– Плевать, – сказал он вслух. Ему хотелось еще выпить, но он не мог встать и дойти до бара. Он взял фотографию дочери в руки.

– Ты слышишь меня, Принцесса? Время настало. Я иду к тебе.

Он встал и пошел искать пистолет.

* * *

21.06

Это было последней каплей. Повесив трубку, Роберт Деклерк изо всех сил швырнул телефон об стену. При этом початая бутылка виски упала со стола и разбилась.

Перестрелка

21.11

Сигнал поступил в патрульную машину:

– Спэн, Скарлетт, это Типпл. Наш герой только что вернулся. Он привез что-то в мешке и пошел в дом. Сейчас он там.

Через минуту Типпл позвонил снова:

– Эй, ребята, это опять я. Харди идет к машине. Мешка у него нет. Я еду за ним, а вы постарайтесь не отстать.

Моника слегла с гриппом, и Рыжий Льюис остался один. Он услышал сигнал на дежурстве в Северном Ванкувере.

"Ну вот, хоть что-то", – подумал он.

Эд Рабидовски поймал сообщение, находясь в четверти мили от места убийства.

С удивленным лицом он прибавил громкость своего приемника.

* * *

21.47

Инспектор Мэк Флитвуд (ничего общего с рок-группой; напротив, он терпеть не мог рок) сидел за столом в Отделе по расследованию убийств, когда вошел констебль, дежуривший на Мейн-стрит.

– Это только что нашли, – он протянул Флитвуду конверт. – Таксист зашел перекусить в "Макдональдс" я, вернувшись, нашел это на сиденье. Он не знает, кто мог это подложить.

На конверте было написано: "В полицию срочно". Флитвуд вытряхнул содержимое на стол. В конверте лежали кинопленка и записка, составленная из газетных букв.

«Дядя Роберт, хочешь еще? P.S. Получи».

– Эй, Эл, – позвал Флитвуд. – Это опять Охотник.

Детектив Эл Флад быстро встал из-за стола и подошел к нему.

* * *

22.02

– Где ты, Типпл? – спросил Рик Скарлетт в микрофон. Они со Спэн сидели в машине на грязной проселочной дороге в горах Гроуз. Внизу горел огнями город. Некоторые из огней двигались.

Спэн стояла снаружи и слушала разговор через открытое окно.

– Мы на мосту Лайон-Гейт. Похоже, он едет домой.

– Где он был?

– Проехал мимо студии, но не остановился. Похоже, искал Ракстроу.

– Странно. Тот велел ему не приближаться к этому месту.

– Значит, наш Хорек не послушался. Что будем делать?

– Я войду в дом. У меня ордер.

– Давай побыстрее. Скоро он приедет.

– Да, и еще: у меня есть радиотелефон, так что держи нас в курсе. Я хочу знать, когда он будет здесь.

– Узнаешь, – пообещал Типпл и дал отбой.

Скарлетт повернулся к Спэн.

– Давай инструменты.

Она подошла к своей машине и вернулась с большим ящиком. Оба автомобиля были спрятаны в кустах, чтобы Харди не заметил их, когда вернется домой.

– Для лыжного домика это вряд ли подходит, – заметила Спэн.

Дом был грубо сбит из полусгнивших досок. Отапливается он дровами, если они правильно угадали назначение закопченной трубы. Электричества в доме не было, и больше всего он напоминал хижину отшельника.

Скарлетт посветил фонариком в ящик и извлек оттуда короткий ломик. Рама легко подалась.

– Должно быть, сюда лазили уже много слишком нетерпеливых лыжников и лыжниц, – ухмыльнулся он. – Подставь-ка руки.

Спэн сцепила пальцы и сделала из рук ступеньку. Встав на эту ступеньку ногой, Скарлетт подтянулся и забрался внутрь. Ухватив напарницу за талию, он втянул в отверстие и ее.

– Ладно, разделимся. Осмотри эту комнату, а я пойду в другую.

Тут из радиотелефона у пояса Рика раздался голос Типпла:

– Мы едем в горы. Будем на месте минут через десять.

Скарлетт пошел в комнату и начал осматриваться, когда Спэн окликнула его.

Вернувшись, он увидел ее присевший на пол рядом с четырьмя масками вуду. Она вынула их из простейшего тайника – две доски пола откидывались на заржавевшей петле. Спэн вытряхнула из одной маски на пол белый порошок и, подцепив его пальцем, осторожно лизнула.

– Кокаин? – спросил он.

– Да. Кончик языка сразу застыл.

– Много его там?

– По крайней мере, восемь унций.

– Мы подъезжаем, – голос Типпла. – Приготовьтесь.

– Оставайся здесь. Я пойду вперед.

Скарлетт вошел в другую комнату и увидел на полу пятно крови. Он наклонился и потрогал ее. Кровь была свежей.

Он начал ощупывать пол вокруг. Ломик все еще был у него, и он по очереди пробовал поддеть им доски пола. Наконец одна из них отошла.

– Рик, я вижу дом. Я остановлюсь здесь на случай, если он поедет назад.

– Кэти! – прошептал Скарлетт. – Иди сюда!

Она, крадучись, присоединилась к нему.

– Смотри, – он указал на пол. Тут за окном раздался шум подъехавшей машины, и оба выключили фонарики.

Ощупывая отверстие рукой, Рик обнаружил два пластиковых мешка, подвешенные на гвоздях к доскам пола. Дом из-за уклона был построен на сваях, и под мешками оставалось пустое место.

Он снял один из мешков с гвоздя и быстро передал его Спэн. Внутри оказались четыре полуфунтовых пакета кокаина.

Во входной двери повернулся ключ. На крыльце затанцевал оранжевый луч.

Скарлетт достал второй мешок и вытащил пистолет. Харди открыл дверь.

– Стоять! Полиция! – крикнул Рик.

Человек, застыл на пороге. В руке он держал шахтерский фонарь, освещающий пустые стены комнаты. Он перевел взгляд со Скарлетта на Спэн, потом на мешки с кокаином.

– Вы их нашли, – сказал он.

– Мы нашли не только их. Поставь фонарь. И без глупостей.

Харди подчинился. Отложив пистолет, Скарлетт раскрыл второй мешок и извлек оттуда армейский нож и фотоаппарат "Поляроид" в пластиковом пакете. Нож был длинною в фут, слегка изогнутый и остро наточенный, не считая щербинки на лезвии.

Харди покачал головой:

– Я никогда не видел этих вещей.

– А как насчет этого? – полицейский опять залез в мешок и достал оттуда за волосы человеческую голову.

– О Боже! – воскликнул Харди.

Его взгляд в панике метнулся с головы на дыру в полу, со Скарлетта на Спэн. Потом он пнул фонарь. Горящий керосин растекся по полу. Фонарь полетел в сторону Скарлетта, который с криком закрыл лицо руками. Голова упала и покатилась в сторону Спэн, пытавшейся достать револьвер.

– Горю! – крикнул Скарлетт, пытаясь сбить пламя на загоревшемся рукаве. В панике он кинулся на пол и начал кататься.

Харди схватил лежащий на полу нож и кинулся на Спэн. Она отпрыгнула, но споткнулась о Скарлетта и упала.

Удар ножа пришелся по руке Рика, пытавшегося подняться. Он упал на колени, и Харди занес нож для нового удара.

– Стой! – крикнул Типпл из двери, уже зная, что опоздал.

Нож уже опускался на горло Скарлетта, когда Кэтрин Спэн выстрелила. Она теперь стояла на коленях, держа пистолет обеими руками.

В шее Харди появилось отверстие размером с мячик для гольфа. Он пошатнулся и выронил нож. Вторая пуля буквально разнесла ему голову, рассыпав дождь из крови и мозгов. Третий выстрел попал Джону Линкольну Харди в спину. Он пошатнулся и тяжело рухнул на пол.

– Рик, бери мешки и уходи! – скомандовал Типпл. – Кэти, возьми эту голову и нож. Я же вытащу тело.

Через минуту они уже были вне пределов досягаемости огня, пожиравшего хижину. Огонь, должно быть, был виден во всем городе, как маяк.

Вскоре небеса разверзлись, и хлынул новый дождь. Под его холодными струями пламя вскоре погасло, да и гореть было уже почти нечему.

Самоубийство

22.39

Роберт Деклерк почистил и смазал пистолет и положил его на стол в теплице. За предыдущие полтора часа он собрал все папки дела Охотника и сложил их в стопку у входной двери. Закончив, он написал записку Франсуа Шартрану, изложив в ней свои соображения о ходе расследования, и пожелал удачи. Еще он написал Женевьеве и приколол это послание к двери теплицы.

Теплица была пристроена к южной стене дома. Хотя в этой стене было окно, из него нельзя было увидеть, что происходит в хрупком стеклянном сооружении. Единственным входом туда была тяжелая дубовая дверь дома.

В записке жене Деклерк просил ее простить его. Он не объяснял причин своего решения, а просто написал, что любит ее и благодарит за все то счастье, что она ему дала.

"Я ухожу к Дженни, – закончил он, – поэтому, прошу тебя, не открывай дверь. Вызови полицию и знай, что я наконец сбежал из своей тюрьмы".

Потом Роберт Деклерк почистил свою синюю форму и повесил ее на вешалку у двери рядом с папками. Подойдя к бару, он глотнул бренди из бутылки, взял со стола фото дочери и пошел с ним в теплицу.

Он уже готовился запереть замок, когда услышал шум. Кто-то открывал входную дверь.

Заглянув в комнату, он увидел бегущую к нему Женевьеву. Она плакала, закрывая ладонями лицо:

– Ах, Роберт, какой ужас. Бедную Линду...

И тут он оттолкнул ее.

Его рука коснулась ее груди и не дала ей броситься к нему, рассказать о своей беде.

– Прости, Дженни, – он захлопнул дверь.

* * *

Женевьева даже в своем возбуждении не сразу поверила в это. Он ударил ее. Что происходит?

Сперва Линда, ее студентка, была убита, когда пошла к ее машине за бутылкой портвейна.

Потом какой-то тип, прогуливавший неподалеку собаку, вызвал полицию, и в считанные минуты здание наводнили десятки полицейских.

Полтора часа она пыталась дозвониться домой, но диспетчер неизменно отвечал, что линия не работает.

Наконец она приехала – ее любезно подвез Джозеф Авакумович, который хотел зайти, но она сказала, что ей нужно побыть наедине с мужем, – и вот что случилось!

«Что происходит? Что за дикий вечер?»

Потом она увидела все.

Разбитый телефон. Бутылки и лужа виски на ковре. Стопку папок и форму возле двери.

Ее глаза в ужасе расширились, когда она увидела, что кобура на форме расстегнута, и пистолета нет.

«Он собирается убить себя», – поняла она и мгновенно оказалась у двери, ведущей в теплицу, зная, что не сможет справиться с ней, зная также, что не успеет обежать дом, чтобы войти в теплицу со стороны моря. Она в панике начала дергать ручку, колотить в дверь, царапать ее твердой дерево ногтями.

К ней подбежал Авакумович.

– Я вернулся. Где Роберт? Типпл, Скарлетт и Спэн нашли Охотника.

– Роберт в теплице! – крикнула она, указывая на дверь. – Он хочет убить себя!

В следующую секунду большое тело русского пронеслось мимо нее. Он сбил ее с ног, и она наконец потеряла сознание.

* * *

Авакумович разбежался, вынося вперед левое плечо, и изо всех сил ударился в дверь. Веса 285 фунтов не выдержал даже дуб. Жалобно затрещав, замок вырвался из двери вместе с обеими петлями. Дверь влетела в теплицу, внося с собой Авакумовича.

* * *

Роберт Деклерк засунул ствол пистолета себе в рот и застыл, поднеся палец к спуску. Дуло уперлось ему в небо – ближайшая дорога к мозгу.

Путаясь в битом стекле и цветочных горшках, Авакумович неуклюже пытался встать.

– Не делай этого, Роберт! – кричал он. – Летучий патруль поймал Охотника!

* * *

Он не спустил курок.

Он сел на стул, все еще держа пистолет во рту, и посмотрел на Авакумовича, не видя его.

Потом медленно убрал пистолет.

– Что ты делаешь здесь, Джозеф?

– Пришел в гости. Ты звал меня, помнишь?

Суперинтендант кивнул.

И тут за стеной теплицы он увидел лицо жены, прижатое к стеклу. Он поглядел на свои руки, одна из которых совсем недавно ударила ее. Потом встал и вышел к морю.

Женевьева ждала его на пороге. Лицо ее было мокрым, и он не мог понять, слезы это или капли дождя.

Чувства полицейского

СИЭТЛ, ВАШИНГТОН

Суббота, 4 декабря, 22.02

– Кроме того, что ты стал капралом, что дала тебе эта история? – спросила Кэтрин Спэн.

Рик Скарлетт улыбнулся:

– Мне больше всего понравилось, когда наш премьер объявил палате общин, что Деклерк отстранен от расследования, а через пятнадцать минут вернулся и сказал, что суперинтендант поймал Охотника. У него был такой дурацкий вид!

Оба капрала рассмеялись.

Они поехали в Сиэтл отметить успех. Звали и Типпла, но тот – теперь уже сержант, – отказался, сославшись на крупное дело, которое расследует их отдел. "Когда вернетесь, – загадочно пообещал он, – я буду уже инспектором".

Ресторан на Оружейной площади, где они сидели, славился французской кухней. За дополнительную плату метрдотель (конечно же, парижанин) усадил их у окна, откуда открывался вид на бухту Элиота. Днем из этого окна можно было видеть все до самых гор, но сейчас они видели только огни пароходов в бесконечной бархатной черноте моря и неба. Они только что доели десерт и прикончили третью бутылку вина.

– Интересно, что он с ними сделал? – спросил Скарлетт. Язык у него слегка заплетался. Он выпил большую часть алкоголя.

– С кем?

– С головами.

– Не знаю. И думаю, никто уже не узнает.

– Да, – они оба замолчали.

Он подозвал официанта и заказал два курвуазье. Повернувшись, он еще раз – далеко не первый, – оглядел свою спутницу с ног до головы. Спэн была в черном платье с глубоким вырезом, в котором матово блестела нитка жемчуга. Ее волосы были уложены и заколоты сзади. Пока принесли коньяк, в горле у Рика совсем пересохло.

– Знаешь, – сказал он, отпив глоток золотистой жидкости, – в Штатах мне больше всего нравится, что люди такие открытые. Конечно, тут тоже много всякого дерьма, но американцы не боятся говорить об этом. По-моему, они честнее нас.

– Может быть, – согласилась Спэн, глядя куда-то мимо него.

Через пятнадцать минут принесли счет. Скарлетт порывался оплатить его, но Кэтрин отказалась.

– Не мой стиль, – сказала она.

Поэтому они расплатились поровну и вышли. Их тут же окружили запахи Оружейной площади: мясной, рыбный, чесночный. Над всем этим плыл могучий запах морской соли. Сразу же Рик Скарлетт споткнулся и упал.

– Ты слишком много выпил, – заметила Спэн, помогая ему подняться.

– Ничего, – отозвался он, шатаясь из стороны в сторону.

– Пошли быстрее. Возьмем такси, а то опоздаем на самолет.

Он не двинулся и вместо этого схватил ее за руку. Они стояли наверху деревянной лестницы, ведущей на улицу внизу. Под ними расстилалась чернота бухты.

– Может, придумаем что-нибудь получше?

– Что это значит? – спросила Спэн. – Ты что, всегда говоришь загадками?

– Слушай, а как ты себя чувствуешь? Я имею в виду, что ты женщина и получила звание капрала одной из первых, между прочим.

Спэн покачала головой.

– Рик, мне столько же лет, сколько тебе. Я работаю в полиции так же долго. При чем тут мой пол?

– Не понимаешь?

– Нет.

– Мой отец служил в Конных в прерии. Я мечтал стать полицейским, сколько себя помню. Поэтому я здесь.

– А я здесь из-за...

– Ага, из-за феминизма, освобождения женщин и всего такого.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Таким, как ты, нравится бить мужчин на их территории. Делать их дело. И у тебя это здорово получается. Я восхищаюсь тобой.

– Значит, ты так считаешь?

– Да. И это правда. Ты можешь скрывать это или сама не знать, но это правда.

– И кто это говорит? Рик Скарлетт или пара бутылок "Шатонеф"?

– Я не пьян.

– Ты пьян.

– Кэти, будь честной хоть раз. Признай, что ты такая же, как все. Ты любишь власть и любишь быть первой. В этом нет ничего плохого...

– Рик, кончай нести...

– И ты любишь трахаться.

Спэн, нахмурившись, сделала шаг назад.

– Не обижайся. В этом нет ничего незаконного.

Женщина снова покачала головой.

– Давай покончим с этим.

– Давай не будем, Кэти. Давай останемся здесь и немного повеселимся. Поверь мне, так будет лучше для нас обоих.

– Поехали домой, Ромео.

Скарлетт еще крепче сжал ее руку.

– Не веди себя со мной, как с маленьким ребенком.

– Не веди себя так. И отпусти меня.

Скарлетт отпустил ее руку, но глаза его зажглись гневом:

– Выходит, я тебе не пара? Тебя ждет парень получше, так ведь?

– Рик, мы хорошо провели время. Давай не портить это.

– Отвечай мне? Дело в этом?

– Рик, – сказала она медленно, с расстановкой, – я работаю с тобой. Ты вполне устраиваешь меня, как партнер. Но больше никаких дел у нас быть не может. Тебе понятно?

– Кэти, а тебе непонятно, что я только о тебе и думаю? С тех самых пор, как впервые увидел тебя у доски объявлений.

– Рик, я же сказала: хватит. Закроем эту тему. Ты идешь или нет?

– Послушай же меня! – Скарлетт почти кричал. – Не отворачивайся! Я два месяца работал с тобой. Теперь все кончено, отряд распускается, и мы больше не будем вместе. Но я этого не хочу! Я хочу тебя, Кэти!

– Я ухожу, Рик, – она повернулась, чтобы уйти.

– Черт! – крикнул он. – Да не зажимай ты так свою дыру! – Здоровой рукой, той, на которой не было швов, он схватил ее за грудь.

Кэтрин Спэн вырвалась и отскочила.

– Еще раз так сделаешь, и я тебя ударю, – предупредила она, сжав зубы. – Уходи. Я не трахаюсь с полицейскими. Это все равно, что кровосмешение.

Лицо Рика Скарлетта залилось краской.

– Сучка! – крикнул он. – Ты игралась со мной все время! Заводила меня, показывая сиськи в бане! А посмотри на себя сейчас с этим вырезом! Конечно, это товарищеские отношения! Лицемерка ты, и больше никто.

– Бедный, – сказала Спэн и, повернувшись, ушла в ночь.

Ей пришлось прыгать через ступеньки, чтобы успеть вовремя. По счастью, внизу ей сразу попалось такси, и через двадцать минут она была уже в аэропорту. За ней закрылась дверь самолета на Ванкувер.

Только когда ДС-9 набрал высоту и внизу заплескалась вода, она наконец расслабилась.

"О Боже, – думала она, закрыв глаза. – Ну зачем все портить именно тогда, когда дела наконец налаживаются?!"

Теперь за Скарлеттом нужен был глаз да глаз.

Часть третья

Что со мной, доктор?

"Нет, это было не смешно и даже патетично; он как бы представлял в своем лице всех прошлых жертв великой Шутки. Ведь безумство движет мир, и, значит, оно серьезно. А кроме того, он был все-таки добрым человеком".

Джозеф Конрад

Внутри сознания

ВАНКУВЕР, БРИТАНСКАЯ КОЛУМБИЯ

Октябрь

Дождь. Дождь. Дождь.

Боль. Боль. Боль.

Как будто призрак вернулся

Чтобы снова мучить меня.

Медленные дни. Никаких перемен.

Я больше этого не выдержу!

* * *

Я провел ночь в ее старом кресле возле занавешенного окна.

Теперь, когда мать в земле, я должен продать ее дом. Октябрьский ветер жалобно воет в ветвях деревьев.

Я сидел всю ночь и смотрел на фотографии.

И они смотрели на меня.

Навязчивые идеи. Невротики часто сосредоточивают все свое внимание на какой-либо одной опасности или проблеме. Если это внимание становится очень напряженным, оно переходит в навязчивую идею. Например, такой человек каждую ночь встает, чтобы проверить газовый кран. Или он так боится заразиться, что поминутно моет руки или запирается в стерильном помещении. Часто навязчивые идеи локализуются в областях секса или насилия, но в большинстве случаев это выражается в символических действиях.

* * *

Что я знаю о смерти? Сейчас посмотрим.

Я знаю, что единственное определение прекращения жизни – это переход к состоянию, в котором время не существует. Время требует активности, поэтому без активности нет жизни.

Я знаю, что навязчивая идея относительно смерти называется танатофилией. А человек, боящийся смерти до ненормальности, называется танатофобом.

Что ж, примерю это к себе.

* * *

Отец. Брат.

Мать. Сын.

Начнем сначала: сколько раз?

Разве не воля является сердцевиной характера?

Она. Всегда. Везде.

Течение жизни покоряется искусству рулевого. Итак, поплыли!

* * *

Нужно забрать белье из прачечной.

Еще мне нужны новые лезвия "Жиллетт".

Кажется мне, или они действительно кладут по сторонам самые острые лезвия, а в середине помещают тупые?

Этой ночью ты снилась мне, Кэти, и я проснулся, крепко сжимая подушку в руках.

Я снова видел кладбище, но не мог подойти к могиле. Шел дождь, и все пришедшие на похороны были под зонтиками. Твоя мать плакала, и я хотел подойти и успокоить ее, но почему-то не мог. Я стоял на краю кладбища, весь мокрый – по какой-то причине у меня не было зонтика.

Иногда мне очень одиноко.

Прошлым вечером я чувствовал себя именно так, поэтому долго глядел в небо. Ты бы видела Юпитер, такой великолепный! С помощью камеры в телескопе я заснял Сатурн в хорошем ракурсе. Может быть, когда проявлю пленку, повешу этот снимок над кроватью. У меня будет общество.

* * *

Сегодня Хэллуин.

Я положил фото – их уже три, – на свой стол рядом с увеличителем. Я только что закончил печатать то, что увидел в небе. Руки тряслись, но я заставил себя сделать это. Я опять загнал моего монстра в клетку.

В следующий раз это может не получиться.

И тогда храни меня Бог!

* * *

Ноябрь

Сегодня я видел доктора Джорджа Рурика, и вот что он мне сказал.

Сначала спроси себя: откуда идут мои мысли?

Мы все слышали о комплексах. "Перестань третировать ребенка, ты разовьешь у него комплекс". "У этого человека комплекс неполноценности". "Странный тип, похоже, у него эдипов комплекс".

Так что же это такое?

Комплекс – группа идей, владеющих вашими мыслями и влияющих на вашу жизнь. Вы видите все в преломлении этих идей. Например, если вы влюблены, любая мелочь вроде самого легкого запаха духов сразу же направит ваши мысли и чувства к тому, что можно назвать "комплексом любви".

Комплекс в психологии то же, что сила в физике.

Но в этом-то и вся проблема!

Что если комплекс совершенно противоречит всей натуре человека? Если, к примеру, он сексуального свойства и влияет на человека строгих правил?

Что если возникнет конфликт комплекса с сознанием?

Может быть, сознание изменит комплекс и приспособит его к себе.

Может быть, они придут к равновесию.

А быть может, это невозможно, и тогда начнется борьба до победного конца.

В такой борьбе победитель будет контролировать сознание. Обычно здравый смысл побеждает и заключает комплекс в тюрьму.

Но здесь, сказал доктор Рурик, скрывается вторая проблема.

Комплекс, хоть и погребенный в глубине, продолжает существовать. Его бдительно стерегут, но он находит способы подняться на поверхность – как весенние всходы из-под асфальта.

Комплекс влияет на сознание непрямым путем. Чем уродливее монстр, тем извилистее его путь.

Так, сказал доктор, бывает и с той навязчивой идеей смерти, о которой я спросил.

Допустим, случилось что-то, вызвавшее у человека сильную душевную боль. Вы знаете таких людей?

(Знаю, по меньшей мере, одного)

Во время такой боли структуры сознания расшатываются, и комплекс именно тогда может вырваться наружу. Часто это происходит в символической форме. Например, человек начинает считать, что он Наполеон. А иногда происходит то, что психологи называют "проецированием".

Комплекс как бы вытесняется, проецируясь на другого человека. Если это реальный человек, то пациенту может показаться, что он представляет для него опасность. Он может даже убить этого человека.

Если это воображаемая личность или тот, кто давно умер, проецирование приобретает характер галлюцинаций. Пациент видит призраков или слышит голоса, приказывающие ему. Иногда это голоса из ада.

Фрейд говорил, что большинство случаев подавления комплексов связаны с сексом.

Возможно, он прав.

В любом случае, дефекты сознания не рождаются в мозгу. Они происходят из материала, данного жизнью.

Прежде чем отвечать на вопрос, здоровы ли вы, спросите себя: не прячутся ли в моем сознании монстры?

Но здесь кроется последняя проблема!

Вы можете сами не знать, что они там есть.

* * *

Вот что сказал мне доктор Рурик.

Он предложил мне походить на семинар одной из своих бывших студенток. Ее зовут Женевьева.

Нужно попробовать.

Конечно, я не сказал ему о моих проблемах с головами.

Комплекс в психологии то же, что сила в физике.

Что ж, посмотрим, с чего все это началось.

* * *

1954

Год был еще тот.

Я помню, как отец стоял у прилавка аптеки, держа в руке сдачу, и разговаривал с мистером Торсоном. Я в это время пошел к тому прилавку, где лежали комиксы. Это был первый вторник месяца, когда вышел новый "Черный Ястреб".

Путь к прилавку пролегал мимо длинного ряда журналов для взрослых. "Лайф", "Лук", "Сэтердей Ивнинг пост" и все такое. Там меня и поджидала голова. Она глядела на меня с обложки бульварного журнала под названием "Приключения настоящего мужчины".

Эти слова были напечатаны ярко-красным, тем же цветом, что и кровь, текущая из шеи, из глаз, из носа головы, надетой на палку. Среди лохмотьев кожи на шее можно было увидеть оголенные позвонки. Но особенно меня поразили ее глаза: выкаченные, с налившимися кровью белками, они глядели прямо на меня. Мне было семь лет.

В тот момент произошла очень странная вещь. Какая-то сила будто подхватила меня и перенесла из аптеки на обложку этого журнала. Я помню, что оказался на борту каноэ, лицом к лицу с Великим Белым Охотником. Его куртка цвета хаки взмокла от пота и прилипла к мускулистой груди. Я помню медальон святого Христофора у него на шее и шляпу сафари с лентой из леопардовой шкуры. Он держал указательный палец на спусковом крючке "ремингтона".

Я знал, что мы окружены.

Вокруг нас было кольцо челноков, на каждом из которых стоял столб с отрубленной головой. В челноках сидели индейцы хиваро (теперь я это знаю) с бронзовой кожей и длинными черными волосами. Все они были вооружены – копьями с пучками человеческих волос на древке, длинными духовыми трубками, трехфутовыми мачете, на лезвиях которых блестело солнце. Потом что-то ударилось о наш челнок, и на плечо мне легла рука.

Не знаю, как я не умер со страха.

Ведь в следующую минуту сверкающее лезвие должно было снести мне голову.