– Но зачем?!..
– Да незачем… Я лично думаю, бомж действительно существует. Но ты с ним не встречался. Ты просто на почте случайно услышал о нем.
Подошел поезд. Ариелла и Замелькацкий вошли в вагон.
– Да, блин! – проговорила она, встав к окну и глядя на него широко раскрытыми глазами. Он заметил, что зрачки у нее расширились от ужаса. Впервые он видел на ее лице хоть какое-то проявление чувств. – Конечно, ужасно повстречаться с таким бомжом!.. Как ты думаешь, поймают его?..
– Никакого бомжа и заразной болезни не существует!..
– Нет. Я уверена, раз у вас в районе рассказывают такие истории, значит он есть. И знает, что заразен и мстит людям за свое обезображенное лицо!
– Я с ним не встречался!
– А кто говорит, что встречался?!
– Смирнов!
– Плевать на Смирнова!
– Но он всем рассказывает про меня!..
– Не волнуйся, долго рассказывать не будет. Он нашел себе место получше и уходит… Скорее всего, напоследок гадит …
– Откуда ты знаешь?!..
Поезд въехал на станцию и с шумом остановился. Начали выходить и входить люди. Обождав несколько мгновений, Ариелла ответила:
– Он уходит к какому-то родственнику… Тот организует фирму, что-то вроде этого… Смирнов сказал, что им нужны сотрудники, звал меня к ним.
– Ты же только устроилась?!..
– Ну и что?.. Если бы действительно верила, что там что-то хорошее, не задумываясь бы ушла… Смирнов – придурок. И родственник у него – такой же придурок как и он. Это все ненадежно. Не переживай ты из-за Смирнова!..
– Он здесь мой лучший друг!..
– Во-первых, он уходит чуть ли не на днях… Во-вторых, что он тебе сделал?.. Может, он – идиот и так переживает за тебя?.. Ты не думаешь?..
Замелькацкий, действительно, немного успокоился. Неожиданное продолжение его рассказа про бомжа показалось ему неприятным, но не более того… Поезд, только-только отъехавший от станции, сбавил ход и остановился. Народа на последней станции в вагон набилось полно.
Ариелла молчала… Замелькацкий вдруг занервничал, но уже не из-за Смирнова – тот больше не волновал его, а из-за того, что поезд застрял.
– Наверное, что-то случилось! – проговорила так, что было слышно всем вокруг, какая-то тетка.
Поезд и не думал трогаться… Тишина воцарилась мертвая. Обычно, когда остановка бывала короткой, поезд как-то фырчал моторами, выпускал воздух из тормозов, тут – ничего…
– Что же этот Смирнов про меня рассказывает!.. – воскликнул громко Замелькацкий, пытаясь сбить охватывающую его нервозность.
Стоявшие рядом люди покосились на него.
– Успокойся! – так же громко, заставив их покоситься еще, ответила Ариелла.
– Куда мы едем?!.. – он чувствовал, что еще немного и атаки опять вернутся к нему. Молол первое, что приходило в голову. Это отвлекало от панических мыслей. Уж лучше переживать из-за Смирнова!..
«Куда мы едем?!» Если знать, что она так и не раскрыла ему, в какой театр они едут, вопрос его был вполне естественен. Но для случайных пассажиров, стоявших рядом с ним, фраза, произнесенная нервным голосом и отчетливо слышная в полной тишине, прозвучала странно.
На него, уже внимательно, посмотрело несколько человек.
– Успокойся! Ты мне надоел!..
– Нет, я хочу знать, в какой театр мы едем! – собственный скандальный тон в этой тишине казался ему ужасным, но он помогал ему преодолеть панику, которая была еще ужасней.
– Скажи немедленно!..
– Ну хорошо, мы едем в театр зверей Дурова!..
– В театр зверей?! – он деланно рассмеялся.
Поезд неожиданно дернулся и начал набирать ход.
– Ты против?
– Нет-нет!.. Я – за!
Все показалось ему менее страшным. Театр зверей, в котором никогда не был, представился полным воздуха свободы, необязательным, шумным, где каждый в любой момент может встать и на несколько минуточек не мешая никому выйти, а потом вернуться. Возможность выйти, а потом вернуться была чрезвычайно важна…
Ариелла не отрываясь смотрела на него.
– Послушай, а как ты относишься к Жанне д'Арк? – спросила она вдруг.
Он молчал… О чем о чем, а о Жанне д'Арк явно не думал!
– Мне кажется: так здорово, когда есть чем заняться!.. Мне кажется Жанне д'Арк было чем заняться. Я бы тоже так хотела. Мне хочется иметь какое-то большое дело, к которому можно применить себя.
– А работа?! Ты устроилась на работу. Можешь себя применить…
– Это не то! – с раздражением проговорила Ариелла. – Работать на какого-то козла! На Серея Васильевича!.. Что бы он благодаря мне купил толстой жене новую машину?!.. Я хотела бы посвятить себя тому, что нужно людям… Нужна цель. А цели нет.
– А зарабатывать деньги?! Много денег!..
Она с презрением посмотрела на него и, кажется, хотела сказать что-то обидное, но сдержалась:
– Много не заработаешь… Сам знаешь почему. Что я, без связей, могу сделать в этом городе?.. Конечно, что-то заработать могу… Но это слишком мало. Даже на квартиру не хватит… Ну съезжу куда-нибудь за границу, ну куплю машину…
– По твоему, быть Жанной д'Арк – лучше?.. Она была какая-то сумасшедшая… Ей то ли приснился, то ли привиделся кто-то… То ли Бог, то ли Святая Дева, в общем кто-то из святых… И он позвал ее на подвиги…
Он вдруг осекся: от этой Ариеллы можно чего угодно ожидать!.. Может, Жанна д'Арк – для нее кумир?!
Он слишком разговорился! Внутри опять становилось тревожно. Когда он непрерывно думал об этом, словно бы как-то сосредотачивался на нем, ему было тяжко, но без неожиданностей. Стоило ему на мгновение позабыть, что с ним только что происходило, оно тут же напоминало о себе новой, неожиданной атакой.
Почувствовав, что он больше ничего не скажет, она проговорила:
– Я с тобой согласна… – тон ее был задумчивым. Поезд пошел медленнее. – Только я все равно ей завидую… Я завидую ей, потому что она была человеком, который никогда не испытает огорчения…
– Таких нет!..
Против своей воли он начал принимать в этом разговоре слишком заинтересованное участие, хотя разумней ему было экономить силы и сосредоточиться на развитии событий в собственных внутренностях.
– Жизнь без огорчений невозможна! – проговорил он тоном умудренного опытом человека.
– Возможна, дорогой мой! Возможна!.. – сказала Ариелла и улыбнулась.
Он был так поражен этой улыбкой (она ни разу не улыбалась до этого, ни-ни!) У нее была очень обаятельная улыбка. К тому же, она сказала ему «дорогой мой»!.. Но он опять слишком отвлекся от своих внутренних переживаний!..
– Она была привержена процессу, а не результату. Того, кто отдался большой идее интересует прежде всего процесс, потому что результат, как таковой, подразумевается вряд ли достижимым.
– Не понимаю…
– Как тебе объяснить?.. Франция была захвачена англичанами. Жанна д'Арк верила, что рано или поздно Франция будет освобождена. Она знала, что сама сделает для этого все и даже пожертвует собой. Но когда будет достигнут окончательный результат – освобождение Франции, она не знала. Для нее это не было важно, потому что главным для нее было делать все, на что она способна. Чтобы делать все, на что ты способна, не нужно знать, когда будет достигнут окончательный результат: при твоей жизни, после нее – освобождение все равно будет достигнуто, победа неминуема. В этом была суть ее веры. Значит, у нее не было никаких огорчений, кроме тех, что она упрекала себя в том, что недостаточно хорошо боролась. Но вряд ли – боролась она самоотверженно!.. Значит, она была счастливым человеком, который дошел до состояния, в котором ничто уже не может огорчить.
Замелькацкий внимательно слушал. На минуту разговор стал важнее «внутренних» переживаний.
– Допустим, моя цель – заработать как можно больше денег… – продолжала Ариелла. – Капитала, чтобы начать свой бизнес, у меня нет, влиятельных родственников – нет, в любовницы к кому-то я идти не хочу… Что остается?.. Пытаться продвинуться в фирме Сергея Васильевича!.. Сколько разочарований ждет меня! Допустим, работаю я лучше всех, а лучшую должность и зарплату он предлагает своей любовнице…
– Он?!.. Да ты что!.. У него нет любовницы!..
– Я говорю к примеру… Или я делаю на этой фирме неплохую карьеру, но из-за ошибок Сергея Васильевича бизнес рушится, фирма закрывается и мне приходится начинать все снова, но уже на другой фирме, где старые сотрудники ненавидят меня, как потенциального конкурента…
– Я не думаю, что Васильич настолько глуп, чтобы обрушить бизнес!..
Замелькацкий в эти секунды совершенно не обращал внимания, что поезд идет по тоннелю настолько медленно, что, кажется, вот-вот встанет.
– Зато я думаю, что кое-кто начинает казаться мне кое-каким!.. – холодным, язвительным тоном проговорила Ариелла. – Неужели до тебя не доходит, что я говорю не о конкретном случае, а вообще!.. В конце-концов, пусть он не держит любовниц, пусть достаточно умен – никто не застрахован, что какой-нибудь конкурент не подошлет налоговую проверку и разорит фирму…
– А Жанна д'Арк не была застрахована, что ее не убьют в первом бою или не поднимут на смех собственные французские солдаты. Типа «Иди, баба, домой щи варить, а не мечом размахивать!» На этом ее миссия закончилась бы!..
– Она бы нашла способ побороться с англичанами, а если бы ее убили в первом бою, она бы умерла счастливой с сознанием выполненной миссии. Другое дело, пять лет копить на квартиру и в один день потерять все деньги. Это, мне кажется, большое горе! Зачем жила?!.. Или делать карьеру, а потом быть уволенной из-за какой-нибудь хозяйской любовницы. Завидую Жанне д'Арк! Она была по-настоящему счастливой!.. Для нее собственная гибель была не страшна. Гибель – один из этапов большого общего пути…
– Хорошо!.. За что же ты будешь бороться?!..
Ему стало еще более стыдно за свою сцену с таксистом. Она-то вон, какая, оказывается, идейная! А он… Жалкий паникер и истерик!.. Замелькацкий еще сильнее испытал ужасную тоску и всеми фибрами своей души возжелал быть красивым и мужественным героем, а не невротиком, неуверенным в себе, пересчитывающим в метро остановки.
– Ладно, не будем об этом… Я тебе так сказала… Просто… Чтобы узнать, что ты об этом думаешь…
– Дело в том, какая цель!.. В чем она?!..
– Знаешь, англичане сожгли ее по обвинению в колдовстве…
– Ты что, колдунья?! – все же разговор произвел на него странное впечатление.
– Может быть, может быть… – как-то неопределенно ответила Ариелла и своим прежним бесчувственным взглядом посмотрела в сторону.
И тут Замелькацкий неожиданно встревожился: Ариелла и раньше казалась ему подозрительной, но теперь он почти уверился в том, что человек она, безусловно, опасный… И она не примитивна: в этих рассуждениях что-то, безусловно, было…
– Между прочим, хочу тебе признаться в одной вещи…
– Да?.. – как-то глупо-равнодушно произнес он.
Теперь ему было не до «внутренних проблем». Неожиданный поворот в разговоре перебил все это последнее ожидание атак.
Возникла пауза. Никто не произносил ни слова. Замелькацкий весь внутренне напрягся…
– Я – дочь миллиардера Михайлова, – проговорила она и внимательно посмотрела на него.
Так исследователь, примерно представляющий результаты эксперимента, смотрит на подопытное существо… Миллиардер Михайлов был одним из богатейших бизнесменов страны, владельцем крупных горнодобывающих предприятий. В последние дни его особенно часто показывали по телевизору…
12
– Я сказала тебе только потому, что меньше, чем через полчаса ты сам встретишься с ним… Он ждет нас в театре. Мне кажется, ты до сих пор мне не веришь… Вот, взгляни…
Она достала из сумочки и протянула ему фотографию.
Он взял ее в руки и уставился на изображение… Константин Михайлов, одетый в джинсы и свитер, и Ариелла – тоже в джинсах и какой-то кофточке сидели на диване. Собственно, кроме стены, дивана и сидевших на нем двух человек на фотографии ничего не было…
Замелькацкий протянул фотографию обратно.
– Представляешь, как мне было по приколу слышать про то, что я приехала из дыры покорять столицу… Между прочим, я действительно из провинции. В Москве недавно. У отца была другая семья. А потом он развелся и вспомнил про меня… Неделю назад мы с ним поругалась… А на днях пригласил меня в театр. Мириться!.. Тем более, давно хотели сходить…
Замелькацкому казалось: он спит и ему снится невероятный сон.
– Я работала у него в корпорации, но после ссоры взяла и ушла. Решила жить самостоятельно, как все… Как обычная девушка из провинции, приехавшая в Москву искать счастья. Но понимаешь, вся параша (она так и сказала «параша» – тюремное ведро с дерьмом!) в том, что меня и здесь, мне кажется, держат только за то, что я папенькина дочь. Все знают, где я работала, отчество и фамилия совпадают. Фадеев задал прямой вопрос. Я сказала нет. Но кажется, он не поверил. Они сейчас пробивают контракт на крупную поставку в отцовскую структуру…
Это было действительно так. И оборудование, которым торговал Замелькацкий, должно было тоже войти в этот тендер. Правда, Замелькацкий с самого начала нисколько не сомневался, что они этот тендер проиграют и участвуют лишь так, для очистки совести, чтобы потом не корить себя за то, что даже не попытались поучаствовать. Уж больно контракт был хорош! При всем уважении к Сергею Васильевичу – не для его фирмы!.. Такие контракты отхватывали акулы позубастей!..
– Мне кажется, они догадались… Единственное, что их смущает: то, что дочь такого отца пришла к ним с улицы… Поэтому немножко верят в ложь про то, что я не дочь…
У миллиардера Михайлова было точно такое же бесстрастное лицо, как у Ариеллы – лицо робота!..
– Вы ужасно похожи…
– То-то и оно!..
Замелькацкий вдруг почувствовал к ней огромный интерес. И куда делись пренебрежение и настороженность!.. Неожиданная перемена в отношении была болезненно неприятна. «Неужели я таков?! Едва я услышал…»
«Вот оно!» – продолжало нестись у него в голове. Он что-то чувствовал все предыдущее время: и «летаргический» сон и встреча с Боней и этот «подарок» – это не было случайностью!
– Кстати, какой туалетной водой ты пользуешься? Мне так нравится этот запах!.. Да, еще!.. Должна тебя предупредить… Ты не спешишь никуда после театра?
– Нет…
– Папа пригласит нас поужинать. Знаешь, у меня был роман… Очень короткий… С ним кончено. Но папа не знает. Он пригласил меня с другом, хотя даже не знает имени. Он так и написал на конверте с билетами: второй билет – ему. Он хочет познакомится, пообщаться… Знаешь, это даже хорошо, что так вышло. Ты мне нравишься больше!.. Ты очень мне нравишься. Не знаю, стоит ли говорить тебе об этом… Но пусть это признание будет компенсацией за историю с такси. Ведь не только мне должно быть приятно с тобой, но и тебе должно быть приятно в моем обществе!..
Замелькацкий чувствовал – Ариелла возбуждена!.. Ему казалось, по мельчайшим переменам в лице он уже умеет догадываться об ее изменяющемся состоянии. На бесстрастном лице робота глаза, раскрывшиеся чуть шире, означали: робот находится в каком-то необычно приподнятом настроении.
Вдруг она полезла в сумочку.
– Вот тебе моя визитка!
Такой визитной карточки он никогда еще не видел.
– Сделала недавно… Зачем, сама не знаю… Это моя персональная. Без всяких фирм. Какая-то особая бумага. По-моему рисовая…
Он рассматривал прямоугольник светло-серой, шероховатой на ощупь и твердой бумаги: «Ариелла Михайлова» – отпечатано, как будто от руки каллиграфически выведено черной тушью… Номера мобильного и домашнего телефонов…
– Не обижайся ни за что, не обижайся! Знаешь, у каждой девушки есть идеал мужчины… А у меня нет. Но если бы мне сегодня требовалось назвать мой идеал, я бы назвала тебя. Гордись!.. Ты гордишься?!..
– Я?!.. Да!
– Я так и думала… Как только я тебя увидела, чуть не упала в обморок. Голова закружилась!.. Помнишь, тогда встала из под стола… Твой голос… По голосу поняла: он, мой суженый!.. Увидела тебя и обомлела!.. Мне кажется, в прежней жизни мы были мужем и женой…
Он подумал, что бредит и у него начались слуховые галлюцинации…
– Наверное, ты удивлен нескромными признаниями… Мне кажется, нет ничего плохого, если мы говорим нашим возлюбленным, что о них думаем!.. Нельзя же все время говорить друг-другу гадости!.. Без комплиментов общение невозможно!..
«Она сумасшедшая!.. Взбалмошная!..» – пронеслось у него в голове.
Ему в это мгновение припомнилось все: и разговор с писателем, и то, как стоял у окна и думал о людях на дальней улице, которые подъезжают на своих машинах к ресторану… «К ресторану!.. Вот оно!.. Я же спросил себя вчера: почему ты не с этими людьми и не в этом ресторане!.. А пожалуй, ресторан, в котором сегодня мы будем с Михайловым окажется получше, чем те… На той улице!»
Он устыдился собственных мыслей, но поделать с собой ничего не мог. «Ты – жалкий, подлый… Как это… Альфонс!..» – думал он про себя. Но тут же сообразил: собственно говоря, не сделал ничего низкого, кроме того, что на полном серьезе и совершенно необъяснимо для себя вдруг нашел Ариеллу очень привлекательной, красивой, причем, если бы ему теперь сказали, что папа ее – не миллиардер, она все равно осталась бы для него красивой. «Но ведь я же с самого начала думал, что ее можно назвать красивой, если бы что-то в ней не отталкивало… Отталкивающей была некоторая странность, но теперь странность получила свое объяснение» – объяснил себе он.
– Я не хотела ничего тебе рассказывать, но больше скрывать не могла. Ведь папа будет в театре…
– В театре зверей?.. – вдруг встряхнулся Замелькацкий.
– Извини, я над тобой издевалась! Конечно, нет!.. Мы идем в театр Н. Если бы я тебе сейчас все не сказала, ты бы наверное при встрече с папой в обморок упал…
– Да нет… Что ж я…
«Я погиб!» – неслось в голове у Замелькацкого. Он вдруг вспомнил про свою ужасную беду. Ему очень живо представилось все, что ждет его в ближайшем будущем…
Но думал он и о другом: все, что она сказала ему, было для него подобно грому. Не пройдет и получаса, он познакомится с одним из влиятельнейших бизнесменов страны!.. Как-то произойдет это знакомство?!.. Что при этой встрече будет сказано?!.. Миллиардер будет говорить с ним весь вечер…
Поезд как раз подъехал к станции. Он не сразу сообразил, что здесь очередная пересадка. Ариелла потянула его за руку. Они вышли из вагона.
– Сколько времени? – спросила она.
Весь предыдущий ужас с прежней силой вернулся к нему…
Он полез рукой под куртку – часики его были в пиджачном кармане. Добраться было непросто. Наконец докопался и потащил наружу за ремешок… Опять, как тогда, в офисе, когда уронил шпильку от ремешка, от часов отвлекала все более усиливавшаяся нервозность – он сделал неловкое движение и часы вывалились на мраморный пол.
Звука не было слышно, но когда он их поднял…
– Ты разбил их! – вскрикнула Ариелла. И без того большие глаза раскрылись шире. – Почему ты носишь часы в кармане?
– Так… Ремешок порвался.
– Купи новый!.. Сложно купить ремешок?!..
Ладонь, в которой сжимал бедные искалеченные часики была потной…
Пока Замелькацкий не испытывал особенных атак: это было затишье перед бурей, в том, что буря грянет, никаких сомнений у него не оставалось – все, что он узнал в последние минуты, потрясло его, и тем сильнее расползались по его душе страх и неуверенность. Теперь-то, после всего, что он узнал, все будет значительно хуже, чем если бы никаких признаний Ариеллы не было. Основные мучения только предстояли и в их ожидании он как-то успокоился, точно бы сама судьба давала ему передышку: отдохнуть, набраться сил перед главным. Они шли по переходу, кругом была толпа, все толкались… Им предстояло проехать несколько коротких последних остановок до театра.
13
Они – в театре. Битком набитый гардероб – позади, уже разделись. Пока Замелькацкий снимал курточку, пока помогал Ариелле снимать ее шубку, внутри него все было более-менее спокойно. Но едва они купили программки…
– Это премьера! – очень важно, серьезно проговорила Ариелла, отходя от женщины, которая продавала их (эти ее слова, произнесенные серьезным голосом, отчасти и были стартовым сигналом – он как-то сразу особенно занервничал). – Ты теперь понимаешь, почему я не хотела просто позабыть об этих билетах?
«Но как же папа?!» – Замелькацкий хотел сказать, что этот театр – это нечто вроде места примирения Ариеллы с отцом, но к этому моменту паника уже вовсю начинала охватывать его. Она была лишь прелюдией к заготовлявшимся где-то внутри него, готовым вырваться наружу атакам… Он знал, что именно так все и произойдет, но от того, что он все предвидел заранее, легче ему нисколько не было.
– Да, – выдавил он через сухость во рту, через паническую дрожь, которая охватывала его с головы до ног.
Он все же попытался взять себя в руки. Тщетно!
– Я хочу все здесь очень внимательно и сосредоточенно посмотреть! – решительно, почему-то с ненавистью в голосе заявила Ариелла.
Паника охватывала его все сильнее и сильнее… Впереди, как жерло, более ужасное, чем жерло метрополитеновского тоннеля метро, был вход в зрительный зал. Времени до начала спектакля почти не оставалось – уже дали и первый и второй и третий звонки, – они с Ариеллой ехали не так долго, но во-первых, Ариелла не сразу вышла из офиса и потом, когда они шли от метро к театру, она затащила его в один из бутиков, встретившихся по дороге… Пока она рассматривала вещи, он ждал ее, цепенея от неприятных предчувствий…
Что же делать, господи?! Надо как-то справиться с этой паникой!.. Сейчас важный момент – еще каких-нибудь полминуты и он встретится с знаменитым миллиардером Михайловым. И уже окончательно неудобно будет отлучатся «на минуточку»!.. В зрительном зале, на премьере, откуда-нибудь из середины ряда. Из партера!.. О том, что они будут сидеть в партере, он уже знал из билетов.
Да что же это такое?!.. Нет, он не может позволить самому себе так себя раздавить! Он берет себя в руки!.. Но ничего не получалось.
Они двинулись к дверям в зрительный зал. В голове у него мелькнула мысль, что таки надо на несколько минут отлучиться и там в кабинке взять себя в руки и больше не возвращаться к этому… Сейчас его последняя возможность это сделать!.. И вот ведь точно так же было вчера утром перед совещанием. И во время его. «Трус! Жалкий трус! Тряпка! Несчастный безвольный…» Он отчего-то медлил и не говорил ей, что надо «на минуточку»…
Как нарочно, словно чтобы помучить его, словно чтобы он как можно сильнее ощутил эти минуты страха и раздраенных чувств, она шла очень медленно, словно вспоминая что-то и испытывая колебания – не вернуться ли назад?.. Он все не говорил и не говорил.
Замелькацкий понял, что он не в состоянии сказать ей, что ему надо отлучиться. Да и говорить уже было поздно, потому что они уже входили в двери, театральная служительница словно бы специально подержала для них одну из створок, словно они были важной парой и это – торжественный выход. Но на самом деле она просто закрывала двери, потому что спектакль вот-вот должен был начаться и ужас от того, что он не использовал свой последний шанс отлучиться до того, как начнется представление и сама по себе отлучка еще прилична (потому что ему становилось ненашутку тяжело, коловращения в желудке усилились просто-таки нестерпимо). Боже, что он делает?! Зачем он, как завороженный движется под руку с ней в эти двери, когда ему надо сказать «Сейчас… Я на минуточку!» Ужас от сознания губительности того, что он делает, – он был, как зомби, будто воля его была парализована… Ужас смешивался в нем с замирающим предвкушением, предчувствием… Вот-вот сейчас они войдут и он увидит…
Где-то у него все же была мыслишка, что никого там не будет, что все это блеф, бред, обман, что даже если Ариелла и не сочиняет, то миллиардер не придет в театр, потому что круглые сутки занят своими миллиардами, бизнесом!.. Но Михайлов действительно сидел в зале в кресле партера, сидел очень спокойно, скромненько, смотрел на них внимательным спокойным взглядом и под этим взглядом (он сначала взглянул на дочь, а затем без всякого стеснения (а чего ему стесняться?!) уставился на Замелькацкого и смотрел на него не мигая и точно так же как дочь – не улыбаясь, со совершенно холодным, равнодушным лицом робота.
Вот оно!.. Встреча все-таки состоялась! Он и миллиардер Михайлов – они на одной линии, тот смотрит на него. И значит, все не блеф, не обман и все, про что он первым делом подумал, когда она сказала ему, что дочь миллионера, может состояться!.. Тоже!.. Он на пороге новой судьбы! Предчувствия не обманули его! Боже, как тяжело! Какая дьявольская атака идет оттуда, из желудка!.. Из кишок!.. Боже!.. Живой человек не может вынести такого!.. Он пропал! Сейчас это произойдет! Самое ужасное из всего, что сейчас может произойти!..
Каким-то боковым зрением, где-то там, на периферии, Замелькацкий обратил внимание, разглядел: зал был набит полностью, нигде не было ни единого свободного места – все уже сидели на своих местах. Народ был какой-то особенный: не то, чтобы яркий и броский, а какой-то очень добротный, с умными интеллигентными лицами и, как показалось Замелькацкому, на отца Ариеллы никто пристального внимания, как и предписывают правила этикета, не обращал, хотя конечно же, – опять таки в эти мгновения, ужасные секунды как-то молниеносно подумалось Замелькацкому, всем хотелось разглядывать его…
Но впрочем, – опять-таки подумал он, подумал-догадался, – в этом зале и на этой премьере наверняка собрались и другие важные и богатые персоны, просто он пока не видит их, а может быть, не знает в лицо. Была здесь, конечно же, и охрана миллиардера…