В афишке приводилась ремарка Романа Виктюка: «Путана в каждом из нас».
   Усталая женщина на времянке была главной героиней. Халат на ней постоянно распахивался: похоже, под ним она была в чем мать родила.
   На сцене появился Ефим Шифрин, тоже в халате.
   Ленка кайфовала. Она давно не была в театре. Тем более в таком. Ее «открытый верх» был на этом спектакле как нельзя кстати. Все на сцене было насыщено эротикой.
   Борька подумал: «Завтра будет разговоров…» Она словно уловила его мысль, не поворачиваясь, взяла его руку, положила себе выше колена. И по-прежнему не оборачиваясь, спросила:
   — Знаешь, о чем я думаю? Как мы запишемся в отеле? Муж и жена Балабан? Или придумаем себе фамилию? Мистер и миссис Смит…
   — Какой отель? С чего ты взяла?!
   — Ладно. Слышали. Тем более я ни о чем не спрашиваю. Смотри, что Шифрин с ней делает! — Она сбросила с колен его руку.
   Спектакль закончился поздно.
   История, сыгранная актерами, порождала неясные мысли.
   «Сколько лет Шифрину? Лучше бы уж трахались, чем болтали про это…»
   После «Жерар Бахар» Ленка с Балабаном еще прогулялись по Бен Йегуда. Тут было еще много людей. Работали кафе, играла музыка.
   Завтра пятница — у многих короткий или вообще свободный день.
   Они спустились к Кикар Цион.
   На площадке вокруг военных джипов тусовались девчонки-полицейские. Ребята в джипах не выпускали из рук автоматы.
   Место, где обычно сидел Амран Коэн, пустовало.
   Настроение у Ленки почему-то упало.
   О театре больше не вспомнила.
   К себе в Катамоны приехали совсем поздно.
   В темном подъезде прижались друг к другу.
   — Может, поднимемся ко мне… Арье и Дан спят как убитые…
   — А Блинки? Я хочу, чтобы все по-человечески…
   — Завтра их не будет.
   — Нет, к вам я не приду. В мужскую вашу общагу. Один запах только чего стоит.
   — Придумай что-нибудь…
   — Постараюсь… Знаешь, у меня такое чувство, что все вокруг догадались про вас. А значит, скоро узнает и полиция…
 
   Утро следующего дня у Марины выдалось свободным. Подумав, она оставила велотренажер, оделась, до завтрака спустилась вниз.
   На углу должны были открыть новый супермаркет, в связи с чем покупателям обещались низкие цены, подарки и прочее.
   С наступлением лета в Москве стало не так многолюдно. Студенты, школьники, дачники на лето уезжали, скрывались с глаз.
   Накануне, когда она с Петром возвращалась из «Лайнса», настроение было легким. Закованный в узкий пиджак вышибатель долгов с высшим физико-техническим образованием был очень забавен.
   У него никогда не было в жизни такой женщины.
   Он проводил ее домой. Лез из кожи, чтобы ей не было скучно.
   Напоследок взял у нее номер телефона Левона. Набрал номер.
   — Как говорят англичане, «гуд уилл»… Подарок от нашей фирмы для доброго расположения.
   Трубку взяла жена. Петр говорил вежливо, но достаточно твердо. Жена Левона сказала, что свяжется с мужем и он обязательно перезвонит через несколько минут…
   Звонок действительно раздался. Очень быстро.
   Марина сняла трубку. У телефона был Левон.
   — Твой человек звонил мне…
   — Да.
   — По-моему, не надо было к этому прибегать.
   — Но ты сам понимаешь…
   — Долг я верну. Завтра же. Но без процента. Не обижайся.
   — Почему?
   — Процент я отдам, когда встречусь с тем, кто сейчас говорил с женой. Он напугал ее. Она кормящая…
   Марина пожалела его.
   — Не делай этого, Левон. Прошу.
   — Почему?
   — Ради тебя же самого. Эти люди заставят платить за свой приезд. Это может обернуться большими деньгами. Фирма солидная.
   Левон неожиданно показал характер.
   — Я решу этот вопрос сам…
   Бывший студент автодорожного института, ныне крупье-частного казино вместе с новой работой приобрел и связи, и амбиции.
   Петр настроен был оптимистически:
   — Выплатит! Куда он денется?!
   По этому поводу они выпили. Марина позволила ему некоторые вольности:
   Супермаркет на углу был действительно открыт. Народу, кстати, оказалось не так много. Все действительно выглядело на уровне международных стандартов.
   Как и цены.
   Дешевыми оказались только шмотки: трусы «поза» производства США, «тайцы» для девочек, «бермуды» «стоун-уош» (когда в Москве уже закончился купальный сезон!), джинсы угольно-черные и еще брюки «дагмах»…
   Не обошлось, как водится, и без подвохов: непременное поддельное виски «Джонни Уокер», зеленый крокодил фирмы «Лакост» на самопале, как и джинсы «Ливайс-501» того же пошива.
   Марина купила несколько кремов. Еще «тайцы» для дочери подруги. У самой Марины детей не было. Два скоропалительных брака ее закончились бесплодно.
   Уже выходя, она взглянула на себя в зеркало на стене — модная молодая дама, обитательница Кутузовского проспекта…
   Приятное чуть сплющенное — круглым яблоком — лицо, губы «бантиком», маленький рот… Иногда вокруг нее начинали увиваться молодые парни, которым она годилась в матери…
   За спиной отразилась еще витрина, часть окна с видом на проспект, прохожие…
   «Стоп!..»
   Двое мужчин, шедшие прежде как чужие, незнакомые друг другу, приблизившись, как в дурном шпионском фильме, на ходу, не поднимая глаз, обменялись короткими репликами.
   Марине показалось, один кивнул на супермаркет, сразу же резко изменил маршрут, двинулся назад. Второй продолжил движение.
   Марина обратила на них внимание, потому что человек, который сразу же повернул назад, — неброско одетый, сухопарый, с вытянутым острым лбом, с выступающими, как у африканца, губами, был ей знаком. Она помнила, как он вдруг повернул к ней лицо, словно задумавшись: черный зрачок почти полностью ушел под веко, второй косил в сторону…
   Она словно видела его вывороченные суставы на пальцах, когда в квартире у Любки, в Теплом Стане, он сжигал расписки, которые она, Марина, привезла.
   Это был бандит по фамилии Король. Потом он попытался проникнуть в ее квартиру…
   Король сразу повернул назад, исчез из поля зрения. Его партнер продолжал идти в начало проспекта. Он был одет во что-то не очень запоминавшееся.
   Впереди неподалеку был вокзал.
   Неброская одежда приезжих, обитателей оптового продуктового рынка, гарантировала невнимание к себе со стороны властей и таможни.
   Марине в глаза бросился только общий абрис фигуры. Головы. Короткая прическа. Черные волосы.
   «Лицо кавказской национальности!..»
   Необходимо было убедиться в том, что это действительно направлено против нее.
   Время от времени она уже проводила такие проверки.
   Она двинулась в ту же сторону, что и кавказец.
   За спинами прохожих его не было видно.
   Марина спустилась в переход, перешла Кутузовский. Шла, поглядывая на противоположную сторону. Несколько человек стояли на остановке.
   У Марины было острое зрение и злая память на лица…
   «Вон он…»
   Кавказец, проходивший мимо окна супермаркета, оказался на квартал впереди, рядом с киоском на углу. Он никуда не спешил.
   «А с Королем разговаривал на ходу! Даже не останавливались!»
   Не выдавая волнения, она вошла в продуктовый магазин. Теперь уже намеренно сразу подошла к окну, не к прилавку, — словно что-то искала в кошельке.
   Неизвестный быстро направлялся к пешеходному переходу, по которому только что шла Марина.
   Сомнений не оставалось: за ней следили!
   Свет дня сразу померк, как для человека, которому сообщили страшный диагноз его болезни.
   Она больше не оглядывалась, быстро пошла в направлении дома.
   На пути ее ждало испытание.
   В «девятке», припарковавшейся в нескольких метрах от туннеля, ждали несколько молодых мужчин, кто дремал, кто лениво посматривал по сторонам.
   Машины у тротуаров в Москве, набитые дремлющими днем молодыми людьми, всегда тревожны…
   Марине показалось, что ее собирались окликнуть. На первом сиденье опустили стекло.
   Но все обошлось. На тротуар выбросили дымящийся окурок.
   Она шла словно по минному полю.
 
   Марина закурила. Сделала первый короткий глоток кофе.
   Длинной энергичной струей послала дым к потолку.
   Это была ее первая сигарета с того самого момента, когда она обнаружила слежку за собой.
   Было ясно: она зря отказалась от личной охраны, которую ей предложили в «Лайнсе»..
   Обстановка вокруг быстро и неузнаваемо криминализировалась. Еще недавно уголовники были отдельно, а все остальные профессии отдельно.
   Года три назад на своих коллег со студии можно было полностью положиться. Сегодня не исключалось, что вчерашний директор картины, администратор, второй режиссер делают деньги вместе с рэкетирами.
   Совесть, старая дружба, совместная работа как гарантии надежности уже ничего не стоили. Положиться можно было только на силу.
   Впрочем, и сама она тогда была другим человеком.
   Марина включила телевизор. На всех каналах не было ничего интересного: реклама, мультики и мыльные оперы…
   Покурила, медленно отхлебывала кофе.
   «Береженого Бог бережет!»
   Она не воспользовалась своим телефоном.
   Подумав, сложила расписки своих должников в плотный полиэтиленовый конверт, который обычно используют фельдъегеря. Сняла защитную полоску — конверт мгновенно заклеился. Теперь, не повредив оболочку, его уже невозможно было вскрыть.
   Затем Марина вышла на лестничную площадку.
   Соседкой по площадке была дама из «сильно бывших».
   К ее услугам когда-то были и «кремлевка», и госдачи, и книжная экспедиция вместе с персональной пенсией…
   Соседка давно уже вдовела. Жила одна. Марина время от времени, идя из магазина, заносила что-нибудь лакомое, чего старуха уже не могла себе позволить: французские сыры, маслины. Как-то раз попались миноги.
   Время меняло людей.
   Во время оно жена члена ЦК вряд ли поддерживала отношения с невесть кем, а Марина еще много раз подумала бы, может ли она довериться бывшей…
   Марина постучала в дверь.
   Соседка прильнула к глазку, потом забренчала ключами.
   — А, Мариночка…
   — Серафима Александровна, я могу от вас позвонить одному симпатичному юноше? Что-то у меня опять телефон барахлит…
   — Что за вопрос. Я даже перейду в другую комнату, чтобы вас не стеснить…
   — Ради Бога! Присядьте, я прошу…
 
   В моем кабинете раздался звонок.
   Это был прямой телефон. В обход секретаря.
   — Вы еще меня помните?
   — Марина! Ну что это вы? — Я сразу понял, что она чем-то расстроена. — Как вам могло прийти в голову спросить такое? Мы с Петром только что говорили о вас. Вот он как раз сидит напротив. Передает вам привет… Вы у себя?
   Цифры на определителе номера были чужие. Но, судя по первым трем, номер был установлен там же, на Кутузовском проспекте.
   — У Серафимы Александровны, очень хорошего человека и моей соседки…
   На всякий случай я записал номер телефона себе в черновик.
   — Есть проблемы?
   — По крайней мере, мне так кажется. Саша, вы не могли бы с Петром заехать?..
   — С радостью. Прямо сейчас?
   — Нет, сейчас я должна отдохнуть. Скажем, в пять!
   — В семнадцать.
   — Возможно, я еще позвоню. До встречи…
 
   Марина больше не позвонила.
   Около семнадцати мы припарковали свою «девятку» цвета «мурена» довольно далеко от ее дома и порознь двинулись к подъезду.
   Наработки на поприще возврата долгов убеждали, что нам всегда следует чуть дистанцироваться от наших заказчиков.
   Мы выступали как партнеры на коротком, хотя и нередко судьбоносном для них этапе. Но и только!
   Наши клиенты не делились с нами секретами, каким образом им удавалось заработать миллионы, которые мы потом брались им возвращать. Мы не проверяли, праведными или неправедными путями они шли к богатству.
   Тем не менее мы, как все наемники, становились друзьями их друзей и врагами их могущественных врагов, и с этим ничего нельзя уже было поделать.
   Я шел впереди.
   Народу было немного.
   Я был виден издалека, наблюдаем, просматриваем…
   Кутузовский проспект по-прежнему пользовался вниманием спецслужб, еще с того времени, как превратился в главную правительственную трассу. Каждый пятачок асфальта, каждый перекресток тут держался под контролем, проверялся, а может, и простреливался.
   Я постоял на остановке, подождал Петра.
   Он все понял. Замедлил шаг, достал сигарету, подошел прикурить.
   — Я пойду один. Понаблюдай за подъездом. Перед тем как подняться, позвони по мобилю…
 
   Подъезд бывшего генеральского дома пребывал в запустении. В ночное время его использовали для ночлега вокзальные бомжи и пьяницы. Тут стоял застоявшийся запах мочи, к которому в иных подъездах и лифтах уже притерпелись.
   Я нажал на кнопку домофона. Подождал.
   Марина не ответила. Возможно, планы ее изменились.
   Она не смогла об этом сообщить.
   Я мог уходить.
   Тем не менее я предпочел во всем убедиться.
   У меня был ключ, которым я пользовался в день, когда Яцен приезжал на Кутузовский, чтобы переписать свою расписку. Я не вернул его тогда. Теперь он пригодился. Я открыл дверь. Прошел в лифт. Старенький, раскачивающийся, он вез меня долго, покряхтывая, стуча на этажах, без всякой уверенности в благополучном исходе.
   Дверь в квартиру Марины была металлической, я обратил на нее внимание еще когда приехал впервые — фирменная, с итальянским и финским замками.
   Такое вот сочетание…
   Я оставил лифт открытым, чтобы в любой момент им воспользоваться…
   Позвонил. Никто не ответил.
   Без надежды я попробовал повернуть ручку.
   К удивлению моему, она не была закреплена. Засов подался в сторону. Наружная металлическая дверь плавно открылась. За ней была вторая — та, что существовала тут с самого начала. Ее навесили, должно быть, еще полвека назад.
   «Марина наверняка бы закрыла за собой дверь! Последними уходили чужие!»
   В секунду я выдернул «Макаров», передернул затвор.
   Я уже догадался, что меня ждет внутри…
   С силой ногой ударил во вторую дверь. Она открылась.
   Прихожая не была освещена, но в нее попадал одновременно свет с лестничной площадки и кухни. Никого внутри я не увидел.
   Направляя ствол то в одну, то в другую сторону, я сделал шаг внутрь, левой рукой не глядя нашарил выключатель.
   В этот стремный момент я был открытой мишенью!
   Свет вспыхнул.
   Дверь в гостиную была открыта.
   Сначала я увидел поваленный стул. Потом…
   Марина лежала в зале на ковре.
   В нее стреляли с близкого расстояния. В грудь. Кофточка была в крови. Контрольный выстрел был произведен в висок.
   Она была мертва.
   Трупное охлаждение уже началось.
   Сбоку был брошен «Макаров».
   Те, кто побывал тут недавно, спешили скрыться.
   Об этом свидетельствовала дверь, которую они не стали за собой закрывать.
   Я подошел к телефону, не вынимая из кармана руки, через подкладку пиджака захватил телефонную трубку, набрал 02:
   — Женщина убита в своей квартире… Кутузовский… дом… квартира…
   — Кто звонит?..
   — Я случайно вошел. Дверь оказалась открытой. Я ничего не видел. Все. Мне надо идти. Я еще позвоню.
   Я бросил трубку.
   На Кутузовском менты реагировали мгновенно. Я не хотел, чтобы меня тут застали.
   Уходя, я бросил взгляд вокруг.
   Преступники повыбрасывали все вещи из всех шкафов…
   «А теперь — ноги!»
   Больной старенький лифт, ожидая меня, немного набрался сил, вниз он двигался заметно бодрее.
 
   Мы с Петром только еще отходили от дома, а машина «Скорой помощи», а за ней и милиции уже разворачивались на красном светофоре.. За ними шел реанимобиль и другая оперативная машина…
   Замешкайся я еще чуть-чуть, и меня бы застали на месте!
   Назавтра об этом бы сообщил любимый «Городской комсомолец»!
   «Ноги!» — безотчетно повторял я себе.
   Оставаться в машине и вести наблюдение за происходящим было заманчиво, но опасно.
   К дому подъехало еще несколько машин. Появились люди в штатском. Похоже, ожидалось прибытие большого начальства.
   Мимо нас прошел «топтун», рысьими глазками скользнул по номерному знаку.
   — Поезди, — предложил я Петру, вылезая из машины. — Через полчаса приедешь за мной…
   Вдоль тротуара, по другую сторону дома, у машин «Скорой» уже собирались любопытные граждане.
   Их сбивчивый шепоток означал, что случившееся в доме больше не является для всех тайной… Общее мнение было: заказное убийство. «Глас народа — глас Божий!»
   — Уже на Кутузовском стреляют, падлы… — Старичок в спортивном костюме из чесучи был крайне недоволен последним обстоятельством. Жители привилегированного района не хотели расставаться с иллюзией собственной безопасности.
   Мы встретились с ним глазами. Он прочитал мой немой вопрос.
   — Женщину убили! Молодая, симпатичная… В своей квартире прикончили, падлы. Среди бела дня!
   — Ее вынесли?
   У меня была тайная надежда на то, что я ошибся и Марина жива…
   — Нет еще. Почему-то не увозят!..
   Тому могли быть причины весьма прозаические.
   Бывало, милиция требовала увезти труп в морг, а «скорая» отказывалась. Перевозкой трупов занимались другие…
   В данном случае, когда ждали начальство, место происшествия стремились сохранить в неприкосновенности.
   Я вернулся к машине. Петр уже ждал.
   — Поедем. Покатаемся…
   Мы поехали мимо Поклонной и вернулись. Петр еще не мог никак прийти в себя.
   — Останови…
   Я собирался звонить в квартиру, где только что произошло убийство, и первое, что милиция наверняка сделала, — это поставила телефон на кнопку.
   «Ни один телефон-автомат проспекта не гарантирует того, что тебя не возьмут сразу после того, как ты положишь трубку…»
   Преступление такого рода на Кутузовском проспекте в Москве рассматривалось всегда как преступление, вызывающее общественный резонанс. Они автоматически ставились на контроль МВД РФ и надолго становились головной болью глав МУРа и ГУВД.
   Как оно портило жизнь сотрудникам внизу, на земле, лучше и не говорить.
   Петр погнал, не разбирая улиц, куда-то в сторону Студенческой.
   Наконец я рискнул.
   — Давай!
   Телефон-автомат стоял в достаточно захолустном месте.
   Сбоку на другой стороне виднелся киоск со спиртным.
   Автомат был ржавый, изрядно покореженный. Я набрал номер.
   «Есть!»
   Трубку сняли. Мужской голос!
   Я бросил жетон. Для верности долбанул еще кулаком точно посередке корпуса.
   — Извините, можно врача скорой помощи…
   Секундная пауза.
   — Он подойти не может…
   «Ясно! Марины нет в живых! Врача нет!»
   — А кто его спрашивает? — спросил мент.
   — Из Первой Градской… Мы его ждем.
   Было слышно, как он повторяет кому-то: «Врача… Из Первой Градской…» И сразу другой — энергичный голос, привыкший командовать: «Тяни время…»
   — Извините. — Мент стал необычайно вежлив. — Если вы можете, подождите пару минут. Доктор хочет вам что-то передать о лекарстве, которое следует срочно доставить…
   Я знал эти игры.
   Я правильно набрал номер. Хотя с этим нынешним бардаком может быть все, что угодно!
   Я еще раз врезал по ящику. Вскочил в машину.
   Петр район этот знал неплохо. Подъехал к метро, погнал назад к Студенческой улице.
   Мы вернулись на ту же улицу с другой стороны. У киоска с сигаретами припарковались.
   Я вышел, купил блок «Кэмела».
   Телефон-автомат, из которого я только что звонил, был занят двумя бакланистого вида парнями. Сбоку их ждала девица.
   Я успел еще закурить.
   Дальше все произошло как в детективном сериале…
   Две «девятки», проносившиеся мимо, внезапно резко затормозили, раскрыв на ходу дверцы и выбросив сидевших внутри.
   Это был ОМОН.
   Парни у телефона-автомата уже падали на мостовую, а потом, словно в замедленной съемке, взлетали с асфальта, устремлялись к машинам омоновцев, еще в полете расставляя руки, чтобы положить их на кузов…
   Через пару минут их всех увезли…
   Менты взялись за дело серьезно.
 
   У себя в офисе я достал черновик.
   Тут был записано имя-отчество и номер телефона соседки, от которой мне звонила Марина.
   Соседка могла ожидать моего звонка.
   При розыске преступника по горячим следам обычно происходил тотальный опрос всех проживавших в доме. В огромный бредень, который спешила забросить милиция, могла попасть и золотая рыбка.
   «Не исключено, что с соседкой уже говорили…»
   Милиция могла уже знать, что перед гибелью Марина позвонила некоему Саше, для чего перешла в чужую квартиру!
   «Назначила свидание на тот самый час, когда совершено преступление!..»
   Меня могли уже искать!
   Все же я набрал ее номер.
   Наш аппарат был абсолютно защищен.
   — Алло… — Голос был надтреснутый. Немолодой. В нем звучал осторожный вопрос.
   — Добрый вечер. Серафима Александровна?
   — Да.
   — Меня зовут Саша. Сегодня я разговаривал с Мариной. Она мне звонила от вас. Вы уже знаете, что с ней произошло…
   — Это какой-то ужас… Даже не верится.
   Мы помолчали.
   Оперативная группа могла ее проинструктировать на случай моего звонка. Оперативники могли сидеть сейчас в ее квартире и на месте подсказывать соседке варианты вопросов и ответов.
   В любом случае разговор мог записываться.
   Я продолжил:
   — Марина догадывалась об опасности. Я частный детектив. Она обратилась ко мне за помощью… Я должен с вами поговорить…
   — Вы хотите заехать?
   — Да. Если можно…
   Если в ее квартире были менты, они, скорее всего, должны были предложить мне приехать прямо
   сейчас.
   Никто из моих бывших коллег не отложил бы задержание преступника даже на час! К чему рисковать?!
   Ответ прозвучал неуверенно.
   Это был хороший признак.
   — Я готова встретиться в любой другой день. Только не сегодня. Сами понимаете.
 
   Было достаточно поздно.
   Рэмбо связывался с МУРом.
   Мы с Петром ждали в его кабинете на третьем этаже бывшего дома культуры «Созидатель», в котором размещалась охранно-сыскная ассоциация.
   Кроме нас, девушки-секретаря в приемной и секьюрити за тремя дверями, в помещении никого больше не
   было.
   У наших коллег в МУРе был самый час пик.
   Наконец Рэмбо положил трубку. Сказал только:
   — Для них это дело — полный мрак.
   У Рэмбо был налаженный канал обмена информацией с бывшими коллегами.
   По сведениям, полученным им, все в квартире Марины было перевернуто, бумаги перерыты. Судя по всему, охотились не за ценностями.
   — Золотые украшения, несколько бриллиантов лежали на виду, их не взяли…
   Рэмбо поднял на меня темные глаза.
   — И единственная зацепка — звонок в «Скорую помощь». Непосредственно из самой квартиры. В МУРе на это ставят…
   Он догадывался о том, что произошло.
   — Передай, это путь совершенно тупиковый. Пусть сразу отбросят… — сказал я.
   — Уверен?
   — Абсолютно.
   Он не стал расспрашивать.
   — Я тоже подумал: кто мог звонить в «Скорую»? Соседи? Кто-то из убийц?
   Мы проанализировали причины, по которым Марина звонила мне днем от соседки в офис.
   — Я предложил сразу встретиться, но она хотела отдохнуть. Я решил, что она ждет кого-то.
   — Ты видел ее после звонка?
   — Можно сказать, нет.
   — Ну да…
   С минуту Рэмбо обдумывал ситуацию.
   По закону мы должны были предоставить милиции информацию, которая касалась убийства.
   Кроме того, существовали моральные обязанности бывшего мента. Я не должен был создавать на их пути дополнительные препятствия. Этого они не простили бы. Но!..
   « Я вызвал «скорую» и милицию к месту происшествия, но не явился в милицию, чтобы об этом сообщить!.. Я сделал достаточно!»
   — Твои проблемы, — мудро рассудил Рэмбо. — Я намекну кому надо, чтобы он особо не ставил на зеро.
   К этому вопросу мы больше не возвращались.
   — Что Маринины родственники?
   — Их, можно сказать, нет. Только отчим. Профессор в университете в Балтиморе, в США. Еще подруга. Им сообщили. Подруга знает, что Марина последнее время работала с нами. Она разговаривала с отчимом. Он просил нас взять события под контроль.
   — Что имеется в виду?
   — Нам поручают содействовать милиции в поисках преступников. Завтра придут деньги. Какие у вас обязанности по возврату долгов Марине?
   — Я тебе скажу… — сказал Петр. Договорной частью нашей маленькой фирмы ведал вчерашний физик. Он обращался к Рэмбо на «ты» с того дня, как я их познакомил.
   Рэмбо объяснил ему с самого начала:
   — В конторе я говорил «гражданин» и «вы» только тем, кого хотел посадить… С нормальными людьми я только на «ты»…
   — Итак, мы должны были взыскать долг Владимира Яцена, обратив взыскание на недвижимость. Через три месяца в Кейсарии в суде твой адвокат должен был начать дело о наложении ареста на имущество…
   Голос моего партнера пробился сквозь сдавленное тесным воротником горло.
   Петр положил на стол бумаги.
   — Однако у нас на руках только копии расписок…
   — А что подлинники?
   — Марина не успела передать.
   Рэмбо покачал головой:
   — Ксерокс суд не примет.
   — Вот и я тоже об этом думаю.
   Мне пришлось вмешаться:
   — Возможно, завтра я смогу что-то предложить. У меня свидание с одной женщиной.
   — Я понимаю, что не с мужчиной, — вздохнул Петр.
   Мы с Петром стали прощаться.
   Перед тем как уехать, я поинтересовался:
   — У твоих ребят из наружного наблюдения утром много работы?
   Рэмбо взглянул испытующе:
   — Хочешь заказать?
   — Я буду это знать завтра утром.
 
   Роберт Дов, следователь полиции Иерусалимского округа, принявший в производство дело об убийстве нищего на Бар Йохай, вцепился в него сразу и намертво.