Стил Даниэла. Кольцо

   — Добро пожаловать, мадам. Садитесь, пожалуйста.
   Однако улыбки на его лице не было Сен-Марн знал, что эта девушка сказала ему еще не все. И, судя по всему, хороших новостей от нее ждать не приходилось.
   Аркана села и посмотрела в лицо французу. Пожалуй, он был даже красив, но красота его была совершенно другого рода, чем у Манфреда Как могли они подружиться? Рассматривая школьного приятеля своего мужа, Ариана ощутила острый приступ одиночества. Ведь ей не суждено когда-либо вновь увидеть Манфреда.
   — Сколько времени вам понадобилось, чтобы сюда добраться?
   Он внимательно вглядывался в ее лицо. Сколько раз ему уже доводилось видеть таких людей — больных, изможденных, надломленных, испуганных!
   — Девять дней, — со вздохом ответила девушка.
   — И как же вы добирались?
   — На машине, в повозке, пешком, на джипе…
   «Через колючую проволоку, с помощью молитвы, под угрозой изнасилования…» — мысленно добавила она.
   Ее глаза смотрели на Сен-Марна, но не видели его. И тогда он задал вопрос, который беспокоил его больше всего:
   — А Манфред?
   Ариана опустила голову.
   Ее ответ был произнесен едва слышным шепотом:
   — Он умер. Погиб во время штурма Берлина. — Ариана посмотрела на хозяина дома. — Но он сказал, чтобы я отправилась к вам. Сама не знаю, почему я покинула Германию.
   Просто у меня там больше ничего не осталось. Я должна была уехать.
   — А ваша семья? — спросил Сен-Марн, как и в случае с Манфредом, заранее ожидая печального ответа.
   Ариана судорожно вздохнула:
   — Очевидно, мой отец убит. Мать умерла еще до войны.
   Но вот мой брат… Я надеюсь, что он жив и находится в Швейцарии. В прошлом году, в августе, отец не вернулся, а о Герхарде я больше ничего не слышала. Мне неизвестно, жив он или нет.
   — Значит, ваш брат должен был остаться в Швейцарии, а отец вернуться в Берлин?
   Она кивнула:
   — Да, он должен был забрать меня. Но моя бывшая няня…
   В общем, слуги донесли фашистам. Меня арестовали, надеялись получить выкуп. Они тоже думали, что отец вернется. — Ариана немного помолчала, глядя на Сен-Марна, и закончила:
   — Через месяц меня выпустили. После этого мы с Манфредом…
   На глазах у нее выступили слезы.
   Жан-Пьер вздохнул и придвинул к себе листок бумаги.
   — Что ж, очевидно, именно поэтому он вас ко мне и прислал.
   Тут Ариана смутилась:
   — Наверно, он послал меня к вам, потому что вы с ним друзья. И еще он думал, что здесь я буду в безопасности.
   Жан-Пьер де Сен-Марн устало улыбнулся:
   — Манфред и в самом деле был моим хорошим другом.
   К тому же он всегда отличался сообразительностью. Он знал, чем я занимался во время войны. Я поддерживал с ним контакт, разумеется, не напрямую. — Он небрежно показал на свое инвалидное кресло. — Как вы видите, я… несколько стеснен в передвижениях, но это не помешало мне неплохо устроиться в жизни. Я занимаюсь, скажем так, филантропией. Помогаю семьям воссоединиться, перебраться в страны с более благоприятным климатом.
   Ариана кивнула, отлично поняв смысл его слов.
   — Иными словами, вы помогаете беженцам эмигрировать.
   — Да, по большей части именно этим я и занимаюсь.
   А теперь в течение нескольких последующих лет мне, вероятно, придется немало потрудиться над воссоединением разбросанных войной семей. Полагаю, работы будет предостаточно.
   — И вы поможете мне найти брата?
   — Попробую. Дайте мне всю имеющуюся у вас информацию, и я выясню, возможно ли что-нибудь сделать. Но этого мало, Ариана. В первую очередь вам нужно подумать о себе. Куда вы теперь отправитесь? Назад в Германию?
   Она медленно покачала головой и уставилась на него пустым взглядом.
   — У меня там никого нет.
   — Какое-то время вы можете пожить здесь.
   Ариана поняла, что навсегда остаться у Сен-Марна она не сможет. Как же ей быть? До сих пор она ни разу не задумывалась о том, что будет с ней дальше.
   Сен-Марн сочувственно кивнул и что-то записал на бумаге.
   — Ладно, утром мы вами займемся. Вы расскажете мне все, что вам известно о Герхарде. Если, конечно, вы хотите, чтобы я занялся его поисками.
   Ариана медленно кивнула, подавленная всем этим — и внешним видом хозяина, и роскошным салоном, и предложением помощи.
   — А тем временем для вас найдется дело поважнее, — мягко улыбнулся он.
   — Какое? — Она тоже попыталась улыбнуться, но попытка не очень удалась, ибо Ариана уже совсем засыпала в непривычно удобном кресле.
   — Вам нужно отдохнуть. У вас очень усталый вид.
   — Да, я устала.
   Все эти несчастные выглядели одинаково, когда попадали к нему в дом, — измученные, больные, напуганные. Пройдет день-другой, и девочке станет лучше. Какая она хорошенькая! Странно, что Манфред выбрал себе в жены столь юное и хрупкое создание. Марианна была намного крепче. Жан-Пьер немало удивился, когда понял, что имеет дело со второй женой Манфреда. Он был уверен, что фон Трипп никогда больше не женится — слишком большим потрясением стала для него смерть жены и детей. Но, глядя на эту девочку, Жан-Пьер отлично понимал, чем она покорила Манфреда. Даже в этой грязной, изодранной одежде она была похожа на сказочного эльфа. Жаль, что не довелось встретиться с ней и Манфредом в более счастливые времена. Оставшись один, Жан-Пьер стал размышлять о своем старом друге. Зачем все-таки Манфред прислал к нему свою жену?
   Чтобы она дожидалась, пока закончатся бои в Берлине? Или имелось в виду нечто большее? Должно быть, Манфред рассчитывал, что Жан-Пьер о ней позаботится, поможет найти пропавшего брата. Сен-Марн интуитивно чувствовал, что Манфред отправил ему какое-то закодированное послание, но в чем его смысл? Возможно, со временем это прояснится, подумал он, глядя в окно.
   А Ариану отвели в комнату, откуда открывался вид на выложенный булыжником дворик. Уснула она, едва коснувшись головой подушки. Пожилая добродушная женщина в пышной юбке и фартуке приготовила для нее чудесную постель — с чистыми простынями, толстым одеялом, мягкой подушкой. Ариане казалось, что она уже сто лет не видела подобного чуда. Забыв о Жан-Пьере, Герхарде и даже Манфреде, она опустилась на перину и тут же провалилась в глубокий сон.

Глава 27

   На следующее утро Ариана встретилась с Жан-Пьером после завтрака. При свете дня сразу было видно, что девушка тяжело больна — ее бледное лицо, казалось, совсем утратило всякие краски.
   — Вы были больны, когда покинули Берлин?
   — Нет.
   — Должно быть, сказываются тяжелое путешествие и ваша утрата.
   Жан-Пьеру много раз приходилось видеть, как горе ломает людей. Они страдают от рвоты, головокружения, обливаются холодным потом. Взрослые сильные мужчины, пройдя тяжелый путь и испытания, падали в обморок, когда оказывались под этой крышей. Но Жан-Пьера беспокоило не столько физическое, сколько эмоциональное состояние Арианы.
   — Позже я вызову к вам врача. А сейчас расскажите мне все, что вам известно о брате. Словесный портрет, рост, вес.
   Куда именно он отправился, во что был одет, как собирался действовать? Были ли у него в Швейцарии знакомые?
   Ариана подробно ответила на все эти вопросы. Она изложила Жан-Пьеру план, который разработал Вальмар. Рассказала, что отец и брат должны были пешком пересечь швейцарскую границу возле станции Лерах, потом добраться до Базеля, оттуда на поезде доехать до Цюриха, после чего отец обещал вернуться за ней в Берлин.
   — А что Герхард должен был делать в Цюрихе?
   — Ничего. Просто ждать.
   — Ну хорошо, а куда вы должны были отправиться после того, как отец перевел бы вас через границу?
   — В Лозанну, к друзьям отца.
   — А они знали, что вы должны прибыть?
   — Не уверена. Вряд ли папа стал бы звонить им из дома или из банка. Должно быть, он намеревался связаться с ними из Цюриха.
   — Мог ли он оставить брату их номер телефона?
   — Наверняка оставил.
   — Но с вами никто не связывался — ни ваши родственники, ни друзья отца?
   — Никто. Манфред сказал, что отец наверняка погиб.
   По ее тону Жан-Пьер понял, что девушка мысленно уже смирилась с этим. Теперь ей предстояло свыкнуться с мыслью о том, что Манфреда тоже больше нет.
   — Но Герхард… — Она умоляюще посмотрела на него, и Жан-Пьер покачал головой:
   — Посмотрим. Мне нужно будет сделать кое-какие звонки. А вы отправляйтесь обратно в постель. Если мне удастся что-то узнать, я сообщу вам.
   — И вы меня разбудите?
   — Обещаю.
   Но Жан-Пьер не стал ее будить. Ему понадобилось не более часа, чтобы навести справки. Ничего такого, ради чего стоило бы будить Ариану, выяснить не удалось Девушка проспала до вечера, и Сен-Марн отправился в своем кресле к ней в комнату, лишь когда Лизетт сообщила, что Ариана проснулась.
   — Добрый вечер, Ариана. Как вы себя чувствуете?
   — Мне лучше.
   Но выглядела она не лучше, а, пожалуй, даже хуже. Было видно, что она отчаянно борется с тошнотой.
   — Новостей нет?
   Жан-Пьер ответил не сразу, но Ариана и так все поняла.
   Он поспешно вскинул руку:
   — Погодите, Ариана, погодите. У меня нет никаких новостей. Я скажу вам все, что мне удалось выяснить, но это совсем немного. Мальчик исчез.
   — Умер? — Ее голос дрогнул.
   Она до последней минуты надеялась, что Герхард все-таки жив, хотя Манфред и убеждал ее в обратном.
   — Может быть. Я не знаю. Я позвонил людям, которых вы мне назвали. К сожалению, этот человек и его жена погибли в автомобильной катастрофе за два дня до того, как ваш отец и брат покинули Берлин. Детей у них не было, дом продан, и новые владельцы ничего о вашем брате не слышали. Я говорил с сотрудником банка, который вел дела с вашим отцом. Он тоже ничего не знает. Не исключено, что вашего отца убили на обратном пути, когда он возвращался в Берлин. В этом случае Герхард должен был рано или поздно позвонить по телефону, оставленному ему отцом. Ему там должны были сказать, что знакомые его отца погибли. В этом случае, я полагаю, мальчик должен был связаться с банком, где работал знакомый его отца. Или же, возможно, он решил, что теперь предоставлен самому себе, закатал рукава и нашел работу, чтобы не умереть от голода. Так или иначе, ни в Цюрихе, ни в швейцарской полиции, ни в банковских кругах Лозанны о нем ничего, не знают. На след Макса Томаса выйти мне тоже не удалось.
   Ариана рассказала Жан-Пьеру и о Максимилиане, надеясь, что его удастся разыскать.
   Вид у Сен-Марна был расстроенный — невзирая на все усилия, поиски оказались безрезультатными. Герхард исчез бесследно.
   — Я действовал и по своим обычным каналам, и через знакомых. Никто вашего брата не видел, никто о нем не слышал. Может быть, это хорошо, а может быть, и очень плохо.
   — А как думаете вы, Жан-Пьер7 — Я думаю, что ваш отец и брат погибли при переходе где-то между Лерахом и Базелем.
   По ее молчанию он понял, что она парализована горем, и решил говорить дальше, чтобы помочь ей взять себя в руки.
   — Ариана, нам нужно идти дальше.
   — Идти? Куда? Зачем? — сердито всхлипнула она. — Я не хочу никуда больше идти. У меня никого не осталось. Я одна.
   — Это не так уж мало. Я тоже один.
   — Как, вы тоже? — уставилась на него Ариана и высморкалась в платок.
   — Моя жена была еврейкой. Когда немцы оккупировали Париж, они забрали ее и нашу маленькую девочку. — Его голос странно дрогнул, и Жан-Пьер отодвинулся на кресле в сторону.
   Ариана зажмурилась. Ей стало невыносимо больно Сколько потерь, сколько смертей и несчастий! Этот мужчина, Манфред, Макс, она — каждый лишился близких, детей, братьев, родителей. Ей показалось, что комната кружится, и Ариана откинулась назад, чтобы не потерять равновесия. Жан-Пьер подкатил к ее кровати и нежно погладил Ариану по волосам.
   — Я все знаю, дорогая, я все знаю.
   Он не стал говорить ей, что надежда все-таки есть. К чему понапрасну обольщать девочку пустыми грезами? Дело в том, что один портье из цюрихского отеля сказал, что, кажется, видел паренька, по описанию похожего на Герхарда Тот говорил, что дожидается кого-то из родственников. Он прожил в гостинице две недели. Но потом, как утверждал портье, мальчика забрали родственники и он уехал. Таким образом, это не мог быть Герхард, ведь у него никого не осталось. Если бы какие-то родственники были, отец Арианы непременно сообщил бы ей о такой возможности Судя по всему, он был человеком предусмотрительным и обстоятельным. Портье очень хорошо запомнил, что мальчика забрала семья, состоявшая из отца, матери и дочери. Очевидно, это все-таки был не Герхард. Больше ничего обнаружить не удалось. Мальчик исчез, и Ариана осталась совсем одна, как тысячи людей по всей Европе.
   После продолжительной паузы Жан-Пьер заговорил вновь:
   — У меня есть предложение. Решение будет зависеть от вас — не знаю, хватит ли у вас храбрости. Я сам поступил бы таким образом, если бы был молод. Надо уехать подальше от этого измученного, разрушенного, искореженного континента Уехать и начать жизнь сначала. По-моему, именно так вам и следует поступить.
   Ариана подняла голову, вытерла слезы.
   — Уехать? Но куда?
   Эта идея привела ее в ужас. Она никуда не хочет ехать Лучше остаться на месте, приковать себя цепями к прошлому.
   — В Соединенные Штаты, — негромко ответил Жан-Пьер. — Завтра отходит корабль с беженцами. Рейс согласован с благотворительной организацией, расположенной в Нью-Йорке. Их представители встретят пароход в порту и помогут иммигрантам начать новую жизнь.
   — Но как же дом моего отца в Грюневальде? Неужели я не получу его обратно?
   — А он вам нужен? Вы смогли бы там жить? Да и сомневаюсь, что вам его вернут.
   Ариана поняла, что он прав. А Сен-Марн в этот момент вдруг догадался, в чем состоял тайный замысел Манфреда.
   Так вот зачем он прислал Ариану к старому другу! Манфред знал, что Жан-Пьер сумеет найти правильное решение. И решение было найдено.
   Вопрос заключался лишь в том, по силам ли Ариане плавание. Но Жан-Пьер знал из своего обширного опыта, накопленного за шесть лет, что пройдут месяцы, прежде чем Ариана восстановит физические и духовные силы. Слишком многого она лишилась, да еще эти девять дней безумной гонки через всю Германию и Францию. Тяготы путешествия стали последней каплей, а первой был шок при виде мертвого мужа.
   Никакой болезни у Арианы нет — лишь усталость, голод, скорбь, боль утраты. Если упустить завтрашний корабль, неизвестно, будет ли следующий.
   — Вы согласны? — спросил Жан-Пьер, глядя ей прямо в глаза. — Там вас ждет новая жизнь.
   — А как же Герхард? Вдруг он все-таки в Лозанне? Или, может быть, мне отправиться в Цюрих? Я попытаюсь его разыскать.
   Но по ее глазам он видел, что она уже не надеется.
   — Я почти полностью уверен, Ариана, что найти его не удастся. Если бы ваш брат остался жив, непременно отыскался бы след. Полагаю, что его и вашего отца убили на границе.
   Она медленно покачала головой, пытаясь смириться с мыслью, что надежды больше нет. Итак, она потеряла всех.
   Есть два пути: лечь и умереть или идти дальше.
   Борясь с тошнотой и головокружением, она взглянула на Жан-Пьера и кивнула. Какой-то глубинный инстинкт заставил Ариану произнести чужим голосом:
   — Хорошо. Я поеду.

Глава 28

   Черный «роллс-ройс» Сен-Марна медленно въехал в гаврский порт. Бледная Ариана сидела на заднем сиденье. За всю дорогу они почти не разговаривали. Шоссе было забито грузовиками, джипами, фургонами, перевозившими грузы из Парижа в Гавр и обратно. Правда, вокруг самой столицы на дорогах было гораздо свободнее, попадались лишь армейские транспортные колонны.
   Жан-Пьер то и дело поглядывал на свою спутницу. Впервые за годы общения с несчастными и обездоленными он не мог найти подходящих слов для утешения. По глазам девушки было видно, что ослабить бремя обрушившегося на нее несчастья невозможно.
   Ариана все больше и больше проникалась трагизмом своего положения. В мире не осталось ни одного человека из тех, кого она любила. Обратиться было не к кому, не с кем было поделиться воспоминаниями о прошлом. А в чужой стране никто не поймет ее языка, никто не будет знать о Герхарде, о Вальмаре, о доме в Грюневальде, о матери, о фрейлейн Хедвиг, о каникулах на берегу озера, о глухом Бертольде… В Америке нет ни одного человека, который видел бы, как Герхард устраивает взрывы в своей химической лаборатории. Никто там не знает Манфреда. Вот таков новый мир, куда она едет. Американцам не понять, что она испытала, сидя в тюремной камере. Сначала домогательства Гильдебранда, потом чудесное спасение и жизнь с Манфредом в Ванзее. Кому в Америке можно будет рассказать, как она варила мужу рагу из ливерной колбасы. Как выбирала покрывало для спальни? Никому там не интересно, какими глазами смотрел на нее Манфред в то памятное утро, каким холодным было его лицо на мостовой возле Рейхстага. События последнего года, да и всех двадцати лет ее жизни, никому не интересны. Ариана сидела рядом с Сен-Марном и стремительно приближалась к кораблю, который увезет ее навсегда. Вряд ли ей суждено вновь испытать чувство близости с другим человеком..
   — Ариана! — позвал ее звучный голос с французским акцентом.
   Утром, перед отъездом в Гавр, Жан-Пьер не решился затевать беседу с Арианой. Она была совсем больна, едва поднялась с кровати. Вчера она дважды падала в обморок.
   Сейчас Сен-Марну показалось, что девушке немного лучше.
   Только бы она перенесла плавание. Если останется жива, ее наверняка пустят в Штаты. Америка радушно встречала беженцев большой войны.
   — Ариана, — вновь позвал он, и она с трудом отрешилась от черных мыслей.
   — Да?
   — Вы долго Прожили с Манфредом?
   — Почти год.
   — Что ж, сейчас год вам, должно быть, кажется целой вечностью. Но учтите, — его губы чуть тронула улыбка, — в двадцатилетнем возрасте год кажется длинным, как сама жизнь. Пройдет еще двадцать лет, и вы станете оценивать движение времени по-другому.
   — Вы хотите сказать, что я забуду Манфреда? — ледяным тоном спросила Ариана.
   Ее возмутило, что Сен-Марн может предполагать подобное. Но Жан-Пьер лишь грустно покачал головой:
   — Нет, милая, вы его не забудете.
   Он вспомнил о жене и дочери, погибших всего три года назад, и боль с новой силой пронзила его сердце.
   — Вы его не забудете. Но со временем боль станет менее острой. Она перестанет казаться вам невыносимой. — Он обнял ее за плечи. — Будьте благодарны судьбе, Ариана, за то, что вы еще молоды. Для вас ничего еще не кончилось.
   Он очень хотел хоть как-то обогреть ее, но в огромных синих глазах не возникло и лучика надежды.
   Когда они прибыли в порт, Жан-Пьер не стал выходить из автомобиля. Это было бы слишком сложной операцией — пришлось бы доставать кресло-каталку из багажника, пересаживаться с помощью шофера, потом проделывать все это снова в обратном порядке. Все равно Жан-Пьер больше не мог ничего сделать для своей подопечной. Он договорился, что ее доставят в Нью-Йорк, а там ею займется Женское общество взаимопомощи.
   На прощание Сен-Марн протянул Ариане руку через открытое окно. Она стояла возле машины, держа в руке маленький фанерный чемоданчик, который экономка Сен-Марна разыскала где-то в подвале. Добрая женщина уложила туда кое-что из вещей погибшей жены Жан-Пьера. Скорее всего одежда окажется для девушки слишком велика. Она казалась совсем миниатюрной, похожей на ребенка. Тоненькое личико с большущими глазами было таким несчастным, что Сен-Марн заколебался: не делает ли он ошибки? Может быть, Ариана слишком слаба для такого путешествия? Но преодолела же она шестьсот миль от Берлина до Парижа — пешком, на машине, в телеге, в джипе. Если уж она выдержала такое девятидневное путешествие, как-нибудь перенесет и недельное плавание через океан. Во всяком случае, дело того стоит. Она должна как можно дальше уехать от кошмарных воспоминаний, начать новую жизнь в новой стране.
   — Вы ведь сообщите мне о себе? — спросил Жан-Пьер, чувствуя, что похож на любящего отца, который отправляет любимое чадо учиться за границу.
   Слабая улыбка тронула бледные губы.
   — Да. Обязательно. Спасибо вам, Жан-Пьер… за все, что вы для меня сделали.
   Жан-Пьер кивнул:
   — Мне бы очень хотелось… чтобы все сложилось иначе.
   Жаль, что рядом с этой девочкой не стоит Манфред.
   Она поняла, что он имел в виду.
   — Да, мне тоже.
   — Прощайте, Ариана, — нежно произнес он. — Счастливого путешествия.
   Взглядом она поблагодарила его еще раз и стала подниматься по трапу на корабль. Она обернулась в последний раз, помахала Сен-Марну рукой и прошептала: «Прощайте».
   По ее щекам текли слезы.

Книга третья
АРИАНА. Нью-Йорк

Глава 29

   Пароходу «Гордость пилигрима» это название подходило как нельзя больше. Тесный, дряхлый, пропахший плесенью корабль и в самом деле выглядел так, словно на нем путешествовали еще первые переселенцы в Америку. Но при этом «Гордость пилигрима» вполне держался на плаву, да и в пассажирах недостатка не было. Судно было зафрахтовано совместными усилиями нескольких американских благотворительных организаций, среди которых главенствовало нью-йоркское Женское общество взаимопомощи. Оно уже организовало четыре подобных рейса и перевезло больше тысячи беженцев из разоренной войной Европы. Члены Женского общества взаимопомощи находили спонсоров для своих подопечных, расселяли их по всей территории Соединенных Штатов. Нью-йоркским энтузиасткам удалось подобрать неплохую команду, которая весьма ответственно подходила к своему делу, доставляя женщин, мужчин, стариков, детей из опустошенной Европы в Америку, где их ждала новая жизнь.
   Почти все пассажиры были в неважном физическом состоянии; многие лопали во Францию из других стран. Некоторые неделями, а то и месяцами брели по дорогам. Были и такие, в особенности дети, которым довелось обходиться без крова в течение нескольких лет. Все эти люди изголодались, многие никогда не видели моря, никогда не путешествовали на корабле.
   Женскому обществу взаимопомощи не удалось найти дипломированного корабельного врача, но зато пароходу повезло с медсестрой. Эта молодая женщина прекрасно знала свою работу, на пароходе она была поистине незаменима. Медсестре пришлось девять раз принимать роды, несколько раз помогать при выкидышах, у четырех пассажиров случились инфаркты, шестеро умерли. Нэнси Таунсенд — так звали эту женщину — привыкла иметь дело с голодными, усталыми, отчаявшимися людьми, которые столько претерпели в эти страшные годы. В предыдущем плавании на корабле оказались четыре женщины, которых немцы продержали в тюрьме возле Парижа два года. Американцы освободили заключенных, но женщины были в таком состоянии, что две из них умерли во время плавания. Встречая на борту пассажиров, Нэнси знала, что не все они доплывут до Нью-Йорка.
   Она уже научилась распознавать тех, кто может не вынести плавания. Но нередко оказывалось, что не выдерживали как раз те, кто выглядел более благополучно. Были люди, силы которых иссякали, когда испытания уже близились к концу.
   На сей раз у Нэнси особое беспокойство вызывала хрупкая блондинка, расположившаяся в большой каюте на нижней палубе с девятью другими женщинами.
   Вскоре после отплытия из Гавра к медсестре прибежала девушка с Пиренеев и со слезами сообщила, что ее соседка по койке умирает. Когда Нэнси увидела больную, она сразу поняла, что та и в самом деле умирает — от морской болезни, голода, нехватки кислорода, боли. Трудно было сказать, что именно стало последней каплей. Глаза блондинки закатились, сухой лоб пылал.
   Медсестра опустилась на колени возле кровати, нащупала пульс, попросила остальных женщин отодвинуться.
   Они посматривали на Ариану с тревогой, боясь, что она скончается прямо в каюте. Накануне одна из пассажирок маленькая, худенькая еврейская девочка, освобожденная из концлагеря Берген-Бельзен, — умерла от слабости и истощения.
   Минут двадцать провозившись с больной, медсестра велела перенести ее в каюту-изолятор. Там Ариане стало хуже температура поднялась, появилась болезненная ломота в руках и ногах. Нэнси боялась, что у девушки начнутся судороги, но до этого не дошло. В последний день плавания наступил кризис. Ариану постоянно рвало, а всякий раз, когда она пыталась приподняться, давление падало так низко, что она теряла сознание. Все ее знание английского куда-то улетучилось, и Ариана разговаривала с медсестрой по-немецки, отрывочно и бессвязно произнося слова, которых Нэнси понять не могла. Но со временем медсестра уловила, что повторяются одни и те же имена: Манфред, Герхард, Хедвиг, слово «папа». Несколько раз больная принималась кричать:
   — Нет, Хедвиг, нет!
   При этом она невидящим взглядом смотрела на Нэнси.
   Ночью девушку начали сотрясать рыдания, и утешить ее было невозможно. Временами медсестре казалось, что Ариана просто не хочет больше жить. Что ж, не она первая…
   Наутро температура стала понижаться. Ариана смотрела на медсестру усталыми глазами, в которых по-прежнему жила боль.
   — Надеюсь, вам лучше? — ласково улыбнулась Нэнси Таунсенд.
   Ариана слабо кивнула и снова провалилась в сон. Она так и не увидела, как пароход входит в нью-йоркскую гавань, не имела возможности полюбоваться статуей Свободы с факелом, который вспыхивал золотыми искрами в лучах солнца. Стоявшие на палубе обнимались, радостно кричали, по лицам многих текли слезы. Наконец их путь завершился!