эти конфеты с ёлки, немного подсохшие, пахнущие хвоей, куда вкуснее свежих, из магазина.
   В самый разгар такой весёлой предпраздничной работы в комнату частенько заходил и Михалыч. Он добродушно, но слегка иронически посматривал на наше занятие и говорил:
   - Делать вам нечего! Клеят какие-то бумажные колечки! Ну зачем они? Украшений и так пропасть, вешать некуда.
   На подобные замечания мы с мамой ничего не отвечали и продолжали своё занятие.
   Постояв с минуту, Михалыч обычно присаживался тут же рядом на стул, закуривал папиросу и, лукаво улыбаясь, следил за работой.
   - А ну-ка, Юра, дай и мне немножко поклеить, так и быть - помогу вам.
   - Да ведь ты же глупостью это считаешь! - удивлялась мама.
   - Конечно, глупость,- соглашался Михалыч.- Просто делать нечего, терпеть не могу сложа руки сидеть.
   Я давал Михалычу лист золотой бумаги, запасные ножницы, кисточку для клея. И Михалыч с увлечением принимался за работу.
   Сейчас же начиналось состязание: кто за час склеит больше колечек, у кого цепь выйдет ровнее и1 красивее. В пылу трудов мы не замечали, как летит
   время.
   - Ужин подали, идите, а то остынет! - всегда неожиданно раздавался из столовой грозный приказ
   тётки Дарьи.
   - Подожди, сейчас! - отвечала мама. Тётка Дарья появлялась в дверях, суровая и непреклонная.
   - Чего ждать-то? - гневно вопрошала она.
   - А ты разве не видишь, что мы срочным делом заняты? - с возмущением вступался Михалыч.
   - "Заняты, заняты"! - передразнивала Дарья.- Тоже, подумаешь, дело!
   - Конечно, дело! - убеждённо отвечал Михалыч.- И притом, учти, не терпящее отлагательства.
   - Ну что же, не терпит, и не нужно,- равнодушно соглашалась тётка Дарья.- Не хотите, значит, есть, я ужин в кухню уберу.
   И она не торопясь поворачивалась, собираясь уходить.
   - Стой, стой! - испуганно кричал ей вслед Михалыч.-То есть как это уберёшь? Мы сейчас. Я ужасно проголодался.
   И он, не доклеив свою цепочку, спешил в столовую.
   НА ЁЛКЕ
   Больничный сторож Дмитрий привёз из леса небольшую, но очень пушистую ёлку. Её внесли в дом, поставили в кадку с песком посреди кабинета, и сразу в комнате запахло свежей хвоей, смолой, запахло зимними праздниками.
   Когда ёлка оттаяла и немного согрелась, мама разрешила мне начать её украшать. Сама она тоже принимала в этом участие.
   Принесли лестницу-стремянку. Я забрался повыше, водрузил на верхушку ёлки блестящую звезду, а потом стал развешивать канитель, бусы, флажки и разные другие украшения. Мама украшала нижние
   ветви. Не прошло и часу, как деревце было уже полностью наряжено.
   Пришёл из больницы Михалыч. Ещё раздеваясь в передней, он уже потянул носом и, подняв палец вверх, многозначительно сказал:
   - Чую праздничный дух!
   Потом вошёл в кабинет, с удовольствием оглядел украшенную ёлку и добавил:
   - Угадал. Вот она как-ая красавица!
   После обеда начались приготовления к праздничному вечеру. В кухне что-то стряпали. Оттуда с озабоченным видом то и дело появлялась мама или тётка Дарья, поспешно шла в столовую, доставала из буфета блюдо или какую-нибудь миску и тут же исчезала в кухне.
   Если мы с Михалычем к ним за чем-нибудь обращались, они только отмахивались: "Не мешайте, мол, не до вас теперь!" - и, не отвечая, спешили по своим очень срочным делам.
   - Да-ас! - в раздумье сказал Михалыч.- К "начальству" теперь лучше не приставать, а то достанется на орехи. Давай-ка, брат, удалимся в тихую пристань и будем оттуда наблюдать за ходом событий.