– Стоять! Полиция!
И снова все замерли на месте.
[38].
– А как насчет меня?
– Никак. Ты не Марлон Брандо.
– О, не будь такой жестокой, – проныл Рик голосом Пресли.
Они удачно заняли столик и теперь разглядывали посетителей. Большинство мужчин в зале были коротко подстрижены, некоторые с напомаженными коками. Некоторые носили пиджаки с широченными накладными плечами и галстуки-"гадючки".
Пока музыканты настраивали инструменты, Спэн изучила и женщин. Некоторые из них были одеты под Бренду Ли – красное атласное платье в обтяжку с широченным разрезом. Другие раскрасили волосы всеми цветами радуги, а тела утопали в широких мужских рубашках с выпущенным из брюк хвостиком. Были там и молоденькие девочки в мини-юбках, с густо подведенными глазами. Были и женщины средних лет с тяжелыми золотыми украшениями, курившие сигареты, держа их всей пятерней.
– Господи! – Скарлетт вернулся с пивом. – Ну и местечко! Такое впечатление, что на всю эту гору мускулов не наберется и унции мозгов. Сейчас возле сортира видел, как один тип тренировался в плевании сквозь зубы. Ну и картина!
Спэн отпила пиво и поставила кружку на стол. Только сейчас она заметила, что вся его поверхность исписана и изрезана. Должно быть, еще в 60-х кто-то вырезал классическое изречение тех лет : "Люди бывают странными, но не бывают плохими". Позже кто-то подписал внизу: "Еб твою мать!"
– Вон та дверь слева, – сказал Скарлетт. – Там у них гнездо.
Спэн взглянула на сцену. Там какой-то мужчина собирал маски и укладывал их в большие картонные коробки. Потом он подошел к двери и постучал. Дверь открылась – лишь на мгновение, – и оттуда выглянул высокий негр в желтом костюме.
– Похоже, это и есть Ракстроу. Типпл его описывал именно так.
– Подождем, пока погасят свет. Тогда и нанесем им визит, – Рик Скарлетт ладонью стер с губ остатки пива.
Во время ожидания Рик пытался определить музыку, доносящуюся из динамиков. Многого он не знал, но большинство старых вещей сумел вспомнить – Карп Перкинс, Джин Винсент, Эдди Кохрэн. Когда играли "Вверх по медленной реке" в новомодной аранжировке, какая-то женщина предложила Спэн сигарету с марихуаной.
– Спасибо, – сказала Спэн. – Я уже улетаю.
– Как хочешь, – женщина пожала плечами.
– Мы пропустили начало. Как они?
– Тебе нравится рокабилли? С вуду и всеми этими колдовскими штучками?
– Конечно.
– Тогда "Боги вуду" – это твое. У них два барабана и тарелки. Мне-то не очень...
Внезапно свет погас, и она замолчала на полуслове. Раздались крики, топот и свист. Потом тонкий луч прожектора выхватил из темноты школьную доску с написанными на ней мелом словами: «Сотрем уроки жизни!» Из динамиков раздался голос ведущего:
– Сегодня у нас первый и единственный раз! "Боги вуду" приветствуют Ванкувер!
Рука, высунувшаяся из-за доски, провела по ней ногтями, стирая надпись. Микрофон усилил звук в миллион раз, и Рик Скарлетт скривился. Снова вспыхнул свет, и возрожденный Бадди Холли запел "Сегодня хорошо повеселимся".
– Пошли, – сказал Скарлетт.
Они встали и направились к левой стене. Когда они приблизились к двери, Спэн начала изображать пьяную и повисла на плече у Рика. Потом она налетела на стоявшего у двери охранника, и, пока тот пытался ее оттолкнуть, Скарлетт распахнул дверь.
В центре маленькой комнаты двое мужчин – белый и черный, – склонились над зеркалом, на которое был насыпан кокаин.
– Полиция! – крикнул Рик, и белый от неожиданности вдохнул порошок в легкие. Он тут же начал кашлять и давиться. Остаток кокаина взлетел над столом серебристым облачком.
– Эй, в чем дело? – спросил Желтый Костюм, увидев входящую следом Спэн. Она коротким ударом в живот отбросила кинувшегося за ней охранника и захлопнула дверь.
– Полегче, – сказал Скарлетт, – и никто вам ничего не сделает.
Кроме этих двоих, в комнате было еще шестеро негров – все в кожаных куртках и с коками, как у Литтл Ричарда. Повсюду валялись гитары и барабаны, а на столе лежало несколько масок вуду. Теперь они пустыми глазами смотрели на Желтого Пиджака, который молча ждал развития событий.
– Мы ищем Джона Линкольна Харди, – сказал Скарлетт.
– Вы же видите, что его здесь нет.
– А вы кто?
Желтый Пиджак помолчал, потом ответил:
– Ракстроу. Стив Ракстроу.
– А он? – Скарлетт кивнул в сторону продолжающего кашлять белого.
– Спросите его.
– Я повторяю вопрос: кто он?
– Это наш барабанщик. Шли бы лучше посмотрели концерт.
– Где Харди?
– Понятия не имею. Я ему не сторож.
– Кэти, сколько здесь было этой дряни?
– Где-то полторы унции.
– Хранение наркотических веществ, Ракстроу.
– Не докажете. Я иду звонить адвокату.
– Звоните. Наркотики здесь, вы здесь.
– Ваших показаний недостаточно.
– Это вы будете объяснять судье.
Несколько секунд Ракстроу думал. На всех пальцах у него были массивные перстни. Его мощная фигура была втиснута в элегантный костюм с зауженной талией. К верхней губе будто приклеены тонкие усики, которые теперь презрительно топорщились.
– Ладно, – сказал он наконец. – Поговорим наедине.
– Где? – спросил Скарлетт.
Негр указал на туалет справа. Они с Риком прошли туда, закрыв за собой дверь.
– Зачем вам Джонни? Вы знаете, что он мой кузен?
– Знаю.
– Так в чем дело? – Ракстроу сел на раковину, поставив одну ногу на унитаз.
– Одну из его подружек зверски убили. Мы ищем, кто бы это мог сделать. Известно, что Харди был ее сутенером и снабжал ее наркотиками.
– Ладно. Вы не трогаете меня и ребят, а я через пару дней сведу вас с Харди.
– А где он сейчас?
– Сперва договоримся.
Рик задумался. В такую же игру они играли с индейцем – и проиграли. Но сейчас игрок был другим.
– Предлагаю так. Мы забираем этих двоих, а остальных отпускаем. Их мы отпустим только после встречи с Харди.
– Слушай, начальник, пойми мое положение. У меня турне по сорока городам, и этим парням нужно играть. Они не могут сидеть в кутузке. Вот смотри, – он достал из кармана график. – Ты знаешь, где я буду, и знаешь, что я никуда не денусь. Не трогай их.
Скарлетт поглядел на бумагу.
– Ладно, пойдем на компромисс. Забираю только порошок. И еще – в качестве выкупа я хочу одну из этих масок.
Ракстроу нахмурился:
– Вы не знаете, что просите. Каждой из них больше ста лет. Это уникальные вещи.
– Тогда я возьму две. Иначе потребую таможенную декларацию. Они ведь не здесь сделаны.
– Это произведения искусства. На них не заполняют декларацию.
– Значит, вы не платили налог. Повод найдется.
Ракстроу вздохнул.
– Так где Харди?
– В Лос-Анджелесе.
– Что он там делает?
– Ищет новые записи.
– Когда вернется?
– Не знаю.
– Ладно. Достанете нам Харди – отдаем маски и снимаем все обвинения. Не достаете – привлекаем всю вашу контору. Согласны?
– Черт. Ладно, согласен.
Они вышли из туалета. Скарлетт и Спэн записали имена всех присутствующих и собрали весь рассыпанный порошок, какой смогли. Потом Скарлетт прошелся вдоль шеренги масок и выбрал черного демона с издевательски высунутым языком. Когда он брал маску, она едва не выскользнула у него из рук.
– Боже! – крикнул Ракстроу. – Вы что, не можете осторожнее? Это же культура моего народа! И дерево здесь не простое.
Скарлетт знал. Это было резное черное дерево.
[39]". На первой странице красовалось изображение великого сыщика, сидящего в своей теплице среди орхидей и ждущего, без сомнения, возвращения верного Арчи Гудвина. Напротив красивым почерком его жены было выведено: «Лучшему сыщику из всех. С любовью. Женевьева».
Суперинтендант улыбнулся. Он помнил, что она сказала ему утром. «Прошу тебя, относись к этому легче».
– Хорошо, – прошептал он. – Я попробую.
Он вышел из теплицы в гостиную. Он знал, что, несмотря на усталость, не сможет сразу заснуть. Сначала ему надо успокоиться.
Он нашел среди пластинок вальс Шопена, поставил звук на минимум и сел перед проигрывателем. Через три минуты он уже спал.
* * *
12.55
Бывают удачные дни и не очень. В жизни всегда так.
Моника Макдональд и Рыжий Льюис вернулись в штаб только без двадцати час. Большую часть дня они снимали показания с рокеров, задержанных в клубе "Железных черепов". Потом опять выехали на операцию и до вечера задержали еще шестерых подозрительных. Все это их совершенно вымотало.
– Увидимся в восемь, – сказал Льюис.
– До скорого, – Моника села в свою "Хонду" и уехала.
Ее путь пролегал мимо ночного клуба "Киска". На входе красовалась неоновая надпись: "Наши девочки снимают все".
Моника не собиралась туда заходить. Больше всего ее в этот момент манили постель и мягкая-мягкая подушка. Но тут над всем этим встало измученное лицо Роберта Деклерка, и она услышала его слова: «Вы должны охранять закон, чего бы вам это ни стоило». Вздохнув, она подъехала к входу. Покопавшись на заднем сиденье, нашла джинсы и свитер и быстро переоделась. Потом вышла и зашла в дверь клуба.
– Женский день у нас в четверг, – сказал хмурый швейцар.
– Спасибо. Но я все равно войду.
– Как хотите. По-моему, вам тут не место.
Войдя в зал, она обнаружила обнаженную стриптизерку, извивающуюся перед толпой мужчин. Они напряженно глядели ей между ног. В вагине у женщины торчала сигарета, из которой шел дым.
Моника уже пожалела, что зашла сюда, как вдруг сердце ее подпрыгнуло.
В первом ряду мужчин сидел Мэттью Пол Питта.
Особое наблюдение
7.45
Поднявшись в свой кабинет, Деклерк обнаружил, что у двери его ждут пять человек. Четверо были члены отряда, пятая – незнакомая женщина. На нее суперинтендант и обратил внимание прежде всего.
После сна Деклерк чувствовал себя лучше, хотя ему опять снился тот же кошмар. Он был готов подвести итоги облавы и надеялся на прорыв в расследовании. Но даже если его не будет, нужно засучить рукава и работать. В этом и заключается мудрость жизни.
– Я Деклерк, – представился он. – Руковожу расследованием.
– Меня зовут Энид Портмэн. Я мать Джоанны.
"Идиот!" – пронеслось в голове Деклерка. Женщина сидела прямо под фото головы своей дочери на шесте. Как он мог не узнать ее? И как он мог устроить в своем кабинете эту нелепую выставку?
– Простите, что до сих пор мы не расследовали убийство вашей дочери, – сказал он. – Я понимаю, как вам тяжело.
Энид Портмэн было лет пятьдесят пять, но ее волосы уже совершенно поседели. По ее покрасневшим глазам он понял, сколько слез она пролила.
Любой полицейский скажет вам, что самая тяжелая часть его работы – сообщать родным, что их муж, сын, брат больше никогда не придет домой. К этому никогда не привыкнешь, и каждый раз все происходит по-разному. Иногда матери молча идут на кухню и заваривают чай. Иногда разражаются истерическим смехом и кричат: "За что? Почему он?" Иногда приходится терпеть оскорбления я даже побои. Каждый полицейский знает о разнообразии эмоций, вызываемых сообщением о смерти. Что можно сказать вдове, потерявшей единственную дочь? Что она еще может выйти замуж и завести детей? «Не в пятьдесят пять лет», – мрачно подумал Деклерк.
– Ее еще будут резать? – спросила Энид Портмэн.
– Да. Будет еще одно вскрытие.
– Это ее фото на стене?
– Да. Простите. Может быть, мы не должны...
– Все в порядке, суперинтендант. Я не буду ни плакать, ни падать в обморок. Мне есть чем занять остаток жизни. Конечно, я разозлилась, когда ваши люди сняли ее тело с поезда, но это прошло. Я буду только рада, если ее вскрытие поможет вам найти убийцу.
Деклерк сглотнул и обнаружил, что горло у него совсем пересохло.
– Я надеюсь, что моя дочь когда-нибудь успокоится. Но этого не произойдет, пока вы не отыщете ее голову.
– Мы отыщем ее, – сказал Деклерк.
Женщина подняла на него глаза, сдерживая слезы.
– И еще, – сказала она. – Мне кажется, что у моей дочери был приятель, хотя она никогда об этом не говорила. Думаю, вам нужно об этом знать.
– Конечно. Но откуда вам это известно?
– Сердце матери.
Суперинтендант нажал на вызов инспектора Макдугалла.
– Вы хотите сделать заявление?
– Да. Скажите, вы француз?
– Да.
– Католик?
– Да, – солгал Деклерк.
– Я тоже. Скажите, колебались ли вы в вашей вере?
– Двенадцать лет назад моих жену и дочь похитили, а потом убили.
Женщина медленно кивнула.
– Мой отец и муж утонули. Десять лет я работала в миссии в Риджайне. Я всегда думала, что Бог печалится, глядя на землю и видя здесь так много религии и так мало христианства. Понимаете, о чем я? Религия – это только слова, а христианство – дело.
Тут в комнату вошел Макдугалл Энид Портмэн встала.
– Но я больше в это не верю, – сказала она. – Я перестала верить в Бога.
«Я тоже», – подумал Деклерк, глядя как она идет к двери.
* * *
Пока суперинтендант говорил с миссис Портмэн, Рабидовски, Скарлетт, Льюис и Спэн оставались снаружи. Оба патруля обменивались новостями и теориями, а Бешеный Пес рассказывал, что творится в главном отделении. Моники Макдональд не было – как раз в это время она преследовала Мэттью Пола Питта.
Когда Деклерк, наконец, впустил их, первое, что он увидел, была маска. Скарлетт держал ее в правой руке.
Через полчаса суперинтендант смог обдумать услышанное. Он не очень верил, что рокеры имеют отношение к убийствам, как утверждал Рабидовски. Конечно, убийство могло входить в обряд посвящения, и несколько рокерских клубов в Штатах занимались этим. А отрезанные головы могли как-то быть связаны с символикой "Железного черепа". Но ему уже доложили, что у Спецотдела "Е" имеется агент в группировке и он утверждает, что "Черепа" тут ни при чем.
Вот Мэттью Пол Питта – совсем другое дело. Этот человек, по всей вероятности, уже совершал убийства и вполне мог заняться этим снова. Опыт подсказывал Деклерку, что его лучше не арестовывать сразу, а проследить за ним, и он может вывести к целой пирамиде отрезанных голов.
Он взглянул на Рыжего Льюиса и Рабидовски. Трудно поверить, что два таких несхожих человека могут работать в одной организации. Но Деклерк всегда старался подбирать сотрудников именно по принципу взаимной дополняемости. "Равновесие" было его любимым словом. Так и здесь – медлительный здравый смысл Льюиса отлично дополнял реакцию и хватку Бешеного Пса.
– И где сейчас этот Питта? – спросил он.
– Не знаю, сэр, но моя напарница следит за ним. Ночью она сообщила, что застукала его в ночном клубе "Киска". Мы несколько дней искали его.
Деклерк поглядел на лежащий перед ним отчет.
– Хорошо. Я выделяю ваше дело и вызываю ОН.
Он повернулся к Скарлетту и Спэн. При взгляде на женщину у него промелькнула странная мысль. «Могла бы Дженни стать такой?» – подумал он. Он включил Кэтрин Спэн в отряд из-за ее служебной характеристики, где отмечались ее смелость и самообладание. Особенно она отличилась во время командировки в Иран. В скором времени эти качества могли поднять ее достаточно высоко по служебной лестнице.
Рик Скарлетт для полицейского был чересчур самоуверен и негибок. Но эта негибкость делала его абсолютно надежным в вопросах служебной этики. Так что и здесь принцип дополняемости оправдывал себя.
Харди представлялся Деклерку самым перспективным направлением. Благодаря Скарлетту и Спэн его удалось связать с Грабовски и с перевозкой героина, а Типпл с его записями позволил соединить культ вуду с обычаем транспортировки героина в человеческих черепах. Найденное черное дерево, возможно, было как-то связано с находкой Авакумовича. Теперь стоял вопрос о том, какую роль во всем этом играет Нью-Орлеан.
Неплохо бы выяснить, и лучше всего это смогут сделать эти двое.
– Жаль, что не могу поехать с вами.
– Сэр? – Спэн нахмурилась.
– Мои предки жили в Луизиане. Мой отец там родился.
Спэн коротко кивнула. Глаза Скарлетта горели воодушевлением.
– Значит, вы пришли ко мне за разрешением?
– Да, сэр.
– Что ж, вы его получили. Можете лететь в Нью-Орлеан.
* * *
11.20
ОН – особое наблюдение, – впервые было применено в деле Клиффорда Олсона. Ядро этой группы составляли десять человек, и о ее существовании мало кто знал даже в полиции. Техника, которую они применяли, была заимствована из опыта английской, американской и израильской спецслужб, но кое-что они придумали и сами. Их арсенал включал компьютеры, инфракрасные камеры, гироскопические бинокли. По одному только подозрению ОН могло направить до сотни людей на слежку за любым человеком.
В 11.20 утра они сменили уставшую Монику Макдональд и начали следить за Мэттью Полом Питта.
Об этой операции знало только руководство КККП.
Королева
НЬЮ-ОРЛЕАН, ЛУИЗИАНА
Суббота, 6 ноября, 15.45
– Ты бывал здесь? – спросила Кэтрин Спэн.
– Только однажды, с отцом – ответил Рик Скарлетт. – Очень давно.
Они долетели на самолете "Эйр Канада" до Сиэтла и там пересели на борт "Интерн Эйрлайнз". Когда самолет уже приземлялся на аэродроме Муасан, Скарлетт взглянул в окно и увидел зеленый океан, в котором там и сям поблескивали прожилки воды. Сеть шлюзов и дренажных станций сводила болота в каналы, которые, в свою очередь, вливались в озеро Поншартрен.
Их встретили двое мужчин, абсолютно не похожих друг на друга. Один, Люк Уэнтворт из ФБР, был белым с короткими рыжеватыми волосами и выдающимся вперед подбородком. Он носил серебристые солнечные очки и шикарный голубой костюм, стоивший не менее тысячи долларов. Спэн он почему-то показался похожим на Пола Ньюмэна.
Черный же смутно напоминал ей Мартина Лютера Кинга. Он представился Джоном Джефферсоном из местной полиции.
– Добро пожаловать в Нью-Орлеан, – сказал он голосом, тягучим, как расплавленное железо.
Канадцы кивнули и обменялись рукопожатиями.
– Я слышал, там, откуда вы приехали, все время идет дождь, – заметил фэбээровец.
– Идет, – кивнула Спэн.
– Это плохо. Терпеть не могу дождь.
Едва выехав из аэропорта, Скарлетт и Спэн сразу вспотели. День был ясным, а воздух – жарким и влажным. Лицо Уэнтворта тоже покраснело, и по щекам поползли капельки пота. Джефферсон, однако, не обращал на жару никакого внимания.
Когда они въехал в город, Скарлетт заметил:
– Эта жара, похоже, плохо действует на людей. Тут много кладбищ.
– Это еще что, – сказал Джефферсон. – Всего в городе их больше тридцати. Нью-Орлеан больше похож на город мертвых, чем живых. Могилы строят под землей из-за сырости. Тут нельзя выкопать яму, чтобы она тут же не наполнилась водой. В колониальные времена гробницы делались, как настоящие дома, с крышей и окнами. Таких много на первом городском кладбище Святого Луи.
– Это там похоронена Мари Лаво? – спросила Спэн.
– Вероятно, но некоторые считают, что ее похоронили в безымянной могиле на втором кладбище Святого Луи. Надгробия сохранились в обоих местах – крест, усыпанный кирпичной крошкой.
– А кто такая Мари Лаво? – спросил Скарлетт.
– О, – Джефферсон повернулся к ним, на секунду выпустив руль. – А мне сказали, что вы интересуетесь вуду.
– Я – да, – сказала Спэн, улыбаясь. – А мой друг таскает сумки.
Лицо Скарлетта побагровело, но он ничего не сказал.
– Мари Лаво, – пояснил Джефферсон – была мулаткой и Великой Королевой вуду.
– Вуду! – фыркнул Уэнтворт. – Кусок дерьма! – это были его первые слова за всю дорогу. В основном он смотрел в окно и явно находил общество гостей скучным.
– Что ж, – сказал Джефферсон, игнорируя мнение джентльмена из ФБР, – если вас интересует вуду, я к вашим услугам. Что вы хотите узнать?
– Насколько оно распространено сегодня? – спросила Спэн.
– Очень широко и очень далеко от своих корней. Правда, чистый культ еще существует. И, конечно, остается Гаити.
– Скажите, в этом есть что-то? Понимаете меня? – вопрос удивил Скарлетта и заставил Уэнтворта оторваться от созерцания луизианских пейзажей.
– Сам я родился в Филадельфии, – улыбнулся Джефферсон, – но мой кузен вырос здесь, в маленьком луизианском городке. Я навестил его однажды, когда мне было лет восемь или девять. Тогда я и узнал, что в этом городишке было несколько докторов худу и колдунов. Внешне они не отличались от других, но к ним ездило много людей, даже из соседних штатов. Один из этих колдунов заходил иногда к моей бабушке, и тогда нас с братом выгоняли играть на улицу. Даже мой отец, хоть и получил хорошее по тем временам для черного образование, уважал эти южные обычаи.
Справа Спэн увидела громадный Луизианский супердом, похожий на приземлившееся летающее блюдце.
– На Гаити правда жутко, – продолжал Джефферсон. – Вечером на перекрестке я видел там двоих мужчин, одного в белом, другого в черном, которые кружились без остановки, спина к спине, как сиамские близнецы. Колдуны – там их называют «зобоп», – организуются в группы наподобие масонских лож. Они собираются по зову барабанов на перекрестках и совершают свои церемонии. Гаитяне верят, что можно увидеть едущий пустой автомобиль, который ведет невидимый зобоп.
Уэнтворт достал платок и с шумом высморкался.
– На одной из наших пленок имеется фраза "зомби пошел". Можете объяснить, что это значит?
– Это долгая история.
– Так начинайте сейчас.
– На перекрестках они оживляют зомби путем пролития крови. Я, конечно, не думаю, что вы в это верите...
– Не верю, – подтвердила Кэтрин Спэн.
– ...но основная версия такова. Человеку, который должен стать зомби, сначала дают яд. В тот же день его хоронят – не забудьте, что это жаркая страна, – а на другой день зобопы собираются на кладбище и оживляют его. Когда он выходит из земли, ему дают лекарство, изгоняющее яд, и он становится кататоником, чем-то вроде чудовища Франкенштейна. Потом его заковывают в кандалы, чтобы он не сбежал, – и у зобопа появляется раб.
– Значит, вот как у вас развлекаются? – спросил Уэнтворт. – Ездят охотиться на зомби?
«Достал», – подумала Спэн с раздражением.
– А зомби на Гаити действительно убивают людей? – спросила она.
– Говорят, что несколько человек в год. Но они же просто орудия, они не делают это сознательно. Их посылает зобоп, и они иногда приносят ему какой-нибудь знак того, что работа сделана.
– Интересно, – сказала Спэн.
– Завтра советую съездить в парк Чэлметт, – вставил Уэнтворт.
– А что там?
– Место битвы при Нью-Орлеане, где Энди Джексон расколошматил проклятых англичан.
– Люк, – Джефферсон с улыбкой повернулся к нему, – почему бы тебе не засунуть свой изысканный язык туда, где солнце светит не так ярко?