Он вдруг испугался, что сказал слишком громко и посмотрел по сторонам. Никто по-прежнему не обращал на него никакого внимания.
– Я все тебе расскажу сегодня вечером… Ведь мы же идем сегодня в театр?.. Куда?.. Опять на премьеру?.. Мне хочется чего-нибудь музыкального. Мюзикл. Или на худой конец в оперу!.. Меня знаешь ли очень убаюкивает оперное пение – я бы мог прекрасно выспаться на твоем плече. Итак, в какой театр мы сегодня идем?.. Я хочу в театр!..
– Какой театр?!.. Ты знаешь сколько времени?.. Почему ты сказал мне, что влип?..
– Потому что у Джеймса Бонда иногда тоже случаются неприятности. Но он из них с честью выходит. Хорошо, не хочешь в театр, давай сходим сегодня в ночной клуб (он совершенно забыл, что у него почти нет денег).
– Пойдем, но только не сейчас. Сейчас я приготовилась смотреть фильм. Да, да, у папы тут свой кинозал… Позвони мне часа через два. Если конечно будешь еще в состоянии…
– Ладно, договорились… Через два часа жди моего звонка… Интересный фильм?..
– Не знаю. Но думаю, не такой интересный, как приключения Джеймса Бонда…
Она дала отбой.
Замелькацкий схлопнул телефон. Настроение у него было прекрасное. Но, пожалуй, надо было прекратить нагружаться и подумать, как выбраться отсюда. Он уже более-менее осмотрелся в зале и понял, что все гости попали в нее явно не через ту же дверь, что и он, – выход был в дальней стене и вел он совсем не к подъезду с деревцами в маленьких кадках…
Все же он не удержался и, выпив еще виски и плотно закусив, нетвердой покачивающейся походкой совершенно спокойно покинул посольство через еще один, достаточно помпезный подъезд, расположенный сбоку здания. Оттуда он прошел к тем самым воротам и мимо милиционера – на улицу.
Здесь уже царил глубокий мрак…
Его распирало от ощущения собственной лихости и удачливости!.. Торопясь, он пошагал к началу переулка. Уже оказавшись там, он сообразил, что так и не посмотрел, в каком же посольстве он был на фуршете, коктейле или черт его знает, как у них там это называется!..
Лишь при воспоминании об автомате Калашникова, который стоял в той комнатке, где резались в нарды эти двое, неприятный холодок пробегал у него по спине, заставляя мало-помалу трезветь…
27
Он успел добраться до дому, прежде чем обнаружил, что в кармане нет ни бумажника, ни лежавшего вместе с ним паспорта…
Где он их выронил?..
Все же хмель никак не выветривался у него из головы, – Замелькацкий по-прежнему оставался пьяным. Уже прошло два часа и он принялся звонить ей с мобильного… Визитная карточка Ариеллы потеряна вместе с бумажником. К счастью, номер мобильника остался в памяти его телефона. Состояние было ужасным: зачем он звонит ей?!.. Как они пойдут в клуб, если нет денег?! Даже занять ночью не у кого!.. Мелькнула, правда, мысль, пойти к писателю, но, слава богу, от этого удержался.
За окном была темнота, чернота, парк… И вдалеке оживленная улица с мечтами и ресторанами… «Нарядные мужчины и женщины толкают двери, за которыми их ждет радость, смех, общение…»
Мобильный у Ариеллы не работал. Городской номер с карточки он никуда не переписал… Замелькацкий принес с кухни стакан и штопор, достал бутылку итальянского вина, которую хранил в комнате в старом шкафу. С большим трудом откупорил ее, налил немного вина в стакан… Вино показалось кислым, неприятным на вкус, хотя он был уверен – вино отменное. Просто пить его сейчас не хотелось. Но было невыносимо наедине с вертевшимися в голове мыслями. Хотелось опьянеть еще больше, а он в последние два часа только трезвел… Уж лучше бы сейчас махнуть неразбавленного виски – быстро и эффективно!.. Он опять позвонил Ариелле – тот же результат, выпил вино, улегся в одежде на диван.
Если он выронил паспорт во дворе посольства… Пошли они все к черту!.. Упорно каждые пять минут набирал Ариелле и не заметил, как уснул…
Открыл глаза. Бабка трясла его за руку… На столе стояла бутылка, стакан. В брюках, рубашке и галстуке Замелькацкий лежал на диване.
Тут же вспомнил вчерашнее.
– Сможешь подойти к телефону?..
– Кто?..
– Не знаю. Какой-то дядечка.
Он поднялся, вышел в коридор, взял трубку.
– Здравствуйте…
Голос был незнаком.
– Спуститесь во двор и подойдите к черному автомобилю.
– Зачем? – он напрягся. Неприятно засосало под ложечкой.
– А вы не догадываетесь?..
– Нет, абсолютно… – он начал оборонятся, судорожно соображая, как же именно выглядит эта беда, которая стучится к нему в ворота. «Беда!.. Отворяй ворота…»
– Выходите… Это по поводу вчерашнего!..
– Хорошо… Сейчас спущусь, – Замелькацкий проглотил слюну.
Он накинул пиджак, куртку, сунул ноги в блестящие лаковые туфли… Были у него такие. Когда-то носил и гордился. Все в прошлом!
Большой черный джип стоял несколько поодаль от его подъезда, но других здесь не было, в кабине сидел человек…
Когда он уже подходил к джипу, стекло со стороны водителя опустилось, высунувшаяся рука держала его паспорт и бумажник:
– Ну что, теперь догадались?..
Он взял паспорт, бумажник и вытаращился на иронически улыбавшегося водителя.
– Скажите спасибо Ариелле Михайловой…
– Я… Но… Ничего не понимаю!
– Я – водитель, сейчас ее вожу. Утром ей позвонила уборщица из фирмы… Говорит, туалет убирала, смотрит бумажник, паспорт… Спросила, не знаете такого?.. В бумажнике – визитка Ариеллы Михайловой… Ариелла меня сразу туда и отправила. Говорит, поезжай, утешь его, а то он загулял, посеял документы и так расстроился, что даже папу моего просил подключить. Выплатил вознаграждение и сразу к вам… Нет, мне ничего отдавать не надо. Это уж вы с Ариеллой… Видите, и без папы разобрались… Ладно, до свидания!..
Он еще раз усмехнулся, закрыл окно и уехал.
Замелькацкий сунул руку в карман – телефона не было. «Черт!..»
«А-а, он же валяется на диване!»
…Мобильный Ариеллы опять не отвечал. Полез в бумажник, наткнулся на листок бумаги для записей. «Черт!.. Должен же идти на собеседование!» Подскочил к пиджаку, что висел на стуле, вытащил из кармана часики – времени, слава богу, достаточно… Извлек из бумажника визитку Ариеллы, перенес в свою комнату телефон.
После того, как несколько раз сказал во включившийся автоответчик «Алло», Ариелла взяла трубку… Сама…
– Ладно, ладно, Джеймс Бонд, ты прощен!.. Понимаю, тебе вчера было не до меня… У меня разболелась голова. Сегодня готовься в театр… Да, вообще-то сегодня не очень могу, но раз ты так любишь оперу, я тоже непрочь… Купим билеты там… Да, в крайнем случае у каких-нибудь спекулянтов… Дорого?!.. Ничего!.. Возьмем папу вместо кошелька – пусть платит. Созвонимся!.. Будь в форме!.. Сегодня твой день: ты услышишь любимую оперу…
Замелькацкий вернулся в комнату, улегся на диван. Потом вскочил… Подошел к столу, взял бумажник, пересчитал деньги…
Посмотрел в окно. Перед ним был парк, дальше – та самая оживленная улица. Что же делать?.. Его охватило отчаяние: ничего нет, только этот угрюмый скотский парк. И ничего нельзя поправить и изменить… Что же делать?.. Что-то невероятное происходило с ним!.. Может ли это все существовать в действительности?.. Ему захотелось ущипнуть самого себя за локоть… Сегодня опера… Ему предстоит сидеть вместе с Ариеллой и ее отцом на оперном спектакле. Какие еще унизительные приключения предстоят ему?!.. Что же делать?! Что же делать?!.. Наглотаться опять таблеток?! Не помогает! Ни черта не помогает!..
Он кинулся к телефону – позвонить на ту фирму, где он был вчера. Зачем?.. А устраиваться на работу?.. А несостоявшееся собеседование?!.. У него же нет номера!..
Он выскочил в коридор…
– Ба, я хотел тебе сказать!..
Она ошарашено обернулась, глаза были круглыми, изумленными…
– Что?!.. Я сразу поняла: что-то с тобой не так… Что-то происходит… Ты знаешь, сейчас кругом что-то происходит…
– Что происходит?!.. Я хотел тебе сказать про манную кашу… Свари сегодня манную… Все, что происходит, не имеет никакого значения. Знаешь, у меня есть одна знакомая… Очень хорошая знакомая. Впрочем, я тебе потом расскажу…
Он вернулся к себе в комнату. Закрыл дверь. Руки дрожали. Но не от вчерашнего виски и вина… Светило яркое солнце.
Не постучав, она тихонечко вошла, притворила за собой дверь…
– Вот этот письменный стол мы с твоим дедом купили более пятидесяти лет назад, когда только-только переехали в эту квартиру… А ты пьешь на нем вино…
Она покачала головой:
– Он куплен для занятий, а не вина. Для чтения книг, для писания писем…
– Кто сейчас пишет письма, ба?
– То-то и оно!.. Знаешь, вчера я встретила на лестнице соседа.
– Писателя.
– Да. Ты его знаешь?.. Он мне сказал: мы все, как один большой корабль. И с этого корабля не спасется никто… Зачем же тогда все?! Зачем же мы тогда строили эту жизнь: стол, шкаф, дом, а?! Если все – ко дну?!.. Скажи! Скажи!..
Она подскочила к нему и стала трясти его за грудки… Ее колотила истерика:
– Скажи! Скажи! Зачем все, если просто пить, если не спасется никто!..
Он оттолкнул ее руки, заорал:
– Кто-то же спасется!.. Прилетят вертолеты!.. Кому-то же хватит места на вертолете!.. Главное влезть туда!.. Пьяным, с ног до головы в дерьме – неважно!.. Обделавшимся!.. Пойми, когда кораблекрушение, когда судно идет ко дну, неважно, как ты выглядишь, трезв ты или пьян, все – побоку!.. Главное – спастись! Если ты спасся, все остальное – простительно и неважно!..
Он отскочил от нее, подбежал к окну. Задыхаясь:
– Да, именно так!.. Неважно… Простительно… Глупо думать, чистый у тебя воротничок или нет, если тонешь… Неужели тебе не будет приятно, если я спасусь?! Именно я – спасусь!.. Деду бы тоже было приятно!..
Он продолжал бормотать еще что-то… Обернувшись через некоторое время, обнаружил – она вышла из комнаты.
Он схватил детектив, уселся на диван и некоторое время читал… Но спокойствие никак не возвращалось. Наконец, Замелькацкий подошел к бутылке, налил в стакан вина, с наслаждением выпил. Сегодня вино не казалось кислым. Не то, что вчера!..
…Мысли постепенно начали приобретать ясность и прямоту. Противный страх, который Замелькацкий испытывал перед надвигавшимся днем, исчез.
Все это, конечно, отвратительно: и вино, и дерьмо, и посольство и кораблекрушение… Но ведь победителей не судят, а все, в конечном счете, оценивается только по результату. И не станет ли он через какое-то время вспоминать эти дни, как самые золотые: у него теперь есть Ариелла! Всего-то дел – устроится работу и спокойно просидеть до конца спектакля!.. Остальное приложится само… «Вертолеты… Вертолеты… Где вы?! Скорей бы!»
«Осточертели эти гадкие приключения!» Он налил еще вина, выпил. Вышел в пустую кухню, позавтракал бутербродами с колбасой… «А вчера-то был неплохой ужин!.. Эх, жаль не попробовал: что же повар готовил в этом котле?.. Эх!..»
Он посмотрел на свое отражение в буфетном стекле. Подмигнул. «Вот что: сегодня ты должен быть настоящим Наполеоном Бонапартом!.. И нечего обижаться на атаки – не было бы их, не попал бы на вечер в посольстве!»
…Он шел по улице и смотрел по сторонам спокойно и, как ему казалось, совершенно трезво. Вчера, пробегая этим же маршрутом, он был гораздо более безумен, хотя и трезв. А сейчас он пьян, не так сильно, но пьян. Но разве он не владеет собой, как настоящий герой?! Он не безумен теперь… Это главное. Самое важное – избавиться от этого унизительного безумия.
Да, он – герой! У него есть невеста, дочь миллиардера и сейчас он устроится на работу. Он зря проклинал утром посольство – вот его будущее: ходить по вечеринкам… Ему хотелось скорей попасть в театр. Отыграться. За все. За прошлый раз. Сейчас он чувствовал себя в отличной форме. Скорей бы! Скорей!.. Приятное нетерпение владело им. Такое всегда владеет героями, идущими в атаку под знаменем победы. Под ним не погибают, а обретают славу!
Он почти уже дошел до метро, когда почувствовал, что легкий, едва ощутимый туман, еще стелившийся в голове при выходе из дома, теперь уже если и не окончательно развеялся, то сделает это в ближайшие четверть часа. И тут же какой-то намек на атаки возник в его животе. Он испугался: уже успел свыкнуться с мыслью, что атаки его не побеспокоят. Но что это они дали о себе знать, когда он и в метро-то еще не спустился?! Это шокировало его.
Впрочем, может, то и хорошо, что не спустился. На маленькой площади перед метро был магазинчик. Туда и завернул…
– Мне пиво…
В магазинчике было пусто. Стоявшая за прилавком продавщица равнодушно смотрела куда-то мимо него сквозь витрину – на площадь.
– Какое?..
– Вот это…
Он нервно сгреб с блюдечка сдачу, сунул ее в карман. Открыв банку, сделал глоток.
– Здесь не надо… На улицу идите! – зло произнесла она.
Замелькацкий и сам спешил прочь из магазина. Времени у него было не так много. Пока добежал до метро, успел сделать еще несколько больших глотков. На эскалаторе – еще… Пошатнулся… Пошатнувшаяся было уверенность стремительно возвращалась. Опять его охватило приятное нетерпение. Он вскочил в вагон, – на удивление, было мало народа, сходу плюхнулся на сиденье, так что чуть не расплескал пиво из банки. Спасло то, что его там уже было не так много… Развалился, держа банку двумя руками.
Скорей! Скорей! Нетерпелось вступить в бой – чтобы началось собеседование: уверенно и четко отвечать на вопросы, лихо выдать какую-нибудь такую реплику, от которой они там рты разинут и подумают «Вот это да!.. Да этот парень, оказывается, о-го-го каков!» Но что, какую реплику выдать?.. Это все, конечно, может родиться только экспромтом. В том-то и была его сейчас главная проблема, что уже хотелось ему размахивать саблей, руки так и чесались (образно, разумеется, говоря), но до противника надо было доехать, и он боялся, что жар его, как это уже один раз было, к самому ответственному моменту угаснет, испарится…
Нет, нет, этого нельзя допустить! Сейчас он должен просто отдохнуть, как-нибудь расслабиться, отвлечься. Вот тут он особенно оценил пиво – хлебнул еще раз из банки, развалился еще сильней. Ну смог был он так сидеть, если бы его сейчас изводили атаки?.. Ау, атаки, где вы?!.. Нет их.
Конечно, он был уверен, что они не откликнутся и эта уверенность не обманула его… Нет их.
Хотелось еще оказаться в театре, насладиться обществом Ариеллы, побеседовать с миллиардером Михайловым (если он придет, конечно)… Скорей бы все это!.. Он так нетерпеливо рвался навстречу событиям должно быть потому, что прежде словно бы какая-то стена отделяла его от этих событий. Они, так же как и сейчас, должны были наступить, но наступая, каждый раз становились как бы не его. Проклятая проблема отдаляла его от них. Унизительное безумие! Горький удел засранца: метаться в поисках нужника!
Пива-то тоже хватило ненадолго!.. «Однако! Однако…» – думал Замелькацкий. Это уже начало его беспокоить… Там, на выходе из метро стоял такой киоск, а в нем множество всяких баночек. До этого пункта в маршруте он доехал очень хорошо, – таки удалось расслабиться, но вот беда: хмель опять, кажется, выветрился. Он желал добавить еще, но дальнейшее питие делало его не только спокойным, но и уже достаточно пьяным… То есть не то, чтобы очень, но, однако же, и настолько, что Замелькацкий начал опасаться: не заметили бы!..
Он не сомневался, что и пьяным будет лих и уверен в себе (опасная уверенность!), но какие-нибудь предательские признаки могли выдать его… Выдать причину его успеха.
Все эти рассуждения привели к тому, что он все же прошел мимо баночек в киоске. Но затем он все-таки вернулся и остановился!.. Вон там здание, где расположен офис!.. Сейчас предстоит войти туда. Не разнервничается ли он?.. Черт его знает, эти его особенности: проблемы могут начаться в любой момент (Метаться в поисках нужника!).
Собственно говоря, в это время, когда он, уже нетрезвый, рассуждал, не добавить ли, сознание его в значительной степени было измененным. Это был уже не тот Замелькацкий, что прежде, вовсе не тот. Ужасы атак доконали его, – стал бы он раньше так пить! Но вот отчего происходили сами эти атаки – над этим стоило призадуматься!..
Все же он отцепился от киоска, решив, что по-прежнему еще пьян. Да, вот так рассудил он: пара бокалов вина и банка пива не могли выветрится так быстро!.. А то, что он, когда входил в метро, испытал атаки – это показалось ему… Померещилось!..
«Эх, Замелькацкий! До чего же ты дошел! Никогда бы ты раньше не мог вообразить, что в таком вот виде будешь ходить на собеседования!» – думал он.
Но тут же себя оборвал: «Хватит! За дело!.. Не для того я выпил, чтобы рассуждать о том, чего раньше не думал и о чем не гадал. Я выпил, чтобы добиться успеха!»
Там была стеклянная стена, вымытая до зеркального блеска, – он чуть было не подмигнул себе. Но удержался: энергию надо было беречь для собеседования… Бюро пропусков, охрана, лифт, – обычная процедура.
В лифте он впился в свое отражение в зеркале. Он ехал не один. Какие-то две женщины… Женщины обычно более чувствительны к таким вопросам. Покосился и на них. Нет, вроде бы никто от него не шарахается, нос не воротит, все нормально. Глаза немножко не такие. Но кто здесь знает, какие у него обычно глаза?! Может быть у него всегда такие немного влажные, какие-то такие, с оттенком легкой стеклянности… Да нет, и не стеклянные вовсе. С чего бы?.. Разве он много выпил?! «Эхма, кабы денег тьма!..»
28
Он проснулся. Лежал он на диване в рубашке, брюках и при галстуке. Мгновенный ужас охватил его… Но тут все вспомнил и блаженно вытянулся на диване. Все хорошо! Это утром надо было испытывать ужас, потому что накануне, перед тем как заснуть, он был в ужасе. А сейчас, после обеда – не надо, потому что час назад, перед тем, как заснуть, он был в шикарном настроении…
…Секретарь, которая встретила его, странно на него покосилась.
«Что это значит? – подумал он. – Значит ли это, что все-таки он выглядит пьяным?..»
– Подождите немного… Сейчас Софья Пал-лнна освободится, – томно произнесла она, усадив его в каком-то малюсеньком закутке между канцелярской тумбочкой из светлого дерева и столиком, – в беспорядке на нем были разбросаны пустые и заполненные анкеты соискателей.
«Баба! Да еще какая-то Пал-лнна… Это плохо!.. Просечет, что выпивал. И опять ждать… Но сколько?» Если десять, двадцать, тридцать минут – ничего. Почти наверняка он продержится. Если срок, за который хмель из него успеет окончательно выветрится, тогда кричи караул. Судорожная беготня по нужникам, мысли о чем угодно, кроме собеседования…
– Пройдите, пожалуйста! – жеманно произнесла секретарь и улыбнулась.
«Лучше бы ты этого не делала!.. – с неприязнью подумал Замелькацкий. – Вон, зубищи-то все в разные стороны!»
Твердым, уверенным шагом он не вошел, а ворвался в кабинет Софьи Пал-лнны и, как он осознал уже позже, после всего, неприязнь, испытанная им к девушке-секретарю, как-то не так покосившейся на него при входе, оказалась очень-очень удачным фактором: Замелькацкий вошел с очень сердитым, едва ли не брюзгливым лицом.
Он строго поздоровался и уселся на стул…
Все-таки после вина и пива он был немного заторможен. Но видимо легкое, почти неуловимое расстройство координации, которым он теперь страдал, неподвижность взора и какая-то особая, тупая уверенность в голосе были факторами, производившими на Софью Пал-лнну особенное впечатление.
С первой секунды он понял, что по каким-то очень важным параметрам сразу и бесповоротно получил в голове Софьи Пал-лнны зачет. «Скверный был бы результат, войди я сюда после второй или третей отлучки в нужник, с нервно бегающими по сторонам глазами и услужливым голосом, выдающим страстное желание понравится… (Раз хочет понравится, значит – темная личность, – наверняка заключает в таких случаях Софья Пал-лнна!)» – пронеслось у него в голове.
Она совсем не соответствовала образу совковой тетки, который возник в воображении Замелькацкого, едва секретарь произнесла ее имя-отчество.
Это была строгой наружности, добротно и со вкусом одетая женщина примерно сорока лет или даже немного старше, подтянутая, с холодным и немного высокомерным взглядом. На руке у нее было дорогое кольцо с бриллиантом, на запястье красовались золотые швейцарские часы. Видно было, что Софья Пал-лнна в жизни не бедствует, возможно не только благодаря собственным успехом на поприще human recource department, но и в силу солидной материальной базы мужа – какого-нибудь отнюдь не маленького начальника. В пользу последнего предположения говорили ключи с эмблемой дорогой марки автомобиля, на которую Софья Пал-лнна вряд ли бы накопила сама, насколько Замелькацкий представлял уровень оплаты занимаемой ею должности.
Ключи лежали у Софьи Пал-лнны под рукой, рядом с телефоном бизнес-класса и добротной дамской сумочкой.
«Э-э, да тут не лихость нужна, не бренчание шпор и не щегольская шляпа, а тупая уверенность и еще раз уверенность!» – подумал Замелькацкий.
Софья Пал-лнна не улыбаясь и холодным, но все же, видимо, не таким холодным голосом, каким она обращалась к остальным кандидатам, попросила Замелькацкого рассказать о себе.
Комичности ситуации добавляло то, что он опасался слишком сильно выдыхать воздух, так как, по его предположениям, в эту минуту был пик именно того неблагоприятного момента, когда пары перегоревшего пива, смешиваясь с дыханием, выходили наружу особенно интенсивно. Стремление не выпустить их придавало всей его речи особенную уверенную в себе сдержанность и солидность.
Не молодой человек, не честолюбивый и дерзкий корсиканец, а зрелый не по годам мужчина – вот кем он был в этот момент. Но видимо в мире мощных моторов, анатомических сидений из натуральной кожи и серьезных супругов, к которому, безусловно, причисляла себя Софья Пал-лнна, солидность ценилась значительно выше геройских эполет, бряцания шпаги и прочей непонятно для чего предназначавшейся дребедени.
Видя, как по ходу его рассказа Софья Пал-лнна делает на его резюме тонким шариком позолоченной ручки весьма обнадеживающие пометки, Замелькацкий приободрился еще больше. Собственно, он уже не сомневался, что дело выиграно. Чего-чего, а нюх у него на такие моменты был!..
Молодые люди, обивающие порог кабинета Софьи Пал-лнны, безусловно, не пили за завтраком итальянского красного вина, тем более в день собеседования, а следовательно им была недоступна та легкая, едва уловимая отдышливость, что сквозит в иной раз в речах немолодого, успешно пожившего мужчины, знающего, как делать бизнес, который, ко всем своим достоинствам, к тому же еще на самом деле и молод…
Главное – не спугнуть, не натворить чего-либо, что передвинуло бы железнодорожную стрелку и отправило бы надежно катившийся в желательном направлении поезд совсем на другой путь… Уж конечно, его беготни по заведениям, случись она, Софья Пал-лнна не приняла бы. В ее мире такие неприятности не проходили. Скорее бы миллиардер Михайлов понял и простил бедолагу Замелькацкого, чем Софья Пал-лнна… Но Замелькацкий был уверен, чертовски уверен в себе!
Атаки, где вы? Ау-у!.. Нет их.
«А ведь тебе, Софья Павловна, придется хуже всех! – подумал вдруг с неожиданно откуда-то взявшейся в нем ненавистью Замелькацкий. – Хоть ты и не бедствуешь, а для того, чтобы спасали тебя на вертолете ты все же недостаточно богата, иначе не сидела бы ты здесь со мной-дурачком!»
Он словно бы солидаризовался в эту минуту со своим злобным соседом-писателем.
«Но и пассажиры дешевых кают не подвинутся, чтобы дать тебе немного местечка на обломке мачты – для этого ты слишком надменна… Эк тебе придется, Софья Пал-лнна!.. Намучаешься вдосталь, а потом и тю-тю…»
Софья Пал-лнна задала ему еще несколько вопросов, что, прочем, не имело уже никакого смысла, потому что в самих вопросах рационального и четкого смысла, ради которого стоило бы их задавать, не заключалось, а те полусмыслы и не едва уловимые оттенки, которых и требовалось Софье Пал-лнне, чтобы окончательно утвердиться в уже почти принятом решении, Замелькацкий, конечно же (вы заказываете, мы – исполняем!) с иерусалимской изворотливостью воспроизвел…
При этом он ни на миллиметр не уклонился от своего солидного образа, уподобляясь фигуристу четко выполняющему все линии и фигуры хоть и нелюбимой, но обязательной программы.
– Ну что ж, у нас есть позиция… Кандидатов очень много…
На этих словах Замелькацкий должен был внутренне затрепетать, задрожать, как осиновый лист… После всех атак, после посольства, после двух стаканов красного он уже ничего не боялся. Но все же он покивал головой, словно бы склоняя свои солидные знамена перед неизбежным…
– Всех кандидатов обязательно смотрит директор…
Тут Замелькацкий единственный раз дал маленький прокольчик, потому что уже сильно протрезвел и при мысли об еще одном мучительном интервью глаза его как-то жалко дернулись и вовсе неуверенно вперились в лицо Софьи Пал-лнны…
– Софья Пал-лнна, там…
– Я занята, Вера! – обрезала Софья Пал-лнна и секретарь приниженно скрылась за дверью.
Замелькацкий уже выровнял дрогнувшую шеренгу и смотрел на Софью Пал-лнну с прежней солидной уверенностью.
– Но в кадровых вопросах директор полностью доверяет моему мнению…
Замелькацкий опять склонил перед Софьей Пал-лнной свои стяги.
В ее голосе сквозила какая-то такая интонация, которая безошибочно говорила Замелькацкому, о том, что он принят. И тут он не мог с точностью определить – выдавала она себя сознательно и это такая игра или все получалось у нее непреднамеренно.
– По правилам компании, вам сейчас надо заполнить анкеты и пройти тесты… Вера вам все скажет… Это долго, у вас есть время?..
– Да, да…
– Я с вами прощаюсь, если мы примем по вам положительное решение, вам позвонят… Но кандидатов очень много.