Страница:
— Я бы назвала эту комнату Комнатой Дня, — сказала Лизбет. — Разве тут не красиво?
— Очень красиво, особенно после того, как столько времени пробродишь в темноте. Но погоди, что с тобой?
Лизбет была явно расстроена. Дрогнувшим голосом она ответила:
— Если бы я знала про эту комнату, я бы все эти годы приходила сюда играть. У меня было бы такое чудесное, счастливое место!
— Анархисты ни за что тебе этого не позволили бы, — покачал головой Даскин и взял её за руку. — Сомневаюсь, чтобы они знали об этой комнате.
Пройдя дальше, они встретили на пути ещё несколько предметов, которые показались им знакомыми: модели дома графа Эгиса в Иннмэн-Пике и жёлтого локомотива, уменьшенные в восемь раз, глиняные фигурки котят, собак, мышей, кобылы Джуди, маленькие тряпичные куклы, изображавшие Даскина, Сару, Старину Арни, графа Эгиса и даже саму Лизбет в детстве. Была и ещё одна фигурка, с мрачным, не знакомым Даскину лицом.
— А это кто? — спросил он.
— Это мой отец. Он пропал давным-давно. Лизбет поджала губы.
— С тех пор ты его не видела?
— Нет. «Нет, Кэти, — скажет старичок. — Я не могу любить тебя, ты ещё хуже, чем мой братец».
Некоторое время они шли в молчании. Потом Даскин не выдержал и спросил:
— Лизбет, ты понимаешь, что эту комнату создала ты?
— Я? Нет, не понимаю. Даскин взглянул ей в глаза.
— Посмотри! Ведь это все сотворила ты, все эти вещи! Посмотри на кукол, на повозку, на сердечки по углам. Это ведь то же самое, что и статуи, изображающие Сару, графа Эгиса, меня. Неужели ты думаешь, что их изваяли анархисты? Они держали тебя в темноте, потому что хотят, чтобы мир был соткан из мрака. Они дали тебе книгу «Грозовой перевал», чтобы научить тебя отчаянию, но в этом зале, которого не видела даже ты сама, ты сотворила свет!
Лизбет устремила взгляд к небесно-голубому куполу. Её глаза тоже были небесно-голубыми, призрачными, загадочными, огромными.
— Я не могла сотворить все это, — испуганно проговорила она. — Тут слишком красиво, а во мне нет красоты.
— Как ты можешь судить об этом? О, Лизбет, да разве ты не видишь, какие у тебя чудесные глаза? Нет, ты, ты создала все это! А если бы у тебя не было сердца, ты бы ни за что не сумела этого создать.
— Я не могла, — проговорила она дрожащими губами. На глаза её набежали слезы. — Меня держали в темноте, потому что я плохо себя вела. У меня отняли все хорошее. И если бы я была хорошая, он бы не утащил меня!
Она задрожала с головы до ног, зубы её застучали.
— О ком ты?
— Я… — Она закрыла ладонями лицо. — Глаза у той статуи! Если это был не Картер…
Она стала задыхаться, хватать ртом воздух. Даскин сжал её руку.
— Кто это был? Чьё лицо было у статуи? Лизбет закрыла глаза.
— Я вижу Картера. Я вижу Картера! Но за его лицом прячется кто-то другой! Я не хочу смотреть!
— Ты должна понять, кто это, — решительно проговорил Даскин, хотя настроение Лизбет и пугало его. — Я здесь, с тобой. Чьё это лицо?
Она взвыла по-звериному и отчаянно, хрипло вскричала:
— Папа! Это был папа! Это он отдал меня им! Он меня отдал! Почему он отдал меня? Это был папа! Это был папа!
А потом она расплакалась, разрыдалась так горько — Даскин никогда в жизни не видел, чтобы кто-то так горько плакал. Это был крик души, тёмная, глубочайшая тоска, рождённая одиночеством и предательством. Она бросилась в его объятия и плакала до изнеможения, а он только обнимал её и гладил её золотистые волосы. Но почему-то Даскин решил, что это очистительные, целительные слезы.
Выплакавшись, Лизбет смущённо отстранилась.
— Ты, наверное, презираешь меня за мою слабость.
— Я восхищаюсь тобой, — торопливо проговорил Даскин. — Я не знал более сильного человека. Тебя предал отец, но все это время ты сражалась с врагами — одна, не имея ни помощи, ни надежды на спасение, в темноте, ты сражалась с ними. И им не удалось побороть твой дух, сломить тебя.
— Но зачем он сделал это? Зачем мой отец отдал меня анархистам? Неужели я для него ничего не значила?
— Нет. Не думай так. Нам не дано знать, что побудило его к такому поступку. Моя мать тоже совершала ужасные поступки. Люди становятся дурными не сразу, а постепенно, шаг за шагом. И все же, каковы бы ни были причины его поступка и независимо от того, сделал он это под чьим-то влиянием, или его одурманили, или он просто лишился рассудка, — ты сама тут совершенно ни при чем. И ни в чем не виновата.
Потом Лизбет уснула посреди мягких игрушек и кукол, а Даскин стерёг её сон. Только здесь Даскин наконец мог рассмотреть Лизбет при свете дня, и пока она спала, он не спускал с неё глаз. Пусть её лицо покраснело от слез — она все равно была дивно хороша собой. Растрёпанные волосы обрамляли голову и плечи и отливали золотистым блеском. Дерзко вздёрнутый подбородок, маленькие, нежные, неулыбчивые губы… Но больше всего Даскина привлекал в Лизбет её мятежный дух, родственный ему. Правда, в этом он сам бы себе не осмелился признаться, потому что взрывы её эмоций пугали его, он боялся и её ранимости, и её могущества. Он думал о том, какой станет Лизбет, оказавшись в уютной гостиной, когда она будет сидеть и безмятежно пить чай, и её роскошные волосы будут уложены в красивую причёску по последней моде? Неужели и тогда она останется неприрученной, дикой, останется свечой, готовой вспыхнуть, как только её поднесут к пламени?
Проснувшись, Лизбет улыбнулась — печально и радостно одновременно.
— И правда, какая красивая комната. «Завтра это все покажется мне сном. Я не смогу поверить в то, что видела, к чему прикасалась, что снова говорила с тобой».
— Неужели ты заучила наизусть «Грозовой перевал» от корки до корки? — спросил Даскин.
— Почти всю книгу, хотя любимые места помню лучше, — ответила Лизбет и села. — Я её перечитывала столько раз все эти годы и разыгрывала по ролям. Кроме этой книги, мне не с кем было поговорить.
— Должен признаться, что к стыду своему, я её не читал, — сказал Даскин. — А вот Сара наверняка читала. Лизбет изумлённо взглянула на него.
— Не читал? А я думала, эту книгу читали все. — Признание Даскина её явно смутило. Помолчав, она сказала: — Это история любви.
— Судя по тому, что слышал, мне трудно в это поверить, — отозвался Даскин. — По-моему, это история мести.
— О нет! Это на самом деле история любви, потому что любовь — это предательство и боль.
— И ты веришь в это?
Лизбет смотрела на Даскина. Глаза её вдруг растерянно забегали.
— Так меня любит Человек в Чёрном. Даскин покачнулся, как от удара.
— Так вы… любовники?
— Любовники? — Лизбет рассмеялась. — О нет. Мы с ним — как Кэти и Хитклифф. Он относится ко мне как к дочери. Дарит мне по двенадцать свечек. Заботится обо мне.
— И тебе хочется именно такой любви?
— Мне… Но просто другой любви я не знала.
— Когда мы вернёмся в Эвенмер, ты будешь свободна и сможешь сама выбирать, как жить.
— И я смогу жить в старом доме в Иннмэн-Пике, с Сарой и графом Эгисом?
— Сара там больше не живёт, но ты могла бы, как и она, жить во Внутренних Покоях. Лизбет задумалась.
— И мне можно будет держать мышку? Даскин рассмеялся:
— Мышку? Мы раздобудем тебе щенка! Глаза Лизбет озарились радостью.
— Я не видела щенков… так давно!
Они пошли дальше по залу. Куда — это было ведомо только Лизбет. Обернувшись к Даскину, она смущённо спросила:
— Если эта комната — творение моего разума… то я — ребёнок? Ты так думаешь?
— С какой стати я должен так думать?
— Но ведь тут так много игрушек…
— На самом деле я думал о том, что в тебе так много неистраченной нежности. И ещё я думал о том, как выглядела бы комната, которую сотворил бы я.
— Наверняка она была бы ещё более чудесна, — улыбнувшись, сказала Лизбет.
— Не знаю, — покачал головой Даскин. — Получается, что несколько поколений в моем семействе по материнской линии были анархистами. Не сказались ли на мне эти родственные связи? Вдруг моя комната оказалась бы битком набитой всякой анархической мишурой? Здесь я впервые всерьёз задумался о разглагольствованиях моего двоюродного братца.
— Это больно? Ну, то есть душе твоей больно от этого? Даскин вздохнул:
— Больно. Большую часть моего детства меня окружала ложь. Почти с рождения меня воспитывали как анархиста. Если бы я вырос где угодно, а не во Внутренних Покоях, я бы непременно стал анархистом. Быть может, даже стал бы одним из тех, кто тебя похитил. Мне неприятно думать об этом.
— Ты бы ни за что так со мной не поступил, — уверенно проговорила Лизбет. — Ты добрый, Даскин. Ты был добр ко мне с первой встречи — ещё тогда, на вокзале в Иннмэн-Пике. Ты всегда был добрый. И хотя, как ты говоришь, тебя растили анархистом, ты им не стал.
— Однажды Сара сказала мне, что я — беспокойная натура, — отозвался Даскин. — Думаю, она права. Возможно, из-за влияния анархистов я не знал своего истинного призвания. Видимо, моя мать прилагала немало сил к тому, чтобы я его не знал.
— Но ты сам избрал свой путь, — возразила Лизбет. — Иногда Человек в Чёрном говорит мне слова, от которых мне становится приятно. Он говорит о том, что я стану принцессой, что я стану управлять Новым Порядком, что настанет день — и люди будут поклоняться мне в холодных залах этого дома. И все же я никогда не мечтала о том будущем, которое он мне обещает. Я мечтала о Малом Дворце в Иннмэн-Пике. Я мечтала о траве и холмах и о звёздах на настоящем небе. Я мечтала о малиновках. Он все отнял у меня, но этого не отнял.
Даскин усмехнулся.
— Твоя храбрость придаёт храбрости и мне. Я готов сразиться с анархистами! Я последую твоему примеру и не сверну с собственного пути. Какие же они глупцы! Они даже не в силах понять истины, заложенной в этом зале!
— Этого я не знаю, но они очень жестоки. И нам нужно поскорее уйти отсюда. Нам предстоит путь по тёмному туннелю — самому тёмному на свете.
— Ты боишься?
— Да. Но мы должны пройти этим путём.
ПОТАЙНОЙ ЗАЛ
— Очень красиво, особенно после того, как столько времени пробродишь в темноте. Но погоди, что с тобой?
Лизбет была явно расстроена. Дрогнувшим голосом она ответила:
— Если бы я знала про эту комнату, я бы все эти годы приходила сюда играть. У меня было бы такое чудесное, счастливое место!
— Анархисты ни за что тебе этого не позволили бы, — покачал головой Даскин и взял её за руку. — Сомневаюсь, чтобы они знали об этой комнате.
Пройдя дальше, они встретили на пути ещё несколько предметов, которые показались им знакомыми: модели дома графа Эгиса в Иннмэн-Пике и жёлтого локомотива, уменьшенные в восемь раз, глиняные фигурки котят, собак, мышей, кобылы Джуди, маленькие тряпичные куклы, изображавшие Даскина, Сару, Старину Арни, графа Эгиса и даже саму Лизбет в детстве. Была и ещё одна фигурка, с мрачным, не знакомым Даскину лицом.
— А это кто? — спросил он.
— Это мой отец. Он пропал давным-давно. Лизбет поджала губы.
— С тех пор ты его не видела?
— Нет. «Нет, Кэти, — скажет старичок. — Я не могу любить тебя, ты ещё хуже, чем мой братец».
Некоторое время они шли в молчании. Потом Даскин не выдержал и спросил:
— Лизбет, ты понимаешь, что эту комнату создала ты?
— Я? Нет, не понимаю. Даскин взглянул ей в глаза.
— Посмотри! Ведь это все сотворила ты, все эти вещи! Посмотри на кукол, на повозку, на сердечки по углам. Это ведь то же самое, что и статуи, изображающие Сару, графа Эгиса, меня. Неужели ты думаешь, что их изваяли анархисты? Они держали тебя в темноте, потому что хотят, чтобы мир был соткан из мрака. Они дали тебе книгу «Грозовой перевал», чтобы научить тебя отчаянию, но в этом зале, которого не видела даже ты сама, ты сотворила свет!
Лизбет устремила взгляд к небесно-голубому куполу. Её глаза тоже были небесно-голубыми, призрачными, загадочными, огромными.
— Я не могла сотворить все это, — испуганно проговорила она. — Тут слишком красиво, а во мне нет красоты.
— Как ты можешь судить об этом? О, Лизбет, да разве ты не видишь, какие у тебя чудесные глаза? Нет, ты, ты создала все это! А если бы у тебя не было сердца, ты бы ни за что не сумела этого создать.
— Я не могла, — проговорила она дрожащими губами. На глаза её набежали слезы. — Меня держали в темноте, потому что я плохо себя вела. У меня отняли все хорошее. И если бы я была хорошая, он бы не утащил меня!
Она задрожала с головы до ног, зубы её застучали.
— О ком ты?
— Я… — Она закрыла ладонями лицо. — Глаза у той статуи! Если это был не Картер…
Она стала задыхаться, хватать ртом воздух. Даскин сжал её руку.
— Кто это был? Чьё лицо было у статуи? Лизбет закрыла глаза.
— Я вижу Картера. Я вижу Картера! Но за его лицом прячется кто-то другой! Я не хочу смотреть!
— Ты должна понять, кто это, — решительно проговорил Даскин, хотя настроение Лизбет и пугало его. — Я здесь, с тобой. Чьё это лицо?
Она взвыла по-звериному и отчаянно, хрипло вскричала:
— Папа! Это был папа! Это он отдал меня им! Он меня отдал! Почему он отдал меня? Это был папа! Это был папа!
А потом она расплакалась, разрыдалась так горько — Даскин никогда в жизни не видел, чтобы кто-то так горько плакал. Это был крик души, тёмная, глубочайшая тоска, рождённая одиночеством и предательством. Она бросилась в его объятия и плакала до изнеможения, а он только обнимал её и гладил её золотистые волосы. Но почему-то Даскин решил, что это очистительные, целительные слезы.
Выплакавшись, Лизбет смущённо отстранилась.
— Ты, наверное, презираешь меня за мою слабость.
— Я восхищаюсь тобой, — торопливо проговорил Даскин. — Я не знал более сильного человека. Тебя предал отец, но все это время ты сражалась с врагами — одна, не имея ни помощи, ни надежды на спасение, в темноте, ты сражалась с ними. И им не удалось побороть твой дух, сломить тебя.
— Но зачем он сделал это? Зачем мой отец отдал меня анархистам? Неужели я для него ничего не значила?
— Нет. Не думай так. Нам не дано знать, что побудило его к такому поступку. Моя мать тоже совершала ужасные поступки. Люди становятся дурными не сразу, а постепенно, шаг за шагом. И все же, каковы бы ни были причины его поступка и независимо от того, сделал он это под чьим-то влиянием, или его одурманили, или он просто лишился рассудка, — ты сама тут совершенно ни при чем. И ни в чем не виновата.
Потом Лизбет уснула посреди мягких игрушек и кукол, а Даскин стерёг её сон. Только здесь Даскин наконец мог рассмотреть Лизбет при свете дня, и пока она спала, он не спускал с неё глаз. Пусть её лицо покраснело от слез — она все равно была дивно хороша собой. Растрёпанные волосы обрамляли голову и плечи и отливали золотистым блеском. Дерзко вздёрнутый подбородок, маленькие, нежные, неулыбчивые губы… Но больше всего Даскина привлекал в Лизбет её мятежный дух, родственный ему. Правда, в этом он сам бы себе не осмелился признаться, потому что взрывы её эмоций пугали его, он боялся и её ранимости, и её могущества. Он думал о том, какой станет Лизбет, оказавшись в уютной гостиной, когда она будет сидеть и безмятежно пить чай, и её роскошные волосы будут уложены в красивую причёску по последней моде? Неужели и тогда она останется неприрученной, дикой, останется свечой, готовой вспыхнуть, как только её поднесут к пламени?
Проснувшись, Лизбет улыбнулась — печально и радостно одновременно.
— И правда, какая красивая комната. «Завтра это все покажется мне сном. Я не смогу поверить в то, что видела, к чему прикасалась, что снова говорила с тобой».
— Неужели ты заучила наизусть «Грозовой перевал» от корки до корки? — спросил Даскин.
— Почти всю книгу, хотя любимые места помню лучше, — ответила Лизбет и села. — Я её перечитывала столько раз все эти годы и разыгрывала по ролям. Кроме этой книги, мне не с кем было поговорить.
— Должен признаться, что к стыду своему, я её не читал, — сказал Даскин. — А вот Сара наверняка читала. Лизбет изумлённо взглянула на него.
— Не читал? А я думала, эту книгу читали все. — Признание Даскина её явно смутило. Помолчав, она сказала: — Это история любви.
— Судя по тому, что слышал, мне трудно в это поверить, — отозвался Даскин. — По-моему, это история мести.
— О нет! Это на самом деле история любви, потому что любовь — это предательство и боль.
— И ты веришь в это?
Лизбет смотрела на Даскина. Глаза её вдруг растерянно забегали.
— Так меня любит Человек в Чёрном. Даскин покачнулся, как от удара.
— Так вы… любовники?
— Любовники? — Лизбет рассмеялась. — О нет. Мы с ним — как Кэти и Хитклифф. Он относится ко мне как к дочери. Дарит мне по двенадцать свечек. Заботится обо мне.
— И тебе хочется именно такой любви?
— Мне… Но просто другой любви я не знала.
— Когда мы вернёмся в Эвенмер, ты будешь свободна и сможешь сама выбирать, как жить.
— И я смогу жить в старом доме в Иннмэн-Пике, с Сарой и графом Эгисом?
— Сара там больше не живёт, но ты могла бы, как и она, жить во Внутренних Покоях. Лизбет задумалась.
— И мне можно будет держать мышку? Даскин рассмеялся:
— Мышку? Мы раздобудем тебе щенка! Глаза Лизбет озарились радостью.
— Я не видела щенков… так давно!
Они пошли дальше по залу. Куда — это было ведомо только Лизбет. Обернувшись к Даскину, она смущённо спросила:
— Если эта комната — творение моего разума… то я — ребёнок? Ты так думаешь?
— С какой стати я должен так думать?
— Но ведь тут так много игрушек…
— На самом деле я думал о том, что в тебе так много неистраченной нежности. И ещё я думал о том, как выглядела бы комната, которую сотворил бы я.
— Наверняка она была бы ещё более чудесна, — улыбнувшись, сказала Лизбет.
— Не знаю, — покачал головой Даскин. — Получается, что несколько поколений в моем семействе по материнской линии были анархистами. Не сказались ли на мне эти родственные связи? Вдруг моя комната оказалась бы битком набитой всякой анархической мишурой? Здесь я впервые всерьёз задумался о разглагольствованиях моего двоюродного братца.
— Это больно? Ну, то есть душе твоей больно от этого? Даскин вздохнул:
— Больно. Большую часть моего детства меня окружала ложь. Почти с рождения меня воспитывали как анархиста. Если бы я вырос где угодно, а не во Внутренних Покоях, я бы непременно стал анархистом. Быть может, даже стал бы одним из тех, кто тебя похитил. Мне неприятно думать об этом.
— Ты бы ни за что так со мной не поступил, — уверенно проговорила Лизбет. — Ты добрый, Даскин. Ты был добр ко мне с первой встречи — ещё тогда, на вокзале в Иннмэн-Пике. Ты всегда был добрый. И хотя, как ты говоришь, тебя растили анархистом, ты им не стал.
— Однажды Сара сказала мне, что я — беспокойная натура, — отозвался Даскин. — Думаю, она права. Возможно, из-за влияния анархистов я не знал своего истинного призвания. Видимо, моя мать прилагала немало сил к тому, чтобы я его не знал.
— Но ты сам избрал свой путь, — возразила Лизбет. — Иногда Человек в Чёрном говорит мне слова, от которых мне становится приятно. Он говорит о том, что я стану принцессой, что я стану управлять Новым Порядком, что настанет день — и люди будут поклоняться мне в холодных залах этого дома. И все же я никогда не мечтала о том будущем, которое он мне обещает. Я мечтала о Малом Дворце в Иннмэн-Пике. Я мечтала о траве и холмах и о звёздах на настоящем небе. Я мечтала о малиновках. Он все отнял у меня, но этого не отнял.
Даскин усмехнулся.
— Твоя храбрость придаёт храбрости и мне. Я готов сразиться с анархистами! Я последую твоему примеру и не сверну с собственного пути. Какие же они глупцы! Они даже не в силах понять истины, заложенной в этом зале!
— Этого я не знаю, но они очень жестоки. И нам нужно поскорее уйти отсюда. Нам предстоит путь по тёмному туннелю — самому тёмному на свете.
— Ты боишься?
— Да. Но мы должны пройти этим путём.
ПОТАЙНОЙ ЗАЛ
Мистер Хоуп поднялся из-за своего письменного стола в бильярдной. В комнату, печатая шаг, вошёл капитан Глис. Они обменялись рукопожатиями, и Хоуп налил Глису чая из серебряного чайника.
— Сразу перейду к делу, сэр, — сказал Глис, — потому что знаю, как вы волнуетесь. Мы прошли весь Глубинный Переход от начала до конца и наткнулись на дверь, изготовленную из материала, не похожего ни на один из виденных мною раньше. Его не брали ни пули, ни ломы, и в конце концов, понимая, что дело безотлагательное, я приказал взорвать динамитом дверь, а потом — стену. Безрезультатно. Из какого бы материала ни состоял Глубинный Переход, этот материал сделан не людьми. Мы все испробовали. Мне очень жаль.
Хоуп пожал плечами и провёл ладонями по лицу.
— Этого я и боялся. Уже не впервые мы обнаруживаем в Доме непроходимые места. Думаю, с этой дверью не совладал бы и Меч-Молния. Есть у вас какие-нибудь предложения?
— Отправить войско в Шинтогвин. Но последствия такого шага вам должны быть понятны.
— Да, — печально кивнул Хоуп. — Погибнут сотни наших воинов. Но сколько же мы можем ждать? Говард Макмертри сражался на стороне анархистов во времена Войн за Жёлтую Комнату. Следовательно, мы вправе предположить, что Сару, Еноха и Чанта заманили в ловушку. Я уже испробовал все дипломатические каналы. Шинтогвин не идёт на переговоры. Муммут Кетровиан, как выяснили наши агенты, пуст. Там не осталось ни души. Дом каждый день претерпевает все новые изменения.
— Мы начали мобилизацию, — сказал Глис. — Через две недели у границ Шинтогвина будет стоять войско.
— Через две недели — и это в то время, как у нас нет никаких вестей от лорда Андерсона, — проговорил Хоуп, и его глаза лихорадочно блеснули. — Хорошо. Думаю, настало время действовать смело и решительно. Продолжайте приготовления. Боюсь, я выбрал не самое удачное время для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере.
Капитан Глис встал. Они с Хоупом снова пожали друг другу руки.
— А я думаю, что удачного времени для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере, попросту не подберёшь. С этими словами он удалился.
Следуя туда, куда вёл его осколок Краеугольного Камня, Картер вошёл в ярко освещённый зал. Крейн и Макмертри последовали за ним. В пустынном зале царила неестественная тишина. Ярус за ярусом к потолку вздымались сводчатые галереи, а квадрат потолка виднелся на немыслимой высоте. Повсюду, излучая ясный золотой свет, горели люстры, фонари и лампы. В удлинённых нишах стояли золочёные статуи, изображавшие Сару, графа Эгиса и даже самого Картера. Ступени лестниц были инкрустированы перламутровыми изображениями бабочек и щенячьих мордашек. Столбики перил венчали бронзовые фигурки малиновок. А вдоль стен тянулись вездесущие тернии.
— Чем-то напоминает раннеэйлириумскую эпоху, — негромко проговорил Крейн. — А ради этого стоило и постранствовать, что скажете, мистер Макмертри?
— Быть может, и стоило, мистер Крейн, — в зависимости от того, чем закончится наше странствие.
Они прошли вдоль галереи, лавируя между статуями, и уже находились почти в центре зала, когда Макмертри вдруг схватился за сердце и, пошатнувшись, привалился к стене.
— Вам плохо? — встревоженно спросил Крейн.
— Вдруг стало тяжело дышать, — признался Макмертри. — И грудь сдавило. У меня порой прихватывает сердце. Моё лекарство в кармане пальто.
Картер помог Макмертри сесть и нашёл в кармане его пальто баночку с белыми таблетками. Макмертри положил одну из них под язык. Он сидел, тяжело дыша.
— Подождём, — сказал Картер.
— Нет, лорд Андерсон, — покачал головой Макмертри. — Нет времени. Вам надо идти. И вам, мистер Крейн. Я вас догоню. Анархисты могут идти следом за нами. Я догоню вас к тому времени, как вы найдёте Краеугольный Камень.
— Мне бы не хотелось бросать его здесь, — сказал Картер Крейну.
— Время от времени у него случаются такие приступы, лорд Андерсон. Думаю, бояться особо нечего. Вам лучше спрятаться в одной из этих ниш, мистер Макмертри. Там вы будете в безопасности, верно?
Картер неохотно, повинуясь необходимости, продолжил путь вдоль галереи. Крейн шёл рядом с ним. Вскоре они спустились по лестнице.
— Краеугольный Камень здесь. — тихо проговорил Картер.
— Где? — взволнованно спросил Крейн.
— Там, — указал Картер.
Из зала уводил широкий коридор. В двадцати футах от входа в него на гранитном постаменте стояла каменная плита. За ней, чуть дальше, виднелись распахнутые стеклянные двери. Ветер шевелил лёгкую занавеску на карнизе, а за дверью было тёмным-темно. Почему-то от этого зрелища у Картера мурашки по спине побежали.
— Вы уверены, что это он? — пытливо спросил Крейн.
— Да. Я ощущаю исходящую от него силу. Нам нужно только забрать его и выйти через эти двери.
— В таком случае моя работа, как и ваша, завершена, — заявил Крейн и приставил к груди Картера пистолет. — Окажите мне такую любезность и бросьте оружие.
— Что вы делаете? — ошеломлённо вопросил Картер.
— Исполняю свой долг — долг анархиста, — ответил Крейн. — Ни с места, лорд Андерсон, предупреждаю вас! И пусть вас не смущает мой возраст. Я меткий стрелок. Прошу вас, бросьте оружие.
Картер положил свой пистолет на пол. Он стоял молча. Мысли его лихорадочно метались.
— В молодости я потерял всех родных — они умерли от чахотки. Тогда я и обратился к философии анархизма. Я был первым, кто узнал о Краеугольном Камне, это случилось двадцать лет назад. С тех пор Общество замышляло его похищение. Ещё тогда, когда Полицейский украл Ключи Хозяина, конечной целью было именно похищение Камня. Именно я подслушал ваш разговор с Даскином и использовал полученные сведения для того, чтобы заманить в Обманный Дом вашу жену, Фонарщика и Часовщика.
— Сара здесь? — не веря собственным ушам, проговорил Картер.
— Здесь. Анархисты умеют превращать неблагоприятные обстоятельства в благоприятные. Как только мы узнали о том, что вы решили отправиться в края Внешней Тьмы, мы решили этим воспользоваться. Все сработало отлично, и в итоге вы привели нас к Камню. О да, я вижу, как вы удивлены. Мы и в самом деле потеряли его. Вернее — мы недооценили способности Лизбет как проводника энергии Камня. Она обладает сильнейшей волей, эта девчонка. Шесть месяцев назад Камень неожиданно исчез. Человек в Чёрном его всюду искал, а потом догадался, что девчонка его каким-то образом передвинула, перенесла — бессознательно, конечно. Потом мы узнали об осколке. Я бы мог легко убить вас, пока вы спали, и забрать его, но беда в том, что только вы ощущаете притяжение Камня. И не надо на меня так смотреть, лорд Андерсон, — спокойно продолжал Крейн. — Я не такой уж злой человек. Совсем наоборот. Настанет день — и вы ещё поблагодарите меня за это, когда мы станем жить в мире, спасённом от смерти и отчаяния.
— Но ведь вы сами видели, как действует Краеугольный Камень, — возразил Картер. — Неужели механические уродцы на равнине — это тот идеал, к которому стремятся анархисты?
— Зрелище… неприятное, — проговорил Крейн. — Я открыто признаюсь в этом. И архитектура здесь отвратительная! Но только потому, что большая её часть создана неразвитым, необразованным разумом Лизбет. Только этот зал и является исключением и вселяет в меня надежду на то, каким станет грядущий мир.
— И что вы намерены делать сейчас? — спросил Картер.
— Мы ждём Человека в Чёрном. За мной и мистером Макмертри следили с того мгновения, как мы проникли в дом. Моя работа будет полностью завершена, как только мы заберём Краеугольный Камень.
— Боюсь, ваша работа уже завершена, мистер Крейн. — прозвучал голос позади. Из-за статуй вышел Макмертри, нацелив на старого друга пистолет.
— Мистер Макмертри! — вальяжно проговорил Крейн. — Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.
— Да-да, пожалуйста, бросьте пистолет, мистер Крейн, — без тени иронии произнёс Макмертри. — У меня нет желания ранить вас. Все эти годы! Но только совсем недавно я начал подозревать, что вы — анархист. Вот почему я и разыграл сердечный приступ.
— Вы всегда отличались догадливостью, — процедил сквозь зубы Крейн. — Но я вовсе не намерен сдаваться. Я хороший стрелок, а если вы потянете спусковой крючок, я тут же пристрелю лорда Андерсона, если только вы раньше не пристрелите меня. Мне бы очень не хотелось его убивать, но его смерть предпочтительнее утраты Краеугольного Камня. Я готов умереть за общее дело, старый друг, и вы знаете: я не лгу. Но в любое мгновение сюда придут другие анархисты. У вас нет шанса уцелеть, если только вы не решите примкнуть к нам. Вас снова примут в наши ряды.
— Я не желаю, чтобы меня принимали, мистер Крейн, — покачал головой Макмертри. — Я отказался от всего этого давным-давно, после того, как закончились Войны за Жёлтую Комнату. Да, это правда, лорд Андерсон. Когда-то я сражался на стороне анархистов. Но их доктрина ошибочна. Им ни за что не добиться того, что они обещают.
— Мы сумеем сделать это, — хвастливо проговорил Крейн. — Мы сможем создать новый мир. Мы сумеем вернуть мою жену и детей, мы будем жить в совершенстве и гармонии.
Картер был беспомощен под дулом пистолета. Он отчаянно пытался вызвать в сознании Слово Правления. На миг оно сверкнуло перед его мысленным взором обугленной искрой, но померкло, и он не успел поднести его к губам.
— Мистер Крейн, заклинаю вас, — дрожащим голосом проговорил Макмертри. — Ради тех лет, что мы работали вместе, бросьте пистолет. Это ваш последний шанс.
— Нет, — ответил Крейн, сдвинул брови и крепче сжал рукоятку пистолета. — Я всегда был оптимистом, не так ли, мистер Макмертри? Хотелось бы верить, что вы не пристрелите старого компаньона. К тому же вы наверняка давно не упражнялись во владении оружием. Когда кожаный сапог долго не обувают, он деревенеет, и его можно выбросить.
Макмертри ничего не ответил. Он старательно прицелился и нажал на курок. Лорд Андерсон вздрогнул, решив, что выстрелы прозвучали одновременно и что в следующее мгновение он умрёт, но Крейн, не издав ни звука, рухнул на пол. Бросившись к нему, Картер увидел, что архитектор-анархист мёртв. Пуля, выпущенная Макмертри, угодила ему в лоб.
Макмертри разжал дрожащие пальцы и выронил пистолет. Тот со стуком упал на пол. Он бросился к Крейну, приподнял его голову, прижал к груди и зашептал:
— Ты ошибался, Филлип. Я всегда был метким стрелком. Но ты не мог этого знать. — Он тихо заплакал и все повторял: — Старый мой друг. Старый друг. Я убил лучшего друга.
Понимая, что сделать уже ничего нельзя, Картер выпрямился, поднял с пола свой пистолет и шагнул к Краеугольному Камню. Осколок, казалось, вот-вот вырвется из его пальцев. Несмотря на многочисленные надписи и сверкающие, словно до блеска начищенная медь, изображения четырех херувимов, камень выглядел довольно обыкновенно, и все же Картер остановился, не дойдя до него десять футов. От камня исходила невероятная, страшная сила, почувствовать которую мог только Хозяин. В этой немыслимой энергии слились воедино искра Творения, мощь солнц, зарождение жизни, чернота межзвёздных пространств. Картер готов был в священном трепете рухнуть на колени перед Камнем, готов был и в страхе бежать от него. Но ему открылось и другое. Он понял, с какой целью Камень был похищен, и что он на самом деле сопротивлялся, хотя, как ни парадоксально, ничего живого в Краеугольном Камне не было.
Картер глубоко вдохнул, шагнул к Камню и протянул к нему руки, намереваясь снять его с постамента. Он инстинктивно зажмурился. От камня не исходило свечения, но излучаемая им энергия проникала в самый мозг, и у Картера не было сил смотреть на него.
— Этого более чем достаточно, лорд Андерсон! — прозвучал позади чей-то голос.
Обернувшись, Картер, к своему ужасу, увидел Грегори, который целился в него из винтовки. Возле коленопреклонённого мистера Макмертри застыли двое Превращённых.
— Нет! Только не ты! — вскричал Картер, потрясённый до глубины души. — Неужели в нашем отряде все через одного предатели?
— Мне очень жаль, — не дрогнув, проговорил Грегори. — Я думал, что хотя бы Даскин перейдёт на нашу сторону по доброй воле. Надеюсь, что это ещё возможно. Мне не по душе была роль шпиона, хотя и играл я из самых благих побуждений. А теперь бросьте оружие. Мне не хотелось бы вас убивать.
Картер положил на пол пистолет и оба Меча-Молнии, мысленно проклиная себя за то, что уже дважды его застигли врасплох. И тут он ощутил приближение знакомой могущественной силы. Взгляд его метнулся к лестнице. По ней спускался Человек в Чёрном, укутанный в непроницаемые одежды, в сопровождении целой свиты Превращённых, среди которых были жуткие подобия Еноха, Чанта, Сары, Нункасла и нескольких воинов Белой Гвардии. В это страшное мгновение Картер понял, что это не подобия, что это его близкие и друзья. Грудь его сдавило, колени подкосились.
— О, Сара! — простонал он, не в силах сдержаться. — Только не ты!
— Это она, — произнёс Человек в Чёрном негромким, но леденящим кровь голосом. — Превращение почти завершено. Вы даровали нам победу, лорд Андерсон. Если бы уцелел мистер Крейн, мы бы схватили вас, а затем устроили бы ваш побег в его сопровождении, и вы бы так или иначе привели нас сюда. Краеугольный Камень найден, и вы у нас в руках. Мы пытались уговорить Даскина стать Хозяином Дома, но он отказался. Теперь он нам больше не нужен. Вы — Хозяин, и как только вы тоже подвергнетесь Превращению, у этого Дома будет Хозяин, хотите вы этого или нет. Наша победа близка.
Картер отчаянно пытался собраться с мыслями, но они разлетались, словно рой напуганных пчёл.
— Я узнаю тебя, — выговорил он наконец. — Я чувствую исходящую от тебя силу. Зачем ты прячешься под одеждами? Покажи себя, Леди Порядок!
Человек в Чёрном утробно расхохотался.
— В Эвенмере ты мог повелевать мною, но здесь тебе это неподвластно! Однако я сделаю то, о чем ты просишь. Пробил час снять маски.
Человек в Чёрном сорвал с головы шляпу. Чёрные, цвета воронова крыла пряди рассыпались по его плечам. Он отбросил вуаль, и перед Картером предстало два лика. Первый принадлежал старику-мудрецу, а второй — прекрасной женщине, которую Картер некогда знал под именем Анины. Тёмные глаза, лунно-белая кожа, удивительно правильные черты, несвойственные смертным. Она негромко рассмеялась, и смех её был подобен звону колокольчиков. Лик старца исчез, как и не было его.
— Славная была игра, не правда ли? Совершённая по симметрии!
— Но что же стало с Верховным Анархистом? — изумлённо вопросил Картер.
— По глупости своей он вздумал управлять Силами Порядка, не осознав до конца суть Краеугольного Камня. Он с самого начала был слишком дерзок и амбициозен — ещё тогда, когда запустил свои машины, дабы сотворить подобие моей силы в Иннмэн-Пике, и тогда, когда пытался одолеть тебя здесь. Он теперь со мной, как видишь, но только больше он ничем не может управлять. Он, как и Лизбет, стал воплощением Порядка.
Картер взглянул на Грегори. Тот, мертвенно побледнев, еле слышно проговорил:
— Так вот почему ты опустошила Дом?
— Именно поэтому. Порядок — награда для тех, кто больше других к нему стремился, награда за верную службу. Со временем вы все подвергнетесь Превращению. И вы — прежде других, лорд Андерсон. У Дома будут Хозяин, Часовщик и Фонарщик. Я всех приведу к бесконечной точности Порядка. Случайным событиям придёт конец. И само время прекратится. Все на свете станет прекрасным повторением. Все будет Едино. Но сначала должна быть найдена Лизбет. Она настроена на Краеугольный Камень. Её воля в соединении с могуществом Камня творит Хаос. Она — Мечтательница, Создательница Терний, Разрушительница Порядка. Она так спрятала Краеугольный Камень, что даже мне не под силу было разыскать его. И теперь, пользуясь своим даром, она прячется от меня. Но обретя Краеугольный Камень, я могу уничтожить её, и сила Камня будет пропущена через меня, и тогда начнётся последний этап. Я привью всей Вселенной однообразие, она станет неизменна, лишится разума.
— Сразу перейду к делу, сэр, — сказал Глис, — потому что знаю, как вы волнуетесь. Мы прошли весь Глубинный Переход от начала до конца и наткнулись на дверь, изготовленную из материала, не похожего ни на один из виденных мною раньше. Его не брали ни пули, ни ломы, и в конце концов, понимая, что дело безотлагательное, я приказал взорвать динамитом дверь, а потом — стену. Безрезультатно. Из какого бы материала ни состоял Глубинный Переход, этот материал сделан не людьми. Мы все испробовали. Мне очень жаль.
Хоуп пожал плечами и провёл ладонями по лицу.
— Этого я и боялся. Уже не впервые мы обнаруживаем в Доме непроходимые места. Думаю, с этой дверью не совладал бы и Меч-Молния. Есть у вас какие-нибудь предложения?
— Отправить войско в Шинтогвин. Но последствия такого шага вам должны быть понятны.
— Да, — печально кивнул Хоуп. — Погибнут сотни наших воинов. Но сколько же мы можем ждать? Говард Макмертри сражался на стороне анархистов во времена Войн за Жёлтую Комнату. Следовательно, мы вправе предположить, что Сару, Еноха и Чанта заманили в ловушку. Я уже испробовал все дипломатические каналы. Шинтогвин не идёт на переговоры. Муммут Кетровиан, как выяснили наши агенты, пуст. Там не осталось ни души. Дом каждый день претерпевает все новые изменения.
— Мы начали мобилизацию, — сказал Глис. — Через две недели у границ Шинтогвина будет стоять войско.
— Через две недели — и это в то время, как у нас нет никаких вестей от лорда Андерсона, — проговорил Хоуп, и его глаза лихорадочно блеснули. — Хорошо. Думаю, настало время действовать смело и решительно. Продолжайте приготовления. Боюсь, я выбрал не самое удачное время для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере.
Капитан Глис встал. Они с Хоупом снова пожали друг другу руки.
— А я думаю, что удачного времени для того, чтобы стать дворецким в Эвенмере, попросту не подберёшь. С этими словами он удалился.
Следуя туда, куда вёл его осколок Краеугольного Камня, Картер вошёл в ярко освещённый зал. Крейн и Макмертри последовали за ним. В пустынном зале царила неестественная тишина. Ярус за ярусом к потолку вздымались сводчатые галереи, а квадрат потолка виднелся на немыслимой высоте. Повсюду, излучая ясный золотой свет, горели люстры, фонари и лампы. В удлинённых нишах стояли золочёные статуи, изображавшие Сару, графа Эгиса и даже самого Картера. Ступени лестниц были инкрустированы перламутровыми изображениями бабочек и щенячьих мордашек. Столбики перил венчали бронзовые фигурки малиновок. А вдоль стен тянулись вездесущие тернии.
— Чем-то напоминает раннеэйлириумскую эпоху, — негромко проговорил Крейн. — А ради этого стоило и постранствовать, что скажете, мистер Макмертри?
— Быть может, и стоило, мистер Крейн, — в зависимости от того, чем закончится наше странствие.
Они прошли вдоль галереи, лавируя между статуями, и уже находились почти в центре зала, когда Макмертри вдруг схватился за сердце и, пошатнувшись, привалился к стене.
— Вам плохо? — встревоженно спросил Крейн.
— Вдруг стало тяжело дышать, — признался Макмертри. — И грудь сдавило. У меня порой прихватывает сердце. Моё лекарство в кармане пальто.
Картер помог Макмертри сесть и нашёл в кармане его пальто баночку с белыми таблетками. Макмертри положил одну из них под язык. Он сидел, тяжело дыша.
— Подождём, — сказал Картер.
— Нет, лорд Андерсон, — покачал головой Макмертри. — Нет времени. Вам надо идти. И вам, мистер Крейн. Я вас догоню. Анархисты могут идти следом за нами. Я догоню вас к тому времени, как вы найдёте Краеугольный Камень.
— Мне бы не хотелось бросать его здесь, — сказал Картер Крейну.
— Время от времени у него случаются такие приступы, лорд Андерсон. Думаю, бояться особо нечего. Вам лучше спрятаться в одной из этих ниш, мистер Макмертри. Там вы будете в безопасности, верно?
Картер неохотно, повинуясь необходимости, продолжил путь вдоль галереи. Крейн шёл рядом с ним. Вскоре они спустились по лестнице.
— Краеугольный Камень здесь. — тихо проговорил Картер.
— Где? — взволнованно спросил Крейн.
— Там, — указал Картер.
Из зала уводил широкий коридор. В двадцати футах от входа в него на гранитном постаменте стояла каменная плита. За ней, чуть дальше, виднелись распахнутые стеклянные двери. Ветер шевелил лёгкую занавеску на карнизе, а за дверью было тёмным-темно. Почему-то от этого зрелища у Картера мурашки по спине побежали.
— Вы уверены, что это он? — пытливо спросил Крейн.
— Да. Я ощущаю исходящую от него силу. Нам нужно только забрать его и выйти через эти двери.
— В таком случае моя работа, как и ваша, завершена, — заявил Крейн и приставил к груди Картера пистолет. — Окажите мне такую любезность и бросьте оружие.
— Что вы делаете? — ошеломлённо вопросил Картер.
— Исполняю свой долг — долг анархиста, — ответил Крейн. — Ни с места, лорд Андерсон, предупреждаю вас! И пусть вас не смущает мой возраст. Я меткий стрелок. Прошу вас, бросьте оружие.
Картер положил свой пистолет на пол. Он стоял молча. Мысли его лихорадочно метались.
— В молодости я потерял всех родных — они умерли от чахотки. Тогда я и обратился к философии анархизма. Я был первым, кто узнал о Краеугольном Камне, это случилось двадцать лет назад. С тех пор Общество замышляло его похищение. Ещё тогда, когда Полицейский украл Ключи Хозяина, конечной целью было именно похищение Камня. Именно я подслушал ваш разговор с Даскином и использовал полученные сведения для того, чтобы заманить в Обманный Дом вашу жену, Фонарщика и Часовщика.
— Сара здесь? — не веря собственным ушам, проговорил Картер.
— Здесь. Анархисты умеют превращать неблагоприятные обстоятельства в благоприятные. Как только мы узнали о том, что вы решили отправиться в края Внешней Тьмы, мы решили этим воспользоваться. Все сработало отлично, и в итоге вы привели нас к Камню. О да, я вижу, как вы удивлены. Мы и в самом деле потеряли его. Вернее — мы недооценили способности Лизбет как проводника энергии Камня. Она обладает сильнейшей волей, эта девчонка. Шесть месяцев назад Камень неожиданно исчез. Человек в Чёрном его всюду искал, а потом догадался, что девчонка его каким-то образом передвинула, перенесла — бессознательно, конечно. Потом мы узнали об осколке. Я бы мог легко убить вас, пока вы спали, и забрать его, но беда в том, что только вы ощущаете притяжение Камня. И не надо на меня так смотреть, лорд Андерсон, — спокойно продолжал Крейн. — Я не такой уж злой человек. Совсем наоборот. Настанет день — и вы ещё поблагодарите меня за это, когда мы станем жить в мире, спасённом от смерти и отчаяния.
— Но ведь вы сами видели, как действует Краеугольный Камень, — возразил Картер. — Неужели механические уродцы на равнине — это тот идеал, к которому стремятся анархисты?
— Зрелище… неприятное, — проговорил Крейн. — Я открыто признаюсь в этом. И архитектура здесь отвратительная! Но только потому, что большая её часть создана неразвитым, необразованным разумом Лизбет. Только этот зал и является исключением и вселяет в меня надежду на то, каким станет грядущий мир.
— И что вы намерены делать сейчас? — спросил Картер.
— Мы ждём Человека в Чёрном. За мной и мистером Макмертри следили с того мгновения, как мы проникли в дом. Моя работа будет полностью завершена, как только мы заберём Краеугольный Камень.
— Боюсь, ваша работа уже завершена, мистер Крейн. — прозвучал голос позади. Из-за статуй вышел Макмертри, нацелив на старого друга пистолет.
— Мистер Макмертри! — вальяжно проговорил Крейн. — Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.
— Да-да, пожалуйста, бросьте пистолет, мистер Крейн, — без тени иронии произнёс Макмертри. — У меня нет желания ранить вас. Все эти годы! Но только совсем недавно я начал подозревать, что вы — анархист. Вот почему я и разыграл сердечный приступ.
— Вы всегда отличались догадливостью, — процедил сквозь зубы Крейн. — Но я вовсе не намерен сдаваться. Я хороший стрелок, а если вы потянете спусковой крючок, я тут же пристрелю лорда Андерсона, если только вы раньше не пристрелите меня. Мне бы очень не хотелось его убивать, но его смерть предпочтительнее утраты Краеугольного Камня. Я готов умереть за общее дело, старый друг, и вы знаете: я не лгу. Но в любое мгновение сюда придут другие анархисты. У вас нет шанса уцелеть, если только вы не решите примкнуть к нам. Вас снова примут в наши ряды.
— Я не желаю, чтобы меня принимали, мистер Крейн, — покачал головой Макмертри. — Я отказался от всего этого давным-давно, после того, как закончились Войны за Жёлтую Комнату. Да, это правда, лорд Андерсон. Когда-то я сражался на стороне анархистов. Но их доктрина ошибочна. Им ни за что не добиться того, что они обещают.
— Мы сумеем сделать это, — хвастливо проговорил Крейн. — Мы сможем создать новый мир. Мы сумеем вернуть мою жену и детей, мы будем жить в совершенстве и гармонии.
Картер был беспомощен под дулом пистолета. Он отчаянно пытался вызвать в сознании Слово Правления. На миг оно сверкнуло перед его мысленным взором обугленной искрой, но померкло, и он не успел поднести его к губам.
— Мистер Крейн, заклинаю вас, — дрожащим голосом проговорил Макмертри. — Ради тех лет, что мы работали вместе, бросьте пистолет. Это ваш последний шанс.
— Нет, — ответил Крейн, сдвинул брови и крепче сжал рукоятку пистолета. — Я всегда был оптимистом, не так ли, мистер Макмертри? Хотелось бы верить, что вы не пристрелите старого компаньона. К тому же вы наверняка давно не упражнялись во владении оружием. Когда кожаный сапог долго не обувают, он деревенеет, и его можно выбросить.
Макмертри ничего не ответил. Он старательно прицелился и нажал на курок. Лорд Андерсон вздрогнул, решив, что выстрелы прозвучали одновременно и что в следующее мгновение он умрёт, но Крейн, не издав ни звука, рухнул на пол. Бросившись к нему, Картер увидел, что архитектор-анархист мёртв. Пуля, выпущенная Макмертри, угодила ему в лоб.
Макмертри разжал дрожащие пальцы и выронил пистолет. Тот со стуком упал на пол. Он бросился к Крейну, приподнял его голову, прижал к груди и зашептал:
— Ты ошибался, Филлип. Я всегда был метким стрелком. Но ты не мог этого знать. — Он тихо заплакал и все повторял: — Старый мой друг. Старый друг. Я убил лучшего друга.
Понимая, что сделать уже ничего нельзя, Картер выпрямился, поднял с пола свой пистолет и шагнул к Краеугольному Камню. Осколок, казалось, вот-вот вырвется из его пальцев. Несмотря на многочисленные надписи и сверкающие, словно до блеска начищенная медь, изображения четырех херувимов, камень выглядел довольно обыкновенно, и все же Картер остановился, не дойдя до него десять футов. От камня исходила невероятная, страшная сила, почувствовать которую мог только Хозяин. В этой немыслимой энергии слились воедино искра Творения, мощь солнц, зарождение жизни, чернота межзвёздных пространств. Картер готов был в священном трепете рухнуть на колени перед Камнем, готов был и в страхе бежать от него. Но ему открылось и другое. Он понял, с какой целью Камень был похищен, и что он на самом деле сопротивлялся, хотя, как ни парадоксально, ничего живого в Краеугольном Камне не было.
Картер глубоко вдохнул, шагнул к Камню и протянул к нему руки, намереваясь снять его с постамента. Он инстинктивно зажмурился. От камня не исходило свечения, но излучаемая им энергия проникала в самый мозг, и у Картера не было сил смотреть на него.
— Этого более чем достаточно, лорд Андерсон! — прозвучал позади чей-то голос.
Обернувшись, Картер, к своему ужасу, увидел Грегори, который целился в него из винтовки. Возле коленопреклонённого мистера Макмертри застыли двое Превращённых.
— Нет! Только не ты! — вскричал Картер, потрясённый до глубины души. — Неужели в нашем отряде все через одного предатели?
— Мне очень жаль, — не дрогнув, проговорил Грегори. — Я думал, что хотя бы Даскин перейдёт на нашу сторону по доброй воле. Надеюсь, что это ещё возможно. Мне не по душе была роль шпиона, хотя и играл я из самых благих побуждений. А теперь бросьте оружие. Мне не хотелось бы вас убивать.
Картер положил на пол пистолет и оба Меча-Молнии, мысленно проклиная себя за то, что уже дважды его застигли врасплох. И тут он ощутил приближение знакомой могущественной силы. Взгляд его метнулся к лестнице. По ней спускался Человек в Чёрном, укутанный в непроницаемые одежды, в сопровождении целой свиты Превращённых, среди которых были жуткие подобия Еноха, Чанта, Сары, Нункасла и нескольких воинов Белой Гвардии. В это страшное мгновение Картер понял, что это не подобия, что это его близкие и друзья. Грудь его сдавило, колени подкосились.
— О, Сара! — простонал он, не в силах сдержаться. — Только не ты!
— Это она, — произнёс Человек в Чёрном негромким, но леденящим кровь голосом. — Превращение почти завершено. Вы даровали нам победу, лорд Андерсон. Если бы уцелел мистер Крейн, мы бы схватили вас, а затем устроили бы ваш побег в его сопровождении, и вы бы так или иначе привели нас сюда. Краеугольный Камень найден, и вы у нас в руках. Мы пытались уговорить Даскина стать Хозяином Дома, но он отказался. Теперь он нам больше не нужен. Вы — Хозяин, и как только вы тоже подвергнетесь Превращению, у этого Дома будет Хозяин, хотите вы этого или нет. Наша победа близка.
Картер отчаянно пытался собраться с мыслями, но они разлетались, словно рой напуганных пчёл.
— Я узнаю тебя, — выговорил он наконец. — Я чувствую исходящую от тебя силу. Зачем ты прячешься под одеждами? Покажи себя, Леди Порядок!
Человек в Чёрном утробно расхохотался.
— В Эвенмере ты мог повелевать мною, но здесь тебе это неподвластно! Однако я сделаю то, о чем ты просишь. Пробил час снять маски.
Человек в Чёрном сорвал с головы шляпу. Чёрные, цвета воронова крыла пряди рассыпались по его плечам. Он отбросил вуаль, и перед Картером предстало два лика. Первый принадлежал старику-мудрецу, а второй — прекрасной женщине, которую Картер некогда знал под именем Анины. Тёмные глаза, лунно-белая кожа, удивительно правильные черты, несвойственные смертным. Она негромко рассмеялась, и смех её был подобен звону колокольчиков. Лик старца исчез, как и не было его.
— Славная была игра, не правда ли? Совершённая по симметрии!
— Но что же стало с Верховным Анархистом? — изумлённо вопросил Картер.
— По глупости своей он вздумал управлять Силами Порядка, не осознав до конца суть Краеугольного Камня. Он с самого начала был слишком дерзок и амбициозен — ещё тогда, когда запустил свои машины, дабы сотворить подобие моей силы в Иннмэн-Пике, и тогда, когда пытался одолеть тебя здесь. Он теперь со мной, как видишь, но только больше он ничем не может управлять. Он, как и Лизбет, стал воплощением Порядка.
Картер взглянул на Грегори. Тот, мертвенно побледнев, еле слышно проговорил:
— Так вот почему ты опустошила Дом?
— Именно поэтому. Порядок — награда для тех, кто больше других к нему стремился, награда за верную службу. Со временем вы все подвергнетесь Превращению. И вы — прежде других, лорд Андерсон. У Дома будут Хозяин, Часовщик и Фонарщик. Я всех приведу к бесконечной точности Порядка. Случайным событиям придёт конец. И само время прекратится. Все на свете станет прекрасным повторением. Все будет Едино. Но сначала должна быть найдена Лизбет. Она настроена на Краеугольный Камень. Её воля в соединении с могуществом Камня творит Хаос. Она — Мечтательница, Создательница Терний, Разрушительница Порядка. Она так спрятала Краеугольный Камень, что даже мне не под силу было разыскать его. И теперь, пользуясь своим даром, она прячется от меня. Но обретя Краеугольный Камень, я могу уничтожить её, и сила Камня будет пропущена через меня, и тогда начнётся последний этап. Я привью всей Вселенной однообразие, она станет неизменна, лишится разума.