Стоддард Джеймс. Обманный Дом

   — И я люблю тебя, Картер, — прошептала она и снова расплакалась.
   Тут послышался оглушительный треск — это, догорая, рухнули последние останки Обманного Дома, и наконец он исчез окончательно, как сон. Только разрозненные языки пламени догорали, облизывая голые камни.
   В изумлении спутники вернулись туда, где стоял дом, но от него не осталось и следа.
   Лишь Даскин и Лизбет не пошли смотреть на то место, где был прежде Обманный Дом. Они стояли поодаль друг от друга.
   — Теперь ты снова отправишься охотиться на гнолингов? — смущённо спросила Лизбет, искоса взглянув на Даскина.
   — Нет. — Он покачал головой, подошёл к ней и взял её за руку. — Я больше никогда не стану охотиться на них ради потехи. Грегори погиб, а я нашёл кое-что получше охоты. Довольно мне вести разгульную жизнь. Пора расстаться с мальчишескими забавами и стать мужчиной.
   — Ты об этом говорил, когда сказал, что мог бы полюбить меня?
   — В те последние мгновения, перед тем, как ты шагнула за порог, я уже знал, что это так и есть. Я уже люблю тебя, Лизбет.
   — А я любила тебя всегда, — сказала она. Она смотрела на него, запрокинув голову. Он обнял её и крепко поцеловал.
   — Смотри, — сказала Сара, встав рядом с Картером. Хозяин Эвенмера обернулся и изумлённо вздёрнул брови. Они с женой обменялись радостными улыбками. К ним подошёл Чант.
   — «Герой для нёс он на все времена, прекраснее всех первоцветов — она. Влюблённым молчать, право слово, милей, чем слушать, как трели ведёт соловей».

ЭВЕНМЕР

   Следующие несколько дней оказались нелёгкими. При разрушении Обманного Дома погибли тысячи Превращённых, а те из них, что остались в живых, очнулись в смятении и не могли ничего вспомнить о том, что с ними стряслось. Картер и его спутники собрали всех уцелевших и повели в Муммут Кетровиан, чем вызвали настоящую панику в Шинтогвине — ещё бы не запаниковать, когда из Внешней Тьмы в их страну явилось целое войско! Правитель страны, лорд Джеггед, будучи застигнутым врасплох, с радостью позволил прибывшим беспрепятственно пройти по его территории. Правда, странствие могло пройти и не слишком безмятежно. Узнав о том, что шинтогвинцы сыграли роль в их порабощении, муммутцы были готовы с ними поквитаться, но Картер, к которому в полной мере вернулось владение Словами Власти, употребил все своё влияние для того, чтобы никаких стычек по пути не произошло.
   После Муммут Кетровиана идти стало легче. Теперь, когда не было нужды таиться, спутники быстро и без хлопот добрались до Внутренних Покоев. Сейчас важнее всего было водворить Краеугольный Камень на его законное место. По этому поводу велись жаркие споры. Некоторые предлагали, чтобы эвенмерские умельцы соединили между собой половинки камня, но Картер, боясь, что при этом целостность камня может пострадать ещё сильнее, в конце концов от этого отказался.
   Нункасл возглавил охрану Краеугольного Камня — отряд из оставшихся в живых гвардейцев. Картер, Сара, Даскин, Лизбет, Чант и Енох отправились в Иннмэн-Пик, чтобы посмотреть на церемонию. Рядом с Сарой стоял граф Эгис, и Сара то и дело заботливо поправляла его съезжающие с переносицы очки, а Лизбет все время его обнимала и не отходила от графа ни на шаг. Свет дня и любовь уже произвели с ней разительные перемены — словно за ночь она превратилась из девочки в женщину.
   Гвардейцы уложили две половины Краеугольного Камня в яму. Картер подошёл и приложил осколок к углу правой половины. С громким шипением все три куска мгновенно соединились, от Камня повалил дым, и показалось, будто бы херувимы забили крыльями. Картер в изумлении отступил, и в это мгновение с небес к Камню устремился столп ало-зеленого пламени, и в нем на краткий миг проступил силуэт существа в белых одеждах, с золотистыми волосами до плеч, с мечом в одной руке и митрой — в другой. Глаза его сверкали, но взгляд не был устремлён на стоявших по кругу смертных. Он словно смотрел в даль, недоступную их пониманию, и Картер порадовался этому, ибо смотреть в глаза ангела было невыносимо. Земля сотряслась, стоявшие у Камня едва удержались на ногах, а потом видение исчезло, сверкнув искрой на востоке. Одни говорили, что это был ангел, другие — что игра света. Но Картер опустился на колени и склонил голову, и его спутники последовали его примеру.
   — Вот: я полагаю в основание на Сионе камень — камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утверждённый. Верующий в него не постыдится (Ис. 28:16).
   В молчании все ушли от кратера в Иннмэн-Пике.
   Потом, позднее, Картер распорядился заложить яму каменной кладкой, дабы Краеугольный Камень был скрыт от людских глаз на вечные времена.
   Многие из залов и коридоров Эвенмера сразу же стали такими, какими были прежде, но не все — словно бы в назидание о пережитых ужасах. А три дня спустя, когда Картер вернулся во Внутренние Покои, он получил прелюбопытное известие. Он стал искать Лизбет. Нашёл он её в буфетной, где та пила чай из серебряной чашки и смотрела в окно на тающий под солнцем снег. Солнечные лучи играли на её золотистых волосах, крупными волнами ниспадающими по спине. Хорошее питание сделало своё дело, и всего за неделю худоба Лизбет пошла на убыль. Она встретила Картера взглядом, в котором теперь навсегда радость смешалась с печалью.
   — Доброе утро, — сказал Картер. — На что ты смотришь? Лизбет улыбнулась, но тут же стала задумчивой.
   — Все так ново. Думаю, теперь все для меня будет казаться таким новым — каждый рассвет, каждый зелёный листок, каждое прикосновение дружеской руки. Видишь, как отражает свет эта чашка? Я могла бы часами ею любоваться! Мне так долго всего этого не хватало! У меня похитили детство, и это печалит меня. Но разве смогла бы я так радоваться свету, не проведи я столько лет в темноте? — Она опустила глаза, посмотрела на блузку, расшитую бисером, и жёлтую юбку и улыбнулась. — И это я! Я, которая думала, что мне в жизни больше никогда не надеть нового платья, а теперь я сижу здесь… О нет, это больше чем чудо! Это исполнение всех моих мечтаний!
   — У меня есть новость, — негромко проговорил Картер и, сев рядом с Лизбет, взял её за руку. — Новость хорошая, но странная.
   — Расскажи, — взволнованно взглянула на него Лизбет.
   — Сегодня я получил известие. Похоже на то, что в краю Внешней Тьмы, на Ониксовой Равнине появились новые постройки. Дом с комнатами и коридорами, дверями и мебелью.
   Лизбет долго молчала, а потом спросила:
   — Настоящий дом?
   — Говорят — настоящий. Он появился через несколько мгновений после того, как мы уложили на место Краеугольный Камень. Пока этот дом окончательно не обследован, но мне сообщают, что в самой его середине находится особенная комната — самая красивая. Её стены перекрыты куполом, а в комнате множество гигантских кукол и игрушечных поездов и фигурок, изображающих Даскина, Сару, графа Эгиса и меня.
   — Там есть окна? — спросила Лизбет.
   — Сотни окон. И стеклянные потолки. Об этом мне тоже сообщают. Дом буквально залит солнцем.
   — Так, значит, той мрачной равнины больше нет?
   — Она по-прежнему существует, но она как бы отодвинута дальше, за дом.
   Лизбет перевела взгляд на тающий снег за окном.
   — Это хорошо. Только я не понимаю, как это случилось.
   — Я тоже, — кивнул Картер. — Но я думаю, что дом возник потому, что ты пожертвовала собой, без страха ступив в бездну. Я решил, что ты должна об этом узнать.
   Мистер Макмертри неделю провёл во Внутренних Покоях. Он все ещё тяжело переживал смерть Филлипа Крейна. Картер сомневался, что старик-архитектор когда-либо сможет забыть об утрате лучшего друга. Но как-то раз Макмертри вошёл в столовую, где в это время сидел лорд Андерсон, встал перед ним по струнке и сказал:
   — Мы с мистером Крейном сорок два года рука об руку трудились в прославленной фирме «Макмертри и Крейн». Он был моей правой рукой. До самого конца я не догадывался о том, что он — анархист. Он, конечно, знал о моем прошлом, но больше я об этом никому не рассказывал. Полагаю, теперь меня должны обвинить за моё участие в Войнах за Жёлтую Комнату на стороне террористов. Что ж, я пришёл сказать вам о том, что я готов к любой участи. Я слишком долго мучился под бременем вины. Пора избавиться от этого бремени.
   — Если так, то вы уже наказаны сполна, — сказал Картер. — Вы были солдатом и дрались за дело, казавшееся вам правым, а Хозяин наделён правом прощать и миловать. Вы помогли нам в поисках Краеугольного Камня, вы выручили меня в решающий момент. Вы свободны, и на вас благословение Внутренних Покоев. Но чем же вы теперь займётесь?
   Макмертри вздохнул, робко усмехнулся и поднял брови.
   — Если мне не суждено отправиться за решётку, то я отправлюсь в Кидин. Там у меня дом, и там я постараюсь завершить нашу книгу, чтобы посвятить её мистеру Крейну. Пусть он был анархистом — я все равно считаю, что книгу следует посвятить ему. Вот только сумею ли я когда-нибудь дописать её?
   Но мистер Макмертри дописал свою книгу и назвал её «Дом Множества Чудес». Этот труд по сей день считается лучшей работой по архитектуре Эвенмера и стал настольной книгой священников, королей и премьер-министров. Любовно переплетённый том этой книги Картер хранил на своём письменном столе всю жизнь.
   Ближе к концу недели со страхом, который всегда охватывал его перед очередной встречей с Йормунгандом, Картер поднялся по лестнице на чердак, сжимая в руке фонарь и не зная, что его там поджидает — динозавр, дракон или пустой чердак. Но как только он ступил на пыльные половицы, как тут же сверкнули алые глаза и к потолку взметнулась голова гигантской рептилии. Йормунганд явно пребывал в самой лучшей форме. На Картера пахнуло затхлым дыханием, блеснули в темноте белые острые зубы. Лорд Андерсон собрался с храбростью и шагнул вперёд.
   — Ба! Вот это гость так гость! Малявка Хозяин пожаловал! — прогремел динозавр. — Пришёл, чтобы мы с тобой сели рядком да повспоминали наши былые испытания? Ну, так ведь мы с тобой, считай, росли, как братья родные, чего уж там. Не прихватил ли ты для меня, случаем, пару-тройку анархистов на завтрак? Или это нынче, так сказать, дефицит?
   — Я пришёл, чтобы спросить тебя о тебе, — ответил Картер.
   Йормунганд, фыркнув, выпустил столп пламени и стукнул по полу гигантским хвостом, отчего половицы угрожающе сотряслись.
   — Какая трогательная забота! Так тебе не хотелось бы лишиться разговорчивого ящера? Ручного дракона с острова Комодо? Геккончика, напевающего колыбельные песенки? Да, трудновато обойтись без злобного, но мудрого чудовища, особенно когда в нем есть большая потребность. Ну и как же мы поладим?
   — Дом под моей ответственностью, — отвечал Картер. — А ты — часть Дома.
   Йормунганд снова изрыгнул пламя. Воздух над головой Картера завертелся смерчем, шляпа загорелась. Он сдёрнул её и, бросив на пол, затоптал огонь. Ярость динозавра заставила Картера не на шутку испугаться.
   — Часть Дома, говоришь? Это как же понимать? Как горшки на кухне? Как портрет в картинной галерее? — ревел Йормунганд. — И как ты только смеешь приравнивать меня… — меня! — к каким-то вещам, находящимся под твоей ответственностью! Ты готов считать меня… унитазом, в то время как я самое главное, что есть в Доме! Главного глазами не увидишь, потому я и живу на чердаке, вдали от любопытных глаз. Какое смертельное оскорбление!
   Испытания, которым подвергся Картер в Обманном Доме, ослабили его. То, что динозавр сжёг его шляпу, заставило его испугаться, но теперь он разгневался.
   — Нет! — вскричал он. — Ты не самое главное! Я наслушался твоей болтовни, твоих самовлюблённых и напыщенных разглагольствований, хватит! Презираемые тобой смертные спасли твою жизнь! Презираемые тобой смертные уберегли тебя от того, чтобы ты на веки вечные остался заводной игрушкой! Ты нас ни в грош не ценишь, ты называешь нас мошками, мухами, которые живут только для того, что породить новое поколение подобных себе и умереть, ты считаешь, что мы никчёмны, что мы не имеем никакого значения. Ты говоришь, что мы обречены, что все наши достижения и подвиги тщетны. Может быть, мы и обречены, но я бы сказал так: мы обречены на то, чтобы никогда до конца не познать истинной ценности жизни, чуда утреннего солнца, голубого неба, прикосновений руки любимой. Отрицай это, если хочешь, но я гляжу на себя и вижу, что я — человек и что я сотворён страшно и чудесно. Я утверждаю: в каждом из нас горит искра Божья. Само существование этого Дома говорит о том, что все твои речи лживы. Я больше не желаю тебя слушать и не стану поддаваться проповедуемой тобою безнадёжности.
   Картер умолк. Он тяжело дышал. Собственная смелость испугала его — ведь над его головой нависли тонны могучих мышц и тяжеленных костей. Страх охватил его: неужто своей дерзостью он даровал Йормунганду полную свободу действий, и теперь тот без зазрения совести сожрёт его?
   Оглушительный рёв сотряс чердак. Картер втянул голову в плечи, но потом понял, что чудовище… смеётся.
   — Йормунганд повеселился, — сообщил динозавр, отхохотавшись. — Червь ополчился против Червя. Но может быть, ты прав. Может быть, ты и твои сородичи в итоге доберётесь до вашего золочёного Рая. Может быть, вы станете там прогуливаться с ангелами под ручку. — Динозавр снова зашёлся в приступе хохота. — Может быть, и у обезьян есть Творец! Если это тебя утешает, верь в это на здоровье. Я не верю, ибо имя мне — Отчаяние. Я — Тщета, воюющая с Мраком. Когда настанет конец времён, а он непременно настанет, настанет конец и для Йормунганда. И если должно погибнуть единственное ценное существо во всей этой никчёмной Вселенной, то вам-то с какой стати следует уцелеть?
   Динозавр изрыгнул пламя, и его столп промчался под самым потолком. Из пасти чудовища клубами вырывался дым.
   — Ты ждёшь от меня благодарности за спасение моей жизни? Это при том, что, спасая меня, вы прежде всего пеклись о том, чтобы спасти свои никчёмные шкуры? Но если бы Йормунганд остался Превращённым, если бы Отчаяние покинуло мир, как того желали анархисты, с ним вместе из мира ушла бы и Надежда. А этого, смертный, не вынес бы ни один человек. Но ради твоего успокоения я готов сказать, что я весьма тронут. Действительно, ты и девчонка спасли меня от участи карманных часов. Я навеки в долгу перед вами. Готов перекреститься. Спасибо вам, так сказать, огромное.
   Йормунганд снова изрыгнул пламя — но как-то рассеянно, отчего вдруг стал похож на человека, довольно мирно покуривающего трубочку. Наконец, когда пауза угрожающе затянулась, он проговорил:
   — Ладно. Так уж и быть. Преподнесу тебе подарочек. Подарочек малявке Хозяину. Ты мечтаешь о ребёнке, Картер Андерсон. Через год будет у тебя ребёнок.
   Картер ожидал чего угодно, но при этих словах Йормунганда кровь отхлынула от его лица.
   — Чудовище! — еле слышно проговорил он. — Насмешник! Это злая шутка. Ложь! Или у моей жены родится какой-нибудь… оборотень?!
   Йормунганд снова рассмеялся.
   — Вот они — вера и надежда во всей красе! Ты получил награду за свои молитвы, а теперь дерзаешь сомневаться? Или ты не веришь в собственные убеждения? Как это похоже на смертных! Да будь я архангелом или аистом каким-нибудь, ты бы уже на коленках валялся от благодарности! Но нет! Как же! Если у кого-то острые зубы и хороший аппетит, так он уже сразу врёт.
   Йормунганд не врёт. Никаких оборотней, никаких лягушек-зверушек. Абсолютно здоровый младенец. Насчёт пола умолчу, уволь.
   — Ты не можешь обещать ничего подобного, — недоверчиво проговорил Картер. — Ты разрушитель, а не созидатель.
   Йормунганд сверкнул глазами — человек бы на его месте удивлённо приподнял брови.
   — Да ну? Кто знает? Созидатель, не созидатель… Но я умею предсказывать будущее, уж этого у меня не отнимешь. И это мой подарочек тебе, дар Последнего Динозавра.
   — Тогда… Тогда спасибо тебе, Йормунганд, — не слишком уверенно произнёс Картер. Сомнения все ещё не покинули его. — Вообще-то… это как-то не похоже на тебя.
   — Как раз это очень даже похоже на меня, — проворчал Йормунганд. — А ты что же, думаешь, что этот ребёночек принесёт тебе одни сплошные радости? И не надейся! Тебя ждут нескончаемые бессонные ночи, тревоги, опасения и непрерывные споры. До скончания своих жалких дней и ты, и твоя дражайшая жёнушка ни о чем другом не сможете говорить, думать и слушать. Вы просто помешаетесь на своём отпрыске. Его победы станут вашими победами, его раны — вашей болью. И именно тогда, когда вы будете любить его сильнее всего на свете, он уйдёт от вас. Так что, подарочки Йормунганда — это, знаешь ли, палка о двух концах. Жизнь человеческая полна всяких маленьких проклятий, и только что я предрёк тебе одно из них.
   Они долго молчали. Картер пытался осмыслить слова динозавра. Наконец, так и не придумав, что бы ответить Йормунганду, Картер сказал:
   — Ты разрушил Обманный Дом до основания. Многие там погибли.
   — Если уж я берусь за разрушение, то оно всегда абсолютно, — отозвался Йормунганд. — Все связи в этом мире в конце концов приводят к печальному концу. Я об этом забочусь. Так что будь мне благодарен за то, что я не сразу выбрался с чердака, а не то гореть бы и тебе в доме вместе с остальными, Хозяин ты или ещё кто. Но анархисты совершили смертельную ошибку, пытаясь обуздать меня, хотя я и восхищаюсь их дерзостью. Эдакие горе-экспериментаторы — откачали из комнаты кислород, чтобы, так сказать, очистить воздух. Я — Сила и Власть. Нельзя убрать из Вселенной Последнего Динозавра и ждать, что она после этого уцелеет.
   — Ты говоришь, что ты — Отчаяние, — задумчиво прогово рил Картер. — Ты также и Смерть?
   — Я — Йормунганд. У меня много имён, но суть одна. Теперь оставь меня. Или ты предпочитаешь задержаться и поиграть в прятки-пожиратки? Чур, я вожу! Кто не спрятался — я не виноват!
   — Нет, — покачал головой Картер. — Спасибо тебе… Спасибо за то, что сказал мне про ребёнка.
   — Не за что. Нет, ну скажи, чем я не Дед Мороз, а? Нет, не Дед Мороз. Его я слопал в шестнадцатом веке. И эльфами, помнится, закусил. Только деткам своим не рассказывай. Огорчатся, поди, малютки.
   Картер, пятясь, отошёл к лестнице. С чердака он спускался, охваченный необычайной радостью. Да, Йормунганд чаще всего утаивал правду, но он и в самом деле никогда не лгал. Впервые в; жизни Картер возвращался от динозавра, весело насвистывая.
   Наконец пришла весна. Утихли ветры, стаял снег, вокруг Эвенмера зацвели сады, расцвела и любовь Лизбет и Даскина. Картер, Сара и мистер Хоуп, только что позавтракавшие говяжьими отбивными с жареным луком, сидели в шезлонгах во дворике у каменного колодца. Дворик окружали древние дубы и живые изгороди, а также невысокий кирпичный забор, по углам которого возвышались бронзовые статуи ангелов, сжимавших заряженные стрелами луки. Даскин и Лизбет, держась за руки, ушли в увитую виноградной лозой беседку.
   — Теперь Лизбет стала смеяться, — отметила Сара. — А когда мы привели её в Эвенмер, она совсем не смеялась.
   — Она — особенная девушка, необычная, — проговорил мистер Хоуп.
   — Необычная, — согласился Картер. — Видел бы ты, Уильям, где она жила шесть лет. Она сохранила рассудок там, где многим это было бы не под силу.
   Все трое умолкли, слушая, как смеются влюблённые. На плечо одного из ангелов сел дрозд, спрыгнул на забор и запел. Наконец Картер нарушил молчание:
   — А ведь я чуть было не впал в отчаяние на Ониксовой Равнине, когда меня покинули Слова Власти. Я был так напуган, я решил, что обречён, я утратил всякую веру. Забыл о том, как заливаются дрозды.
   — Это так легко, когда ты в темноте, — вздохнула Сара.
   — Да. Слишком легко. Я многое узнал о себе. Надеюсь, если снова придёт беда, я буду вести себя достойнее.
   — Думаю, у тебя получится, — проговорил Хоуп. — Металл закаляется, когда его куют.
   — Надеюсь, — усмехнулся Картер. — Но конечно, всего я так и не понял до конца. Неужели Господь позволил бы, чтобы сотворённое им было уничтожено? Грегори, Крейн, многие воины гвардии Белого Круга, тысячи ни в чем не повинных жителей Муммут Кетровиана погибли в Обманном Доме. И мы могли погибнуть. Анархисты утратили способность управлять своими приборами. Леди Порядок завладела Человеком в Чёрном и была готова уничтожить Вселенную.
   — Но это ей не удалось, — заметила Сара. — Так что, судя по всему, Господь этого не допустил. Вы с Лизбет стали теми орудиями, с помощью которых он это предотвратил. «Будешь ли переходить через воды, Я с тобою» (Ис. 43:2.).
   — Да, — отозвался Картер. — И все-таки я не настолько глуп, чтобы считать, что конец света означает «и потом они жили долго и счастливо».
   — Может быть, потому что мы не знаем, что такое «долго», — возразила Сара. — Макдональд пишет в своих «Фантазиях»: «Великое благо грядёт… грядёт… грядёт к вам…» Я верю, что это так и есть. Несмотря на все испытания и муки, узник в конце концов освобождается из Обманного Дома, чтобы выйти к свету.
   Картер встал и положил руки на плечи жены и друга. Он смотрел на птицу, сидящую на заборе и упоённо выводящую трели, на улиток, плавно ползающих по стенке колодца, на озарённую солнцем свежую траву.
   — Я точно знаю, что это так, — вдруг уверенно проговорил он. — Великое благо пришло ко мне — пришло в обличье тех, кого я люблю. И если Даскин и Лизбет будут счастливы, то это воистину великое благо.
   Сара улыбнулась мужу и подлила ему чая.