Страница:
— От тех, кто это видел своими глазами, само собой.
— Да ну? — В разговор вступил третий крестьянин, еще не успевший откинуть капюшон куртки. — И как они поняли, что это колдун был?
— Кое-кто видел, как он колдовал, — уклончиво ответил Мэт. Он решил, что не обязан уточнять — кто именно. — Ну а что он — бретангличанин, так это по выговору ясно было.
— Тьфу! — презрительно сплюнул подключившийся к разговору крестьянин. — Подумаешь — выговор! Это кто угодно подделаться под бретангличанина может!
Мэт пожал плечами:
— Так ведь это все слухи, как верно сказал вот этот возница. Ну а вы какие вести слыхали? Наверняка ведь народ с севера приносит вести о той войне, что там идет.
— Не без того. — Возница кивнул, зыркнул вправо, влево, наклонился к столу еще сильнее и заговорщицки зашептал:
— А вести вот какие... Было дело — одолел лорд маршал принца Бриона и бросил его на дороге без коня и без оружия, а сам ускакал. А один из его воинов вроде бы обернулся и видит, что подскакал к принцу рыцарь в синих доспехах и заколол его.
Сэр Оризан и сержант Брок оторопели от этой новости, но Мэт сумел взять в узду охватившие его чувства и продолжил сбор информации.
— Принца Бриона убили? И есть свидетель?
— Ну да, и говорят, будто бы принц упросил своего убийцу открыть лицо и тот вроде бы забрало-то и поднял.
Мэт насторожился:
— И кого увидел принц?
— Никого, — дрожащим от страха голосом отвечал возница. — Пустой шлем был — и все. Пустота, тьма — и ничего больше. Так вот.
Остальные крестьяне зашептались и стали креститься. При этом тот, что не пожелал откинуть капюшон, вскочил, отпрыгнул от стола, как ужаленный, и отошел в сторону. Крестьяне проводили его опасливыми взглядами.
— Какая его муха укусила? — удивился один.
— Может, совесть нечиста? — предположил Мэт, который тоже следил за незнакомцем. — И руки у него какие-то... больно волосатые, верно?
Все переглянулись и кивнули.
— Жуть какие волосатые, — подтвердил возница. — Знаю я одного пахаря — у него почти такие же волосатые.
Мэт сделал для себя мысленную заметку насчет того, что бохан боится крестного знамения, но решил, что вряд ли будет толк, если он намеренно воспользуется знамением как оружием. Он вздохнул и приготовился к неожиданностям.
Но видимо, неожиданности не должны были последовать немедленно. По залу вдруг пронесся ропот. Все завертелись, принялись выспрашивать, в чем дело.
Возница вытянул шею и спросил у крестьянина, сидевшего за соседним столом:
— Что такое стряслось?
— Менестрель! — отозвался тот. — Он только что сказал, что принцесса Розамунда исчезла из поместья, где ее заточил король!
— Менестрель? А он споет про это?
— Надо же человеку перекусить с дороги! Ага! Кажись, он последний кусок проглотил.
Менестрель вышел на свободное пространство у очага и поднял к груди лютню. Когда он принялся ее настраивать, бохан, уже было направившийся к двери, развернулся и прислушался. Струны лютни звучали все громче, и публика мало-помалу затихала. Бохи уселся у стены.
Менестрель запел:
Публика встретила благородный отказ лорда-маршала одобрительным гулом. Истинный рыцарь и здесь остался истинным рыцарем. Менестрель снова запел более пискляво:
Менестрель продолжал распевать:
— Это менестрели только наговаривают, — буркнул в ответ сержант, но вид у него при всем том был какой-то не очень уверенный.
Мэт взглянул на бохана. Тот довольно ухмылялся. Трудно было понять, чем это все закончится, но на всякий случай приготовился к худшему.
Менестрель запел голосом короля Драстэна:
— Я пою только о том, что слышал, люди добрые! Но если это для вас так оскорбительно... — Он прервал игру и забросил лютню за спину.
Мэт не мог не восхититься тем, как изящно выкрутился из неловкой ситуации менестрель. Надо сказать, его маневр имел успех.
— Нет, нет! Пой дальше! — вскрикнули разом десять голосов.
Менестрель растерялся. Вид у него стал неуверенный.
— Даю пенни, чтобы ты спел до конца — крикнул один крестьянин, и у ног менестреля звякнула медная монетка.
— А я — серебряный пенни даю!
— А я — шиллинг!
На менестреля обрушился град монет. Немного овладев собой, он перебросил лютню на грудь и стал перебирать струны, дожидаясь тишины.
— Неплохо... — задумчиво протянул Мэт. — Теперь по всей стране менестрели будут распевать эту песню именно с такими куплетами и озолотятся.
— Есть несколько городов, где народ верен королеве, — заметил сэр Оризан.
— Ну, значит, там менестрели эту песню петь не будут. Забавно, а как бы звучали куплеты, если бы менестрель пел так, как собирался спеть?
Сержант Брок непонимающе уставился на Мэта.
— А почему вы решили, что он поет не так, как должен петь?
Мэт кивком указал на бохана. Сержант Брок посмотрел в ту сторону, увидел хобгоблина и застыл, не шевелясь.
Менестрель, не желая лишаться баснословного гонорара, наконец запел снова:
— Весьма удобное объяснение того, почему лорд маршал пощадил Бриона, — поджав губы, проговорил Мэт. — Очень ловко закручено.
— Кто только мог придумать такую грязную ложь? — возмутился сэр Оризан.
— Да бохан, кто же еще, — буркнул сержант Брок и кивком указал на Бохи.
Сэр Оризан поискал и нашел взглядом хобгоблина, после чего взгляд его метнулся к менестрелю.
— Хотите сказать, что он поет устами менестреля?
— Нет, это ему не под силу, — нахмурился Мэт и вдруг не на шутку разволновался. — Сначала я думал, что он вкладывает мысли в голову менестреля, но... Следите внимательно за губами менестреля!
Его спутники уставились на него, решив, что их товарищ, видно, сбрендил, но, пожав плечами, устремили взгляды на менестреля. Тот запел следующий куплет.
Мэт кивнул.
— Бохи заглушает слова, которые поет менестрель на самом деле.
— Так это Бохан произносит те слова, которые мы слышим, — высказал свою догадку сержант Брок.
— Может быть, — пожал плечами Мэт, однако он не был в этом так уж уверен. Он вырос в Америке, знал цену рекламе и обещаниям политиков и отлично понимал, что теперешний текст баллады как нельзя лучше отвечает целям короля Драстэна. Потому Мэт и гадал, сам ли бохан поет устами менестреля или кто-то другой пользуется хобгоблинскими способностями как каналом для подачи информации. Неожиданно воображение Мэта нарисовало яркую картину, и менестрель представился ему динамиком радиоприемника, принимающего сигналы откуда-то с далекого севера.
А менестрель все пел и пел:
Менестрель же тем временем завел следующий куплет. Мэт самым внимательным образом вслушивался в слова, надеясь разгадать загадку.
Мэта эта мысль просто огорошила. Кто-то старался опорочить один из оплотов добродетели и благородства в Бретанглии. Тут попахивало колдовством с большой буквы, но кто же мог быть этим великим колдуном?
Тот человек, что выпрыгнул из окна.
Внезапно он снова вернулся в список подозреваемых, составленный Мэтом. Получалось, что, кто бы в этой игре ни проиграл, колдун оставался в выигрыше.
А в следующее мгновение толпа всколыхнулась единой мощной волной, и все, как один, люди кинулись на менестреля.
Тот мертвенно побледнел и забился в ближайший угол.
Реакция слушателей застала Мэта врасплох. Секунду он сидел не шевелясь, не в силах поверить, что народ мог так разбушеваться.
Но вот шок отхлынул, и Мэт, вскочив со стула, бросился к менестрелю и, загородив его собой, обнажил меч. В следующую секунду слева от него оказался сержант Брок с куотерстафом наготове, а справа — сэр Оризан, который тут же выхватил из ножен меч.
Зрелище обнаженной стали несколько охладило толпу, и смутьяны даже притихли на секунду. Мэт воспользовался паузой.
— Свобода слова неприкосновенна! — вскричал он. Ответом ему были недоуменные взгляды — подобный лозунг был лишен какого бы то ни было смысла в средневековом обществе.
— Пусть поет, что пожелает, — сказал Мэт, — и пусть всякий, кто желает защитить королеву, выйдет и скажет свое слово! А остальные... Если у вас есть хоть толика здравого смысла, так решите, кто прав, кто виноват!
— Мы знаем, кто не прав! — Вперед выскочил человек в куртке с поднятым капюшоном и указал на менестреля жутко волосатым пальцем. — Он в окошко вылезает, глядите!
— Это вовсе не значит, что он в чем-то виноват! — протестующе выкрикнул Мэт, но его голос потонул в реве толпы. Кто-то выхватил дубинки, и дерево ударилось о сталь рыцарских мечей. Однако стоило Мэту и сэру Оризану взмахнуть мечами, как обладатели дубинок в испуге попятились. Сержант Брок, как безумный, отбивался сразу от троих нападавших. Палки выстукивали бешеное стаккато. Мэт прикрыл его собой и прошипел:
— Прыгайте в окно!
Сержант Брок был опытным воином и потому не решился спорить со старшим по званию в боевой обстановке. Как только он отступил к окну, Мэт разрубил пополам еще пару дубинок и крикнул сэру Оризану:
— Теперь вы!
— Я вас не покину — ох!
Рыцарю кто-то попал дубинкой по левому плечу.
— А могли и по правому угодить. Прыгайте же в окно!!! — рявкнул Мэт, и как только рыцарь скрылся за его спиной, он принялся описывать мечом восьмерки. Толпа, испугавшись неожиданной ярости Мэта, отступила, однако драчуны затаились, и это было мудро, поскольку Мэт вот так только продержаться не мог. Но с другой стороны, это ему и не было нужно.
— Нельзя медлить, — выпалил Мэт. — Бежать надо!
— От кого? — заносчиво вопросил сэр Оризан.
— Да от толпы, от кого же еще! — в отчаянии воскликнул Мэт.
И вся компания бегом бросилась с постоялого двора. Скорость на старте беглецы взяли приличную и потому успели скрыться во тьме к тому времени, когда первые из драчунов выбежали из двери кабачка, возмущенно вопя. Пробежав футов с тридцать, смутьяны замедлили шаг, остановились и принялись в злобе озираться по сторонам. Ветер донес до Мэта и его спутников обрывки разговора.
— Куда ж они подевались?
— Между домов к южной дороге подались, поди!
— К дороге? Верно, колдовскими чарами они перенеслись куда-то!
— Вот-вот! А то как бы еще они вот так пропали?
— Ага! Разве колдунам когда нужна была дорога?
— Исчезли? — непонимающе обернулся к Мэту сэр Оризан.
— Мы ведь в окошко выпрыгнули! — обиженно возразил менестрель.
— Они видели, как я исчез, — объяснил спутникам Мэт, — а потом увидели, что в углу нет ни души. — Вот и решили, что точно так же исчезли все остальные. Нелегко им пришлось — весь вечер нужно было делать выводы. А нам нужно поспешить, господа. Предстоит еще одна ночь на свежем воздухе.
Примерно через час Мэт остановился и объявил, что они отошли на достаточно безопасное расстояние для того, чтобы рискнуть встать лагерем. Он и его товарищи принялись за свои обычные дела без предварительного распределения обязанностей. Мэта приятно порадовало то, что к общей работе подключился менестрель — он собирал хворост, потом расчистил место для кострища и прикатил камней, чтобы его окружить, а потом нарезал лапника для того, чтобы подложить его под одеяла. Хвороста менестрель набрал сухого, поэтому костер разгорелся быстро и горел почти без дыма. Затем он вытащил из дорожного мешка небольшой котелок и поспешил к протекавшему неподалеку ручью за водой. Пока он ходил, сержант Брок приготовил рогатины и палку, чтобы подвесить котелок над огнем.
— Думаю, нам всем не помешает согреться, — объявил Мэт и бросил в котелок немного сушеной травы. Его спутники смутились.
— Это всего-навсего ромашка, — сказал им Мэт. — Кстати, менестрель, позволь поздравить тебя с редкостно удачным выступлением.
— Да уж, успешнее некуда, — усмехнулся менестрель. — Надеюсь, слова не забуду.
— Так ты их по ходу дела придумывал, что ли? — прищурился сержант Брок.
— Придумывал? Да я их и не пел! — воскликнул менестрель и поежился. — Я пел совсем другие слова — балладу о том, как королева горюет о гибели сына и пропаже принцессы.
— О пропаже? — встревожился сэр Оризан.
Менестрель взглянул ему в глаза и смущенно пожал плечами:
— Ну а как иначе скажешь? Пропала ведь она. Исчезла из поместья графа Сонора, куда ее заточил король.
— Она убежала. — Сэр Оризан обрадованно расправил плечи. — Моя госпожа отважнее и находчивее, чем многие могут подумать, как посмотрят на нее — бледна, светловолоса, тиха.
Менестрель пристально посмотрел на рыцаря:
— Ваша госпожа, вы сказали?
— Он родом из южного Меровенса, откуда и принцесса, — торопливо вмешался Мэт. — А я хотел еще немного расспросить тебя о твоей песне, менестрель. Ты слышал слова, которые пел?
— Те, которые я пел сам, — нет, не слышал. Я-то знал, какие слова хочу пропеть, понимал, какие звуки должны срываться с моих губ, но я, как и те, кто меня слушал, слышал только скабрезную историю про измену королевы, которой она никогда в жизни не совершала. — Менестрель снова зябко поежился. — Разве можно дивиться тому, что мои слушатели так возмутились!
Сэр Оризан нахмурился:
— И все-таки почему они вдруг вздумали на тебя напасть? Ведь они уже успели послушать про то, что лорда маршала королева назвала виновником того, что она утратила невинность. Но ведь всем известно, что король Драстэн — второй супруг королевы и женился он на ней задолго до того, как она познакомилась с лордом маршалом. Более того — народ в кабачке проглотил сплетню о том, что принц Брион — сын лорда маршала. Ну, некоторые возмущенно вскричали — но не более. Так почему же окончание баллады вдруг вызвало такой приступ ярости?
У Мэта мелькнула мысль: «Спокойствие. Враг не дремлет».
Вслух он сказал:
— Думаю, это тоже произошло под воздействием заклинания.
— Заклинания? — испуганно воскликнул менестрель. — Думаете, то было злое колдовство?
— Ну... — несколько смущенно протянул Мэт. — Боюсь, в некотором роде происшествие в кабачке связано с одним проказливым духом, который мстит мне за то, что я его отвергаю.
— Ду... Духом? — Менестрель на дюйм отодвинулся от Мэта.
— Это бохан, — пояснил ему Мэт. — Он ко мне случайно прицепился, когда мы ночевали в заброшенной лесной избушке. Теперь он от нас не отстает.
— Ну да. Боханы — они такие, — кивнул менестрель и отодвинулся еще на дюйм.
— Он запросто мог сделать так, что с твоих губ слетали другие слова, — сказал Мэт, — но мне кажется, что стихи эти сложил не он.
— Да что ты говоришь? — послышался возмущенный голос из-за спины Мэта. — Что уж, ты считаешь меня таким бездарным?
Менестрель замер и вытаращил глаза. Из ночной тьмы вышел Бохи и присел на корточки у огня. На сей раз на нем не было никаких облачений, кроме собственной шерсти, которая, следовало признать, являла собой вполне приличный наряд. Бохи устремил на Мэта злорадный взгляд.
— Уж мог бы понять, между прочим, что моей изобретательности конца и края нет.
— Твоя изобретательность вовсе не означает, что ты наделен даром стихосложения, — возразил Мэт и перевел взгляд на менестреля. Тот прекратил попытки отодвинуться как можно дальше и с волнением внимал беседе Мэта с хобгоблином. Мэт почти слышал его мысли: «Какую великолепную балладу можно было сложить об этом!» Стараясь вернуть разговор в нужное русло, Мэт проговорил:
— Умный ты или нет, изобретательный или не очень, будь хоть разок честным. Ты сложил эти стихи или ты болтал первое, что тебе приходило в голову?
Бохи злобно зыркнул на Мэта, но все же признался:
— Что в голову приходило. Но стишки-то славные!
— Как сказать, — сухо прокомментировал это заявление Мэт. — Вопрос в другом: кто тебе их нашептывал?
— Никто. Я сам!
— Неужто? — прищурился Мэт. — А быть может, тебе их все-таки кто-то нарочно подсказывал?
Бохан отодвинулся от костра, жутко оскорбленный.
— Это кто же бы мог ко мне в голову так нагло забраться?
— Ну... Что касается первой половины песни, то я подумал, что эти куплеты тебе нашептал некий колдун, работающий на короля Драстэна, поскольку там было сказано много нехорошего про королеву Петрониллу. Однако ближе к концу песни на первый план вышел принц Джон в роли наиболее явного претендента на престол. Быть может, у него есть колдун, который и поработал над тобой.
Как только Мэт произнес эти слова, ему самому стало здорово не по себе. Если у Джона был свой колдун, то этим объяснилось очень и очень многое.
— Никакой волшебник, никакой колдун не смог бы вот так прокрасться в мои мысли! — обиженно рявкнул бохан. — Я — дух природы! Меня оберегает сама Бретанглия.
Мэта вновь озарило.
— А если колдун и сам — порождение бретанглийской природы?
Бохан выпучил глаза.
— Ну, правда, что тут такого особенного? — пошел в атаку Мэт. — Если колдун воспользовался магией, возросшей на бретанглийской почве, если он — потомок давнего рода бретанглийских народных колдунов. Такой ведь справился бы и с бретанглийским духом — почему бы и нет?
Бохи молча смотрел на Мэта, но тут голос подал менестрель:
— Да. Справился бы.
— Да! Если бы не я сам придумал эти стишки! — гаркнул Бохи. — Я тебе — не безмозглая тварь, маг!
— Маг? — Менестрель оторопело глянул на Мэта, перевел взгляд на сэра Оризана, а тот едва заметно кивнул. Менестрель снова уставился на бохана.
— Ну, если ты почитаешь себя таким великим стихотворцем, — хмыкнул Мэт, — так докажи это.
— Запросто! — вскричал бохан.
Бохи захлопнул рот и злобно уставился на Мэта:
— А как же мне еще доказать тебе, что я — умный?
— А вот как: я тебе дам набор слов, а ты сложи из них строфу.
— Ну и какие же словечки у тебя на уме?
— Сейчас... Сейчас скажу. Лед, мед, трава, дрова, друга, луга.
— Ха! Нет ничего проще! — обрадовался бохан. — Они же все рифмуются. Это мы быстренько... Так... Так. Ну, нате, слушайте:
Он исчез мгновенно — даже воздух ухнул, заполнив то пространство, которое он только что занимал. В памяти людей остались выпученные глазищи и испуг на кожистой физиономии бохана.
Сержант Брок оторопело промямлил:
— Что такое с ним… стряслось?
Глава 11
— Да ну? — В разговор вступил третий крестьянин, еще не успевший откинуть капюшон куртки. — И как они поняли, что это колдун был?
— Кое-кто видел, как он колдовал, — уклончиво ответил Мэт. Он решил, что не обязан уточнять — кто именно. — Ну а что он — бретангличанин, так это по выговору ясно было.
— Тьфу! — презрительно сплюнул подключившийся к разговору крестьянин. — Подумаешь — выговор! Это кто угодно подделаться под бретангличанина может!
Мэт пожал плечами:
— Так ведь это все слухи, как верно сказал вот этот возница. Ну а вы какие вести слыхали? Наверняка ведь народ с севера приносит вести о той войне, что там идет.
— Не без того. — Возница кивнул, зыркнул вправо, влево, наклонился к столу еще сильнее и заговорщицки зашептал:
— А вести вот какие... Было дело — одолел лорд маршал принца Бриона и бросил его на дороге без коня и без оружия, а сам ускакал. А один из его воинов вроде бы обернулся и видит, что подскакал к принцу рыцарь в синих доспехах и заколол его.
Сэр Оризан и сержант Брок оторопели от этой новости, но Мэт сумел взять в узду охватившие его чувства и продолжил сбор информации.
— Принца Бриона убили? И есть свидетель?
— Ну да, и говорят, будто бы принц упросил своего убийцу открыть лицо и тот вроде бы забрало-то и поднял.
Мэт насторожился:
— И кого увидел принц?
— Никого, — дрожащим от страха голосом отвечал возница. — Пустой шлем был — и все. Пустота, тьма — и ничего больше. Так вот.
Остальные крестьяне зашептались и стали креститься. При этом тот, что не пожелал откинуть капюшон, вскочил, отпрыгнул от стола, как ужаленный, и отошел в сторону. Крестьяне проводили его опасливыми взглядами.
— Какая его муха укусила? — удивился один.
— Может, совесть нечиста? — предположил Мэт, который тоже следил за незнакомцем. — И руки у него какие-то... больно волосатые, верно?
Все переглянулись и кивнули.
— Жуть какие волосатые, — подтвердил возница. — Знаю я одного пахаря — у него почти такие же волосатые.
Мэт сделал для себя мысленную заметку насчет того, что бохан боится крестного знамения, но решил, что вряд ли будет толк, если он намеренно воспользуется знамением как оружием. Он вздохнул и приготовился к неожиданностям.
Но видимо, неожиданности не должны были последовать немедленно. По залу вдруг пронесся ропот. Все завертелись, принялись выспрашивать, в чем дело.
Возница вытянул шею и спросил у крестьянина, сидевшего за соседним столом:
— Что такое стряслось?
— Менестрель! — отозвался тот. — Он только что сказал, что принцесса Розамунда исчезла из поместья, где ее заточил король!
— Менестрель? А он споет про это?
— Надо же человеку перекусить с дороги! Ага! Кажись, он последний кусок проглотил.
Менестрель вышел на свободное пространство у очага и поднял к груди лютню. Когда он принялся ее настраивать, бохан, уже было направившийся к двери, развернулся и прислушался. Струны лютни звучали все громче, и публика мало-помалу затихала. Бохи уселся у стены.
Менестрель запел:
Затем менестрель запел более высоким голосом, подражая голосу короля Драстэна:
Королева Петронилла
Как-то раз занемогла.
За священником в Меровенс
Скорохода послала.
А король Драстэн, не медля,
Звать придворных приказал,
А когда они сбежались,
За лорд-маршалом послал.
После этого куплета женщины возмущенно вскричали, а мужчины неодобрительно забормотали. Похоже, все считали, что выслушивать исповедь, не будучи священником, — это очень дурно.
Надевайте-ка сутану,
Я в другую облачусь
И под видом францисканца
К королеве я явлюсь.
Этот куплет был исполнен баритоном — видимо, менестрель пробовал подражать голосу лорда маршала.
«Это грех, — сказал лорд маршал, —
На такое не решусь,
Я в обличий монаха
К королеве не явлюсь».
Публика встретила благородный отказ лорда-маршала одобрительным гулом. Истинный рыцарь и здесь остался истинным рыцарем. Менестрель снова запел более пискляво:
— Стало быть — никаких свидетельств, — шепнул Мэт сэру Оризану. Рыцарь сначала изумленно вздернул брови, но затем понимающе кивнул.
А король: «Клянусь державой
И короной золотой —
Что мне скажет Петронилла,
Все останется со мной!»
Менестрель продолжал распевать:
— У вас действительно так любят всех подряд вешать? — спросил Мэт у сержанта Брока.
И, в сутаны обрядившись,
Чтоб сыграть монахов роль,
К королеве потащились
Наш лорд маршал и король.
Их встречают честь по чести —
Свечи, хор, колокола.
Слабо голову с подушки
Королева подняла.
«Отвечайте, вы явились
Из Меровенса ко мне?
Если ж нет — то вас повесят
Прямо в замке, на стене!»
— Это менестрели только наговаривают, — буркнул в ответ сержант, но вид у него при всем том был какой-то не очень уверенный.
Менестрель запел совсем тоненьким голоском:
«Мы в Меровенсе служили,
Ваш услышали приказ,
И по морю к вам приплыли,
Дабы исповедать вас».
Каким бы возмутительным ни казалось завсегдатаям кабачка содержание баллады, все, как один, вытянули шеи в ожидании сплетни, которую готов был выложить менестрель Интуиция подсказала Мэту, что стоит взглянуть на бохана. Тот замысловато покрутил пальцами около губ и послал менестрелю воздушный поцелуй. Мэт с замиранием сердца приготовился слушать следующие строки:
«Что ж, — сказала королева, —
Был со мной такой грешок...»
Зал загомонил. Большинство слушателей были возмущены столь нелепым обвинением по адресу королевы и маршала, и все же на некоторых физиономиях отразились сомнения. Менестрель и сам был явно обескуражен сорвавшимися с его губ словами, но губы его продолжали двигаться как бы сами по себе.
«Королю я изменила
С лордом маршалом разок».
Мэт взглянул на бохана. Тот довольно ухмылялся. Трудно было понять, чем это все закончится, но на всякий случай приготовился к худшему.
Менестрель запел голосом короля Драстэна:
Публика просто взревела от возмущения. Менестрель в ужасе прикрыл рот ладонью. Люди повскакали на ноги, начали размахивать руками, грозить певцу кулаками. Однако тот, судя по всему, не раз бывал в переделках и понял, что должен каким-то образом вновь овладеть аудиторией. Он наигрывал мелодию, пока публика немного не успокоилась, а потом, перекричав общий гам, проорал:
«Грех тяжел, — король промолвил, —
Пусть Господь тебя простит».
«Амен», — молвил тут лорд-маршал,
Побледнел, но все ж стоит.
«А еще я согрешила, —
Петронилла говорит, —
Розамунду отравила,
И она мертва лежит».
— Я пою только о том, что слышал, люди добрые! Но если это для вас так оскорбительно... — Он прервал игру и забросил лютню за спину.
Мэт не мог не восхититься тем, как изящно выкрутился из неловкой ситуации менестрель. Надо сказать, его маневр имел успех.
— Нет, нет! Пой дальше! — вскрикнули разом десять голосов.
Менестрель растерялся. Вид у него стал неуверенный.
— Даю пенни, чтобы ты спел до конца — крикнул один крестьянин, и у ног менестреля звякнула медная монетка.
— А я — серебряный пенни даю!
— А я — шиллинг!
На менестреля обрушился град монет. Немного овладев собой, он перебросил лютню на грудь и стал перебирать струны, дожидаясь тишины.
— Неплохо... — задумчиво протянул Мэт. — Теперь по всей стране менестрели будут распевать эту песню именно с такими куплетами и озолотятся.
— Есть несколько городов, где народ верен королеве, — заметил сэр Оризан.
— Ну, значит, там менестрели эту песню петь не будут. Забавно, а как бы звучали куплеты, если бы менестрель пел так, как собирался спеть?
Сержант Брок непонимающе уставился на Мэта.
— А почему вы решили, что он поет не так, как должен петь?
Мэт кивком указал на бохана. Сержант Брок посмотрел в ту сторону, увидел хобгоблина и застыл, не шевелясь.
Менестрель, не желая лишаться баснословного гонорара, наконец запел снова:
Слушатели встретили этот куплет приглушенными восклицаниями, но остались на своих местах. Менестрель всеми силами старался вести себя как ни в чем не бывало и делать вид, будто именно эти самые слова он и намеревался пропеть Как только публика притихла, он продолжил балладу
«Грех тяжел, — король промолвил, —
Пусть Господь тебя простит»
«Амен», — с дрожью молвил маршал,
Весь бледнехонек стоит
«И еще грешна я, отче,
Тем, что мыслю я свершить:
Заготовила я яду,
Чтоб Драстэна отравить!»
Пропел менестрель голосом Петрониллы. Публика разразилась громкими вскриками.
«Вон малыш играет в мячик
Посреди других детей —
Это маршала сыночек,
Деток всех он мне милей», —
— Весьма удобное объяснение того, почему лорд маршал пощадил Бриона, — поджав губы, проговорил Мэт. — Очень ловко закручено.
— Кто только мог придумать такую грязную ложь? — возмутился сэр Оризан.
— Да бохан, кто же еще, — буркнул сержант Брок и кивком указал на Бохи.
Сэр Оризан поискал и нашел взглядом хобгоблина, после чего взгляд его метнулся к менестрелю.
— Хотите сказать, что он поет устами менестреля?
— Нет, это ему не под силу, — нахмурился Мэт и вдруг не на шутку разволновался. — Сначала я думал, что он вкладывает мысли в голову менестреля, но... Следите внимательно за губами менестреля!
Его спутники уставились на него, решив, что их товарищ, видно, сбрендил, но, пожав плечами, устремили взгляды на менестреля. Тот запел следующий куплет.
— И правда, клянусь честью! — воскликнул сэр Оризан — Его губы произносят звуки, которых мы не слышим.
«А того уродца видишь —
Мячик хочет отобрать!
Это короля отродье,
Век его бы не видать!»
Мэт кивнул.
— Бохи заглушает слова, которые поет менестрель на самом деле.
— Так это Бохан произносит те слова, которые мы слышим, — высказал свою догадку сержант Брок.
— Может быть, — пожал плечами Мэт, однако он не был в этом так уж уверен. Он вырос в Америке, знал цену рекламе и обещаниям политиков и отлично понимал, что теперешний текст баллады как нельзя лучше отвечает целям короля Драстэна. Потому Мэт и гадал, сам ли бохан поет устами менестреля или кто-то другой пользуется хобгоблинскими способностями как каналом для подачи информации. Неожиданно воображение Мэта нарисовало яркую картину, и менестрель представился ему динамиком радиоприемника, принимающего сигналы откуда-то с далекого севера.
А менестрель все пел и пел:
Но кто же на самом деле «вел передачу»? Король Драстэн теперь в этом смысле котироваться не мог, поскольку содержание предпоследнего куплета слишком резко выдвигало принца Джона на позицию самого вероятного кандидата на престол. Принц Джон? Нет, Мэту с трудом верилось в то, что недоумок Джон был способен сочинить такую изящную балладу, и уж тем более вряд ли он смог бы магическим образом транслировать песню. Джон был принцем, он не был колдуном.
«Он урод», — опять сказала
Петронилла королю.
«Ну и что? — Драстэн ответил.
— Больше всех его люблю!»
И вскричал он, сняв сутану:
«Ах, неверная жена!»
Королева сил лишилась,
Так была потрясена.
Менестрель же тем временем завел следующий куплет. Мэт самым внимательным образом вслушивался в слова, надеясь разгадать загадку.
После этих слов менестрель ударил по струнам и взял заключительный аккорд. В зале стало тихо-тихо. Никто не в силах был проронить ни слова — так всех напугала мысль о превращении одного из самых благородных рыцарей в стране в злодея и изменника.
Тут король наш обернулся
И лорд-маршалу сказал:
«Я тебя велю повесить,
Вероломнейший вассал!»
Мэта эта мысль просто огорошила. Кто-то старался опорочить один из оплотов добродетели и благородства в Бретанглии. Тут попахивало колдовством с большой буквы, но кто же мог быть этим великим колдуном?
Тот человек, что выпрыгнул из окна.
Внезапно он снова вернулся в список подозреваемых, составленный Мэтом. Получалось, что, кто бы в этой игре ни проиграл, колдун оставался в выигрыше.
А в следующее мгновение толпа всколыхнулась единой мощной волной, и все, как один, люди кинулись на менестреля.
Тот мертвенно побледнел и забился в ближайший угол.
Реакция слушателей застала Мэта врасплох. Секунду он сидел не шевелясь, не в силах поверить, что народ мог так разбушеваться.
Но вот шок отхлынул, и Мэт, вскочив со стула, бросился к менестрелю и, загородив его собой, обнажил меч. В следующую секунду слева от него оказался сержант Брок с куотерстафом наготове, а справа — сэр Оризан, который тут же выхватил из ножен меч.
Зрелище обнаженной стали несколько охладило толпу, и смутьяны даже притихли на секунду. Мэт воспользовался паузой.
— Свобода слова неприкосновенна! — вскричал он. Ответом ему были недоуменные взгляды — подобный лозунг был лишен какого бы то ни было смысла в средневековом обществе.
— Пусть поет, что пожелает, — сказал Мэт, — и пусть всякий, кто желает защитить королеву, выйдет и скажет свое слово! А остальные... Если у вас есть хоть толика здравого смысла, так решите, кто прав, кто виноват!
— Мы знаем, кто не прав! — Вперед выскочил человек в куртке с поднятым капюшоном и указал на менестреля жутко волосатым пальцем. — Он в окошко вылезает, глядите!
— Это вовсе не значит, что он в чем-то виноват! — протестующе выкрикнул Мэт, но его голос потонул в реве толпы. Кто-то выхватил дубинки, и дерево ударилось о сталь рыцарских мечей. Однако стоило Мэту и сэру Оризану взмахнуть мечами, как обладатели дубинок в испуге попятились. Сержант Брок, как безумный, отбивался сразу от троих нападавших. Палки выстукивали бешеное стаккато. Мэт прикрыл его собой и прошипел:
— Прыгайте в окно!
Сержант Брок был опытным воином и потому не решился спорить со старшим по званию в боевой обстановке. Как только он отступил к окну, Мэт разрубил пополам еще пару дубинок и крикнул сэру Оризану:
— Теперь вы!
— Я вас не покину — ох!
Рыцарю кто-то попал дубинкой по левому плечу.
— А могли и по правому угодить. Прыгайте же в окно!!! — рявкнул Мэт, и как только рыцарь скрылся за его спиной, он принялся описывать мечом восьмерки. Толпа, испугавшись неожиданной ярости Мэта, отступила, однако драчуны затаились, и это было мудро, поскольку Мэт вот так только продержаться не мог. Но с другой стороны, это ему и не было нужно.
Перед глазами у Мэта потемнело, и он спрыгнул на землю с высоты в полтора фута. Впрочем, он был к этому готов и лишь слегка покачнулся. Обернувшись, Мэт увидел сержанта Брока и сэра Оризана, ошарашенно глядящих на него. За их спинами прятался менестрель.
Я не собака и не кошка,
Я сохранить хочу лицо,
И я не выпрыгну в окошко,
Но и не выйду на крыльцо.
Продемонстрирую пейзанам
Моей фантазии простор
И прямо к сэру Оризану
Телепортируюсь во двор.
— Нельзя медлить, — выпалил Мэт. — Бежать надо!
— От кого? — заносчиво вопросил сэр Оризан.
— Да от толпы, от кого же еще! — в отчаянии воскликнул Мэт.
И вся компания бегом бросилась с постоялого двора. Скорость на старте беглецы взяли приличную и потому успели скрыться во тьме к тому времени, когда первые из драчунов выбежали из двери кабачка, возмущенно вопя. Пробежав футов с тридцать, смутьяны замедлили шаг, остановились и принялись в злобе озираться по сторонам. Ветер донес до Мэта и его спутников обрывки разговора.
— Куда ж они подевались?
— Между домов к южной дороге подались, поди!
— К дороге? Верно, колдовскими чарами они перенеслись куда-то!
— Вот-вот! А то как бы еще они вот так пропали?
— Ага! Разве колдунам когда нужна была дорога?
— Исчезли? — непонимающе обернулся к Мэту сэр Оризан.
— Мы ведь в окошко выпрыгнули! — обиженно возразил менестрель.
— Они видели, как я исчез, — объяснил спутникам Мэт, — а потом увидели, что в углу нет ни души. — Вот и решили, что точно так же исчезли все остальные. Нелегко им пришлось — весь вечер нужно было делать выводы. А нам нужно поспешить, господа. Предстоит еще одна ночь на свежем воздухе.
Примерно через час Мэт остановился и объявил, что они отошли на достаточно безопасное расстояние для того, чтобы рискнуть встать лагерем. Он и его товарищи принялись за свои обычные дела без предварительного распределения обязанностей. Мэта приятно порадовало то, что к общей работе подключился менестрель — он собирал хворост, потом расчистил место для кострища и прикатил камней, чтобы его окружить, а потом нарезал лапника для того, чтобы подложить его под одеяла. Хвороста менестрель набрал сухого, поэтому костер разгорелся быстро и горел почти без дыма. Затем он вытащил из дорожного мешка небольшой котелок и поспешил к протекавшему неподалеку ручью за водой. Пока он ходил, сержант Брок приготовил рогатины и палку, чтобы подвесить котелок над огнем.
— Думаю, нам всем не помешает согреться, — объявил Мэт и бросил в котелок немного сушеной травы. Его спутники смутились.
— Это всего-навсего ромашка, — сказал им Мэт. — Кстати, менестрель, позволь поздравить тебя с редкостно удачным выступлением.
— Да уж, успешнее некуда, — усмехнулся менестрель. — Надеюсь, слова не забуду.
— Так ты их по ходу дела придумывал, что ли? — прищурился сержант Брок.
— Придумывал? Да я их и не пел! — воскликнул менестрель и поежился. — Я пел совсем другие слова — балладу о том, как королева горюет о гибели сына и пропаже принцессы.
— О пропаже? — встревожился сэр Оризан.
Менестрель взглянул ему в глаза и смущенно пожал плечами:
— Ну а как иначе скажешь? Пропала ведь она. Исчезла из поместья графа Сонора, куда ее заточил король.
— Она убежала. — Сэр Оризан обрадованно расправил плечи. — Моя госпожа отважнее и находчивее, чем многие могут подумать, как посмотрят на нее — бледна, светловолоса, тиха.
Менестрель пристально посмотрел на рыцаря:
— Ваша госпожа, вы сказали?
— Он родом из южного Меровенса, откуда и принцесса, — торопливо вмешался Мэт. — А я хотел еще немного расспросить тебя о твоей песне, менестрель. Ты слышал слова, которые пел?
— Те, которые я пел сам, — нет, не слышал. Я-то знал, какие слова хочу пропеть, понимал, какие звуки должны срываться с моих губ, но я, как и те, кто меня слушал, слышал только скабрезную историю про измену королевы, которой она никогда в жизни не совершала. — Менестрель снова зябко поежился. — Разве можно дивиться тому, что мои слушатели так возмутились!
Сэр Оризан нахмурился:
— И все-таки почему они вдруг вздумали на тебя напасть? Ведь они уже успели послушать про то, что лорда маршала королева назвала виновником того, что она утратила невинность. Но ведь всем известно, что король Драстэн — второй супруг королевы и женился он на ней задолго до того, как она познакомилась с лордом маршалом. Более того — народ в кабачке проглотил сплетню о том, что принц Брион — сын лорда маршала. Ну, некоторые возмущенно вскричали — но не более. Так почему же окончание баллады вдруг вызвало такой приступ ярости?
У Мэта мелькнула мысль: «Спокойствие. Враг не дремлет».
Вслух он сказал:
— Думаю, это тоже произошло под воздействием заклинания.
— Заклинания? — испуганно воскликнул менестрель. — Думаете, то было злое колдовство?
— Ну... — несколько смущенно протянул Мэт. — Боюсь, в некотором роде происшествие в кабачке связано с одним проказливым духом, который мстит мне за то, что я его отвергаю.
— Ду... Духом? — Менестрель на дюйм отодвинулся от Мэта.
— Это бохан, — пояснил ему Мэт. — Он ко мне случайно прицепился, когда мы ночевали в заброшенной лесной избушке. Теперь он от нас не отстает.
— Ну да. Боханы — они такие, — кивнул менестрель и отодвинулся еще на дюйм.
— Он запросто мог сделать так, что с твоих губ слетали другие слова, — сказал Мэт, — но мне кажется, что стихи эти сложил не он.
— Да что ты говоришь? — послышался возмущенный голос из-за спины Мэта. — Что уж, ты считаешь меня таким бездарным?
Менестрель замер и вытаращил глаза. Из ночной тьмы вышел Бохи и присел на корточки у огня. На сей раз на нем не было никаких облачений, кроме собственной шерсти, которая, следовало признать, являла собой вполне приличный наряд. Бохи устремил на Мэта злорадный взгляд.
— Уж мог бы понять, между прочим, что моей изобретательности конца и края нет.
— Твоя изобретательность вовсе не означает, что ты наделен даром стихосложения, — возразил Мэт и перевел взгляд на менестреля. Тот прекратил попытки отодвинуться как можно дальше и с волнением внимал беседе Мэта с хобгоблином. Мэт почти слышал его мысли: «Какую великолепную балладу можно было сложить об этом!» Стараясь вернуть разговор в нужное русло, Мэт проговорил:
— Умный ты или нет, изобретательный или не очень, будь хоть разок честным. Ты сложил эти стихи или ты болтал первое, что тебе приходило в голову?
Бохи злобно зыркнул на Мэта, но все же признался:
— Что в голову приходило. Но стишки-то славные!
— Как сказать, — сухо прокомментировал это заявление Мэт. — Вопрос в другом: кто тебе их нашептывал?
— Никто. Я сам!
— Неужто? — прищурился Мэт. — А быть может, тебе их все-таки кто-то нарочно подсказывал?
Бохан отодвинулся от костра, жутко оскорбленный.
— Это кто же бы мог ко мне в голову так нагло забраться?
— Ну... Что касается первой половины песни, то я подумал, что эти куплеты тебе нашептал некий колдун, работающий на короля Драстэна, поскольку там было сказано много нехорошего про королеву Петрониллу. Однако ближе к концу песни на первый план вышел принц Джон в роли наиболее явного претендента на престол. Быть может, у него есть колдун, который и поработал над тобой.
Как только Мэт произнес эти слова, ему самому стало здорово не по себе. Если у Джона был свой колдун, то этим объяснилось очень и очень многое.
— Никакой волшебник, никакой колдун не смог бы вот так прокрасться в мои мысли! — обиженно рявкнул бохан. — Я — дух природы! Меня оберегает сама Бретанглия.
Мэта вновь озарило.
— А если колдун и сам — порождение бретанглийской природы?
Бохан выпучил глаза.
— Ну, правда, что тут такого особенного? — пошел в атаку Мэт. — Если колдун воспользовался магией, возросшей на бретанглийской почве, если он — потомок давнего рода бретанглийских народных колдунов. Такой ведь справился бы и с бретанглийским духом — почему бы и нет?
Бохи молча смотрел на Мэта, но тут голос подал менестрель:
— Да. Справился бы.
— Да! Если бы не я сам придумал эти стишки! — гаркнул Бохи. — Я тебе — не безмозглая тварь, маг!
— Маг? — Менестрель оторопело глянул на Мэта, перевел взгляд на сэра Оризана, а тот едва заметно кивнул. Менестрель снова уставился на бохана.
— Ну, если ты почитаешь себя таким великим стихотворцем, — хмыкнул Мэт, — так докажи это.
— Запросто! — вскричал бохан.
— Нечестно! — воскликнул Мэт. — Ты чужие стихи читаешь!
Не бродить с тобой нам вместе
Ночью при луне...
Бохи захлопнул рот и злобно уставился на Мэта:
— А как же мне еще доказать тебе, что я — умный?
— А вот как: я тебе дам набор слов, а ты сложи из них строфу.
— Ну и какие же словечки у тебя на уме?
— Сейчас... Сейчас скажу. Лед, мед, трава, дрова, друга, луга.
— Ха! Нет ничего проще! — обрадовался бохан. — Они же все рифмуются. Это мы быстренько... Так... Так. Ну, нате, слушайте:
— Вот тебе! — Бохан ударил себя по лохматой коленке и победно воззрился на Мэта. — Я точно так же легко сорю стишками, как... О-О-ОЙ!
Всем известно, что лед
Так не сладок, как мед,
Их легко отличить друг от друга.
А сухие дрова —
Не сырая трава,
Их из леса несут, а не с луга.
Он исчез мгновенно — даже воздух ухнул, заполнив то пространство, которое он только что занимал. В памяти людей остались выпученные глазищи и испуг на кожистой физиономии бохана.
Сержант Брок оторопело промямлил:
— Что такое с ним… стряслось?
Глава 11
— Он сложил стихотворение, — пробормотал Мэт. — И оно сработало. То есть сработало колдовство. «Их несут» — вот что было главное в этом стишке. Вот его и унесло куда-то. На далекий юг или на далекий север, где одинаково холодно и много льда. Но переживать за него не стоит — вы же видели, какая у него густая шерсть...
«Уж не родичи ли они, часом, с йети?» — мелькнула мысль у Мэта.
Менестрель усмехнулся:
— Он забыл о том, что стихи творят чудеса, верно?
— Вот именно, — кивнул Мэт. — Он так старался сложить стихотворение, что напрочь отвлекся от его смысла — как, впрочем, многие поэты, произведения которых мне довелось читать.
«Уж не родичи ли они, часом, с йети?» — мелькнула мысль у Мэта.
Менестрель усмехнулся:
— Он забыл о том, что стихи творят чудеса, верно?
— Вот именно, — кивнул Мэт. — Он так старался сложить стихотворение, что напрочь отвлекся от его смысла — как, впрочем, многие поэты, произведения которых мне довелось читать.