Стоддард Джеймс. Обманный Дом

   — Ики, — проворчал Тинтиллиан, доверительно взглянув на Даскина. — Маленький человечек с маленькими мозгами. Наверняка твой брат рассказывал тебе о нем. Ики решил, что дурно пользоваться планёрами. Он считал, что это унижает птиц. Но ведь у птиц мы этому и научились! Ох уж этот Ики! — Голос Тинтиллиана дрогнул.
   — Надеюсь, в Верхнем Гейбле все спокойно? — поинтересовался Картер.
   — Так до вас доходили слухи? — спросил Тинтиллиан, и в его глазах мелькнул испуг. — Вы поэтому пришли?
   — Нет, мы просто идём дальше. Есть повод для тревоги? Тинтиллиан растерялся:
   — Дела у нас… неважные. Таинственные происшествия, ужасные события. И главное… птицы! — Он, похоже, готов расплакаться о горя. — Вы пришли, и вы должны сами все увидеть. Я ничего не сказал вашему юному брату, потому что обещал предоставить возможность доктору Вандермасту, нашему магистру орнитологии, изучить сложившуюся ситуацию до того, как поднимется паника. Я сказал ему, что мы должны связаться с Внутренними Покоями, но ведь вы знаете, как трудно иметь дело с орнитологами! И все же очень рад, что вы прибыли, что бы там ни говорил доктор Вандермаст.
   — Безусловно, я хочу посмотреть, что у вас происходит, — сказал Картер. — Однако, думаю, Даскин сказал вам о том, что мы торопимся и желаем пройти незамеченными?
   — Обещаю вам полную анонимность. Стражники на границе будут отосланы со своих постов, и мы проследуем в Миссию Яичной Скорлупы — наверх, до самых Гнездовий.
   — Так далеко! — воскликнул Картер. — А я надеялся пройти по Хеджинг-Лейн, затем спуститься в Голубиный переход, а оттуда — в Муммут Кетровиан. Нам надо идти как можно более скрытно.
   — А наши беды тоже велики, Хозяин Андерсон, — упрямо проговорил Тинтиллиан. — Верхний Гейбл, как вам известно, привык справляться со своими трудностями самостоятельно. Однако у нас появилась неразрешимая загадка, и вы обязаны осмотреть Гнездовья. Сопровождающих вас лиц я надёжно спрячу в Срединном Убежище, и наверх поднимемся только мы с вами. Вас не так хорошо знают в лицо в Верхнем Гейбле, как в Наллевуате и в Вете, поэтому, если вы спрячете свой плащ и меч, вас никто не признает. Как бы то ни было, вряд ли кто сегодня пойдёт к Гнездовьям.
   Картер мысленно вздохнул. Тинтиллиан был чудак, и к тому же чудак упрямый. В принципе такими же были почти все обитатели Верхнего Гейбла. Эту страну основали философы и учёные, и порой их энциклопедические познания выходили за рамки рационального мышления.
   Позаботившись о том, чтобы стражники на границе покинули свои посты, Тинтиллиан увёл отряд с чердака в помпезные покои со стенами, отделанными охристым доломитом, и полом, мощённым золотистыми плитками. Оттуда они прошли в просторную комнату со стенами из темно-синего мрамора и высоким куполом, выкрашенным в небесно-голубой цвет. В центре купола красовалось изображение парящей совы. От него вниз спускались тонкие темно-синие полосы, напоминавшие струи дождя, а между ними порхали нарисованные синие птицы и бабочки. Ниже купола виднелись фрески с изображением тысяч всевозможных птиц среди листвы. Вверх уводила тончайшей работы лестница из синего мрамора. Чем выше, тем труднее было разглядеть её ступени и поручни. Путники застыли в восхищении.
   — Как красиво, — наконец вырвалось у Даскина. Никто не стал с ним спорить.
   — Лестница изготовлена почти без строительного раствора, — сообщил Великий Сокол. — Высекал её мастер Игин по приказу короля Фега более тысячи лет назад.
   — Стало быть, ступать по ней надо осторожно? — спросил Нункасл.
   Тинтиллиан с укором взглянул на него.
   — Она столь же прочна, как в тот день, когда была построена.
   — А я потому и спросил, — еле слышно шепнул Хозяину Нункасл.
   К тому времени, как отряд одолел половину лестницы, у всех разболелись ноги. Тинтиллиан провёл гостей в элегантно обставленную комнату, где синие стены были увешаны огромными картинами, изображавшими головы птиц.
   — Солдаты переночуют здесь, — сказал Великий Сокол. — За Хозяином я вернусь тотчас.
   Как только за Тинтиллианом закрылась обитая золотом дверь, Грегори спросил у Даскина:
   — Презабавная страна, верно, юноша? Даскин покраснел и покачал головой.
   — Два часа я проторчал у него в приёмной, пытаясь втолковать его секретарю, как мне важно поговорить с ним, а секретарь мне все твердил, как он жутко занят. Я ведь представился гонцом, вот меня и мурыжили так долго — как же, снизойдут они до простого курьера! Потом, когда я наконец был впущен в кабинет и ухитрился вбить Тинтиллиану в голову, что я — брат Хозяина, мне пришлось долго и нудно убеждать его в том, что ты, Картер, действительно здесь, на пороге, можно сказать, Верхнего Гейбла. Не сказал бы, что ему так уж хотелось в это поверить. Какие бы у них тут ни творились беды, напуган он не на шутку. Целый час мы с ним разговаривали ни о чем, и я до сих пор не понимаю, что он хотел сказать.
   — Просто он жутко высокого мнения о себе, — с усмешкой отозвался Картер. — В своё время, закончив переговоры с Ики, я был по горло сыт Верхним Гейблом. Группировка, возглавляемая этим Ики, решила, что планёры, которыми народ тут пользуется уже лет двести, каким-то образом повреждают птичьи гнёзда. Конфликт был просто кошмарный.
   — Они помешаны на своих птицах, — заключил Нункасл.
   — Отношение к птицам у них почти религиозное, — подтвердил Картер. — По крайней мере это можно назвать государственным суеверием. Орнитология — самая уважаемая наука в Верхнем Гейбле, а сова — их национальный символ. Но только не думайте, что они действительно окончательно свихнулись: стоит полюбоваться на то, как в летние дни их планёры парят, слетая с самых высоких башен, как люди летают по небу, словно птицы. Кроме того, они большие мастера в изготовлении воздушных шаров. Здесь много учёных, авторов сотен полезнейших изобретений. И ещё в Верхнем Гейбле огромная библиотека.
   Тут вернулся Тинтиллиан.
   — Вы готовы, лорд Андерсон?
   Картер отдал Нункаслу меч и плащ.
   — Быть может, ты хочешь пойти с нами, Даскин? — спросил он.
   — А не могли бы и мы с мистером Макмертри тоже пойти? — попросил Крейн. — Я никогда не бывал на башнях.
   — Предстоит долгий подъем, — предупредил его Тинтиллиан.
   — Я ещё хоть куда, не смотрите на мои седины, — заверил его Крейн.
   — Годы только закалили нас, — добавил Макмертри.
   Они поднимались по лестнице, пока не добрались до двери почти у самого конца ступенек. Картер не очень боялся высоты, но взглянув на синий кружок пола внизу, невольно ухватился за поручень балкона.
   — Архитектурное чудо, — с нескрываемым восторгом заявил Крейн.
   — Создание гения зодчества, — согласился Макмертри. Он. как и его напарник, просто сиял от восхищения. — Но как только создатели этой лестницы могли верить, что она выстоит…
   — Тысячу лет? — подсказал Крейн.
   — Если она вообще устояла, то совершенно все равно — один день или тысячу лет, — откликнулся Макмертри.
   — Именно так, — кивнул Крейн. — Все равно. Жду не дождусь, когда увижу Гнездовья. Я так много слышал о них. Все мечтал увидеть их своими глазами…
   — Но в прошлый раз нас время поджимало, — объяснил Макмертри. — Мы опаздывали на целую неделю.
   — Вряд ли сегодня Гнездовья вызовут у вас восторг, — вздохнул Тинтиллиан, когда вывел всю компанию в громадный прямоугольный зал, окна которого выходили на ещё более грандиозную по размерам квадратную площадку. Метель билась в стекла, солнце затянули снеговые тучи. В одном углу зала стояли лабораторные столы, уставленные ретортами, перегонными кубами и пробирками, в прорези в потолке уходили трубы телескопов различных размеров и формы. У окон располагались громадные скворечники. Их летки были надёжно закрыты от зимнего холодного ветра. В зале было удивительно тепло, но вот голоса птиц звучали как-то странно — сипло и пискляво, словно кто-то водил железом по стеклу. Никакого щебетания и трелей, запомнившихся Картеру во время его последнего визита в Верхний Гейбл, не было и в помине.
   Тут применена новая система парового отопления для подачи тёплого воздуха, — пояснил Даскину Картер. — Кроме того, производится и очистка воздуха. Обрати внимание: никаких неприятных запахов, несмотря на наличие большого числа птиц. У меня не было времени досконально разобраться в устройстве системы, но я намерен когда-нибудь это сделать.
   Когда они подошли к скворечникам поближе, Картер резко остановился.
   — Постойте! Окна… Они изменились! Раньше они были круглые, верно? И к тому же фасетчатые! А теперь тут квадратные рамы ровными рядами!
   — Я читал о том, что здешние окна представляют собой изумительной красоты витражные розетки, — заметил Макмертри.
   — Так и было! — вскричал Тинтиллиан. — Круглые они были, изумительной красоты. А теперь полюбуйтесь — уродливые, прямые! Но это ещё не все. Вы на птиц посмотрите!
   Картера охватил озноб — но не от холода, конечно. На жёрдочке у летка одного из птичьих домиков сидело нечто, весьма смутно напоминавшее птицу, — карикатурное создание с головкой в форме спичечного коробка, клювом, изогнутым под углом в сорок пять градусов, шейными перьями, взъерошенными, как у буревестника, кубическим тельцем, ножками-палочками и прямыми коготками. Будь птица мёртвой, это бы выглядело не так жутко, но она была жива. Она клевала зёрнышки, производя при этом механические, ритмичные, замедленные движения, но в остальном оставалась совершенно неподвижной — только было видно, как бьётся сердечко в её кубической грудке.
   — Это была изумрудная кукушка, — горестно проговорил Тинтиллиан.
   — А теперь она вся серая, — выдохнул Даскин.
   — Теперь все птицы серые, даже попугаи, — сказал Тинтиллиан.
   Птица издала металлический писк, ей эхом ответили тысячи птиц по всем Гнездовьям. От этой какофонии люди содрогнулись.
   — Они все издают этот жуткий звук, — сообщил Великий Сокол. — Каждые двадцать две секунды, ровно по часам. Вы можете помочь нам, лорд Андерсон?
   Картер поджал губы. Щеки его пылали яростным румянцем.
   — Это проделки анархистов!
   — Но вы можете хоть что-то сделать для нас? — в отчаянии вопросил Тинтиллиан. — Ведь вы же Хозяин. Может быть, Слова Власти помогут?
   — Я должен попробовать. Сейчас, подождите немного.
   Тинтиллиан отвёл остальных в сторону, а Картер сосредоточился на Словах Власти, гадая, какое из них сейчас могло бы помочь. Мало-помалу перед его мысленным взором проступило Слово Надежды. Он почти осязательно чувствовал жар, исходящий от букв, слагавших Слово. Картер позволил Слову взойти к голосовым связкам и негромко произнёс:
   — Рамуррин!
   Зал сотрясся. Мгновение ровным счётом ничего не происходило, но вот постепенно та птица, на которую смотрел Картер, вдруг увеличилась в размерах, развернулась, словно лист бумаги, серая окраска сменилась жёлтой и зеленой, углы и линии сгладились, округлились, смягчились. Птица подпрыгнула раз, другой, весело чирикнула и запела. Зал Гнездовий наполнился щебетом, трелями, шелестом крыльев.
   Тинтиллиан, напрочь забыв о своей напыщенности, воссиял и запрыгал на месте, как ребёнок.
   — Удалось! Удалось! Птицы вернулись к нам! Какое счастье для Верхнего Гейбла! Как же вы это сделали?
   Картер улыбнулся:
   — Словом Надежды, которое согревает сердце и прогоняет смятение. Несколько лет назад я воспользовался им в Иннмэн-Пике для того, чтобы разрушить созданную анархистами иллюзию. Не так давно оно помогло нам и в Наллевуате. Но хотя природа преображения была подобна той, что я видел при трансформации ложного Пика, здесь все выглядит несколько иначе — посмотрите, окна не изменились.
   — Что это значит? — нахмурился Крейн. — Получается, что преображение Дома как бы более реально?
   — Наверное, — ответил Картер. — Что изменилось раньше — форма окон или птицы?
   — Конечно, форма окон, — отозвался Великий Сокол. — На неделю раньше.
   — Следовательно, мистер Крейн прав. В основе всех перемен лежит трансформация Дома. Все остальное по отношению к ней вторично. В следующий раз мне может оказаться и не под силу что-либо исправить.
   — Спасибо вам, мой господин, — сердечно поблагодарил Картера Тинтиллиан.
   — Не думаю, что нынешняя удача закрепится, — покачал головой Картер. — Если мы не остановим глобальный процесс, птицы постепенно вернутся к прежнему извращённому состоянию. Что ещё хуже… Понимаете, жалость к этим несчастным созданиям возобладала над моим разумом. Мне были настолько непереносимы их страдания, что произнеся Слово Власти, я тем самым невольно объявил всему Эвенмеру, что Хозяин сейчас в Верхнем Гейбле.
   — Быть может, и так, — согласился Великий Сокол. — Но мы сохранили перемену, происшедшую с птицами, в тайне, хотя слухи и успели распространиться. Все знают, что творится что-то нехорошее, но мы объявили в Гнездовьях карантин, дабы народ не впал в панику. Просто больше терпеть было нельзя.
   — Вы боитесь, что ваши подданные запаникуют из-за птиц? — спросил Даскин.
   Тинтиллиан устремил на него пронзительный взгляд.
   — Птицы — символ всего, что собой представляет Верхний Гейбл. На их хрупких плечах зиждется могущество нашего государственного устройства. Но вы вряд ли это поймёте.
   — Как бы то ни было, я сделал все, что было в моих силах, — поспешил успокоить Тинтиллиана Картер. — А теперь будьте так добры, проводите нас в отведённую нам комнату. Было бы очень хорошо, если бы завтра вы выделили нам провожатых, которые проведут нас через границу.
   — Будет исполнено, — торжественно пообещал Тинтиллиан. — Мы позаботимся о том, чтобы завтра вас вывели за Плетень рано поутру, пока вес ещё будут спать. Но до границы не менее двух суток пути.
   Слово Власти отняло у Картера много сил, и к отряду он вернулся измождённый и угнетённый мыслями о мутации птиц. Он гадал, что же станет с Эвенмером.
 
   К границе Верхнего Гейбла отряд подошёл по узкому переходу, уходящему по спирали вниз и время от времени перемежавшемуся комнатами с наклонным полом и короткими — в два-три пролёта — лестницами. С проводниками расстались в Голубином переходе — коридоре, где стены были увешаны знаменитыми огромными гобеленами работы Уильяма Морриса с лесными пейзажами. В гобеленах преобладали коричневые и оливковые тона, и на этом фоне ярко выделялись оранжевые тюльпаны и птицы всех цветов и оттенков. На медных шестах, подвешенных к потолку, сверкали золочёные скульптурные изображения птиц. Этот коридор служил нейтральной зоной между Верхним Гейблом и Муммут Кетровианом. Когда-то в незапамятные времена, после окончания враждебных войн, оба государства по договору пожертвовали рядом помещений ради создания нейтральной зоны, но поскольку граница пролегала по самым нижним помещениям Верхнего Гейбла и самым верхним — Муммут Кетровиана, связывали эти страны всего два коридора, и одним из них был Голубиный.
   По нему, дабы не попасться никому на глаза, проследовали быстро, после чего прошли через анфиладу, где двери были выкрашены в красный, синий, оранжевый и шафрановый цвета. Все комнаты были пусты, только в одной спал какой-то бродяга. Услышав шаги, он проснулся, вскочил и пустился наутёк. Его топот отдавался в безлюдных комнатах гулким эхом. Довольно скоро вышли в более широкий коридор, где Картер отыскал механизм открывания потайной панели, хитро укрытый в пьедестале высокой статуи, изображавшей херувима. Нос херувима был отколот, лицо покрыто трещинками. Картер надавил на рычаг, панель отъехала в сторону, а за ней обнаружился потайной ход, по которому им предстояло пробраться в глубь территории Муммут Кетровиана. Вначале стены прохода были отделаны деревом, но довольно скоро дерево сменилось чёрным мрамором. Подошвы сапог гулко стучали по вырубленному в доломите полу, свет фонарей выхватывал из тьмы клыкастые морды, украшавшие архитравы и взиравшие на людей сверху вниз голодными глазами. Древние горельефы на мраморных стенах изображали богов и демонов в роскошных одеяниях. Время от времени можно было увидеть скульптурные головы грифонов и ибисов, напоминавшие трофеи в охотничьем зале. Воздух в туннеле был спёртый. Чёрный камень, казалось, поглощает, впитывает свет фонарей, и даже теней не было видно.
   — В другом месте отделка потайного хода такими дорогостоящими материалами выглядела бы чистейшей воды экстравагантностью, верно, мистер Макмертри? — проговорил Крейн, с восхищением водя рукой по отполированному холодному камню.
   Глаза Макмертри блеснули.
   — Верно сказано, мистер Крейн.
   — А вы в Муммуте раньше бывали? — поинтересовался Даскин.
   — Четырежды, — не без гордости ответил Крейн.
   — А если точнее — пять раз, — добавил Макмертри. — При любой возможности мы стараемся пройти через Муммут, дабы осмотреть его грандиозные постройки. Здешняя архитектура отличается от всякой другой в Эвенмере. Она, следует признать, довольно безвкусна.
   — Безвкусна, но удивительна, — возразил Крейн. — Здешним обитателям удалось сохранить древнюю роскошь дворца Нотополассара и Поющие Сады Анкана. Считается, что эта страна — одно из самых древних поселений в Доме, что именно здесь родился первый Хозяин.
   — Если это все, чем знаменита страна, меня она не слишком интересует, — проворчал Нункасл. — А теперь потише, будьте начеку.
   Путешествие по мрачному коридору действовало на путников угнетающе. Весь день они шли в непроницаемой тьме и в конце концов начали сами себя ощущать тенями собственных теней. Однако под вечер наконец вышли в коридор, где в мраморных стенах толщиной в целый фут были вырезаны четыре узких окна.
   — Странно, — сказал Грегори. — Окна в потайном туннеле. Разве это не самый лучший способ рассекретить его?
   — Думаю, нет, — покачал головой Картер и выглянул в окно. — Несмотря на то что, уходя из Верхнего Гейбла, мы совершили спуск, мы все ещё находимся на два этажа выше основных построек, и снизу нас практически не видно.
   Стекло затянуло морозными узорами, падал лёгкий снег, но Картер все же сумел разглядеть внутренний двор, заметённый высокими сугробами, среди которых статуи казались мрачными призраками с тёмными провалами глаз и ртов.
   Даскин, припавший к соседнему окну, вдруг ахнул.
   — Картер, ты только посмотри!
   Лорд Андерсон перешёл к брату, но не понял, что вызвало восклицание Даскина.
   — Что такое?
   — Снежинки! Они вес одинаковые! А по идее, двух одинаковых снежинок не бывает.
   Картер с содроганием смотрел на прилипающие к стеклу снежинки. Мало того, что они действительно были совершенно одинаковые, но и форма их стала до скучного примитивной — фигура из трех наложенных друг на друга треугольников. Словно над их созданием потрудился математик, не отличавшийся богатством воображения.
   — Пойдёмте дальше, — резко проговорил Картер. — Нет времени глазеть на это.
   И он торопливо повёл отряд вперёд.
   На ночь устроились у камина, по обе стороны от которого на стенах были изображены крылатые зебры, а сам камин представлял собой открытый рот идола. Пламя горело не слишком ярко и почти не разгоняло темноту, но все согрелись и, успокоившись, задремали — все, кроме Картера. Он лежал на одеяле и никак не мог избавиться от воспоминаний об одинаковых снежинках. Анархисты изменяли не только Эвенмер, но целый мир. Картер гадал, не станут ли перемены более ярко выраженными ближе к Внешней Тьме, думал и о том, не произошло ли за время его отсутствия во Внутренних Покоях разительных перемен и там.
   Той ночью он спал беспокойно, то и дело просыпался, а уснув, видел тревожные сны. Несколько раз ему слышался крик маленькой девочки, заблудившейся в темноте.
 
   Дни текли, как течёт вода. Переход плавно сворачивал к востоку. Отряд шёл по пыльным, затянутым паутиной коридорам, мимо медных урн и гипсовых сосудов высотой в рост человека и наконец вышел на площадку, откуда расходилось сразу несколько лестниц такой удивительной красоты, что у всех перехватило дыхание. Лестницы украшала резьба с изображением кораблей, матросов, войск, идущих на битву. Резные воины словно спускались по перилам навстречу друг другу, как с холмов, и все сходились на главной лестнице — месте сражения. Притом что сейчас здесь горели только фонари Картера и его спутников, было полное впечатление, будто резные воины появляются и появляются один за другим из темноты.
   — Какое дивное мастерство! — воскликнул Филлип Крейн.
   — Но зачем понадобилось мастерить такое чудо в потайном ходу? — удивился Макмертри.
   — Может быть, этот путь не всегда был тайным, — предположил Картер. — Тут ведь тысячи отдельных фигур. Если их вырезал один и тот же мастер, на это должны были уйти годы.
   — Я много всяких диковинок повидал за жизнь, — задумчиво проговорил Нункасл. — Тут и вправду какой-то большой мастер потрудился, а вот зачем — это вопрос. Интересная, наверное, история.
   — Ну да, интересная, — хмыкнул Грегори. — Рассказ сумасшедшего. В любом случае нам его никогда не услышать.
   — Лорд Андерсон, — умоляюще проговорил Говард Макмертри. — Если бы вы позволили мне сделать самый быстрый набросок…
   Картер покачал головой:
   — Нет, мистер Макмертри. Ведь все мы обязались молчать о том, где побывали. Вы тоже дали клятву. Нет резона пробуждать любопытство у других.
   — Но это же архитектурный шедевр! — воскликнул Макмертри. — Разве вы не видите — она на подпорках! Её следует поместить в Большой Музей в Эйлириуме…
   — Если, конечно, удастся её туда переместить, — уточнил Крейн.
   — Ну, сфотографировать её мы не можем, — продолжал напирать Макмертри. — Но хотя бы наскоро зарисовать… Картер вздохнул:
   — Ладно, но при одном условии: вы никогда и никому не скажете, где она находится. А нам не повредят несколько минут отдыха.
   Отряд расселся на ступенях, а Макмертри принялся сновать туда-сюда по лестнице с блокнотом в руках. Наброски он делал ногтем большого пальца, а мистер Крейн выступал в роли советчика — какие фрагменты резьбы следует скопировать в первую очередь. Картер и Даскин сидели, прислонившись к стене, посреди гвардейцев.
   — Ты недоволен, — заключил Даскин.
   — Верно, — кивнул Картер. — Дело у нас серьёзнейшее. Я чувствую, как весь Дом словно раскачивается — того и гляди рухнет. Я не могу объяснить это ощущение словами. А Макмертри желает обзавестись иллюстрациями.
   — Но ты мог ему не позволить. Картер вздохнул:
   — Да, пожалуй. Но нам действительно не мешает передохнуть, а обижать человека не стоит. Он и так удручён донельзя. И вообще они оба проявили огромное мужество, согласившись пойти с нами. Просто мне хотелось бы, чтобы они более серьёзно отнеслись к стоящей перед нами задаче.
   — Единственное, к чему они относятся серьёзно, — это архитектура, — сказал Даскин. — Поэтому ты и пригласил их.
   — Именно так, — кивнул Картер. — Не могут же они избавиться от своего чудачества, как от дырявого пальто. Так хотелось бы, чтобы все это поскорее закончилось и мы вернулись домой. — Он говорил почти шёпотом, чтобы другие не услышали.
   — Надо бы сегодня пораньше остановиться на ночлег, — сказал Даскин. — Ты весь день ужасно бледен. Не простудился ли?
   — Если бы… Даскин, мы приближаемся к пределам Тьмы. Я чувствую, как она притягивает нас, как она словно всасывает весь Дом, будто гигантская воронка. Равновесие нарушено, сердцевина прогнила. Все карты изменились. И чем ближе к Внешней Тьме, тем острее я ощущаю перемены. Это пугает меня. Все и все, что я люблю, в опасности.
   — Что мы можем сделать?
   — Ничего, — покачал головой Картер. — Пока не найдём источник всех бед.
   — Задача не из лёгких.
   — Да, — склонил голову Картер. — Прежде чем тронуться в путь, мы с Сарой говорили о том, что у нас нет детей. Все наши старания бесполезны, все молитвы — без ответа. Я не могу не думать об этом. Неужели и это — следствие всеобщих перемен? Неужели весь мир должен сорваться в бездну вопреки моим и чьим бы то ни было желаниям?
   — Я не стал бы утверждать, что мне ведома Божья воля, — отозвался Даскин, — и я не знаю законов, по которым существует Вселенная, но ты задаёшь два совершенно разных вопроса. С одной стороны, ты молишься о том, чтобы тебе был дарован ребёнок, а с другой — обо всем Творении. Я бы сказал, что это разные вещи.
   Картер рассмеялся.
   — Наверное, я высказываюсь ужасно помпезно! И все же, если Вселенной придёт конец и если я никогда не познаю прикосновения моего ребёнка… Понимаю, звучит глупо.
   — Вовсе нет. Тоскующему всегда кажется, что его тоска велика, как мир. Но укрепись в своей вере, брат. Ты — Хозяин Дома, такого, как ты, не сыщется во всем Эвенмере. Не позволяй трудностям повергнуть тебя в отчаяние.
   Вдруг слева от Картера появился мистер Крейн. Братья вздрогнули — он обошёл их сзади.
   — Восхитительно! — восклицал мистер Крейн, лучась мальчишеской улыбкой. — Невероятно! Просто не знаю, как вас и благодарить, лорд Андерсон. Макмертри успел сделать только самые черновые наброски. Всю красоту этой лестницы мы, само собой, оценить сейчас не в состоянии, но есть у нас кое-какие задумки. Когда-нибудь я непременно обращусь к вам с просьбой прийти сюда ещё раз и произвести замеры.