Страница:
— Всякий странник должен уметь отпугнуть разбойников и защититься от ночных духов, — ответил Мэт. — Ну, вот вам первый стишок — для защиты от огненных шаров. Как мы уже убедились, вам наверняка придется частенько от них обороняться...
Брат Гоуд оказался весьма способным учеником и уже через час крепко-накрепко затвердил слова четырех заклинаний и жесты, которыми их положено было сопровождать. Он научился отражать огненные шары, прогонять злых духов, защищаться от любого оружия, а самое главное — обороняться от злых чар, направленных против него.
— Теперь я спокойнее за вас, святой отец, при том, что живете вы совсем один.
— А вы — не гость, а просто благословение Господне! — объявил монах. — Вы должны лечь спать на мою лежанку, а я лягу на полу.
Мэт улыбнулся:
— Да нет, благодарю вас, святой отец. Я все-таки предпочту поспать в церкви. Уже стемнело, вам пора ложиться, а я, если вы не возражаете, немного прогуляюсь перед сном.
— Как вам будет угодно, как вам будет угодно. — Брат Гоуд обернулся к сержанту Броку и сэру Оризану. — Прошу вас, друзья мои, не обращайте на меня внимания! Расстилайте ваши одеяла и ложитесь спать!
— Благодарю, — слегка поклонился священнику сэр Оризан и устремил взгляд на Мэта. — Быть может, вам все-таки не стоит гулять одному, мил... господин.
— Да нет, я думаю, все обойдется. Вы ложитесь да выспитесь как следует. За меня не переживайте, со мной все будет в порядке.
— Ведь вы идете в Дом Господень, — кивнул и вяло улыбнулся сэр Оризан, но взгляд его так и остался озабоченным.
Мэт вышел из дома, где обитал священник, и прислушался к звукам ночи, ожидая уханья совы. Как только оно прозвучало, Мэт вытащил из-за притороченного к поясу кошеля пакетик с порошком и зашагал вперед, рассыпая позади себя тоненькую, почти невидимую дорожку и напевая:
— Толку-то от этого маловато, знаешь ли.
Мысленно Мэт подпрыгнул и отскочил на милю. К сожалению, скачок получился именно мысленным, а на самом деле он остался там, где застал его голос. Однако он заставил себя зашагать вперед и продолжить начатое дело.
— Это я про заклинание твое, — уточнил Бохи. — Нет такого заклинания, чтобы я не мог к тебе подобраться, нет такого охранного круга, который бы я не мог перейти, ибо ты сам привязал меня к себе тем, что дал мне имя, и теперь мы связаны магическими узами.
Мэт завершил круг и аккуратно уложил пакетик с порошком в кошель.
— Ты не сможешь прогнать меня окончательно, — заявил бохан, явно задетый молчанием Мэта. — Даже тем, что не обращаешь на меня внимания, ты меня не отпугнешь, тем более что я знаю: ты меня слышишь.
Наконец Мэт обернулся к бохану, усмехаясь:
— А кто тебе сказал, что я от тебя хочу защититься охранным кругом?
— Что-что? — Бохи ошарашенно вылупил глазищи. — Но... Но... Кто еще осмелился на тебя покуситься? — Изумление его сменилось гневом. — Неужто кто-то замыслил дурное против тебя? О, назови мне только имя этого злого духа!
— Дело не во мне, — поправил бохана Мэт. — Порой я встаю на сторону угнетенных, ты же знаешь.
— Защищаешь других? — поразился бохан. — Тогда как тебе самому ничто не грозит?
Это ему явно было в диковинку.
— Да, представь себе, даже если меня это никак не затрагивает. — Мэт нахмурился и задумался. — Нет, не совсем так. Видишь ли, я сохранил наивное представление о том, что то, что касается других, каким-то образом касается и меня.
— Безобразие! — выкрикнул Бохи. — Какое-то вовсе иноземное понятие.
— Ага, значит, спорить с ним ты не можешь! — порадовался Мэт. — Так вот: в том доме спит хороший, добрый человек, он монах, священник. Сегодня вечером ему угрожал мнимый друид. Он швырнул в брата Гоуда огненный шар, а мне бы хотелось, чтобы этот Баналикс больше никак не сумел навредить ему.
— Баналикс! — брезгливо поморщился бохан. — Воистину мнимый друид!
— О? — заинтересовался Мэт. — Откуда ты знаешь?
— О-хо-хо! Помню я настоящих друидов, смертный! То было лет пятьсот назад, а то и больше. Те друиды были солью земли, ее плодами и ветвями деревьев, они были подобны могучему лесу. Они относились ко мне с подобающим почтением, как и ко всем прочим духам! Но их больше нет, они исчезли, их осталось совсем немного на том острове, до которого надо плыть от западного побережья. Да, друиды ушли, остались только вы, простые смертные, в жилах которых течет словно бы не кровь, а молоко! Вам бы только за плугом ходить, а на лес вам плевать!
— Что сказать? — пожал плечами Мэт. — Земледелие позволяет получить от земли больше, за счет него легче выживать. — Говорил-то он более или менее храбро, но на самом деле ему было страшновато от мысли, что он разговаривает с духом пятисот лет от роду. Мэт решил свести беседу к важным для него вещам. — Так ты, стало быть, слыхал про Баналикса?
— Само собой! Неужто я не полюбопытствую и не поинтересуюсь такой диковиной, как друид-самозванец? Он сейчас слоняется возле самого старого дуба в окрестном лесу, поскольку всем в деревне растрепал, что там будет ждать всех, кто пожелает вернуться к древней вере!
Мэт долго молча смотрел на бохана.
Бохи занервничал:
— Эй, маг! Неужто я произнес какие-то слова, от которых ты мог обратиться в камень?
— Нет, меня так просто в камень не обратишь, — наконец отозвался Мэт. — Послушай-ка, я так или иначе собирался прогуляться перед сном. Так как, ты сказал, можно добраться до этого старого дуба?
Глава 15
Брат Гоуд оказался весьма способным учеником и уже через час крепко-накрепко затвердил слова четырех заклинаний и жесты, которыми их положено было сопровождать. Он научился отражать огненные шары, прогонять злых духов, защищаться от любого оружия, а самое главное — обороняться от злых чар, направленных против него.
— Теперь я спокойнее за вас, святой отец, при том, что живете вы совсем один.
— А вы — не гость, а просто благословение Господне! — объявил монах. — Вы должны лечь спать на мою лежанку, а я лягу на полу.
Мэт улыбнулся:
— Да нет, благодарю вас, святой отец. Я все-таки предпочту поспать в церкви. Уже стемнело, вам пора ложиться, а я, если вы не возражаете, немного прогуляюсь перед сном.
— Как вам будет угодно, как вам будет угодно. — Брат Гоуд обернулся к сержанту Броку и сэру Оризану. — Прошу вас, друзья мои, не обращайте на меня внимания! Расстилайте ваши одеяла и ложитесь спать!
— Благодарю, — слегка поклонился священнику сэр Оризан и устремил взгляд на Мэта. — Быть может, вам все-таки не стоит гулять одному, мил... господин.
— Да нет, я думаю, все обойдется. Вы ложитесь да выспитесь как следует. За меня не переживайте, со мной все будет в порядке.
— Ведь вы идете в Дом Господень, — кивнул и вяло улыбнулся сэр Оризан, но взгляд его так и остался озабоченным.
Мэт вышел из дома, где обитал священник, и прислушался к звукам ночи, ожидая уханья совы. Как только оно прозвучало, Мэт вытащил из-за притороченного к поясу кошеля пакетик с порошком и зашагал вперед, рассыпая позади себя тоненькую, почти невидимую дорожку и напевая:
Напевая эти слова и не жалея порошка, Мэт обошел по кругу церковь и пристроенный к ней домик священника. Он уже почти завершил круг, когда вдруг услышал позади знакомый голос:
Чтобы брат Гоуд спокойно спал
Нынче и впредь без страха,
Этой дорожкой окружу
Церковь и дом монаха.
Здесь с наступленьем темноты
Добрый пройдет без риска,
Но никакой зловредный дух
Пусть не суется близко!
— Толку-то от этого маловато, знаешь ли.
Мысленно Мэт подпрыгнул и отскочил на милю. К сожалению, скачок получился именно мысленным, а на самом деле он остался там, где застал его голос. Однако он заставил себя зашагать вперед и продолжить начатое дело.
— Это я про заклинание твое, — уточнил Бохи. — Нет такого заклинания, чтобы я не мог к тебе подобраться, нет такого охранного круга, который бы я не мог перейти, ибо ты сам привязал меня к себе тем, что дал мне имя, и теперь мы связаны магическими узами.
Мэт завершил круг и аккуратно уложил пакетик с порошком в кошель.
— Ты не сможешь прогнать меня окончательно, — заявил бохан, явно задетый молчанием Мэта. — Даже тем, что не обращаешь на меня внимания, ты меня не отпугнешь, тем более что я знаю: ты меня слышишь.
Наконец Мэт обернулся к бохану, усмехаясь:
— А кто тебе сказал, что я от тебя хочу защититься охранным кругом?
— Что-что? — Бохи ошарашенно вылупил глазищи. — Но... Но... Кто еще осмелился на тебя покуситься? — Изумление его сменилось гневом. — Неужто кто-то замыслил дурное против тебя? О, назови мне только имя этого злого духа!
— Дело не во мне, — поправил бохана Мэт. — Порой я встаю на сторону угнетенных, ты же знаешь.
— Защищаешь других? — поразился бохан. — Тогда как тебе самому ничто не грозит?
Это ему явно было в диковинку.
— Да, представь себе, даже если меня это никак не затрагивает. — Мэт нахмурился и задумался. — Нет, не совсем так. Видишь ли, я сохранил наивное представление о том, что то, что касается других, каким-то образом касается и меня.
— Безобразие! — выкрикнул Бохи. — Какое-то вовсе иноземное понятие.
— Ага, значит, спорить с ним ты не можешь! — порадовался Мэт. — Так вот: в том доме спит хороший, добрый человек, он монах, священник. Сегодня вечером ему угрожал мнимый друид. Он швырнул в брата Гоуда огненный шар, а мне бы хотелось, чтобы этот Баналикс больше никак не сумел навредить ему.
— Баналикс! — брезгливо поморщился бохан. — Воистину мнимый друид!
— О? — заинтересовался Мэт. — Откуда ты знаешь?
— О-хо-хо! Помню я настоящих друидов, смертный! То было лет пятьсот назад, а то и больше. Те друиды были солью земли, ее плодами и ветвями деревьев, они были подобны могучему лесу. Они относились ко мне с подобающим почтением, как и ко всем прочим духам! Но их больше нет, они исчезли, их осталось совсем немного на том острове, до которого надо плыть от западного побережья. Да, друиды ушли, остались только вы, простые смертные, в жилах которых течет словно бы не кровь, а молоко! Вам бы только за плугом ходить, а на лес вам плевать!
— Что сказать? — пожал плечами Мэт. — Земледелие позволяет получить от земли больше, за счет него легче выживать. — Говорил-то он более или менее храбро, но на самом деле ему было страшновато от мысли, что он разговаривает с духом пятисот лет от роду. Мэт решил свести беседу к важным для него вещам. — Так ты, стало быть, слыхал про Баналикса?
— Само собой! Неужто я не полюбопытствую и не поинтересуюсь такой диковиной, как друид-самозванец? Он сейчас слоняется возле самого старого дуба в окрестном лесу, поскольку всем в деревне растрепал, что там будет ждать всех, кто пожелает вернуться к древней вере!
Мэт долго молча смотрел на бохана.
Бохи занервничал:
— Эй, маг! Неужто я произнес какие-то слова, от которых ты мог обратиться в камень?
— Нет, меня так просто в камень не обратишь, — наконец отозвался Мэт. — Послушай-ка, я так или иначе собирался прогуляться перед сном. Так как, ты сказал, можно добраться до этого старого дуба?
Глава 15
Xимена и Рамон проснулись с рассветом и вышли с постоялого двора рано, но на полях уже работали крестьяне. Супруги оставили позади деревню и шагали по дороге, весело переговариваясь. Утро выдалось чудесное, и Химене с Рамоном казалось, что они буквально сливаются с природой.
Но сразу за деревней дорога пересекалась с небольшой речушкой. Через реку вел брод, где глубина воды едва достигала двух футов, и были положены камни для удобства перехода. Именно здесь и собрались сейчас деревенские женщины, чтобы заняться стиркой. Они болтали без умолку, намыливая белье и раскладывая его по камням для стирки.
— День стирки! Какая удача! — вскричала Химена.
Рамон нахмурился:
— Удача? Но для чего?
— Для того, чтобы посплетничать! Быстрее, Рамон, снимай рубаху!
— Слушаюсь и повинуюсь, любовь моя, — вздохнул Рамон и, стащив с себя рубаху, облачился в куртку и отошел к деревьям.
— Думаю, будет лучше, если меня никто не заметит.
— Ты очень догадлив. — Химена встала на цыпочки и чмокнула мужа в щеку, после чего развернулась и, негромко напевая, направилась к реке, а Рамон ушел подальше в глубь прибрежной рощицы, где уселся и стал наблюдать.
Но как только Химена подошла к броду, женщины сразу умолкли и уставились на нее.
— Доброе утро, — радостно поприветствовала их Химена. — Какая удача! А я гадала — как же мне выстирать рубаху мужа Ведь мы весь день провели в дороге.
— Вы странники? — с интересом посмотрела на Химену юная девушка.
— Помолчи, Мэгги, — прикрикнула на нее женщина постарше.
Девушка покраснела и отвернулась, а женщина постарше, слегка сдвинув брови, обратилась к Химене:
— По выговору — ты из Меровенса будешь.
— Из Меровенса, верно, — отозвалась Химена, опустилась на колени и сняла с плеча мешок. — Мы там три года прожили. А родом мы издалека, с запада.
— Из Ибирии? — широко раскрыла глаза Мэгги.
— Язык Ибирии родной для меня, — уклончиво отвечала Химена.
— Да, долгий путь проделали эти люди, Джуди, — проговорила другая женщина и покачала головой.
— Очень долгий, — кивнула Химена, намочила рубаху в реке и принялась ее намыливать.
— Что же вас завело в такую даль? — спросила еще одна женщина.
— Да в такие неспокойные времена, — добавила Джуди.
— Да уж, неспокойные! — возмущенно воскликнула Химена. — Бедняжка королева заперта в замке! Но когда отец моего мужа был молодым, он служил лакеем в замке отца Петрониллы, прежнего принца Пикты, и он бы ни за что не простил Рамону, если бы тот не отправился на помощь королеве.
— Что скажешь, Элис? Мысль благородная, — заметила Джуди.
— Что да, то да, — кивнула Элис. — Да только глупая. Слишком поздно муж этой женщины явился, чтобы наниматься в войско королевы.
— А тебя он зачем взял с собой в такое опасное странствие? — спросила старушка и нахмурилась.
Химена лучисто улыбнулась ей.
— Так ведь не отпустила бы я его одного! — И она принялась еще усерднее намыливать рубаху. — Да и потом — сын наш вырос уже, так что мне дома-то сидеть?
— Да молодая ты еще, чтобы у тебя взрослый сын был! — воскликнула пятая женщина. Химена подмигнула ей:
— Умываться надо почаще да от солнца прятаться.
— Только один сын у тебя? — с оттенком сочувствия поинтересовалась старуха.
— Да, единственный ребенок, — вздохнула Химена. — Хотелось еще детей, но Бог не дал. Зато уж как я Ему благодарна за то, что он подарил мне моего Мэтью!
— Воистину, каждое дитя — это благословение Господне, — кивнула старуха и гордо призналась:
— А у меня пятеро!
— И муж твой пока жив, Джейн, — добавила Элис. — За такое мы все должны благодарить Бога, тем более что по нашим краям снова прокатилась война.
— Слыхала я, будто бы ваша королева виновата в этой войне, — вставила Химена, — да только не поверила я в это.
— И правильно сделала, что не поверила! — возмущенно вскричала Джейн. — Разве королева Петронилла меняла полюбовников, как перчатки? Разве она хотела лишить наследства своего среднего сына?
— Вот-вот! Пикта — ее наследное княжество, — поддержала товарку Джуди. — По какому праву король отдал эти земли младшему?
— Верно говоришь, — согласилась Джейн. — И всякая женщина была бы права, стараясь защитить свое чадо!
— Да, и была бы права, желая наказать мужа-бабника, — проворчала Элис.
Мэгги только слушала, широко раскрыв глаза, и молчала. Химена была готова поклясться, что слышит мысли девушки, пересматривавшей свое отношение к супружеской жизни.
— Но разве Петронилла так уж и не подливала масла в огонь? — возразила Химена. — Я слыхала, что она ой как остра на язык.
На самом-то деле Химена своими ушами слышала уйму колкостей и острот, срывавшихся с языка Петрониллы, но упоминать об этом по понятным соображениям не стала.
— А какой же ей еще быть, ежели король ее под каблук пытался подмять! — строптиво поджав губы, проговорила старуха.
— Мы, женщины, несчастные, обездоленные создания и должны как-то выкручиваться, чтобы уцелеть, — вздохнула Джуди.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво протянула Химена. — А вот еще я слыхала, будто бы сыновья королевы вовсе не были такого уж благородного поведения, за исключением среднего, Бриона.
— Что верно, то верно, — кивнула Элис. — Брион был ее любимчиком, она этого ни от кого не скрывала, а на Гагериса да на Джона и смотреть не желала.
— И кто же ее будет за то винить, — снова вступила в разговор Джуди, — когда старший таким хамом вырос, а младший — уродом?
— Быть может, они бы такими не выросли, если бы она уделяла им побольше любви? — предположила старуха.
— Да еще удивительно, что она Бриону столько любви подарила, — возразила Джуди. — Ведь муженек ейный только и делал, что таскал ее повсюду за собой по всему королевству, а то и в Пикту и Дейнтенир! Что она еще могла? Только одного ребенка и брала с собой.
— Верно, остальным дома было спокойнее, в замке Данлимон, — подтвердила Элис.
Мэгги, по-прежнему слушавшая разговор старших с распахнутыми глазами, зябко поежилась.
— По стольку времени не видеться с детишками!
— У них няньки были самые наилучшие, — успокоила ее Джуди.
— И все ж таки могла бы детишек по очереди с собой в дорогу брать, — строптиво поджав губы, вставила старуха. — И в целительстве она искушена, так что должна знать, что сердечные обиды — это раны, которые долго не заживают.
— Она мудрая женщина и умеет исцелять, но не колдунья же она, — с упреком проговорила Элис.
— Ну, так разве такая искусная в целительстве женщина не могла исцелить сердца своих сыновей? — хмыкнула старуха.
— Умения разные бывают, — возразила Химена. — Если кто-то умеет исцелять с помощью трав, это вовсе не значит, что ему подвластно целительство невидимых глазу ран.
— Это ты верно сказала, — подтвердила старуха. — И все же про королеву нашу поговаривают, что ей многое подвластно. Она вроде бы и с эльфами в дружбе, и духов якобы вызывать умеет. Так что уж могла, поди, с сыновними душами-то поколдовать, покуда они еще не покинули их тела.
— А может, чтоб покинули? — мрачно проговорила Джуди. Женщины умолкли, старуха устремила на Джуди пытливый взор.
— Это какие же слухи ты знаешь, каких мы не слыхивали?
Джуди огляделась по сторонам — словно бы для того чтобы убедиться, что никакие духи не подслушивают их разговор — и прошептала:
— Я вчера была у одной знахарки, чтобы взять у нее снадобье от боли при месячных. А она мне и говорит, что принц Брион, дескать, был не совсем мертвый, когда лорд маршал наш его оставил под охраной воинов на поле боя. И еще сказала она, что выкрали его люди королевы Петрониллы и будто бы, когда бой окончился, она раздула тлеющую в нем искорку жизни в жаркое пламя.
— Не хочешь же ты сказать, что она настолько искусна в целительстве, что способна мертвого воскресить! — шепотом воскликнула Химена.
— Она же сказала: принц не совсем мертвый был, — прошипела старуха.
— Вот-вот, не совсем, — кивнула Джуди. — А не то бы королеве нипочем его не оживить. А тело его она, как знахарка сказала, тайком отправила в Гластонберийский собор, и там он теперь спит крепким сном и будет спать, пока не явится могущественный чародей и не оживит его до конца.
Через полчаса после этого разговора Химена шагала рядом с Рамоном по дороге к другой деревушке и пересказывала ему последние сплетни. На Рамона они произвели сильное впечатление. В конце концов он резюмировал его фразой:
— Вот так рождаются легенды.
— И обрастают подробностями, — согласилась Химена, — по мере передачи из уст в уста.
Рамон покачал головой и улыбнулся:
— Не пройдет много времени, и мы услышим сказку про спящего Бриона, пробудить которого может только поцелуй возлюбленной.
— Можно не сомневаться, — кивнула Химена, — что так и будет, если слухи будут и впредь распространяться таким образом.
Сова заухала почти над самой головой Мэта, и он втянул голову в плечи от неожиданности, а когда задрал голову, не увидел в небе никакой птицы. Мэт поежился и пошел дальше, стараясь держаться поближе к Бохи. Похоже, тот не был единственным духом, бродившим по лесу этой ночью.
Через некоторое время Мэт догадался, что, углубляясь в лес, они приближаются к древней, первобытной чащобе, где стояли тысячелетние дубы, исправно снабжавшие омелой самых настоящих друидов. Мэта снова пробрала дрожь, и он пошел дальше, стараясь не отставать от бохана. Как он жалел о том, что у него нет с собой огнива. Кто его знает, этого бохана... А вдруг у него такое извращенное чувство юмора, что он способен исчезнуть и бросить Мэта одного в полночном лесу?
К счастью, на уме у Бохана, похоже, была шутка более изощренная. Молча шагая вперед, он в конце концов вывел Мэта на обширную поляну, над дальним краем которой парил призрак, окруженный блуждающими огоньками. На миг суеверные страхи предков возобладали в душе Мэта над здоровым скептицизмом двадцатого века, но затем скепсис все же пришел ему на выручку и заставил приглядеться к страшному зрелищу повнимательнее. Блуждающими огоньками при ближайшем рассмотрении оказались самые обыкновенные светлячки, а «призраком» — все тот же псевдодруид в белом балахоне, подсвеченный луной и взобравшийся на какое-то возвышение, столь же темное, сколь и возвышавшийся за спиной «друида» дуб. Мэт в восторге смотрел на дерево. Оно действительно производило потрясающее впечатление. Ширина ствола была никак не менее пяти футов, а ветви, нависая, закрывали чуть ли не половину поляны.
Мэт окинул взглядом остальную часть поляны, обратил внимание на то, что и там тоже вертелись светлячки. А через пару мгновений, к ужасу своему, Мэт различил в темноте лица. Десятки лиц, принадлежавших людям в темной одежде. Не менее четверти населения деревни собралось здесь.
— Приятная картина, а? — полюбопытствовал Бохи, ехидно ухмыляясь.
— Для кого приятная? — пожал плечами Мэт. — Для Беленоса?
— Вот так и зовут того смертного, который придумал это представление в честь древней веры?
— Не знаю, — мотнул головой Мэт и более внимательно посмотрел на бохана. — А ты бы его как назвал?
— Ну, к примеру — «ваше величество», — предложил бохан.
Мэт вытаращил глаза, но тут же покачал головой.
— Сильно сомневаюсь, — сказал он.
Но на самом деле, если задуматься, доля здравого смысла в таком предположении наличествовала. Церковь всегда была единственным могущественным препятствием на пути королевской власти к абсолютной тирании. Она являлась противодействующей силой, удерживающей монархов от деспотизма. Ну и как же, спрашивается, легче всего было убрать с дороги это препятствие? Естественно — заменить государственную религию религией собственной, беспрекословно тебе повинующейся.
Безусловно, здесь нужно было учитывать то, что как только псевдодруиды получат статус государственной религии, они пожелают сами урвать побольше власти, чтобы в дальнейшем противостоять королю. Не исключалось даже и то, что они могут попытаться управлять им. Но это, по трезвом размышлении, выглядело уж больно далеко идущей стратегией.
Друид вскинул руки и возопил:
— О люди Беленоса! Так я обращаюсь к вам, ибо вы воистину люди Беленоса, как и ваши отцы, деды, прадеды и прапрадеды!
Люди зашептались, но вскоре умолкли и снова стали слушать «друида». Наверное, решили, что они и вправду — люди Беленоса.
— Люди Беленоса! Давным-давно никто в этой деревне не поклонялся богам древности так, как следует им поклоняться! Я стану возносить молитвы богам древности, а вы просто стойте и слушайте.
— Все, стало быть, будут притворяться, — пробормотал Мэт, обратившись к бохану, уверенный в том, что тот стоит рядом. Ответа не последовало. Мэт повернул голову и обнаружил, что Бохи исчез. По спине у Мэта побежали мурашки. Какую же проказу бохан задумал на этот раз?
— Известна ли вам эта песня? — вопросил «друид» и запел:
— А, вы знаете эту песню! — вскричал Баналикс. — Так пойте же со мной!
Второй куплет и припев прозвучали в хоровом исполнении.
— Это песня о богах древности! — возопил «друид», и люди стали обмениваться удивленными восклицаниями.
Мэт же был не на шутку удивлен безудержным нахальством и враньем «друида». Дело в том, что «Громче, кукушка, пой!» приобрела популярность всего-то лет сто назад и известна была друидам не больше, чем готические соборы.
Дав людям несколько минут на разговоры, Бараликс выкрикнул:
— Да-да, это песня о богах древности, песня майского дня — священного праздника! И ваши христианские священники только потому позволяют вам петь ее, что в ней не упоминается ни одно из имен древних богов! Споем же ее от начала до конца!
Баналикс снова завел «Кукушку», и на сей раз песня прозвучала гораздо более выразительно и ритмично. То ли сам Баналикс был таким умелым аранжировщиком, то ли перенял эту версию песни у кого-то, но Мэт мог поклясться, что в оригинале и в помине не было такого драйва.
Когда песня была допета, «друид» крикнул:
— Беленос!
Люди сразу умолкли.
— Ну, ну же! — поторопил их Баналикс. — Если вы не верите в богов древности — ну, значит, будете просто произносить их имена, которые для вас ничего не значат! Просто произносите их имена следом за мной! Беленос!
— Беленос! — отважились пробормотать некоторые.
— Можно и погромче! — решил воодушевить народ Баналикс. — Беленос!!!
— Беленос! — более дружно отозвались люди.
— Не слышу вас! — вскричал Баналикс. — Дружнее, громче! БЕЛЕНОС!
— БЕЛЕНОС! — громче отозвались жители деревни.
— Хорошо, хорошо! А теперь посмотрим, сумеете ли вы столь же громко прокричать имена других богов! ТУТАТИС!
— ТУТАТИС! — отозвались крестьяне. Баналикс вытащил из складок балахона деревянную фляжку.
— Вот священный медовый эликсир, напиток богов! Испейте его, дабы возвыситься духом!
Он бросил фляжку тем, кто стоял ближе. Один из мужчин поймал ее, вынул пробку, подозрительно понюхал, затем пригубил, а потом сделал глоток побольше. Его сосед принял у него фляжку и выпил еще больше.
— А вот и еще, и еще! — Баналикс принялся вынимать из складок балахона одну фляжку за другой и бросать их людям. — Пейте, передавайте друг другу и воспевайте богов.
— ЛУГ! — прокричал Баналикс.
— ЛУГ! — ответил ему хор.
— МОРРИГАН!
— МОРРИГАН!
Люди пили из деревянных фляжек «эликсир богов» и выкрикивали следом за Баналиксом имена богов. Мэт затесался в толпу и разглядел, что Баналикс бросает людям бутылочку за бутылочкой и запас их все не иссякает. Только теперь он уже не вытаскивал их из складок балахона. Фляжки были сложены горкой в темноте, оттуда их теперь и брал «друид». Кто-то передал одну из фляжек Мэту, и тот, прежде чем передать другому, вылил на язык каплю жидкости. Жидкость оказалась сладкой на вкус, даже приторно-сладкой. Баналикс не обманул — и в самом деле мед в напитке присутствовал. Похоже, зелье было изготовлено из перебродившего меда, но сладость тут же сменилась послевкусием, от которого сначала обожгло пищевод и затем — и желудок. Да, видимо, на каком-то этапе своего изготовления это пойло и было медовым вином, но затем подверглось увариванию и перегонке, в результате чего и превратилось в напиток гораздо более высокой крепости — нечто типа медового бренди. Мэт гадал, кто же здесь мог изобрести перегонный куб. Одно он знал точно — кто бы его ни изобрел, то были не настоящие друиды.
Баналикс продолжал управлять хором. Теперь он добился того, что люди слаженно произносили вслед за ним имена друидских божеств, но не выкрикивали, а выговаривали лишь немного громче обычного. Имена звучали с необычайным, жестким драйвом, и Мэт догадался, чего добивался Баналикс. Весь ритуал был предназначен для того, чтобы люди перестали мыслить по отдельности, чтобы их мышление стало мышлением толпы. Теперь им было намного труднее отличить добро от зла.
— Боги даровали вам свою кровь! — выкрикнул Баналикс. — Они даровали вам ее в тех сосудах, что вы держали в руках, и кровь богов была сладка! Смотрите же! А теперь я отдам свою кровь богам!
Он извлек откуда-то кинжал с клинком, выкованным в форме змеи, и уколол его кончиком палец, после чего сжал палец другой рукой, и его кровь закапала на траву.
— Те из вас, кто желает отплатить за то, что испил, поступайте так же! — крикнул Баналикс. — Выйдите вперед — те, кто достаточно смел для того, чтобы отдать свою кровь богам! Выйдите, чтобы все вас увидели и почитали вас!
Тут Баналикс, на взгляд Мэта, явно завысил планку. Мэт был уверен в том, что на такое бы сейчас вряд ли кто решился, но тут он вспомнил про выпитое зелье. С десяток мужчин шагнули к Баналиксу, прокололи себе пальцы и пролили кровь на траву.
— Священное излияние крови свершилось! — возопил Баналикс. — Кто еще желает поступить так же, как поступили они?
Вперед вышли еще десятеро человек, и среди них были не только мужчины, но и три девушки с вытаращенными от волнения глазами. Девушки были достаточно взрослыми для того, чтобы их охватило стадное чувство, но жизненного опыта им явно не хватило для того, чтобы вообще воздержаться от этой чудовищной церемонии. Сверкнули при свете луны лезвия ножей, пролилась на зеленую траву кровь.
— Почтим их деяние! — заорал Баналикс, воздев руки к небесам. — Славьтесь, благодарные! Славьтесь, совершившие воздаяние богам за всех нас! Славьтесь, славьтесь!
— СЛАВЬТЕСЬ! — взревела толпа. — СЛАВЬТЕСЬ!
Для Мэта никогда не было тайной то, что есть люди, которые на все готовы ради проявления внимания к их персоне. Баналикс дал возможность людям подобного склада вполне насладиться таким вниманием. Еще с десяток жителей деревни вышли вперед и обнажили ножи, а Баналикс не унимался.
— А теперь танцуйте! — распорядился он. — Танцуйте, ибо танцами можно ублажить богов древности! Танцуйте вот так! — Он заломил руки и, прищелкивая пальцами, принялся переставлять ноги крест-накрест вперед. Затем остановился и проделал те же самые «па» в обратном порядке. — Видите, как просто? Но этим вы ублажите богов!
Но сразу за деревней дорога пересекалась с небольшой речушкой. Через реку вел брод, где глубина воды едва достигала двух футов, и были положены камни для удобства перехода. Именно здесь и собрались сейчас деревенские женщины, чтобы заняться стиркой. Они болтали без умолку, намыливая белье и раскладывая его по камням для стирки.
— День стирки! Какая удача! — вскричала Химена.
Рамон нахмурился:
— Удача? Но для чего?
— Для того, чтобы посплетничать! Быстрее, Рамон, снимай рубаху!
— Слушаюсь и повинуюсь, любовь моя, — вздохнул Рамон и, стащив с себя рубаху, облачился в куртку и отошел к деревьям.
— Думаю, будет лучше, если меня никто не заметит.
— Ты очень догадлив. — Химена встала на цыпочки и чмокнула мужа в щеку, после чего развернулась и, негромко напевая, направилась к реке, а Рамон ушел подальше в глубь прибрежной рощицы, где уселся и стал наблюдать.
Но как только Химена подошла к броду, женщины сразу умолкли и уставились на нее.
— Доброе утро, — радостно поприветствовала их Химена. — Какая удача! А я гадала — как же мне выстирать рубаху мужа Ведь мы весь день провели в дороге.
— Вы странники? — с интересом посмотрела на Химену юная девушка.
— Помолчи, Мэгги, — прикрикнула на нее женщина постарше.
Девушка покраснела и отвернулась, а женщина постарше, слегка сдвинув брови, обратилась к Химене:
— По выговору — ты из Меровенса будешь.
— Из Меровенса, верно, — отозвалась Химена, опустилась на колени и сняла с плеча мешок. — Мы там три года прожили. А родом мы издалека, с запада.
— Из Ибирии? — широко раскрыла глаза Мэгги.
— Язык Ибирии родной для меня, — уклончиво отвечала Химена.
— Да, долгий путь проделали эти люди, Джуди, — проговорила другая женщина и покачала головой.
— Очень долгий, — кивнула Химена, намочила рубаху в реке и принялась ее намыливать.
— Что же вас завело в такую даль? — спросила еще одна женщина.
— Да в такие неспокойные времена, — добавила Джуди.
— Да уж, неспокойные! — возмущенно воскликнула Химена. — Бедняжка королева заперта в замке! Но когда отец моего мужа был молодым, он служил лакеем в замке отца Петрониллы, прежнего принца Пикты, и он бы ни за что не простил Рамону, если бы тот не отправился на помощь королеве.
— Что скажешь, Элис? Мысль благородная, — заметила Джуди.
— Что да, то да, — кивнула Элис. — Да только глупая. Слишком поздно муж этой женщины явился, чтобы наниматься в войско королевы.
— А тебя он зачем взял с собой в такое опасное странствие? — спросила старушка и нахмурилась.
Химена лучисто улыбнулась ей.
— Так ведь не отпустила бы я его одного! — И она принялась еще усерднее намыливать рубаху. — Да и потом — сын наш вырос уже, так что мне дома-то сидеть?
— Да молодая ты еще, чтобы у тебя взрослый сын был! — воскликнула пятая женщина. Химена подмигнула ей:
— Умываться надо почаще да от солнца прятаться.
— Только один сын у тебя? — с оттенком сочувствия поинтересовалась старуха.
— Да, единственный ребенок, — вздохнула Химена. — Хотелось еще детей, но Бог не дал. Зато уж как я Ему благодарна за то, что он подарил мне моего Мэтью!
— Воистину, каждое дитя — это благословение Господне, — кивнула старуха и гордо призналась:
— А у меня пятеро!
— И муж твой пока жив, Джейн, — добавила Элис. — За такое мы все должны благодарить Бога, тем более что по нашим краям снова прокатилась война.
— Слыхала я, будто бы ваша королева виновата в этой войне, — вставила Химена, — да только не поверила я в это.
— И правильно сделала, что не поверила! — возмущенно вскричала Джейн. — Разве королева Петронилла меняла полюбовников, как перчатки? Разве она хотела лишить наследства своего среднего сына?
— Вот-вот! Пикта — ее наследное княжество, — поддержала товарку Джуди. — По какому праву король отдал эти земли младшему?
— Верно говоришь, — согласилась Джейн. — И всякая женщина была бы права, стараясь защитить свое чадо!
— Да, и была бы права, желая наказать мужа-бабника, — проворчала Элис.
Мэгги только слушала, широко раскрыв глаза, и молчала. Химена была готова поклясться, что слышит мысли девушки, пересматривавшей свое отношение к супружеской жизни.
— Но разве Петронилла так уж и не подливала масла в огонь? — возразила Химена. — Я слыхала, что она ой как остра на язык.
На самом-то деле Химена своими ушами слышала уйму колкостей и острот, срывавшихся с языка Петрониллы, но упоминать об этом по понятным соображениям не стала.
— А какой же ей еще быть, ежели король ее под каблук пытался подмять! — строптиво поджав губы, проговорила старуха.
— Мы, женщины, несчастные, обездоленные создания и должны как-то выкручиваться, чтобы уцелеть, — вздохнула Джуди.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво протянула Химена. — А вот еще я слыхала, будто бы сыновья королевы вовсе не были такого уж благородного поведения, за исключением среднего, Бриона.
— Что верно, то верно, — кивнула Элис. — Брион был ее любимчиком, она этого ни от кого не скрывала, а на Гагериса да на Джона и смотреть не желала.
— И кто же ее будет за то винить, — снова вступила в разговор Джуди, — когда старший таким хамом вырос, а младший — уродом?
— Быть может, они бы такими не выросли, если бы она уделяла им побольше любви? — предположила старуха.
— Да еще удивительно, что она Бриону столько любви подарила, — возразила Джуди. — Ведь муженек ейный только и делал, что таскал ее повсюду за собой по всему королевству, а то и в Пикту и Дейнтенир! Что она еще могла? Только одного ребенка и брала с собой.
— Верно, остальным дома было спокойнее, в замке Данлимон, — подтвердила Элис.
Мэгги, по-прежнему слушавшая разговор старших с распахнутыми глазами, зябко поежилась.
— По стольку времени не видеться с детишками!
— У них няньки были самые наилучшие, — успокоила ее Джуди.
— И все ж таки могла бы детишек по очереди с собой в дорогу брать, — строптиво поджав губы, вставила старуха. — И в целительстве она искушена, так что должна знать, что сердечные обиды — это раны, которые долго не заживают.
— Она мудрая женщина и умеет исцелять, но не колдунья же она, — с упреком проговорила Элис.
— Ну, так разве такая искусная в целительстве женщина не могла исцелить сердца своих сыновей? — хмыкнула старуха.
— Умения разные бывают, — возразила Химена. — Если кто-то умеет исцелять с помощью трав, это вовсе не значит, что ему подвластно целительство невидимых глазу ран.
— Это ты верно сказала, — подтвердила старуха. — И все же про королеву нашу поговаривают, что ей многое подвластно. Она вроде бы и с эльфами в дружбе, и духов якобы вызывать умеет. Так что уж могла, поди, с сыновними душами-то поколдовать, покуда они еще не покинули их тела.
— А может, чтоб покинули? — мрачно проговорила Джуди. Женщины умолкли, старуха устремила на Джуди пытливый взор.
— Это какие же слухи ты знаешь, каких мы не слыхивали?
Джуди огляделась по сторонам — словно бы для того чтобы убедиться, что никакие духи не подслушивают их разговор — и прошептала:
— Я вчера была у одной знахарки, чтобы взять у нее снадобье от боли при месячных. А она мне и говорит, что принц Брион, дескать, был не совсем мертвый, когда лорд маршал наш его оставил под охраной воинов на поле боя. И еще сказала она, что выкрали его люди королевы Петрониллы и будто бы, когда бой окончился, она раздула тлеющую в нем искорку жизни в жаркое пламя.
— Не хочешь же ты сказать, что она настолько искусна в целительстве, что способна мертвого воскресить! — шепотом воскликнула Химена.
— Она же сказала: принц не совсем мертвый был, — прошипела старуха.
— Вот-вот, не совсем, — кивнула Джуди. — А не то бы королеве нипочем его не оживить. А тело его она, как знахарка сказала, тайком отправила в Гластонберийский собор, и там он теперь спит крепким сном и будет спать, пока не явится могущественный чародей и не оживит его до конца.
Через полчаса после этого разговора Химена шагала рядом с Рамоном по дороге к другой деревушке и пересказывала ему последние сплетни. На Рамона они произвели сильное впечатление. В конце концов он резюмировал его фразой:
— Вот так рождаются легенды.
— И обрастают подробностями, — согласилась Химена, — по мере передачи из уст в уста.
Рамон покачал головой и улыбнулся:
— Не пройдет много времени, и мы услышим сказку про спящего Бриона, пробудить которого может только поцелуй возлюбленной.
— Можно не сомневаться, — кивнула Химена, — что так и будет, если слухи будут и впредь распространяться таким образом.
* * *
Мэт так и не понял, где бохан прятал одежду. Он только на пару мгновений отвернулся, заслушавшись пением соловья, а когда обернулся, то увидел Бохи, переодетого в крестьянское платье. Мэт удивленно заморгал, но спрашивать ни о чем не стал.Сова заухала почти над самой головой Мэта, и он втянул голову в плечи от неожиданности, а когда задрал голову, не увидел в небе никакой птицы. Мэт поежился и пошел дальше, стараясь держаться поближе к Бохи. Похоже, тот не был единственным духом, бродившим по лесу этой ночью.
Через некоторое время Мэт догадался, что, углубляясь в лес, они приближаются к древней, первобытной чащобе, где стояли тысячелетние дубы, исправно снабжавшие омелой самых настоящих друидов. Мэта снова пробрала дрожь, и он пошел дальше, стараясь не отставать от бохана. Как он жалел о том, что у него нет с собой огнива. Кто его знает, этого бохана... А вдруг у него такое извращенное чувство юмора, что он способен исчезнуть и бросить Мэта одного в полночном лесу?
К счастью, на уме у Бохана, похоже, была шутка более изощренная. Молча шагая вперед, он в конце концов вывел Мэта на обширную поляну, над дальним краем которой парил призрак, окруженный блуждающими огоньками. На миг суеверные страхи предков возобладали в душе Мэта над здоровым скептицизмом двадцатого века, но затем скепсис все же пришел ему на выручку и заставил приглядеться к страшному зрелищу повнимательнее. Блуждающими огоньками при ближайшем рассмотрении оказались самые обыкновенные светлячки, а «призраком» — все тот же псевдодруид в белом балахоне, подсвеченный луной и взобравшийся на какое-то возвышение, столь же темное, сколь и возвышавшийся за спиной «друида» дуб. Мэт в восторге смотрел на дерево. Оно действительно производило потрясающее впечатление. Ширина ствола была никак не менее пяти футов, а ветви, нависая, закрывали чуть ли не половину поляны.
Мэт окинул взглядом остальную часть поляны, обратил внимание на то, что и там тоже вертелись светлячки. А через пару мгновений, к ужасу своему, Мэт различил в темноте лица. Десятки лиц, принадлежавших людям в темной одежде. Не менее четверти населения деревни собралось здесь.
— Приятная картина, а? — полюбопытствовал Бохи, ехидно ухмыляясь.
— Для кого приятная? — пожал плечами Мэт. — Для Беленоса?
— Вот так и зовут того смертного, который придумал это представление в честь древней веры?
— Не знаю, — мотнул головой Мэт и более внимательно посмотрел на бохана. — А ты бы его как назвал?
— Ну, к примеру — «ваше величество», — предложил бохан.
Мэт вытаращил глаза, но тут же покачал головой.
— Сильно сомневаюсь, — сказал он.
Но на самом деле, если задуматься, доля здравого смысла в таком предположении наличествовала. Церковь всегда была единственным могущественным препятствием на пути королевской власти к абсолютной тирании. Она являлась противодействующей силой, удерживающей монархов от деспотизма. Ну и как же, спрашивается, легче всего было убрать с дороги это препятствие? Естественно — заменить государственную религию религией собственной, беспрекословно тебе повинующейся.
Безусловно, здесь нужно было учитывать то, что как только псевдодруиды получат статус государственной религии, они пожелают сами урвать побольше власти, чтобы в дальнейшем противостоять королю. Не исключалось даже и то, что они могут попытаться управлять им. Но это, по трезвом размышлении, выглядело уж больно далеко идущей стратегией.
Друид вскинул руки и возопил:
— О люди Беленоса! Так я обращаюсь к вам, ибо вы воистину люди Беленоса, как и ваши отцы, деды, прадеды и прапрадеды!
Люди зашептались, но вскоре умолкли и снова стали слушать «друида». Наверное, решили, что они и вправду — люди Беленоса.
— Люди Беленоса! Давным-давно никто в этой деревне не поклонялся богам древности так, как следует им поклоняться! Я стану возносить молитвы богам древности, а вы просто стойте и слушайте.
— Все, стало быть, будут притворяться, — пробормотал Мэт, обратившись к бохану, уверенный в том, что тот стоит рядом. Ответа не последовало. Мэт повернул голову и обнаружил, что Бохи исчез. По спине у Мэта побежали мурашки. Какую же проказу бохан задумал на этот раз?
— Известна ли вам эта песня? — вопросил «друид» и запел:
Люди переглянулись, кивнули. Некоторые стали подпевать «друиду».
Лето уж скоро к нам придет,
Громче, кукушка, пой!
Встанем скорее в хоровод,
Громче, кукушка, пой!
— А, вы знаете эту песню! — вскричал Баналикс. — Так пойте же со мной!
Второй куплет и припев прозвучали в хоровом исполнении.
— Это песня о богах древности! — возопил «друид», и люди стали обмениваться удивленными восклицаниями.
Мэт же был не на шутку удивлен безудержным нахальством и враньем «друида». Дело в том, что «Громче, кукушка, пой!» приобрела популярность всего-то лет сто назад и известна была друидам не больше, чем готические соборы.
Дав людям несколько минут на разговоры, Бараликс выкрикнул:
— Да-да, это песня о богах древности, песня майского дня — священного праздника! И ваши христианские священники только потому позволяют вам петь ее, что в ней не упоминается ни одно из имен древних богов! Споем же ее от начала до конца!
Баналикс снова завел «Кукушку», и на сей раз песня прозвучала гораздо более выразительно и ритмично. То ли сам Баналикс был таким умелым аранжировщиком, то ли перенял эту версию песни у кого-то, но Мэт мог поклясться, что в оригинале и в помине не было такого драйва.
Когда песня была допета, «друид» крикнул:
— Беленос!
Люди сразу умолкли.
— Ну, ну же! — поторопил их Баналикс. — Если вы не верите в богов древности — ну, значит, будете просто произносить их имена, которые для вас ничего не значат! Просто произносите их имена следом за мной! Беленос!
— Беленос! — отважились пробормотать некоторые.
— Можно и погромче! — решил воодушевить народ Баналикс. — Беленос!!!
— Беленос! — более дружно отозвались люди.
— Не слышу вас! — вскричал Баналикс. — Дружнее, громче! БЕЛЕНОС!
— БЕЛЕНОС! — громче отозвались жители деревни.
— Хорошо, хорошо! А теперь посмотрим, сумеете ли вы столь же громко прокричать имена других богов! ТУТАТИС!
— ТУТАТИС! — отозвались крестьяне. Баналикс вытащил из складок балахона деревянную фляжку.
— Вот священный медовый эликсир, напиток богов! Испейте его, дабы возвыситься духом!
Он бросил фляжку тем, кто стоял ближе. Один из мужчин поймал ее, вынул пробку, подозрительно понюхал, затем пригубил, а потом сделал глоток побольше. Его сосед принял у него фляжку и выпил еще больше.
— А вот и еще, и еще! — Баналикс принялся вынимать из складок балахона одну фляжку за другой и бросать их людям. — Пейте, передавайте друг другу и воспевайте богов.
— ЛУГ! — прокричал Баналикс.
— ЛУГ! — ответил ему хор.
— МОРРИГАН!
— МОРРИГАН!
Люди пили из деревянных фляжек «эликсир богов» и выкрикивали следом за Баналиксом имена богов. Мэт затесался в толпу и разглядел, что Баналикс бросает людям бутылочку за бутылочкой и запас их все не иссякает. Только теперь он уже не вытаскивал их из складок балахона. Фляжки были сложены горкой в темноте, оттуда их теперь и брал «друид». Кто-то передал одну из фляжек Мэту, и тот, прежде чем передать другому, вылил на язык каплю жидкости. Жидкость оказалась сладкой на вкус, даже приторно-сладкой. Баналикс не обманул — и в самом деле мед в напитке присутствовал. Похоже, зелье было изготовлено из перебродившего меда, но сладость тут же сменилась послевкусием, от которого сначала обожгло пищевод и затем — и желудок. Да, видимо, на каком-то этапе своего изготовления это пойло и было медовым вином, но затем подверглось увариванию и перегонке, в результате чего и превратилось в напиток гораздо более высокой крепости — нечто типа медового бренди. Мэт гадал, кто же здесь мог изобрести перегонный куб. Одно он знал точно — кто бы его ни изобрел, то были не настоящие друиды.
Баналикс продолжал управлять хором. Теперь он добился того, что люди слаженно произносили вслед за ним имена друидских божеств, но не выкрикивали, а выговаривали лишь немного громче обычного. Имена звучали с необычайным, жестким драйвом, и Мэт догадался, чего добивался Баналикс. Весь ритуал был предназначен для того, чтобы люди перестали мыслить по отдельности, чтобы их мышление стало мышлением толпы. Теперь им было намного труднее отличить добро от зла.
— Боги даровали вам свою кровь! — выкрикнул Баналикс. — Они даровали вам ее в тех сосудах, что вы держали в руках, и кровь богов была сладка! Смотрите же! А теперь я отдам свою кровь богам!
Он извлек откуда-то кинжал с клинком, выкованным в форме змеи, и уколол его кончиком палец, после чего сжал палец другой рукой, и его кровь закапала на траву.
— Те из вас, кто желает отплатить за то, что испил, поступайте так же! — крикнул Баналикс. — Выйдите вперед — те, кто достаточно смел для того, чтобы отдать свою кровь богам! Выйдите, чтобы все вас увидели и почитали вас!
Тут Баналикс, на взгляд Мэта, явно завысил планку. Мэт был уверен в том, что на такое бы сейчас вряд ли кто решился, но тут он вспомнил про выпитое зелье. С десяток мужчин шагнули к Баналиксу, прокололи себе пальцы и пролили кровь на траву.
— Священное излияние крови свершилось! — возопил Баналикс. — Кто еще желает поступить так же, как поступили они?
Вперед вышли еще десятеро человек, и среди них были не только мужчины, но и три девушки с вытаращенными от волнения глазами. Девушки были достаточно взрослыми для того, чтобы их охватило стадное чувство, но жизненного опыта им явно не хватило для того, чтобы вообще воздержаться от этой чудовищной церемонии. Сверкнули при свете луны лезвия ножей, пролилась на зеленую траву кровь.
— Почтим их деяние! — заорал Баналикс, воздев руки к небесам. — Славьтесь, благодарные! Славьтесь, совершившие воздаяние богам за всех нас! Славьтесь, славьтесь!
— СЛАВЬТЕСЬ! — взревела толпа. — СЛАВЬТЕСЬ!
Для Мэта никогда не было тайной то, что есть люди, которые на все готовы ради проявления внимания к их персоне. Баналикс дал возможность людям подобного склада вполне насладиться таким вниманием. Еще с десяток жителей деревни вышли вперед и обнажили ножи, а Баналикс не унимался.
— А теперь танцуйте! — распорядился он. — Танцуйте, ибо танцами можно ублажить богов древности! Танцуйте вот так! — Он заломил руки и, прищелкивая пальцами, принялся переставлять ноги крест-накрест вперед. Затем остановился и проделал те же самые «па» в обратном порядке. — Видите, как просто? Но этим вы ублажите богов!