Страница:
Пройдя между соснами, он обнаружил за ними небольшой ручей. На миг ручей очаровал Картера своей красотой. Берега его были прямыми, как у искусственно прорытого канала, деревья по берегам стояли ровно, как в парке. Но почти сразу Картера охватило беспокойство. Он понял, что деревья стоят через слишком равные промежутки, и каждое третье в точности одинаково: молодая ива с совершенно одинаковыми ветками и отметинами на коре. Картер подошёл поближе к ручью. Странно, но вода не замёрзла, она оказалась тёплой, как в весенний день. Вдоль берега сновали тысячи мелких рыбёшек, их движения были симметричны и синхронны.
Тихий ужас сковал Картера по рукам и ногам, но причины своего страха он бы и сам не мог объяснить. Он почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.
— Хозяин! — окликнул его из-за сосен Чант.
— Я здесь! — отозвался Картер. — Поди-ка сюда, посмотри.
Вскоре рядом с ним появился Фонарщик. Лицо его приобрело землистый оттенок, взгляд сделался мрачным. Поджав губы, он хрипло прошептал:
— «Ах! Владыка мой, Артур, куда идти мне? Где спрячу я мой лоб, мои глаза?»
— Что случилось? — спросил Картер. — Ведь здесь не всегда было так.
Чант покачал головой.
— Все переменилось. Эта речка течёт издалека, с юга, она протекает по большой части Высокого Дома. Это приток Сказочной Реки под названием Плегатаниз. Но то была обычная речка, а не эта пародия, причуда художника. И что же это значит?
Картер обвёл взглядом линию берега.
— Это значит, что в борьбе Порядка с Хаосом Порядок одержал жуткую победу и начал заражать мир. Наверняка за этим стоят анархисты. Нужно проверить, далеко ли распространилась болезнь.
Чант пошёл влево вдоль берега. Он был так ровен, что идти было нетрудно, и вскоре путники приблизились к стенам лабиринта, где ручей стекал в водосток. И здесь царили симметрия и гармония, вот только у самого водостока о льдину, свалившуюся со стены и быстро таявшую, позвякивая, бились несколько стеклянных бутылок. Чант вынул льдину, и бутылки поплыли вниз по течению ручья. Все они были закрыты пробками, и внутри каждой лежала записка.
— Любопытно, — сказал Картер и выхватил из ручья первую бутылку. Он вынул из неё пробку, извлёк записку, пробежал глазами и дрогнувшим голосом проговорил: — Чант, мы должны вытащить все бутылки до одной.
Бутылки успели уплыть ниже по течению, но ручей тёк неспешно, и Картер с Чантом сумели собрать все пять бутылок.
— Что это за записки? — спросил Чант, когда извлёк из воды последнюю бутылку.
— Все они адресованы Даскину, — ответил Картер. — Писала их Лизбет. Она жива.
ЙОРМУНГАНД
Тихий ужас сковал Картера по рукам и ногам, но причины своего страха он бы и сам не мог объяснить. Он почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.
— Хозяин! — окликнул его из-за сосен Чант.
— Я здесь! — отозвался Картер. — Поди-ка сюда, посмотри.
Вскоре рядом с ним появился Фонарщик. Лицо его приобрело землистый оттенок, взгляд сделался мрачным. Поджав губы, он хрипло прошептал:
— «Ах! Владыка мой, Артур, куда идти мне? Где спрячу я мой лоб, мои глаза?»
— Что случилось? — спросил Картер. — Ведь здесь не всегда было так.
Чант покачал головой.
— Все переменилось. Эта речка течёт издалека, с юга, она протекает по большой части Высокого Дома. Это приток Сказочной Реки под названием Плегатаниз. Но то была обычная речка, а не эта пародия, причуда художника. И что же это значит?
Картер обвёл взглядом линию берега.
— Это значит, что в борьбе Порядка с Хаосом Порядок одержал жуткую победу и начал заражать мир. Наверняка за этим стоят анархисты. Нужно проверить, далеко ли распространилась болезнь.
Чант пошёл влево вдоль берега. Он был так ровен, что идти было нетрудно, и вскоре путники приблизились к стенам лабиринта, где ручей стекал в водосток. И здесь царили симметрия и гармония, вот только у самого водостока о льдину, свалившуюся со стены и быстро таявшую, позвякивая, бились несколько стеклянных бутылок. Чант вынул льдину, и бутылки поплыли вниз по течению ручья. Все они были закрыты пробками, и внутри каждой лежала записка.
— Любопытно, — сказал Картер и выхватил из ручья первую бутылку. Он вынул из неё пробку, извлёк записку, пробежал глазами и дрогнувшим голосом проговорил: — Чант, мы должны вытащить все бутылки до одной.
Бутылки успели уплыть ниже по течению, но ручей тёк неспешно, и Картер с Чантом сумели собрать все пять бутылок.
— Что это за записки? — спросил Чант, когда извлёк из воды последнюю бутылку.
— Все они адресованы Даскину, — ответил Картер. — Писала их Лизбет. Она жива.
ЙОРМУНГАНД
Сара сидела у французского бюро в гостиной и читала разложенные записки — пять посланий отчаяния из далёкого прошлого. Она прочла их уже сто раз и оплакала тысячей слез. Лизбет на каждом письме ставила номер, и последнее было семнадцатым по счёту — вода погубила остальные послания. Но самое первое сохранилось, оно, как и все прочие, было адресовано Даскину и написано неумелым детским почерком:
Но вот он взглянул на неё и печально улыбнулся. Сара ответила ему такой же улыбкой. В сердце их жило одно и то же чувство.
— Несмотря ни на что, я все время думаю об Иннмэн-Пике, — признался Картер. — Но нельзя с определённостью судить о том, что её похищение как-то связано с сокровищем.
— Нельзя и отрицать это. Теперь мы знаем, что к этому причастны анархисты. Бедная девочка! Но почему она так боится тебя?
— Не понимаю. Но у анархистов было целых шесть лет, и за это время они могли отравить её разум. Чего они ей наговорили про меня?
В это мгновение двери, ведущие в гостиную, открылись нараспашку, и появился Даскин, одетый цветисто, как какой-нибудь восточный принц — в штаны и рубаху из серой и зеленой кожи, в шапку из белого меха с рыжей оторочкой и жёлтые сапоги. Вся его одежда была скроена из шкур гнолингов. Рядом с ним, наряжённый примерно так же, стоял Грегори. Он был на четыре месяца старше Даскина, высокий, рыжеволосый, широкоплечий, с могучей грудью, ястребиным носом, раздвоенным подбородком, кустистыми бровями над глазами цвета лесного ореха и улыбкой короля. Он был кузеном Даскина по материнской линии — сыном брата леди Мэрмер. Они очень подружились во время учёбы в университете в Эйлириуме. Сейчас оба ухмылялись, как мальчишки, а в руках держали огромную шкуру гнолинга восемь футов длиной.
— Вернулись вожаки Башанских львов! — вскричал Грегори. И действительно, он был похож на огромного льва — вот только ярко-рыжего.
— Великие победители! — подхватил Даскин. Кузены довольно переглянулись.
— Трепещите, лорд и леди, — сказал Грегори. — Вот вам коврик к камину с ликом ангела.
Он тряхнул шкурой и продемонстрировал змееподобную голову зверя с шестью рядами зубов и раздвоенным языком.
— Низко падшего ангела, — уточнила Сара и сморщила нос. — Я же просила вас больше не приносить шкур. Я пугаюсь, когда за каждым углом натыкаюсь на зубастые морды.
— Но, Сара, Дункан сказал, что этот самый здоровенный, какого он видел за всю жизнь, — обиженно проговорил Даскин. — Можно оставить шкуру, а? По-моему, она отлично будет смотреться в верхнем холле.
— Чтобы все, кто поднимется по лестнице, видели эти жуткие глаза? Вот так в один прекрасный вечер я отправлюсь в спальню и по пути умру от страха.
— Тогда мы из тебя сделаем чучело и поставим рядом с этим красавцем, — пошутил Грегори.
— Мы его развернём головой к моей комнате, — предложил Даскин. — Тебе будет видна только спина.
Сара замахала руками в знак того, что сдаётся.
— Делай что хочешь. Ты здесь раньше меня живёшь.
Бравые охотники положили шкуру на пол, Картер встал и обнял брата, а Грегори низко поклонился и поцеловал руку Сары.
— Миледи, вы прекрасны, как всегда.
— А вы оба похожи на петухов, — сказала Сара с усмешкой. — Или на попугаев.
Грегори ей нравился, но она любила время от времени ставить его на место. Он был красив, и красота давала ему уверенность, которая влекла к нему женщин, однако эта уверенность порой граничила с дерзостью, и Грегори расточал своё неотразимое обаяние при встрече с любой дамой.
— Судя по тому, как вы выглядите, охота прошла успешно, — заключил Картер.
— Просто великолепно! — просияв, воскликнул Даскин. — Исключительно! Я от неё никогда не устаю! На этот раз мы охотились одни.
— Без тигров? — удивилась Сара.
— Без тигров, — подтвердил Грегори. — Это было потрясающе.
— И рискованно, — заметил Картер. — Гнолинги чрезвычайно ловки.
— Мы освоили самые лучшие приёмы охоты на них, — заверил брата Даскин. — В следующий раз тебе обязательно стоит пойти с нами!
— Мы с Чантом тоже поохотились на гнолинга. Молю Бога о том, чтобы тебе не довелось встретиться с таким.
— Расскажи, — попросил Даскин, усевшись в мягкое кресло. Картер коротко рассказал. Даскин слушал его с широко открытыми глазами.
— Гнолинги в обличье людей! Вот это новости!
— Есть и другие новости, — добавила Сара. — Они нашли письма Лизбет, адресованные тебе.
— Мне? — изумился Даскин. — Какого они времени? Она жива?
— Почитай сам, — сказала Сара и указала на бюро. Даскин быстро прочёл письма. Радость его как рукой сняло.
— Она столько времени одна! Мы должны спасти её.
— Прежде всего мы должны выяснить, где её держат, — заметил Картер. — Похоже, в письмах говорится о Кромешной Тьме.
— Кромешная Тьма! — воскликнул Даскин. — Я там никогда не бывал, но говорят, что те края заколдованы.
— Я готов согласиться, — подхватил Грегори. — Помню, сопровождал я туда отца по делу. Местность эту я хорошо знаю, но недолюбливаю. Мрачное местечко.
— В таком случае нам может понадобиться твоя помощь, — сказал Картер. — Но сначала я должен узнать как можно больше. Намерен побеседовать с Йормунгандом.
— Я мог бы пойти с тобой, — предложил Даскин. Картер улыбнулся:
— Спасибо, не нужно. Охота на гнолингов сделала тебя отчаянным смельчаком. Он ведь тебя уже раз чуть не слопал, и мы не станем искушать его вновь. Как бы то ни было, сначала я собираюсь посоветоваться с Хоупом.
— Я пойду с вами и расскажу все, что знаю, — предложил Грегори. — Ты с нами, кузен? Даскин покачал головой.
— Мечтаю о тёплой ванне и горячей еде. Но как только Картер и Грегори вышли, Даскин принялся перечитывать письма Лизбет.
— Сара, — спросил он наконец. — Почему она писала именно мне?
— Она влюблена в тебя.
— Но я видел её только раз.
— Да, но ты уделил ей внимание. Потом она постоянно писала твоё имя в маленькой записной книжке. Тогда ей казалось, что она любит тебя, но, как видишь, это чувство сохранялось все эти годы.
— А я больше ни разу не навестил её…
— Тебе тогда было всего семнадцать, и ты не ведал о том, какое произвёл на неё впечатление. Даскин вздохнул.
— Да повзрослел ли я с тех пор? Как я провожу время? Слоняюсь по Дому, словно развращённый денди, выслеживаю гнолингов и представляю себя великим охотником, а потом, возвращаясь, обнаруживаю, что Картер гоняется за истинными врагами Эвенмера.
— Ты сожалеешь о том, что Хозяин — он?
Даскин взглянул на Сару и отвёл глаза.
— Я? Конечно, нет!
Сара недоверчиво смотрела на него.
— Ой, Сара, тебе соврать невозможно. Нет, я вовсе не сожалею, но… вместе с тем сожалею. Я люблю брата. Ему судьбой было предназначено стать Хозяином. Он наслаждается всеми мелочами, которые мне кажутся до безумия скучными, — официальные обеды, дипломатия, бесконечные совещания, встречи… Я бы ни за что не выдержал. Но я ничем не могу ему помочь.
— Наслаждается он всем этим вовсе не так сильно, как тебе кажется. И ты ему во многом помогаешь.
— Это ты только говоришь так, на самом деле это неправда. Я большей частью развлекаюсь, а он решает дела государственной важности. Я не создан для того, чтобы быть советником короля. У меня нет своего места.
— Отчасти ты, пожалуй, прав, — согласилась Сара. — Ты рождён с беспокойной, непоседливой душой, она и даёт тебе силу. Но тебе ни в коем случае нельзя расставаться с этой непоседливостью, именно она делает тебя таким, каков ты есть.
Даскин подошёл к Саре и поцеловал её в щеку.
— Ты знаешь меня лучше, чем я сам. И почему только я не встретил женщину, похожую на тебя? Сара рассмеялась.
— Женщин тебе встречается более чем достаточно. Просто ты слишком быстро расстаёшься с ними и не успеваешь узнать их получше. Но тебе нужна не такая, как я. Тебе нужна та, что подойдёт тебе.
— Да, но говорят, будто бы мужчина всегда ищет женщину, которая бы походила на его мать. Если так, то уж лучше пусть я на всю жизнь останусь один. Как только я замечаю в женщине хоть малейшие черты моей матери, я бегу от неё. Я готов признать это. Моя мать не была… хорошим человеком.
— Леди Мэрмер оказалась во власти амбиций. В этом была её ошибка.
— Все можно оправдать, но как быть, когда ошибка ведёт к предательству? Моя мать стала злой, а может быть, всегда такой была. А что это значит для меня? Из-за неё Картер был изгнан из дома, она сделала несчастным отца, и быть может, в каком-то смысле даже была повинна в его смерти. А отец был достойным человеком.
— И все же — человеком. Я его не знала, но думаю, что его трагедия началась тогда, когда умерла мать Картера, задолго до того, как он познакомился с леди Мэрмер. Ты — сын своего отца и своей матери. Ты не он и не она, но часть их обоих. Мы должны чётко видеть хорошее и плохое в наших родителях, чтобы не пойти их путём. Это придаёт нам сил. Ты наделаешь предостаточно собственных ошибок, совсем не обязательно носить на себе ошибки родителей, словно плащ.
Даскин погладил руку Сары.
— Мудрая Сара. Почему ты всегда такая мудрая?
— Все женщины мудры. Это научный факт. Как давление и паровые двигатели.
Картер и Грегори прошли по боковому коридору в буфетную, где обнаружили Хоупа, сидевшего за столом с ножками в виде когтистых лап и фигурками чаек, вырезанными по краю крышки. Дворецкий рассеянно смотрел в витражное окно, за которым не было видно ничего, кроме белой метели, и прихлёбывал чай из фарфоровой чашки. На коленях у него лежал тяжёлый открытый фолиант.
— Что это значит? Ты не занят протиркой столового серебра? — с наигранной суровостью поинтересовался Картер. Хоуп в ответ усмехнулся.
— Я ушёл из юридической конторы «Дайсон, Филипс и Хоуп» не для того, чтобы натирать ложки, но уверяю тебя, эта работа выполняется должным образом, и я за этим присматриваю. Я читал об Аллее Фонарщика и о гнолингах, но не нашёл ничего интересного.
— В таком случае, может быть, ты сумеешь нам что-нибудь рассказать о Кромешной Тьме? Хоуп скривился.
— Ничего хорошего рассказать не могу, но тема интересная. Не так давно я листал книгу об этом. Если мы пойдём в библиотеку, я её сразу найду.
Он встал и, выйдя из буфетной, первым пошёл по боковому коридору, мимо прихожей, столовой и главной лестницы к массивным дверям, ведущим в библиотеку и покрытым резьбой в виде фигур серафимов и гиппогрифов, охранявших архитравы. Хоуп без труда повернул жадеитовые дверные ручки — створки дверей бесшумно распахнулись. Библиотека была затянута сероватой дымкой и казалось, что где-нибудь неподалёку находятся гиблые трясины. В колеблющемся свете, лившемся в окна, проступали покрытые испариной стены. Слева от входа располагалось место для чтения, обставленное длинными цветастыми диванчиками с подлокотниками красного дерева, вырезанными в виде охотящихся ястребов. За ними виднелась узкая дверь, ведущая в комнату, где хранилась Книга Забытых Вещей.
Картер, Хоуп и Грегори прошли по пушистому ковру под колоннами из серого доломита, поддерживавшими потолок — также серый, с жёлтыми и коричневыми прожилками, и вошли в мрачноватый лабиринт стеллажей, пропитанный ароматом древней мудрости и потемневшей от времени кожи. Здесь потолок был выше, а за рядами стеллажей виднелась винтовая лестница, которая вела на галерею, занимавшую весь периметр библиотеки и уставленную книжными шкафами. Картер вздохнул. Это была его самая любимая комната в доме.
Все трое прошли по длинным проходам между стеллажами к разделу «География». Там Хоуп остановился и, немного помедлив, снял с полки высокий том в серебристом переплёте.
— Вот она, — сказал он. Картер обвёл взглядом полки.
— Когда-нибудь надо будет нанять библиотекаря, чтобы он навёл здесь порядок. Труды по юриспруденции стоят в разделе «Художественная литература», фантастические романы — в разделе «История». Как ты вообще тут ориентируешься и что-то находишь?
Круглое лицо Хоупа озарилось хитрой усмешкой.
— Поначалу я путался, но потом мне открылась истина. Труды по юриспруденции, представляющие собой всего лишь измышления человеческого разума, с помощью которых мы тщимся управлять окружающей действительностью, вполне логично помещены в раздел «Художественная литература». История, то бишь наше неполное и несовершенное представление о прошлом, целиком и полностью окрашенное нашими собственными предрассудками, подпадает под определение «Политика», а вот описания героических приключений никогда не существовавших мужчин и женщин, типа «Саги о Вольсунге» или «Мудрой Женщины», в которых предпринимаются попытки объяснить наш жизненный опыт и наше существование, стоят в разделе «История». Я бы, честно говоря, определил такие книги в раздел «Метафизика», но это уже, как говорится, дело вкуса.
Рассуждая вслух, Хоуп перелистывал страницы фолианта в серебристом переплёте.
— Так… С памятью у меня все в порядке. Здесь приводится изумительный текст трехсотлетней давности, в котором говорится о ликвидации мирных договоров между странами Белого Круга и странами, лежащими на дальнем юге, ближе к границе Внешней Тьмы. Между строк тут говорится об убийствах и тайнах. Когда я читал, у меня кровь стыла в жилах. Да, стыла. Старик Монтэгю Фолл, который был в то время Хозяином, как раз нанял Бриттла. Записи в книге сделаны рукой моего предшественника. Представить только, сколько лет он прожил! Времена были жестокие. Предшественник Бриттла был плохим советчиком для своего господина. Из-за мелочных обид происходили стычки, а потом они разгорались, и зачинались ожесточённые войны. Вскоре и сам Фолл пал жертвой покушения. Народы Ветермеля и Старка отделились от Белого Круга, и с тех пор отношения с ними остаются прохладными. Впоследствии в итоге кровавой революции эти две страны распались на четыре части: Эффини, Шинтогвин, Даркинг и Брудхайм.
— Даже при жизни отца с ними были сложности, — кивнул Картер. — Я не так часто видел его в гневе, но как-то раз он был ужасно зол из-за того, что с нашим послом дурно обошлись в Шинтогвине.
— Тем не менее в будущем нам стоит предпринять попытку примирения, — заметил Хоуп.
— Вряд ли это произойдёт скоро, — сказал Грегори. — Тем более вряд ли, если оттуда проистекают наши беды.
— Верно, — согласился Хоуп. — Судя по письмам девочки, если они действительно написаны ею, она находится там, где царит тьма. Это по описанию очень похоже на страну Внешней Тьмы — мрачную равнину, где нет солнца, луны и звёзд.
— Как край света, — проговорил Грегори, — у древних, которые верили, что Земля плоская.
— Точно, — подтвердил Хоуп, не отрывая глаз от страниц. — Да и само название взято из Нового Завета: «Но сыны царства будут ввержены во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов». Однако название это сравнительно недавнее. В более далёкие времена эти края именовались Гуннунггагап, Гимокодан, Страна Пустоты, Земля Забвения. Когда люди впервые поселились на землях, прилегающих к этим краям, они назвали их Кур-ну-ги-я, то есть «страна, откуда нет возврата». И хотя это место находится в пределах Эвенмера и окружено четырьмя странами, оно, как это ни парадоксально, считается бесконечным. На самом деле никто отчётливо не понимает, что оно собой представляет. Некоторые полагают, что там обитает Энтропия, другие считают, что это обитель изначального мрака, из которого были сотворены миры. Нам известно, что время от времени это пространство разрастается: границы четырех прилегающих к нему стран за века изменились.
— Ну а на твой взгляд, что же это все-таки такое? — спросил Картер.
Хоуп растерялся.
— Помнишь, в своё время Бриттл назвал Высокий Дом притчей, иносказанием?
— Помню, — кивнул Картер. — Он сказал, что это — единственное доступное нам объяснение. Я не раз думал об атом.
— — И я тоже, — сказал Хоуп. — И я так полагаю, что Внешняя Тьма — также понятие иносказательное, им определяется пространство, оставшееся после создания миров по окончании Творения.
— Но как такое может быть? — изумился Грегори.
— Это за пределами понимания науки и логики, — ответил Хоуп. — Это скорее чувственная материя, нежели физическая.
Все молчали. Грегори и Картер пытались понять, что имел в виду Хоуп. Наконец Картер кивнул:
— Да. По крайней мере объяснение на уровне того, что представляет собой и сам Эвенмер.
— Да, какой-то смысл в этом есть, — согласился Грегори, — в особенности если побываешь в этих местах. Как будто попадаешь в края не от мира сего, там так одиноко, что словами не опишешь, там нет места ничему человеческому.
Картер взглянул на Грегори, удивлённый той печалью и задумчивостью, с какой прозвучали его слова. В них был испуг ребёнка, впервые увидевшего темноту.
Мистер Хоуп пожал плечами.
— Как бы то ни было, из-за невероятной обширности Внешней Тьмы разыскать дом, где удерживают Лизбет, будет очень сложно. Он может находиться поблизости от любой из четырех стран.
— В этом мы можем обрести кое-какую помощь, — сказал Картер и вынул из кармана осколок, подобранный им в Иннмэн-Пике. — Я не раз пробовал послушаться таинственного притяжения этого камня. Похоже, он тянет меня к югу, хотя сила его воздействия по-разному проявляется в разных местах Эвенмера, и полагаться на неё вряд ли можно. Но я подозреваю, что во Внешней Тьме прячут и Лизбет, и сокровище Иннмэн-Пика. И все же, если бы мы могли ограничить масштабы поиска…
— Некоторые из царств симпатизируют нам больше других, — прервал его Хоуп. — А вот Шинтогвин скорее всего поддерживает наших врагов.
— Но зачем анархистам понадобилось строить там дом и чего им надо от Лизбет? — спросил Картер. — Судя по письмам, ей не дают никаких заданий и ничему не обучают. Если она заложница, то ради чего?
— Вот именно! — подхватил Хоуп. — Почему они до сих пор не предъявили нам никаких требований? Никто не станет держать пленницу шесть лет просто так.
— Я намереваюсь к вечеру потолковать с Йормунгандом, — сказал Хозяин. — Может быть, он подскажет ответ.
— Вот удивительно, — нахмурился Хоуп. — Прошлой ночью я дважды просыпался — наверное, от его рёва. Стропила под потолком моей комнаты сотрясались, как от раскатов грома.
— И мне так показалось, — сказал Картер. — Но я подумал, что это бушует вьюга. А ведь точно, такого рёва я никогда не слышал. Дом содрогался, как при землетрясении. Но утром я проснулся и решил, что все это мне приснилось.
— У нас с тобой и прежде бывали одинаковые сны, — напомнил Картеру Хоуп. — Но тут что-то другое. Неужто и вправду что-то стряслось с нашей рептилией?
— Я отправлюсь к нему немедленно, — решительно объявил Картер, хотя при мысли о динозавре ему стало весьма не по себе — Спасибо тебе, Уильям. И тебе, Грегори. Может быть, вы вдвоём посмотрите карты и поищете самый короткий путь к Шинтогвину?
— Хорошо, — кивнул Грегори. — В этом я могу помочь.
— Отлично, — сказал Хоуп. — Счастливого пути. Мы будем с нетерпением ожидать твоего возвращения.
Картер вышел из библиотеки, по боковому коридору прошёл к главной лестнице. Глаза самшитового орла злобно взирали на него с верхней площадки, тёмные перила на ощупь были холодными. Картер поднялся на второй этаж, повернул налево и пошёл по длинному коридору, забранному дубовыми панелями и устланному алой ковровой дорожкой. По всей длине коридора лежали глубокие тени. Картер вошёл в знакомую дверь и оказался в своей детской. Став Хозяином, он отказался занять отцовские покои, поэтому они с Сарой поселились здесь, и Сара повесила на стену портреты своих отца и матери. Кроме того, в комнате появились невысокий прикроватный столик с резными серафимами, сочетавшимися с фигуркой ангела на каминной доске красного дерева, и атласные покрывала под цвет алых азалий на обоях. Над камином висела сабля в серебряных ножнах, а на полке массивного трюмо с высоким зеркалом лежал обшарпанный деревянный меч и стояли четыре деревянных солдатика, красная и синяя краска на которых местами облупилась, — то были игрушки, которые Картер взял с собой из Эвенмера, отправляясь в ссылку. Сара сидела в кровати и читала Теннисона, укрывшись тремя одеялами. В комнате было прохладно, поскольку дрова в камине догорели.
Пожалуйста, приди и спаси меня. Я — в доме, где не бывает солнца. Я не знаю, как он называется, и никто мне не говорит. Меня отпускаютв саду, где я выращиваю ежевику и репейник. Я все время одна. Пожалуйста, пожалуйста, спаси меня.Слова «с любовью» Лизбет окружила сердечками и пририсовала подле них собаку, лежащую лапами кверху. Рядом было написано:
С любовью, Лизбет
Как жалко, чтo у меня нет щeнкa.К семнадцатому письму почерк стал более уверенным и мелким — скорее это был итог опыта, нежели обучения, но орфография и пунктуация были на удивление правильными:
Дopoгoй Дacкuн я не знаю, cкoлькo времени я уже здесь, потому что здесь нет ни часов, ни солнца. Я oднa-oдинeшенькa в этой стране без света и некому меня пожалеть. Мне не дают книг, дали только старый, порванный тoмик «Грозового перевала», и эта книга стала моим учителем и единственным рассказчиком обо всем чeлoвeчecкoм. Тoлькo по ней я и училась. Порой я кpaду письменные принадлежности и o6pывки бумаги. Я вспоминаю о тебе, о Саре и о графе Эгисе. Я забыла про солнце, про деревья, траву и про все хорошее. Мне тaк хочется бежать в ваш пpeкpacный мир и навсегда остаться там, и видеть его не cквoзь пелену слез, не стремиться к нему, стучась о cтeнки опустевшего сердца, но быть там по-настоящему. Но у меня отобрали душу и сердце, и мне часто кажется, что я — всего лишь кaмeннaя статуя в обличье живой женщины или пpизpaк Kaтapины Линтон за oкном Хетклиффа, к ледяным пальцам которой не дерзнёт прикоснуться ни один мужчина. Каждый день я молюсь о своём спасении, о тoм, чтобы ты явился мне на помощь, Дacкин, чтобы ты сжал мои призрачные pyкu в своих тёплых пальцах, и тогда 6ы я снова стала собой. Приходи cкopee, но ни за что на свете не говори лорду Андерсону, что знаешь о моем существовании, умоляю тебя.Сара повернула голову к Картеру. Тот полулежал на кушетке с цветастой обивкой, стоявшей посреди стульев, столиков и этажерок с безделушками, оживлявшими большую гостиную. Левой рукой Картер рассеянно поглаживал темно-синий ковёр. Взгляд его был устремлён к барочному потолку, украшенному гипсовыми подвесками, фигурами атлантов и серафимов, цветочными оборками и бордюром в виде суровых ликов древних старцев, которые мудрыми, как у сов, глазами, наблюдали за всем, что происходило в гостиной. Не замечая, что жена смотрит на него, Картер восхищённо разглядывал потолок, очарованный красотой лепнины. Лицо у него сейчас казалось совсем мальчишеским — наверное, таким оно и было в те давние годы, когда он усаживался за бюро и играл с деревянными солдатиками. Видя Картера таким, Сара вновь ощутила, как любит его и как гордится им.
Но вот он взглянул на неё и печально улыбнулся. Сара ответила ему такой же улыбкой. В сердце их жило одно и то же чувство.
— Несмотря ни на что, я все время думаю об Иннмэн-Пике, — признался Картер. — Но нельзя с определённостью судить о том, что её похищение как-то связано с сокровищем.
— Нельзя и отрицать это. Теперь мы знаем, что к этому причастны анархисты. Бедная девочка! Но почему она так боится тебя?
— Не понимаю. Но у анархистов было целых шесть лет, и за это время они могли отравить её разум. Чего они ей наговорили про меня?
В это мгновение двери, ведущие в гостиную, открылись нараспашку, и появился Даскин, одетый цветисто, как какой-нибудь восточный принц — в штаны и рубаху из серой и зеленой кожи, в шапку из белого меха с рыжей оторочкой и жёлтые сапоги. Вся его одежда была скроена из шкур гнолингов. Рядом с ним, наряжённый примерно так же, стоял Грегори. Он был на четыре месяца старше Даскина, высокий, рыжеволосый, широкоплечий, с могучей грудью, ястребиным носом, раздвоенным подбородком, кустистыми бровями над глазами цвета лесного ореха и улыбкой короля. Он был кузеном Даскина по материнской линии — сыном брата леди Мэрмер. Они очень подружились во время учёбы в университете в Эйлириуме. Сейчас оба ухмылялись, как мальчишки, а в руках держали огромную шкуру гнолинга восемь футов длиной.
— Вернулись вожаки Башанских львов! — вскричал Грегори. И действительно, он был похож на огромного льва — вот только ярко-рыжего.
— Великие победители! — подхватил Даскин. Кузены довольно переглянулись.
— Трепещите, лорд и леди, — сказал Грегори. — Вот вам коврик к камину с ликом ангела.
Он тряхнул шкурой и продемонстрировал змееподобную голову зверя с шестью рядами зубов и раздвоенным языком.
— Низко падшего ангела, — уточнила Сара и сморщила нос. — Я же просила вас больше не приносить шкур. Я пугаюсь, когда за каждым углом натыкаюсь на зубастые морды.
— Но, Сара, Дункан сказал, что этот самый здоровенный, какого он видел за всю жизнь, — обиженно проговорил Даскин. — Можно оставить шкуру, а? По-моему, она отлично будет смотреться в верхнем холле.
— Чтобы все, кто поднимется по лестнице, видели эти жуткие глаза? Вот так в один прекрасный вечер я отправлюсь в спальню и по пути умру от страха.
— Тогда мы из тебя сделаем чучело и поставим рядом с этим красавцем, — пошутил Грегори.
— Мы его развернём головой к моей комнате, — предложил Даскин. — Тебе будет видна только спина.
Сара замахала руками в знак того, что сдаётся.
— Делай что хочешь. Ты здесь раньше меня живёшь.
Бравые охотники положили шкуру на пол, Картер встал и обнял брата, а Грегори низко поклонился и поцеловал руку Сары.
— Миледи, вы прекрасны, как всегда.
— А вы оба похожи на петухов, — сказала Сара с усмешкой. — Или на попугаев.
Грегори ей нравился, но она любила время от времени ставить его на место. Он был красив, и красота давала ему уверенность, которая влекла к нему женщин, однако эта уверенность порой граничила с дерзостью, и Грегори расточал своё неотразимое обаяние при встрече с любой дамой.
— Судя по тому, как вы выглядите, охота прошла успешно, — заключил Картер.
— Просто великолепно! — просияв, воскликнул Даскин. — Исключительно! Я от неё никогда не устаю! На этот раз мы охотились одни.
— Без тигров? — удивилась Сара.
— Без тигров, — подтвердил Грегори. — Это было потрясающе.
— И рискованно, — заметил Картер. — Гнолинги чрезвычайно ловки.
— Мы освоили самые лучшие приёмы охоты на них, — заверил брата Даскин. — В следующий раз тебе обязательно стоит пойти с нами!
— Мы с Чантом тоже поохотились на гнолинга. Молю Бога о том, чтобы тебе не довелось встретиться с таким.
— Расскажи, — попросил Даскин, усевшись в мягкое кресло. Картер коротко рассказал. Даскин слушал его с широко открытыми глазами.
— Гнолинги в обличье людей! Вот это новости!
— Есть и другие новости, — добавила Сара. — Они нашли письма Лизбет, адресованные тебе.
— Мне? — изумился Даскин. — Какого они времени? Она жива?
— Почитай сам, — сказала Сара и указала на бюро. Даскин быстро прочёл письма. Радость его как рукой сняло.
— Она столько времени одна! Мы должны спасти её.
— Прежде всего мы должны выяснить, где её держат, — заметил Картер. — Похоже, в письмах говорится о Кромешной Тьме.
— Кромешная Тьма! — воскликнул Даскин. — Я там никогда не бывал, но говорят, что те края заколдованы.
— Я готов согласиться, — подхватил Грегори. — Помню, сопровождал я туда отца по делу. Местность эту я хорошо знаю, но недолюбливаю. Мрачное местечко.
— В таком случае нам может понадобиться твоя помощь, — сказал Картер. — Но сначала я должен узнать как можно больше. Намерен побеседовать с Йормунгандом.
— Я мог бы пойти с тобой, — предложил Даскин. Картер улыбнулся:
— Спасибо, не нужно. Охота на гнолингов сделала тебя отчаянным смельчаком. Он ведь тебя уже раз чуть не слопал, и мы не станем искушать его вновь. Как бы то ни было, сначала я собираюсь посоветоваться с Хоупом.
— Я пойду с вами и расскажу все, что знаю, — предложил Грегори. — Ты с нами, кузен? Даскин покачал головой.
— Мечтаю о тёплой ванне и горячей еде. Но как только Картер и Грегори вышли, Даскин принялся перечитывать письма Лизбет.
— Сара, — спросил он наконец. — Почему она писала именно мне?
— Она влюблена в тебя.
— Но я видел её только раз.
— Да, но ты уделил ей внимание. Потом она постоянно писала твоё имя в маленькой записной книжке. Тогда ей казалось, что она любит тебя, но, как видишь, это чувство сохранялось все эти годы.
— А я больше ни разу не навестил её…
— Тебе тогда было всего семнадцать, и ты не ведал о том, какое произвёл на неё впечатление. Даскин вздохнул.
— Да повзрослел ли я с тех пор? Как я провожу время? Слоняюсь по Дому, словно развращённый денди, выслеживаю гнолингов и представляю себя великим охотником, а потом, возвращаясь, обнаруживаю, что Картер гоняется за истинными врагами Эвенмера.
— Ты сожалеешь о том, что Хозяин — он?
Даскин взглянул на Сару и отвёл глаза.
— Я? Конечно, нет!
Сара недоверчиво смотрела на него.
— Ой, Сара, тебе соврать невозможно. Нет, я вовсе не сожалею, но… вместе с тем сожалею. Я люблю брата. Ему судьбой было предназначено стать Хозяином. Он наслаждается всеми мелочами, которые мне кажутся до безумия скучными, — официальные обеды, дипломатия, бесконечные совещания, встречи… Я бы ни за что не выдержал. Но я ничем не могу ему помочь.
— Наслаждается он всем этим вовсе не так сильно, как тебе кажется. И ты ему во многом помогаешь.
— Это ты только говоришь так, на самом деле это неправда. Я большей частью развлекаюсь, а он решает дела государственной важности. Я не создан для того, чтобы быть советником короля. У меня нет своего места.
— Отчасти ты, пожалуй, прав, — согласилась Сара. — Ты рождён с беспокойной, непоседливой душой, она и даёт тебе силу. Но тебе ни в коем случае нельзя расставаться с этой непоседливостью, именно она делает тебя таким, каков ты есть.
Даскин подошёл к Саре и поцеловал её в щеку.
— Ты знаешь меня лучше, чем я сам. И почему только я не встретил женщину, похожую на тебя? Сара рассмеялась.
— Женщин тебе встречается более чем достаточно. Просто ты слишком быстро расстаёшься с ними и не успеваешь узнать их получше. Но тебе нужна не такая, как я. Тебе нужна та, что подойдёт тебе.
— Да, но говорят, будто бы мужчина всегда ищет женщину, которая бы походила на его мать. Если так, то уж лучше пусть я на всю жизнь останусь один. Как только я замечаю в женщине хоть малейшие черты моей матери, я бегу от неё. Я готов признать это. Моя мать не была… хорошим человеком.
— Леди Мэрмер оказалась во власти амбиций. В этом была её ошибка.
— Все можно оправдать, но как быть, когда ошибка ведёт к предательству? Моя мать стала злой, а может быть, всегда такой была. А что это значит для меня? Из-за неё Картер был изгнан из дома, она сделала несчастным отца, и быть может, в каком-то смысле даже была повинна в его смерти. А отец был достойным человеком.
— И все же — человеком. Я его не знала, но думаю, что его трагедия началась тогда, когда умерла мать Картера, задолго до того, как он познакомился с леди Мэрмер. Ты — сын своего отца и своей матери. Ты не он и не она, но часть их обоих. Мы должны чётко видеть хорошее и плохое в наших родителях, чтобы не пойти их путём. Это придаёт нам сил. Ты наделаешь предостаточно собственных ошибок, совсем не обязательно носить на себе ошибки родителей, словно плащ.
Даскин погладил руку Сары.
— Мудрая Сара. Почему ты всегда такая мудрая?
— Все женщины мудры. Это научный факт. Как давление и паровые двигатели.
Картер и Грегори прошли по боковому коридору в буфетную, где обнаружили Хоупа, сидевшего за столом с ножками в виде когтистых лап и фигурками чаек, вырезанными по краю крышки. Дворецкий рассеянно смотрел в витражное окно, за которым не было видно ничего, кроме белой метели, и прихлёбывал чай из фарфоровой чашки. На коленях у него лежал тяжёлый открытый фолиант.
— Что это значит? Ты не занят протиркой столового серебра? — с наигранной суровостью поинтересовался Картер. Хоуп в ответ усмехнулся.
— Я ушёл из юридической конторы «Дайсон, Филипс и Хоуп» не для того, чтобы натирать ложки, но уверяю тебя, эта работа выполняется должным образом, и я за этим присматриваю. Я читал об Аллее Фонарщика и о гнолингах, но не нашёл ничего интересного.
— В таком случае, может быть, ты сумеешь нам что-нибудь рассказать о Кромешной Тьме? Хоуп скривился.
— Ничего хорошего рассказать не могу, но тема интересная. Не так давно я листал книгу об этом. Если мы пойдём в библиотеку, я её сразу найду.
Он встал и, выйдя из буфетной, первым пошёл по боковому коридору, мимо прихожей, столовой и главной лестницы к массивным дверям, ведущим в библиотеку и покрытым резьбой в виде фигур серафимов и гиппогрифов, охранявших архитравы. Хоуп без труда повернул жадеитовые дверные ручки — створки дверей бесшумно распахнулись. Библиотека была затянута сероватой дымкой и казалось, что где-нибудь неподалёку находятся гиблые трясины. В колеблющемся свете, лившемся в окна, проступали покрытые испариной стены. Слева от входа располагалось место для чтения, обставленное длинными цветастыми диванчиками с подлокотниками красного дерева, вырезанными в виде охотящихся ястребов. За ними виднелась узкая дверь, ведущая в комнату, где хранилась Книга Забытых Вещей.
Картер, Хоуп и Грегори прошли по пушистому ковру под колоннами из серого доломита, поддерживавшими потолок — также серый, с жёлтыми и коричневыми прожилками, и вошли в мрачноватый лабиринт стеллажей, пропитанный ароматом древней мудрости и потемневшей от времени кожи. Здесь потолок был выше, а за рядами стеллажей виднелась винтовая лестница, которая вела на галерею, занимавшую весь периметр библиотеки и уставленную книжными шкафами. Картер вздохнул. Это была его самая любимая комната в доме.
Все трое прошли по длинным проходам между стеллажами к разделу «География». Там Хоуп остановился и, немного помедлив, снял с полки высокий том в серебристом переплёте.
— Вот она, — сказал он. Картер обвёл взглядом полки.
— Когда-нибудь надо будет нанять библиотекаря, чтобы он навёл здесь порядок. Труды по юриспруденции стоят в разделе «Художественная литература», фантастические романы — в разделе «История». Как ты вообще тут ориентируешься и что-то находишь?
Круглое лицо Хоупа озарилось хитрой усмешкой.
— Поначалу я путался, но потом мне открылась истина. Труды по юриспруденции, представляющие собой всего лишь измышления человеческого разума, с помощью которых мы тщимся управлять окружающей действительностью, вполне логично помещены в раздел «Художественная литература». История, то бишь наше неполное и несовершенное представление о прошлом, целиком и полностью окрашенное нашими собственными предрассудками, подпадает под определение «Политика», а вот описания героических приключений никогда не существовавших мужчин и женщин, типа «Саги о Вольсунге» или «Мудрой Женщины», в которых предпринимаются попытки объяснить наш жизненный опыт и наше существование, стоят в разделе «История». Я бы, честно говоря, определил такие книги в раздел «Метафизика», но это уже, как говорится, дело вкуса.
Рассуждая вслух, Хоуп перелистывал страницы фолианта в серебристом переплёте.
— Так… С памятью у меня все в порядке. Здесь приводится изумительный текст трехсотлетней давности, в котором говорится о ликвидации мирных договоров между странами Белого Круга и странами, лежащими на дальнем юге, ближе к границе Внешней Тьмы. Между строк тут говорится об убийствах и тайнах. Когда я читал, у меня кровь стыла в жилах. Да, стыла. Старик Монтэгю Фолл, который был в то время Хозяином, как раз нанял Бриттла. Записи в книге сделаны рукой моего предшественника. Представить только, сколько лет он прожил! Времена были жестокие. Предшественник Бриттла был плохим советчиком для своего господина. Из-за мелочных обид происходили стычки, а потом они разгорались, и зачинались ожесточённые войны. Вскоре и сам Фолл пал жертвой покушения. Народы Ветермеля и Старка отделились от Белого Круга, и с тех пор отношения с ними остаются прохладными. Впоследствии в итоге кровавой революции эти две страны распались на четыре части: Эффини, Шинтогвин, Даркинг и Брудхайм.
— Даже при жизни отца с ними были сложности, — кивнул Картер. — Я не так часто видел его в гневе, но как-то раз он был ужасно зол из-за того, что с нашим послом дурно обошлись в Шинтогвине.
— Тем не менее в будущем нам стоит предпринять попытку примирения, — заметил Хоуп.
— Вряд ли это произойдёт скоро, — сказал Грегори. — Тем более вряд ли, если оттуда проистекают наши беды.
— Верно, — согласился Хоуп. — Судя по письмам девочки, если они действительно написаны ею, она находится там, где царит тьма. Это по описанию очень похоже на страну Внешней Тьмы — мрачную равнину, где нет солнца, луны и звёзд.
— Как край света, — проговорил Грегори, — у древних, которые верили, что Земля плоская.
— Точно, — подтвердил Хоуп, не отрывая глаз от страниц. — Да и само название взято из Нового Завета: «Но сыны царства будут ввержены во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов». Однако название это сравнительно недавнее. В более далёкие времена эти края именовались Гуннунггагап, Гимокодан, Страна Пустоты, Земля Забвения. Когда люди впервые поселились на землях, прилегающих к этим краям, они назвали их Кур-ну-ги-я, то есть «страна, откуда нет возврата». И хотя это место находится в пределах Эвенмера и окружено четырьмя странами, оно, как это ни парадоксально, считается бесконечным. На самом деле никто отчётливо не понимает, что оно собой представляет. Некоторые полагают, что там обитает Энтропия, другие считают, что это обитель изначального мрака, из которого были сотворены миры. Нам известно, что время от времени это пространство разрастается: границы четырех прилегающих к нему стран за века изменились.
— Ну а на твой взгляд, что же это все-таки такое? — спросил Картер.
Хоуп растерялся.
— Помнишь, в своё время Бриттл назвал Высокий Дом притчей, иносказанием?
— Помню, — кивнул Картер. — Он сказал, что это — единственное доступное нам объяснение. Я не раз думал об атом.
— — И я тоже, — сказал Хоуп. — И я так полагаю, что Внешняя Тьма — также понятие иносказательное, им определяется пространство, оставшееся после создания миров по окончании Творения.
— Но как такое может быть? — изумился Грегори.
— Это за пределами понимания науки и логики, — ответил Хоуп. — Это скорее чувственная материя, нежели физическая.
Все молчали. Грегори и Картер пытались понять, что имел в виду Хоуп. Наконец Картер кивнул:
— Да. По крайней мере объяснение на уровне того, что представляет собой и сам Эвенмер.
— Да, какой-то смысл в этом есть, — согласился Грегори, — в особенности если побываешь в этих местах. Как будто попадаешь в края не от мира сего, там так одиноко, что словами не опишешь, там нет места ничему человеческому.
Картер взглянул на Грегори, удивлённый той печалью и задумчивостью, с какой прозвучали его слова. В них был испуг ребёнка, впервые увидевшего темноту.
Мистер Хоуп пожал плечами.
— Как бы то ни было, из-за невероятной обширности Внешней Тьмы разыскать дом, где удерживают Лизбет, будет очень сложно. Он может находиться поблизости от любой из четырех стран.
— В этом мы можем обрести кое-какую помощь, — сказал Картер и вынул из кармана осколок, подобранный им в Иннмэн-Пике. — Я не раз пробовал послушаться таинственного притяжения этого камня. Похоже, он тянет меня к югу, хотя сила его воздействия по-разному проявляется в разных местах Эвенмера, и полагаться на неё вряд ли можно. Но я подозреваю, что во Внешней Тьме прячут и Лизбет, и сокровище Иннмэн-Пика. И все же, если бы мы могли ограничить масштабы поиска…
— Некоторые из царств симпатизируют нам больше других, — прервал его Хоуп. — А вот Шинтогвин скорее всего поддерживает наших врагов.
— Но зачем анархистам понадобилось строить там дом и чего им надо от Лизбет? — спросил Картер. — Судя по письмам, ей не дают никаких заданий и ничему не обучают. Если она заложница, то ради чего?
— Вот именно! — подхватил Хоуп. — Почему они до сих пор не предъявили нам никаких требований? Никто не станет держать пленницу шесть лет просто так.
— Я намереваюсь к вечеру потолковать с Йормунгандом, — сказал Хозяин. — Может быть, он подскажет ответ.
— Вот удивительно, — нахмурился Хоуп. — Прошлой ночью я дважды просыпался — наверное, от его рёва. Стропила под потолком моей комнаты сотрясались, как от раскатов грома.
— И мне так показалось, — сказал Картер. — Но я подумал, что это бушует вьюга. А ведь точно, такого рёва я никогда не слышал. Дом содрогался, как при землетрясении. Но утром я проснулся и решил, что все это мне приснилось.
— У нас с тобой и прежде бывали одинаковые сны, — напомнил Картеру Хоуп. — Но тут что-то другое. Неужто и вправду что-то стряслось с нашей рептилией?
— Я отправлюсь к нему немедленно, — решительно объявил Картер, хотя при мысли о динозавре ему стало весьма не по себе — Спасибо тебе, Уильям. И тебе, Грегори. Может быть, вы вдвоём посмотрите карты и поищете самый короткий путь к Шинтогвину?
— Хорошо, — кивнул Грегори. — В этом я могу помочь.
— Отлично, — сказал Хоуп. — Счастливого пути. Мы будем с нетерпением ожидать твоего возвращения.
Картер вышел из библиотеки, по боковому коридору прошёл к главной лестнице. Глаза самшитового орла злобно взирали на него с верхней площадки, тёмные перила на ощупь были холодными. Картер поднялся на второй этаж, повернул налево и пошёл по длинному коридору, забранному дубовыми панелями и устланному алой ковровой дорожкой. По всей длине коридора лежали глубокие тени. Картер вошёл в знакомую дверь и оказался в своей детской. Став Хозяином, он отказался занять отцовские покои, поэтому они с Сарой поселились здесь, и Сара повесила на стену портреты своих отца и матери. Кроме того, в комнате появились невысокий прикроватный столик с резными серафимами, сочетавшимися с фигуркой ангела на каминной доске красного дерева, и атласные покрывала под цвет алых азалий на обоях. Над камином висела сабля в серебряных ножнах, а на полке массивного трюмо с высоким зеркалом лежал обшарпанный деревянный меч и стояли четыре деревянных солдатика, красная и синяя краска на которых местами облупилась, — то были игрушки, которые Картер взял с собой из Эвенмера, отправляясь в ссылку. Сара сидела в кровати и читала Теннисона, укрывшись тремя одеялами. В комнате было прохладно, поскольку дрова в камине догорели.