– Что толку? Так мы его только спугнем. Он же ничего не сказал в прошлый раз.
Рик Скарлетт усмехнулся:
– Ты плохо меня знаешь, Кэти. Меня не так легко одурачить. Когда мы встретимся с Ракстроу в следующий раз, уверяю тебя, он заговорит.
– Верю, верю. Но давай сначала найдем Типпла.
* * *
ОТТАВА, ОНТАРИО
17.30
В половине шестого этого пасмурного дня комиссар Франсуа Шартран вышел из здания КККП. Как обычно, он медленно шел по людным улицам центра, глядя на проезжающих мимо в длинных черных машинах служителей народа. У здания парламента он отыскал свободную лавочку, сел и закурил "Голуаз".
Днем ему еще раз позвонил Эдвард Фицджеральд, министр внутренних дел. Оппозиция опять подняла в палате общин вопрос о поимке Охотника.
– Франсуа, ты не можешь допустить больше убийств, слышишь? Ни одного.
Этот звонок не слишком взволновал Шартрана; это была часть его работы. Многие думали, что комиссар – не более чем диспетчер, сидящий за большим столом со множеством телефонов и ждущий, когда его подчиненные сделают дела. Но Шартран знал, что все обстоит иначе.
Его работа была тяжелым грузом. Каждый раз, когда в Канаде что-то случалось, за это отвечал он. А сейчас случилось очень нехорошее.
Шартрана беспокоил последний разговор с Деклерком.
В самом разговоре не было ничего особенного – разве что усталый голос суперинтенданта, – но Шартран отлично чувствовал, что его протеже на грани срыва. И немудрено – ни одно дело на его памяти не вызывало в обществе такого накала страстей, как то, что происходило сейчас в Ванкувере. Шартран получал все больше сообщений об инцидентах с участием женщин. Страх рос с каждым днем, и вместе с ним росло давление на Деклерка.
Человек, расследовавший дело Йоркширского Потрошителя, был доведен до нервного срыва. То же самое вполне могло случиться и с Деклерком.
"Что я делаю в Оттаве? – спросил себя комиссар. – Место генерала – в бою, рядом со своими солдатами".
Шартран закурил вторую сигарету и принял, наконец, решение.
Завтра он отправится в Ванкувер и встретится с Деклерком. Время объединить силы.
* * *
ВАНКУВЕР, БРИТАНСКАЯ КОЛУМБИЯ
Четверг, 11 ноября, 3.45
«Спарки»
– Заткнись! Убирайся! Оставь меня в покое!
«Спарки, неужели ты не хочешь поговорить со своей мамочкой?»
– Ты умерла! Отвяжись от меня! Я знаю, что тебя больше нет!
«Спарки. Я жду тебя. Спускайся и расчеши мои волосы».
– Нет!
«Они такие мягкие и длинные. И черные, черные, как ночь».
– Мама, что тебе от меня надо? Почему ты не оставишь меня в покое?
«Потому что я люблю тебя, Спарки».
– Нет, не любишь. Ты заставляешь меня делать ужасные вещи.
«Не бывает радости без боли».
– Но я не хочу делать это!
«Ты сделаешь все, что я скажу».
– Нет!
«Да».
– Нет!
«Тогда послушай».
Молчание.
«До меня они не доберутся. Это тебя посадят в клетку, как зверя, и скажут, что ты сошел с ума. Никто тебе не поверит».
– Я найду другую женщину.
"Чушь, Спарки. Мы оба знаем, что я – твоя единственная любовь".
– Я ненавижу тебя, мама! Ты меня слышишь? Ненавижу, ненавижу... а-а-а!
«Так ты сделаешь то, что я хочу?»
– Нет, мама, прошу тебя, не надо!
«Сделай это еще раз. Просто чтобы убедиться».
– Мама, не надо! Это так больно.
«Ну, давай спускайся же».
– Иду, мама. Я иду.
«Давай, Спарки. Спустись и расчеши мои волосы, и тебе сразу станет легче. Скажи, что ты любишь меня».
– Да. Я люблю тебя, мама, люблю, проклятая сука!
[41]".
Типпл повернул ручку, и они вошли.
В комнате стояло больше 500 магнитофонов. Около четверти из них работало, причем каждые несколько секунд одни включались, а другие останавливались. Скарлетт и Спэн не сразу поняли, что видят только половину устройств – за каждым основным магнитофоном на полке стоял запасной.
– Вот послушайте, – Типпл подошел к одному из магнитофонов и включил его. – Ракстроу перед вылетом звонил из студии.
Он вручил им по паре наушников. Как большинство подслушивающих устройств полиции, магнитофон включался автоматически со снятием трубки. Его приводило в действие изменение силы тока в сети. Вспомогательный магнитофон работал параллельно с основным на случай, если первый сломается.
Спэн и Скарлетт внимательно слушали.
– Ваш номер, пожалуйста, – спросил оператор.
Голос Ракстроу ответил.
– Куда он звонит? – спросила Спэн, на секунду сняв наушники.
– В Нью-Орлеан.
– Эй, что случилось? – осведомился чей-то голос. Похоже, это был зобоп, известный под кличкой Волк.
– Это я.
– Вижу. Что случилось?
– Их не оказалось на месте.
Повисло тягостное молчание, и Ракстроу торопливо добавил:
– Это Хорек. Он нас надул.
– Полегче.
– Я нашел гору, озеро – все, как договорились. Проверил каждый куст, но там ничего не было.
– Говорю тебе, полегче. Он знает, как делать дела. Подожди немного, и он сам тебя найдет.
– Люди ждут.
– Дай ему хотя бы день.
– Мне некогда...
– Ты подождешь! – отрезал голос. – Он твой брат!
Трубку положили, и Скарлетт со Спэн слышали теперь только тяжелое дыхание Ракстроу. Потом он тоже повесил трубку, и они сняли наушники.
– Почему он говорит так свободно? – спросил Скарлетт. – Он же знает, что мы за ним следим.
– Весь секрет в том, – улыбнулся Типпл, – что он думает, что мы его не слышим. Он знает, что телефоны в доме и в студии могут прослушиваться, но он звонил из подвала соседнего дома. Там у него устроен маленький кабинет с телефоном, и он думает, что мы об этом не знаем.
– А как вы его вычислили?
– Элементарно. Это я придумал установить "клопов" и в подвале. Жулики почему-то любят вести переговоры под землей. Там мы ничего не нашли, но записали звук открываемой двери. Потом как-то ночью проникли туда и нашли потайной ход за стереоаппаратурой.
– Неплохо.
– А-а, ерунда, – Типпл прошелся по комнате и указал на один из стеллажей. – Видите эти двадцать магнитофонов? Они работают с серьезным клиентом.
– А кто он? Какой-нибудь китаец?
– Да нет, один ловкий адвокат.
В этот момент магнитофон вдруг щелкнул и заработал, но почти сразу же остановился.
– Он что, передумал? – спросила Спэн.
– Нет, это звонят ему. Обычная система – звонок поступает в студию, а в подвале у Ракстроу загорается лампочка. Если тот, кто звонит, знает, в чем дело, он перезванивает через пять минут.
Действительно, через несколько минут магнитофон заработал снова. Они услышали звонок, а следом – голос Ракстроу.
– Это я, – сказал он.
– А это я, – ответил голос Джона Линкольна Харди.
– Где тебя черти носят?
– Слушай, за парнем в Спокане, который принял груз, увязался хвост. Боюсь, что они из ФБР.
"Так оно и есть, – подумала Спэн. – Уэнтворт попытался нас надуть".
Очевидно, Харди вернулся из Калгари обратно в Штаты и попытался связаться с получателем масок. Потом он должен был вывезти груз и спрятать его в горах близ озера, возле самой границы. После этого Хорек вернулся бы в Канаду, а Ракстроу забрал бы груз на самолете. Все это испортил Уэнтворт своей дурацкой спешкой.
– Не вздумай соваться сюда, – предупредил Ракстроу.
– Да знаю я!
– Повторяю: ни в коем случае сюда не суйся. Ты знаешь, где залечь.
– Ага, – сказал Джон Линкольн Харди, и телефон отрубился.
Трещина в стене
15.30
Куда вы идете, когда вы расстроены и хотите спокойно подумать?
Франсуа Шартран был расстроен, когда вышел из отеля и направился на набережную у Стэнли-парка. Он медленно прохаживался на зябком осеннем ветру, подняв воротник, глядя на рыбачивших на пристани стариков, на целующихся над зеркалом лужи влюбленных, на старушку, кормящую чаек.
Сухие листья падали с деревьев ему под ноги, и он слышал их шелест.
Наконец Шартран сел на скамейку и задумался. Он думал о Деклерке и о своей вине перед ним. Теперь он чувствовал, что зря снова пригласил суперинтенданта на работу. Он не понял, что трещины в душе могут оказаться такими глубокими, что не зарастут и через двадцать лет.
Так что же мне делать?
Отправить Роберта в отставку и тем навсегда подорвать его уверенность в себе?
Или оставить его и позволить этому сумасшедшему по кускам выматывать из него душу?
Он хотел чем-нибудь помочь этому человеку. Шартран знал, как опасно, когда человек, стоящий рядом с ним на линии огня, вдруг начинает сдавать. Именно это случилось с Деклерком.
* * *
16.15
Северо-Ванкуверское отделение КККП было заполнено мужчинами и женщинами в мундирах из красной саржи.
На мужчинах были тяжелые красные куртки со стоячими воротниками, стетсоновские шляпы, белые брюки и верховые сапоги со шпорами.
На женщинах – куртки, свитера с закрытым воротом и длинные синие юбки. Все носили перчатки. У некоторых на рукавах были знаки их службы: собаководы, музыканты, барабанщики. У некоторых на груди поблескивали медали и почетные знаки.
Ни для кого не было секретом, что инспектор Макдугалл чрезвычайно горд своей службой в КККП и ожидает того же от всех своих подчиненных. Поэтому он и велел им надеть парадную форму.
– Отлично, – сказал он теперь. – Те, кто идет, могут строиться в колонну по пять. Те, кто остается, пусть сторожат укрепление и надеются на удачу в следующий раз.
Они уже собирались разойтись, когда подбежал взволнованный диспетчер.
– Плохие новости, инспектор. Еще один труп.
Макдугалл застыл, переваривая новость. Потом спросил:
– Здесь? В нашей юрисдикции?
– Похоже, что так. На горе Сеймур. Обнаружен лыжниками сорок пять минут назад.
"О Боже! – подумал Макдугалл. – Неужели еще раз?"
Он поднял руку, призывая собравшихся к молчанию.
– Ладно, идите!
* * *
16.18
– Ух ты, – сказала Женевьева, заглядывая в дверь. – Теперь я понимаю, почему женщины наряжаются в форму. – Деклерк, отвернувшись от зеркала, слабо улыбнулся:
– При нынешней ситуации скоро у нас будет больше женщин в форме, чем мужчин.
– Надеюсь, ты не влюбишься в кого-нибудь из них?
– Нет, – сказал он, и тут зазвонил телефон.
Они вместе прошли в комнату, и Деклерк взял трубку.
Тут же лицо его вытянулось. Женевьева увидела, как он сгорбился и весь будто сжался. Она инстинктивно поняла, что случилось. «О Господи, только не это». Деклерк положил трубку.
– Не жди меня, – сказал он.
* * *
16.53
Когда Шартран прибыл к месту убийства, там было уже полно полицейских в парадной форме. Он никогда еще не видел на месте происшествия столько людей в красной сарже. «Кажется, будто перенесся в прошлое», – подумал он.
Роберт Деклерк поднялся с колен.
– Плохо дело, – сказал он.
* * *
Инспектора Макдугалла даже больше разозлило то, что на этот раз в убийстве отсутствовал сексуальный элемент. Он увидел в растерзанном трупе Наташи Уилкс одно только чистое насилие.
Женщина лежала, раскинув ноги, в снегу в ярде от берега реки. Один ботинок с лыжей все еще был у нее на ноге, второй валялся в нескольких футах от нее. Одежда в нижней части тела была изрезана ножом. Волосы на лобке покрылись слоем льда и замерзшей крови. Через грудь шел длинный разрез, но больше всего крови вылилось не из него, а из горла. Ручейки крови до сих пор продолжали стекать в реку Сеймур.
Глядя, как Авакумович подбирает то, что заменяло женщине голову, Макдугалл подумал: «Деклерк совсем плохо выглядит».
"Но вы думаете, что это мистер Хайд?" "Да, сэр, именно так"
16.55
Прежде чем взять кружку, Джозеф Авакумович натянул хирургические перчатки. Кружка стояла в снегу в центре лужи крови, натекшей из жил Наташи Уилкс. Осторожно, чтобы не стереть отпечатки, ученый встал.
На кружке, сделанной из хорошего белого фаянса, красовалось лицо У.С. Филдса – этого отъявленного алкоголика и мизантропа. На его красном носу была наклеена вырезанная из газеты надпись. Одно слово: «Роберт».
Когда Авакумович перевернул кружку, Шартран, Деклерк и Макдугалл увидели на ее донышке изречение: "Не давай кружке отдыха".
* * *
16.56
Инспектор Макдугалл первым нарушил молчание:
– Приказывайте, Роберт. Мои люди готовы.
Суперинтендант повернул к нему лицо, искаженное гневом.
– Прежде всего я хочу, чтобы они обыскали каждый дюйм на берегу и на дне реки. Установить кордон в 500, нет, в тысячу ярдов и просеять каждую унцию снега. И еще: как можно скорее привести сюда собак. По любому следу на дороге пустить собак. Убийца как-то добрался сюда, и я хочу знать, как. Еще нужно поднять вертолеты с инфракрасными датчиками и засечь любое изменение температуры, даже самое незначительное. Немедленно установите личность этой женщины, выявите и допросите всех, кто общался с ней последние двое суток. Сразу после вскрытия организовать похороны, тайно сфотографировать всех, кто на них придет. Записать номера всех машин в пределах четверти мили от кладбища. Еще я хочу, чтобы проверили все билеты на северное побережье, проданные за последние сутки. Кому-нибудь нужно связаться с английскими полицейскими, участвовавшими в поисках Потрошителя, и с командой из Атланты. Если они захотят помочь, купить им билеты. Еще пускай объявят награду в сто тысяч за любые сведения об убийце. Пока все.
Деклерк повернулся к Шартрану.
– Франсуа, – сказал он, – мне нужно втрое больше людей.
– Ты их получишь, – ответил комиссар.
* * *
17.12
– Посмотрите-ка на это, – сказал голос сверху.
Авакумович отвернулся от тела Наташи Уилкс и поглядел вверх, на склон холма. Там склонились над чем-то капрал Мервей Квин и собаковод по фамилии Ингерсолл. Рядом с Ингерсоллом была его немецкая овчарка Кинг.
Чутье у овчарки в сто раз сильнее, чем у человека. Она чует не свойственный данной местности запах. Кроме того, собаку нельзя ни подкупить, ни запугать, и работает она только ради похвалы хозяина. Кинг был одним из заслуженных ветеранов КККП и почти сразу же отыскал три нитки.
– А что это? – спросил Авакумович, подходя ближе.
– Собака нашла, – Ингерсолл указал на сломанный куст, торчащий из снега, и включил фонарик, поскольку уже темнело.
Авакумович, нагнувшись, достал из кармана пинцет и, осторожно сняв с куста три нитки, положил их в конверт.
Две из этих ниток были черными.
Одна – ярко-красная.
* * *
Пятница, 12 ноября, 6.30
Они работали всю ночь.
Роберт Деклерк чувствовал, что все его тело онемело, а остатки разума сжались в маленький комок где-то в недрах мозга. Он безостановочно ходил взад-вперед по кабинету, снова и снова проверяя все версии расследования. Но ни одна не казалась ему достаточно убедительной.
В одной из комнат стена была увешана планами и диаграммами. Сравнение возраста жертв, их роста и веса, и даже температуры воздуха во время убийства.
В другой комнате художник работал над составлением портрета убийцы по описаниям его психологического состояния, сделанным психиатрами.
Работали все компьютеры.
Много дней упорной, кропотливой работы произвели такое множество бумаг, что они грозили затопить штаб-квартиру. Деклерку казалось, что каждая из этих бумаг смеется над ним, нагружая его уставший ум еще одной бесполезной деталью.
Но он продолжал работать.
В 7.23 поступило сообщение, что найден взломщик, той же ночью забитый до смерти пожарной лопатой двумя пожилыми женщинами.
В 9.17 задержали банду из семи девушек, которые за десять предыдущих часов изрезали лица шести случайных прохожих-мужчин бритвами, ослепив при этом двоих из них.
В 10.05 у штаба начали собираться женщины, державшие в руках зажженные свечи. Вскоре их было более трехсот, и их число продолжало расти.
Внутри продолжали работать.
* * *
18.07
Комиссар Франсуа Шартран нашел Деклерка в кабинете глядящим на увешанные документами стены. Он сел на стол и закурил.
– Мы давно друг друга знаем, Роберт, и я буду говорить с тобой прямо. Я наблюдал за твоим расследованием всю ночь и весь день и обнаружил много такого, что мне бы и в голову не пришло. Ты сильно вырос за эти годы. Так что знай, что я приехал сюда не следить за тобой, а помочь тебе. Ты знаешь, что я люблю полицию больше всего в жизни и не терплю, когда она проигрывает. Поэтому я хочу, чтобы ты отдохнул. Я сменю тебя на день, а ты вернешься на работу завтра.
Деклерк покачал головой.
– Я в порядке, – сказал он.
– Роберт, прошу тебя по-дружески, не заставляй меня запрещать тебе выходить на работу.
* * *
18.35
Суперинтендант вышел из штаба через боковой вход. В вестибюле укрылась группа полицейских по борьбе с беспорядками. Вид у них был встревоженный.
Садясь в машину, Деклерк смотрел на толпу. На улице уже горело больше трех тысяч свечей.
«Завтра они потребуют моей головы», – подумал с горечью суперинтендант.
Свет в теплице
18.45
Они ехали домой расстроенные.
Рыжий Льюис выехал на шоссе 401, и Моника Макдональд спросила:
– Ты что, живешь здесь?
– Да, сразу за Уиллингдоном.
– Если у тебя есть выпить, я бы с удовольствием зашла в гости.
– Есть, – кивнул он.
Через пять минут они уже поднимались по лестнице в его квартиру. Там Льюис достал бутылку виски "Кэнэдиен Клаб" и литровую бутыль "Севен Ап" и смешал напиток в равной пропорции.
Как почти все члены отряда, они работали всю ночь и весь день. Когда от ОН был получен рапорт, что в момент убийства Наташи Уилкс Мэттью Пол Питта находился под наблюдением не менее десяти человек, двое полицейских совсем упали духом. Поэтому предложение выпить оказалось своевременным.
– Знаешь, я так надеялась, что убийцей окажется Питта, – призналась Моника, отпив из своего бокала.
– Я тоже, если это тебя утешит, – сказал Льюис. – Ничего. В следующий раз нам повезет.
– Конечно, – мрачно сказала женщина и отпила еще глоток. – Знаешь, когда-то я хотела поступать в школу искусств. Мечтала открыть собственную студию дизайна под названием "Прикосновение". Что ты об этом скажешь?
– Звучит сексуально.
Моника рассмеялась.
– Это еще что. Сначала я хотела назвать ее "Загляни к Монике".
На этот раз усмехнулся Льюис.
– А я шел в полицию с надеждой попасть в музыкальную команду. Но если серьезно, я рад, что работаю именно здесь и именно с тобой. Ты хороший полицейский.
– Можно тебя спросить?
– Давай.
– Ты думал когда-нибудь обо мне не как о полицейском, а как о женщине?
Рыжий Льюис моргнул:
– Я боялся, что это помешает нашей работе.
– Слушай, ты не голоден? – спросила Моника. – Могу приготовить ужин.
– Я голоден.
– Тогда покажи, где что лежит, и дай мне какой-нибудь халат. И вот еще что, – она с улыбкой повернулась к нему. – Ты мне нравишься, и я не боюсь, что это помешает нашей работе. Понял?
* * *
19.05
– Ладно, давай решать, – сказал Билл Типпл. – Вызовем ОН?
– По-моему, не нужно, – сказал Рик Скарлетт.
– По-моему, тоже, – подтвердила Спэн.
– Почему?
– Очень просто. Мы считаем, что Харди – это Охотник. Поэтому тому, кто его поймает, обеспечено повышение.
– Или той, – заметила Спэн.
– Послушайте, – сказал Скарлетт. – Вы, как и я, знаете, что в полиции слишком много начальников и не хватает подчиненных. Я не собираюсь сидеть еще десять лет в констеблях. Я уверен, что Ракстроу выведет нас на Харди, так зачем же нам уступать это дело ОН? Мы сами можем все сделать, если поработаем как следует.
– Ладно, – усмехнулся Типпл. – Я вас просто проверял. Будущий сержант и должен был ответить именно так.
Они сидели в черном фургоне без окон, припаркованном в квартале от студии Ракстроу. Хотя "клопы" в телефонах были соединены со штаб-квартирой, подслушивающие устройства в стенах имели выход на этот фургон. Несколько магнитофонов ждали своего часа. Когда трое полицейских допивали кофе из пластиковых чашек, один из магнитофонов со щелчком включился.
Все трое надели наушники и стали ждать.
* * *
19.31
Женевьева этим вечером была на заседании кафедры, поэтому Роберт Деклерк вернулся в пустой, молчаливый дом. Первым делом он налил себе чистого виски и залпом выпил. Он пил спиртное впервые за восемь с половиной лет. Виски обожгло ему горло, но успокоило и позволило сосредоточиться. Налив себе еще, он взял бокал и вышел с ним на берег моря.
Над головой его быстро проносились грозовые тучи. В районе Стэнли-парка они взрывались, как атомные бомбы, проливаясь дождем. Деклерк сел в кресло и сделал еще глоток.
Он подумал, каково Женевьеве будет жить с неудачником. С человеком без будущего, выглядевшим на двадцать лет старше своего возраста. Сколько сил она потратила, чтобы собрать этого шалтай-болтая из кусочков, и все бесполезно. Потом он подумал о Джейн.
«Почему, почему ты умерла, Дженни?» – он выпил еще глоток.
Только через час Деклерк вернулся в дом. Он прошел через теплицу, все еще усыпанную бумагами по делу Охотника, вошел в гостиную и включил проигрыватель.