Страница:
— Ты не слыхал? — Инициатива исходила от нее.
Все они тут сносно знали английский. А кроме того', выходцы из арабских стран владели арабским или персидским. Марокканцы говорили еще и на французском.
Женщина была определенно марокканка.
— Прямо тут убили, в доме!
— Я, кажется, слышал. Кто он был?
— Нищий…
— Нищий?! Poor?
— Yes…
У миллионеров и уголовников могли быть свои прихоти.
— Нищий. С площади Кикар Цион…
Все сходилось. Адрес, площадь Кикар Цион…
— Я могла тебя видеть с ним? — Она называла меня на «ты», словно мы были знакомы много лет. Другого обращения тут не знали.
— Никогда…
— Почему ты интересуешься?
— Я журналист. Из Тель-Авива… — Ее напористость мне не понравилась. — И за что его убили?
— Из-за чего убивают нищих?! Из-за денег!
Ей не терпелось кому-то позвонить. Она выдернула короткую антенну сотового, набрала номер. Одновременно продолжала болтать со мной.
— Полиция их уже задержала. Молодые парни. Жили тут, по соседству. Один в нашем доме — Борис… — Она сделала ударение на первом слоге. — Может, хочешь холодной воды? Я принесу…
— Нет, спасибо тебе.
— Другой — вон там, напротив, через пять домов, Гия… — Ей явно не хотелось меня отпускать. — Меня зовут Варда…
Она сделала паузу.
Я не собирался представляться.
— На третьем этаже. А напротив — там тоже русские. Лена, хавераБориса… Ты пошел?
— Мне пора.
— Бай! Когда ты еще придешь?
— Не знаю.
В лавке по дороге я купил газеты, издаваемые на русском языке. В «Магазине» — приложении к «Вестям» — мне бросилось в глаза короткое сообщение:
«Координатор по связям с прессой Иерусалимской окружной полиции Зеев Руби дал понять журналистам, что через несколько дней он будет готов сделать заявление по поводу лиц, виновных в убийстве иерусалимского нищего Амрана Коэна…»
Хозяин квартиры, которую «Лайнс» оплачивал в Иерусалиме, репатриант из Болгарии, был рад моему возвращению.
— Поздравляю… — Бецалел сносно говорил порусски.
Осанистый красивый мужчина, он был вдовец. После
смерти жены он почти не выходил из дома. Сидел в кресле, понемногу выпивал, смотрел телевизор…
Когда я пришел, Бецалел смотрел научно-популярный фильм об австралийских кенгуру.
— Привет, Алекс!
Он достал из холодильника напитки. Традиционный болгарский набор: ракия, мастика, плиска… Отведали каждого. Между прочим я завел разговор об убитом нищем.
— Он был богатый человек…
— Ты уверен?
— Абсолютно. Он даже одолжил деньги одному моему другу — болгарину…
Удивительно, что именно домосед, проводивший свое время у телевизора, оказался столь информированным.
— Еще рюмку мастики? Самое высокое качество…
— Спасибо. Ты знаешь такого должника?
— Один мой земляк из Габрова. Он брал у него взаймы года два-три назад, когда покупал квартиру.
— Земляк тоже живет на Бар Йохай?
— В Рехавии.
— Там дорогие квартиры!
— Поэтому и занимал. Сколько — я не знаю. Думаю, много.
— Ты сведешь меня со своим земляком?
— Подожди, я позвоню.
Земляк оказался дома.
Несколько минут Бецалел быстро говорил с ним по-болгарски. Я разбирал с пятое на десятое. Наконец он положил трубку.
— Сейчас подъедет.
— Как его зовут?
— Мы зовем его Митко. Не знаю, как он тут по документам. Может, Моше. Полиция, кстати, его уже допросила…
Земляк Бецалела приехал на новенькой «Даяцу-аплауз GLI».
После традиционных: «Шалом». — «В порядке?» — «Да, в порядке…» — «Ты тоже в порядке?» — «Да тоже»… — мы расселись вокруг журнального столика.
Митко оказался кареглазым, коренастым. Настоящим болгарином.
Пригубили ракии. Он тоже сносно говорил по-русски.
— На здравие… — Закурили «БТ».
Было Митко уже за 70. Он водил машину, посещал сауну, бассейн. Недавно с женой ездил в десятидневный тур за границу. Жизнь, судя по всему, не потеряла для него своей прелести.
Информация, полученная мною от Бецалела, подтвердилась.
— Амран был моим соседом по Бар Йохай. Я тогда не знал, есть ли у него деньги. Но что-то подсказало мне спросить. Он себя вел независимо. Как бы ему на все наплевать. Скажем, ездил только на такси, никогда в автобусе.
Болгары снова только пригубили ракию. Я выпил свою рюмку разом.
— Нищенство в Иерусалиме настолько прибыльное занятие?
— Я, случалось, наблюдал за ним на Кикар Цион. Он перекладывал шекели из стакана в карман, оставлял только медь. Так же поступал, если ему давали доллары… В принципе ведь он не просил. Ставил стакан и наблюдал за наполнением.
Туристы, направлявшиеся в Старый город, шли протоптанным путем: улица Бен Йегуда — маленькая площадка Кикар Цион — и дальше по Яффо в Старый город…
— Мне оставалось посчитать, сколько раз он полезет в карман. Короче, для меня не было тайной, что он богатый человек.
— Как он отнесся к вашей просьбе?
— Спокойно. Мы сходили к нотариусу, он заверил мою подпись на расписке.
— А кто нотариус?
Митко уклонился от прямого ответа.
— Где-то в центре. Амран сам меня вел. Какими-то улочками. Мы шли от супермаркета, от «Машбира».
Это был действительно самый центр, вокруг, на близлежащих улицах, были офисы десятков адвокатов, нотариусов.
— А деньги?
— Он принес с собой.
— Как вы думаете, где он их хранил?
— Не знаю. Я человек осторожный. Подумал: «Узнают, что он снял деньги со счета, могут выследить по дороге…» Признаюсь — я послал на Кикар Цион младшего своего сына. Таля. «Посмотри за нищим, куда пойдет… Как бы чего не случилось…»
— Настоящий габровец, — заметил по этому поводу Бецалел. — Израильтяне о них не знают. А они самые скупые и хитрые на свете…
«Должно быть, он боялся, что Амран Коэн придет не один, — подумал я. — Покажет кому-то! А те проводят и ограбят…»
Я поддержал шутку Бецалела, хотя она не показалась смешной:
— Габровцы скупее, чем персы?
— У-у! Куда персам!..
Митко продолжил:
— Таль наблюдал за ним от самой Кикар Цион. Амран привез всю сумму наличными… Так что деньги у него были спрятаны дома…
— Полиция не нашла?
— Не думаю. В газетах бы написали…
— С вами беседовали полицейские?
— Следователь. Роберт Дов…
Митко пересказал некоторые вопросы, заданные До-вом. Я узнал этот стиль: «Полицейский в любом видит потенциального подозреваемого…»
Митко не заблуждался в отношении следователя.
— Дов сразу спросил: «Ты еще должен Амрану? Или выплатил долг полностью?»
— А ты? — Бецалел разлил напитки по рюмкам. — На здравие!
— Я говорю: «Коэна ведь убили? Квартира его осмотрена?» — «Да». — «Если я не отдал деньги — полиция нашла бы мою расписку! Она там или ее нет?»
— Я же говорил — габровец!
— Никакой расписки в квартире не было. Я говорю: «Дело это в компетенции суда по гражданским делам. Мнекажется, я не должен распространяться о наших денежных взаиморасчетах… Если я скажу, что рассчитался, ты мне все рано не поверишь. — Митко рассказывал прочувствованно, обстоятельно. — Ты — полицейский! Каждое мое слово впоследствии может использоваться как доказательство. И ты будешь обязан точно повторить то, что я сегодня сказал… Поэтому я подожду отвечать тебе, Роберт. Вначале посоветуюсь со своим адвокатом…» — Митко помолчал. — Дов спросил: «Твой младший сейчас в Иерусалиме? Я хочу видеть тебя вместе с ним…» — «Он в боевых частях. В Ливане, — отвечаю, — дивизия „Голани“… (Митко произнес это не без гордости.) Можно съездить…»
— Ездили?
— Следователь ездит только к министрам… Дов его допросил в Иерусалиме, когда Таль вышел из части. Его интересовало, где Таль был в вечер убийства. Но у Таля с этим в порядке. У него хавера. Болгарка. Хорошая девочка. Кстати, офицер. Они были вместе…
У меня было два вопроса, которые я отложил на конец: «Сколько он дал вам в долг?» и «Видели ли вы его с кем-нибудь из России?».
Он удовлетворил мое любопытство полностью:
— Он дал мне двести тысяч.
— Шекелей?
— Долларов.
Я почувствовал себя как средневековый монах с известной старинной гравюры, который высунул голову за границу плоской, как монета, Земли и внезапно увидел бесконечность Вселенной.
Митко продолжил:
— Доллар, шел тогда за три шекеля с небольшим. Плюс процент. Он взял десять годовых…
— Немного.
— Как на закрытом счете в банке.
Границы представления о доходах ничем не примечательного заурядного иерусалимского нищего неожиданно и сразу раздвинулись.
— Насчет людей из России? Однажды я встретил его в ресторане. В «Мориа». Он был с женщиной. С русской. Молодая, интересная женщина…
Рано утром за окном раздались знакомые звуки, от которых я уже успел порядком отвыкнуть.
Трижды, по христианской традиции, далеко в арабской деревне прокричал петух. Затем донеслась усиленная электроникой утренняя мусульманская молитва.
Я подошел к окну.
Иудейский Иерусалим, напротив, был тих.
Хасиды — мужчины и мальчики, точная копия взрослых, — в черных костюмах и шляпах, с наброшенными на плечи белыми с полосами молитвенными плащами, направлялись в синагоги…
По другую сторону Элиягу Голомб был яблоневый сад.
На рассвете по субботам здесь можно было увидеть косуль. Они переходили практически пустынное в эти часы шоссе Элиягу Голомб и известными им тропами пробирались в сад.
Я взял в руки бинокль.
Выше, на Байт ва-Ган, — многоэтажные виллы.
Солнце еще не поднялось. Но тени уже отделили детский городок в сквере на углу. Почти на каждой улице были сооружены детские площадки — металлические карусели, песочницы, корабли.
В 7.00 заработала радиостанция на русском.
Я отложил бинокль. Усилил звук.
После сводки последних известий был утренний концерт. По субботам не передавали крикливых реклам. Музыка, литературный обзор. Музыкальный ведущий пыжился, стараясь поднять планку интеллектуального разговора.
Готового текста у него не было, ставка делалась на модуляции сочного голоса. Каждую вторую фразу он тут же повторял на середине, чтобы сразу же начать ее снова, октавой выше… И снова останавливался на полуслове, и повторял все сначала. Тянул жилы…
Ничего путного ему не удалось. Я снова убрал звук.
Мои друзья из «Золотой кареты» были людьми слова.
Вернувшись вечером, я нашел на полу у двери пакет с первой книгой, доставленной мне на рецензию, — детектив Вильяма Дж. Каунитца «Если арест невозможен».
Накануне я читал его до полуночи.
Речь шла о серии загадочных убийств молодых женщин в Нью-Йорке. Детектив предварялся длинным списком людей. Автор выражал им признательность за помощь в создании бестселлера.
Один только перечень профессий и мест их работы наводил на мысль о повествовании зловещем и правдивом:
«Хирург медицинской экспертизы полиции штата Коннектикут», «специалист пластической хирургии», «заведующий отделом протезирования Школы стоматологии», «начальник управления полиции Нью-Йорка»…
Один открыл Вильяму Дж. Каунитцу двери полицейских архивов, другой любезно объяснил, как полностью изменить внешность, третий продемонстрировал, как устроен наш рот, и позволил изготовить парочку длинных симпатичных клыков…
Дело в том, что наводивший ужас на Нью-Йорк убийца оставлял на горле своих жертв глубокий след этих самых зубных протезов…
Я отложил детектив, снова просмотрел газеты.
Кроме «Магазина», ни одна из них не напечатала заявление полицейского координатора по связи с прессой об убийстве АмранаКоэна.
По-прежнему было полно самых различных объявлений, реклам. Страничка с предложениями зажигательных эротических бесед пополнилась новыми увлекательными позами девушек под девизом «Прямо в дело!». Цены указаны были с 17-процентным налогом на добавленную стоимость.
Другая реклама была обращена к лучшей половине человечества.
Бюстгальтеры для женщин с большим объемом груди — «мини майзер» и для других — «пуш ап» — «поднять вверх»: «придают сексапильный вид и увеличивают объем на два размера…»
Я отложил газету.
Итак, убийцы Амрана Коэна были найдены и арестованы.
Ими оказались приехавшие из России подростки.
Ясно, что они вряд ли были связаны с московской «пирамидой» и ее крышей…
Между тем ниточки преступления должны были тянуться в Москву. Люди, которые дергали за ниточки персонажей израильского криминального театра, меньше всего могли быть заинтересованы в успехе моей миссии.
Убийство нищего — партнера Марины стояло в ряду последовавших затем новых преступлений: убийств самой Марины, Воловца…
Было ясно, что ниточки, ведущие за границу, оборваны.
Сделать это, учитывая особенности израильского уголовного процесса, было очень легко.
Тут действовало английское право, в основе которого лежал прецедент — решения, вынесенные судами прежде по аналогичным делам.
Адвокатский компьютер по первому требованию выдавал множество сведений о судьбе подобных исков…
Прокурор, от лица государства, и адвокат, уполномоченный своим подзащитным, на любой стадии судебного разбирательства могли заключить между собой сделку.
Адвокат признавал выдвинутое обвинение, если прокурор, в свою очередь, соглашался на приемлемую для подсудимого меру наказания.
Что-то вроде игры в покер. Обе стороны блефовали. Карт до конца никто никому не показывал. Судью суть дела не интересовала. Если стороны не находили общий язык — свое слово говорил суд.
Судья в Израиле назначался пожизненно. Зарплата рядового судьи приравнена была к зарплате министра, а областного — и вовсе к зарплате премьер-министра…
Мое вмешательство было нежелательным не только для братвы, но и для израильской полиции. Поведение гипертрофированных форм дамы в рейтузах и майке вчера на улице Бар Йохай было весьма подозрительно.
Я отогнал неприятное воспоминание.
«Нельзя начинать день с мысли, что ты попал в поле зрения осведомителя полиции, иначе к вечеру тебе начнет мерещиться арест, обыск, черт-те что…»
У меня были все основания остерегаться встречи с израильской миштарой. Косвенно я наверняка проходил по уголовному делу о кровавой мафиозной разборке на Байт ва-Ган, а потом еще в Рехавии.
Несколько рядовых обвиняемых по этому делу и сейчас еще ждали суда в тюрьме Шаат. Другие были выпущены под залоги в миллионы шекелей. Их Аль Капоне — О'Брайен давно убыл к себе в Бельгию.
Периодически тут составляли списки находящихся в Израиле выходцев из стран СНГ, подозреваемых в преступной деятельности, а также в связях с международной организованной преступностью. Составление последнего такого списка, по моим сведениям, завершало сейчас Следственное управление полиции Израиля.
Ушедший в отставку Генеральный инспектор полиции Асаф Хефец дал понять, что в этот список включены лица, имевшие израильские и заграничные паспорта.
Внесен ли я в этот список?
У меня были все шансы в него попасть.
Об этом я мог тут узнать, выезжая, прямо в аэропорту.
Неожиданный телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Я успел забыть его громкое завывающее «у-лю-лю…».
Словно летело вниз в колодезь раскручивающееся на веревке ведро…
«Нет мира под оливами…»
Кажется, был такой итальянский фильм.
Телефон звонил, я не снимал трубку, я сидел напротив, у письменного стола. Серебряные фигурки — персонажи китайского цирка, угловатые, в напряженных позах — смотрели на меня с компьютера…
Мне не от кого было ждать звонков.
По-видимому, это была проверка.
Кто-то периодически мог набирать мой номер в надежде узнать однажды, что я в Израиле.
В любом случае следовало быть настороже.
Люди, убившие Амрана Коэна, затем Марину и Волов-ца, не собирались предоставлять мне статус наибольшего благоприятствования.
В отличие от Тель-Авива, обычного крупного промышленного города, на Иерусалиме лежал присущий ему глубокий отпечаток ортодоксального иудаизма.
По субботам абсолютно все до одного торгующие заведения, мелкие лавочки, кафе, киоски, не говоря уже о крупных, были закрыты.
Общественный транспорт не работал.
Деловая жизнь полностью прекращалась.
Звонить по телефону людям, степень религиозности которых неизвестна, в этот день считалось непринятым.
По этой причине невозможно было договориться о встрече с адвокатом «Лайнса», хотя и необходимо было как можно скорее положить в сейф документы, связанные с долгом Яцена и его виллой в Кейсарии.
Выпив чашку кофе, я вышел из дома.
В сквере под деревьями уже были разожжены мангалы, пахло шашлыками… Вдоль улицы были припаркованы машины.
Израильтяне вставали рано.
Особенностью района было отсутствие замкнутых огороженных дворов. В сущности, это была одна возвышенность, опоясанная на разной высоте извилистыми улицами, повторявшими профиль горы.
Я пересек ее, спустившись на Бар Йохай прямо к дому, указанному мне накануне тучной дамой в рейтузах и майке.
На галерее внизу играли дети. Балконы были завешаны детским бельем. Марокканские семьи славились своей многочисленностью.
Я прошел вдоль подъездов.
Только две фамилии на смежных почтовых ящиках оказались со знакомыми корнями…
«Терпение, умение и везение…» — гласила мудрость, которую я когда-то прочел в «Настольной книге следователя».
Мать Лены стояла на пороге.
Костистая, большая. Мне показалось, что одна нога у нее чуть короче другой.
Так и оказалось. Все остальное было уже несущественно: серьги, какие-то брошки, красная шелковая нитка «от сглаза» на кисти…
«Учительница младших классов…»
— Извините, здравствуйте. Я должен с вами поговорить по поводу Бориса…
Женщина оглянулась. В квартире кто-то был.
— Может, потом?.. — спросил я едва слышно.
Учительница услышала. Махнула рукой.
— Входите, Я сейчас…
В комнате сидела крупная, расплывшаяся девица. Под майкой тяжело лежала уродливая грудь, короткие мятые шорты открывали белые большие ляжки.
— Вы по поводу контрольных… — Она подмигнула. — Посидите, я сейчас поищу.
Женщина при ходьбе по-утиному покачивалась.
— С вашего позволения, я посмотрю пока библиотеку.
Девица мгновенно утратила ко мне интерес и продолжала:
— …Парнишка один освободился. Он сидел с ним. Говорит, спать им совсем не дают…
Они говорили на интересующую меня тему. Я подошел к книгам. Библиотека — литература шестидесятых — уместилась на десяти румынских полированных полках.
В простенке над полками висели цветные репродукции: актриса Шарон Стоун и топ-модель Синди Бар.
— Они ему говорят: «Половину отсидишь и выйдешь! На воле тебе все равно три года трубить в армии, так что получается всего четыре с половиной года. Выйдешь в двадцать три — вся жизнь впереди! А будешь запираться — пожизненное!» — Девица поднялась. — Ладно, пойду…
— Заходи, Мали. — Хозяйка не пошла проводить ее до двери.
Мы остались вдвоем.
— Вот какие у нас дела… Чай будете? С цукатами.
— Спасибо. С удовольствием.
Она что-то поняла. Спросила:
— Вы кто, извините, по профессии?
— Литератор. Может, вы даже знаете меня, я пишу короткие рецензии для «Нашего Иерусалима». — А вы?
— Биолог. Педагог.
Она действительно меня знала.
— Вашей рубрики давно не видно. Большой перерыв.
— Да, меня не было. Я уезжал.
— Вы много странствуете?
— Было. Япония, Франция, Германия…
— А где лучше?
— В Японии.
Я нуждался в доверии. Какая-то моя фраза, воспоминание должны были нас соединить.
«Что там было в Японии…»
Внезапно меня осенило. Я достал блокнот с изображением маленькой рыбки на обложке.
— Узнаете?
— Кари — рыбка, которая плывет против течения. Символ ищущих!..
Рыбка нас сблизила.
— Наши дурачки тоже собирались путешествовать… — Она постаралась скрыть волнение, но руки у нее дрожали.
— Далеко?
— В Испанию.
— Замечательная страна.
— Но, наверное, дорого. Борю обвиняют как раз в том, что ради этих денег они убили нищего! Слышали? Мали рассказывала…
В передней хлопнула входная дверь. Я понял, что пришла дочь.
— Здравствуйте…
На дочери было легкое платье на бретельках, заканчивавшееся на кромке коротких плавок. Сильные загорелые ноги украшали тяжелые модные ботинки.
Девчонка взглянула на меня с любопытством.
— Это родственник Бори…
— Да?
Я уточнил:
— Со стороны отца.
— Родители его разошлись…
Она подсказала мне правильную версию.
— Поэтому семья ничего не знает о том, что я здесь. Все очень волнуются…
Ленка долила воды в электрочайник, включила. Мать обернулась ко мне.
— Вы думаете, девчонок могут посадить за то, что они знали и молчали? — По-видимому, она всем задавала один и тот же вопрос.
— Если хотите, я могу узнать.
— У вас есть адвокат?
— Да.
— Пожалуйста. А то я даже хотела идти… — Она ткнула в газету на столе.
Я увидел объявление: «Изольда Гальшвили входит в известную пятерку великих предсказателей будущего. Видит прошлое, сегодняшнее и предстоящее…»
Лена налила чаю.
— Вы сами видели этого нищего? — спросил я ее.
— Тысячу раз… — Мой вопрос ее успокоил. — Маленький спокойный человечек…
— Боря встречался с ним?
— Никогда!.. Ни он, ни Гия. Ни разу не говорили о нем!
— Я думаю, если бы они намеревались его ограбить, когда-нибудь они бы обязательно проговорились… — Меньше всего это должно было походить на допрос. — Вы от кого-нибудь слышали об этом нищем?
Она задумалась.
— Зойка рассказала. Тут одна малолетка. Она слышала о нем в пабе «Сицилийская мафия»…
— Что это за паб?
— Держат харьковские крутые ребята. Они, собственно, взрослые. Жоре лет тридцать пять. А Макс — его компаньон. Наши с ними не дружили…
— И что Зойка?
— Она слышала. В пабё шла речь, дескать, у Амрана Коэна денег куры не клюют!
— Ты не могла бы рассказать подробно, Лена? Кто, что…
— Это говорил Макс своему компаньону, Жоре. Зойка случайно подслушала.
— Давно?
— Еще год назад, когда в Иерусалиме убили другого нищего — в Писгат Зеев…
Она снова внимательно взглянула на меня, словно что-то почувствовав, однако не пришла ни к какому решению.
Чужой незнакомый мужик… Около сорока, тяжелый, с длинными руками. Впалые щеки, чуть сваленный набок нос и верхний ряд зубов «белого металла», который я больше ни у кого не видел в Израиле. Этого было достаточно, чтобы вызывать из подсознания тревожащие ассоциации.
Но она мне поверила:
— Я как раз сегодня их всех увижу.
— Ты уйдешь? — Мать напряглась. — Может, хоть теперь посидишь дома?!
— Сегодня дискотека в «Теннис-центре»… — Она от щипнула несколько виноградин на блюде, положила в рот. — Мне вам позвонить?
— Лучше, если это сделаю я. Причем в телефон-автомат. Приемы здешних следователей известны…
— Вы думаете, телефон прослушивается?
— Почти уверен. Вы знаете автомат напротив, у банка?
— Да.
— Я буду звонить вам в 21 час. Если я буду вам нужен, вы подойдете. Если вас нет, будем считать, что все по-прежнему…
Она кивнула.
— Вы покажете мне их сегодня?
Мать Ленки встрепенулась.
— Я буду в скверике перед входом. Это рядом…
Я стал прощаться.
На улице прогрохотал тяжелый мотоцикл. Звук прервался где-то неподалеку. Я сразу вспомнил детектива в штатском с мотоциклетным шлемом под мышкой, стоявшего рядом с полицейским на Бен Йегуда…
Я спустился. На галерее внизу было по-прежнему много детей. Я подхватил одного — на роликах, не сделай я этого, он распластался бы у моих ног.
— Спасибо…
Я поднял голову. Женский голос был мне знаком.
— Шалом!
Передо мной стояла мама мальчика — в рейтузах и майке и в шлепанцах.
— Машлоха?
— В порядке…
В руках у нее были телефон и зажженная сигарета. Рот полон дыма. Варда загадочно улыбалась.
Улыбка предназначена была кому-то, кто за нами наблюдал в этот момент…
Детектив Кейт привел в систему все, что узнал в разговоре с Раммом и тюрьме Цаламон.
Докладывать о результатах поездки он никому не стал.
Этого и не требовалось. В Центральном отделе Иерусалимского округи каждому хватало своих дел.
Рабочий день заканчивался.
Если на пейджер не поступит очередной вызов, он мог считать себя свободным.
Накануне снова напомнила о себе его радиожурналистка. Она звонила очень поздно из какой-то компании. Кейт понял, что она сильно подшофе.
— Как ты, Юджин?
— В порядке. Надеюсь, ты тоже. Судя по музыкальному фону.
— Фон ничего не определяет. Его меняют с декорациями. Ты не хочешь заехать за мной?
— Твой югославский друг, он разве не рядом?
— Он вылетел в Белград…
— Что будет, когда он возвратится?
— Мы взрослые люди. Правда?
— Ты что-то еще хотела сказать?
— У тебя хорошие пропорции, Юджин. Бедра. Все прочее. — Журналистка была совершенно пьяна. — Пусти!.. — Кто-то был с ней рядом. — Мне нравится, как ты выбираешь себе трусы…
— Это секс по телефону?..
— Я предпочла бы натуральный. Ты хотел бы меня сегодня увидеть?
— Оставим этот разговор.
Все они тут сносно знали английский. А кроме того', выходцы из арабских стран владели арабским или персидским. Марокканцы говорили еще и на французском.
Женщина была определенно марокканка.
— Прямо тут убили, в доме!
— Я, кажется, слышал. Кто он был?
— Нищий…
— Нищий?! Poor?
— Yes…
У миллионеров и уголовников могли быть свои прихоти.
— Нищий. С площади Кикар Цион…
Все сходилось. Адрес, площадь Кикар Цион…
— Я могла тебя видеть с ним? — Она называла меня на «ты», словно мы были знакомы много лет. Другого обращения тут не знали.
— Никогда…
— Почему ты интересуешься?
— Я журналист. Из Тель-Авива… — Ее напористость мне не понравилась. — И за что его убили?
— Из-за чего убивают нищих?! Из-за денег!
Ей не терпелось кому-то позвонить. Она выдернула короткую антенну сотового, набрала номер. Одновременно продолжала болтать со мной.
— Полиция их уже задержала. Молодые парни. Жили тут, по соседству. Один в нашем доме — Борис… — Она сделала ударение на первом слоге. — Может, хочешь холодной воды? Я принесу…
— Нет, спасибо тебе.
— Другой — вон там, напротив, через пять домов, Гия… — Ей явно не хотелось меня отпускать. — Меня зовут Варда…
Она сделала паузу.
Я не собирался представляться.
— На третьем этаже. А напротив — там тоже русские. Лена, хавераБориса… Ты пошел?
— Мне пора.
— Бай! Когда ты еще придешь?
— Не знаю.
В лавке по дороге я купил газеты, издаваемые на русском языке. В «Магазине» — приложении к «Вестям» — мне бросилось в глаза короткое сообщение:
«Координатор по связям с прессой Иерусалимской окружной полиции Зеев Руби дал понять журналистам, что через несколько дней он будет готов сделать заявление по поводу лиц, виновных в убийстве иерусалимского нищего Амрана Коэна…»
Хозяин квартиры, которую «Лайнс» оплачивал в Иерусалиме, репатриант из Болгарии, был рад моему возвращению.
— Поздравляю… — Бецалел сносно говорил порусски.
Осанистый красивый мужчина, он был вдовец. После
смерти жены он почти не выходил из дома. Сидел в кресле, понемногу выпивал, смотрел телевизор…
Когда я пришел, Бецалел смотрел научно-популярный фильм об австралийских кенгуру.
— Привет, Алекс!
Он достал из холодильника напитки. Традиционный болгарский набор: ракия, мастика, плиска… Отведали каждого. Между прочим я завел разговор об убитом нищем.
— Он был богатый человек…
— Ты уверен?
— Абсолютно. Он даже одолжил деньги одному моему другу — болгарину…
Удивительно, что именно домосед, проводивший свое время у телевизора, оказался столь информированным.
— Еще рюмку мастики? Самое высокое качество…
— Спасибо. Ты знаешь такого должника?
— Один мой земляк из Габрова. Он брал у него взаймы года два-три назад, когда покупал квартиру.
— Земляк тоже живет на Бар Йохай?
— В Рехавии.
— Там дорогие квартиры!
— Поэтому и занимал. Сколько — я не знаю. Думаю, много.
— Ты сведешь меня со своим земляком?
— Подожди, я позвоню.
Земляк оказался дома.
Несколько минут Бецалел быстро говорил с ним по-болгарски. Я разбирал с пятое на десятое. Наконец он положил трубку.
— Сейчас подъедет.
— Как его зовут?
— Мы зовем его Митко. Не знаю, как он тут по документам. Может, Моше. Полиция, кстати, его уже допросила…
Земляк Бецалела приехал на новенькой «Даяцу-аплауз GLI».
После традиционных: «Шалом». — «В порядке?» — «Да, в порядке…» — «Ты тоже в порядке?» — «Да тоже»… — мы расселись вокруг журнального столика.
Митко оказался кареглазым, коренастым. Настоящим болгарином.
Пригубили ракии. Он тоже сносно говорил по-русски.
— На здравие… — Закурили «БТ».
Было Митко уже за 70. Он водил машину, посещал сауну, бассейн. Недавно с женой ездил в десятидневный тур за границу. Жизнь, судя по всему, не потеряла для него своей прелести.
Информация, полученная мною от Бецалела, подтвердилась.
— Амран был моим соседом по Бар Йохай. Я тогда не знал, есть ли у него деньги. Но что-то подсказало мне спросить. Он себя вел независимо. Как бы ему на все наплевать. Скажем, ездил только на такси, никогда в автобусе.
Болгары снова только пригубили ракию. Я выпил свою рюмку разом.
— Нищенство в Иерусалиме настолько прибыльное занятие?
— Я, случалось, наблюдал за ним на Кикар Цион. Он перекладывал шекели из стакана в карман, оставлял только медь. Так же поступал, если ему давали доллары… В принципе ведь он не просил. Ставил стакан и наблюдал за наполнением.
Туристы, направлявшиеся в Старый город, шли протоптанным путем: улица Бен Йегуда — маленькая площадка Кикар Цион — и дальше по Яффо в Старый город…
— Мне оставалось посчитать, сколько раз он полезет в карман. Короче, для меня не было тайной, что он богатый человек.
— Как он отнесся к вашей просьбе?
— Спокойно. Мы сходили к нотариусу, он заверил мою подпись на расписке.
— А кто нотариус?
Митко уклонился от прямого ответа.
— Где-то в центре. Амран сам меня вел. Какими-то улочками. Мы шли от супермаркета, от «Машбира».
Это был действительно самый центр, вокруг, на близлежащих улицах, были офисы десятков адвокатов, нотариусов.
— А деньги?
— Он принес с собой.
— Как вы думаете, где он их хранил?
— Не знаю. Я человек осторожный. Подумал: «Узнают, что он снял деньги со счета, могут выследить по дороге…» Признаюсь — я послал на Кикар Цион младшего своего сына. Таля. «Посмотри за нищим, куда пойдет… Как бы чего не случилось…»
— Настоящий габровец, — заметил по этому поводу Бецалел. — Израильтяне о них не знают. А они самые скупые и хитрые на свете…
«Должно быть, он боялся, что Амран Коэн придет не один, — подумал я. — Покажет кому-то! А те проводят и ограбят…»
Я поддержал шутку Бецалела, хотя она не показалась смешной:
— Габровцы скупее, чем персы?
— У-у! Куда персам!..
Митко продолжил:
— Таль наблюдал за ним от самой Кикар Цион. Амран привез всю сумму наличными… Так что деньги у него были спрятаны дома…
— Полиция не нашла?
— Не думаю. В газетах бы написали…
— С вами беседовали полицейские?
— Следователь. Роберт Дов…
Митко пересказал некоторые вопросы, заданные До-вом. Я узнал этот стиль: «Полицейский в любом видит потенциального подозреваемого…»
Митко не заблуждался в отношении следователя.
— Дов сразу спросил: «Ты еще должен Амрану? Или выплатил долг полностью?»
— А ты? — Бецалел разлил напитки по рюмкам. — На здравие!
— Я говорю: «Коэна ведь убили? Квартира его осмотрена?» — «Да». — «Если я не отдал деньги — полиция нашла бы мою расписку! Она там или ее нет?»
— Я же говорил — габровец!
— Никакой расписки в квартире не было. Я говорю: «Дело это в компетенции суда по гражданским делам. Мнекажется, я не должен распространяться о наших денежных взаиморасчетах… Если я скажу, что рассчитался, ты мне все рано не поверишь. — Митко рассказывал прочувствованно, обстоятельно. — Ты — полицейский! Каждое мое слово впоследствии может использоваться как доказательство. И ты будешь обязан точно повторить то, что я сегодня сказал… Поэтому я подожду отвечать тебе, Роберт. Вначале посоветуюсь со своим адвокатом…» — Митко помолчал. — Дов спросил: «Твой младший сейчас в Иерусалиме? Я хочу видеть тебя вместе с ним…» — «Он в боевых частях. В Ливане, — отвечаю, — дивизия „Голани“… (Митко произнес это не без гордости.) Можно съездить…»
— Ездили?
— Следователь ездит только к министрам… Дов его допросил в Иерусалиме, когда Таль вышел из части. Его интересовало, где Таль был в вечер убийства. Но у Таля с этим в порядке. У него хавера. Болгарка. Хорошая девочка. Кстати, офицер. Они были вместе…
У меня было два вопроса, которые я отложил на конец: «Сколько он дал вам в долг?» и «Видели ли вы его с кем-нибудь из России?».
Он удовлетворил мое любопытство полностью:
— Он дал мне двести тысяч.
— Шекелей?
— Долларов.
Я почувствовал себя как средневековый монах с известной старинной гравюры, который высунул голову за границу плоской, как монета, Земли и внезапно увидел бесконечность Вселенной.
Митко продолжил:
— Доллар, шел тогда за три шекеля с небольшим. Плюс процент. Он взял десять годовых…
— Немного.
— Как на закрытом счете в банке.
Границы представления о доходах ничем не примечательного заурядного иерусалимского нищего неожиданно и сразу раздвинулись.
— Насчет людей из России? Однажды я встретил его в ресторане. В «Мориа». Он был с женщиной. С русской. Молодая, интересная женщина…
Рано утром за окном раздались знакомые звуки, от которых я уже успел порядком отвыкнуть.
Трижды, по христианской традиции, далеко в арабской деревне прокричал петух. Затем донеслась усиленная электроникой утренняя мусульманская молитва.
Я подошел к окну.
Иудейский Иерусалим, напротив, был тих.
Хасиды — мужчины и мальчики, точная копия взрослых, — в черных костюмах и шляпах, с наброшенными на плечи белыми с полосами молитвенными плащами, направлялись в синагоги…
По другую сторону Элиягу Голомб был яблоневый сад.
На рассвете по субботам здесь можно было увидеть косуль. Они переходили практически пустынное в эти часы шоссе Элиягу Голомб и известными им тропами пробирались в сад.
Я взял в руки бинокль.
Выше, на Байт ва-Ган, — многоэтажные виллы.
Солнце еще не поднялось. Но тени уже отделили детский городок в сквере на углу. Почти на каждой улице были сооружены детские площадки — металлические карусели, песочницы, корабли.
В 7.00 заработала радиостанция на русском.
Я отложил бинокль. Усилил звук.
После сводки последних известий был утренний концерт. По субботам не передавали крикливых реклам. Музыка, литературный обзор. Музыкальный ведущий пыжился, стараясь поднять планку интеллектуального разговора.
Готового текста у него не было, ставка делалась на модуляции сочного голоса. Каждую вторую фразу он тут же повторял на середине, чтобы сразу же начать ее снова, октавой выше… И снова останавливался на полуслове, и повторял все сначала. Тянул жилы…
Ничего путного ему не удалось. Я снова убрал звук.
Мои друзья из «Золотой кареты» были людьми слова.
Вернувшись вечером, я нашел на полу у двери пакет с первой книгой, доставленной мне на рецензию, — детектив Вильяма Дж. Каунитца «Если арест невозможен».
Накануне я читал его до полуночи.
Речь шла о серии загадочных убийств молодых женщин в Нью-Йорке. Детектив предварялся длинным списком людей. Автор выражал им признательность за помощь в создании бестселлера.
Один только перечень профессий и мест их работы наводил на мысль о повествовании зловещем и правдивом:
«Хирург медицинской экспертизы полиции штата Коннектикут», «специалист пластической хирургии», «заведующий отделом протезирования Школы стоматологии», «начальник управления полиции Нью-Йорка»…
Один открыл Вильяму Дж. Каунитцу двери полицейских архивов, другой любезно объяснил, как полностью изменить внешность, третий продемонстрировал, как устроен наш рот, и позволил изготовить парочку длинных симпатичных клыков…
Дело в том, что наводивший ужас на Нью-Йорк убийца оставлял на горле своих жертв глубокий след этих самых зубных протезов…
Я отложил детектив, снова просмотрел газеты.
Кроме «Магазина», ни одна из них не напечатала заявление полицейского координатора по связи с прессой об убийстве АмранаКоэна.
По-прежнему было полно самых различных объявлений, реклам. Страничка с предложениями зажигательных эротических бесед пополнилась новыми увлекательными позами девушек под девизом «Прямо в дело!». Цены указаны были с 17-процентным налогом на добавленную стоимость.
Другая реклама была обращена к лучшей половине человечества.
Бюстгальтеры для женщин с большим объемом груди — «мини майзер» и для других — «пуш ап» — «поднять вверх»: «придают сексапильный вид и увеличивают объем на два размера…»
Я отложил газету.
Итак, убийцы Амрана Коэна были найдены и арестованы.
Ими оказались приехавшие из России подростки.
Ясно, что они вряд ли были связаны с московской «пирамидой» и ее крышей…
Между тем ниточки преступления должны были тянуться в Москву. Люди, которые дергали за ниточки персонажей израильского криминального театра, меньше всего могли быть заинтересованы в успехе моей миссии.
Убийство нищего — партнера Марины стояло в ряду последовавших затем новых преступлений: убийств самой Марины, Воловца…
Было ясно, что ниточки, ведущие за границу, оборваны.
Сделать это, учитывая особенности израильского уголовного процесса, было очень легко.
Тут действовало английское право, в основе которого лежал прецедент — решения, вынесенные судами прежде по аналогичным делам.
Адвокатский компьютер по первому требованию выдавал множество сведений о судьбе подобных исков…
Прокурор, от лица государства, и адвокат, уполномоченный своим подзащитным, на любой стадии судебного разбирательства могли заключить между собой сделку.
Адвокат признавал выдвинутое обвинение, если прокурор, в свою очередь, соглашался на приемлемую для подсудимого меру наказания.
Что-то вроде игры в покер. Обе стороны блефовали. Карт до конца никто никому не показывал. Судью суть дела не интересовала. Если стороны не находили общий язык — свое слово говорил суд.
Судья в Израиле назначался пожизненно. Зарплата рядового судьи приравнена была к зарплате министра, а областного — и вовсе к зарплате премьер-министра…
Мое вмешательство было нежелательным не только для братвы, но и для израильской полиции. Поведение гипертрофированных форм дамы в рейтузах и майке вчера на улице Бар Йохай было весьма подозрительно.
Я отогнал неприятное воспоминание.
«Нельзя начинать день с мысли, что ты попал в поле зрения осведомителя полиции, иначе к вечеру тебе начнет мерещиться арест, обыск, черт-те что…»
У меня были все основания остерегаться встречи с израильской миштарой. Косвенно я наверняка проходил по уголовному делу о кровавой мафиозной разборке на Байт ва-Ган, а потом еще в Рехавии.
Несколько рядовых обвиняемых по этому делу и сейчас еще ждали суда в тюрьме Шаат. Другие были выпущены под залоги в миллионы шекелей. Их Аль Капоне — О'Брайен давно убыл к себе в Бельгию.
Периодически тут составляли списки находящихся в Израиле выходцев из стран СНГ, подозреваемых в преступной деятельности, а также в связях с международной организованной преступностью. Составление последнего такого списка, по моим сведениям, завершало сейчас Следственное управление полиции Израиля.
Ушедший в отставку Генеральный инспектор полиции Асаф Хефец дал понять, что в этот список включены лица, имевшие израильские и заграничные паспорта.
Внесен ли я в этот список?
У меня были все шансы в него попасть.
Об этом я мог тут узнать, выезжая, прямо в аэропорту.
Неожиданный телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Я успел забыть его громкое завывающее «у-лю-лю…».
Словно летело вниз в колодезь раскручивающееся на веревке ведро…
«Нет мира под оливами…»
Кажется, был такой итальянский фильм.
Телефон звонил, я не снимал трубку, я сидел напротив, у письменного стола. Серебряные фигурки — персонажи китайского цирка, угловатые, в напряженных позах — смотрели на меня с компьютера…
Мне не от кого было ждать звонков.
По-видимому, это была проверка.
Кто-то периодически мог набирать мой номер в надежде узнать однажды, что я в Израиле.
В любом случае следовало быть настороже.
Люди, убившие Амрана Коэна, затем Марину и Волов-ца, не собирались предоставлять мне статус наибольшего благоприятствования.
В отличие от Тель-Авива, обычного крупного промышленного города, на Иерусалиме лежал присущий ему глубокий отпечаток ортодоксального иудаизма.
По субботам абсолютно все до одного торгующие заведения, мелкие лавочки, кафе, киоски, не говоря уже о крупных, были закрыты.
Общественный транспорт не работал.
Деловая жизнь полностью прекращалась.
Звонить по телефону людям, степень религиозности которых неизвестна, в этот день считалось непринятым.
По этой причине невозможно было договориться о встрече с адвокатом «Лайнса», хотя и необходимо было как можно скорее положить в сейф документы, связанные с долгом Яцена и его виллой в Кейсарии.
Выпив чашку кофе, я вышел из дома.
В сквере под деревьями уже были разожжены мангалы, пахло шашлыками… Вдоль улицы были припаркованы машины.
Израильтяне вставали рано.
Особенностью района было отсутствие замкнутых огороженных дворов. В сущности, это была одна возвышенность, опоясанная на разной высоте извилистыми улицами, повторявшими профиль горы.
Я пересек ее, спустившись на Бар Йохай прямо к дому, указанному мне накануне тучной дамой в рейтузах и майке.
На галерее внизу играли дети. Балконы были завешаны детским бельем. Марокканские семьи славились своей многочисленностью.
Я прошел вдоль подъездов.
Только две фамилии на смежных почтовых ящиках оказались со знакомыми корнями…
«Терпение, умение и везение…» — гласила мудрость, которую я когда-то прочел в «Настольной книге следователя».
Мать Лены стояла на пороге.
Костистая, большая. Мне показалось, что одна нога у нее чуть короче другой.
Так и оказалось. Все остальное было уже несущественно: серьги, какие-то брошки, красная шелковая нитка «от сглаза» на кисти…
«Учительница младших классов…»
— Извините, здравствуйте. Я должен с вами поговорить по поводу Бориса…
Женщина оглянулась. В квартире кто-то был.
— Может, потом?.. — спросил я едва слышно.
Учительница услышала. Махнула рукой.
— Входите, Я сейчас…
В комнате сидела крупная, расплывшаяся девица. Под майкой тяжело лежала уродливая грудь, короткие мятые шорты открывали белые большие ляжки.
— Вы по поводу контрольных… — Она подмигнула. — Посидите, я сейчас поищу.
Женщина при ходьбе по-утиному покачивалась.
— С вашего позволения, я посмотрю пока библиотеку.
Девица мгновенно утратила ко мне интерес и продолжала:
— …Парнишка один освободился. Он сидел с ним. Говорит, спать им совсем не дают…
Они говорили на интересующую меня тему. Я подошел к книгам. Библиотека — литература шестидесятых — уместилась на десяти румынских полированных полках.
В простенке над полками висели цветные репродукции: актриса Шарон Стоун и топ-модель Синди Бар.
— Они ему говорят: «Половину отсидишь и выйдешь! На воле тебе все равно три года трубить в армии, так что получается всего четыре с половиной года. Выйдешь в двадцать три — вся жизнь впереди! А будешь запираться — пожизненное!» — Девица поднялась. — Ладно, пойду…
— Заходи, Мали. — Хозяйка не пошла проводить ее до двери.
Мы остались вдвоем.
— Вот какие у нас дела… Чай будете? С цукатами.
— Спасибо. С удовольствием.
Она что-то поняла. Спросила:
— Вы кто, извините, по профессии?
— Литератор. Может, вы даже знаете меня, я пишу короткие рецензии для «Нашего Иерусалима». — А вы?
— Биолог. Педагог.
Она действительно меня знала.
— Вашей рубрики давно не видно. Большой перерыв.
— Да, меня не было. Я уезжал.
— Вы много странствуете?
— Было. Япония, Франция, Германия…
— А где лучше?
— В Японии.
Я нуждался в доверии. Какая-то моя фраза, воспоминание должны были нас соединить.
«Что там было в Японии…»
Внезапно меня осенило. Я достал блокнот с изображением маленькой рыбки на обложке.
— Узнаете?
— Кари — рыбка, которая плывет против течения. Символ ищущих!..
Рыбка нас сблизила.
— Наши дурачки тоже собирались путешествовать… — Она постаралась скрыть волнение, но руки у нее дрожали.
— Далеко?
— В Испанию.
— Замечательная страна.
— Но, наверное, дорого. Борю обвиняют как раз в том, что ради этих денег они убили нищего! Слышали? Мали рассказывала…
В передней хлопнула входная дверь. Я понял, что пришла дочь.
— Здравствуйте…
На дочери было легкое платье на бретельках, заканчивавшееся на кромке коротких плавок. Сильные загорелые ноги украшали тяжелые модные ботинки.
Девчонка взглянула на меня с любопытством.
— Это родственник Бори…
— Да?
Я уточнил:
— Со стороны отца.
— Родители его разошлись…
Она подсказала мне правильную версию.
— Поэтому семья ничего не знает о том, что я здесь. Все очень волнуются…
Ленка долила воды в электрочайник, включила. Мать обернулась ко мне.
— Вы думаете, девчонок могут посадить за то, что они знали и молчали? — По-видимому, она всем задавала один и тот же вопрос.
— Если хотите, я могу узнать.
— У вас есть адвокат?
— Да.
— Пожалуйста. А то я даже хотела идти… — Она ткнула в газету на столе.
Я увидел объявление: «Изольда Гальшвили входит в известную пятерку великих предсказателей будущего. Видит прошлое, сегодняшнее и предстоящее…»
Лена налила чаю.
— Вы сами видели этого нищего? — спросил я ее.
— Тысячу раз… — Мой вопрос ее успокоил. — Маленький спокойный человечек…
— Боря встречался с ним?
— Никогда!.. Ни он, ни Гия. Ни разу не говорили о нем!
— Я думаю, если бы они намеревались его ограбить, когда-нибудь они бы обязательно проговорились… — Меньше всего это должно было походить на допрос. — Вы от кого-нибудь слышали об этом нищем?
Она задумалась.
— Зойка рассказала. Тут одна малолетка. Она слышала о нем в пабе «Сицилийская мафия»…
— Что это за паб?
— Держат харьковские крутые ребята. Они, собственно, взрослые. Жоре лет тридцать пять. А Макс — его компаньон. Наши с ними не дружили…
— И что Зойка?
— Она слышала. В пабё шла речь, дескать, у Амрана Коэна денег куры не клюют!
— Ты не могла бы рассказать подробно, Лена? Кто, что…
— Это говорил Макс своему компаньону, Жоре. Зойка случайно подслушала.
— Давно?
— Еще год назад, когда в Иерусалиме убили другого нищего — в Писгат Зеев…
Она снова внимательно взглянула на меня, словно что-то почувствовав, однако не пришла ни к какому решению.
Чужой незнакомый мужик… Около сорока, тяжелый, с длинными руками. Впалые щеки, чуть сваленный набок нос и верхний ряд зубов «белого металла», который я больше ни у кого не видел в Израиле. Этого было достаточно, чтобы вызывать из подсознания тревожащие ассоциации.
Но она мне поверила:
— Я как раз сегодня их всех увижу.
— Ты уйдешь? — Мать напряглась. — Может, хоть теперь посидишь дома?!
— Сегодня дискотека в «Теннис-центре»… — Она от щипнула несколько виноградин на блюде, положила в рот. — Мне вам позвонить?
— Лучше, если это сделаю я. Причем в телефон-автомат. Приемы здешних следователей известны…
— Вы думаете, телефон прослушивается?
— Почти уверен. Вы знаете автомат напротив, у банка?
— Да.
— Я буду звонить вам в 21 час. Если я буду вам нужен, вы подойдете. Если вас нет, будем считать, что все по-прежнему…
Она кивнула.
— Вы покажете мне их сегодня?
Мать Ленки встрепенулась.
— Я буду в скверике перед входом. Это рядом…
Я стал прощаться.
На улице прогрохотал тяжелый мотоцикл. Звук прервался где-то неподалеку. Я сразу вспомнил детектива в штатском с мотоциклетным шлемом под мышкой, стоявшего рядом с полицейским на Бен Йегуда…
Я спустился. На галерее внизу было по-прежнему много детей. Я подхватил одного — на роликах, не сделай я этого, он распластался бы у моих ног.
— Спасибо…
Я поднял голову. Женский голос был мне знаком.
— Шалом!
Передо мной стояла мама мальчика — в рейтузах и майке и в шлепанцах.
— Машлоха?
— В порядке…
В руках у нее были телефон и зажженная сигарета. Рот полон дыма. Варда загадочно улыбалась.
Улыбка предназначена была кому-то, кто за нами наблюдал в этот момент…
Детектив Кейт привел в систему все, что узнал в разговоре с Раммом и тюрьме Цаламон.
Докладывать о результатах поездки он никому не стал.
Этого и не требовалось. В Центральном отделе Иерусалимского округи каждому хватало своих дел.
Рабочий день заканчивался.
Если на пейджер не поступит очередной вызов, он мог считать себя свободным.
Накануне снова напомнила о себе его радиожурналистка. Она звонила очень поздно из какой-то компании. Кейт понял, что она сильно подшофе.
— Как ты, Юджин?
— В порядке. Надеюсь, ты тоже. Судя по музыкальному фону.
— Фон ничего не определяет. Его меняют с декорациями. Ты не хочешь заехать за мной?
— Твой югославский друг, он разве не рядом?
— Он вылетел в Белград…
— Что будет, когда он возвратится?
— Мы взрослые люди. Правда?
— Ты что-то еще хотела сказать?
— У тебя хорошие пропорции, Юджин. Бедра. Все прочее. — Журналистка была совершенно пьяна. — Пусти!.. — Кто-то был с ней рядом. — Мне нравится, как ты выбираешь себе трусы…
— Это секс по телефону?..
— Я предпочла бы натуральный. Ты хотел бы меня сегодня увидеть?
— Оставим этот разговор.