Страница:
— Странно, — покачал головой мистер Макмертри. — Никакой стражи.
— Зато замок висит, — отметил его коллега. — Мне поработать с ним, или вы предпочитаете попытать счастья?
— Вы везучий, мистер Крейн. Попробуйте вы. К тому же замок висит низко, вам сподручнее будет. А мне пришлось бы наклониться чуть не до самой земли.
Филлип Крейн расстегнул пальто и снял с пояса тяжёлую связку ключей.
— Они нам сослужили неплохую службу во время странствий по Эвенмеру, верно, мистер Макмертри?
— Более чем неплохую, мистер Крейн. Вот разве что в Фиффинге нам не очень повезло.
— Ах да… Фиффинг. Необычайные там были происшествия, в Фиффинге.
— Происшествия там были ужасные, мистер Крейн. И виноваты во всем были, безусловно, вы. Если бы вы так не жаждали увидеть Озеро Голубых Фламинго…
— Но тогда мы бы никогда не закончили работу над восьмой главой. А за реферат восьмой главы мы с вами получили Бетмуровскую премию за реализм в литературе по вопросам архитектуры. И между прочим, когда мы получали эту премию, вы не жаловались, мистер Макмертри.
— Конечно, не жаловался. Я ведь уже пережил к тому времени всю эту жуть в Фиффинге. За одно это я заслуживал премии.
— Это верно, да только за переживания премий не дают.
— Разве что в «Клубе Путешественников».
— А что, пожалуй, нам стоит в него вступить, мистер Макмертри. Наверное, это забавно.
— Скорее всего отвратительно, мистер Крейн. Наверняка все их заседания сводятся к тому, что горстки каких-нибудь нахалов с пеной у рта болтают о своих великих подвигах. А по мне, так надо судить по делам.
— Даже если дела сопряжены со смертельной опасностью?
— Даже так.
Беседуя в таком духе с Макмертри, Крейн занимался подбором ключа, пробуя один за другим. Наконец очередной ключ с громким стоном повернулся в замке.
— Никаких проблем, — довольно проговорил Крейн.
— Значит, нам повезло. Если только считать удачей проникновение в дом, полный людей, готовых пристрелить нас при первой возможности.
Крейн запер замок и убрал ключ в карман.
— Думаете, это мудро, мистер Крейн? Нам ведь, может быть, придётся спасаться бегством.
— Не исключено, но мне вовсе не хочется, чтобы следом за нами в Дом проник этот волчище-переросток. Однако нам следует соблюдать все меры предосторожности. Впереди может быть охрана. На самом деле, удивительно, что тут нет часового.
Архитекторы двинулись по коридору. Первым шагал Макмертри. Алые отблески газовых светильников озаряли путь. Пройдя несколько сотен ярдов, друзья поравнялись с серой аркой, над которой в камне были выбиты слова: «ДА УСТРАШИТСЯ ВСЯК СМЕЛЬЧАК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ». Филлип Крейн приоткрыл дверь, а Макмертри просунул в щель дуло пистолета, выждал несколько секунд, затем осмелился заглянуть за дверь. Крейн стоял у него за спиной и ничего не видел. Через некоторое время Макмертри обернулся и сказал:
— Там пусто, мистер Крейн. Войдём?
За дверью располагалась комната, находящаяся, судя по всему, внутри дома — просторная, тускло освещённая. По углам стояли высокие статуи — бесформенные абстракции с человеческими головами.
— У меня разыгралось воображение, — прошептал Макмертри, — или весь этот зал перекошён?
— Похоже, вы правы. Это не обман зрения. Взгляните на эти колонны на фоне стены. Стена наклонена вправо.
— Мало того, — заметил Макмертри. — А сами колонны! Они в тосканском стиле с иствингской лепниной. И колонны тоже немного наклонены вправо, как будто подёрнуты жарким маревом. А эти кариатиды… Они имеют правильную геометрическую форму, но производят сильное впечатление. Вот только… все же они уродливы! И ни одного окна!
— Зачем нужны окна в стране, где совсем нет света, мистер Макмертри?
— Верно. И все же взгляните, тут все сделано по шаблону и собрано, как из деталей конструктора. Весь этот зал производит впечатление набросков, неумелых детских рисунков. Именно так рисуют дети, не владеющие искусством перспективы. Кем бы они ни были, эти анархисты, они явно не архитекторы. И как они вообще все это построили? А там что такое? Вон там, что это такое на стене? Свет такой тусклый, трудно рассмотреть. Уж не тернии ли?
Крейн пересёк зал. Его шаги в тишине звучали пугающе гулко. Подойдя к стене, он внимательно осмотрел её и осторожно потрогал колючие стебли.
— Они самые, и к тому же живые.
— Они здесь повсюду, — проговорил Макмертри. — Никогда не видел более отвратительного зрелища! Это все следовало бы спалить!
— Да вся эта гадость, мистер Макмертри, быть может, и исчезнет сама собой, если только нам удастся разыскать Краеугольный Камень.
— И что же мы станем делать, если отыщем его?
— Вот отыщем, тогда и будем думать.
— Пожалуй. Но Камень может находиться где угодно, а Дом не маленький. Поиски могут занять несколько недель.
— В таком случае нам следует приступить к ним немедленно, мистер Макмертри. Немедленно.
ГЛУБИННЫЙ ПЕРЕХОД
— Зато замок висит, — отметил его коллега. — Мне поработать с ним, или вы предпочитаете попытать счастья?
— Вы везучий, мистер Крейн. Попробуйте вы. К тому же замок висит низко, вам сподручнее будет. А мне пришлось бы наклониться чуть не до самой земли.
Филлип Крейн расстегнул пальто и снял с пояса тяжёлую связку ключей.
— Они нам сослужили неплохую службу во время странствий по Эвенмеру, верно, мистер Макмертри?
— Более чем неплохую, мистер Крейн. Вот разве что в Фиффинге нам не очень повезло.
— Ах да… Фиффинг. Необычайные там были происшествия, в Фиффинге.
— Происшествия там были ужасные, мистер Крейн. И виноваты во всем были, безусловно, вы. Если бы вы так не жаждали увидеть Озеро Голубых Фламинго…
— Но тогда мы бы никогда не закончили работу над восьмой главой. А за реферат восьмой главы мы с вами получили Бетмуровскую премию за реализм в литературе по вопросам архитектуры. И между прочим, когда мы получали эту премию, вы не жаловались, мистер Макмертри.
— Конечно, не жаловался. Я ведь уже пережил к тому времени всю эту жуть в Фиффинге. За одно это я заслуживал премии.
— Это верно, да только за переживания премий не дают.
— Разве что в «Клубе Путешественников».
— А что, пожалуй, нам стоит в него вступить, мистер Макмертри. Наверное, это забавно.
— Скорее всего отвратительно, мистер Крейн. Наверняка все их заседания сводятся к тому, что горстки каких-нибудь нахалов с пеной у рта болтают о своих великих подвигах. А по мне, так надо судить по делам.
— Даже если дела сопряжены со смертельной опасностью?
— Даже так.
Беседуя в таком духе с Макмертри, Крейн занимался подбором ключа, пробуя один за другим. Наконец очередной ключ с громким стоном повернулся в замке.
— Никаких проблем, — довольно проговорил Крейн.
— Значит, нам повезло. Если только считать удачей проникновение в дом, полный людей, готовых пристрелить нас при первой возможности.
Крейн запер замок и убрал ключ в карман.
— Думаете, это мудро, мистер Крейн? Нам ведь, может быть, придётся спасаться бегством.
— Не исключено, но мне вовсе не хочется, чтобы следом за нами в Дом проник этот волчище-переросток. Однако нам следует соблюдать все меры предосторожности. Впереди может быть охрана. На самом деле, удивительно, что тут нет часового.
Архитекторы двинулись по коридору. Первым шагал Макмертри. Алые отблески газовых светильников озаряли путь. Пройдя несколько сотен ярдов, друзья поравнялись с серой аркой, над которой в камне были выбиты слова: «ДА УСТРАШИТСЯ ВСЯК СМЕЛЬЧАК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ». Филлип Крейн приоткрыл дверь, а Макмертри просунул в щель дуло пистолета, выждал несколько секунд, затем осмелился заглянуть за дверь. Крейн стоял у него за спиной и ничего не видел. Через некоторое время Макмертри обернулся и сказал:
— Там пусто, мистер Крейн. Войдём?
За дверью располагалась комната, находящаяся, судя по всему, внутри дома — просторная, тускло освещённая. По углам стояли высокие статуи — бесформенные абстракции с человеческими головами.
— У меня разыгралось воображение, — прошептал Макмертри, — или весь этот зал перекошён?
— Похоже, вы правы. Это не обман зрения. Взгляните на эти колонны на фоне стены. Стена наклонена вправо.
— Мало того, — заметил Макмертри. — А сами колонны! Они в тосканском стиле с иствингской лепниной. И колонны тоже немного наклонены вправо, как будто подёрнуты жарким маревом. А эти кариатиды… Они имеют правильную геометрическую форму, но производят сильное впечатление. Вот только… все же они уродливы! И ни одного окна!
— Зачем нужны окна в стране, где совсем нет света, мистер Макмертри?
— Верно. И все же взгляните, тут все сделано по шаблону и собрано, как из деталей конструктора. Весь этот зал производит впечатление набросков, неумелых детских рисунков. Именно так рисуют дети, не владеющие искусством перспективы. Кем бы они ни были, эти анархисты, они явно не архитекторы. И как они вообще все это построили? А там что такое? Вон там, что это такое на стене? Свет такой тусклый, трудно рассмотреть. Уж не тернии ли?
Крейн пересёк зал. Его шаги в тишине звучали пугающе гулко. Подойдя к стене, он внимательно осмотрел её и осторожно потрогал колючие стебли.
— Они самые, и к тому же живые.
— Они здесь повсюду, — проговорил Макмертри. — Никогда не видел более отвратительного зрелища! Это все следовало бы спалить!
— Да вся эта гадость, мистер Макмертри, быть может, и исчезнет сама собой, если только нам удастся разыскать Краеугольный Камень.
— И что же мы станем делать, если отыщем его?
— Вот отыщем, тогда и будем думать.
— Пожалуй. Но Камень может находиться где угодно, а Дом не маленький. Поиски могут занять несколько недель.
— В таком случае нам следует приступить к ним немедленно, мистер Макмертри. Немедленно.
ГЛУБИННЫЙ ПЕРЕХОД
В душе мистера Хоупа проснулся опытный юрист-следователь. Он смотрел на стоявшего перед ним худощавого гонца так пристально, словно был способен взглядом очистить того слой за слоем, как луковицу, добраться до самой сердцевины, и тогда понять, не лживо ли послание, лежащее на дубовом столе рядом со смятым конвертом. Разговор происходил в кабинете Хоупа, в бильярдной. До полудня было ещё далеко, но в бильярдной царил полумрак — небо затянули тяжёлые тучи, а окна чуть не до середины завалило снегом. Как жарко ни пылали в камине дрова, снег падал непрерывно, и Хоупу все время было холодно, а сейчас его и вообще знобило, словно мороз пробирал до костей.
— Повторите, как к вам попало это письмо, — сказал он, стараясь придать голосу сдержанность и спокойствие.
— Его доставил в Верхний Гейбл курьер из Муммут Кетровиана. Больше мне ничего не известно.
— А вы из Верхнего Гейбла?
— Нет, сэр. Я третий из гонцов. Я получил письмо в Гаханджине. Велено было доставить как можно скорее.
Хоуп видел, что гонец очень устал. Пряди чёрных волос на лбу склеились от испарины, одежда намокла, пропитавшись потом. В бильярдную гонец вошёл, тяжело дыша. Хоуп с пристрастием допрашивал его уже двадцать минут, но ничего подозрительного не обнаружил.
— Вы сослужили важную службу для Хозяина Эвенмера, — проговорил наконец дворецкий. — Ступайте на кухню, повар накормит вас. Вам придётся задержаться во Внутренних Покоях до тех пор, пока я не позволю вам уйти, ради блага Дома. Надеюсь, это понятно?
— Да, сэр.
Когда гонец удалился, Хоуп самым внимательным образом несколько раз перечитал письмо и лишь потом поднялся и вышел из-за письменного стола. Сжав листок с посланием в руке, он прошёл мимо выхода в сад, повернул налево, в боковой коридор, миновал главную лестницу, столовую и буфетную и подошёл к двери, ведущей в гостиную. Дверь была открыта, и зрелище, представшее перед глазами Хоупа, заставило его забыть о важности того, зачем он сюда пришёл. В гостиной находились Енох, Сара и Чант. Темно-синее поле ковра было уставлено мягкими креслами, кушетками, оттоманками и столиками. Старый иудей восседал на диванчике с цветастой обивкой, а Чант, стоя возле окна, занавешенного шторой из золотистого дамасского шелка, читал стихотворение Йитса. Не успел он прочесть и двух строф, как Сара резво вскочила с невысокой кушетки и, весело улыбаясь, принялась читать в унисон с Фонарщиком:
— Восхитительно! — воскликнул Хоуп. — А я, к стыду своему, алфавит от начала до конца, не сбившись, произнести не могу.
— Но уж кодексы законов цитируете без запинки, — усмехнулась Сара. — Даже точек и заголовков не пропускаете. Идите к нам. Зима, похоже, затянулась, а поэзия позволяет мне хоть ненадолго забыть о тревогах.
— Боюсь, это письмо только прибавит тревог, — сказал Хоуп и помахал листком бумаги. — Подписано якобы Хозяином, но пожелания, которые здесь излагаются, меня смущают.
— От Картера! — воскликнула Сара, широко открыв глаза. — Читайте же скорее!
— Хорошо. Письмо адресовано мне, и написано в нем следующее:
Он подал письмо Саре, та жадно пробежала его глазами и воскликнула:
— Это его подпись! У меня нет в этом никаких сомнений. Мы должны идти.
— Но погодите, миледи, — возразил Хоуп. — Подпись могла быть подделана. Анархисты это наверняка умеют.
— Но он пишет о нашем разговоре у камина. Это можно считать паролем. Кто ещё мог об этом написать, как не Картер?
— Вот на этот вопрос мы и должны ответить, — сказал Хоуп. — Кто-нибудь ещё мог знать об этом разговоре?
— Никто. Мы были одни.
— А он не мог кому-нибудь пересказать ваш разговор?
— Уж во всяком случае, постороннему человеку он бы ничего пересказывать не стал, — покачала головой Сара. — О таком не говорят походя. Может быть, он мог бы об этом рассказать Даскину, но больше никому. И даже если бы такое произошло, вряд ли рядом мог находиться кто-то из врагов, кто бы подслушал.
— А не могли анархисты прознать про это каким-то ещё способом? — спросил Хоуп.
— Не стоит говорить обиняками, — отозвалась Сара. — Нет, Картер не признался бы в этом даже под пытками. Он бы скорее солгал.
Хоуп ненадолго задумался.
— Но если Картер знал об этом переходе, почему же он сам не воспользовался им на пути во Внешнюю Тьму?
— Но он не знал о нем, — объяснил Енох. — Карты Хозяина требуют внимательного изучения. Не мог же он просто сказать: «Я желаю пройти к Внешней Тьме кратчайшим путём», чтобы в результате перед его мысленным взором появился Глубинный Переход. Он бы ни за что не смог узнать о нем, разве что наткнулся на него во время раздумий над картами. Мне кажется, письмо можно считать подлинным.
— Вы так думаете? — недоверчиво переспросил Хоуп. — В то время как из него следует, что самые важные люди в Доме должны рискнуть своей жизнью?
— «Час испытаний пробил для меня, — задумчиво проговорил Чант. — Кто б ни был ты — созданье тьмы иль смертный, рука моя тебя сразит».
— Вот именно, — сказала Сара. — Енох и Чант действительно очень важны для Эвенмера, но никак не я.
— Вы недооцениваете свою роль, — возразил Чант.
— Быть может, вы понадобились как заложница? — предположил Хоуп.
— Если бы речь шла только обо мне одной — возможно, — согласилась Сара. — Но не все же трое.
— Но может быть, Чант и Енох упомянуты только для того, чтобы завуалировать истинную цель?
— В таком случае это жалкая уловка, — ответила Сара. — Если бы врагам понадобилась только я, было бы написано, что со мной следует отправить десяток воинов — во избежание подозрений.
Хоуп в сердцах негромко стукнул по столу.
— Вам бы следовало изучать законы, сударыня! Поверьте, мне все это не нравится!
— Законы Вселенной не меняются так же легко, как статьи кодексов, — возразила Сара. — Нравится нам это или нет, нельзя отворачиваться от очевидных фактов: Картер просит нас прийти к нему по выручку. И в это можно поверить. О, я понимаю, мною больше движет сердце, чем разум. Если он в беде, я готова опрометью броситься к нему на помощь, забыв о любых фактах! Но здесь присутствует и логика — перед нами его подпись, а также упоминание о разговоре, содержание которого известно только ему одному. Однако, отбросив в сторону чувства, зададим себе вопрос: зачем мы ему понадобились?
В комнате воцарилось молчание.
— Можем мы ответить на этот вопрос? — задумчиво проговорил Енох. — Нет. Кто знает, с какими злобными чарами столкнулся лорд Андерсон, если отвести их от него способны только мы.
В этот вечер Енох и Чант привели в кабинет Хоупа двоих мужчин. Хоуп испытующе посмотрел на них. Первый был высок, темноволос, с седой бородой и густыми чёрными бровями. Второй — невысокого роста, полноватый, лысый, в очках. Несмотря на почтённый возраст, оба производили впечатление людей крепких.
— Эбенезер Прим, — представился первый. — Ученик Еноха.
— Кларенс Шендон, — представился второй. — Ученик Чанта. Хоуп торжественно встал и поклонился новым знакомцам.
— Господа, — сказал он, — уже двести лет, как никто не просил учеников Фонарщика и Часовщика приступить к исполнению их обязанностей. И ни разу не было случая в истории Эвенмера, чтобы обоих просили о таком одновременно. Несколько поколений учеников жили и умерли, так и не будучи призванными для выполнения своего долга, ибо, хотя Высокий Дом по воле Божьей дарует Часовщикам и Фонарщикам долголетие, таковым долголетием не наделяются их ученики. Начиная с послезавтрашнего дня вы приступите к исполнению работы, которой вы обучены, и будете исполнять её вплоть до возвращения ваших наставников либо до дня вашей кончины.
Хоуп вышел из-за стола и пожал руки обоим. Те вежливо улыбнулись, поклонились и вышли из бильярдной.
Юрист в изнеможении опустился на стул.
— Вы бледны, — отметил Енох. — Что вас так тревожит?
— Мы поручаем самую ответственную работу по Дому двоим восьмидесятилетним мужчинам, с которыми я до сих пор даже не был знаком.
Чант пожал плечами:
— Вы можете доверять им целиком и полностью. Мы обучали их с четырнадцатилетнего возраста. Они справятся.
— Справятся, — подтвердил Енох. — Правда, в последний раз я передоверял кому-либо свою работу, за исключением тех случаев, когда я ухожу заводить Столетние часы, семьсот лет назад — тогда упавший столб сломал мне ногу. Надо сказать, я тоже волнуюсь.
— А я остаюсь совсем один, — сказал Хоуп. — Не с кем будет посоветоваться.
— Бриттл управлял Домом, когда отец Картера отправлялся в странствия, — заметил Чант.
— С Бриттлом оставались вы оба, — в отчаянии проговорил Хоуп и подпёр подбородок кулаками. — Надеюсь, мне не доведётся стать последним дворецким Эвенмера.
— Если до этого дойдёт, карьера ваша будет недолгой, — сказал Чант. — Это будет означать, что анархисты победили. Хоуп скривился:
— Благодарю, порадовали.
Мистер Сполдинг восседал в мягчайшем кресле, обитом крашеным мехом белого гнолинга, попивая утренний чай, согретый на очаге, встроенном в стену, возле которой стояло кресло. Он был невысок ростом, очень стар и немного глуховат. Мистер Сполдинг обожал читать и предаваться размышлениям и ненавидел разговоры и сборища. Шестьдесят лет назад он был назначен Стражем двери, ведущей к Башням, и с тех пор каждое утро, за исключением одного-единственного дня — дня похорон своей матери, — без опоздания являлся на своё рабочее место в десять минут шестого утра, надев на себя длиннополый сюртук с бархатными манжетами и аккуратно повязав широкий галстук. Рабочее место мистера Сполдинга находилось в конце довольно длинного коридора возле белой двери, створку которой обрамляла резьба в виде побегов падуба, а на притолоке красовался девиз: «Per ardua ad astra», что означало: «Через тернии к звёздам». Дверь была закрыта на тяжёлый железный засов, выкрашенный белой краской. Был у двери и замок, но его можно было отпереть только Ключом Хозяина, и потому он был не заперт, а запирали дверь на замок только в тревожные времена. Мистер Сполдинг же был хранителем ключа от засова. По обе стороны двери возвышались каменные скульптуры стоящих на задних лапах львов. Стены коридора украшали дубовые панели, на полу лежала ковровая дорожка с рисунком в виде орхидей и букетов. В том месте, куда Страж ставил ноги, сидя в кресле, в дорожке была протёрта дырка. Дверью этой пользовался только Енох, и потому большую часть времени Страж проводил в полном одиночестве — дремал у огня, читал да наблюдал за тем, как по коридору, словно бумажные кораблики, снуют горничные в белых передниках. За несколько десятков лет мистер Сполдинг прочитал книг больше, чем многие библиотекари, и чем больше читал, тем толще становились стекла его очков, и в результате глаза его за толстыми стёклами стали похожи на коричневые яблоки.
По ночам место Сполдинга занимал его сменщик, предпочитавший второе кресло у камина, — такой же близорукий старичок, мистер Бредбери. В общем, мистер Сполдинг исполнял свои обязанности со всем тщанием и страшно этим гордился.
Мистер Сполдинг успел прочитать всего несколько страниц перевода многообещающей древней книженции под названием «Алая Книга Вестмарча», когда, подняв глаза, вдруг увидел четверых человек, быстро шагавших по коридору. Сначала мистер Сполдинг решил, что люди свернут в одну из комнат — именно так и поступали все, кто появлялся в этом коридоре прежде, а потому гадал о том, какое дело их привело сюда, со всем глубокомыслием коровы, созерцающей небосвод над пастбищем. Однако люди никуда не сворачивали, а шли прямо к нему, и мистер Сполдинг обеспокоился не на шутку. По мере того как люди миновали дверь за дверью, беспокойство мистера Сполдинга нарастало. Люди имели вид решительный и целеустремлённый, и мистер Сполдинг, глядя на них, имел полное ощущение, что в голову ему целятся из пистолета. Дальше — больше. По мере приближения людей в единственной среди них женщине мистер Сполдинг признал госпожу Андерсон, супругу Хозяина Эвенмера, а в мужчинах — главного дворецкого, Часовщика и Фонарщика — то бишь самых высокопоставленных служащих Дома, если не считать Хозяина. Мистер Хоуп был одет как обычно, а остальные трое — в дорожное платье. На леди Андерсон была длинная, до пола, шуба, и вдобавок она несла винтовку.
Компания миновала последнюю дверь, в которую могла бы свернуть, и тут мистеру Сполдингу стало совсем худо. Он дрожащей рукой поставил чашку на столик, расплескав половину чая, поспешно встал, спрятал книгу под подушечку и отряхнул траченный молью сюртук.
— Доброе утро, дружище Дуглас, — приветствовал Стража Енох. — Как протекает дозор?
Сполдинг пару мгновений не мог ответить, поскольку лишился дара речи.
— Он… Он протекает… благополучно, господин Часовщик.
Он стоял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Все слова вылетели у него из головы, но наконец до него дошло, что мистер Хоуп что-то говорит леди Андерсон.
— Сара, я все же очень тревожусь, но успел многое продумать. Этот Глубинный Переход, если он действительно приводит в лагерь врагов, мог бы стать той дорогой, по которой туда можно было бы перебросить наше войско. Я подожду десять дней, а потом распоряжусь, чтобы капитан Глис отправил по этому пути роту гвардейцев, а быть может, и более многочисленное войско. Сара задумалась.
— Хорошо, Уильям. На мой взгляд, это благоразумно. Однако Глису следует быть осторожным. Если это в самом деле план Картера, надо позаботиться о том, чтобы не произошло ничего такого, что могло бы нарушить этот план.
Хоуп печально кивнул, пожал руки Чанту и Еноху, сжал руку Сары двумя руками. На глаза его навернулись слезы.
— Друг мой, — сказала ему Сара, — не надо так переживать. Все будет хорошо.
Хоуп снова кивнул. Сейчас он напоминал круглолицего мальчишку, который всеми силами старается не расплакаться. Отпустив руку Сары, он повыше поднял воротник.
— Да, сударыня. Прощайте. Я позабочусь о Доме. Жаль, что вам нельзя пройти более коротким путём — через Зеленую Дверь, а не через Башни, но без Ключей Хозяина иного выхода нет. Как бы то ни было, странствие по Глубинному Переходу займёт у вас всего один день. Счастливого пути. Да поможет вам Бог.
С этими словами он отвернулся и торопливо зашагал прочь, понурив голову.
Мистер Сполдинг, которому крайне редко случалось наблюдать столь драматические ситуации, стоял как зачарованный. Наконец леди Андерсон устремила на него испытующий взгляд. Мистер Сполдинг непонимающе таращился, глядя на неё.
— Ключ при вас, дружище? — в конце концов осведомился Чант.
Мистер Сполдинг перевёл на него глаза, по-прежнему мало что понимая.
— Ключ… — Он обернулся, зачем-то посмотрел на кресло, вернулся взглядом к Саре. — Леди Андерсон, я не знал, что вы придёте.
— Так и было задумано. И вы никому не должны говорить о том, что мы ушли.
— Я? Да кому же я могу… То есть, конечно, буду нем как рыба. Никому ни слова. Мой ключ…
Он снова посмотрел на кресло, наконец, спохватившись, сунул руку в карман и, вытащив ключ, поспешил к двери, по пути выронил ключ, подобрал, принялся отпирать запор на засове, снова обронил ключ, подобрал снова и в конце концов справился с запором. Отодвинув засов, Сполдинг отошёл в сторону и застыл чуть не по стойке «смирно», но тут вспомнил, что дверь-то он не открыл. Бросившись к двери, он открыл её нараспашку и при этом чуть не сбил с ног Еноха. От стыда мистер Сполдинг побагровел.
— Прошу сюда… мило… миледи…
— Благодарю вас, — отозвалась леди Андерсон.
Все трое переступили порог. Мистер Сполдинг затворил дверь и заглянул в глазок. Сaрa закрыла лицо руками и расхохоталась.
Мистер Сполдинг задвинул засов и повернул ключ. За шестьдесят лет в его жизни не бывало такого дня. На ватных ногах он пошёл к своему креслу вне себя от волнения: сама леди Андерсон прошла через охраняемую им дверь! Воспоминаний о таком событии мистеру Сполдингу должно было хватить на несколько недель.
Увидев грандиозную лестницу, ведущую к Башням, Сара перестала смеяться. Они с Чантом и Енохом оказались в зале, в котором, помимо той двери, в которую они вошли, имелись ещё одна дверь и эта высоченная лестница. Тени, плясавшие на высоком потолке, словно бы издавали стоны и вой зимней вьюги. Лестница шириной пятнадцать футов уводила в ночь. Расставленные на ней через равные промежутки фонари казались звёздами на ночных небесах. За площадкой, которой заканчивался первый пролёт, невозможно было разглядеть положительно ничего. Пол комнаты и беломраморные ступени лестницы были покрыты зелёным ковром. Столбики балюстрады представляли собой фигурки монахов, смотревших вверх, в направлении лестничной площадки. Рты их были открыты, и казалось, они поют григорианский канон.
Сара не отводила глаз от длинного лестничного пролёта. Она видела эту лестницу не в первый раз, и всегда это зрелище вызывало у неё восторг.
— Енох, а у тебя ноги не болят, когда ты здесь поднимаешься? — спросила она.
Енох проследил её взгляд и усмехнулся.
— А как же им не болеть? Но это не беда. Мальчишкой я любил забираться повыше. Но сегодня мы пойдём не здесь. — Он направился ко второй двери и снял с пояса железный ключ. Замок с щелчком открылся. — Я пойду первым, леди Андерсон.
За дверью лежал непроницаемый мрак. Чант опытной рукой зажёг фонарь и передал его Еноху. Тот впустил за дверь Сару и Чанта и запер замок. Следуя инструкциям, изложенным в письме, они тронулись в направлении Длинного Коридора. Сначала проход резко пошёл на спуск, затем повернул к югу, и Сара поняла, что они идут под комнатой, из которой только что вышли. Коридор был узким, на полу лежала тонкая ковровая дорожка шафранового цвета. Со стен, выкрашенных жёлтой краской, местами осыпалась штукатурка. Помимо всего прочего, здесь было очень холодно. Спутники молча шагали друг за другом. Чант замыкал строй. Пустота перехода и вой метели за стенами на всех действовали угнетающе. Шли быстро, но столкновения с анархистами не опасались — те редко отваживались подходить так близко к Внутренним Покоям. «Не подберутся, — думала Сара, — если и на самом деле нас не заманили в западню. Если это так, то врагам отлично известно, по какому пути мы движемся». Однако, зная по опыту, что гадать о будущем бесполезно, она вскоре позабыла о всяких страхах и обнаружила, что прогулка ей по душе. Чаще всего Картер отказывал ей и не брал с собой в странствия. Сара боялась за мужа, но ей ужасно хотелось хотя бы разок принять участие в таинственном путешествии. Мечта её сбылась, и более того: перед ней стояла цель, она исполняла волю Картера, а это было куда лучше, чем тревожное ожидание.
— Повторите, как к вам попало это письмо, — сказал он, стараясь придать голосу сдержанность и спокойствие.
— Его доставил в Верхний Гейбл курьер из Муммут Кетровиана. Больше мне ничего не известно.
— А вы из Верхнего Гейбла?
— Нет, сэр. Я третий из гонцов. Я получил письмо в Гаханджине. Велено было доставить как можно скорее.
Хоуп видел, что гонец очень устал. Пряди чёрных волос на лбу склеились от испарины, одежда намокла, пропитавшись потом. В бильярдную гонец вошёл, тяжело дыша. Хоуп с пристрастием допрашивал его уже двадцать минут, но ничего подозрительного не обнаружил.
— Вы сослужили важную службу для Хозяина Эвенмера, — проговорил наконец дворецкий. — Ступайте на кухню, повар накормит вас. Вам придётся задержаться во Внутренних Покоях до тех пор, пока я не позволю вам уйти, ради блага Дома. Надеюсь, это понятно?
— Да, сэр.
Когда гонец удалился, Хоуп самым внимательным образом несколько раз перечитал письмо и лишь потом поднялся и вышел из-за письменного стола. Сжав листок с посланием в руке, он прошёл мимо выхода в сад, повернул налево, в боковой коридор, миновал главную лестницу, столовую и буфетную и подошёл к двери, ведущей в гостиную. Дверь была открыта, и зрелище, представшее перед глазами Хоупа, заставило его забыть о важности того, зачем он сюда пришёл. В гостиной находились Енох, Сара и Чант. Темно-синее поле ковра было уставлено мягкими креслами, кушетками, оттоманками и столиками. Старый иудей восседал на диванчике с цветастой обивкой, а Чант, стоя возле окна, занавешенного шторой из золотистого дамасского шелка, читал стихотворение Йитса. Не успел он прочесть и двух строф, как Сара резво вскочила с невысокой кушетки и, весело улыбаясь, принялась читать в унисон с Фонарщиком:
Она медленно пошла по кругу возле Чанта, тот поворачивался, не спуская с неё глаз, и они продолжали в унисон нараспев произносить строчки:
Пора, пора в дорогу мне, в мой Иннисфри весёлый,
Стоит там хижина в саду, обмазанная глиной,
На грядках там цветут бобы, над ними вьются пчелы.
Там стану жить я в тишине и слушать гул пчелиный.
Их голоса слились воедино — тенор и сопрано, и мягким эхом зазвучали, оглашая гостиную:
И в душу утренней росой, сверчка немолчным пеньем
По капле, тихо снизойдут отрада и покой,
Звездой полночной озарят, согреют знойным полднем.
Овеют крыльями стрижей вечернею порой.
Сара и Чант, не сбившись, в лад произнесли последнее слово. Сара захлопала в ладоши, Чант смущённо улыбнулся, а Енох от души зааплодировал.
Пора, пора туда, ведь днём и ночью слышу,
Как плещет, ласково смеясь, озёрная волна,
Покуда жив я на земле, где б ни был я на свете,
В глубинах сердца моего мне песнь её слышна.
— Восхитительно! — воскликнул Хоуп. — А я, к стыду своему, алфавит от начала до конца, не сбившись, произнести не могу.
— Но уж кодексы законов цитируете без запинки, — усмехнулась Сара. — Даже точек и заголовков не пропускаете. Идите к нам. Зима, похоже, затянулась, а поэзия позволяет мне хоть ненадолго забыть о тревогах.
— Боюсь, это письмо только прибавит тревог, — сказал Хоуп и помахал листком бумаги. — Подписано якобы Хозяином, но пожелания, которые здесь излагаются, меня смущают.
— От Картера! — воскликнула Сара, широко открыв глаза. — Читайте же скорее!
— Хорошо. Письмо адресовано мне, и написано в нем следующее:
Мне грозит беда. Какая именно — не могу объяснить из боязни того, что это письмо будет перехвачено, и тогда всему конец. Но я требую, чтo6ы кo мне немедленно прибыли Сapa, Енох и Чант. Я обнаружил путь, называемый Глубинным Переходом, им они и должны воспользоваться. Если у вас возникнут кaкиe-либo сомнения относительно подлинности письма, напомните Саре о нашем ночном разговоре у камина — мы гoвopили о том, что у нас с ней нет детей. Помните: я не стал 6ы никого из вас подвepгaть опасности без крайней необходимости.— Далее подробно указано, как найти вышеупомянутый переход, — сказал Хоуп, — а в конце стоит вроде бы подлинная подпись Картера.
Он подал письмо Саре, та жадно пробежала его глазами и воскликнула:
— Это его подпись! У меня нет в этом никаких сомнений. Мы должны идти.
— Но погодите, миледи, — возразил Хоуп. — Подпись могла быть подделана. Анархисты это наверняка умеют.
— Но он пишет о нашем разговоре у камина. Это можно считать паролем. Кто ещё мог об этом написать, как не Картер?
— Вот на этот вопрос мы и должны ответить, — сказал Хоуп. — Кто-нибудь ещё мог знать об этом разговоре?
— Никто. Мы были одни.
— А он не мог кому-нибудь пересказать ваш разговор?
— Уж во всяком случае, постороннему человеку он бы ничего пересказывать не стал, — покачала головой Сара. — О таком не говорят походя. Может быть, он мог бы об этом рассказать Даскину, но больше никому. И даже если бы такое произошло, вряд ли рядом мог находиться кто-то из врагов, кто бы подслушал.
— А не могли анархисты прознать про это каким-то ещё способом? — спросил Хоуп.
— Не стоит говорить обиняками, — отозвалась Сара. — Нет, Картер не признался бы в этом даже под пытками. Он бы скорее солгал.
Хоуп ненадолго задумался.
— Но если Картер знал об этом переходе, почему же он сам не воспользовался им на пути во Внешнюю Тьму?
— Но он не знал о нем, — объяснил Енох. — Карты Хозяина требуют внимательного изучения. Не мог же он просто сказать: «Я желаю пройти к Внешней Тьме кратчайшим путём», чтобы в результате перед его мысленным взором появился Глубинный Переход. Он бы ни за что не смог узнать о нем, разве что наткнулся на него во время раздумий над картами. Мне кажется, письмо можно считать подлинным.
— Вы так думаете? — недоверчиво переспросил Хоуп. — В то время как из него следует, что самые важные люди в Доме должны рискнуть своей жизнью?
— «Час испытаний пробил для меня, — задумчиво проговорил Чант. — Кто б ни был ты — созданье тьмы иль смертный, рука моя тебя сразит».
— Вот именно, — сказала Сара. — Енох и Чант действительно очень важны для Эвенмера, но никак не я.
— Вы недооцениваете свою роль, — возразил Чант.
— Быть может, вы понадобились как заложница? — предположил Хоуп.
— Если бы речь шла только обо мне одной — возможно, — согласилась Сара. — Но не все же трое.
— Но может быть, Чант и Енох упомянуты только для того, чтобы завуалировать истинную цель?
— В таком случае это жалкая уловка, — ответила Сара. — Если бы врагам понадобилась только я, было бы написано, что со мной следует отправить десяток воинов — во избежание подозрений.
Хоуп в сердцах негромко стукнул по столу.
— Вам бы следовало изучать законы, сударыня! Поверьте, мне все это не нравится!
— Законы Вселенной не меняются так же легко, как статьи кодексов, — возразила Сара. — Нравится нам это или нет, нельзя отворачиваться от очевидных фактов: Картер просит нас прийти к нему по выручку. И в это можно поверить. О, я понимаю, мною больше движет сердце, чем разум. Если он в беде, я готова опрометью броситься к нему на помощь, забыв о любых фактах! Но здесь присутствует и логика — перед нами его подпись, а также упоминание о разговоре, содержание которого известно только ему одному. Однако, отбросив в сторону чувства, зададим себе вопрос: зачем мы ему понадобились?
В комнате воцарилось молчание.
— Можем мы ответить на этот вопрос? — задумчиво проговорил Енох. — Нет. Кто знает, с какими злобными чарами столкнулся лорд Андерсон, если отвести их от него способны только мы.
В этот вечер Енох и Чант привели в кабинет Хоупа двоих мужчин. Хоуп испытующе посмотрел на них. Первый был высок, темноволос, с седой бородой и густыми чёрными бровями. Второй — невысокого роста, полноватый, лысый, в очках. Несмотря на почтённый возраст, оба производили впечатление людей крепких.
— Эбенезер Прим, — представился первый. — Ученик Еноха.
— Кларенс Шендон, — представился второй. — Ученик Чанта. Хоуп торжественно встал и поклонился новым знакомцам.
— Господа, — сказал он, — уже двести лет, как никто не просил учеников Фонарщика и Часовщика приступить к исполнению их обязанностей. И ни разу не было случая в истории Эвенмера, чтобы обоих просили о таком одновременно. Несколько поколений учеников жили и умерли, так и не будучи призванными для выполнения своего долга, ибо, хотя Высокий Дом по воле Божьей дарует Часовщикам и Фонарщикам долголетие, таковым долголетием не наделяются их ученики. Начиная с послезавтрашнего дня вы приступите к исполнению работы, которой вы обучены, и будете исполнять её вплоть до возвращения ваших наставников либо до дня вашей кончины.
Хоуп вышел из-за стола и пожал руки обоим. Те вежливо улыбнулись, поклонились и вышли из бильярдной.
Юрист в изнеможении опустился на стул.
— Вы бледны, — отметил Енох. — Что вас так тревожит?
— Мы поручаем самую ответственную работу по Дому двоим восьмидесятилетним мужчинам, с которыми я до сих пор даже не был знаком.
Чант пожал плечами:
— Вы можете доверять им целиком и полностью. Мы обучали их с четырнадцатилетнего возраста. Они справятся.
— Справятся, — подтвердил Енох. — Правда, в последний раз я передоверял кому-либо свою работу, за исключением тех случаев, когда я ухожу заводить Столетние часы, семьсот лет назад — тогда упавший столб сломал мне ногу. Надо сказать, я тоже волнуюсь.
— А я остаюсь совсем один, — сказал Хоуп. — Не с кем будет посоветоваться.
— Бриттл управлял Домом, когда отец Картера отправлялся в странствия, — заметил Чант.
— С Бриттлом оставались вы оба, — в отчаянии проговорил Хоуп и подпёр подбородок кулаками. — Надеюсь, мне не доведётся стать последним дворецким Эвенмера.
— Если до этого дойдёт, карьера ваша будет недолгой, — сказал Чант. — Это будет означать, что анархисты победили. Хоуп скривился:
— Благодарю, порадовали.
Мистер Сполдинг восседал в мягчайшем кресле, обитом крашеным мехом белого гнолинга, попивая утренний чай, согретый на очаге, встроенном в стену, возле которой стояло кресло. Он был невысок ростом, очень стар и немного глуховат. Мистер Сполдинг обожал читать и предаваться размышлениям и ненавидел разговоры и сборища. Шестьдесят лет назад он был назначен Стражем двери, ведущей к Башням, и с тех пор каждое утро, за исключением одного-единственного дня — дня похорон своей матери, — без опоздания являлся на своё рабочее место в десять минут шестого утра, надев на себя длиннополый сюртук с бархатными манжетами и аккуратно повязав широкий галстук. Рабочее место мистера Сполдинга находилось в конце довольно длинного коридора возле белой двери, створку которой обрамляла резьба в виде побегов падуба, а на притолоке красовался девиз: «Per ardua ad astra», что означало: «Через тернии к звёздам». Дверь была закрыта на тяжёлый железный засов, выкрашенный белой краской. Был у двери и замок, но его можно было отпереть только Ключом Хозяина, и потому он был не заперт, а запирали дверь на замок только в тревожные времена. Мистер Сполдинг же был хранителем ключа от засова. По обе стороны двери возвышались каменные скульптуры стоящих на задних лапах львов. Стены коридора украшали дубовые панели, на полу лежала ковровая дорожка с рисунком в виде орхидей и букетов. В том месте, куда Страж ставил ноги, сидя в кресле, в дорожке была протёрта дырка. Дверью этой пользовался только Енох, и потому большую часть времени Страж проводил в полном одиночестве — дремал у огня, читал да наблюдал за тем, как по коридору, словно бумажные кораблики, снуют горничные в белых передниках. За несколько десятков лет мистер Сполдинг прочитал книг больше, чем многие библиотекари, и чем больше читал, тем толще становились стекла его очков, и в результате глаза его за толстыми стёклами стали похожи на коричневые яблоки.
По ночам место Сполдинга занимал его сменщик, предпочитавший второе кресло у камина, — такой же близорукий старичок, мистер Бредбери. В общем, мистер Сполдинг исполнял свои обязанности со всем тщанием и страшно этим гордился.
Мистер Сполдинг успел прочитать всего несколько страниц перевода многообещающей древней книженции под названием «Алая Книга Вестмарча», когда, подняв глаза, вдруг увидел четверых человек, быстро шагавших по коридору. Сначала мистер Сполдинг решил, что люди свернут в одну из комнат — именно так и поступали все, кто появлялся в этом коридоре прежде, а потому гадал о том, какое дело их привело сюда, со всем глубокомыслием коровы, созерцающей небосвод над пастбищем. Однако люди никуда не сворачивали, а шли прямо к нему, и мистер Сполдинг обеспокоился не на шутку. По мере того как люди миновали дверь за дверью, беспокойство мистера Сполдинга нарастало. Люди имели вид решительный и целеустремлённый, и мистер Сполдинг, глядя на них, имел полное ощущение, что в голову ему целятся из пистолета. Дальше — больше. По мере приближения людей в единственной среди них женщине мистер Сполдинг признал госпожу Андерсон, супругу Хозяина Эвенмера, а в мужчинах — главного дворецкого, Часовщика и Фонарщика — то бишь самых высокопоставленных служащих Дома, если не считать Хозяина. Мистер Хоуп был одет как обычно, а остальные трое — в дорожное платье. На леди Андерсон была длинная, до пола, шуба, и вдобавок она несла винтовку.
Компания миновала последнюю дверь, в которую могла бы свернуть, и тут мистеру Сполдингу стало совсем худо. Он дрожащей рукой поставил чашку на столик, расплескав половину чая, поспешно встал, спрятал книгу под подушечку и отряхнул траченный молью сюртук.
— Доброе утро, дружище Дуглас, — приветствовал Стража Енох. — Как протекает дозор?
Сполдинг пару мгновений не мог ответить, поскольку лишился дара речи.
— Он… Он протекает… благополучно, господин Часовщик.
Он стоял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Все слова вылетели у него из головы, но наконец до него дошло, что мистер Хоуп что-то говорит леди Андерсон.
— Сара, я все же очень тревожусь, но успел многое продумать. Этот Глубинный Переход, если он действительно приводит в лагерь врагов, мог бы стать той дорогой, по которой туда можно было бы перебросить наше войско. Я подожду десять дней, а потом распоряжусь, чтобы капитан Глис отправил по этому пути роту гвардейцев, а быть может, и более многочисленное войско. Сара задумалась.
— Хорошо, Уильям. На мой взгляд, это благоразумно. Однако Глису следует быть осторожным. Если это в самом деле план Картера, надо позаботиться о том, чтобы не произошло ничего такого, что могло бы нарушить этот план.
Хоуп печально кивнул, пожал руки Чанту и Еноху, сжал руку Сары двумя руками. На глаза его навернулись слезы.
— Друг мой, — сказала ему Сара, — не надо так переживать. Все будет хорошо.
Хоуп снова кивнул. Сейчас он напоминал круглолицего мальчишку, который всеми силами старается не расплакаться. Отпустив руку Сары, он повыше поднял воротник.
— Да, сударыня. Прощайте. Я позабочусь о Доме. Жаль, что вам нельзя пройти более коротким путём — через Зеленую Дверь, а не через Башни, но без Ключей Хозяина иного выхода нет. Как бы то ни было, странствие по Глубинному Переходу займёт у вас всего один день. Счастливого пути. Да поможет вам Бог.
С этими словами он отвернулся и торопливо зашагал прочь, понурив голову.
Мистер Сполдинг, которому крайне редко случалось наблюдать столь драматические ситуации, стоял как зачарованный. Наконец леди Андерсон устремила на него испытующий взгляд. Мистер Сполдинг непонимающе таращился, глядя на неё.
— Ключ при вас, дружище? — в конце концов осведомился Чант.
Мистер Сполдинг перевёл на него глаза, по-прежнему мало что понимая.
— Ключ… — Он обернулся, зачем-то посмотрел на кресло, вернулся взглядом к Саре. — Леди Андерсон, я не знал, что вы придёте.
— Так и было задумано. И вы никому не должны говорить о том, что мы ушли.
— Я? Да кому же я могу… То есть, конечно, буду нем как рыба. Никому ни слова. Мой ключ…
Он снова посмотрел на кресло, наконец, спохватившись, сунул руку в карман и, вытащив ключ, поспешил к двери, по пути выронил ключ, подобрал, принялся отпирать запор на засове, снова обронил ключ, подобрал снова и в конце концов справился с запором. Отодвинув засов, Сполдинг отошёл в сторону и застыл чуть не по стойке «смирно», но тут вспомнил, что дверь-то он не открыл. Бросившись к двери, он открыл её нараспашку и при этом чуть не сбил с ног Еноха. От стыда мистер Сполдинг побагровел.
— Прошу сюда… мило… миледи…
— Благодарю вас, — отозвалась леди Андерсон.
Все трое переступили порог. Мистер Сполдинг затворил дверь и заглянул в глазок. Сaрa закрыла лицо руками и расхохоталась.
Мистер Сполдинг задвинул засов и повернул ключ. За шестьдесят лет в его жизни не бывало такого дня. На ватных ногах он пошёл к своему креслу вне себя от волнения: сама леди Андерсон прошла через охраняемую им дверь! Воспоминаний о таком событии мистеру Сполдингу должно было хватить на несколько недель.
Увидев грандиозную лестницу, ведущую к Башням, Сара перестала смеяться. Они с Чантом и Енохом оказались в зале, в котором, помимо той двери, в которую они вошли, имелись ещё одна дверь и эта высоченная лестница. Тени, плясавшие на высоком потолке, словно бы издавали стоны и вой зимней вьюги. Лестница шириной пятнадцать футов уводила в ночь. Расставленные на ней через равные промежутки фонари казались звёздами на ночных небесах. За площадкой, которой заканчивался первый пролёт, невозможно было разглядеть положительно ничего. Пол комнаты и беломраморные ступени лестницы были покрыты зелёным ковром. Столбики балюстрады представляли собой фигурки монахов, смотревших вверх, в направлении лестничной площадки. Рты их были открыты, и казалось, они поют григорианский канон.
Сара не отводила глаз от длинного лестничного пролёта. Она видела эту лестницу не в первый раз, и всегда это зрелище вызывало у неё восторг.
— Енох, а у тебя ноги не болят, когда ты здесь поднимаешься? — спросила она.
Енох проследил её взгляд и усмехнулся.
— А как же им не болеть? Но это не беда. Мальчишкой я любил забираться повыше. Но сегодня мы пойдём не здесь. — Он направился ко второй двери и снял с пояса железный ключ. Замок с щелчком открылся. — Я пойду первым, леди Андерсон.
За дверью лежал непроницаемый мрак. Чант опытной рукой зажёг фонарь и передал его Еноху. Тот впустил за дверь Сару и Чанта и запер замок. Следуя инструкциям, изложенным в письме, они тронулись в направлении Длинного Коридора. Сначала проход резко пошёл на спуск, затем повернул к югу, и Сара поняла, что они идут под комнатой, из которой только что вышли. Коридор был узким, на полу лежала тонкая ковровая дорожка шафранового цвета. Со стен, выкрашенных жёлтой краской, местами осыпалась штукатурка. Помимо всего прочего, здесь было очень холодно. Спутники молча шагали друг за другом. Чант замыкал строй. Пустота перехода и вой метели за стенами на всех действовали угнетающе. Шли быстро, но столкновения с анархистами не опасались — те редко отваживались подходить так близко к Внутренним Покоям. «Не подберутся, — думала Сара, — если и на самом деле нас не заманили в западню. Если это так, то врагам отлично известно, по какому пути мы движемся». Однако, зная по опыту, что гадать о будущем бесполезно, она вскоре позабыла о всяких страхах и обнаружила, что прогулка ей по душе. Чаще всего Картер отказывал ей и не брал с собой в странствия. Сара боялась за мужа, но ей ужасно хотелось хотя бы разок принять участие в таинственном путешествии. Мечта её сбылась, и более того: перед ней стояла цель, она исполняла волю Картера, а это было куда лучше, чем тревожное ожидание.