– Да, – так и не открыв замок, Замелькацкий вынул ключ и окончательно повернулся.
– Очень, очень приятно… Что ж, буду теперь знать вас в лицо. Извините, я кажется вас испугал…
– Нет! – с вызовом произнес Замелькацкий.
– А что вы с таким вызовом?.. Хотя, понимаю… Молодость! Сам был таким когда-то. Вам неприятно, что кто-то может подумать, что может испугать вас…
– Почему? Нет!.. – все было именно так, как говорил писатель, поэтому Замелькацкий смутился.
Он сделал шаг в сторону неожиданного собеседника, опять-таки понимая, что лучше бы этого не делать.
– Вот что, я предлагаю вам такое странное условие: давайте договоримся, что, к примеру, завтра при встрече, мы будем считать, что этого разговора не было…
– При какой встрече?
– Я говорю к примеру… Неважно, завтра, после завтра, через месяц, давайте условимся, чтобы мы не сказали друг-другу сегодня, мы никогда потом друг-другу не покажем, что это было сказано и мы помним об этом.
– Что сказано?.. – Замелькацкий чувствовал, что лицо у него теперь совершенно глупое.
– Что бы ни было сказано…
– А что должно быть сказано?..
– Да ничего… Вы принимаете мое условие?
– Да…
– Отлично. Знаете, между мало знакомыми людьми всегда существует такая холодность, осторожность: они боятся раскрыться друг-другу… Скажешь чего-нибудь лишнее не подумав, а потом будешь об этом жалеть. А мы с вами сразу договариваемся: чего бы лишнего мы друг-другу не сказали, жалеть не о чем, поскольку и всего разговора как будто не было…
На этот раз Замелькацкий не стал спрашивать «Чего лишнего?», он молча смотрел на собеседника. Тот тоже пытливо вглядывался в него.
– Вы цветущий молодой человек, у вас прекрасное настроение, вы вернулись со свидания…
– Шерлока Холмса из вас бы не получилось! – опять, помимо своей воли, с вызовом произнес Замелькацкий. – Хотя настроение у меня, действительно, прекрасное…
– А чему вы радуетесь?!.. Хотя, извините… В вашем возрасте радуются не «чему», а «потому что»! Потому что молоды, потому что солнышко светит, оттепель, весна, все впереди… И неважно, что впереди ничего нет!..
– Почему вы так уверены?
– Уверен, – спокойно произнес писатель. – Вас ничего впереди не ждет. Вы – представитель умирающего общества, гибнущего народа и от меня вас отличает лишь то, что мне уже почти ничего не надо и, следовательно, мучения мои будут сглажены, приглушены… А вот вам предстоит еще помучиться на полную катушку!..
– Хм!.. Забавная у вас точка зрения! – хмыкнул Замелькацкий. – От чего же это мне предстоит помучиться?.. Хотелось бы заранее знать. Может, смогу изменить что-то…
– То-то и оно, дорогой мой, что изменить вы уже ничего не сможете. Потому что от вас ничего не зависит. Ведь дело-то, в сущности, не в вас…
– А в ком же?
– В обществе! Я же сказал вам, в обществе!..
– А если мне на него наплевать?!..
Писатель неприятным, каркающим смехом рассмеялся.
– Я очень доволен вашим ответом! – проговорил он затем. – Он полностью подтверждает все мои рассуждения.
Он затушил сигарету о край банки, бросил ее на дно и поставил банку на широкие перила:
– Видите ли… Как бы вам объяснить подоходчивее… Представьте себе большой корабль со множеством народа на борту. Он плывет посреди бескрайнего океана под хмурым грозовым небом. Корабль старый и с трудом держится на плаву. В трюме кое-где уже появились течи, которые под действием волн могут стать еще больше. А уже появились первые признаки шторма. Но вот странное дело: никто из плывущих на корабле и не думает о спасении… То есть о спасении-то конечно думает, но только о своем собственном, а не всего корабля. Капитан думает: «Ну я-то в случае чего не пропаду! Я же морской волк, чемпион по плаванию!» Матросы думают: «Нам так мало заплатили за этот рейс, что какого черта еще бегать и за такие деньги залатывать дыры в днище!» Пассажиры первого класса надеются, что в случае каких-нибудь проблем с кораблем они всегда смогут вызвать по рации вертолет, пусть это и влетит им в прямом смысле в копеечку и покинуть тонущее судно. Те, кто путешествуют в дешевых каютах у самого днища хоть и чувствуют сырость и видят прибывающую воду, рассуждают примерно так: «Раз на судне есть капитан и команда, которым за этот рейс платят деньги, то черта с два мы станем тут бесплатно заниматься пробоинами и водой, пусть они сами со всем этим разбираются!» Вот это вам – примерный портрет нашего общества.
– Ну хорошо! Но ведь есть же кто-то, кому на все не наплевать!..
– Разумеется, допустим это даже вы! Хотя вы-то как раз только что сказали, что вам плевать на общество. Но допустим, вы изменили свои взгляды и вы решили спастись сами и спасти всех!.. В одиночку спасти такой большой корабль вы, разумеется, не сможете – он слишком огромен, щелей, сквозь которые поступает вода слишком много, даже если бы капитан и команда выполняли свои обязанности так, как нужно, их усилий было бы уже недостаточно. Нужны совместные действия всех, кто плывет на корабле… И вы начинаете агитировать, вы начинаете стучаться во все каюты… Но тщетно!.. Во-первых, никто просто не хочет с вами говорить: в помещения для команды вас не пускают, потому что вы все же простой пассажир, в первый класс вы не вхожи, поскольку билет у вас более дешевой категории, те, кто путешествует у трюма – грубы и не хотят вас слушать. Они обзывают вас идиотом!.. В лучшем случае они готовы вместе с вами покритиковать капитана и матросов, но чтобы самим браться за работу – нет. Тут вы от них должны отстать!.. Что ж, может быть вы найдете какое-то количество единомышленников, но их будет так мало… Это не изменит ситуации!..
– Но я ведь тоже могу найти свой способ спастись!.. Что ж, по вашему я плыву в самом дешевом классе и мне недоступен платный вертолет. Пусть так, хотя непонятно, почему вы так в этом уверены. Но я ведь тоже могу плавать, как капитан, я ведь могу соорудить какую-то лодку…
– Я так сразу и понял, что вы – вместе со всеми. Вы никогда не станете стучать в запертые двери кают и призывать кого-то к чему-то… Вон у вас в карманчике – книжка в яркой обложке… Судя по названию – какой-то детектив… – глаза писателя словно заволокла какая-то дымка.
Выходя на своей станции из вагона, Замелькацкий, действительно сунул свой детективчик не в пакет, а в карман куртки. Теперь край яркой обложки с названием торчал оттуда. Он невольно схватился за него:
– Так и что с того?! Причем здесь мой детектив?!.. Вы – писатель?..
– В ваших устах это звучит как ругательство. Да, я член Союза писателей… Но уже больше десяти лет не издаюсь. Ведь я не пишу детективов… А на другую литературу сейчас спроса нет…
– На что же вы живете?!
– Вам, неверное, ваша бабушка уже сообщила, что в этом доме у меня не отдельная квартира, как у вас, а всего лишь комната в коммуналке… Поэтому, кстати, мне приходится курить на лестнице. Соседи очень вредные… Но у меня есть еще отдельная квартира… Получше, чем эта комната. В другом районе. Квартиру я сдаю. На эти деньги и живу!..
– Вы могли бы сдавать комнату!..
– Мог бы… Но за квартиру больше выручишь. Сейчас цены на аренду стоят высоко. А раньше денег от сдачи комнаты мне бы не хватало… И потом, при всей их вредности, у меня – приличные соседи. Не в этом суть. Про детективчик я сказал, потому что их обычно читают люди, более склонные к бездумному развлечению, чем к чтению глубокой литературы… Люди простые, незатейливые, как все… Вы – вместе со всеми. Вы – один из всех, один из многих…
– А вы, значит, не один из многих!.. Сидите, нигде не работаете, не издаетесь!..
– Подождите, причем здесь я?!
– А я здесь причем?! – раздраженно воскликнул Замелькацкий.
– Я пытаюсь доказать вам, что впереди у вас нет ничего хорошего…
– А у вас, значит, есть?!..
– У меня тоже нет. Но разница между мной и вами та, что я уже смирился с ужасным, а вы еще на что-то надеетесь…
– Конечно!.. Не вижу никакой причины расставаться с надеждами!..
– С этого корабля не спастись никому… До берега слишком далеко. И никакие вертолеты за богатыми пассажирами не прилетят. И капитан, будь он хоть трижды чемпион по плаванию, не спасется, потому что спастись можно только вместе с кораблем, но корабль уже словно бы ничей, усилий тех немногих энтузиастов, которые еще что-то делают – недостаточно. Вы, как бы вы не умели плавать и какую бы лодку для себя одного ни строили, никогда не доплывете до берега, – в огромном океане выжить можно только на большом корабле. Но с такой командой и такими пассажирами корабль – обречен. Кто в трюме, кто в своей капитанской рубке, кто в своей шикарной каюте – каждый думает только о своем индивидуальном спасении и ненавидит всех остальных… Постучите к ним в двери: вы увидите злые, полные ненависти глаза, поймете, насколько каждый из них себе на уме. А впереди у всех – только ужас тонущего судна, бескрайний океан и медленная смерть в обнимку с обломками… Одна на всех!.. И ни один из хитрецов не спасется!.. Вот вы, небось, работаете в какой-нибудь фирме, зарабатываете неплохо, думаете, хорошо устроились!.. А на самом-то деле со всей своей молодостью и всей своей работой вы точно также как и я сидите в этом старом обветшалом доме, карабкаетесь по тем же самым темным лестницам, смотрите в окно на тот же самый угрюмый парк!.. Поймите, все бессмысленно!.. У вас нет никакой перспективы, вы – жалкий наемный служащий и никогда не будете никем другим, потому что в этом городе можно добиться чего-то только отчаянно рискуя свободой, но это не для вас, или будучи чьим нибудь родственником, но вы – всего лишь внучек вашей скромной бабушки. Чего вы можете добиться?.. Съездите на какой-нибудь третьеразрядный курорт?! Купите дешевый автомобильчик?!.. Новую тумбочку в прихожую?!.. Да на фига?!.. Молодой человек, об этом ли вы мечтали?!.. Да и купите ли – еще не факт!.. Даже если вы что-нибудь скопите, ваши деньги – это всего лишь фантики, завтра влиятельные дяди в своих интересах спровоцируют очередной кризис и все ваши жалкие накопления превратятся в ворох бумаги, который вам, впрочем, так и не выдадут в банковской кассе!.. Поверьте, молодой человек, я не хочу вас обидеть. Я хочу вас предупредить. С этого корабля не спасется ни одна, даже самая хитрая крыса!.. Отвлекитесь ненадолго от вашего детективчика, раскройте пошире глаза и внимательно посмотрите вокруг. Вы поймете: я прав!.. – писатель пошел к своей двери.
– Ну хорошо, тогда тем более надо получать удовольствие!.. – бросил ему вслед Замелькацкий. – Помирать, так уж с музыкой!.. Если все у меня так плохо и ничего впереди нет, так я хоть детективчик почитаю!.. Все – какое никакое, а развлечение!..
– Смейтесь, смейтесь!.. Можете считать, что я вам ничего не говорил. Мы, собственно, так с самого начала и договорились, – писатель открыл дверь.
– Ну хорошо, а вы-то?! Вы-то что собираетесь делать?.. Молча пойдете вместе со всеми ко дну?..
Писатель задержался на пороге:
– Нет… Я собираюсь наслаждаться. Я ведь тоже, по нынешним временам – из тех, кто путешествует поближе к трюму. А мы – представители социальных низов – чрезвычайно злобный и мстительный народ. Знаете, как приятно будет наблюдать за капитаном, когда он со всем своим мастерским плаванием начнет захлебываться и пускать пузыри!.. А какие рожи будут у пассажиров шикарных кают, когда до них, наконец, допрет, что вертолеты-то за ними ниоткуда не прилетят?!..
Замелькацкий засмеялся.
– Даже представить такое – уже весело! Это будет спектакль, гораздо увлекательнее вашего детективчика. Да что там пассажиры шикарных кают!.. Я вот на вас – соседа по дешевой каюте посмотрю: то-то у вас физиономия будет, когда вы наконец всерьез поймете, что я прав и не спасется ни одна крыса!..
Писатель захлопнул дверь.
– Псих… – пробормотал Замелькацкий и, наконец, отворил свою…
У двери стояла бабка.
– Я ничего не разобрала, о чем вы говорили?..
– Он, ба, рассказывал мне содержание своей новой книги.
– А-а… Книги… Понятно!.. Я хотела тебе сказать… Господи, как мы будем жить?!.. Квартира-то опять подорожала!.. И электроэнергия, и телефон!.. Тёма! Ты теперь хозяин! Тебе и платить!.. Я, как могла, платила, но дальше я не в состоянии… Мое дело теперь все – помереть и в гроб!.. А как вы, молодые, будете жить, я даже не представляю!.. Тема, я отдам тебе квиточки!..
– Ты что, для этого подслушивала под дверью?..
– Нет, я что-то не поняла, ты отказываешься платить?!..
– Успокойся, тебе платить не придется!..
Он переобулся в тапочки, повесил куртку на вешалку и прошел к себе в комнату. Он чувствовал, что настроение его кардинально изменилось.
«Ну Боня-то, конечно, надеется, что за ним прилетит вертолет…» – отчего-то подумал Замелькацкий, протянув руку к выключателю. Но неожиданно он передумал и не зажигая света, подошел к окну… И парк и река и кварталы на другом берегу реки – все было как вчера, когда он проснулся после своего «летаргического» сна. Вот он: корабль, с которого не спасется ни одна крыса!.. Все это ерунда!.. Да и почему корабль обязательно должен утонуть?!.. Самого главного писатель почему-то не сказал!.. Замелькацкий уже было отвернулся от окна, но потом вдруг задержался: он вновь посмотрел на парк… Ну зачем он стал разговаривать с этим козлом?!.. Чужой, незнакомый город был перед ним… Опять его начала охватывать вчерашняя необъяснимая тоска. Он попытался представить себе дальнюю оживленную улицу: рестораны, магазины, кафе. Там много нарядных людей, они ужинают, выпивают, о чем-то весело болтают друг с другом, подъезжают на шикарных машинах к дорогим магазинам… А будет ли у него когда-нибудь такая машина?!.. Тьфу ты, этот козел, похоже основательно подпортил ему вечер!.. Да, там много нарядных людей, красивые женщины, уверенные в себе, хорошо одетые мужчины. Он будет один из них… Да когда, черт возьми?!.. Да он уже один из них!.. Почему же он тогда здесь, перед окном, а не там, в ресторане или в шикарной машине?!.. Потому что он не удачливый преступник и у него нет богатого и влиятельного родственника, который продвинет его по жизни?! Там, всего-то в нескольких метрах от него, за стенкой, в комнате коммуналки, вполне возможно стоит точно так же как и он и смотрит на тот же парк этот козел и думает про шикарную улицу: про те же, что и он, Замелькацкий рестораны, шикарные машины, витрины дорогих магазинов, про нарядных женщин и мужчин… И значит, козел, прав: ничем он, Замелькацкий, от него не отличается!.. Ну уж нет!.. Все это – ерунда!.. Бредовые, неверные рассуждения. Он наконец-то зажег в комнате свет. Давящая тоска тут же точно бы отшатнулась от него…
Что сказал ему Боня? Устраивать себе приятные мгновения!.. Свет люстры показался ему слишком ярким. Он погасил его и включил маленький ночничок под матовым абажуром. Достал из пакета коробочку…
Вдруг у него в кармане задергался, задрожал, заиграл мобильный телефон, он выхватил его…
– Артем, добрый вечер, это Ариелла… Не удивляйся, твой мобильный дал мне Смирнов. Артем…
Она сделала паузу. Замелькацкий молчал.
– …У меня к тебе очень важный разговор.
– Да…
– Артем, ты пойдешь со мной завтра в театр?
– Мы же договорились!
– Ну тогда не говори, что ты передумал. Теперь я на тебя рассчитываю. Не вздумай отказываться. Ты очень меня подведешь и потом сам же об этом пожалеешь… Так ты завтра не откажешься?..
– Да нет…
– Чао, беби!..
В трубке раздались короткие гудки. Замелькацкий схлопнул телефон.
Не успел он засунуть его в карман, – тот заиграл вновь…
– Артем, что с тобой сегодня было?.. – это была опять Ариелла. – Надеюсь, это завтра с тобой не повторится?!..
– Послушай, ты что, так и будешь названивать мне теперь каждую минуту?!..
– Хамишь! – она повесила трубку.
Он вскочил из-за стола и в волнении подошел к окну: ядрена вошь! Понабрали черти кого!.. Зачем он огласился пойти с ней в театр?! Теперь от нее не отвяжешься!.. С таким он еще не сталкивался!.. В волнении он отключил телефон. Посмотрел в окно: на оживленной дальней улице горели огни реклам, мелькали фары проезжавших автомобилей. Все хорошо!.. Все хорошо!..
Он враз успокоился: сейчас он рассмотрит коробочку, а потом почитает детективчик. И ляжет спать!.. Спатечки!.. В конце концов: ну сходит он с чертовой куклой в театр!.. Ну и что?!.. Не детей же ему с ней там крестить!.. Сходит, и все! А потом она скорей всего сама куда-нибудь денется – уволится, пропадет и – поминай как звали!..
В этот момент он уже усиленно старался не думать об одном очень важном в эти два дня пункте…
Что она могла иметь ввиду?.. Она-то что и откуда может знать?!.. Да пошли они все!.. Крысы, обреченный корабль, писатель, Ариелла… Боня! Где-то ты сейчас, Боня! Возьми меня на свой вертолет!.. Я не верю, что ты можешь быть обречен. А раз ты все же спасешься, значит есть шанс и у меня!
Он принялся распечатывать коробочку бордового цвета. Едва он сорвал целлофан, до ноздрей донесся терпкий запах.
9
Он проснулся в хорошем настроении… Позавтракал, съев бабкину манную кашу. Встал заранее, времени было полно: умылся, побрился, оделся, тщательно завязал галстук. В театр – в том же костюме, как ходил каждый день. Галстук выбрал самый нарядный, самый новый, дорогой. Надушился из вчерашнего флакона.
Вот он уже на пути к метро. Первые минут пять-семь шел в совершеннейшей безмятежности. Утро было приятным, солнечным: весна!.. Глядя по сторонам, подмечал, что приметы угрюмой зимы стремительно исчезают. Еще немного и улицы, пожалуй, станут сухими и чистыми!.. С приятными мыслями и видя кругом приятные картины одолел больше, чем полдороги до метро. Здесь уже вместе с ним по улице шагало много народу. Ему приходилось обгонять, лавировать между прохожими. Он перенапрягся, обгоняя одну тетку – навстречу им по узкой дорожке ехал автомобиль, ему нужно было успеть проскочить – все вместе они бы не разминулись. Он сделал через лужи несколько ловких, чудовищных по величине прыжков, – в лужах плавали талые комья, – удачно выскочил на сухой участок и тут с ужасом понял, что все начинается. Опять!.. Он перестал идти своим ускоренным утренним шагом, – по утрам он временами несся так быстро, что зашагать быстрее уже нельзя было в принципе, – только побежать. Он замедлился, и вслед за этим ему несколько раз наступили на задники ботинок – все вокруг неслись, как угорелые, все опаздывали… Во всяком случае большинство!..
Но оно начиналось… Легкий позыв, едва обозначившаяся только что атака повторились. Теперь знак был отчетлив. Но пока напор еще не был таким сильным, он не свидетельствовал о об окончательном приговоре, а был из серии тех, что подразумевают, что все еще может как-то само собой прекратиться, улетучится…
Он миновал еще какое-то расстояние. Он шел медленнее, чем в начале пути, но шел… Вот он влился вместе с одним из ручейков в толпу. Все, словно нарочно, давило на него. Словно эта неприятная давка должна была дать ему почувствовать, что еще немного и хода назад не будет. Он почувствовал новую атаку, опять несильную, но какую-то очень угрожающую, с намеком на ближайшее будущее… Нет, в этом, конечно, никакая вода и пирожок не виноваты!.. Это чистые нервы!
Он чувствовал, что ему надо отвлечься, переключиться с этих отчаянных ощущений. Иначе еще минута и будет поздно – они овладеют им полностью! Вход в метро был уже виден, надо было срочно что-то решать, что-то делать. Но не возвращаться же третий день подряд обратно домой!.. Вчера он встретил Боню, а потом купил себе замечательный подарок!.. Вот так: думать только о приятном, о том, о чем только и имеет смысл в жизни думать.
Он чувствовал, что спасение от наступавшей беды реально, что ему удается выиграть бой, что признаки ужасного отступают – конечно, они быстро отступят, только так и может быть, когда для ужасных признаков нет никаких реальных причин. Теперь все ясно: конечно же ни пирожок, ни новая вода на новом месте жительства не при чем!.. Коробочка… Да, все прекрасно! Боня! Вот и вход в метро, толкотня со всех сторон стала ужасной!.. Ничего не случится!.. Боня, отличное настроение!.. Он благоухает новой туалетной водой. Он прошел в вестибюль станции. Ужас, действительно, начал отступать, как-то потерялся, стал несущественным под действием Бони… Замелькацкий представил столь приятное ему лицо Бони и словно бы крикнул ему, воображаемому (разумеется, выкрикнул про себя):
– Эй, Боня, привет! Вот он я, иду на работу! У меня все отлично! А ты-то что там делаешь?
– Старичок, я совсем не удивлен тем, что у тебя все отлично!.. Ты нормально доберешься до работы – я в этом абсолютно уверен. Понимаешь, старичок, то, что с тобой было вчера и то, что пытается начинаться сегодня – не имеет материальных, вещественных причин, – говорил Боня в своей фирменной самоуверенной манере. – Это лишь нервы, болезненная игра твоей неустойчивой нервной системы!
Замелькацкому тут же стало хуже… В этот момент он уже миновал турникеты и входил на эскалатор. Что-то, какие-то коловращения внутри него стали стремительно прогрессировать. Все движения Замелькацкого вмиг опять стали деревянными, неловкими, он не двигался вместе с людьми из толпы, а создавал всем преграду, опять ему сзади стали наступать на пятки, раз – с такой силой, что чуть не оторвали каблук…
Но окружающего мира для него уже словно бы не существовало…
– Эх, Боня! – судорожно обратился он к нему. – Лучше бы ты не говорил про болезненную игру моей неустойчивой нервной системы!.. Из-за твоих слов мне стало хуже!.. Пойми, старичок, – он невольно перенимал у любимого Бони тон и выражения. – Самовнушение – очень тонкая вещь. Тут надо знать, что и как говорить, а о чем не упоминать ни в коем случае. Ты упомянул болезненную игру неустойчивой нервной системы…
Едва опять прошло про «болезненную игру нервной системы», тотчас стало хуже.
Он чувствовал, что все не то говорит Боне. Он сам себя еще больше погружает в пучину… Он был уже готов окончательно свалиться в панику и спустившись по эскалатору, тут же и вскочить на него, только в противоположном направлении и опять, как вчера, побежать домой. Но это был бы конец!.. Каждый день так бегать?!
Он втиснулся на эскалаторе между двумя какими-то мужиками (до этого, мешая всем, он стоял с левой стороны, где по эскалатору пешком проходили спешившие). «Игра нервов… А в моем подсознании сразу мелькает мыслишка, что бороться с этим невозможно, что это внутри меня… – стремительно, помимо воли подумалось ему. – Пирожок я могу не есть – и все пройдет, а нервы контролировать очень трудно. Это почти невозможно!..»
Коловращение усилилось, пошла атака, несильная еще пока… Он изо всех сил старался свернуть ход мыслей в другую сторону. Вон он, спуск с эскалатора! И надо выбрать: в поезд или обратно наружу!..
– Давай лучше про другое: ты подарил мне чудесную туалетную воду!.. Эх, Боня, какую прелесть ты мне подарил!.. Я вчера открыл коробочку…
Ему стало легче. Ужас отступил. Эге! Да теперь он знает, чем его душить!.. Надо напирать именно на это!..
– Да, Боня, подарок твой поистине великолепен!.. – судорожно разговаривал он с Боней. – Впрочем, я как-то с самого начала был уверен, что именно таким он и окажется!..
Стоявший сверху мужик упирался своей сумкой в спину Замелькацкому, но несмотря на это тот почти уже ликовал. Все могло поменяться в любое мгновение, но пока, – тьфу, тьфу, тьфу, – все пошло в сторону облегчения.
Он сошел с эскалатора.
– Все отлично, Боня! Какой замечательный подарок ты мне преподнес!.. Этот запах… Что в нем?.. Ты спрашиваешь, каков он?..
Он начал объяснять, достаточно сбивчиво, но с энтузиазмом, воображаемому Боне, каков запах его новой, подаренной им туалетной воды. Чем дольше длился этот разговор с Боней, тем уверенней он себя чувствовал. Он уже без особого страха перед будущим втиснулся в подъехавший поезд, проехал несколько остановок…
Но изо всех сил он старался не допустить одного самого опасного: чтобы кто-нибудь в их разговоре упомянул про игру нервов, чтобы где-то хотя бы в какой-нибудь задней мысли это промелькнуло!..
Атаки стихли и больше не повторялись.
Чем больше станций без атак он проезжал, тем сильнее становилась его уверенность. Поезд, на его удачу, бежал очень ходко. В какой-то момент ситуация перевалила через свой экватор и он понял, что почти наверняка уже победил: атаки не возобновятся… Разговор его с Боней постепенно сошел на нет. Постепенно мысли его отвлеклись от злополучной темы, он начал думать о чем-то другом: о бабке, о продажах, о новой квартире… Он добрался до работы.
Он влетел в их комнату. Смирнов уже сидел за компьютером, Ариеллы не было.
– А что, стиральный порошок еще не пришел? – воскликнул Замелькацкий, радостно улыбаясь.
И в эту же секунду с пола, как и накануне, опять почему-то из-за его стола (впрочем, он теперь знал, почему) поднялась Ариелла.
– Стиральный порошок называется «Ариель», а меня зовут Ариелла! – проговорила она, с ненавистью глядя на Замелькацкого и стремительно вышла из комнаты.
– Идиот! – проговорил Смирнов и выскочил вслед за ней.
«Какого черта она все время сидит у меня под столом! Что за идиотская баба!» Он снял куртку, повесил ее на вешалку, сел за компьютер… Теперь он заметил, что розетка у стены была раскручена, возле нее валялась отвертка, куски проводков, нож для резки картона. Он принялся доделывать то, что начала «идиотская баба».
Потом она вошла в комнату и сразу направилась к его столу… Движения ее стали мягкими. Она, как всегда, не улыбалась и глаза смотрели как-то странно-равнодушно, но голос был бархатным:
– Я понимаю… Мы, провинциалы, должны казаться тебе, жителю столицы, нелепыми. Но я же не виновата, что у нас в провинции любят давать детям такие звучные имена совершенно не сообразуясь со вкусом и чувством меры!.. Между прочим, мой папа был против. Он хотел назвать меня просто Таней. Между ним и мамой по поводу моего имени разгорелся целый скандал. Не знаю, как моей маме пришло в голову это «Ариелла», но папа согласился. Но я же не виновата!..