Страница:
— Конечно, нет. Думаю, с ней можно будет об этом поговорить. Мы с самого начала предложим ей пожить у нас шесть месяцев, а затем продлим этот срок еще на шесть месяцев, если понадобится. Но девушка будет знать, что год — это крайний срок.
Сэм понял, что сражение проиграно. Так уж получалось, что жена всегда одерживала над ним верх, даже когда он был уверен, что настоял на своем.
— Миссис Либман, ваш дар убеждения меня пугает. Слава Богу, что вы не работаете на какую-нибудь конкурирующую фирму.
— Это означает, что ты согласен?
— Это означает, что я подумаю. — Немного помолчав, Сэм спросил:
— Так где она?
— В больнице Бет-Дэвид. Ты хочешь ее навестить? — Рут Либман улыбнулась, а ее муж вздохнул и отложил сигару.
— Попробую, может быть, получится сегодня вечером по дороге домой. Имя «Либман» для нее что-нибудь значит?
— Да, я провела у нее все утро. Просто скажи ей, что ты муж Рут.
Тут она заметила, что Сэм чем-то обеспокоен.
— Что такое?
— Она инвалид?
Рут подошла к нему, погладила его по щеке.
— Разумеется, нет.
Ей нравилось, когда она замечала у мужа какие-то слабости — это лишь делало его в ее глазах более привлекательным, более человечным, еще явственнее подчеркивало силу его характера. В такие мгновения Рут любила мужа еще сильнее. Она лукаво посмотрела на него.
— По правде говоря, девушка очень хороша собой. Но она ужасно одинока. Думаю, ты сразу это увидишь. Такое ощущение, что она навсегда утратила надежду.
— Это неудивительно, если вспомнить, через что ей пришлось пройти. Вряд ли она способна кому-нибудь доверять.
После всего, чему фашисты подвергли этих людей…
Глаза Сэма Либмана вспыхнули огнем Он каждый раз приходил в неистовство, когда думал о том, что эти сволочи натворили в Европе. Когда Сэм впервые прочел отчет о преступлениях, совершенных в Освенциме, он заперся у себя в кабинете, долго думал и молился, а потом прорыдал всю ночь.
Еще раз взглянув на Рут, он взялся за котелок.
— А тебе она доверяет?
Немного подумав, жена ответила:
— Мне кажется, да. Конечно, до такой степени, до какой она вообще способна на доверие в своем нынешнем состоянии.
— Ну хорошо. — Он взял портфель. — Я с ней встречусь.
Супруги вместе дошли до лифта.
— Я люблю тебя, Рут Либман. Ты чудесная женщина. Я действительно тебя люблю.
Вместо ответа она нежно его поцеловала, и в этот миг двери лифта распахнулись.
— Я тоже люблю тебя, Сэм. Так когда я услышу от тебя ответ?
Он закатил глаза.
— Вечером. Когда вернусь домой. Это тебя устроит?
Однако было видно, что он с трудом сдерживает улыбку.
Рут обрадованно кивнула, снова чмокнула его в щеку, и Сэм отправился на совещание, а Рут села в свой новый «шевроле» и поехала домой.
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Сэм понял, что сражение проиграно. Так уж получалось, что жена всегда одерживала над ним верх, даже когда он был уверен, что настоял на своем.
— Миссис Либман, ваш дар убеждения меня пугает. Слава Богу, что вы не работаете на какую-нибудь конкурирующую фирму.
— Это означает, что ты согласен?
— Это означает, что я подумаю. — Немного помолчав, Сэм спросил:
— Так где она?
— В больнице Бет-Дэвид. Ты хочешь ее навестить? — Рут Либман улыбнулась, а ее муж вздохнул и отложил сигару.
— Попробую, может быть, получится сегодня вечером по дороге домой. Имя «Либман» для нее что-нибудь значит?
— Да, я провела у нее все утро. Просто скажи ей, что ты муж Рут.
Тут она заметила, что Сэм чем-то обеспокоен.
— Что такое?
— Она инвалид?
Рут подошла к нему, погладила его по щеке.
— Разумеется, нет.
Ей нравилось, когда она замечала у мужа какие-то слабости — это лишь делало его в ее глазах более привлекательным, более человечным, еще явственнее подчеркивало силу его характера. В такие мгновения Рут любила мужа еще сильнее. Она лукаво посмотрела на него.
— По правде говоря, девушка очень хороша собой. Но она ужасно одинока. Думаю, ты сразу это увидишь. Такое ощущение, что она навсегда утратила надежду.
— Это неудивительно, если вспомнить, через что ей пришлось пройти. Вряд ли она способна кому-нибудь доверять.
После всего, чему фашисты подвергли этих людей…
Глаза Сэма Либмана вспыхнули огнем Он каждый раз приходил в неистовство, когда думал о том, что эти сволочи натворили в Европе. Когда Сэм впервые прочел отчет о преступлениях, совершенных в Освенциме, он заперся у себя в кабинете, долго думал и молился, а потом прорыдал всю ночь.
Еще раз взглянув на Рут, он взялся за котелок.
— А тебе она доверяет?
Немного подумав, жена ответила:
— Мне кажется, да. Конечно, до такой степени, до какой она вообще способна на доверие в своем нынешнем состоянии.
— Ну хорошо. — Он взял портфель. — Я с ней встречусь.
Супруги вместе дошли до лифта.
— Я люблю тебя, Рут Либман. Ты чудесная женщина. Я действительно тебя люблю.
Вместо ответа она нежно его поцеловала, и в этот миг двери лифта распахнулись.
— Я тоже люблю тебя, Сэм. Так когда я услышу от тебя ответ?
Он закатил глаза.
— Вечером. Когда вернусь домой. Это тебя устроит?
Однако было видно, что он с трудом сдерживает улыбку.
Рут обрадованно кивнула, снова чмокнула его в щеку, и Сэм отправился на совещание, а Рут села в свой новый «шевроле» и поехала домой.
Глава 32
Все утро Ариана неподвижно просидела на кровати, глядя в окно, где ярко сияло солнце. Когда ее глаза устали, она стала смотреть просто на пол. Некоторое время спустя в палату вошла медсестра и предложила Ариане выйти на прогулку. Девушка попыталась пройтись вдоль коридора, хватаясь за ручки дверей и перила, но вскоре выбилась из сил и вернулась в постель. После обеда ей сказали, что решено перевести ее в общую палату, и перед ужином Ариана оказалась в просторной комнате, где было шумно и людно. Медсестра сказала, что такое соседство пойдет Ариане на пользу, но та почти сразу же попросила, чтобы вокруг ее койки установили ширму. Весь вечер она лежала, слыша доносящиеся со всех сторон голоса и смех, чувствуя запах пищи и борясь с тошнотой. Ариана все время держала полотенце у рта, глаза ее слезились. Когда в ширму осторожно постучали, девушка испуганно отняла ото рта полотенце и подняла глаза.
— Кто там?
Хотя какая разница, все равно она никого здесь не знает. Из-за ширмы выглянул огромного роста мужчина, и глаза Арианы пугливо расширились. Никогда еще она не чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Под взглядом Сэмюэла Либмана девушка задрожала и чуть не расплакалась. Кто это? Что ему нужно? В котелке и строгом костюме, Сэм был похож на чиновника из полиции или иммиграционной службы. Неужели ее отправят назад во Францию?
Но мужчина смотрел на нее теплым, сочувственным взглядом.
— Мисс Трипп?
Под этой фамилией Ариана значилась во всех документах. Сен-Марн решил, что приставку «фон» будет благоразумнее опустить.
— Это я, — прошептала она.
— Как вы себя чувствуете?
Ариана не решилась ответить. Ее так трясло, что Сэм подумал, не лучше ли ему удалиться. Девушка была совсем больна, испуганна, одинока. Теперь он понимал, почему сердце Рут дрогнуло. Действительно, очень милое создание. Сразу было видно, что она почти ребенок.
— Мисс Трипп, я муж Рут Либман.
Он хотел протянуть ей руку, но не решился — вдруг девушка испугается и выскочит из кровати. У нее был такой вид, словно она в любой миг может броситься в бегство.
— Вы помните Рут Либман? Это женщина, которая была у вас сегодня утром. Из добровольческой организации.
Ее взгляд прояснился. Даже в этом испуганном состоянии Ариана не забыла, кто такая Рут.
— Да… да… я помню… она была здесь сегодня.
Девушка произносила английские слова совсем неплохо.
Пожалуй, у нее был вполне интеллигентный вид. Только вот голос звучал так тихо, что Сэм почти ничего не слышал.
— Она попросила меня навестить вас.
Да? Почему? Просто визит вежливости? Неужели люди все еще наносят друг другу визиты вежливости? Ариана смотрела на посетителя с изумлением. Потом, вспомнив о правилах хорошего тона, медленно кивнула:
— Спасибо.
Сделав усилие, протянула ему худенькую руку.
— Очень приятно, — сказал Сэм.
Оба чувствовали, что ситуация для обмена обычными вежливыми фразами не вполне подходящая.
В палате было шумно — кто-то стонал, кто-то говорил повышенным голосом. Ариана жестом предложила гостю сесть на краешек кровати. Сэм кое-как пристроился там, стараясь поменьше пялиться на девушку.
— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Вам что-нибудь нужно?
Огромные глаза внимательно посмотрели на него, и девушка отрицательно покачала головой. Сэм мысленно обругал себя за дурацкий вопрос. Все равно он не смог бы дать ей то, что ей нужно.
— Я и моя жена хотели бы сказать вам, что мы будем рады оказать вам посильную поддержку. — Он судорожно вздохнул и продолжил:
— Нам, людям этой страны, трудно в полном объеме представить себе, что вы пережили… Но нам это небезразлично… То, что вы остались в живых, — настоящее чудо, и мы очень этому рады. Вы и остальные уцелевшие — живое напоминание о страшных годах войны. Вы имеете право на хорошую жизнь — и ради вас самих, и ради тех, кто не дожил до мирных дней.
Сэм поднялся и приблизился к изголовью.
Эта речь далась Сэму с трудом. Ариана смотрела на него округлившимися глазами. Что на уме у этого человека? Известно ли ему, что она бежала из Берлина? О каких это «остальных» он говорит? Может быть, имеет в виду немцев, которые остались в живых? Но в любом случае было ясно, что этот человек желает ей добра. Рыжеволосый гигант был совсем не похож на Вальмара, но Ариана почувствовала, что невольно испытывает к этому человеку доверие, словно знает его много лет. Перед ней, несомненно, был человек достойный и чуткий, человек, к которому Вальмар наверняка отнесся бы с уважением. Поэтому Ариана наклонилась вперед, положила Сэму руки на плечи и поцеловала его в щеку.
— Спасибо, мистер Либман. Я чувствую, что приехала в Америку не напрасно.
— Так оно и есть. — Сэм улыбнулся, тронутый ее порывом. — Это великая страна, Ариана.
Он впервые назвал ее просто по имени, но ему показалось, что теперь это будет более уместно.
— Вам здесь понравится, вот увидите. Новый мир, новая жизнь. Вы встретите много людей. Обзаведетесь новыми друзьями.
При этих словах глаза Арианы вновь погрустнели. Она не хотела новых друзей, ей нужны были старые. Но старые друзья исчезли навсегда. Догадавшись о ее боли, Сэм Либман коснулся руки девушки.
— Отныне я и Рут — ваши друзья. Поэтому я сюда и пришел.
И Ариана поняла, что этот человек пришел в больницу, в эту ужасную палату, ради нее. Она ему небезразлична. На глазах Арианы выступили слезы, но губы дрогнули в улыбке.
— Спасибо, мистер Либман.
Сэм и сам с трудом сдерживал слезы. Он медленно поднялся, все еще сжимая маленькую руку, и сказал:
— Мне пора идти. Но завтра придет Рут. Мы скоро снова увидимся.
Ариана почувствовала себя ребенком, которого вновь собираются бросить. Она попыталась улыбнуться, подавить слезы, но это не очень у нее получилось. И тогда Сэм Либман не выдержал и прижал девушку к себе. Он просидел рядом с ней, огромный, как медведь, почти полчаса, а Ариана рыдала, рыдала и никак не могла остановиться. Когда наконец слезы иссякли, Сэм протянул ей свой носовой платок и она громко высморкалась.
— Извините… Я не хотела… Просто не смогла…
— Не нужно, молчите. — Сэм нежно погладил ее по голове. — Ничего не нужно объяснять, я все понимаю.
Глядя сверху вниз на эту хрупкую золотоволосую девушку, уткнувшуюся в платок, Сэм спросил себя: как такое создание могло перенести ужасы войны? Казалось, малейшее дуновение ветра способно ее сломать, но Сэм почувствовал, что за тонким личиком и худенькой фигуркой скрываются воля и характер, способные превозмочь почти все. В этой девушке было нечто прочное, непобедимое, благодаря чему она и выжила. Сэм Либман смотрел на ту, которой суждено было стать его третьей дочерью, и благодарил Господа за то, что Ариана осталась жива.
— Кто там?
Хотя какая разница, все равно она никого здесь не знает. Из-за ширмы выглянул огромного роста мужчина, и глаза Арианы пугливо расширились. Никогда еще она не чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Под взглядом Сэмюэла Либмана девушка задрожала и чуть не расплакалась. Кто это? Что ему нужно? В котелке и строгом костюме, Сэм был похож на чиновника из полиции или иммиграционной службы. Неужели ее отправят назад во Францию?
Но мужчина смотрел на нее теплым, сочувственным взглядом.
— Мисс Трипп?
Под этой фамилией Ариана значилась во всех документах. Сен-Марн решил, что приставку «фон» будет благоразумнее опустить.
— Это я, — прошептала она.
— Как вы себя чувствуете?
Ариана не решилась ответить. Ее так трясло, что Сэм подумал, не лучше ли ему удалиться. Девушка была совсем больна, испуганна, одинока. Теперь он понимал, почему сердце Рут дрогнуло. Действительно, очень милое создание. Сразу было видно, что она почти ребенок.
— Мисс Трипп, я муж Рут Либман.
Он хотел протянуть ей руку, но не решился — вдруг девушка испугается и выскочит из кровати. У нее был такой вид, словно она в любой миг может броситься в бегство.
— Вы помните Рут Либман? Это женщина, которая была у вас сегодня утром. Из добровольческой организации.
Ее взгляд прояснился. Даже в этом испуганном состоянии Ариана не забыла, кто такая Рут.
— Да… да… я помню… она была здесь сегодня.
Девушка произносила английские слова совсем неплохо.
Пожалуй, у нее был вполне интеллигентный вид. Только вот голос звучал так тихо, что Сэм почти ничего не слышал.
— Она попросила меня навестить вас.
Да? Почему? Просто визит вежливости? Неужели люди все еще наносят друг другу визиты вежливости? Ариана смотрела на посетителя с изумлением. Потом, вспомнив о правилах хорошего тона, медленно кивнула:
— Спасибо.
Сделав усилие, протянула ему худенькую руку.
— Очень приятно, — сказал Сэм.
Оба чувствовали, что ситуация для обмена обычными вежливыми фразами не вполне подходящая.
В палате было шумно — кто-то стонал, кто-то говорил повышенным голосом. Ариана жестом предложила гостю сесть на краешек кровати. Сэм кое-как пристроился там, стараясь поменьше пялиться на девушку.
— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Вам что-нибудь нужно?
Огромные глаза внимательно посмотрели на него, и девушка отрицательно покачала головой. Сэм мысленно обругал себя за дурацкий вопрос. Все равно он не смог бы дать ей то, что ей нужно.
— Я и моя жена хотели бы сказать вам, что мы будем рады оказать вам посильную поддержку. — Он судорожно вздохнул и продолжил:
— Нам, людям этой страны, трудно в полном объеме представить себе, что вы пережили… Но нам это небезразлично… То, что вы остались в живых, — настоящее чудо, и мы очень этому рады. Вы и остальные уцелевшие — живое напоминание о страшных годах войны. Вы имеете право на хорошую жизнь — и ради вас самих, и ради тех, кто не дожил до мирных дней.
Сэм поднялся и приблизился к изголовью.
Эта речь далась Сэму с трудом. Ариана смотрела на него округлившимися глазами. Что на уме у этого человека? Известно ли ему, что она бежала из Берлина? О каких это «остальных» он говорит? Может быть, имеет в виду немцев, которые остались в живых? Но в любом случае было ясно, что этот человек желает ей добра. Рыжеволосый гигант был совсем не похож на Вальмара, но Ариана почувствовала, что невольно испытывает к этому человеку доверие, словно знает его много лет. Перед ней, несомненно, был человек достойный и чуткий, человек, к которому Вальмар наверняка отнесся бы с уважением. Поэтому Ариана наклонилась вперед, положила Сэму руки на плечи и поцеловала его в щеку.
— Спасибо, мистер Либман. Я чувствую, что приехала в Америку не напрасно.
— Так оно и есть. — Сэм улыбнулся, тронутый ее порывом. — Это великая страна, Ариана.
Он впервые назвал ее просто по имени, но ему показалось, что теперь это будет более уместно.
— Вам здесь понравится, вот увидите. Новый мир, новая жизнь. Вы встретите много людей. Обзаведетесь новыми друзьями.
При этих словах глаза Арианы вновь погрустнели. Она не хотела новых друзей, ей нужны были старые. Но старые друзья исчезли навсегда. Догадавшись о ее боли, Сэм Либман коснулся руки девушки.
— Отныне я и Рут — ваши друзья. Поэтому я сюда и пришел.
И Ариана поняла, что этот человек пришел в больницу, в эту ужасную палату, ради нее. Она ему небезразлична. На глазах Арианы выступили слезы, но губы дрогнули в улыбке.
— Спасибо, мистер Либман.
Сэм и сам с трудом сдерживал слезы. Он медленно поднялся, все еще сжимая маленькую руку, и сказал:
— Мне пора идти. Но завтра придет Рут. Мы скоро снова увидимся.
Ариана почувствовала себя ребенком, которого вновь собираются бросить. Она попыталась улыбнуться, подавить слезы, но это не очень у нее получилось. И тогда Сэм Либман не выдержал и прижал девушку к себе. Он просидел рядом с ней, огромный, как медведь, почти полчаса, а Ариана рыдала, рыдала и никак не могла остановиться. Когда наконец слезы иссякли, Сэм протянул ей свой носовой платок и она громко высморкалась.
— Извините… Я не хотела… Просто не смогла…
— Не нужно, молчите. — Сэм нежно погладил ее по голове. — Ничего не нужно объяснять, я все понимаю.
Глядя сверху вниз на эту хрупкую золотоволосую девушку, уткнувшуюся в платок, Сэм спросил себя: как такое создание могло перенести ужасы войны? Казалось, малейшее дуновение ветра способно ее сломать, но Сэм почувствовал, что за тонким личиком и худенькой фигуркой скрываются воля и характер, способные превозмочь почти все. В этой девушке было нечто прочное, непобедимое, благодаря чему она и выжила. Сэм Либман смотрел на ту, которой суждено было стать его третьей дочерью, и благодарил Господа за то, что Ариана осталась жива.
Глава 33
Либманы готовились к приезду Арианы со смешанным чувством радости и опасения. Вернувшись домой из больницы, Сэм приказал жене немедленно, завтра же, вытащить несчастную девочку из этого чудовищного госпиталя. Как только врачи убедятся, что у Арианы нет никакого заразного заболевания, она должна быть немедленно перевезена в дом на Пятой авеню. После ужина Сэм вызвал дочерей и сказал им, что отныне у них в доме будет жить девушка из Германии, которая потеряла во время войны всю свою семью. Девушку зовут Ариана и обращаться с ней нужно как можно мягче и бережнее.
Джулия и Дебби заранее прониклись к Ариане сочувствием и симпатией. Они тоже были потрясены сообщениями, поступающими из освобожденной Германии.
Девочки готовы были оказать будущей гостье всемерную поддержку. На следующее утро они стали упрашивать мать, чтобы она взяла их с собой в больницу, но родители этому строго-настрого воспротивились. У девочек еще будет время познакомиться с Арианой, а пока ее нужно оставить в покое — пусть отдохнет после утомительного морского путешествия. По совету доктора Рут намеревалась первую неделю после переезда Арианы к ним в дом продержать ее на постельном режиме. После этого, если девушке станет лучше, можно будет сводить ее в кино, в гости. Но сначала пусть наберется сил.
Появившись в больнице. Рут объявила Ариане, что отныне она будет жить у них в доме. При этом ни о каких шести месяцах разговора не было. Рут сказала, что Ариана может жить у них столько, сколько захочет. Девушка была совершенно растеряна, поначалу она решила, что не правильно поняла американку, что ее подвело недостаточное знание английского.
— Что вы сказали? — вопросительно посмотрела она на Рут.
Это невозможно! Должно быть, она все-таки ослышалась. Но Рут крепко сжала маленькие руки девушки, села с ней рядом на постель и улыбнулась:
— Я и мистер Либман хотели бы, чтобы вы, Ариана, жили у нас. Столько, сколько захотите.
После встречи с Арианой Сэм перестал говорить о том, что срок пребывания девушки у них дома должен быть ограничен.
— Жить у вас?
Но почему? Ведь у Арианы уже есть спонсор, а эта женщина и без того потратила на нее слишком много времени.
Ариана смотрела на свою благодетельницу с испугом и непониманием.
— Да, вы будете жить у нас, вместе с нашими дочерьми — Деборой и Джулией. Через несколько недель с войны вернется наш сын Пол. Он воевал на Тихом океане, но был ранен осколком в колено. Как только его немного подлечат, он вернется в Нью-Йорк.
О Саймоне Рут решила ничего не говорить. К чему? Вместо этого она принялась весело рассказывать Ариане о своих детях. Пусть девочка привыкает к своей новой семье.
— Миссис Либман… — Ариана запнулась. — Я не знаю, что сказать.
Она непроизвольно перешла на немецкий, но Рут Либман, немного знавшая идиш, поняла ее.
— Не нужно ничего говорить. — Рут улыбнулась. — А если все же вам захочется что-то сказать, говорите по-английски. Иначе мои девочки вас не поймут.
— А я говорила по-немецки? Извините. — Ариана вспыхнула и впервые за долгое время засмеялась. — Вы и в самом деле берете меня к себе?
Она все еще не могла оправиться от изумления. Рут снова сжала ей руки.
— Но почему? Ведь это доставит столько хлопот вам и вашему мужу.
Внезапно Ариана вспомнила, как у них дома два дня жил Макс Томас. Должно быть, он чувствовал себя точно так же.
Хотя нет, тогда все было иначе. Ведь Макс считался старым другом семьи, да и к тому же Вальмар не собирался жить с ним постоянно. Впрочем, при иных обстоятельствах Вальмар, несомненно, пошел бы на это. Стало быть, разница не так уж велика.
Рут посерьезнела:
— Ариана, мы действительно хотим, чтобы вы у нас жили. Нам очень жаль, что ваша судьба сложилась подобным образом.
— Но ведь не вы в этом виноваты, миссис Либман, — печально ответила Ариана. — Просто была война…
У нее был такой беспомощный вид, что Рут Либман, не удержавшись, обняла ее за плечи и провела рукой по золотистым волосам.
— Кошмар войны не обошел стороной и нас, — сказала она, думая о Саймоне, который отдал свою жизнь за родину.
Или за что там он отдал свою жизнь? — Но мы и не подозревали, что пришлось пережить вам, европейцам. Если в наших силах хоть в малой степени компенсировать ваши страдания, помочь вам забыть о прошлом, дать вам возможность начать новую жизнь… — Она ласково смотрела на девушку. — Ариана, вы еще так молоды.
Но та отрицательно покачала головой:
— Уже нет.
Через несколько часов «мерседес» Сэма Либмана привез Ариану в дом на Пятой авеню. Напротив дома раскинулся Центральный парк, шумевший листвой деревьев и благоухавший цветами. Из окна было видно, как по аллеям молодые мамы катают прогулочные коляски, а по тропинке прогуливаются парочки. Стояло чудесное майское утро. Сидя в машине между Сэмюэлом и Рут, Ариана смотрела на нью-йоркские улицы и чувствовала себя маленькой девочкой.
Сэм специально приехал в больницу из банка и собственноручно отнес фанерный чемоданчик Арианы в машину. Там были собраны все немногочисленные сокровища, оставшиеся у девушки. Ариана надеялась, что одежды, лежавшей в чемоданчике, хватит, чтобы прилично выглядеть у Либманов, но по дороге на Пятую авеню Рут велела сделать остановку возле универмага «Бест энд компани». Там в отделе обслуживания для Арианы была приготовлена большая коробка, внутри которой оказалось летнее голубое платье того же оттенка, что и глаза Арианы, с резинкой на талии и пышной юбкой. В этом наряде Ариана сразу стала похожа на сказочную принцессу, и Рут удовлетворенно улыбнулась. Кроме того, она захватила для девушки из дома белые перчатки, свитер и соломенную шляпку, очень шедшую к личику Арианы. К счастью, туфли тоже оказались впору. Ариана совершенно преобразилась. Теперь, сидя в лимузине, она выглядела не как бедная беженка, а как богатая туристка.
На миг Ариане показалось, что все это не на самом деле, а понарошку. Стоит лишь зажмуриться, и она вновь окажется в Берлине, у себя дома. Достаточно было представить себе такое, и незажившая рана пронзила душу острой болью. Лучше уж было держать глаза открытыми, впитывая новые впечатления. Сэм и Рут переглядывались с довольным видом. Они были рады принятому решению. Дорога до Пятой авеню заняла четверть часа. Возле подъезда машина остановилась, и шофер распахнул дверцу. Это был пожилой солидный негр в черной ливрее, белоснежной рубашке с галстуком-бабочкой.
Он приложил руку к козырьку, когда Сэм выходил из машины. Рут отказалась опереться на руку мужа и выбралась сама, предварительно взглянув на Ариану. Та все еще была очень слаба и даже в новом наряде выглядела совсем больной.
— Как вы себя чувствуете, Ариана?
— Спасибо, со мной все в порядке.
Однако Либманы знали, что это не так. Надевая платье, Ариана пошатнулась, и Рут едва успела ее подхватить. А на Сэма произвела впечатление та естественность, с которой Ариана вошла в свой новый образ. Казалось, она возвращается в привычную среду, где чувствует себя как дома. Сэму захотелось расспросить ее о прошлой жизни. Совершенно очевидно, что они имели дело не просто с воспитанной и образованной девушкой, а с представительницей высших слоев общества, бриллиантом чистейшей воды. Тем трагичнее был удар, который обрушила на нее судьба. «Ну ничего, — утешал себя Сэм, — теперь у девочки есть Рут и я».
Ариана все не могла отойти от окна, глядя на Центральный парк с мечтательной улыбкой. Она вспомнила Грюневальдское озеро, деревья. Все это было где-то на другой планете, бесконечно далеко отсюда.
— Поднимемся наверх? — предложила Рут.
Ариана кивнула, и они медленно поднялись в главный холл, находившийся на третьем этаже. Это был великолепный зал, весь обитый бархатом и уставленный антиквариатом, который супруги купили во время поездок в Европу перед войной. Здесь были и средневековые картины, и статуэтки, и персидские ковры, и рояль, и даже маленький мраморный фонтан. Из зала наверх вела широкая лестница, на которой застыли две темноволосые девочки, смотревшие на Ариану широко раскрытыми глазами.
Джулия и Дебби взглянули сначала на Ариану, потом на мать, потом снова на Ариану, словно дожидаясь какого-то сигнала, а потом вдруг разом слетели с лестницы, кинулись к Ариане и с радостными криками бросились ее обнимать.
— Добро пожаловать, Ариана! Ты у себя дома!
На глазах у Либманов выступили слезы. Девочкам удалось то, что не получилось у взрослых: они рассеяли печаль Арианы и превратили происходящее во всеобщий праздник.
Джулия и Дебби приготовили торт, развесили повсюду разноцветные шарики, срезали в саду роскошный букет роз. Розы собирала Дебби, а торт испекла Джулия. Утром девочки отправились в магазин и накупили там всего, что, с их точки зрения, могло понадобиться взрослой женщине двадцати лет.
Три палочки бледно-розовой губной помады, несколько пудрениц с пуховками, баночку румян, заколки для волос, черепаховый гребень и модную сеточку для волос — Дебби утверждала, что осенью это будет самый писк. Каждый подарок был отдельно завернут в бумагу, поэтому на туалетном столике в гостевой комнате лежала целая груда свертков и коробочек.
Увидев приготовленную для нее комнату, Ариана прослезилась. Комната напомнила ей спальню Кассандры в Грюневальде — то же царство шелка и атласа, то же преобладание розового цвета, но здесь, пожалуй, было еще наряднее. Огромная постель, все сияет новизной и жизнерадостной свежестью — одним словом, настоящий американский рай. На кровати под накидкой из белого органди — розовое атласное покрывало.
Письменный стол инкрустирован затейливыми узорами, в углу — антикварный шкаф, над белым мраморным камином зеркало в позолоченной раме, повсюду низкие пуфы и стулья, обтянутые розовым атласом. Джулия и Дебби предвкушали, как будут сидеть здесь допоздна, откровенничая со своей новой подругой. Дверь из спальни вела в маленькую туалетную комнату, а за ней имелась еще и облицованная розовым мрамором ванная. Повсюду в комнате в вазах стояли розы, а на столике, накрытом на пять персон, красовался испеченный Джулией торт.
Ариана не могла найти слов благодарности и просто принялась обнимать обеих девочек, плача и смеясь попеременно. Потом она поцеловала Сэма и Рут. Как чудесно, что ей выпала судьба оказаться в такой семье! Ариане казалось, что круг замкнулся: из дома в Грюневальде через тюремную камеру, женский барак, дом Манфреда, бесприютность — назад, в уютный мир роскоши, в котором она выросла и к которому привыкла. В этом мире по-прежнему существовали заботливые слуги, длинные лимузины и ванные, облицованные розовым мрамором. И все же Ариана оглядывалась по сторонам с недоверием. Когда ее взгляд упал на зеркало, она увидела, что больше не похожа на юную девушку. На нее смотрела усталая, исхудавшая незнакомка, которой было не место в этом счастливом доме. Теперь Ариана принадлежала только самой себе. Если эти люди хотят проявить доброту, она будет им благодарна, но полагаться на незыблемость мира розового мрамора больше не будет.
Все уселись за стол, к празднично разукрашенному торту. Сверху розовой глазурью было выведено «Ариана». Выдавив улыбку, Ариана с трудом превозмогла приступ тошноты, которая стала ее постоянной спутницей. У девушки не было сил съесть кусок торта, и она вздохнула с облегчением, когда Рут выставила дочерей из комнаты, хотя девочки были премилые. Сэм вернулся на работу, Джулия и Дебби отправились обедать в гости к бабушке, а Ариану Рут уложила в постель, решив, что ей нужен отдых. Возле кровати лежали четыре ночные рубашки и халат. Ариана пораженно смотрела на эти дары. Белое кружево, атлас, розовое кружево, шелк…
Все это было таким знакомым и в то же время невероятным, непривычным.
— Как вы себя чувствуете, Ариана? — пытливо взглянула на нее Рут.
— Все хорошо, миссис Либман, — ответила та, опускаясь на кровать. — Вы все так добры ко мне… Я просто не знаю, что сказать…
— Ничего не говорите. Наслаждайтесь жизнью. — Немного помолчав, Рут задумчиво добавила:
— Иногда тине кажется, что таким образом мы пытаемся избавиться от чувства вины.
— Какой вины? — непонимающе спросила Ариана.
— Мы тут жили в комфорте и безопасности, а вы, европейцы… Ведь вы такие же, как и мы, но вам пришлось дорого заплатить за свое еврейство.
Ариана ошеломленно промолчала. До нее только теперь дошло, что эти люди считают ее еврейкой. Так вот почему они взяли ее к себе в семью, вот почему они так добры к ней.
Потрясенная и испуганная, она смотрела на Рут Либман. Нужно немедленно ей все объяснить. Нельзя, чтобы они заблуждались на ее счет… Но что сказать? Что она, Ариана, немка?
Не немецкая еврейка, а настоящая немка, что она принадлежит к нации, истреблявшей евреев? Не изменится ли их отношение к ней? Для них если немка — значит, нацистка. Но это не правда! Ее отец, ее брат тоже не были нацистами. На глазах у Арианы выступили слезы. Нет, эти люди ничего не поймут… Они выгонят ее, снова посадят на корабль. Ариана громко всхлипнула, и Рут Либман подбежала к ней, села рядом, обняла.
— О Господи… Простите, Ариана… Мне не следовало об этом говорить.
И все-таки нужно сказать ей правду… Так нельзя! Но внутренний голос шепнул: «Когда они узнают тебя лучше, может быть, они отнесутся к тебе иначе». К тому же Ариана слишком устала, чтобы затевать сейчас этот разговор. Поэтому она позволила Рут уложить себя в постель, под розовое одеяло. Через несколько секунд Ариана уже спала.
Но когда она проснулась, проблема стояла перед ней по-прежнему. Сказать сейчас или позже? Но пока она колебалась, в комнату заглянули девочки: Дебби написала стихотворение в ее честь, а Джулия принесла чашку чая и кусок торта. Было слишком поздно — Ариана уже стала членом семьи.
Джулия и Дебби заранее прониклись к Ариане сочувствием и симпатией. Они тоже были потрясены сообщениями, поступающими из освобожденной Германии.
Девочки готовы были оказать будущей гостье всемерную поддержку. На следующее утро они стали упрашивать мать, чтобы она взяла их с собой в больницу, но родители этому строго-настрого воспротивились. У девочек еще будет время познакомиться с Арианой, а пока ее нужно оставить в покое — пусть отдохнет после утомительного морского путешествия. По совету доктора Рут намеревалась первую неделю после переезда Арианы к ним в дом продержать ее на постельном режиме. После этого, если девушке станет лучше, можно будет сводить ее в кино, в гости. Но сначала пусть наберется сил.
Появившись в больнице. Рут объявила Ариане, что отныне она будет жить у них в доме. При этом ни о каких шести месяцах разговора не было. Рут сказала, что Ариана может жить у них столько, сколько захочет. Девушка была совершенно растеряна, поначалу она решила, что не правильно поняла американку, что ее подвело недостаточное знание английского.
— Что вы сказали? — вопросительно посмотрела она на Рут.
Это невозможно! Должно быть, она все-таки ослышалась. Но Рут крепко сжала маленькие руки девушки, села с ней рядом на постель и улыбнулась:
— Я и мистер Либман хотели бы, чтобы вы, Ариана, жили у нас. Столько, сколько захотите.
После встречи с Арианой Сэм перестал говорить о том, что срок пребывания девушки у них дома должен быть ограничен.
— Жить у вас?
Но почему? Ведь у Арианы уже есть спонсор, а эта женщина и без того потратила на нее слишком много времени.
Ариана смотрела на свою благодетельницу с испугом и непониманием.
— Да, вы будете жить у нас, вместе с нашими дочерьми — Деборой и Джулией. Через несколько недель с войны вернется наш сын Пол. Он воевал на Тихом океане, но был ранен осколком в колено. Как только его немного подлечат, он вернется в Нью-Йорк.
О Саймоне Рут решила ничего не говорить. К чему? Вместо этого она принялась весело рассказывать Ариане о своих детях. Пусть девочка привыкает к своей новой семье.
— Миссис Либман… — Ариана запнулась. — Я не знаю, что сказать.
Она непроизвольно перешла на немецкий, но Рут Либман, немного знавшая идиш, поняла ее.
— Не нужно ничего говорить. — Рут улыбнулась. — А если все же вам захочется что-то сказать, говорите по-английски. Иначе мои девочки вас не поймут.
— А я говорила по-немецки? Извините. — Ариана вспыхнула и впервые за долгое время засмеялась. — Вы и в самом деле берете меня к себе?
Она все еще не могла оправиться от изумления. Рут снова сжала ей руки.
— Но почему? Ведь это доставит столько хлопот вам и вашему мужу.
Внезапно Ариана вспомнила, как у них дома два дня жил Макс Томас. Должно быть, он чувствовал себя точно так же.
Хотя нет, тогда все было иначе. Ведь Макс считался старым другом семьи, да и к тому же Вальмар не собирался жить с ним постоянно. Впрочем, при иных обстоятельствах Вальмар, несомненно, пошел бы на это. Стало быть, разница не так уж велика.
Рут посерьезнела:
— Ариана, мы действительно хотим, чтобы вы у нас жили. Нам очень жаль, что ваша судьба сложилась подобным образом.
— Но ведь не вы в этом виноваты, миссис Либман, — печально ответила Ариана. — Просто была война…
У нее был такой беспомощный вид, что Рут Либман, не удержавшись, обняла ее за плечи и провела рукой по золотистым волосам.
— Кошмар войны не обошел стороной и нас, — сказала она, думая о Саймоне, который отдал свою жизнь за родину.
Или за что там он отдал свою жизнь? — Но мы и не подозревали, что пришлось пережить вам, европейцам. Если в наших силах хоть в малой степени компенсировать ваши страдания, помочь вам забыть о прошлом, дать вам возможность начать новую жизнь… — Она ласково смотрела на девушку. — Ариана, вы еще так молоды.
Но та отрицательно покачала головой:
— Уже нет.
Через несколько часов «мерседес» Сэма Либмана привез Ариану в дом на Пятой авеню. Напротив дома раскинулся Центральный парк, шумевший листвой деревьев и благоухавший цветами. Из окна было видно, как по аллеям молодые мамы катают прогулочные коляски, а по тропинке прогуливаются парочки. Стояло чудесное майское утро. Сидя в машине между Сэмюэлом и Рут, Ариана смотрела на нью-йоркские улицы и чувствовала себя маленькой девочкой.
Сэм специально приехал в больницу из банка и собственноручно отнес фанерный чемоданчик Арианы в машину. Там были собраны все немногочисленные сокровища, оставшиеся у девушки. Ариана надеялась, что одежды, лежавшей в чемоданчике, хватит, чтобы прилично выглядеть у Либманов, но по дороге на Пятую авеню Рут велела сделать остановку возле универмага «Бест энд компани». Там в отделе обслуживания для Арианы была приготовлена большая коробка, внутри которой оказалось летнее голубое платье того же оттенка, что и глаза Арианы, с резинкой на талии и пышной юбкой. В этом наряде Ариана сразу стала похожа на сказочную принцессу, и Рут удовлетворенно улыбнулась. Кроме того, она захватила для девушки из дома белые перчатки, свитер и соломенную шляпку, очень шедшую к личику Арианы. К счастью, туфли тоже оказались впору. Ариана совершенно преобразилась. Теперь, сидя в лимузине, она выглядела не как бедная беженка, а как богатая туристка.
На миг Ариане показалось, что все это не на самом деле, а понарошку. Стоит лишь зажмуриться, и она вновь окажется в Берлине, у себя дома. Достаточно было представить себе такое, и незажившая рана пронзила душу острой болью. Лучше уж было держать глаза открытыми, впитывая новые впечатления. Сэм и Рут переглядывались с довольным видом. Они были рады принятому решению. Дорога до Пятой авеню заняла четверть часа. Возле подъезда машина остановилась, и шофер распахнул дверцу. Это был пожилой солидный негр в черной ливрее, белоснежной рубашке с галстуком-бабочкой.
Он приложил руку к козырьку, когда Сэм выходил из машины. Рут отказалась опереться на руку мужа и выбралась сама, предварительно взглянув на Ариану. Та все еще была очень слаба и даже в новом наряде выглядела совсем больной.
— Как вы себя чувствуете, Ариана?
— Спасибо, со мной все в порядке.
Однако Либманы знали, что это не так. Надевая платье, Ариана пошатнулась, и Рут едва успела ее подхватить. А на Сэма произвела впечатление та естественность, с которой Ариана вошла в свой новый образ. Казалось, она возвращается в привычную среду, где чувствует себя как дома. Сэму захотелось расспросить ее о прошлой жизни. Совершенно очевидно, что они имели дело не просто с воспитанной и образованной девушкой, а с представительницей высших слоев общества, бриллиантом чистейшей воды. Тем трагичнее был удар, который обрушила на нее судьба. «Ну ничего, — утешал себя Сэм, — теперь у девочки есть Рут и я».
Ариана все не могла отойти от окна, глядя на Центральный парк с мечтательной улыбкой. Она вспомнила Грюневальдское озеро, деревья. Все это было где-то на другой планете, бесконечно далеко отсюда.
— Поднимемся наверх? — предложила Рут.
Ариана кивнула, и они медленно поднялись в главный холл, находившийся на третьем этаже. Это был великолепный зал, весь обитый бархатом и уставленный антиквариатом, который супруги купили во время поездок в Европу перед войной. Здесь были и средневековые картины, и статуэтки, и персидские ковры, и рояль, и даже маленький мраморный фонтан. Из зала наверх вела широкая лестница, на которой застыли две темноволосые девочки, смотревшие на Ариану широко раскрытыми глазами.
Джулия и Дебби взглянули сначала на Ариану, потом на мать, потом снова на Ариану, словно дожидаясь какого-то сигнала, а потом вдруг разом слетели с лестницы, кинулись к Ариане и с радостными криками бросились ее обнимать.
— Добро пожаловать, Ариана! Ты у себя дома!
На глазах у Либманов выступили слезы. Девочкам удалось то, что не получилось у взрослых: они рассеяли печаль Арианы и превратили происходящее во всеобщий праздник.
Джулия и Дебби приготовили торт, развесили повсюду разноцветные шарики, срезали в саду роскошный букет роз. Розы собирала Дебби, а торт испекла Джулия. Утром девочки отправились в магазин и накупили там всего, что, с их точки зрения, могло понадобиться взрослой женщине двадцати лет.
Три палочки бледно-розовой губной помады, несколько пудрениц с пуховками, баночку румян, заколки для волос, черепаховый гребень и модную сеточку для волос — Дебби утверждала, что осенью это будет самый писк. Каждый подарок был отдельно завернут в бумагу, поэтому на туалетном столике в гостевой комнате лежала целая груда свертков и коробочек.
Увидев приготовленную для нее комнату, Ариана прослезилась. Комната напомнила ей спальню Кассандры в Грюневальде — то же царство шелка и атласа, то же преобладание розового цвета, но здесь, пожалуй, было еще наряднее. Огромная постель, все сияет новизной и жизнерадостной свежестью — одним словом, настоящий американский рай. На кровати под накидкой из белого органди — розовое атласное покрывало.
Письменный стол инкрустирован затейливыми узорами, в углу — антикварный шкаф, над белым мраморным камином зеркало в позолоченной раме, повсюду низкие пуфы и стулья, обтянутые розовым атласом. Джулия и Дебби предвкушали, как будут сидеть здесь допоздна, откровенничая со своей новой подругой. Дверь из спальни вела в маленькую туалетную комнату, а за ней имелась еще и облицованная розовым мрамором ванная. Повсюду в комнате в вазах стояли розы, а на столике, накрытом на пять персон, красовался испеченный Джулией торт.
Ариана не могла найти слов благодарности и просто принялась обнимать обеих девочек, плача и смеясь попеременно. Потом она поцеловала Сэма и Рут. Как чудесно, что ей выпала судьба оказаться в такой семье! Ариане казалось, что круг замкнулся: из дома в Грюневальде через тюремную камеру, женский барак, дом Манфреда, бесприютность — назад, в уютный мир роскоши, в котором она выросла и к которому привыкла. В этом мире по-прежнему существовали заботливые слуги, длинные лимузины и ванные, облицованные розовым мрамором. И все же Ариана оглядывалась по сторонам с недоверием. Когда ее взгляд упал на зеркало, она увидела, что больше не похожа на юную девушку. На нее смотрела усталая, исхудавшая незнакомка, которой было не место в этом счастливом доме. Теперь Ариана принадлежала только самой себе. Если эти люди хотят проявить доброту, она будет им благодарна, но полагаться на незыблемость мира розового мрамора больше не будет.
Все уселись за стол, к празднично разукрашенному торту. Сверху розовой глазурью было выведено «Ариана». Выдавив улыбку, Ариана с трудом превозмогла приступ тошноты, которая стала ее постоянной спутницей. У девушки не было сил съесть кусок торта, и она вздохнула с облегчением, когда Рут выставила дочерей из комнаты, хотя девочки были премилые. Сэм вернулся на работу, Джулия и Дебби отправились обедать в гости к бабушке, а Ариану Рут уложила в постель, решив, что ей нужен отдых. Возле кровати лежали четыре ночные рубашки и халат. Ариана пораженно смотрела на эти дары. Белое кружево, атлас, розовое кружево, шелк…
Все это было таким знакомым и в то же время невероятным, непривычным.
— Как вы себя чувствуете, Ариана? — пытливо взглянула на нее Рут.
— Все хорошо, миссис Либман, — ответила та, опускаясь на кровать. — Вы все так добры ко мне… Я просто не знаю, что сказать…
— Ничего не говорите. Наслаждайтесь жизнью. — Немного помолчав, Рут задумчиво добавила:
— Иногда тине кажется, что таким образом мы пытаемся избавиться от чувства вины.
— Какой вины? — непонимающе спросила Ариана.
— Мы тут жили в комфорте и безопасности, а вы, европейцы… Ведь вы такие же, как и мы, но вам пришлось дорого заплатить за свое еврейство.
Ариана ошеломленно промолчала. До нее только теперь дошло, что эти люди считают ее еврейкой. Так вот почему они взяли ее к себе в семью, вот почему они так добры к ней.
Потрясенная и испуганная, она смотрела на Рут Либман. Нужно немедленно ей все объяснить. Нельзя, чтобы они заблуждались на ее счет… Но что сказать? Что она, Ариана, немка?
Не немецкая еврейка, а настоящая немка, что она принадлежит к нации, истреблявшей евреев? Не изменится ли их отношение к ней? Для них если немка — значит, нацистка. Но это не правда! Ее отец, ее брат тоже не были нацистами. На глазах у Арианы выступили слезы. Нет, эти люди ничего не поймут… Они выгонят ее, снова посадят на корабль. Ариана громко всхлипнула, и Рут Либман подбежала к ней, села рядом, обняла.
— О Господи… Простите, Ариана… Мне не следовало об этом говорить.
И все-таки нужно сказать ей правду… Так нельзя! Но внутренний голос шепнул: «Когда они узнают тебя лучше, может быть, они отнесутся к тебе иначе». К тому же Ариана слишком устала, чтобы затевать сейчас этот разговор. Поэтому она позволила Рут уложить себя в постель, под розовое одеяло. Через несколько секунд Ариана уже спала.
Но когда она проснулась, проблема стояла перед ней по-прежнему. Сказать сейчас или позже? Но пока она колебалась, в комнату заглянули девочки: Дебби написала стихотворение в ее честь, а Джулия принесла чашку чая и кусок торта. Было слишком поздно — Ариана уже стала членом семьи.
Глава 34
— Что это вы задумали? — с подозрением спросила Рут, заглянув в комнату к Ариане и обнаружив там какой-то девичий заговор. — Какой ужас! Накрашенные женщины!
Дело в том, что Ариана обучала девочек пользоваться румянами. Вид у всех троих с накрашенными щеками был преглупый, причем Ариана смотрелась еще нелепее своих младших подружек. Нарумяненные щеки очень плохо сочетались с ее точеными чертами лица и длинными светлыми волосами.
— Можно, мы завтра возьмем Ариану с собой? — спросила Джулия, длинноногий, игривый жеребенок с серьезными карими глазами, из-за которых иногда казалось, что ей не шестнадцать лет, а гораздо больше. Джулия была почти такого же роста, как мать, но с более тонкими чертами лица.
Ариана находила ее прехорошенькой и даже экзотичной. Девочка была открытой, жизнерадостной и отличалась острым умом.
Дебби была поспокойнее, помягче и, пожалуй, еще миловиднее. Она была склонна к мечтательности и в отличие от сестры совсем не интересовалась мальчиками. Больше всех на свете Дебби любила брата, который на следующей неделе должен был вернуться домой. Рут обещала, что к тому времени Ариане будет позволено выходить из дома и девочки смогут брать ее с собой всюду, куда им заблагорассудится.
Пока же Ариане лучше побыть дома. Рут видела, что Ариана была этому рада, хотя вслух, конечно, и не признавалась. Ей и в самом деле все время хотелось лежать.
— Ариана, милая, ты чувствуешь себя просто усталой или больной? — все время спрашивала Рут.
Она очень боялась, что девушка не справится со своей душевной травмой. Иногда казалось, что она вполне освоилась с ролью члена семьи, влилась в атмосферу всеобщего добродушного веселья, однако были моменты, когда Рут убеждалась: Ариана все еще не оправилась от перенесенных страданий. Пришлось заставить ее пообещать, что на следующей неделе, если девушке не станет лучше, она согласится встретиться с врачом.
Дело в том, что Ариана обучала девочек пользоваться румянами. Вид у всех троих с накрашенными щеками был преглупый, причем Ариана смотрелась еще нелепее своих младших подружек. Нарумяненные щеки очень плохо сочетались с ее точеными чертами лица и длинными светлыми волосами.
— Можно, мы завтра возьмем Ариану с собой? — спросила Джулия, длинноногий, игривый жеребенок с серьезными карими глазами, из-за которых иногда казалось, что ей не шестнадцать лет, а гораздо больше. Джулия была почти такого же роста, как мать, но с более тонкими чертами лица.
Ариана находила ее прехорошенькой и даже экзотичной. Девочка была открытой, жизнерадостной и отличалась острым умом.
Дебби была поспокойнее, помягче и, пожалуй, еще миловиднее. Она была склонна к мечтательности и в отличие от сестры совсем не интересовалась мальчиками. Больше всех на свете Дебби любила брата, который на следующей неделе должен был вернуться домой. Рут обещала, что к тому времени Ариане будет позволено выходить из дома и девочки смогут брать ее с собой всюду, куда им заблагорассудится.
Пока же Ариане лучше побыть дома. Рут видела, что Ариана была этому рада, хотя вслух, конечно, и не признавалась. Ей и в самом деле все время хотелось лежать.
— Ариана, милая, ты чувствуешь себя просто усталой или больной? — все время спрашивала Рут.
Она очень боялась, что девушка не справится со своей душевной травмой. Иногда казалось, что она вполне освоилась с ролью члена семьи, влилась в атмосферу всеобщего добродушного веселья, однако были моменты, когда Рут убеждалась: Ариана все еще не оправилась от перенесенных страданий. Пришлось заставить ее пообещать, что на следующей неделе, если девушке не станет лучше, она согласится встретиться с врачом.