Сташеф Кристофер. Маг при дворе ее величества (Маг - 1)

   - В нашем мире говорят: "И без них не жизнь, и с ними не жизнь". В общем, ты никогда не можешь распоряжаться собой. Например, с тех пор как я здесь, меня болтает из стороны в сторону, и я никак не могу во всем разобраться. Одни пихают меня к другим, те - к третьим. Вот теперь я иду по какому-то жуткому торфянику вместе с рыцарем, которого не знаю, с принцессой без короны, со священником, который не имеет права на сан, и с бывшей ведьмой. Я устал, в конце-то концов. Пора взять контроль в свои руки.
   - Власти захотелось?
   - Я говорю про контроль не над чужими жизнями, а над своей. Мне надо разобраться, что я делаю и зачем. А то может получиться, что я помогу Алисанде отвоевать трон только затем, чтобы установить род правления, который мне ненавистен.
   - А который тебе не ненавистен?
   - Ну, это когда польза для большинства.
   - А, ты говоришь про крестьян. И какова же их участь сейчас, при Астольфе?
   Мэт вспомнил сожженную деревню и содрогнулся.
   - Да, как сейчас, это невозможно. Но будет ли лучше при Алисанде?
   - Ее кровь чиста, - сказал Стегоман. - Поэтому она будет править, как ее отец. Я застал пять лет его правления. При нем всегда была еда и топливо. Бароны знали свои права и свой долг. И каждый год у всех оказывалось добра чуть больше, чем диктует нужда. А теперь, - зубцы на его спине дернулись от негодования, - голод, разбойники, поля почти нигде не засеяны. Нас ждет долгая голодная зима.
   - Да, - вздохнул Мэт. - Похоже, мне никуда не деться от принцессы.
   - Что-то ты говоришь об этом без радости. - Дракон покосился на него с подозрением. - Может, тебе надо разобраться, почему ты это делаешь?
   - Почему?.. - машинально начал Мэт и вдруг осекся. Мотивировка вдруг ускользнула от него. - Ты прав. Почему я это делаю? Может, потому...
   - Ну-ну?
   - Потому, может быть, что там, в моем мире, я не слишком многого достиг во всем, чем занимался. А чем я только не занимался! Здесь же, у вас, мои знания идут в дело. Стоит сложить захудалого ученого, посредственного поэта, сомнительного логика и никудышного солдата - и получится маг. В общем, приятное чувство, когда тебе кое-что удается и есть шансы на успех. Все половинчатые дары, с которыми я родился, тут в сумме дают один большой Дар.
   - Но талант тоже надо упражнять, даже магический, - заметил дракон. - Твои знания помогают тебе в этом?
   - Вроде нет... Хотя, погоди, некоторым образом - да. Я немного упражнялся в логике и научной методологии. С их помощью можно запросто установись законы магии.
   - Опять ты за свое. Я уже говорил тебе, что у магии законов не бывает.
   - Должны быть законы и правила, - упрямо сказал Мэт. - Надо только до них добраться. Взять несколько разных случаев, посмотреть, что у них общего и что из этого вытекает. Достаточно вычислить одно соотношение, и сразу все поймешь.
   Стегоман выписал головой мертвую петлю.
   - Слова я слышу, а смысл до меня не доходит. Это что же получается? Если у меня, к примеру, два золотых, а я хочу десять, мне стоит только написать на пергаменте цифру 2, а после переделать ее на 10, и у меня в кошельке появится десять золотых?
   - Нет, нет! Символ - это не вещь. По крайней мере не в моем мире...
   У Мэта дрогнул голос, и на миг поплыло перед глазами. Здесь-то символ как раз и был вещью - во всяком случае, был с ней тесно связан. А слова - суть звучащие символы. Значит, если правильно их выговаривать, они могут непосредственно влиять на вещи. Все дело в том, чтобы эффективно пускать в ход слова-символы.
   Ну, поэзия-то здесь точно работала. Причем рифма явно помогала. Может быть, звучание слов, усиленное рифмой, дает какой-то магический резонанс? Что там говорил наш профессор о поэзии? Он говорил про ее плотность. У хорошей поэзии плотность гораздо больше, чем у прозы. Она отягощена образами, каждый из которых несет в себе многозначность.
   Следовательно, чем лучше стихи, тем сильнее их магия.
   А если их петь? Наверное, это увеличит кпд, особенно при совпадении тона и содержания. Жаль, что у него нет голоса.
   Когда мелодия и слова специально подобраны, усиливают друг друга и свою многозначность - вот когда будет ударный эффект.
   Все выстраивалось на удивление логично - почему же тут никто не разобрался, каким образом устроена магия?
   Ответ пришел как озарение. Мэт в своем анализе прибегал к линейному мышлению. Но в этом мире мысль нелинейна. Тут люди мыслят цельными понятиями, не разбивая их на части. Для них магия - вещь в себе, а не серия процессов. Мэт думал, что ему придется поломать голову над тем, как она устроена, а оказалось, что его линейный подход дает колоссальное преимущество.
   Прикосновение к плечу напомнило ему, что он не один, и, оглянувшись, он удивился, как далеко они отошли от костра. Стегоман стоял за ним, притихнув, навострив уши.
   - Послушай! - тихо сказал он. - Слышишь? Почти тот час же Мэт услышал далекий женский крик.
   - Принцесса! - выдохнул дракон.
   - Или Саесса. - Мэт взлетел ему на спину и уселся между двух зубцов. - Что там могло случиться?
   В эту минуту они услышали со стороны лагеря волчий вой.
   Глава 11
   С громоподобным ревом Стегоман ворвался в лагерь. Саесса сидела, скорчившись, на большом булыжнике у костра. Рядом стоял сэр Ги с обнаженным мечом и щитом, но без доспехов - очевидно, не успел их надеть. Его тыл прикрывала принцесса, тоже с мечом. Не видно было только патера Брюнела.
   Перед рыцарем пританцовывал огромный серый волк: он порыкивал и норовил сбоку цапнуть человека, но его сдерживали два направленных на него меча.
   Вдруг волк высоко подпрыгнул и бросился прямо на сэра Ги. Черный Рыцарь щитом молниеносно отбросил зверя назад, а мечом нанес ему глубокую рану. Кровь забила фонтаном из волчьего бока, но почти тут же ее напор ослабел, она заструилась ручейком и иссякла. Рана на глазах людей стала затягиваться.
   У Мэта закололо на макушке - это волосы встали дыбом. Он прочел достаточно ужасных историй и без труда узнал в волке оборотня.
   - Я же вам говорю, мечами с ним не справиться! - крикнула Саесса. Серебряное распятие, сэр рыцарь! Больше ничего нас не защитит!
   - Откуда же мы его возьмем? - Впервые голос рыцаря потерял жизнерадостную невозмутимость.
   Волк снова приготовился прыгнуть. Стегоман взревел - волк завертелся на месте и подпрыгнул, целя в Мэта, сидящего верхом на драконовой спине.
   Стегоман встретил его электрической дугой. Объятый пламенем, волк застонал почти человеческим голосом. Стегоман икнул - паяльная лампа выключилась. Волк рухнул: огромное обугленное тело, скулящее и повизгивающее. Мэт соскочил на землю.
   - Держись подальше от поганого зверя! - крикнула Саесса, видя, что Мэт приземлился в каких-нибудь десяти футах от корчащегося волка.
   Тот линял: обуглившаяся шерсть облезала, обнажая новенькую розовую кожу. На ней пробивалась и шла в рост новая шерсть. Стоны перешли в рычание. Волк поднял голову. На секунду Мэт перехватил его взгляд - глаза показались ему знакомыми.
   Волк вскочил и кинулся на него, Мэт увернулся, а Стегоманова голова всунулась между ним и зверем, готовясь дохнуть огнем. Волк пустился было в пляс вокруг них, но внезапным броском напал на Саессу.
   Сэр Ги преградил ему путь, еще раз полоснув зверя мечом. Волк взвыл, падая, однако рана опять зажила в два счета, и он бросился на Мэта, норовя вцепиться тому в горло.
   Мэт низко присел, волк пролетел над ним, но Мэт успел ухватить его за заднюю лапу, размахнулся и швырнул подальше.
   Волк шмякнулся на спину и завыл, катаясь по земле.
   - Не обольщайся, - крикнула Саесса, - хребет у него заживет. Твори свое заклинание - сейчас или никогда!
   Мэт настроил свой мозг на злобные звуки волчьего воя. Вынул серебряную ручку, набрал в грудь воздуха и, покопавшись в памяти, начал нараспев:
   Каждый пишет, как он дышит,
   Но когда не продохнуть,
   Когда ухо вой услышит
   Iадо делать что-нибудь
   В этом мире лживом, ржавом,
   Комплименты не спасут,
   Ну-ка, ручка, стань кинжалом
   A то всех нас загрызут.
   Ручка зашевелилась в его пальцах, но Мэт даже не успел взглянуть на нее, потому что волк со страшным рыком уже шел в наступление.
   Мэт выставил вперед руку: лунный свет блеснул на лезвии серебряного кинжала.
   Волк замер, завороженный.
   Потом, яростно зарычав, бросился на Мэта, и смерть была в его глазах.
   Мэт упал на колени и кинжалом распорол волчье брюхо. Волк дернулся на лету и обрушился на него всей своей тяжестью. Мэт успел только защитить глаза руками, голова его наполнилась предсмертным волчьим воем, острые клыки вонзились в предплечье. Мэт заорал от боли и еще раз ткнул волка кинжалом. Клокочущие звуки вырвались из волчьего горла, его пасть разжалась.
   Какая-то сила спихнула безжизненную тушу с Мэта, и он увидел Стегоманову морду, которой тот отшвырнул волка на десять футов в сторону.
   - Я тебе покажу, как нападать на моих друзей! - прогрохотал Стегоман, следуя за волком.
   Видя разверстую огнедышащую пасть, надвигающуюся на него, волк шарахнулся в сторону, и залп огня ударил по месту, где он только что был. Волк зарычал и тут увидел в дюйме перед глазами серебряный клинок.
   - Что ты медлишь? - крикнула Саесса. - Убей его - или он перегрызет тебе горло!
   Но какое-то странное отчаяние было в ее голосе, и ударить волка у Мэта не повернулась рука.
   Волчья голова дернулась при звуках голоса Саессы. Он отскочил влево, Мэт за ним. Луна играла на серебре клинка, и волк завыл в тоске и ярости. Он направился было в открытую степь - но путь ему преградила Алисанда.
   - Отойдите! - панически завопил Мэт. - Вы не защищены!
   Волк прыгнул на принцессу. Мэт бросился ей на подмогу с кинжалом. Но Алисанда, припав на колени, успела сама выставить меч, который распорол волку брюхо. Мэт попал ему кинжалом в ляжку. Раненый зверь с воем проковылял мимо них на трех ногах.
   Мэт стоял, глядя ему вслед.
   - Отлично сделано, лорд Мэтью! Сэр Ги похлопал его по плечу.
   - Да, - согласилась Алисанда, вставая, - хотя лучше было бы... что с тобой?
   Мэт не ответил. Сорвавшись с места, он бросился в темноту. Он слышал позади бас Стегомана и оклики сэра Ги, но не остановился. Он был непостижимым образом уверен, что нельзя дать волку уйти.
   Ночь словно бы предназначалась для охоты: яркая полная луна и совершенно открытое пространство. Волку негде было укрыться - разве что за редкими нагромождениями валунов. Мэт бежал трусцой, не спуская глаз со скачущего впереди оборотня.
   Тот бежал на трех ногах, но не выказывал никаких признаков усталости. Мэт знал, что у оборотней необыкновенные способности восстанавливать силы. Правда, рана от серебряного оружия заживет не скоро, тем не менее волк не слабел.
   В отличие от Мэта, который уже притомился.
   Ему пришлось даже остановиться, перевести дух. И тут его осенило. Он вспомнил, как отодвинул толпу горожан на пятьдесят футов - сразу по прибытии сюда. Если ему удалось проделать такое с другими, почему бы не попробовать с самим собой? Он порылся в своем мысленном цитатнике и в размер какой-то детской счита-лочки произнес:
   Я-должен-быть-намного-быстрее волка.,
   Намного-быстрее-чем-он-может-бежать и идти.
   Пусть-мой-путь-станет-совсем недолгим
   И-я-окажусь-сейчас-далеко-далеко впереди!
   Голова у него слегка закружилась, потому что под ним понеслось пространство голой земли. Когда он обернулся, черное пятно, обозначающее волка, было далеко позади.
   "Перелет, - со вздохом подумал Мэт. - Надо быть поточнее". Может, на этот раз получится лучше?
   Я-должен-встретить-на-этом-торфянике волка.
   Я-должен-встать-так-чтобы-ему не уйти.
   Пусть-мой-путь-будет-совсем-недолгим,
   Пусть-я-окажусь-сейчас ярдов-на семь впереди!
   И он оказался там, где пожелал. Завидя его, волк замедлил свой бег и остановился, ворча, в шести футах от Мэта. Мэт согнулся, держа кинжал наготове.
   Волк прыгнул. Мэт увернулся, взмахнул кинжалом, но промахнулся на какой-то дюйм. Приземлившись, волк закружил вокруг Мэта, примеряясь.
   Мэт оказался в трудном положении. Он прекрасно понимал, кто такой на самом деле этот волк, и не хотел его убивать. Но понимал и то, что нельзя позволить волку ускользнуть.
   Зверь кружил, то наскакивая, то отскакивая. Его рык поднимался каждый раз на октаву выше, и волк то и дело цапал Мэта за руки, пуская ему кровь. "Этакая прыть на трех ногах", - думал Мэт. И еще он думал, что недооценил человека, скрывающегося под волчьей шерстью. Стоило Мэту сделать выпад своим серебряным кинжалом, как волк увертывался и продолжал свой танец.
   Так могло тянуться всю ночь. И даже если Мэт был не слабак, то все же смертный. Надо было кончать с этим, и немедля.
   Боковым зрением он заметил высокую кучу валунов, отбрасывающую чернильную тень на посеребренный луной ландшафт. Он начал отступать шаг за шагом, заманивая волка в тень. И когда волк прыгнул вслед за ним, переступая ее границу, Мэт выкрикнул:
   Тень, тень, целый день
   С нами быть тебе не лень.
   Твоя сила, твоя мощь
   Под луной в лихую ночь
   Превращениям помочь
   Сможет. - Волк свалился с возу
   Совершил метаморфозу!
   Волк грянул с воем оземь. Очертания его тела стали расплываться, удлиняться, утончаться - и вот уже на вереске вместо волка лежал голый человек.
   Он перекатился на живот, встал на колени и уставился на Мэта в ужасе, сгорая от стыда.
   Мэт нахмурился, ощущая недоброту ночи.
   - Здравствуйте, святой отец! Священник низко опустил голову, спрятав лицо в ладони.
   - Отвернись! Не смотри на меня! Слишком мерзопакостное зрелище для человеческого взора!
   Мэт отвернулся. Надо было постараться избавить его от срама.
   Хорошо быть кисою, хорошо собакою
   Iи штанишек плисовых, ни рубашек байковых;
   Если же шерсть в эволюции слезла
   Oоть расшибись, но прикрой свои чресла!
   Патер Брюнел отнял руки от лица, глаза его изумленно расширились. Он опустил на себя взгляд и увидел на должном месте набедренную повязку.
   - Благодарю, - тихо сказал он Мэту. - Но это не избавит меня от срама великого.
   - Если тебе так стыдно, - озадаченно возразил Мэт, - почему не принял меры, чтобы этого не случилось?
   Священник медленно поднялся, качая головой.
   - Это не так-то легко. Я обычно запираюсь в своей комнате, когда выходит луна, - а тут мне негде было запереться.
   - Нет, я не это имею в виду - зачем вообще было становиться оборотнем? Неужели это нельзя никак исправить?
   Священник саркастически усмехнулся.
   - Можно, надо только полностью освободиться от всех греховных желаний. А стоит хоть чуть-чуть дать слабину - тут же превращаешься в волка.
   - Ну да, когда Саесса рядом...
   - Вот-вот. - Горечь была в голосе патера Брюнела. - А принцесса взяла и приказала мне ехать с вами.
   - О'кей, значит, вам волей-неволей пришлось влезть в звериную шкуру. Но почему же вы в таком виде не отправились просто прогуляться по полю, поохотиться на кроликов?
   Патер Брюнел качнул головой.
   - Когда я волк, во мне не остается ни совести, ни жалости. Один только волчий аппетит. Мэт призадумался.
   - При таком обороте дел... не кажется ли вам, что ваш выбор профессии несколько... э...
   - Несколько ошибочен? - помог ему патер Брюнел. - Видите ли, господин маг, я обратился в лоно церкви очищения ради. Я хотел исправить свою порочную натуру, ведь это силы Зла делают из меня бездушного зверя. Я твердо знал, что самоубийство - грех.
   Только церковь помогла бы мне очистить душу и навсегда закрепиться в человеческом обличье. Поэтому, когда я понял, что я такое, я ушел в монастырь.
   - Когда вы поняли? - едко спросил Мэт. - А вы что, разве не знали об этом с детства?
   Священник сдвинул брови, потом его лоб разгладился, и со смиренной улыбкой он ответил:
   - Вы думаете, я таким родился? Нет. Во всяком случае, в детстве это не проявлялось. Я рос в обычной крестьянской семье, играл с товарищами и делал, что положено ребенку. Я не боялся полной луны, пока не вступил в пору отрочества.
   - Лет в тринадцать? - уточнил Мэт.
   - В моем случае это случилось в двенадцать, когда при виде соседской девочки кровь во мне взыграла и пожар охватил чресла. Но я был воспитан Церковью и Писанием, поэтому, поймав себя на мысли о том, что кроется у нее под лифом платья, я скрутил эту мысль и попытался отбросить ее от себя. Борьба оказалась неравной, и я почти не спал в ту ночь, то грезя, то думая, что же мне делать.
   - В ту ночь было полнолуние? - предположил Мэт. Патер Брюнел кивнул.
   - Я внезапно очнулся в лунном свете. Дом показался мне чужим и пугающим. Я вылез из кровати и выпрыгнул в окно.
   Тут я заметил, что оброс шерстью и что у меня четыре ноги. Но ни капли не удивился. Меня занимало одно: как бы мне схватить соседскую девочку, попробовать ее плоть, пройтись языком по ее дивному телу и... нет!
   Он взъерошил пальцами волосы, ушел лицом в ладони.
   - Сейчас вы в тени. - Мэт потряс священника за плечо. - Только лунный свет для вас опасен, не так ли?
   - Так. А утренняя заря снова превращает меня в человека... Когда настало утро и солнце коснулось меня своим благословенным, целительным лучом, я стал собой и ужаснулся тому, что собирался сделать.
   - Собирался? - переспросил Мэт. - Значит, не повезло?
   Патер покачал головой.
   - Ее отец, честь ему и хвала, оберегал свой дом - все двери и ставни были крепко закрыты. Под утро я вернулся к себе, встал на колени у своей постели, заплакал мужскими слезами и поклялся, что никогда больше не стану скверным похотливым животным.
   Мэт задумчиво кивнул.
   - И, чтобы не брать грех на душу, вы обратились к Церкви.
   - Не только для этого. Я решил посвятить жизнь добру и благочестию, я решил уйти под сень Божьей милости и всеми своими помыслами устремиться к вечным небесам - так, чтобы даже на дне души не осталось ни малейшей тяги к греху.
   Мэт вертел в руках серебряный кинжал и думал, что навряд ли теперь смог бы пустить его в ход.
   - Я так понимаю, что намерения у вас были благие, но дальше намерений дело не пошло.
   - Пошло и удалось на славу, - строго сказал Брюнел. - Монастырь меня принял. Там жили прямые, угодные Богу люди, всякую минуту они были заняты либо благочестивой молитвой, либо трудом, который и кормил их, и утомлял тело, умеряя его потребности. Я постился и молился тоже. Я воспевал и славил Господа. Я преуспел в набожности и вырос благочестивым монахом. Стоило во мне появиться малейшей греховной мысли, малейшему греховному желанию - и я шел на исповедь, и моя душа не подводила меня в течение пятнадцати лет. Ни единого раза за эти годы я не превращался в волка.
   - Всего пятнадцати? - спросил Мэт. - Но это значит... погодите-ка... как давно они истекли?
   - Пять лет назад, - с горькой усмешкой отвечал священник. - Мне следовало бы остаться в монастыре на всю жизнь, но умер наш аббат, и на его место пришел новый, помоложе. Только его посвятили в сан, как он собрал нас и объявил, что силы Зла снова берут в тиски нашу страну. Он сказал, что в каждой деревушке нужно поселить по священнику, который бы неусыпно следил за состоянием своей маленькой паствы. И мы содрогнулись, потому что нам предстояло выйти из безопасного мирка в мир грешников и стать их пастырями. - Он закрыл ладонями лицо. - Ты не представляешь себе моих мучений, когда аббат приказал мне покинуть святое братство, идти в мир и взять себе приход. Я-то ведь знал, какое мне предстоит испытание.
   - Тогда зачем же вы послушались?
   - На то оно и послушание, - отвечал священник, - я же давал обет! И если моему Господу было угодно подвергнуть меня испытанию, по тяжести перевешивающему все, какие я знал, значит, это должно было послужить на пользу как мне, так и моим собратьям.
   - Ваша вера делает вам честь. - Мэт постарался, чтобы его голос не выдал сарказма.
   - Но не моя сила воли. - Священник поник головой. - Тем не менее пока был жив старый король, мне удавалось блюсти себя. Я читал псалмы и молитвы всякую минуту, свободную от исполнения долга. Работал в своем саду и пас свою паству. Учился, глядя на женщин, видеть только лица. И я стоял крепко! До самой кончины старого короля у меня были не грехи, а грешки, и к похоти они отношения не имели. К тому же я не держал их при себе, а сразу шел в соседнюю деревню к тамошнему священнику и исповедовался. Четыре долгих года в миру я ни разу не превращался в волка.
   - Но вот старый король умер... - подсказал Мэт.
   - ...и на трон сел узурпатор, - с сокрушенным видом продолжил патер Брюнел. - А его подпирал злой колдун Малинго. Для всех нас это был большой удар, мы ослабли, а искушение стало крепнуть. Лица моих прихожанок потускнели, а их тела так и манили из-под грубых домотканых одежд. Я боролся изо всех сил. Но одна девушка принялась меня обхаживать, она то и дело норовила остаться со мной наедине. Я старался ее избегать, но она не отступалась. В конце концов, боясь собственной слабости, я ушел из деревни, решив, что если уж грешить, то не с той, которая вверена моим заботам. И так я...
   Он осекся, остекленевшим взглядом уставясь в пустоту.
   - Вы пошли искать специальную ведьму. Брюнел крепко зажмурил глаза.
   - Да. Так я выпал из благодати - и обернулся волком. Я грешил снова и снова, и всякий раз шел в соседний приход за отпущением грехов. И всякий раз снова обращался в волка.
   - Но ведь это продолжалось всего год. Как же часто вы ходили к ней?
   - Три раза, - тихо ответил священник. - Сейчас - четвертый. Я согрешил в мыслях, а луна нынешней ночью стоит высоко. Я знал, что согрешил, но другие священники отсюда далеко. Мне некому было высказать свой грех и очиститься. Так я стал волком.
   Он медленно повернул к Мэту лицо с остановившимся взглядом.
   - Друг! Если в тебе есть хоть капля обыкновенного человеческого сочувствия, возьми свой серебряный кинжал и вонзи его мне в сердце! Останови мое дыхание! Дай мне умереть, чтобы я перестал поганить землю! Убей меня, умоляю! Ибо только такой, как ты, маг с серебряным кинжалом, может избавить меня от моей греховной жизни!
   - И такой, как я, этого не сделает, - твердо сказал Мэт.
   Брюнел схватил его за ворот обеими руками и встряхнул.
   - Убей меня, маг! А не то я снова обернусь волком и перегрызу тебе глотку!
   Раздался страшный рев, что-то громадное заслонило от них звезды.
   Обернувшись, Брюнел увидел гору в форме рептилии, разверзшей пасть, чтобы дохнуть на него огНем. - Нет, Стегоман! - завопил Мэт. - Он не это имел в виду! Он преувеличивал.
   Но пламя уже вырвалось. Брюнел взвыл и опрокинулся на спину - под лунный свет.
   Мэт стоял над его телом, меняющим форму, держа наготове серебряный нож.
   - Бей же! - потребовал Стегоман. - Бей, пока не поздно! Он-то тебя не пощадит, маг, можешь не сомневаться. Убей его сейчас же!
   В ту же секунду огромный волчище с яростным рыком вскочил на ноги. Глаза его горели.
   - Бей! - гаркнул дракон.
   - Не могу, - отвечал Мэт. - Без покаяния он попадет в ад.
   Волк бросился на него, щелкнув зубами. Мэт рванулся в сторону, покатился по земле и услышал позади себя выхлоп пламени и долгий вопль. Вскочив, он быстро обогнул дымящееся, обугленное тело и взлетел на спину Стегоману.
   - Так-то вот, - проворчал дракон, когда Мэт устроился между двух зубцов, дай себе роздых, пока я не очищу эту дрянь огНем. - Нет! - воспротивился Мэт. - Он все равно хороший человек, только грешный и слабый. Назад, дракон! Он принадлежит Добру.
   Обугленное тело сбросило обгоревший слой и поднялось: жажда крови в глазах, смертоносные клыки.
   - Какого добра ждать от этакого монстра? - стал урезонивать Мэта Стегоман. - Опомнись, маг! Ты поможешь Злу, если оставишь эту тварь в живых.
   - Нет, я ослаблю Зло, и не проси меня ничего объяснять - я знаю, что прав! Волк пошел на них. Стегоман раскрыл пасть.
   - Поворачивай! - скомандовал Мэт, вонзая каблуки в бока Стегомана.
   Челюсти дракона захлопнулись. Волк скакнул и вонзил в его бок два десятка клыков. Разъяренный, Стегоман опалил волку брюхо, и тот откатился, повизгивая.
   - Поехали! - крикнул разозлившийся Мэт. - Иди же, хватит его мучить!
   Стегоман вывернул шею, недоумевающе взглянул на него.
   - Иди, кому говорят! - повторил Мэт. Ему невыносимо было слышать плачущие звуки раненой твари.
   Стегоман проворчал что-то, но все же пустился в путь. Лапы у него были, может, и короткие по сравнению с телом, но все же шести футов в длину каждая. К тому же он довольно быстро ими двигал. Мэт не сомневался, что дракон может удрать от волка, если заставить его развить наивысшую скорость.
   - Поехали! Надо предупредить наших. У них только лошади. Надо их поторопить.
   Дракон пошел самым быстрым, на какой был способен, аллюром. Пейзаж так и несся мимо, и Мэт молил Бога, чтобы не свалиться. Когда наконец позади раздался неистовый волчий вой, он был значительно приглушен расстоянием.
   На подходе к лагерю Мэту с трудом удалось затормозить разогнавшегося дракона.
   Алисанда и сэр Ги поджидали их. Черный Рыцарь - весь закованный в броню, лишь полоска лица проглядывала в щель забрала. Саесса, стоя на коленях, забрасывала землей угли костра.
   - Вы в полной боевой готовности? - Мэт не поверил своим глазам.
   - А как же иначе, если такое творится на торфянике? - сказала Алисанда.
   Протяжный голодный вой эхом пронесся в ночи.
   - Понятно. - Мэт поджал губы. - Вы думали, что от меня останется поджаренный бекон. Трогательное доверие.
   - Значит, хватило одного дракона? Алисанда убрала руку с эфеса меча.
   - В сущности, да, хотя, может быть, и не в том смысле, в каком вы подразумеваете. Бекон остался от патера Брюнела.