Страница:
— Устала, милая?
В этот момент вдали раздались завывания сирены и грохот бомб. Манфред и Ариана быстро вышли из кафе и направились к автомобилю.
Они ехали по Курфюрстендам, двигаясь в сторону Ванзее. Ариана прижалась к плечу Манфреда, взяла его под руку.
— Видишь вон ту церковь?
Он на миг оторвал взгляд от дороги и увидел знакомый силуэт церкви поминовения императора Вильгельма.
— Да, вижу, а что? Ты вдруг решила удариться в религию? — пошутил он, и они оба улыбнулись.
— Нет, просто я хочу, чтобы ты знал: мы с тобой обвенчаемся в этой церкви.
— В церкви императора Вильгельма?
— Да.
Она взглянула на обручальное Кольцо с бриллиантом.
Тогда Манфред обнял ее за плечи.
— Я запомню это, любовь моя. Ты довольна?
Бомбежка прекратилась — во всяком случае, до поры до времени.
— Да, я никогда еще не чувствовала себя такой счастливой.
Когда пришли фотографии, сделанные на балу, по запечатленному камерой лицу Арианы было видно, что она не преувеличивала — ее глаза буквально лучились счастьем.
Снимки удались на славу: тонкая девушка со светящимися любовью глазами и высокий офицер в парадном мундире, горделиво глядящий прямо в объектив.
Глава 22
Глава 23
Глава 24
В этот момент вдали раздались завывания сирены и грохот бомб. Манфред и Ариана быстро вышли из кафе и направились к автомобилю.
Они ехали по Курфюрстендам, двигаясь в сторону Ванзее. Ариана прижалась к плечу Манфреда, взяла его под руку.
— Видишь вон ту церковь?
Он на миг оторвал взгляд от дороги и увидел знакомый силуэт церкви поминовения императора Вильгельма.
— Да, вижу, а что? Ты вдруг решила удариться в религию? — пошутил он, и они оба улыбнулись.
— Нет, просто я хочу, чтобы ты знал: мы с тобой обвенчаемся в этой церкви.
— В церкви императора Вильгельма?
— Да.
Она взглянула на обручальное Кольцо с бриллиантом.
Тогда Манфред обнял ее за плечи.
— Я запомню это, любовь моя. Ты довольна?
Бомбежка прекратилась — во всяком случае, до поры до времени.
— Да, я никогда еще не чувствовала себя такой счастливой.
Когда пришли фотографии, сделанные на балу, по запечатленному камерой лицу Арианы было видно, что она не преувеличивала — ее глаза буквально лучились счастьем.
Снимки удались на славу: тонкая девушка со светящимися любовью глазами и высокий офицер в парадном мундире, горделиво глядящий прямо в объектив.
Глава 22
В самом конце рождественской недели Манфред добился своего, и они отправились за покупками в универмаг «Грюнфельд», расположенный в самом центре Берлина. Фон Трипп хотел пополнить гардероб своей невесты. Дело в том, что капитан фон Райнхардт все настойчивее требовал, чтобы Манфред перестал изображать из себя затворника и не сторонился своих сослуживцев.
— Он на тебя сердится, да? — встревоженно спросила Ариана; они как раз ехали в машине по направлению к центру.
Манфред погладил ее по руке и улыбнулся:
— Нет. Но я уже больше не смогу изображать из себя отшельника. Конечно, мы не обязаны каждый вечер появляться в обществе, но время от времени придется принимать приглашения на званые вечера. Ты это переживешь?
— Конечно. Давай поедем в гости к генералу Риттеру и полюбуемся на его переодетых мужчин, — лукаво предложила Ариана, и Манфред, не выдержав, рассмеялся:
— Перестань!
Они провели в универмаге целых три часа и вышли оттуда так нагруженные коробками, что разместить все покупки в машине оказалось не так-то просто. Ариане купили еще одно пальто, пиджак, полдюжины шерстяных платьев, три платья для коктейля, бальное платье, очаровательный костюм, похожий на мужской смокинг, только вместо брюк длинная узкая юбка с разрезом на боку. И еще Ариана получила в подарок длинное облегающее платье из золотой парчи, которое напомнило ей наряды покойной матери.
— Господи, Манфред, зачем мне столько одежды?
Фон Трипп и в самом деле перестарался. Но ему было так приятно ее баловать. Наконец-то рядом с ним снова любимая женщина, которую можно защищать, лелеять, развлекать, покупать ей наряды. Манфред и Ариана очень сблизились: никогда еще она не чувствовала себя так естественно и свободно в обществе другого человека…
Впрочем, все новые наряды Ариане пригодились. Несколько раз они с Манфредом ездили на концерты в филармонию, посетили официальный прием в Рейхстаге для членов законодательного собрания и военной верхушки; побывали на банкете в замке Бельвю, не говоря уж о многочисленных званых вечерах, проведенных в компании сослуживцев Манфреда. Понемногу берлинское общество привыкло видеть фон Триппа и Ариану вместе. Считалось само собой разумеющимся, что после окончания войны эта пара поженится.
— Чего ты ждешь, Манфред? — спросил как-то фон Триппа один из приятелей на вечеринке. — Почему бы вам не пожениться прямо сейчас?
Фон Трипп вздохнул и взглянул на золотой перстень с печаткой, который носил на левой руке.
— Она слишком юна, Иоганн. В сущности, Ариана еще ребенок. — Он снова вздохнул. — Да и времена сейчас тяжелые. Я хочу, чтобы у Арианы была возможность принять столь важное решение не под гнетом внешних обстоятельств, а по велению сердца. — Он печально покачал головой:
— Если, конечно, нормальные времена когда-нибудь наступят.
— Ты прав, Манфред. Времена сейчас действительно неважные. И именно поэтому вам лучше не тянуть со свадьбой. — Лейтенант понизил голос:
— Сам понимаешь, долго мы не продержимся.
— Думаешь, не выдержим натиска американцев?
Иоганн покачал головой:
— Честно говоря, меня больше беспокоят русские. Если они доберутся до Берлина первыми, нам всем конец. Одному Богу известно, что они здесь устроят. Если даже мы останемся в живых, нас наверняка загонят в концлагеря. У человека семейного все-таки больше шансов избежать этой участи. Да и американцы будут к Ариане любезнее, если она получит статус законной жены кадрового офицера.
— Неужели ты думаешь, что конец так близок?
Иоганн отвел глаза и замолчал.
— Видимо, да, — сказал он не сразу. — И так же считает ближайшее окружение фюрера.
— Сколько же мы сможем продержаться?
Приятель пожал плечами:
— Два месяца, три… Если произойдет чудо, то четыре.
Но война почти закончена. Германия никогда уже не будет такой, какой мы ее привыкли видеть.
Манфред медленно кивнул, думая, что Германия и так уже давно перестала быть страной, которую он когда-то так любил. Может быть, после войны у нее появится шанс возродиться вновь — конечно, если союзники полностью не разорят ее.
В последующие дни Манфред с крайней осторожностью попытался выяснить, насколько достоверна информация, полученная им от Иоганна. Осведомленные знакомые дали понять, что именно так дела и обстоят. Вопрос заключался не в том, падет ли Берлин, спорили лишь, сколько он продержится. И тогда фон Трипп понял, что необходимо сделать кое-какие приготовления.
Он переговорил с нужными людьми и через два дня сделали Ариане подарок, приведший ее в полный восторг.
— Какая прелесть! — восхитилась она. — Но ведь у нас уже есть «мерседес»!
Перед домом стоял серый невзрачный «фольксваген» модели 1942 года. Человек, продавший Манфреду автомобиль, утверждал, что машина прочная и надежная. Если бы не бомбежка, после которой хозяин «фольксвагена» потерял обе ноги, он ни за что не расстался бы со своим сокровищем.
Манфред не стал объяснять Ариане, по какой причине автомобиль поменял хозяина. Без лишних слов он усадил ее за руль и сам сел рядом.
— Мой «мерседес» остается. А эта машина будет твоей.
Они сделали круг по кварталу, и Манфред убедился, что Ариана водит машину не так уж плохо. Весь последний месяц он давал ей уроки вождения на своем «мерседесе», а «фольксваген» в управлении гораздо проще. Когда они вернулись к дому, у Манфреда был такой озабоченный вид, что Ариана тоже посерьезнела. Коснувшись его руки, она спросила:
— Манфред, зачем ты купил эту машину?
Она и так догадалась об истинной причине, но хотела, чтобы он сам об этом сказал. Неужели нужно будет уезжать?
Неужели придется скрываться бегством?
Манфред взглянул на нее, в его глазах застыли тревога и страдание.
— Ариана, я думаю, что война скоро кончится. Это будет облегчением для всех нас.
Он обнял ее и крепко прижал к себе.
— Но перед самым концом нам предстоят тяжелые испытания. Берлин, очевидно, подвергнется штурму. Наша армия без боя не сдастся. Это будет не похоже ни на аншлюс[1], ни на падение Парижа. Мы, немцы, будем биться до последнего, американцы и русские тоже не отступят… Скорее всего последняя битва будет самой кровопролитной.
— Но ведь мы с тобой в безопасности у нас дома.
Ариана очень не любила, когда Манфред чего-то боялся, а сейчас было видно, что он не на шутку испуган.
— Может быть, и так. Но я не хочу рисковать. Если город падет, если его оккупируют, если со мной что-нибудь случится… Я хочу, чтобы ты села в эту машину и уехала отсюда. Как можно дальше.
Он произнес эти слова с такой железной решимостью, что в глазах Арианы отразился ужас.
— Когда кончится бензин, ты бросишь машину и дальше пойдешь пешком.
— Я должна бросить тебя здесь? Ты с ума сошел! Да и куда я пойду?
— Куда угодно. К ближайшей границе. Доберешься до Эльзаса, оттуда — во Францию. Американцам скажешь. чтобы эльзасская уроженка, все равно они ничего в этом не смыслил.
— К черту американцев! Что будет с гобой?
— Я разыщу тебя. Но сначала нужно покончить с делами здесь. У меня есть долг, я — офицер.
Но Ариана отчаянно замотала головой, приникла к нему и вцепилась в его рукав изо всех сил.
— Манфред, я тебя не брошу. Никогда. Если меня убьют — пусть. Даже если Берлин обрушится мне на голову, все равно я тебя не оставлю. Мы будем вместе до самого конца. Если но, пусть забирают нас обоих.
— Не нужно драматизировать.
Он помадил ее но плечу и обнял. Манфред понимал, но его слова ранили Ариану, но он должен был все ей объяснить. Кончался март, и ситуация стала гораздо более критической, чем в декабре. Британцы и канадцы дошли до Рейна, американцы оккупировали Саарбрюккен.
— Ну, раз уж ты решила быть со мной…
Он ласково улыбнулся. Дело в том, что Манфред собирался воспользоваться советом Иоганна. Действительно, положение любовницы офицера вермахта делало Ариану слишком уязвимой. Уже одно это было достаточной причиной.
— Если вы, моя юная госпожа, так упрямы, может быть, нее же соизволите выйти за меня замуж? — улыбнулся он.
— Как, сейчас? — поразилась Ариана.
Она знала, что Манфред хочет во что бы то ни стало дождаться конца войны. Но он подтвердил свои слова кивком, и Ариана тоже заулыбалась. Ей не нужно было выискивать какие-то особые причины — достаточно было взгляда, которым он на нее смотрел.
— Да, прямо сейчас. Я не хочу больше ждать. Ты должна стать моей женой.
— Ура!
Она радостно замолотила кулаками по его спине, потом отодвинулась, запрокинула голову, и лицо ее просияло детской счастливой улыбкой.
— И у нас прямо сразу будет ребенок, да?
Манфред расхохотался:
— Ариана, милая… Может быть, все-таки подождем несколько месяцев? Или ты думаешь, что к тому времени я буду уже слишком стар и не смогу сделать ребенка? Ты из-за этого так торопишься?
Он смотрел на нее с нежной улыбкой, а она отрицательно покачала головой.
— Ты никогда не будешь старым, Манфред. Никогда. Ариана вновь приникла к нему и закрыла глаза. — Я всегда буду любить тебя, милый. До конца своих дней.
— Я тоже всегда буду любить тебя, — сказал он, моля Бога только об одном — чтобы они оба пережили надвигающиеся события и остались живы.
— Он на тебя сердится, да? — встревоженно спросила Ариана; они как раз ехали в машине по направлению к центру.
Манфред погладил ее по руке и улыбнулся:
— Нет. Но я уже больше не смогу изображать из себя отшельника. Конечно, мы не обязаны каждый вечер появляться в обществе, но время от времени придется принимать приглашения на званые вечера. Ты это переживешь?
— Конечно. Давай поедем в гости к генералу Риттеру и полюбуемся на его переодетых мужчин, — лукаво предложила Ариана, и Манфред, не выдержав, рассмеялся:
— Перестань!
Они провели в универмаге целых три часа и вышли оттуда так нагруженные коробками, что разместить все покупки в машине оказалось не так-то просто. Ариане купили еще одно пальто, пиджак, полдюжины шерстяных платьев, три платья для коктейля, бальное платье, очаровательный костюм, похожий на мужской смокинг, только вместо брюк длинная узкая юбка с разрезом на боку. И еще Ариана получила в подарок длинное облегающее платье из золотой парчи, которое напомнило ей наряды покойной матери.
— Господи, Манфред, зачем мне столько одежды?
Фон Трипп и в самом деле перестарался. Но ему было так приятно ее баловать. Наконец-то рядом с ним снова любимая женщина, которую можно защищать, лелеять, развлекать, покупать ей наряды. Манфред и Ариана очень сблизились: никогда еще она не чувствовала себя так естественно и свободно в обществе другого человека…
Впрочем, все новые наряды Ариане пригодились. Несколько раз они с Манфредом ездили на концерты в филармонию, посетили официальный прием в Рейхстаге для членов законодательного собрания и военной верхушки; побывали на банкете в замке Бельвю, не говоря уж о многочисленных званых вечерах, проведенных в компании сослуживцев Манфреда. Понемногу берлинское общество привыкло видеть фон Триппа и Ариану вместе. Считалось само собой разумеющимся, что после окончания войны эта пара поженится.
— Чего ты ждешь, Манфред? — спросил как-то фон Триппа один из приятелей на вечеринке. — Почему бы вам не пожениться прямо сейчас?
Фон Трипп вздохнул и взглянул на золотой перстень с печаткой, который носил на левой руке.
— Она слишком юна, Иоганн. В сущности, Ариана еще ребенок. — Он снова вздохнул. — Да и времена сейчас тяжелые. Я хочу, чтобы у Арианы была возможность принять столь важное решение не под гнетом внешних обстоятельств, а по велению сердца. — Он печально покачал головой:
— Если, конечно, нормальные времена когда-нибудь наступят.
— Ты прав, Манфред. Времена сейчас действительно неважные. И именно поэтому вам лучше не тянуть со свадьбой. — Лейтенант понизил голос:
— Сам понимаешь, долго мы не продержимся.
— Думаешь, не выдержим натиска американцев?
Иоганн покачал головой:
— Честно говоря, меня больше беспокоят русские. Если они доберутся до Берлина первыми, нам всем конец. Одному Богу известно, что они здесь устроят. Если даже мы останемся в живых, нас наверняка загонят в концлагеря. У человека семейного все-таки больше шансов избежать этой участи. Да и американцы будут к Ариане любезнее, если она получит статус законной жены кадрового офицера.
— Неужели ты думаешь, что конец так близок?
Иоганн отвел глаза и замолчал.
— Видимо, да, — сказал он не сразу. — И так же считает ближайшее окружение фюрера.
— Сколько же мы сможем продержаться?
Приятель пожал плечами:
— Два месяца, три… Если произойдет чудо, то четыре.
Но война почти закончена. Германия никогда уже не будет такой, какой мы ее привыкли видеть.
Манфред медленно кивнул, думая, что Германия и так уже давно перестала быть страной, которую он когда-то так любил. Может быть, после войны у нее появится шанс возродиться вновь — конечно, если союзники полностью не разорят ее.
В последующие дни Манфред с крайней осторожностью попытался выяснить, насколько достоверна информация, полученная им от Иоганна. Осведомленные знакомые дали понять, что именно так дела и обстоят. Вопрос заключался не в том, падет ли Берлин, спорили лишь, сколько он продержится. И тогда фон Трипп понял, что необходимо сделать кое-какие приготовления.
Он переговорил с нужными людьми и через два дня сделали Ариане подарок, приведший ее в полный восторг.
— Какая прелесть! — восхитилась она. — Но ведь у нас уже есть «мерседес»!
Перед домом стоял серый невзрачный «фольксваген» модели 1942 года. Человек, продавший Манфреду автомобиль, утверждал, что машина прочная и надежная. Если бы не бомбежка, после которой хозяин «фольксвагена» потерял обе ноги, он ни за что не расстался бы со своим сокровищем.
Манфред не стал объяснять Ариане, по какой причине автомобиль поменял хозяина. Без лишних слов он усадил ее за руль и сам сел рядом.
— Мой «мерседес» остается. А эта машина будет твоей.
Они сделали круг по кварталу, и Манфред убедился, что Ариана водит машину не так уж плохо. Весь последний месяц он давал ей уроки вождения на своем «мерседесе», а «фольксваген» в управлении гораздо проще. Когда они вернулись к дому, у Манфреда был такой озабоченный вид, что Ариана тоже посерьезнела. Коснувшись его руки, она спросила:
— Манфред, зачем ты купил эту машину?
Она и так догадалась об истинной причине, но хотела, чтобы он сам об этом сказал. Неужели нужно будет уезжать?
Неужели придется скрываться бегством?
Манфред взглянул на нее, в его глазах застыли тревога и страдание.
— Ариана, я думаю, что война скоро кончится. Это будет облегчением для всех нас.
Он обнял ее и крепко прижал к себе.
— Но перед самым концом нам предстоят тяжелые испытания. Берлин, очевидно, подвергнется штурму. Наша армия без боя не сдастся. Это будет не похоже ни на аншлюс[1], ни на падение Парижа. Мы, немцы, будем биться до последнего, американцы и русские тоже не отступят… Скорее всего последняя битва будет самой кровопролитной.
— Но ведь мы с тобой в безопасности у нас дома.
Ариана очень не любила, когда Манфред чего-то боялся, а сейчас было видно, что он не на шутку испуган.
— Может быть, и так. Но я не хочу рисковать. Если город падет, если его оккупируют, если со мной что-нибудь случится… Я хочу, чтобы ты села в эту машину и уехала отсюда. Как можно дальше.
Он произнес эти слова с такой железной решимостью, что в глазах Арианы отразился ужас.
— Когда кончится бензин, ты бросишь машину и дальше пойдешь пешком.
— Я должна бросить тебя здесь? Ты с ума сошел! Да и куда я пойду?
— Куда угодно. К ближайшей границе. Доберешься до Эльзаса, оттуда — во Францию. Американцам скажешь. чтобы эльзасская уроженка, все равно они ничего в этом не смыслил.
— К черту американцев! Что будет с гобой?
— Я разыщу тебя. Но сначала нужно покончить с делами здесь. У меня есть долг, я — офицер.
Но Ариана отчаянно замотала головой, приникла к нему и вцепилась в его рукав изо всех сил.
— Манфред, я тебя не брошу. Никогда. Если меня убьют — пусть. Даже если Берлин обрушится мне на голову, все равно я тебя не оставлю. Мы будем вместе до самого конца. Если но, пусть забирают нас обоих.
— Не нужно драматизировать.
Он помадил ее но плечу и обнял. Манфред понимал, но его слова ранили Ариану, но он должен был все ей объяснить. Кончался март, и ситуация стала гораздо более критической, чем в декабре. Британцы и канадцы дошли до Рейна, американцы оккупировали Саарбрюккен.
— Ну, раз уж ты решила быть со мной…
Он ласково улыбнулся. Дело в том, что Манфред собирался воспользоваться советом Иоганна. Действительно, положение любовницы офицера вермахта делало Ариану слишком уязвимой. Уже одно это было достаточной причиной.
— Если вы, моя юная госпожа, так упрямы, может быть, нее же соизволите выйти за меня замуж? — улыбнулся он.
— Как, сейчас? — поразилась Ариана.
Она знала, что Манфред хочет во что бы то ни стало дождаться конца войны. Но он подтвердил свои слова кивком, и Ариана тоже заулыбалась. Ей не нужно было выискивать какие-то особые причины — достаточно было взгляда, которым он на нее смотрел.
— Да, прямо сейчас. Я не хочу больше ждать. Ты должна стать моей женой.
— Ура!
Она радостно замолотила кулаками по его спине, потом отодвинулась, запрокинула голову, и лицо ее просияло детской счастливой улыбкой.
— И у нас прямо сразу будет ребенок, да?
Манфред расхохотался:
— Ариана, милая… Может быть, все-таки подождем несколько месяцев? Или ты думаешь, что к тому времени я буду уже слишком стар и не смогу сделать ребенка? Ты из-за этого так торопишься?
Он смотрел на нее с нежной улыбкой, а она отрицательно покачала головой.
— Ты никогда не будешь старым, Манфред. Никогда. Ариана вновь приникла к нему и закрыла глаза. — Я всегда буду любить тебя, милый. До конца своих дней.
— Я тоже всегда буду любить тебя, — сказал он, моля Бога только об одном — чтобы они оба пережили надвигающиеся события и остались живы.
Глава 23
Десять дней спустя, в первую субботу апреля, Ариана торжественно шествовала по проходу церкви Марии Регины (она же церковь поминовения императора Вильгельма) на Курфюрстендам. Рядом с невестой шел жених, Манфред Роберт фон Трипп. В качестве свидетеля присутствовал Иоганн Больше не было никого — ни подружек невесты, ни шаферов, ни гостей.
У алтаря этой прекрасной церкви венчающихся ждал пожилой священник. Манфред чувствовал, как Ариана едва заметно сжимает его руку. Она была одета в простой белый костюм с широкими плечами, еще более подчеркивающими хрупкость тонкой фигурки. Золотые волосы были уложены мягкими волнами, обрамлявшими лицо, которое невеста прикрыла легчайшей вуалью. Никогда еще Ариана не казалась Манфреду такой прекрасной. Каким-то чудом ему удалось раздобыть букет белых гардений — две Ариана вдела в петлицу, третью прикрепила к прическе. В этот торжественный день она надела на правую руку бриллиантовый перстень Кассандры, а на левую — обручальное кольцо, которое ей подарил Манфред.
Для венчания фон Трипп купил в ювелирном магазине «Луи Вернер» тоненькое золотое кольцо. Когда церемония подходила к концу, он надел своей суженой кольцо на палец и со счастливым вздохом облегчения поцеловал ее в губы. Итак, это событие свершилось. Ариана стала госпожой фон Трипп. Что бы теперь ни произошло, она — его законная супруга. Манфред вспомнил о своей первой жене, Марианне, более зрелой и сильной, чем эта хрупкая девушка. Ему показалось, что Марианна существовала в какой-то другой жизни. Манфред знал, что его и Ариану связывают нерасторжимые узы, и в ее глазах он читал ответное чувство.
— Я люблю тебя, милая, — шепнул он ей, когда они ввалились в машину.
Ее лицо буквально излучало сияние. Ариане казалось, что счастливее их нет никого на свете. На прощание они помахали рукой Иоганну и выехали на Курфюрстендам, чтобы отметить радостное событие вдвоем в ресторане. Манфред сказал, что это будет их «медовый месяц», после чего они вернутся домой. На повороте Ариана оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на церковь. В этот миг раздался оглушительный грохот и треск, Ариана в ужасе вцепилась в рукав мужа Церковь буквально рассыпалась у нее на глазах, распавшись на миллион обломков. Манфред изо всей силы нажал на газ и велел Ариане лечь на пол — обломки могли пробить ветровое стекло и попасть внутрь автомобиля.
— Не поднимай голову! — крикнул он, гоня на полной прости. Навстречу уже неслись пожарные машины, из-под шлее едва успевали выскочить пешеходы. Ариана была настолько потрясена случившимся, что впала в оцепенение, но, когда стало ясно, что опасность миновала, девушку начали душить рыдания. Манфред остановил машину, когда они уже доехали до Шарлоттенбурга. Он усадил Ариану на сиденье, прижал ее к груди.
— Дорогая, мне так жаль, что это произошло…
— Еще бы чуть-чуть, и мы бы с тобой тоже… — истерически всхлипывала она.
— Все в порядке, любимая, Все кончилось… Все в порядке, Ариана…
— А как же Иоганн? Вдруг он…
— Я уверен, что он успел отъехать.
На самом деле Манфред вовсе не был в этом уверен. На него накатила полня смертельной усталости, Сколько же будет длиться эта гнусная война! Люди, здания, памятники, города, которые были ему дороги, превращались в прах и тлен…
До дома они ехали в полном молчании. Притихшая Ариана вся дрожала и своем белом костюме, под невесомой вуалью.
Лишь гардении наполняли салон автомобиля своим экзотическим ароматом, Манфред подумал, что запах гардений всегда будет напоминать ему об этом вечере — о том, как они стали мужем и женой, как чудом спаслись от смерти. Он почувствовал, что сейчас разрыдается от облегчения, усталости, ужаса, безграничной жалости к этой тонкой, прекрасной женщине, которая стала его женой Но Манфред сдержался и лишь прижал к себе Ариану, на руках внес ее в дом, поднялся по лестнице в спальню. Там, забыв обо всем на свете, они слились в единое целое.
У алтаря этой прекрасной церкви венчающихся ждал пожилой священник. Манфред чувствовал, как Ариана едва заметно сжимает его руку. Она была одета в простой белый костюм с широкими плечами, еще более подчеркивающими хрупкость тонкой фигурки. Золотые волосы были уложены мягкими волнами, обрамлявшими лицо, которое невеста прикрыла легчайшей вуалью. Никогда еще Ариана не казалась Манфреду такой прекрасной. Каким-то чудом ему удалось раздобыть букет белых гардений — две Ариана вдела в петлицу, третью прикрепила к прическе. В этот торжественный день она надела на правую руку бриллиантовый перстень Кассандры, а на левую — обручальное кольцо, которое ей подарил Манфред.
Для венчания фон Трипп купил в ювелирном магазине «Луи Вернер» тоненькое золотое кольцо. Когда церемония подходила к концу, он надел своей суженой кольцо на палец и со счастливым вздохом облегчения поцеловал ее в губы. Итак, это событие свершилось. Ариана стала госпожой фон Трипп. Что бы теперь ни произошло, она — его законная супруга. Манфред вспомнил о своей первой жене, Марианне, более зрелой и сильной, чем эта хрупкая девушка. Ему показалось, что Марианна существовала в какой-то другой жизни. Манфред знал, что его и Ариану связывают нерасторжимые узы, и в ее глазах он читал ответное чувство.
— Я люблю тебя, милая, — шепнул он ей, когда они ввалились в машину.
Ее лицо буквально излучало сияние. Ариане казалось, что счастливее их нет никого на свете. На прощание они помахали рукой Иоганну и выехали на Курфюрстендам, чтобы отметить радостное событие вдвоем в ресторане. Манфред сказал, что это будет их «медовый месяц», после чего они вернутся домой. На повороте Ариана оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на церковь. В этот миг раздался оглушительный грохот и треск, Ариана в ужасе вцепилась в рукав мужа Церковь буквально рассыпалась у нее на глазах, распавшись на миллион обломков. Манфред изо всей силы нажал на газ и велел Ариане лечь на пол — обломки могли пробить ветровое стекло и попасть внутрь автомобиля.
— Не поднимай голову! — крикнул он, гоня на полной прости. Навстречу уже неслись пожарные машины, из-под шлее едва успевали выскочить пешеходы. Ариана была настолько потрясена случившимся, что впала в оцепенение, но, когда стало ясно, что опасность миновала, девушку начали душить рыдания. Манфред остановил машину, когда они уже доехали до Шарлоттенбурга. Он усадил Ариану на сиденье, прижал ее к груди.
— Дорогая, мне так жаль, что это произошло…
— Еще бы чуть-чуть, и мы бы с тобой тоже… — истерически всхлипывала она.
— Все в порядке, любимая, Все кончилось… Все в порядке, Ариана…
— А как же Иоганн? Вдруг он…
— Я уверен, что он успел отъехать.
На самом деле Манфред вовсе не был в этом уверен. На него накатила полня смертельной усталости, Сколько же будет длиться эта гнусная война! Люди, здания, памятники, города, которые были ему дороги, превращались в прах и тлен…
До дома они ехали в полном молчании. Притихшая Ариана вся дрожала и своем белом костюме, под невесомой вуалью.
Лишь гардении наполняли салон автомобиля своим экзотическим ароматом, Манфред подумал, что запах гардений всегда будет напоминать ему об этом вечере — о том, как они стали мужем и женой, как чудом спаслись от смерти. Он почувствовал, что сейчас разрыдается от облегчения, усталости, ужаса, безграничной жалости к этой тонкой, прекрасной женщине, которая стала его женой Но Манфред сдержался и лишь прижал к себе Ариану, на руках внес ее в дом, поднялся по лестнице в спальню. Там, забыв обо всем на свете, они слились в единое целое.
Глава 24
— Иоганн нашелся? — с беспокойством спросила Ариана, когда Манфред на следующий день вернулся со службы.
— Да, с ним нее в порядке, — буркнул тот, боясь, что Ариана почувствует в его словах фальшь.
На самом деле Иоганн погиб под обломками церкви.
Когда Манфреду сообщили об этом, он целый час не мог прийти в себя — сидел, не в силах унять дрожь. Еще один близкий человек ушел из жизни… Фон Трипп со вздохом опустился в свое любимое кресло и сказал:
— Ариана, мне нужно очень серьезно с тобой поговорить.
Она хотела перевести разговор в шутку, хоть как-то смягчить напряжение, читавшееся в его взгляде, однако ничего не вышло. Жизнь в Берлине в последние дни не располагала к веселью.
Ариана притихла и, глядя ему в Глаза, спросила:
— Что такое, Манфред?
— Я хочу, чтобы мы с тобой разработали план действий на случай чрезвычайной ситуации. Ты должна быть готова ко всему. Это очень важно… Слушай меня внимательно.
— Я слушаю, — кивнула она.
— Где лежат деньги и пистолет, ты знаешь. Если произойдет нечто непредвиденное, возьми все это, возьми кольца твоей матери и уезжай.
— Куда? — растерялась она.
— По направлению к западной границе. В «фольксвагене» есть дорожный атлас. Отныне бак машины все время будет наполнен горючим. Я поставил в гараж запасную канистру.
Прежде чем отправляться в путь, убедись, что бак действительно полный.
Ариана снова кивнула, встревоженная всеми этими наставлениями. Она твердо знала, что никуда без него не уедет.
— Но как ты себе это представляешь? — не выдержала она. — Я просто так возьму и уеду, бросив тебя здесь?
— Ариана, возможно, у тебя не будет выбора. Если твоя жизнь окажется в опасности, ты должна действовать быстро.
Невозможно представить, что начнется в городе, когда его займут союзники. Будут грабежи, убийства, изнасилования.
— Ты так говоришь, словно мы живем в средневековье.
— Ариана, наша страна не знала более мрачного периода в своей истории. Если меня не будет рядом, тебя никто не защитит. Я могу застрять в Рейхстаге надолго — на несколько дней, а то и на несколько недель.
— Неужели ты думаешь, что мне позволят уехать из города на этом автомобильчике, с кольцами моей матери, с твоим пистолетом? Это просто смешно!
— Здесь нет ничего смешного! Слушай же меня! Я хочу, чтобы ты отъехала от города на машине как можно дальше.
Потом брось «фольксваген». Иди пешком, ползи, укради велосипед, прячься в лесу, но поскорее уноси ноги из Германии. Союзники давно перешли границу, поэтому оказаться во Франции будет не так уж сложно. Там безопаснее всего.
Думаю, ты без труда пересечешь оккупированную зону. В Швейцарию попасть было бы значительно труднее. Я хочу, чтобы ты направилась в Париж.
— В Париж? — удивилась она. — Но ведь он в шестистах милях отсюда.
— Я знаю. Не важно, сколько времени займет у тебя дорога, но ты должна туда попасть. У меня в Париже есть друг, мы с ним вместе учились.
Манфред достал блокнот и аккуратным почерком написал имя и адрес.
— Почему ты думаешь, что он остался жив?
— Все эти шесть лет я старался не упускать его из виду, В детстве он болел полиомиелитом, поэтому в армию его не призывали. Во время оккупации он был заместителем министра культуры и доставлял нашему командованию массу неприятностей.
— Ты думаешь, он участвовал в Сопротивлении? — заинтересовалась Ариана.
— Зная Жан-Пьера, я в этом почти не сомневаюсь. Однако он человек умный и осторожный, поэтому не попался.
Если кто-то и сможет тебе помочь, так только он. Я знаю, что Жан-Пьер позаботится о тебе до моего приезда. Если он скажет, оставайся в Париже. Если отправит тебя в другое место — поезжай. Я целиком полагаюсь на этого человека. — Манфред угрюмо посмотрел на жену. — Ведь я доверяю ему тебя…
Он протянул ей вырванный из блокнота листок, и она прочла имя: Жан-Пьер де Сен-Марн.
— И что теперь? — грустно спросила Ариана, глядя на листок. Но в глубине души она понимала, что Манфред прав.
— Ждать. Осталось уже недолго. — Он нежно улыбнулся. — Я тебе обещаю. — Тут его лицо вновь посуровело. — Отныне ты должна быть все время наготове. Пистолет, кольца, деньги, адрес Сен-Марна, теплая одежда, запас еды, залитый бак.
— Слушаюсь, господин обер-лейтенант, — улыбнулась она и отдала честь, но лицо Манфреда осталось серьезным.
— Надеюсь, Ариана, что тебе все это не понадобится.
Ее лицо померкло, и она кивнула:
— Я тоже на это надеюсь. — Немного помолчав, она добавила:
— А после войны я хочу попытаться найти брата.
Ариана все еще не утратила надежды на то, что Герхард остался жив. Теперь, когда прошло столько времени, она понимала, что у Вальмара шансов уцелеть практически не было, но Герхард — дело другое.
Манфред понимающе кивнул:
— Да, мы сделаем все возможное.
Остаток вечера прошел тихо, а на следующий день они отправились гулять на пустынный пляж. Летом песчаные пляжи Большого озера пользовались у берлинцев огромной популярностью, но в это время года Манфред и Ариана гуляли там в одиночестве.
— Может быть, к следующему лету все закончится и мы будем здесь загорать, — с надеждой улыбнулась она.
Манфред нагнулся и поднял ракушку, протянул ей. Ракушка была красивая, гладкая, того же голубого оттенка, что и ее глаза.
— Надеюсь, все так и будет, — сказал он, глядя на воды озера.
— И мы поедем в твой замок.
Она произнесла это таким уверенным тоном, что Манфред не удержался от улыбки.
— Да, если мне его вернут. Ты хотела бы там жить?
— Да, очень.
— Отлично. Обязательно туда поедем.
В последнее время у них появилось нечто вроде игры — они представляли себе, что будут делать, когда «все это закончится», словно таким образом могли ускорить окончание войны и начало новой жизни.
Назавтра Манфред ушел на службу, а Ариана послушно занялась приготовлениями к бегству: достала из тайника пистолет, кольца, деньги, собрала провизию, приготовила листок с парижским адресом, проверила, полон ли бак. Когда она вышла во двор, издали явственно донесся рокот канонады. Днем на город опять падали бомбы.
Манфред вернулся домой раньше обычного. Ариана сидела в подвале (бомбежка еще не закончилась), слушала радио и читала книгу.
— Что случилось? — удивилась она. — По радио объявили…
— Не важно, что они объявили. Ты собралась?
— Да, — дрогнувшим голосом ответила Ариана.
— Мне вечером нужно быть в Рейхстаге. Они мобилизуют всех на оборону здания. Не знаю, когда смогу вернуться Ты уже взрослая, действуй самостоятельно. Дождись, пока закончится штурм города, а потом делай все, как мы договорились.
— А как я выберусь из города, если он будет взят?
— Ничего, выберешься. Беженцев, в особенности женщин и детей, они останавливать не будут.
— А ты?
— Я разыщу тебя, когда все кончится.
Взглянув на часы, он поднялся к себе, чтобы захватить кое-какие вещи. Обратно по лестнице Манфред спускался медленно.
— Ну, мне пора.
Они припали друг к другу и стояли так, казалось, целую вечность. Ариана хотела умолять Манфреда, чтобы он не уходил, чтобы послал к черту и Гитлера, и армию, и Рейхстаг. Пусть останется здесь, дома, где они оба будут в безопасности.
— Манфред, — начала она, и по ее дрогнувшему голосу он сразу понял, что последует дальше.
Манфред закрыл ей рот поцелуем и покачал головой:
— Не нужно, дорогая. Я должен идти, но скоро я вернусь.
Из ее глаз хлынули слезы. Он вышла вслед за ним во двор, остановилась возле «мерседеса». Манфред ладонью вытер ей мокрое лицо.
— Не плачь, милая. Обещаю — со мной все будет в порядке.
Ариана обхватила его руками за шею.
— Если с тобой что-нибудь случится, я умру, — Ничего не случится, я же тебе обещал.
Изобразив ни лице улыбку, Манфред снял с пальца перстень с печатей, положил Ариане на ладонь, заставил ее сжать пальцы, — Побереги его до нашей встречи.
Ариана улыбнулась, они поцеловались еще раз, а затем Манфред сел в машину и, махнув на прощание рукой, поехал по направлению к центру города.
Потянулись дни, которые Ариана, проводила возле приемника. Передавали сводки об уличных боях в Берлине. К вечеру двадцать шестого апреля боевые действия охватили весь город — от Грюневальда до Ванзее. Ариана безвылазно сидела в погребе. Со всех сторон доносились взрывы и выстрелы; Ариана даже не решалась подняться в дом. Она слышала, что русские наступают по Шенхаузералпее в сторону Штаргардерштрассе, но, конечно, не могла знать, что все берлинцы, как и она, попрятались по погребам и подвалам, испытывая нехватку еды, воды и воздуха. Никакой эвакуации гражданского населения не проводилось Даже маленькие дети были обречены разделить судьбу взрослых. Берлинцы сидели, забившись по норам, как крысы, и ждали конца. Им даже не было известно, что ставка уже перенесена ил Берлина.
В ночь на первое мая по радио объявили, что Гитлера больше пег. Прятавшиеся по подвалам и погребам берлинцы выслушали это сообщение в полном оцепенении. Охваченный сражением, город горел — союзники продолжали наращивать огневую мощь. После сообщения о смерти фюрера стали транслировать Седьмую симфонию Вагнера, Ариана сидела и погребе и слушала музыку, временами заглушаемую грохотом бои. Она вспоминала день, кода слышала эту симфонию в последний раз. Это было в Оперном театре, куда они отравились игроем — отец, брат и она. A теперь Ариана сидела и ждала, пока закончься кровопролитие. Все ее мысли были устремлены к Манфреду, находившемуся где-то в самом центре этой бойни. Ночью по радио передали, что Геббельс и его семья, включая шестерых детей, добровольно ушли из жизни.
Второго мая на трех языках передали приказ о прекращении огня. Русскую речь Ариана не поняла, немецкому извещению попросту не поверила, но, когда те же самые слова повторили на английском, она поняла, что война и в самом деле закончилась. При этом выстрелы не прекращались; в окрестных кварталах по-прежнему шел бой. Но в небе больше не раздавалось гудения самолетов, последний акт драмы разыгрывался на земле. Мародеры громили соседние дома, не обращая внимания на то, что многие берлинцы оставались дома. В Ванзее грабежи продолжались три дня, затем воцарилась зловещая, неестественная тишина. Впервые за несколько недель не было шума, грохота, криков. Лишь изредка молчание нарушали чьи-то голоса, потом вновь наступала тишина. Ариана сидела одна, прислушиваясь. Какофония сменилась безмолвием пятого мая.
— Да, с ним нее в порядке, — буркнул тот, боясь, что Ариана почувствует в его словах фальшь.
На самом деле Иоганн погиб под обломками церкви.
Когда Манфреду сообщили об этом, он целый час не мог прийти в себя — сидел, не в силах унять дрожь. Еще один близкий человек ушел из жизни… Фон Трипп со вздохом опустился в свое любимое кресло и сказал:
— Ариана, мне нужно очень серьезно с тобой поговорить.
Она хотела перевести разговор в шутку, хоть как-то смягчить напряжение, читавшееся в его взгляде, однако ничего не вышло. Жизнь в Берлине в последние дни не располагала к веселью.
Ариана притихла и, глядя ему в Глаза, спросила:
— Что такое, Манфред?
— Я хочу, чтобы мы с тобой разработали план действий на случай чрезвычайной ситуации. Ты должна быть готова ко всему. Это очень важно… Слушай меня внимательно.
— Я слушаю, — кивнула она.
— Где лежат деньги и пистолет, ты знаешь. Если произойдет нечто непредвиденное, возьми все это, возьми кольца твоей матери и уезжай.
— Куда? — растерялась она.
— По направлению к западной границе. В «фольксвагене» есть дорожный атлас. Отныне бак машины все время будет наполнен горючим. Я поставил в гараж запасную канистру.
Прежде чем отправляться в путь, убедись, что бак действительно полный.
Ариана снова кивнула, встревоженная всеми этими наставлениями. Она твердо знала, что никуда без него не уедет.
— Но как ты себе это представляешь? — не выдержала она. — Я просто так возьму и уеду, бросив тебя здесь?
— Ариана, возможно, у тебя не будет выбора. Если твоя жизнь окажется в опасности, ты должна действовать быстро.
Невозможно представить, что начнется в городе, когда его займут союзники. Будут грабежи, убийства, изнасилования.
— Ты так говоришь, словно мы живем в средневековье.
— Ариана, наша страна не знала более мрачного периода в своей истории. Если меня не будет рядом, тебя никто не защитит. Я могу застрять в Рейхстаге надолго — на несколько дней, а то и на несколько недель.
— Неужели ты думаешь, что мне позволят уехать из города на этом автомобильчике, с кольцами моей матери, с твоим пистолетом? Это просто смешно!
— Здесь нет ничего смешного! Слушай же меня! Я хочу, чтобы ты отъехала от города на машине как можно дальше.
Потом брось «фольксваген». Иди пешком, ползи, укради велосипед, прячься в лесу, но поскорее уноси ноги из Германии. Союзники давно перешли границу, поэтому оказаться во Франции будет не так уж сложно. Там безопаснее всего.
Думаю, ты без труда пересечешь оккупированную зону. В Швейцарию попасть было бы значительно труднее. Я хочу, чтобы ты направилась в Париж.
— В Париж? — удивилась она. — Но ведь он в шестистах милях отсюда.
— Я знаю. Не важно, сколько времени займет у тебя дорога, но ты должна туда попасть. У меня в Париже есть друг, мы с ним вместе учились.
Манфред достал блокнот и аккуратным почерком написал имя и адрес.
— Почему ты думаешь, что он остался жив?
— Все эти шесть лет я старался не упускать его из виду, В детстве он болел полиомиелитом, поэтому в армию его не призывали. Во время оккупации он был заместителем министра культуры и доставлял нашему командованию массу неприятностей.
— Ты думаешь, он участвовал в Сопротивлении? — заинтересовалась Ариана.
— Зная Жан-Пьера, я в этом почти не сомневаюсь. Однако он человек умный и осторожный, поэтому не попался.
Если кто-то и сможет тебе помочь, так только он. Я знаю, что Жан-Пьер позаботится о тебе до моего приезда. Если он скажет, оставайся в Париже. Если отправит тебя в другое место — поезжай. Я целиком полагаюсь на этого человека. — Манфред угрюмо посмотрел на жену. — Ведь я доверяю ему тебя…
Он протянул ей вырванный из блокнота листок, и она прочла имя: Жан-Пьер де Сен-Марн.
— И что теперь? — грустно спросила Ариана, глядя на листок. Но в глубине души она понимала, что Манфред прав.
— Ждать. Осталось уже недолго. — Он нежно улыбнулся. — Я тебе обещаю. — Тут его лицо вновь посуровело. — Отныне ты должна быть все время наготове. Пистолет, кольца, деньги, адрес Сен-Марна, теплая одежда, запас еды, залитый бак.
— Слушаюсь, господин обер-лейтенант, — улыбнулась она и отдала честь, но лицо Манфреда осталось серьезным.
— Надеюсь, Ариана, что тебе все это не понадобится.
Ее лицо померкло, и она кивнула:
— Я тоже на это надеюсь. — Немного помолчав, она добавила:
— А после войны я хочу попытаться найти брата.
Ариана все еще не утратила надежды на то, что Герхард остался жив. Теперь, когда прошло столько времени, она понимала, что у Вальмара шансов уцелеть практически не было, но Герхард — дело другое.
Манфред понимающе кивнул:
— Да, мы сделаем все возможное.
Остаток вечера прошел тихо, а на следующий день они отправились гулять на пустынный пляж. Летом песчаные пляжи Большого озера пользовались у берлинцев огромной популярностью, но в это время года Манфред и Ариана гуляли там в одиночестве.
— Может быть, к следующему лету все закончится и мы будем здесь загорать, — с надеждой улыбнулась она.
Манфред нагнулся и поднял ракушку, протянул ей. Ракушка была красивая, гладкая, того же голубого оттенка, что и ее глаза.
— Надеюсь, все так и будет, — сказал он, глядя на воды озера.
— И мы поедем в твой замок.
Она произнесла это таким уверенным тоном, что Манфред не удержался от улыбки.
— Да, если мне его вернут. Ты хотела бы там жить?
— Да, очень.
— Отлично. Обязательно туда поедем.
В последнее время у них появилось нечто вроде игры — они представляли себе, что будут делать, когда «все это закончится», словно таким образом могли ускорить окончание войны и начало новой жизни.
Назавтра Манфред ушел на службу, а Ариана послушно занялась приготовлениями к бегству: достала из тайника пистолет, кольца, деньги, собрала провизию, приготовила листок с парижским адресом, проверила, полон ли бак. Когда она вышла во двор, издали явственно донесся рокот канонады. Днем на город опять падали бомбы.
Манфред вернулся домой раньше обычного. Ариана сидела в подвале (бомбежка еще не закончилась), слушала радио и читала книгу.
— Что случилось? — удивилась она. — По радио объявили…
— Не важно, что они объявили. Ты собралась?
— Да, — дрогнувшим голосом ответила Ариана.
— Мне вечером нужно быть в Рейхстаге. Они мобилизуют всех на оборону здания. Не знаю, когда смогу вернуться Ты уже взрослая, действуй самостоятельно. Дождись, пока закончится штурм города, а потом делай все, как мы договорились.
— А как я выберусь из города, если он будет взят?
— Ничего, выберешься. Беженцев, в особенности женщин и детей, они останавливать не будут.
— А ты?
— Я разыщу тебя, когда все кончится.
Взглянув на часы, он поднялся к себе, чтобы захватить кое-какие вещи. Обратно по лестнице Манфред спускался медленно.
— Ну, мне пора.
Они припали друг к другу и стояли так, казалось, целую вечность. Ариана хотела умолять Манфреда, чтобы он не уходил, чтобы послал к черту и Гитлера, и армию, и Рейхстаг. Пусть останется здесь, дома, где они оба будут в безопасности.
— Манфред, — начала она, и по ее дрогнувшему голосу он сразу понял, что последует дальше.
Манфред закрыл ей рот поцелуем и покачал головой:
— Не нужно, дорогая. Я должен идти, но скоро я вернусь.
Из ее глаз хлынули слезы. Он вышла вслед за ним во двор, остановилась возле «мерседеса». Манфред ладонью вытер ей мокрое лицо.
— Не плачь, милая. Обещаю — со мной все будет в порядке.
Ариана обхватила его руками за шею.
— Если с тобой что-нибудь случится, я умру, — Ничего не случится, я же тебе обещал.
Изобразив ни лице улыбку, Манфред снял с пальца перстень с печатей, положил Ариане на ладонь, заставил ее сжать пальцы, — Побереги его до нашей встречи.
Ариана улыбнулась, они поцеловались еще раз, а затем Манфред сел в машину и, махнув на прощание рукой, поехал по направлению к центру города.
Потянулись дни, которые Ариана, проводила возле приемника. Передавали сводки об уличных боях в Берлине. К вечеру двадцать шестого апреля боевые действия охватили весь город — от Грюневальда до Ванзее. Ариана безвылазно сидела в погребе. Со всех сторон доносились взрывы и выстрелы; Ариана даже не решалась подняться в дом. Она слышала, что русские наступают по Шенхаузералпее в сторону Штаргардерштрассе, но, конечно, не могла знать, что все берлинцы, как и она, попрятались по погребам и подвалам, испытывая нехватку еды, воды и воздуха. Никакой эвакуации гражданского населения не проводилось Даже маленькие дети были обречены разделить судьбу взрослых. Берлинцы сидели, забившись по норам, как крысы, и ждали конца. Им даже не было известно, что ставка уже перенесена ил Берлина.
В ночь на первое мая по радио объявили, что Гитлера больше пег. Прятавшиеся по подвалам и погребам берлинцы выслушали это сообщение в полном оцепенении. Охваченный сражением, город горел — союзники продолжали наращивать огневую мощь. После сообщения о смерти фюрера стали транслировать Седьмую симфонию Вагнера, Ариана сидела и погребе и слушала музыку, временами заглушаемую грохотом бои. Она вспоминала день, кода слышала эту симфонию в последний раз. Это было в Оперном театре, куда они отравились игроем — отец, брат и она. A теперь Ариана сидела и ждала, пока закончься кровопролитие. Все ее мысли были устремлены к Манфреду, находившемуся где-то в самом центре этой бойни. Ночью по радио передали, что Геббельс и его семья, включая шестерых детей, добровольно ушли из жизни.
Второго мая на трех языках передали приказ о прекращении огня. Русскую речь Ариана не поняла, немецкому извещению попросту не поверила, но, когда те же самые слова повторили на английском, она поняла, что война и в самом деле закончилась. При этом выстрелы не прекращались; в окрестных кварталах по-прежнему шел бой. Но в небе больше не раздавалось гудения самолетов, последний акт драмы разыгрывался на земле. Мародеры громили соседние дома, не обращая внимания на то, что многие берлинцы оставались дома. В Ванзее грабежи продолжались три дня, затем воцарилась зловещая, неестественная тишина. Впервые за несколько недель не было шума, грохота, криков. Лишь изредка молчание нарушали чьи-то голоса, потом вновь наступала тишина. Ариана сидела одна, прислушиваясь. Какофония сменилась безмолвием пятого мая.