Сташеф Кристофер. Маг с привидениями

   — Успокойтесь, господа рыцари, — пробормотал Брок. — Мы же не знаем, как они его накажут.
   — Верно, — нерешительно проговорил Мэт. И на самом деле — мера наказания пьяного болтуна могла быть не так уж страшна.
   — Да и к измене он никого не подстрекал, — пожал плечами сэр Оризан. Правда, прозвучало это не слишком уверенно.
   Наконец за солдатами закрылась дверь, и посетители снова заговорили между собой, вот только разговоры получались какие-то сдавленные и невеселые. Наконец послышался крик хозяина:
   — Спой нам, менестрель! Разве тебе не пристало веселить народ?
   — Попробую, хозяин, — отозвался менестрель, взял несколько аккордов и завел «Исповедь королевы Петрониллы».
   — Поразительно, как быстро разошлась эта песенка, — негромко проговорил Мэт.
   — А еще поразительнее то, насколько осторожно этот менестрель поет ее, — заметил сэр Оризан. — Он словно боится, что каждым словом может снова призвать сюда солдат.
   Это так и было. Мэт отлично видел, что все, кто наблюдал за тем, как уводили Долана, поняли, что свободе слова в той Бретанглии, которой правит регент принц Джон, — конец.

* * *

   В эту же ночь в очень похожем кабачке на постоялом дворе по другую сторону границы Химена и Рамон слушали ту же самую песню.
   Рамон слушал куплеты, недовольно хмурясь, и размышлял о том, как бы заговорить с женой, чтобы их не подслушали. Он не мог заговорить с Хименой на английском языке, принятом в их прежнем мире. Здесь этот язык был языком Меровенса. Но вот Рамону пришло в голову, что здесь можно было бы заговорить по-французски, и никто бы их не понял.
   — Ма cherie, comprends-tu cette langue? — проговорил он. — То бишь — «Моя милая, ты понимаешь этот язык?».
   Химена устремила на мужа удивленный взгляд, но поняла его, довольно улыбнулась и ответила на том же языке:
   — Да, понимаю. Мы можем говорить здесь по-французски, если нельзя говорить по-английски? Как умно ты придумал!
   — Спасибо, милая. Что скажешь о той песенке, что мы только что прослушали?
   — Песенка скабрезная, — немедленно отозвалась Химена. — Она представляет собой оправдание притязаний принца Джона на королевский престол даже при том условии, что принц Брион остался бы в живых. Словом — самый настоящий поклеп.
   — Что поклеп — это я понял, — кивнул Рамон, — но я не задумался о том, какую цель этот поклеп преследует. Скажи, а как ты думаешь, может быть в словах песни хоть доля правды?
   — В то, что Драстэн мог переодетым явиться к Петронилле, дабы выведать ее секреты, я могу поверить, — ответила ему Химена. — Но лорд маршал, на мой взгляд, чересчур благороден для того, чтобы он мог совершить такой поступок — даже при том, что ему бы приказал так поступить его монарх.
   — И я такого мнения, — кивнул Рамон. — И для адюльтера он тоже наверняка слишком благороден, даже если бы был влюблен в Петрониллу. Трубадуры воспевали исключительно любовь издалека.
   — Ну, порой они все-таки сближали героев своих баллад, — возразила Химена. — Но на сближение уходили годы ухаживаний. Нет-нет, я думаю, мы можем, отбросив сомнения, утверждать, что Брион — сын Драстэна. В особенности потому, что Джон изо всех сил старается привлечь к себе любовь народа. Если бы Брион был бастардом, Джону гораздо легче было бы опорочить брата.
   Рамон кивнул:
   — Стало быть, эта песенка — пропагандистский трюк. А наши политики думают, что это они — изобретатели грязных предвыборных технологий!
   Химена, пылая от возмущения, встала:
   — Мы обязаны всем сказать правду!
   — Нет, погоди, — схватил ее за руку Рамон и, вскинув голову, указал кивком на стропила под крышей.
   Химена проследила за взглядом мужа и увидела двух воронов, усевшихся на стропиле, как на насесте, и зловещими взглядами озиравших зал кабачка.
   — Хьюги и Мьюнин? — попробовала угадать Химена.
   — Очень похожи на них. Может быть, они и не для Одина шпионят, но явно они — чьи-то глаза и уши. Ведь нам известно, что во всей этой истории как-то замешан колдун, дорогая.
   — Да, надо предполагать самое худшее, — согласилась Химена, снова села и обвела зал зорким взглядом. — И усыпить этих птиц нельзя. Рискованно, так мы сразу дадим их хозяину понять, что в игру вступили два опытных мага.
   — Я об этом не подумал, но ты, безусловно, права, — нахмурившись, кивнул Рамон. — Нет, милая, боюсь, что пока нам придется удовольствоваться наблюдениями и сбором сведений. Придет час — и мы ими воспользуемся.
   — И будем надеяться, что эти вороны не говорят по-французски.

* * *

   За поворотом дороги открылся вид на деревушку. Брок напомнил Мэту:
   — Вы обещали, что мы остановимся на ближайшем постоялом дворе.
   — Да, но еще целых два часа до темноты! — возразил Мэт.
   — Но кто сказал, что это будут приятные два часа? — возразил в свою очередь сэр Оризан. — Мы можем и до полуночи не отыскать еще одну деревню с постоялым двором.
   Вот в этом Мэт сильно сомневался: путь от одной деревни до другой редко превышал два часа даже при том, что спутники продвигались большей частью по проселкам. И все же он со вздохом сдался:
   — Ладно. Если там будет постоялый двор, мы заночуем.
   Войдя в деревню, все трое пошли по единственной пыльной улице. Из каждого окна на них поглядывали опасливые жители, матери окликали и звали домой детей. Сержант Брок усмехнулся:
   — Предусмотрительный тут народ, но не то чтобы запуганный. Видно, война обошла эти места стороной.
   За домами зеленела деревенская лужайка. По одну ее сторону громоздилась двухэтажная гостиница постоялого двора, а по другую возвышалась церковь. Посреди лужайки на невысоком холмике стоял мужчина в белом балахоне. В его волосы были вплетены веточки омелы. Высоко подняв посох, вырезанный в форме змеи, он вскричал:
   — Придите, придите же на закате! Придите, покончив с дневными трудами! Придите к богам ваших предков! Вернитесь к обряду древности! Придите, дабы вместе с друидом Баналиксом поклониться Тутатису!
   Вокруг жреца уже собралось с десяток деревенских жителей. Сходились одна за другой женщины. С любопытством поглядывали на жреца и крестьяне, возвращавшиеся с полей.
   — Что это еще такое? — проговорил сэр Оризан и заметно насторожился.
   — Кто-то пытается вернуть людям религию так называемых «добрых старых времен», — отозвался Мэт. — Речь явно идет о том, чтобы собраться на встречу, предназначенную для возрождения древнего культа.
   — Он — друид, — с уверенностью объявил Брок.
   Что-то в том, каким тоном это было сказано, заставило Мэта пристально посмотреть на Брока. Тот был серьезен, но не разгневан и не снисходителен. Но почему Мэта это не удивило? Почему? Он снова устремил взгляд на «друида» и заметил, как за поясом у того что-то сверкнуло...
   Золоченый серп.
   Мэт вдруг вспомнил о золоченом серпе, который носил в своем дорожном мешке сержант Брок. Если сержанту действительно довелось разгонять сборища таких вот новоявленных друидов, ему следовало, по идее, разъяриться при одном только виде Баналикса. Ведь этот человек открыто, при свете дня призывал людей под знамя своей религии, противостоящей христианской церкви.
   — Боги древности знали, как надо вести войну! — разглагольствовал меж тем Баналикс. — Они защитят вас от кровожадных полчищ, которые хлынут на нас из Меровенса!
   Сэр Оризан вздрогнул и подобрался, как для прыжка. Мэт тоже на всякий случай приготовился к любым неожиданностям.
   — Боги древности даруют вашим рукам ловкость, они снова научат вас владеть оружием, а не только сохой! Придите к богам древности! Вновь обретите силу!
   — Ты лжешь, злодей! — прозвучал чей-то голос со стороны церкви, и к месту сборища поспешил деревенский священник. Его щеки пылали гневным румянцем. — И у христианского Бога есть великая сила, но у него есть и милосердие!
   — Сила у него есть, говоришь? — резко обернулся Баналикс. В голосе его прозвучали довольные нотки. Он явно рассчитывал вызвать священника на диспут. — А когда, скажи на милость, Христос брал в руки меч?
   — Он с голыми руками противостоял клинкам, ибо это Он сказал нам: «Кто с мечом придет, от меча и погибнет!» И все же у него хватило храбрости безоружным предстать перед вооруженными воинами!
   — Он им сдался из трусости — ты это хотел сказать! — оскалился в усмешке Баналикс. — Ты скажи, когда он хоть с кем-нибудь дрался?
   — Тогда, когда изгнал из храма купцов и менял, чтобы очистить Дом Господень! Христос сражался за доброе дело, и мы должны поступать так же! — Священник развернулся к толпе и поднял руки. — Не слушайте речи этого человека, они полны лжи и соблазна. Пусть ваши сердца сразятся с ложью во имя спасения ваших душ!
   — Сразиться! — насмешливо вскричал Баналикс. — Да ваш Христос и оружия-то в руках не держал сроду! Разве что плеть из кожаных ремешков с узелками!
   — О да, и еще Его оружием был гнев, против которого никто не мог устоять! — парировал священник. — Берегись, самозванец, как бы Его гнев не обрушился на тебя!
   — Я не самозванец! — возмутился Баналикс. — Я истинный друид!
   — Истинных друидов более не осталось, — возразил священник. — Они все давным-давно умерли, ибо у них не осталось никого, кто бы ухаживал за ними и приносил им еду!
   — Зато за вами ухаживают и кормят вас, а вы живете, как нахлебники! — огрызнулся Баналикс.
   — Мою паству кормлю я, а не она — меня! — оскорбленно вскричал священник.
   — Это правда, — крикнула старуха из толпы. — Брат Гоуд заботится о том, чтобы никто из бедняков не голодал!
   — Вернее сказать, ваши соседи и виконт кормят вас — ведь это они дают мне еду, чтобы я приносил ее вам, — смиренно произнес священник, но одарил старуху благодарной улыбкой, после чего вернулся взглядом к Баналиксу. — Вот в чем сила Христа: в том, что люди заботятся друг о друге, помогают друг другу в трудный час!
   — Заботятся друг о друге? Ага, а еще кромсают друг дружку на куски в сражениях!
   Священник усмехнулся:
   — А вроде бы ты говорил, что христиане драться не умеют.
   Псевдодруид процедил сквозь зубы:
   — И многие ли из твоих овечек могли бы отбиться от волка?
   — Все мужчины упражняются в стрельбе из лука по воскресеньям, как тебе известно! — Брат Гоуд снова обернулся к толпе крестьян и воздел руки к небу. — Вы все слышали! Он готов придумать любую ложь, дабы ослепить вас, а потом добавит новую ложь, чтобы совсем вас смутить! Он вовсе не жрец древней религии, а мерзавец, который жаждет закрепостить вас, выхватывая из древней веры лишь те клочки, которыми можно вас ввести в соблазн!
   — А, так ты признаешь, что вера в древних богов соблазнительна?
   — Вернее будет сказать, что это ты стараешься выставить ее в таком свете, чтобы она выглядела соблазнительно! Но на самом деле никаких древних богов не было. Их выдумали, чтобы пугать ими малых детей!
   Крестьяне немного попятились, испуганно переговариваясь. Было видно, что последнее заявление священника их смутило.
   — Но твоим соблазнам придет конец, как только ты поработишь этих заблудших! — выкрикнул священник и вновь повернулся к толпе. — Потом он скажет вам, что его боги требуют кровопролития! Вы все слышали страшные вести — пусть об этом говорят только шепотом — и знаете, как подобные этому наглецу люди крадут девственниц, дабы предавать их смерти на своих кровавых алтарях!
   — Боги древности суровы, но они даруют людям власть и процветание! — прокричал «друид».
   — Они даруют смерть и разрушение тем, кто им поклоняется, — парировал брат Гоуд, — а если это не они сами делают, то их жрецы!
   — Берегись, — взвизгнул Баналикс, — ибо серп мой — настоящий. Он остр и тяжел!
   — Когда это золото было тяжелым? Когда и кому удавалось его заточить? — фыркнул священник. — Быть может, твой серп покрыт позолотой, но он не золотой! Он фальшив, как и его обладатель!
   Мэт украдкой взглянул на сержанта Брока. Тот сохранял бесстрастное выражение лица.
   — Фальшив? Ты дерзаешь упрекать меня в фальши, в то время как поклоняешься человеку, ученики которого выкрали его тело, а сами всем солгали, будто он воскрес? — Баналикс разошелся не на шутку. — Эти ученики — они распустили россказни про то, как он разгуливал по воде и накормил тысячи людей семью хлебами и двумя рыбинами! Что уж может быть фальшивее!
   Крестьяне еще дальше попятились. Им становилось все страшнее.
   — То была не фальшь, не ложь, то были истинные чудеса! — возмутился брат Гоуд. — То были истинные чудеса, как те, что и ныне творят святые угодники силой Господа нашего! А ты — не просто лжец, ты еще и богохульник!
   Он сложил руки на груди и, устремив взор к небесам, на миг умолк, дабы успокоить душу и сосредоточить мысли на молитве. Крестьяне молчали. В этом мире монашья молитва была невероятно сильна.
   Брок наклонился ближе к Мэту и прошептал:
   — Мы должны положить этому конец.
   — Но мы не можем открыться и дать им понять, кто мы такие на самом деле! — процедил сквозь зубы Мэт.
   — О Боже! — вскричал брат Гоуд. — О великий и всемогущий Отче! О Иисус, Господь и сын человеческий!
   Баналикс принялся вычерчивать пальцами руки круги и что-то бормотать.
   — Молю вас, не допустите, чтобы восторжествовала не правда! — воскликнул монах. — Раскройте ложь, обнажите ее, поразите всех врагов словами правды!
   Если бы Мэт не следил так пристально за Баналиксом, то он скорее всего не заметил бы маленькую глиняную коробочку у него за поясом, не увидел бы, как «друид» запустил туда другую руку, а в следующее мгновение швырнул в священника нечто, подобное маленькой шаровой молнии.
   Огненный шарик коснулся облачения священника, и его сутана вспыхнула. Брат Гоуд закричал, сорвался с места, принялся махать руками, пытаясь сбить пламя — ну и, конечно, добился обратного эффекта.
   — Берегитесь могущества Беленоса! — победно возопил Баналикс, и люди попятились дальше от священника, объятого языками пламени, испуганно крича.
   — Помогите мне! — стенал несчастный монах, устремляясь то к одному своему прихожанину, то к другому. Но языки огня вздымались все выше, и люди шарахались все дальше от брата Гоуда.
   Но вот к нему на помощь бросился Мэт.
   — Падайте наземь, святой отец! — крикнул Мэт и сорвал с плеч плащ.
   Монах не слышал его, потому что сам непрестанно кричал и перебегал от одного напуганного прихожанина к другому. Мэт сбил брата Гоуда с ног и набросил на него свой плащ, после чего принялся катать монаха по траве и катал до тех пор, пока не сбил пламя.
   — Вот! Видите, как Беленос торжествует над Христом! — выкрикнул Баналикс.
   — При помощи смолы, — добавил Мэт, наморщив нос от запаха, исходившего от обгоревшей сутаны священника.
   — Вы еще смеете сомневаться в том, чья магия более могущественна? — грозно воззрился на толпу крестьян мнимый друид.
   Ответом ему был сдавленный гомон.
   — Поклонитесь Тутатису и Беленосу! — поторопился с призывом Баналикс. — Вернитесь к тем богам, которые сильнее!
   Большинство из собравшихся на лужайке крестьян устремились было к «жрецу», но глянули на соседей и растерялись. На самом деле растерялись все. А потом вся толпа попятилась назад. По выражениям лиц людей было видно, что они устыдились своего порыва.
   — Как же вы трусливы! — с насмешкой вскричал «друид» — Но учтите: гнев Беленоса страшнее, чем осуждение соседей и выговор от вашего священника!
   Обгоревший, обожженный, брат Гоуд все же нашел в себе силы перестать стонать от боли и крикнуть:
   — Видите? Он уже угрожает вам!
   Взгляды жителей деревни метались от священника к «жрецу» и обратно.
   Похоже, мнимый друид решил, что добился всего, чего желал.
   — Теперь я уйду, — гордо объявил он, — но Беленос останется с вами! И Тутатис будет следить за вами! Вам никогда не избавиться от богов ваших предков — да вы и не избавлялись от них!
   К Баналиксу шагнул мальчишка — неуверенно, робко. Его явно вытолкнули из толпы товарищи. Мнимый друид, сделав вид, что уходит, вдруг резко обернулся и схватил мальчика за руку. Мальчишка взвизгнул от страха и попробовал вырваться, но Баналикс что-то вложил в его ладошку. Мальчик застыл, перестал вырываться и уставился на первую в своей жизни золотую монету. Она была совсем маленькая, но из самого настоящего золота. Баналикс притянул мальчишку к себе, что-то пробормотал ему на ухо, после чего развернул и легонько подтолкнул. Затем Баналикс проворно направился к рощице за деревней, горделиво вздернув подбородок Сейчас он и вправду напоминал настоящего друида. Крестьяне расступались, давая ему дорогу. Баналикс миновал единственную деревенскую улицу и устремился к роще. Люди проводили его взглядами, помолчали немного, а затем начали расходиться по домам, негромко переговариваясь. Лишь некоторые бросали виноватые взгляды на беднягу священника, но тут же успокаивались, увидев, что о нем есть кому позаботиться, и торопились домой.
   Сэр Оризан и сержант Брок подошли ближе. Лица их были суровы и печальны. Жалобные стоны священника заставляли их сочувственно качать головами, а запах смолы принуждал морщить носы.
   — Принесите, пожалуйста, ведро воды, сержант, — сказал Мэт и вернулся к прерванному занятию — он снимал со священника уцелевшие обрывки своего плаща и обгорелые лохмотья сутаны. — Помогите мне, сэр Оризан.
   Рыцарь подошел ближе, сдержался при виде ожогов и начал помогать Мэту.
   — Не обнажайте меня ниже пояса! — кричал монах. — Будьте снисходительны! — Он дернулся и застонал от боли.
   — Простите, святой отец, но ожоги надо вылечить везде, где бы мы их ни обнаружили, — сказал священнику Мэт. Вернулся Брок с ведром воды.
   — Лейте воду на ожоги, — велел ему Мэт. — Но осторожнее, прошу вас.
   Брок принялся поливать ожоги на теле брата Гоуда водой, а Мэт стал посыпать смоченную водой обожженную кожу порошком из лекарственных трав, негромко напевая:

 
Руки, шея, грудь, спина,
Плечи, бедра, ноги!
Воду лей скорее на
Жгучие ожоги!
 
 
Заклинание мое
Вмиг тебе поможет —
Волдырей и след простыл,
Будешь с новой кожей!
 

   Мэт продолжал напевать и посыпать травками ожоги монаха, и вскоре стоны того стали стихать, волдыри опали, и на их месте наросла новая кожа. Брат Гоуд сел и изумленно оглядел свою грудь и руки.
   Губы сэра Оризана вытянулись в трубочку, а сержант Брок попятился и так выпучил глаза, что удивительно — как это они не вывалились из орбит.
   — Что вы за человек? — спросил брат Гоуд у Мэта.
   — Целитель, помимо всего прочего, — немного уклончиво ответил Мэт. — Вам повезло, что мы так быстро подоспели. Правда, ожоги оказались поверхностными — иначе я не смог бы их исцелить так быстро.
   — Это не удача! Это само Провидение! — Монах решил было подняться на ноги, но вспомнил о своей наготе и со вскриком опустился на траву.
   — Да, пока еще немного больно, — посочувствовал монаху Мэт. — Сэр Оризан, вы не могли бы одолжить святому отцу ваш плащ? Моему, похоже, конец.
   — Я вам непременно верну! — стал обещать монах.
   — Будем считать это пожертвованием, — усмехнулся Мэт Сэр Оризан протянул свой плащ, а Мэт помог священнику закутаться в него. Когда плащ коснулся плеч, брат Гоуд вскрикнул, но тут же стиснул зубы.
   — Понимаю, пока больно, — посочувствовал ему Мэт. — Будьте осторожны, святой отец. Кожа на местах ожогов новая, тонкая и некоторое время будет очень чувствительной.
   — Я буду очень осторожен. Благослови вас Господь, о незнакомец. Вы поистине добрый самаритянин!
   — Я с вами заодно. Ваше дело правое, — сказал Мэт.
   — Мое дело! — Монах закрыл лицо ладонями и простонал:
   — Я так виноват перед Господом! И перед моей паствой!
   — Пока рано складывать оружие, святой отец, — урезонил священника Мэт. — Это был поединок, но не война. Да нет, даже не поединок — всего лишь перебранка.
   Сержант Брок бросил на Мэта удивленный взгляд. Сэр Оризан улыбнулся и едва заметно кивнул.
   Монах, не мигая, смотрел на Мэта несколько мгновений. Во взгляде его появилась надежда. Мэт тактично отвел взгляд, взял монаха под руку и повел к церкви.
   — Вам повезло, что у вас ноги не обожжены.
   — Так значит, вы думаете, что этим дело не кончится? — спросил монах. — Вы и вправду в этом уверены?
   — Ну конечно, — уверенно кивнул Мэт. — Вы заставили Баналикса дойти до крайности, святой отец. В споре с вами он употреблял заранее заготовленные аргументы, которые устарели еще в ту пору, когда были написаны Евангелия. И в итоге ему пришлось прибегнуть к обману, чтобы заставить вас умолкнуть.
   — К обману? — Священник остановился и пытливо воззрился на Мэта. — Так это было не настоящее колдовство?
   Сержант Брок тоже остановился и выжидательно уставился на Мэта.
   — Ни в коей мере, — заверил их Мэт. — Я прекрасно видел, как он вытащил восковой шарик из рукава, когда другой рукой изображал магические пассы. Еще я заметил, как он поджег его угольком, который он вытащил из глиняной коробочки. Понимаю я и что он подмешал к воску, чтобы он горел так ярко, смолу. Этот поединок вам бы выиграть никак не удалось. Тут потребовалось бы участие настоящего мага.
   Спутники Мэта вздрогнули и встревоженно посмотрели на него. Мэт незаметно для священника подмигнул им и едва заметно покачал головой.
   Брат Гоуд отвернулся и снова зашагал к церкви, опустив голову и задумавшись.
   — Но почему не хватило моей молитвы? — с сомнением спросил он.
   — Ответ на этот вопрос вам должен быть яснее, чем мне, святой отец, — улыбнулся Мэт. — Потому, что мы наделены свободой воли. Господь и святые угодники позволяют нам выдерживать наши маленькие сражения, они не вмешиваются в них прямо, но даруют нам ту помощь, в какой мы нуждаемся. А вот дьяволу такие тонкости недоступны. Единственное, что удерживает его приспешников от открытого вмешательства в людские дела, так это то, что если бы они решились на такое, то вмешались бы и ангелы, и это было бы оправданное вмешательство. Поэтому дьявол держит бесов в узде, а ангелы наблюдают за происходящим и всегда готовы вмешаться, а уж нам остается вести бой. Но тем не менее дьявол снабжает своих прислужников всем необходимым. В данном случае это был рецепт, который был известен древним грекам, но сегодня большинство людей его забыли.
   — О, пусть моя паства будет спасена от этого друида! Помогите мне!
   — Сделаю все, что в моих силах. И не думаю, что это будет так уж трудно. Настоящему друиду не станут помогать силы ада.
   Лицо брата Гоуда озарилось искренней радостью.
   — Так вы тоже думаете, что он — самозванец?
   — Я в этом просто уверен. Друиды были по-своему весьма набожны, а искреннюю веру дьявол старается уничтожить и никак не станет помогать ее приверженцам.
   Брат Гоуд снова остановился и устремил на Мэта испуганный взгляд.
   Мэт останавливаться не стал. Он не спеша пошел дальше и увлек за собой монаха.
   — Уверен, этот ваш Баналикс даже не умеет говорить по-гэльски, а его серп наверняка стальной, покрытый позолотой. И потом, настоящие друиды никогда не стали бы так вот фокусничать с восковым шариком.
   Священник заторопился, чтобы не отстать от Мэта, и на ходу устремил взгляд на церковь.
   — Мы подходим к Дому Господню. Вы отужинаете со мной? Только тем я и могу вас отблагодарить.
   Предложение Мэту пришлось по вкусу.
   — Вот спасибо! Сэр Оризан, сержант Брок!
   Сержант почему-то засмущался, а рыцарь сразу ответил:
   — С радостью воспользуюсь вашим гостеприимством. Если нам суждено снова ночевать в чистом поле, то поесть горячей еды было бы совсем недурно.
   — В чистом поле? — изумился священник и посмотрел в сторону постоялого двора. — Ах да! Теперь вас вряд ли примут с распростертыми объятиями в гостинице! У меня дома только одно-единственное жесткое ложе, но если вы сможете расстелить одеяла на полу, я почту за честь для себя предложить вам переночевать у меня.
   Мэта вдруг озарило.
   — Большое спасибо, но... скажите, не попрошу ли я слишком многого, если спрошу, нельзя ли мне переночевать в церкви?
   — В церкви? Но там каменный пол, и стены тоже каменные! — Монах подозрительно взглянул на Мэта. — Но если вы так хотите, конечно! Дом Господень открыт для всех, в любое время дня и ночи.
   Мэта это порадовало — график работы церквей в Америке в двадцатом веке был отнюдь не круглосуточным.
   — Благодарю вас. Думаю, там мне будет намного лучше.
   — А я предпочту деревянный пол, если вы не возражаете, — сказал сэр Оризан.
   — И я тоже, — обрадованно подхватил сержант Брок.
   — В таком случае пойдемте ужинать. Моя служанка, должно быть, уже приготовила еду. — Губы священника сложились в печальную усмешку. — Если, конечно, она еще готовит для меня.
   Ужин был готов, и хотя трапеза носила спартанский характер, еда была горячая и очень вкусная — хлеб, рыба, эль и сыр, а на десерт — яблоки.
   Покончив с едой, Мэт отвел священника в сторону и сказал:
   — Если вы не против, святой отец, я бы мог научить вас некоторым весьма полезным заклинаниям, которые могли бы вам понадобиться в будущем.
   — Заклинаниям? — изумленно переспросил брат Гоуд. — Так вы, стало быть, все-таки маг?