– Я тебе наладил Интернет …
– Спасибо.
– Слушай, ты меня извини, все по-дурацки получается!.. Нормальное имя, мне очень нравится.
– Я рада… – проговорила она и отошла от стола.
Дверь неожиданно резко раскрылась и в комнату влетел Смирнов:
– Воркуете, голубки!..
– Смирнов, ты полный дурак! – совершенно бесстрастно, громко и глядя куда-то в сторону отчеканила Ариелла.
Замелькацкий уткнулся в экран монитора, но по воцарившейся тишине и напряжению, повисшему в воздухе, понял: товарищ опешил и не знает, как теперь себя повести.
– Ты ведь Смирнов тоже коренной москвич. И мне кажется такой культурный и продвинутый человек как ты не должен обладать предрассудками. Если современная девушка сама приглашает молодого человека в театр, то это значит только то, что она хочет побывать в этом театре на спектакле и ей не хочется терять деньги, уплаченные за ненужный билет. Один билет перед спектаклем никто не купит. А терять триста рублей… Не такая я лохушка!.. И какая мне разница, кого пригласить с собой. Я бы пригласила тебя, Смирнов, но с самого начала знала, что ты неправильно меня поймешь. Возомнишь, что мне нравится твоя постная глупая рожа! Вот Артем все понимает правильно. Так ведь, Артем?
– Да-а… – промычал Замелькацкий, делая вид, что увлечен работой и не очень прислушивается к разговору.
«Какого черта я согласился пойти с ней в театр?!»
– Вот видишь, Артем все понимает… Поэтому он сегодня пойдет со мной в театр!..
Смирнов опять вскочил и вышел из комнаты.
Секунд через тридцать он приоткрыл дверь и позвал:
– Артем, можно тебя на секундочку!..
Замелькацкий дернулся было, но решил, что лучше ему не ввязываться ни в какие склоки.
– Слушай, мне некогда… – тоном очень занятого человека отделался он.
– Вот видишь, Смирнов, Артем во всем со мной согласен, – тут же ровным, бесстрастным голосом проговорила Ариелла.
– Робот! – выкрикнул ей Смирнов и закрыл дверь.
Минут через пятнадцать-двадцать он вернулся в комнату и ни на кого ни глядя, уселся за свой стол и принялся работать… Замелькацкий исподтишка рассматривал Ариеллу. Он находил ее красивой. Чем больше он наблюдал за ней, тем сильней убеждался, что более удачного и подходящего имени для нее, чем Ариелла, придумать было невозможно – она совершенно не походила на типичную провинциалку, какими их представляют себе надменные жители столицы. А вот инопланетянку в фантастическом фильме могла играть без всякого грима: главным образом из-за своих огромных глаз, взгляд которых был холоден и неподвижен… Да ее вполне можно было назвать красавицей, но он знал, почему не хотел идти с ней в театр – в ней было нечто отталкивавшее и даже пугавшее!
Ариелла начала обзванивать клиентов. Говорила она с ними ровным, металлическим голосом, хотя это было первое ее знакомство с заказчиками и она могла бы проявить немного больше тепла…
10
В промежутках между телефонными разговорами Ариеллы в комнате воцарялась гнетущая, напряженная тишина. Никто ни с кем не разговаривал. Смирнов время от времени бросал на Ариеллу и Артема короткие, злобные взгляды.
Неожиданно в комнату вошел Фадеев – в их компании он был директором по персоналу.
Фирма, в которой работал Замелькацкий, была относительно небольшой – всего в ней работало около пятидесяти человек. Это включая всех – инженеров, программистов, водителей, уборщиц. Все, кто хоть каким-то образом был связан с работой с клиентами имели должности не ниже заместителя директора департамента (департаменты как правило представляли из себя небольшие группки из трех-четырех человек, сидевших в одной комнате). Комната, в которой работал Замелькацкий была исключением – в ней сидели люди из разных департаментов… Любой маломальский начальник в фирме носил должность директора. Инициатива по присвоению как можно более громких титулов шла снизу – сотрудники убеждали директора, что иначе клиенты не захотят с ними разговаривать… Фадеев, директор по персоналу был в общем-то неплохим и в общем-то даже душевным парнем, с которым при случае, можно было откровенно поговорить о любых своих проблемах, рассчитывая на взаимопонимание, но был и у него свой пунктик: он никогда не восставал против воли директора – настоящего директора, хозяина компании Сергея Васильевича. Какие бы идиотские, зачастую очевидно противоречащие здравому смыслу указания ни давал директор в очередном припадке раздражительности, Фадеев тут же кидался яростно выполнять их, нисколько не стараясь смягчить последствия таких указаний для сотрудников. За это его все не любили. К тому же самые непопулярные решения директора он проводил в жизнь с одной стороны истово, а с другой стороны каждый мог при этом прочитать на его лице: «Я и сам понимаю, что распоряжение бредовое, но спорить с директором – себе дороже, а уж вы как хотите, так и выкручивайтесь!..» Недавно, например, он упорно требовал от всех сотрудников поставить подписи под обязательством в случае проведения в фирме проверки со стороны налоговиков или министерства внутренних дел, не разглашать информацию, способную принести вред фирме. На возражения, что такая расписка противоречит закону и здравому смыслу, Фадеев отвечал: «Не хотите, не подписывайте, но знайте – все, кто откажется подписать, будут уволены». Почти никто не подписал и дело как-то само собой рассосалось. Видимо, настроение у Васильича переменилось. Но многих до той поры угрозы Фадеева довели до крайнего отчаяния, а один человек даже взял и уволился…
– Ну как работается? – для затравки спросил Фадеев, войдя в комнату.
Замелькацкий очень удивился – Фадеев сам никогда по кабинетам не ходил, а если ему надо было с кем-то побеседовать, то важно приглашал к себе в Департамент персонала и то обязательно через свою помощницу. Мол, вас вызывает Директор по персоналу, зайдите!..
– Ничего… Нормально! – пробормотали они со Смирновым.
Ариелла к Фадееву даже не повернулась, словно он и не входил.
– Вот что… – приступил Фадеев к главному. – Больше со своих мест никуда не вставать, и без записи в журнал местных командировок никуда не отлучаться. И по коридору не разгуливать!.. Это распоряжение директора. Я просто довожу его до вашего сведения. Сейчас мы его оформим в виде документа и вывесим у входа на доске объявлений. Я же вас просто хочу предупредить: не думайте, что Васильич в очередной раз строжит. Кто не будет выполнять приказ – будет уволен. Поняли?!.. Лучше вообще со своих мест в течение рабочего дня не вставайте!..
– Вы там в руководстве чего?!.. – достаточно миролюбиво произнес Смирнов.
– Это не мы «чего»!.. Это вы «чего»!.. Не будем показывать пальцем, но кое-кто Васильича довел просто до белого каления. Пока вы тут сидите и в свое удовольствие лазаете по Интернету, выбирая себе в рабочее время новые мобильные телефоны, он меня сегодня вызвал к себе на ковер и полчаса без перерыва орал на меня, что в фирме слабая дисциплина и зачем ему вообще нужен Директор по персоналу!.. Один непрерывно из-за процентов торгуется, другой вообще целый день в туалете сидит. Поймите, мужики… Вы видите, я пока с вами по-хорошему говорю… Я ж знаю, вы все поймете… Но смотрите, кто не поймет – будем увольнять. Я вас предупредил: со своих мест без надобности не вставать. Вы на работе – вот и сидите на своем рабочем месте!.. Васильич подписал приказ об увольнении Маркина.
– Да ну!.. – поразился Смирнов.
– Да!..
Известие по масштабам компании было ошеломляющим.
– Я вам больше, мужики, скажу… Только это пока по секрету. Боюсь что многим из нас скоро придется забирать трудовые книжки… Я и себя имею ввиду. Мы сливаемся с «Ануал-сервисом». А в новой объединенной компании столько сотрудников ни при каком раскладе не будет нужно!..
– Что же ты сразу-то не сказал! – проговорил Смирнов.
– А это пока не точно… Директор сказал, что в период, предшествующий окончательному слиянию будем еще раз внимательно присматриваться к каждому и оценивать его дисциплинированность, лояльность компании и результаты работы… Да, Артем, а ты потом, будет время, зайди ко мне.
Замелькацкий вскочил.
– Нет-нет, не сейчас. И не сегодня. Может быть, даже и не завтра.
– А что такое?..
– Потом, потом поговорим… Когда зайдешь…
Фадеев вышел из комнаты.
«Кажется, меня скоро уволят!» – встревожился Замелькацкий.
– «Никому со своих мест не вставать!..» – раздраженно передразнил Смирнов.
– Вот видишь, что ты устроил! – повернулся он к Замелькацкому. – Это все твои вчерашние отлучки… Неизвестно куда!..
– Отстань от него! Вы все здесь ничего не делаете. Ты сам всю дорогу торчишь в курилке под лестницей, – вступилась за Замелькацкого Ариелла.
Смирнов умолк и отвернулся.
Замелькацкий почувствовал пока очень слабое, но тем не менее крайне его испугавшее коловращение в животе.
– Гнетущая, гнетущая атмосфера! – забормотал, словно нарочно, Смирнов.
– Да замолчи ты! – оборвала его, к счастью, Ариелла. – Работать мешаешь!..
Через несколько минут Замелькацкий встал и отправился в туалет.
– Вот видите, как он выполняет распоряжения директора! – бросил ему вслед Смирнов. – А отдуваться потом придется всем вместе!.. Всех потом скопом прищучат за падение дисциплины!..
Ариелла после обеда, на который Замелькацкий не пошел, уехала к одному из клиентов, сам же он принялся обзванивать своих заказчиков, пытаясь составить увеличенный прогноз продаж – на следующем совещании надо будет представить какую-то улучшенную, оптимистическую картину.
Смирнов замолк и больше не делал никаких комментариев, якобы изучая толстенное руководство по продажам (фирма, оборудованием которой он торговал, снабжала такими всех своих дилеров). А на самом-то, конечно, деле, глядя в руководство, Смирнов думал о чем-то своем…
Замелькацкий больше из комнаты не выбегал, но все это время, пока он сидел за столом, чувствовал себя крайне неуверенно: пока он мог в любую минуту встать и направиться к спасительной двери, – она находится неподалеку на другой стороне коридора, – только до этой поры он мог что-то более менее прогнозировать. Стоит сейчас директору вызвать его на какое-нибудь совещание или придется неожиданно выехать на переговоры – опять все начнется! Внутри его было что-то очень неспокойно, что-то очень плохо. И все это, разумеется, без всякой причины, необъяснимо! Он несколько раз пытался оживить в голове картины, связанные с Боней, с «его» подарком, но ничего не действовало, он был глух к тому, что спасло его утром. Тоска и отупение навалились на него после прихода Фадеева – директора по персоналу, а еще после того, как он, слабо себя почувствовав, выскочил из комнаты и Смирнов ему вслед сделал замечание… Да, именно после этого!
При мысли о том, что его может ожидать в театре, он испытал очередной, сильнее предыдущих, приступ. Вскочил. Перед ним на столе лежали его часы. Он начал одевать их, – чтобы было по чему контролировать, сколько его не будет в комнате. Занервничал – шпилька – была такая в пряжке ремешка – слетела с оси и упала на пол, потерялась. Принялся искать, но из-за коловращений и атак, которые происходили в нем в эту минуту, перед глазами ничего не видел. Он отчаялся найти шпильку и просто сунул часы в карман и выскочил из комнаты…
Примерно в таком же духе продолжалось и до конца дня. Какие-то легкие атаки, атаки-намеки беспокоили его то и дело и в большинстве случаев тут же исчезали. Как только он начинал усиленно задумываться над тем, что предстоит вечером, атаки усиливались и ему приходилось выходить из комнаты. При этом стоило хоть немного отвлечься, на мгновение забыть про все – атаки сами собой проходили.
Он не терял надежды, что Ариелла просто не придет и театр не состоится, – что на уме у этой барышни никто не знал! А пока ее все здесь разыскивали – один раз зашел даже Сам… Сергей Васильевич!.. С Замелькацким о продажах говорить не стал, хотя тот и пытался продемонстрировать рвение… Спросив, где Ариелла, директор тут же вышел…
«Не придет!.. – охватывала Замелькацкого надежда. – Уехала якобы на переговоры, а сама болтается где-то по своим делам или вообще давно уже сидит дома на диване перед телевизором!..» Ей звонили в том числе и клиенты – уж не те ли, к которым она якобы поехала?!.. Время близилось к шести. Где-то в районе без десяти шесть Замелькацкого охватило ликование: Ариеллы не было.
Атаки отпустили. Где-то без пяти шесть он на всякий случай еще раз пересек коридор и толкнул дверь в противоположной стене. Странно: перед самым концом дня здесь неожиданно было пусто. Вымытый уборщицей кафель поблескивал в ярком свете ламп. Он вконец расхрабрился и передумал заходить в кабинку…
Чтобы не уходить просто так, подошел к зеркалу…
На него смотрел изнуренный молодой человек с глубоко запавшими глазами… Под ними – ужасные синяки. Волосы, еще с утра чистые и пушистые, были грязными и слипшимися. Хорош кавалер!.. И в таком виде он собирался идти с девушкой в театр?!.. Слава богу, она не пришла!.. Он достал из кармана расческу, кое-как расчесал волосы и пошел обратно в комнату… В эти мгновения он не испытывал никаких атак.
В коридоре Замелькацкий достал из карман наручные часы – черные стрелки на белом циферблате показывали без четырех минут шесть. Секундная стрелочка – у него были механические часики – мелкими дрожащими шажочками быстро двигалась вперед. Совсем скоро должно выяснится, придется ли идти в театр… При этой мысли он опять испытал позывы. Но обратно на другую сторону коридора не пошел, – сунул часы в карман, открыл дверь в комнату… Никого!.. Даже Смирнов где-то ходил… На мгновение появилась трусливая мысль уйти прямо сейчас, за несколько минут до шести. Некоторые уходили и без пяти минут, если куда-то очень торопились. Ни разу еще никому не сделали за такое замечания.
Он сел за стол, невидящим взглядом уставился на стоявший перед ним стаканчик с карандашами и ручками. Представил себе улицы вокруг офиса, дорогу к метро. Никогда не любил он эти улицы в такой час: когда заканчивался рабочий день, все ошалело бежали от своих контор к метро. Они, эти людишки, были точно контуженные взрывом – словно понимали, что надо бежать как можно дальше от эпицентра и как можно быстрее, но уже контузило и все мысли и движения происходили с людишками в неком тумане. Он и себя после рабочего дня чувствовал контуженным и вся эта картина вместе с самим собой в ее центре всегда вызывала в нем неизъяснимое отвращение… Теперь бы лучше оказаться в центре картины и побежать с другими контуженными к метро!.. Искалеченные часики брякнули, когда клал их на стол пред собой – на руку не надеть: или на стол или в карман. Часики обретали для него огромное значение… Он с тоской посмотрел на них: все переломалось, и он и они… Они стали ему теперь какими-то родными.
В этот момент в комнату вошла Ариелла.
Таких ужасных минут, как наступила, в жизни его до сих пор было не много. Он был в общем-то благополучным мальчиком из в общем-то вполне благополучной, хотя и со склонностью к скандалам, семьи. Он дернулся и первой мыслью было еще раз перебежать туда, на другую сторону коридора. Но он не побежал: перед смертью не надышишься!.. Невероятная тоска охватила его. Теперь надо было как-то постараться выжить.
11
Они вышли из офиса и оказались на той самой улице, полной людей, «контуженных и бегущих, как в тумане, от места взрыва». Ариелла молчала. Замелькацкий чувствовал себя пока еще сносно: когда они покидали кабинет, шли к входным дверям, им владело ощущение человека, которого ведут на гильотину. Само собой, по сравнению с тем, что ждет на эшафоте, путь на эшафот – всего лишь прогулка. Поэтому он как-то еще не успел ужаснуться при мысли, что до театра-то, собственно говоря, ему еще предстоит доехать… И это путешествие может оказаться ужасным!.. Осознание этого постепенно пришло к нему к тому моменту, когда они уже прошли полдороги до метро. Он ничего не видел вокруг себя… Точнее, видеть-то видел, но словно через мутное стекло.
До этого он испытывал страх, ужасную подавленность, нервозность, но внутри его все было достаточно спокойно. Атаки словно бы намеренно оставили его, чтобы дать немного придти в себя перед грядущими мучениями. Так плачи обливают потерявшего сознание избиваемого холодной водой, чтобы когда он благополучно придет в себя, начать его вновь избивать.
Впереди уже показалось метро и тут он испытал ужас. Ему настолько невозможным показалось сейчас влиться в эту толкавшуюся, одуревшую за рабочий день массу, испытать все то, что он уже испытал там несколько раз за эти дни (метро было его огромной самодвижущейся пыточной камерой), что он, глядя на сплошной поток машин, медленно ползших вдоль тротуара, воскликнул:
– Давай поедем на машине! Возьмем такси!..
Голос его прозвучал хрипло. Он самым натуральным образом паниковал. Впрочем, ей об этом, конечно же, было не догадаться.
– Не дергайся! – мрачно проговорила Ариелла. Это были первые слова, которые она произнесла с момента, когда покинули офис.
– Почему? – как-то растерянно и приниженно спросил он.
Она не ответила. Они продолжали идти дальше.
– Надо взять такси!.. – опять хрипло воскликнул он. Паника его по мере того, как они приближались к дверям пыточной камеры, усиливалась в ужасной геометрической прогрессии.
Вдруг, даже сам от себя, даже в нынешнюю минуту не ожидая эдакой прыти, он подскочил к бровке тротуара и протянул руку.
Ариелла словно не замечая этого продолжала шагать ровно в том же направлении, что и прежде. Теперь уже без него. Замелькацкий понял: она не остановится. В эту секунду возле него остановилось такси. А он кинулся за Ариеллой, которая успела пройти немалое расстояние.
Водитель не поленился открыть дверь (со стороны тротуара), крикнул ему вслед:
– Идиот! Какого черта тормозишь?!.. Придурок!
Раздраженно гудели машины, которым мешало остановившееся такси…
Замелькацкий догнал Ариеллу. Она повернулась к нему и с прежним, совершенно равнодушным лицом, слабым голосом, который был, тем не менее, полон ужасного презрения, произнесла:
– Что, собираешься позорить меня сегодня?!
Его словно ушатом холодной воды обдали, настолько обидной, унизительной была для него вся эта сцена. В первую секунду он не нашелся что сказать.
– Какое такси?!.. – продолжала Ариелла. – Ты что, не видишь, какие пробки кругом?! Мы опоздаем… Добраться можно только на метро!..
Странное дело, опять, как в первый раз, когда он в вагоне, застрявшем в тоннеле, спрашивал, как дурак, у пассажиров, выходят ли они, – точно так и теперь: унижение неожиданно подавило в нем панику. Страх исчез. Надолго ли?..
– Почему ты говоришь со мной таким тоном?!.. – выкрикнул он, как ему показалось, строго. На самом деле – по идиотски.
Но все же у него теперь появились хоть какие-то силы подумать о собственном достоинстве.
– А почему ты меня позоришь, почему ты ведешь себя, как дурак?!..
– Я ведь могу и обидеться!..
– А почему ты позволяешь этому вонючему водиле называть себя идиотом и придурком?!..
Опять словно порцию холодной воды вылили на него… Паника его отступила еще больше, – ни о каких атаках в это мгновение он уже не думал. Нет, промелькнула одна мыслишка: воспользоваться этой стычкой и разругаться с ней, отказаться идти в театр, отдать ей, черт возьми, эти проклятые деньги за билет и скинув с себя этот ужасный груз просто поехать домой. Получив деньги, она, скорее всего, и переживать-то особенно не станет… И поссорится с ней не страшно – она уже поссорилась со Смирновым. Он, Замелькацкий, просто примкнет к нему, у них образуется нечто вроде анти-Ариелловского блока…
Но в нем уже взыграла оскорбленная гордость!..
– А вот я сейчас догоню его и ты передо мной извинишься!..
Никогда еще он не был в такой обидной, унизительной ситуации!
Он действительно остановился и обернулся, выискивая глазами то самое такси – в пробке оно не могло далеко уехать.
– Хватит! Ну что ты в самом деле!.. – голос Ариеллы неожиданно стал бархатным, таким, как утром. – Ты что, обиделся что ли?.. Да не обижайся, я не хотела тебя обидеть… Ну что ты, побежишь сейчас за ним?!.. Мы же сейчас опоздаем!..
Она схватила его за руку и потащила к метро. Замелькацкий был сам не свой: и паника… И так омерзительно было на душе!.. И так его унизили!.. Мутное стекло, через которое он смотрел на все вокруг, стало еще мутнее.
Они подошли к жерлу пыточной камеры – перед ними были двери в метро. Еще немного, и он окажется уже за ними. И опять сработал общий принцип: чем хуже было его настроение и ужасней общее моральное состояние, тем лучше было с этим. Вернее, тем это было незаметней, меньше себя проявляло.
От тоски и унижения он готов был провалится сквозь землю. Чертова этого таксиста (его очень беспокоило, что таксист обозвал его в присутствии девушки, хотя это и была Ариелла, которую он не воспринимал девушкой, а воспринимал роботом), так вот, чертова этого таксиста он запомнит надолго!.. И настолько уже было испорчено настроение (когда они выходили из офиса, оно при всем при том так испорчено не было), что казалось: а, вали оно все до кучи!.. У него даже каламбурчик такой мелькнул в голове гаденький насчет «куч» и «вали» – в том смысле, что так низко пал, что уже и это не стыдно… А раз не стыдно, то и не страшно, а раз не страшно, то можно, а раз можно – то, само собой и расхотелось… По крайней мере хотелось совсем не так, как прежде, а только едва-едва.
И это уже не радовало и не казалось облегчением страданий! И в глубокой депрессии он спустился вместе с ней на эскалаторе в вестибюль, а там – он сам не помнил как – они постояли немного на платформе и даже о чем-то разговаривали. Опять-таки разговор шел как-то мимо него, он был весь во власти переживаний по поводу таксиста, который при ней оскорбил его и он не ответил на оскорбление и вообще метался по тротуару как полный идиот. Подошел поезд и они вошли в вагон. Им надо было проехать несколько остановок и потом пересесть.
Народу было много, но не слишком – без особой давки, пассажиры стояли не спрессованные, не прижатые друг к другу. Они заняли местечко у дверей противоположных входу и продолжали о чем-то болтать…
Был только один момент, который во всей этой болтовне он как-то осознал, потому что все остальное он произносил и выслушивал совершенно автоматически, – сознание его для всей этой болтовни было закрыто. Сам вопрос он задал тоже совершенно автоматически:
– Что это за театр? В который мы идем…
Она ведь до сих пор ему не сказала, куда они идут, а он – они были странной парой! – впервые этим поинтересовался. Единственное, что она до сих пор сказала – это объяснила предстоявший маршрут. Да и то, только его часть!
Ее ответ как-то прорвался через депрессию, через оскорбившего таксиста, через все-все-все:
– Это секрет… – проговорила она бездушным, автоматическим тоном.
– Но почему?!.. – ее ответ отвлек его от всех переживаний. Он заинтересовался. Тут таилось что-то не то…
– Я все тебе сказала! Не заставляй меня выходить из себя!.. Это секрет! – на этот раз в ее голосе было полно чувства, но лицо оставалось бесстрастным.
Атаки и так уже довольно продолжительное время не беспокоили его, но тут ему стало еще легче: может и не в театр они вовсе идут, иначе чего бы она скрывала, в какой?!.. Из всех возможных вариантов, театр – самый худший: боялся с этими атаками сидеть зажатым между другими зрителями. То, что она – ненормальная, делало казнь совсем не неизбежной!
Он воспрял духом. Как раз они вышли, чтобы сделать пересадку. Ариелла быстро шла, чуть опережая его. У нее было застывшее лицо с огромными, немигающими глазами. Не лицо, а красивая маска!.. «Быть может, она наркоманка?» О, он уже начал приходить в себя!.. «Наглоталась наркотиков и сейчас вообще ничего не соображает… Где она была и чем занималась днем – неизвестно!»
– Я думаю, что это все фигня, что ты болен какой-то заразной кожной болезнью! – вдруг, пойдя помедленнее, проговорила Ариелла. – Болезнь-то обезображивает лицо, а у тебя с лицом все в порядке. Только какой-то ты очень бледный. Особенно сегодня, особенно сейчас. Прямо, как мертвец!..
Ее глаза не мигая уставились на него. Несколько долгих мгновений она не отводила взгляда. Потом проговорила:
– Я думаю, все эти истории – не ерунда, но Смирнов нарочно рассказывает все это про тебя, потому что мечтает обо мне (пусть мечтает, дурачок), а в тебе видит соперника.
Они продолжали идти. Сказанное настолько поразило его, что в физическом смысле стал совершенно уверенным в себе человеком. Пусть и на краткое время. Все в голове перевернулось вверх дном и главный страх улетучился…
– А что он рассказывает? – испуганно спросил он.
– Как что?! Что у тебя в районе бегает бомж, страдающий заболеванием, которое обезображивает лицо. И ты с этим бомжом встретился возле почты и он на тебя напал…
Они дошли до конца перехода и выбрались, наконец, на платформу.
– Он так про меня сказал?!..
– Не совсем… Он домысливает, что бомж напал на тебя. Ты передал ему услышанное о бомже на почте. Смирнов думает: бомж напал на тебя и ты мог заразиться. Потихонечку на всякий случай ты раскрываешь информацию…