Замелькацкий начал раздеваться… Он вдруг почувствовал упадок сил, – как ни храбрился, как ни хорохорился, а этот день изрядно изнурил его – у него было такое чувство, что он и не отдыхал вовсе, а попал в ресторан прямо с ужасного утреннего собеседования. С тоской глянул он на себя в зеркало: вид у него и вправду был осунувшийся. Что же делать?! Что же делать?! Опять эта мука, пытка и этот позор… В таком состоянии он легко впадал в панику. Атака и вправду усиливалась, заставляя его сконцентрироваться на своих внутренностях.
Менеджер ждал его, стоя чуть в сторонке.
Наконец, Замелькацкий нетвердой рукой взял номерок.
– Прошу вас, на второй этаж!..
Замелькацкий двинулся по коридору. Только бы Ариелла не появилась прямо сейчас!..
Словно бы сквозь мучительный сон он отмечал, что ресторан никак не относится к разряду демократичных. «Что ждет меня здесь? Зачем она вытащила меня сюда?» Вот и лифт… Двери кабины были открыты. Он вошел внутрь, нажал на кнопку и уставился на себя в зеркало: «Да взбодрись же ты, черт возьми! Ну же, Наполеон Бонапарт! Ты ведь пришел на свидание!.. Не его ли ты жаждал, подыхая от тоски?! Так что ж ты?!»
Злость охватила его: и в самом деле!..
Двери раскрылись, он вышел на этаж, из зала, навстречу ему в уютный и дорого обставленный холл вышла официантка, одетая в кимоно…
– Прошу вас!..
Встряхнувшись и расправив плечи он ринулся в зал. Атака, тем временем, только усиливалась.
Японский ресторан С. располагался в двухэтажном доме прошлого века. Какого-то одного общего зала здесь не было, – каждый из тех достаточно просторных залов, которые Замелькацкий успел увидеть, был рассчитан на то, чтобы в нем, не стесняя друг-друга, разместилось несколько групп гостей. Замелькацкий уселся за столик… В зале кроме него пока никого не было.
Официантка принесла меню.
– Сейчас должна подойти моя девушка… Я подожду ее…
Она кивнула головой.
Он сидел с меню в руках… «Сейчас придет Ариелла и я начну бегать взад-вперед… Что она подумает?.. Или отойти на минуточку сейчас…» Он посмотрел на часы: уже ровно семь… «Сколько меня не будет?.. Все равно это не поможет… На минуточку сейчас, на минуточку – потом. Без конца! Как в театре! Повторяется!.. Уж лучше дождаться ее и потом начать бегать. Черт с ним!.. Уж лучше потом, чем сейчас она не найдет меня. Она может уйти». Он решил ждать Ариеллу.
Атака становилась все сильнее и сильнее… Мысль о том, что он не может сейчас отойти, оказалась роковой – чем меньше у него было возможностей посетить заведение, тем агрессивней становились атаки. Он облизал пересохшие губы… Мука! И все выпитое травяное пойло, и посещение врача – ничто не помогло!..
– Может быть, пока что-нибудь принести…
Он вздрогнул… Даже не заметил как официантка подошла к нему!.. Сколько времени так сидел: глядя в раскрытое меню и ничего не видя!..
– Какое у вас есть японское пиво? – подспудно это решение вызревало в нем всю дорогу, пока он ехал сюда и мучался от атак, то усиливавшихся, то ослабевавших.
– Саппоро, Кирин…
– Принесите Кирин… Очень хочу пить…
– Сейчас… Одну минутку…
Действительно, не прошло и минуты, как она вернулась с бутылкой и стаканом. Сковырнув ловким движением металлическую пробку, медленно наполнила стакан. Замелькацкий почувствовал запах пива, но на этот раз он был ни приятным, ни дразнящим… Уже утратил способность радоваться чему-либо и испытывать желания, кроме одного. Пена поднималась все выше и выше. Наконец, официантка поставила на стол пустую на две трети бутылку и ушла.
Залпом он выпил весь стакан. Не сразу почувствовал опьянение, но когда оно пришло – впрочем, довольно легкое, атаки немного отпустили. Думать, что они будут продолжаться, было невыносимо и теперь он хотел только одного – выпить еще… Вылил в стакан остатки, быстро выпил… Пиво было замечательное, его бы посмаковать! Но Замелькацкий был, как солдат под обстрелом: не до зеленой травки и красивых цветочков, – смять их, вжаться в землю, пока не снесло осколком башку… Как-то опять полегчало… Он немного, минут пять посидел – давление изнутри отпустило, стало слабее и больше не усиливалось…
Теперь он чувствовал себя в силах сидеть и ждать: десять, пятнадцать, двадцать минут… Столько и прошло. Она не приходила. Он не испытывал ни тревоги, ни радостного нетерпения. Все чувства словно бы притупились, но по сравнению с тем, что он ощущал, только придя в ресторан, это не было плохо. Из оцепенения его вывела официантка:
– Еще пива? Может быть, какую-нибудь легкую закуску к пиву?..
Он был уверен – Ариелла обязательно придет. Но сколько ему придется так сидеть?!..
– Принесите виски… И…
Он так до сих пор не посмотрел меню, держал его перед глазами и ничего в нем не увидел. Не знал цен, ничего…
– Можете принести темпуру?..
– Конечно!.. Какое виски?.. Тоже японское?.. Кирин?..
Официантка была очень спокойна, – какая-то совершенно без возраста и во взгляде ее было такое искреннее равнодушие совершенно ко всему, что общение с ней Замелькацкого не напрягало.
– Давайте Кирин!.. – сказал он, чувствуя, как проваливается в пропасть: должно быть, это очень дорогой ресторан! Он взял с собой все свои деньги, но если он их сейчас потратит, завтра у него уже не будет ни на еду, ни на метро, ни на интернет-кафе. «Плевать! На все плевать!.. Главное, я сейчас увижу ее и эти чертовы атаки, кажется, действительно отпустили…»
Через пару минут она вернулась, неся стаканчик с виски. Про себя Замелькацкий отметил, что плеснула она ему самую большую порцию… Едва она повернулась спиной, Замелькацкий схватил стаканчик и сделал изрядный хлебок, – уже чувствовал, что действие пива понемногу отходит. Виски обожгло горло, но вкус был приятный, мягкий!.. Отличное виски!..
Поставив стаканчик с толстым дном обратно на стол, занервничал: видно было, что содержимое его уменьшилось если не на половину, то на треть-то точно!.. Не хотелось, чтобы эта официантка заметила, как он отчаянно хлебает… Накатило опьянение!..
С этого момента он стал совершенно спокоен.
«Впрочем, сколько я могу здесь потратить?.. Да не так уж и много!..» Он правда получил расчет не за полный месяц, а всего лишь за малую его проработанную часть, да и отпускных набежало всего ничего… «Плевать!.. Как-нибудь… Все как-нибудь решится…» Его охватила эйфория, завтрашний день перестал существовать…
– О-о! – протянул он.
Официантка принесла темпуру.
Атаки совершенно исчезли и пить виски он больше не спешил. В счастливом тумане помнил главное – совсем скоро, а может быть и нет, но обязательно наступит еще большее счастье – он встретится с Ариеллой!..
Внезапный холодок, пробежал по нему: а вдруг, это какое-то издевательство, обман?!..
Нет, не может быть!.. Холодок улетучился. Он предчувствовал – она обязательно придет. И теперь он совершенно спокоен и нет никаких атак, а если они появятся, в стаканчике было еще виски. А если оно закончится – в любой момент можно позвать официантку и попросить принести еще.
Почему-то он медлил и несколько минут не приступал к еде… Вдруг спохватился, начал смотреть по краям стола – сколько все это стоит?! Меню нигде не было! Он и не заметил, как и когда она успела уволочь его!..
Наконец он извлек палочки из узкого бумажного конвертика, неловко взял их, – они все никак не хотели приспосабливаться к его пальцам, – обычно он делал это ловчее, взял из чаши обжаренный кружок корня лотоса, отправил в рот… Потом креветку, маленького сига, сладкий картофель, кусочек редьки из маленького блюдечка, на котором лежали разные японские соленья.
Странно, но после того, как он немного поел, на него накатила еще одна волна опьянения, хотя к стаканцу больше не прикладывался…
Никогда прежде, не испытывал он, сидя в ресторане, такого полного счастья и наслаждения, как в эти минуты!.. Воистину, это был лучший вечер в ресторане в его жизни!
На столе перед ним стояла чаша с рисом и еще одна – лакированная, накрытая крышкой. Он снял ее… Мисо-суп!.. Вот с чего надо было начинать!.. Взял палочками и отправил в рот несколько горстей белого, абсолютно чистого риса и затем с жадностью выпил весь суп из чаши – соевый, приятной легкой консистенции, – провалился во внутренности, приятно обволакивая, смягчая и разогревая их. После резкого виски это было вдвойне здорово! «Непрерывный кайф!» – подумал Замелькацкий и вдруг какое-то болезненное, щемящее чувство сдавило ему грудь. Все последние дни разом пронеслись перед глазами: увольнение, темный парк перед его окном, обшарпанный подъезд, речи писателя, то, как стоял и с тоской всматривался в дальнюю улицу.
Впервые с того момента, как он оказался в зальчике, он посмотрел по сторонам. В дальнем окне были видны дома напротив – окно выходило во внутренний двор. Ничего интересного – половина окон не горело, за другими был какой-то опустевший к вечеру офис…
Он взял с полированного стола стакан, поводил им у своего носа, стараясь уловить какие-то оттенки запаха, затем отпил… Поставил стакан.
Подумал и допил остаток. Тут же появилась официантка и унесла его.
«Тем лучше, тем лучше!» Ему не хотелось, чтобы Ариелла поняла, что он пьет в одиночестве… Не успел он подумать, как из коридора, со стороны лифта раздались крики:
– Кретин!.. Отвяжись от меня!.. Что за идиот?!.. Мне нужно! Нужно! Какое вам дело?!..
Голос принадлежал Ариелле, хотя еще ни разу он не слышал, чтобы она так кричала. Через мгновение она влетела в зал… Вслед за ней в зал влетел менеджер, – тот самый, который встречал его на входе. Замелькацкий вытаращился…
На Ариелле был брючный костюм, искромсанный ножницами: сквозь разрезы торчало голое тело… Одна штанина была напрочь обрезана чуть ниже щиколотки, низ другой был иссечен на длинные узкие ленты. Костюм, – до того, как над ним издевательски потрудились, – был классического покроя, темный, строгий. В таком – солидной бизнес-леди участвовать в важных переговорах с крупными иностранными партнерами.
– Кретин! – еще раз крикнула Ариелла, оторвала от рукава клок ткани и швырнула им в менеджера.
Тот был как рак красен … Клок ткани ударился в грудь и упал на пол. Все же что-то заставляло менеджера думать, что перед ним не просто полусумасшедшая хулиганка.
– Это к вам?.. – спросил он Замелькацкого.
Замелькацкий вскочил:
– Ко мне!..
Менеджер, огляделся, и видимо решив, что поскольку зальчик совершенно пуст, и странной гостье не перед кем разрушать репутацию ресторана, быстро вышел, нервно передергивая плечами…
Ариелла подошла к столу, отодвинула стул, уселась, подперев голову руками. Замелькацкий невольно уставился на золотые кольца, некоторые из которых были с большими бриллиантами, – ими были унизаны ее пальцы.
Настроение его успело упасть и было – хуже некуда. Он понял, самые тягостные его предположения сбываются. Но все же он еще на что-то надеялся…
Несмотря на изрезанный костюм, она была тщательно накрашена. Ногти сверкали ярко-красным лаком.
– Ты очень похорошел!.. – произнесла Ариелла. – Стал совсем красавцем!.. Прошла эта ужасная бледность… Тебе больше идет быть розовощеким…
– Что с тобой?
– Какая тебе разница?!.. – вдруг с раздражением воскликнула она. – Что за сушеная каракатица? – она брезгливо уставилась на вздыбленный кверху хвост гигантской креветки, аппетитно обжаренной в гриле…
– Темпура…
Замелькацкий ухватил палочками кусочек кальмара и аппетитно отправил его в рот. После комплимента Ариеллы он немного воспрял. Точнее, он еще отчаянно цеплялся за какую-то надежду…
Прежде Замелькацкий очень много ходил по японским ресторанам и среди своих приятелей слыл знатоком японской кухни.
– Знаешь, темпура – это даже не японское блюдо, а мулька, которую японцы переняли у португальских миссионеров.
– Терпеть не могу всю эту японскую жратву!.. Но отец будет сегодня вечером именно здесь! Что такое сябу-сябу?..
На пороге появилась официантка, увидела Ариеллу, на минутку исчезла и потом подошла к ним, неся в руке массивные папки под кожу, в которых было меню.
– Сябу-сябу в вольном переводе означает нечто вроде «туда-сюда», – принялся отвечать он, от горя едва ворочая языком. – На стол ставится котел с кипящей водой…
Разглядев костюм Ариеллы, официантка замерла, но потом осторожно положила меню перед ней на стол. Уже идя от стола прочь, обернулась и еще раз посмотрела на Ариеллу.
– Берется очень тонкие, в миллиметр, ломти говядины и окунаются в котел. – Замелькацкий еле заставлял себя говорить. Он уже окончательно все понял: вечер будет просто сокрушительным!.. От Ариеллы исходило нечто ужасно тягостное, недоброе. – Держат ломоть специальными длинными палочками и поводят в котле туда-сюда… Оно моментально сваривается… Что будешь?..
Ему вдруг захотелось немедленно улизнуть из этого ресторана, чтобы не произошло того ужасного, что обязательно должно с ним произойти: он чувствовал, этот вечер станет для него невероятно горьким…
«За что?! За что?!»
– Не знаю… Закажи на свой вкус. – Меню, которое она так и не открыла, по-прежнему лежало на столе. – Отец будет есть сегодня сябу-сябу… С этой дрянью!..
– С какой дрянью?!..
– Неважно!.. – проговорила она с ужасным раздражением.
Ариелла сама позвала официантку, – та стояла в отдалении и, стараясь быть незаметной, вовсю таращилась на нее.
– Принесите саке и суши… – велела Ариелла.
Странно, но официантка кинулась выполнять ее распоряжение с большим подобострастием, чем она обслуживала Замелькацкого. Возможно, произвели впечатление серьги с крупными бриллиантами, висевшие у Ариеллы в ушах, на которые Замелькацкий поначалу не обратил внимания.
Они выпили.
– Я ем только вот такие… – сказала Ариелла, беря руками суши с подноса, обмакивая в соевый соус и отправляя в рот. Это был ролл: в центре кусочек тунца, вокруг него – рис, а снаружи все завернуто при помощи специального бамбукового коврика в сушеные японские водоросли.
– Это называется макизуши… – зачем-то прокомментировал он, хотя ему совершенно не хотелось говорить. Он просто сидел и ждал словесного удара, который, он знал, обязательно пронзит этим вечером его влюбленное сердце…
– Да? А это? – она показала на другие суши, лежавшие попарно в деревянном туеске – кусочки тунца, морского угря и сладкого яичного омлета, налепленные на маленькие порции специально приготовленного риса, приправленного уксусом, сахаром и солью.
– Это нигиризуши…
Она принялась изучать меню, листая страницы и время от времени останавливаясь на некоторых из них.
– Я хочу простой английский стейк! – произнесла она после очередной остановки. – Ненавижу эту модную японскую кухню!.. Сябу-сябу – это такое мясо с прожилками из жира?..
– Да, мраморная говядина… Специально откормленная корова: слои мяса и жира чередуются, слой – красный, слой – белый…
– Ужасная отрава!.. Уверена, эту тварь от плохо проваренного сала станет тошнить…
Замелькацкий справился в меню: «простой английский стейк» был в нем самым дорогим блюдом и стоил девяносто шесть долларов.
Если он закажет его, останется почти без копейки. Да и плевать!..
– Вот что, это наша последняя встреча. Я уезжаю обратно к маме…
Там буду недолго. Повидаюсь со всеми и поеду за границу… Буду усиленно учится… Это окончательное решение. Воля отца!.. Ее нельзя ослушаться!..
Она замолчала. Налила себе одной саке в маленькую фарфоровую чашечку, выпила. Замелькацкий ковырял палочками в рисе. Потом отложил их.
«Ну что, получил?!.. А как радовался!.. Как ждал! Вот оно!.. За что?! О, боже, за что?!»
– Послушай, не веди себя, будто между нами роман и мы вдруг вынуждены расстаться… Никакого романа нет… Знаешь, зачем вытащила тебя сюда?.. Чтобы не сидеть здесь одной, чтобы досадить отцу. Хотела показаться в изрезанном костюме. Только и всего… Пусть посмотрит, как поступает с его дочерью эта проститутка!.. Да она мне почти ровесница!.. Гадина!.. Послушай, что ты как Смирнов в каждом слове видишь заигрывания?!.. Я никогда не внушала тебе никаких надежд! Между нами ничего нет!..
– Кто изрезал костюм?.. Что за проститутка?!.. – едва ли не выкрикнул он.
– Тварь… Без пяти минут мачеха… Ее ответный удар… Я изрезала ее вещи!.. – Ариелла затряслась в мелком истерическом смехе. Перестала смеяться. – Она отомстила мне и изрезала мои… Мы живем под одной крышей… Не хочу жить отдельно! Я приехала к отцу, а не в Москву!.. Мне не нужна Москва!..
Замелькацкий жестом подозвал официантку:
– Принесите стейк… – он постучал ногтем по строке меню.
Так услужливо кивнула головой и торопливо удалилась.
– А хочешь, я скажу, что ты сейчас думаешь?..
Некоторое время она молча смотрела на него, как бы еще раз обдумывая, что собиралась сказать.
– Ты убит, огорчен, раздавлен… Ведь ты, наверное, сошел с ума от радости, когда неожиданно узнал: я – дочь миллиардера!.. Я же была для тебя девушкой-роботом, грубоватой и хамоватой провинциалкой, рвущейся к столичным благам… Но вот я признаюсь и в твоей душе загорается лихорадочное возбуждение… Я уже кажусь необыкновенно красивой. За эти дни ты просмотрел про отца все телерепортажи и прочитал все газеты!.. Видел себя зятем. Тебе не на что надеяться! Я ни за что не останусь в Москве… Как не хотела здесь удержаться, все напрасно… Завишу от отца. Хочет, чтобы уехала. За границу. Конечно, можешь последовать за мной… – она усмехнулась. – Но боюсь, тебе трудно будет оплачивать собственные расходы… Извини, не нужно было приглашать тебя в театр… Мы – из разных миров. Знаешь, ты такой жалкий… Не вскакивай и не темней лицом… Ты – замечательный, сам по себе – ты замечательный, ты необыкновенный! Но та социальная группа, та прослойка, к которой ты принадлежишь – ты не можешь быть от нее свободен, ты не можешь скинуть это клеймо, свою принадлежность к ней – она жалка. И вместе с нею жалок и ты!.. Ты принадлежишь к тем, кто ничего в жизни не добился и никогда не добьется!.. Как бы ты ни был замечателен, каким бы симпатичным парнем ты ни был, всю жизнь тебе предстоит барахтаться в одной и той же ничтожной грязной луже, выслушивая указания Сергей Васильевича и мечтая о новой дешевой машинюшке… Кстати, знал бы ты, как юлил передо мной этот урод, когда мы пришли к нему с Фадеевым… Спит и видит получить заказ от структуры отца…
Замелькацкий смотрел в чашку с рисом.
– Прости, я заставила тебя придти в этот ресторан. Ты здесь, наверное, ползарплаты оставишь… Все напрасно!.. Все твои жертвы были напрасны! – она рассмеялась.
Теперь он понял, что означала маска робота, которая раньше все время была у нее на лице: полное равнодушие. В обычной жизни все вокруг казалось ей настолько презренным, скучным и недостойным внимания, – она цепенела, превращалась в механическое существо, недоступное и непостижимое для окружающих. Подлинное ее лицо отнюдь не походило на лицо робота.
– Я пришла сюда зря… – с усталым разочарованием проговорила она. – Влюбленные не появились… Здесь столько залов, где их искать?!.. Ничего, – она вдруг презрительно усмехнулась. – я слышала Сергей Васильевич собирается выплатить в конце месяца премиальные. Твои финансы скоро поправятся!
– Эй, ты слышишь меня?!.. – она толкнула его руку.
Он, наконец, поднял глаза.
– Ты что, обиделся?.. Не обижайся!.. Понимаешь, на самом деле ни у кого из нас нет перспектив. Тебя делает жалким твое социальное положение, через которое никогда не перепрыгнуть, меня…
Она вдруг обхватила голову руками:
– Не хочу ничего рассказывать… Ненавижу этот город!.. Город разврата!.. – с ожесточением и пафосом произнесла она. Так, должно быть, Жанна д'Арк, перед тем, как быть заживо сожженной, обличала своих мучителей. – Мне никогда не было здесь хорошо. Еще в детстве мы как-то приехали сюда с матерью… Я помню эти вокзалы… Лучше за границей, чем встречаться в отцовском доме с этой тварью!.. Да и зачем оставаться?!.. С тобой что ли?!.. Ничего не скажешь, хорошенькая перспектива!.. Прощай!..
Она встала и медленно вышла из залы. Через несколько мгновений неожиданно вернулась:
– Не расстраивайся… Ты ничего не потерял: я никакая не богатая невеста. Эта тварь лишит меня всего!.. День и ночь сидит у адвокатов!.. Впрочем, если ты влюблен в меня, а не в папины миллионы, можешь позвонить… Телефон у тебя есть…
С ожившей надеждой Замелькацкий поднял глаза…
– Шучу, шучу!.. Не надо звонить!.. Ты мне не нужен! Уж лучше я поеду за границу, чем буду сидеть на твою зарплату… Чао, бейби!.. Твое приключение с дочерью миллиардера закончилось. А как ты рассчитывал, дурачок?.. Я предупреждала, когда в первый раз встала из под стола – кое-кто может и обидеться!.. Я обиделась! Вот ты и получил!.. Люблю вызывать надежды, а потом разрушать их!.. Это была месть!.. Ничто не должно оставаться неотомщенным!
Прошло несколько минут и официантка принесла и поставила перед Замелькацким бифштекс.
– Еще саке?..
– Нет, не надо…
Официантка забрала стоявшие до этого перед Ариеллой миски и маленькую чашечку для саке – значит, исподтишка наблюдала за ними, поняла, что девушка уходит и не вернется.
Стол был уставлен едва тронутыми блюдами… Он принялся медленно, словно тяжело больной, есть… Ему с трудом удавалось пропихивать в себя дорогие изысканные кушанья. Все равно голод через какое-то время начнет мучить его. Уж лучше поесть здесь, – он налил себе саке, – чем потом варить на кухне сардельки. Придти домой и лечь… И лежать, закрыв глаза, ни о чем не думая… Только бы ни о чем не думать!.. Да разве сможет он ни о чем не думать?!.. Он погиб!.. У него больше не было сердца – там только разорванные в клочья кровавые ошметки!..
В зал вошли какие-то люди, – Замелькацкому было на них совершенно наплевать, он даже не поднял головы от своего бифштекса – хорошо прожаренного куска мяса, разрезанного на маленькие кусочки, – чтобы было удобно есть палочками. Даже если бы среди тех, кто вошел, был собственной персоной миллиардер Михайлов, он бы не стал смотреть на него…
Он подвинул к себе низкий деревянный туесок с суши… Собрался взять одну суши палочками, но не стал… Хотелось завыть!.. Опять пронеслись перед глазами недавние картины: вот он подмигивает себе перед зеркалом – Наполеон Бонапарт! Вот он только что поговорил с Ариеллой по мобильному и готов пуститься в пляс… Но кто-то из той компании упорно смотрел на него. Замелькацкий вздрогнул и поднял глаза…
За дальним столом наискосок от него среди солидных мужчин сидел Виталий из фирмы Н., – вид у него был пораженный: безработный, который только утром приходил на собеседование, в полном одиночестве спокойненько ужинает в элитном ресторане!..
Встретившись с ним взглядом, Виталий тут же отвернулся…
24
Выйдя из ресторана Замелькацкий не поехал домой, а долго без всякой цели бродил по городу, зашел в какой-то работавший допоздна музыкальный магазин, на последние деньги купил диск того самого веселого негритоса, которого он слышал перед встречей с Боней… Лишь очень устав он, наконец, спустился в метро, доехал до дома и лег спать. Спал он очень крепко, хорошо, без всяких сновидений, проснулся с ощущением какого-то необыкновенного, волшебного счастья, вдруг вспомнил все, что было накануне и грусть и горечь охватили его.
Обуянная жаждой мести, Ариелла поступила с ним слишком жестоко, но странно, он не испытывал к ней зла… Такие дни! Их было всего-то – ничего, всего несколько. Но они разделили его жизнь надвое!..
Он взял детектив и целый день читал. Это заглушало боль. Но к вечеру, когда уже стемнело, подошел к окну и совсем другие мысли побежали в его голове… Он понял, что эти дни изменили его. Он кое-что понял… Вдруг слух его уловил глухой, едва различимый удар где-то вдалеке – как будто в одной из соседних квартир хлопнули железной дверью.
Он по своей привычке не расставаться с мобильным телефоном схватил его со стола, сунул в карман и, подойдя через несколько мгновений к входной двери, приоткрыл ее. Так и есть: чуть поодаль, у перил возле банки писатель раскуривал сигарету.
Замелькацкий вышел на лестничную клетку.
Тот обернулся и уставился на него…
– А, сосед…
– Как вы думаете, может ли кто-то, отличающийся необыкновенной дерзостью и необыкновенными способностями взять и разорвать порочный круг своей ничтожной и жалкой жизни?..
Писатель внимательно посмотрел на него и выпустил струю дыма…
– Во первых, по поводу необыкновенных способностей… Если они такие необыкновенные, то почему у их обладателя жизнь жалка и ничтожна?!.. Одно с другим не вяжется. Если бы способности действительно существовали, то их обладатель уже давно бы добился чего-то большего, чем жалкое прозябания. А во вторых, по поводу необыкновенной дерзости – это что же, преступление? Грабеж? Убийство?.. Что же вы, дорогой мой, молчите?.. Мы же с вами договорились: все, что будет сказано, как будто и не сказано вовсе – никаких последствий. Так что можете признаваться… А впрочем, в этом нет нужды. Я и так обо всем догадался! Не советую… Прежде всего потому, что в наше время это совершенно бессмысленно. Ну сколько можно украсть?.. Большой успех измеряется в больших суммах, а большие суммы нынче не возят в мешках. Их переводят со счета на счет… Грабители и прочая уголовная шушера – это такие же жалкие ничтожества, как и мы с вами. Только они еще, к тому же, плохо образованы и потому их не берут даже на должности рядовых клерков. Поймите, современное общество слишком жестко организовано и так тщательно структурировано, что ни дерзость, ни необыкновенные способности не могут дать их обладателю мгновенного успеха. Причем это я говорю вам о западном, по-настоящему богатом и по-настоящему современном обществе… Даже там тот, кто чего-то добился сегодня, начал добиваться этого задолго до нынешнего момента. Тот, кто начал добиваться сейчас, реально добьется успеха только в каком-то отдаленном будущем… У нас же и таких призрачных возможностей нет… По своей похабной сущности наше общество изначально является обществом неравных шансов…