Страница:
Статей о событиях во Вьетнаме оказалось более чем достаточно. Пресса называла все происходившее вьетнамским конфликтом. Это ж надо! Почти шестьдесят тысяч американцев погибли на этой войне, а они — конфликт…
Ох уж эти газетчики и политиканы! Дальше пошла целая серия фотографий, которые нельзя было смотреть без содрогания: американские солдаты из морской пехоты бредут по рисовым полям, неся на плечах убитых и раненых; вьетнамские дети в одних набедренных повязках, полные ужаса глаза. Сьюзен выключила аппарат. Читать заметки она уже не могла, одних фотографий оказалось более чем достаточно.
Почему она никогда не пыталась отыскать Дэвида?
Почему при всей той гласности, которая сейчас существует, никогда не старалась узнать, что с ним произошло?
Берт сказал, что она боится встретиться со своим сыном. Может быть. А может быть и другое: она боится, что Дэвид жив, что он узнает про их сына, и это отразится на его любви к ней, проще говоря, он перестанет ее любить.
В том-то все и дело, думала Сьюзен, всматриваясь в отрешенный взгляд какого-то солдата прошедшей войны.
Ей было необходимо чувствовать, что любовь Дэвида до сих пор живет в ее душе, ревностно оберегаемая от посторонних. Единственный путь для достижения этой цели, который она знала, — оградиться от окружающих непроницаемым щитом, за которым можно спокойно помечтать о Дэвиде, о том, что, мертвый ли, живой ли, он все еще любит ее.
Она просидела долго, глядя в черный экран компьютера. Не лучше ли о прошлом не вспоминать? Что бы она ни сделала сейчас, как бы ни поступила, ничего не изменишь, ошибок не исправишь.
А вдруг…
Уже стемнело, когда Сьюзен медленно шла по институтскому двору домой. Еще издалека она увидела, что в окнах нет света. Остановившись, посмотрела на свои часики. В тусклых сумерках удалось разглядеть — без пяти восемь. Неужели Марк еще не пришел?
Она подошла к крыльцу, открыла входную дверь. В доме была тишина. А раз не гремит по всему дому музыка, значит, его нет дома. В этом можно было не сомневаться.
Бросив на кушетку тетради, Сьюзен включила старенькую напольную лампу. Красная лампочка на автоответчике не мигала — значит, никто не звонил и не оставлял никаких сообщений. Она выключила автоответчик и прилегла на кушетку. «Хоть бы записку догадался оставить, — подумала она про Марка. — Шестнадцатилетний эгоист…
Впрочем, что с него взять, сама была такая».
Несколько секунд она сидела не двигаясь, чувствуя, как по телу разливается тяжелая усталость. «Нужно пойти наверх, — решила Сьюзен. — Надеть ночную рубашку и халат. Тогда сразу станет лучше».
Она пошла по узенькой лестнице наверх. Направо была ее крошечная спальня, налево — Марка. Сьюзен вошла в свою комнату. Внезапно ее охватило какое-то непонятное чувство — что-то не так. Она вышла из своей спальни и бросила взгляд на дверь в комнату Марка — та была нараспашку. Интересно, почему? Нужно проверить. Переступив порог, она включила свет. Предчувствия не обманули ее.
Кое-что действительно было не так: в комнате непривычный порядок, нет брошенных где попало свитеров, носков, джинсов, компакт-дисков и картриджей. В сердце Сьюзен вкралась слабая надежда. Она по опыту знала — пытается подлизаться к ней таким немудреным способом.
Внезапно вспомнились слова Берта: «Этот парнишка, похоже, из тебя веревки вьет». Что, если Марк убрал свою комнату затем, чтобы она отказалась от поездки на встречу? Может, хочет сыграть на ее материнских чувствах: вот он, мол, такой расчудесный сын, а ей зачем-то понадобился другой.
Ну уж нет! Этот номер у него не пройдет. Она не позволит Марку вертеть ею, как ему заблагорассудится. Берт прав, она сама должна решить, нужно ли ей ехать на встречу со своим старшим сыном.
Сьюзен повернулась и направилась в холл, как вдруг заметила, что дверца стенного шкафа слегка приоткрыта.
Наверное, засунул кое-как все вещи в шкаф, вот она и не закрывается, решила Сьюзен. Подойдя к шкафу, взялась за ручку. Дверца легко закрылась, даже слишком легко. Потянув за ручку, Сьюзен открыла шкаф и похолодела — внутри ничего не было. Пусто…
Но как это может быть? Куда делись все вещи? Сьюзен вошла вовнутрь. На перекладине болтались пустые вешалки, на полу валялся свитер с надписью «Гринпис», который — она точно знала — Марк никогда не любил, и стояла пара старых ботинок, которые были ему малы.
Больше ничего не было. Комната поплыла у Сьюзен перед глазами, и она прислонилась к двери, чтобы не упасть.
Марк сбежал из дома…
Крепко сжав губы, она попыталась взять себя в руки.
Лоренс. Это все он, этот негодяй! Наверняка Марк позвонил ему и рассказал, что она собирается на встречу, и вот результат. Сьюзен, оторвавшись наконец от дверцы, молниеносно вылетела из шкафа и понеслась по холлу, а потом вниз по лестнице.
В голове билась одна мысль: «Он не может со мной так поступить… Этот подонок не может со мной так поступить…»
Примчавшись в гостиную, она схватила телефонную трубку и трясущимися руками принялась нажимать кнопки.
На другом конце провода послышались длинные гудки и наконец долгожданное:
— Алло?
Приторно-сладкий до тошноты голосок. Дебора. Сьюзен мигом представила ее себе: кругленькая, маленькая, точно такая же, как и Лоренс.
— Дебора, это Сьюзен Левин. Мне нужно поговорить с Лоренсом.
Та, не сказав ни слова, бросила трубку на стол. «Вот сука! — выругалась про себя Сьюзен. — Сука паршивая!»
— Сьюзен?
— Где он, Лоренс?
— Кто — где? — после небольшой заминки переспросил ее бывший муж.
— Не валяй дурака! Где Марк? Он у тебя?
— О чем ты говоришь?
— Не о чем, а о ком! О Марке, о твоем сыне.
«Который считает тебя самим совершенством!» — хотелось ей крикнуть в трубку, но она сдержалась.
— С чего ему здесь быть?
— А куда еще ему, черт подери, податься?
— Сьюзен, успокойся. — (О Господи, как она ненавидела этот вкрадчиво-успокаивающий голосок!) — Объясни спокойно, что произошло.
Сьюзен почувствовала, что вот-вот расплачется, но сдержалась. Не хватало еще показать Лоренсу свои переживания.
— Он забрал всю свою одежду, — с трудом выговорила она.
— Ты хочешь сказать, что Марк сбежал из дома?
— Да.
Сьюзен обвела взглядом крошечную гостиную. «Какое убожество», — подумала она и мысленно представила себе Лоренса, который стоит, наверное, посреди фойе своего роскошного дома, расположенного на Восемьдесят третьей улице престижного Восточного района. Да какой мальчишка отказался бы жить в таком шикарном месте!
— О Господи! Сьюзен! Что ты на сей раз натворила? — вернул ее к действительности голос Лоренса.
— А почему ты решил, что я что-то натворила?
— Потому что я тебя знаю.
От его слов ей стало тошно. «Ничего я не натворила! — хотелось крикнуть ей. — Жила на свете тихо-мирно, пока не заявилась эта особа по имени Джесс…» Но разве Лоренсу объяснишь?
— Мы поругались, — сказала Сьюзен, призвав на помощь все свое хладнокровие. — Ничего особенного, — поспешно добавила она. — У нас это и раньше случалось.
А в голове неотвязно билась мысль: если Марк не у Лоренса, то где его искать? Единственное, что ей сейчас хотелось, это повесить трубку.
— Когда ты его видела в последний раз?
— Около часа. В два я сама ушла в библиотеку.
— Значит, ты не видела сына с самого обеда?
Сомнений не было; по его тону можно было понять, что он считает бывшую жену никудышной матерью.
— Ему уже шестнадцать, Лоренс. Не могу же я привязать его к юбке и повсюду таскать за собой!
— Ну ладно. Если бы он собирался приехать в Нью-Йорк, к этому времени он был бы уже здесь. Если, конечно, по дороге с ним ничего не случилось.
«Ну спасибо тебе, жирный, безмозглый болван! — чуть не взорвалась Сьюзен. — Только этих слов мне от тебя недоставало!»
— Послушай, Лоренс, — бросила она в трубку свистящим шепотом. — Марк, наверное, пошел к кому-нибудь из друзей или где-нибудь гуляет. Сомневаюсь, что ему вдруг «пришла в голову бредовая мысль уехать к тебе.
Лоренс не ответил.
— Извини, что побеспокоила, — закончила Сьюзен и бросила трубку.
Она продолжала сидеть на кушетке не двигаясь: не было ни сил, ни чувств — как выжатый лимон. Лишь всепоглощающее одиночество, никогда не испытанное раньше, терзало ей душу. Мелькнула мысль позвонить кому-нибудь из друзей Марка, но она тут же отбросила ее, вспомнив, что она не знает даже их фамилий. Марк оказался прав наполовину — она не испытывала ненависти к его друзьям, они все были ей просто безразличны.
Сгущались сумерки, и казалось, что свет от напольной лампы становится все более тусклым. В какой-то момент Сьюзен подумала, а не позвонить ли ей Берту, но решила, что не стоит, — сейчас ей было не до его философствования.
Сидя на кушетке, Сьюзен убеждала себя, что Марк вернется домой. Вот откроется дверь, и он войдет. Время шло, но его все не было. Время тянулось невыносимо медленно.
Сьюзен наконец поняла, что ей следует сказать своему сыну: скажет ему, что любит лишь его одного и ни на какую встречу ехать не собирается.
Проснулась она от боли — страшно затекла спина. Сьюзен открыла глаза, поморгала, не соображая, где находится. Потом поняла — посреди ночи заснула на кушетке в гостиной. За спиной все еще горела лампа, однако свет от нее заглушало утреннее солнышко, лучи которого пробивались сквозь тюлевую занавеску. Сьюзен резко выпрямилась — ей сразу припомнились вчерашние события. Марк…
Поднявшись с кушетки, она, пошатываясь от легкого головокружения, пошла наверх.
— Марк! — позвала она. — Марк, ты дома?
Заглянула в его комнату. Никого.
Сьюзен взглянула на часы — половина восьмого. С трудом приняв душ, она надела расклешенную юбку и старенькую хлопчатобумажную кофточку и побрела вниз.
Голова раскалывалась: вчера слишком переволновалась и недоспала. Приняв пару таблеток аспирина, Сьюзен заварила чашку чая. У нее было единственное желание — сесть и поплакать. Лоренсу звонить второй раз она не станет.
Раздался телефонный звонок. Вскочив, Сьюзен бросилась в гостиную и схватила телефонную трубку:
— Алло?
— Ты запыхалась? Я разбудил тебя?
Сердце у нее упало. Это был Берт, а не Марк.
— Нет.
— Денек сегодня обещает выдаться на славу. Может, прокатимся куда-нибудь на природу?
Сьюзен хотела было рассказать ему о случившемся, но передумала.
— Нет, Берт, спасибо. Нужно подготовиться к завтрашнему дню, все-таки первый день занятий.
Берт секунду помолчал, словно заподозрив ее во лжи, потом сказал:
— Ну конечно. Что ж, придется поехать одному.
— Желаю приятно провести время.
— И тебе того же.
Сьюзен повесила трубку. Обиделся, конечно. Однако сейчас ей было не до обид Берта Хайдена.
Взглянув на черную телефонную трубку, она поняла, что ей следует делать. Но сначала придется позвонить Лоренсу. Может, он наконец примет хоть какое-то участие.
Он сам подошел к телефону.
— Его нет дома уже сутки, — даже не поздоровавшись, бросила Сьюзен. — Ставлю тебя в известность, что собираюсь звонить в полицию.
На другом конце провода возникла небольшая пауза, потом Лоренс не спеша проговорил:
— Можешь не трудиться, Марк здесь.
Сьюзен потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. Наконец до нее дошло.
— Что?! — закричала она.
— Я сказал, что он здесь.
— И ты даже не удосужился мне позвонить? — Молчание. — Дай ему трубку.
— Он не хочет с тобой разговаривать.
— С ним все в порядке?
— Да. Могло быть и хуже при сложившихся обстоятельствах.
У Сьюзен голова пошла кругом. В груди нарастал тяжелый ком.
— Каких еще обстоятельствах?
— Он рассказал мне, Сьюзен.
Напряжение все нарастало. Казалось, еще секунда, и внутри что-то взорвется.
— О чем?
— Ты сама прекрасно знаешь, о чем, черт тебя подери!
О том, что ты собираешься отчебучить.
Сьюзен без сил рухнула на кушетку. Попытайся она сейчас что-нибудь сказать — не смогла бы.
— Не могу поверить, что ты способна так с ним поступить.
— Что я собираюсь сделать, к Марку не имеет ни малейшего отношения.
— Неужели ты настолько глупа?
Сьюзен посмотрела на кофейный столик. Из-под ее тетрадей торчал журнал объявлений, который купил Марк.
Место ее сына было здесь, с ней, а не там, с отцом.
— Ты с одним-то сыном дров наломала достаточно.
Зачем тебе понадобился другой, не понимаю.
— Я хочу, чтобы ты отправил его домой, — медленно и решительно произнесла Сьюзен.
Лоренс расхохотался.
— Я позвоню в полицию. Они вернут Марка домой, если ты этого сам не сделаешь. Мальчик находится на моем попечении, а не на твоем.
— Ты и на это готова пойти? Мало тебе того, что ты уже натворила?
— Твоя жена наверняка будет против его пребывания в вашем доме.
— Со своей женой я разберусь без тебя, — отрезал Лоренс.
— Равно как и я со своим сыном.
— Это с каким же? — помолчав, спросил Лоренс. — С тем, которого ты якобы вырастила, или с тем, о котором грезила во сне и наяву?
— Тебя это всегда выводило из себя, не так ли? — спросила Сьюзен, изо всех сил сжав телефонную трубку.
— Что именно?
— То, что я любила Дэвида и никогда не любила тебя.
— Не смеши меня, Сьюзен. День, когда ты ушла от меня, был лучшим днем в моей жизни.
— Врешь ты все! — сказала Сьюзен. — А теперь будь добр, отправь моего сына домой.
— Полагаю, это означает, что ты не собираешься претворять свой маленький план в жизнь?
— А вот это не твое дело.
— Ну что ж, твоя реакция лишний раз подтверждает то, в чем я убедился уже давным-давно.
— Что же?
— Нужно было забрать у тебя мальчика, как только мы разошлись.
Глава тринадцатая
Ох уж эти газетчики и политиканы! Дальше пошла целая серия фотографий, которые нельзя было смотреть без содрогания: американские солдаты из морской пехоты бредут по рисовым полям, неся на плечах убитых и раненых; вьетнамские дети в одних набедренных повязках, полные ужаса глаза. Сьюзен выключила аппарат. Читать заметки она уже не могла, одних фотографий оказалось более чем достаточно.
Почему она никогда не пыталась отыскать Дэвида?
Почему при всей той гласности, которая сейчас существует, никогда не старалась узнать, что с ним произошло?
Берт сказал, что она боится встретиться со своим сыном. Может быть. А может быть и другое: она боится, что Дэвид жив, что он узнает про их сына, и это отразится на его любви к ней, проще говоря, он перестанет ее любить.
В том-то все и дело, думала Сьюзен, всматриваясь в отрешенный взгляд какого-то солдата прошедшей войны.
Ей было необходимо чувствовать, что любовь Дэвида до сих пор живет в ее душе, ревностно оберегаемая от посторонних. Единственный путь для достижения этой цели, который она знала, — оградиться от окружающих непроницаемым щитом, за которым можно спокойно помечтать о Дэвиде, о том, что, мертвый ли, живой ли, он все еще любит ее.
Она просидела долго, глядя в черный экран компьютера. Не лучше ли о прошлом не вспоминать? Что бы она ни сделала сейчас, как бы ни поступила, ничего не изменишь, ошибок не исправишь.
А вдруг…
Уже стемнело, когда Сьюзен медленно шла по институтскому двору домой. Еще издалека она увидела, что в окнах нет света. Остановившись, посмотрела на свои часики. В тусклых сумерках удалось разглядеть — без пяти восемь. Неужели Марк еще не пришел?
Она подошла к крыльцу, открыла входную дверь. В доме была тишина. А раз не гремит по всему дому музыка, значит, его нет дома. В этом можно было не сомневаться.
Бросив на кушетку тетради, Сьюзен включила старенькую напольную лампу. Красная лампочка на автоответчике не мигала — значит, никто не звонил и не оставлял никаких сообщений. Она выключила автоответчик и прилегла на кушетку. «Хоть бы записку догадался оставить, — подумала она про Марка. — Шестнадцатилетний эгоист…
Впрочем, что с него взять, сама была такая».
Несколько секунд она сидела не двигаясь, чувствуя, как по телу разливается тяжелая усталость. «Нужно пойти наверх, — решила Сьюзен. — Надеть ночную рубашку и халат. Тогда сразу станет лучше».
Она пошла по узенькой лестнице наверх. Направо была ее крошечная спальня, налево — Марка. Сьюзен вошла в свою комнату. Внезапно ее охватило какое-то непонятное чувство — что-то не так. Она вышла из своей спальни и бросила взгляд на дверь в комнату Марка — та была нараспашку. Интересно, почему? Нужно проверить. Переступив порог, она включила свет. Предчувствия не обманули ее.
Кое-что действительно было не так: в комнате непривычный порядок, нет брошенных где попало свитеров, носков, джинсов, компакт-дисков и картриджей. В сердце Сьюзен вкралась слабая надежда. Она по опыту знала — пытается подлизаться к ней таким немудреным способом.
Внезапно вспомнились слова Берта: «Этот парнишка, похоже, из тебя веревки вьет». Что, если Марк убрал свою комнату затем, чтобы она отказалась от поездки на встречу? Может, хочет сыграть на ее материнских чувствах: вот он, мол, такой расчудесный сын, а ей зачем-то понадобился другой.
Ну уж нет! Этот номер у него не пройдет. Она не позволит Марку вертеть ею, как ему заблагорассудится. Берт прав, она сама должна решить, нужно ли ей ехать на встречу со своим старшим сыном.
Сьюзен повернулась и направилась в холл, как вдруг заметила, что дверца стенного шкафа слегка приоткрыта.
Наверное, засунул кое-как все вещи в шкаф, вот она и не закрывается, решила Сьюзен. Подойдя к шкафу, взялась за ручку. Дверца легко закрылась, даже слишком легко. Потянув за ручку, Сьюзен открыла шкаф и похолодела — внутри ничего не было. Пусто…
Но как это может быть? Куда делись все вещи? Сьюзен вошла вовнутрь. На перекладине болтались пустые вешалки, на полу валялся свитер с надписью «Гринпис», который — она точно знала — Марк никогда не любил, и стояла пара старых ботинок, которые были ему малы.
Больше ничего не было. Комната поплыла у Сьюзен перед глазами, и она прислонилась к двери, чтобы не упасть.
Марк сбежал из дома…
Крепко сжав губы, она попыталась взять себя в руки.
Лоренс. Это все он, этот негодяй! Наверняка Марк позвонил ему и рассказал, что она собирается на встречу, и вот результат. Сьюзен, оторвавшись наконец от дверцы, молниеносно вылетела из шкафа и понеслась по холлу, а потом вниз по лестнице.
В голове билась одна мысль: «Он не может со мной так поступить… Этот подонок не может со мной так поступить…»
Примчавшись в гостиную, она схватила телефонную трубку и трясущимися руками принялась нажимать кнопки.
На другом конце провода послышались длинные гудки и наконец долгожданное:
— Алло?
Приторно-сладкий до тошноты голосок. Дебора. Сьюзен мигом представила ее себе: кругленькая, маленькая, точно такая же, как и Лоренс.
— Дебора, это Сьюзен Левин. Мне нужно поговорить с Лоренсом.
Та, не сказав ни слова, бросила трубку на стол. «Вот сука! — выругалась про себя Сьюзен. — Сука паршивая!»
— Сьюзен?
— Где он, Лоренс?
— Кто — где? — после небольшой заминки переспросил ее бывший муж.
— Не валяй дурака! Где Марк? Он у тебя?
— О чем ты говоришь?
— Не о чем, а о ком! О Марке, о твоем сыне.
«Который считает тебя самим совершенством!» — хотелось ей крикнуть в трубку, но она сдержалась.
— С чего ему здесь быть?
— А куда еще ему, черт подери, податься?
— Сьюзен, успокойся. — (О Господи, как она ненавидела этот вкрадчиво-успокаивающий голосок!) — Объясни спокойно, что произошло.
Сьюзен почувствовала, что вот-вот расплачется, но сдержалась. Не хватало еще показать Лоренсу свои переживания.
— Он забрал всю свою одежду, — с трудом выговорила она.
— Ты хочешь сказать, что Марк сбежал из дома?
— Да.
Сьюзен обвела взглядом крошечную гостиную. «Какое убожество», — подумала она и мысленно представила себе Лоренса, который стоит, наверное, посреди фойе своего роскошного дома, расположенного на Восемьдесят третьей улице престижного Восточного района. Да какой мальчишка отказался бы жить в таком шикарном месте!
— О Господи! Сьюзен! Что ты на сей раз натворила? — вернул ее к действительности голос Лоренса.
— А почему ты решил, что я что-то натворила?
— Потому что я тебя знаю.
От его слов ей стало тошно. «Ничего я не натворила! — хотелось крикнуть ей. — Жила на свете тихо-мирно, пока не заявилась эта особа по имени Джесс…» Но разве Лоренсу объяснишь?
— Мы поругались, — сказала Сьюзен, призвав на помощь все свое хладнокровие. — Ничего особенного, — поспешно добавила она. — У нас это и раньше случалось.
А в голове неотвязно билась мысль: если Марк не у Лоренса, то где его искать? Единственное, что ей сейчас хотелось, это повесить трубку.
— Когда ты его видела в последний раз?
— Около часа. В два я сама ушла в библиотеку.
— Значит, ты не видела сына с самого обеда?
Сомнений не было; по его тону можно было понять, что он считает бывшую жену никудышной матерью.
— Ему уже шестнадцать, Лоренс. Не могу же я привязать его к юбке и повсюду таскать за собой!
— Ну ладно. Если бы он собирался приехать в Нью-Йорк, к этому времени он был бы уже здесь. Если, конечно, по дороге с ним ничего не случилось.
«Ну спасибо тебе, жирный, безмозглый болван! — чуть не взорвалась Сьюзен. — Только этих слов мне от тебя недоставало!»
— Послушай, Лоренс, — бросила она в трубку свистящим шепотом. — Марк, наверное, пошел к кому-нибудь из друзей или где-нибудь гуляет. Сомневаюсь, что ему вдруг «пришла в голову бредовая мысль уехать к тебе.
Лоренс не ответил.
— Извини, что побеспокоила, — закончила Сьюзен и бросила трубку.
Она продолжала сидеть на кушетке не двигаясь: не было ни сил, ни чувств — как выжатый лимон. Лишь всепоглощающее одиночество, никогда не испытанное раньше, терзало ей душу. Мелькнула мысль позвонить кому-нибудь из друзей Марка, но она тут же отбросила ее, вспомнив, что она не знает даже их фамилий. Марк оказался прав наполовину — она не испытывала ненависти к его друзьям, они все были ей просто безразличны.
Сгущались сумерки, и казалось, что свет от напольной лампы становится все более тусклым. В какой-то момент Сьюзен подумала, а не позвонить ли ей Берту, но решила, что не стоит, — сейчас ей было не до его философствования.
Сидя на кушетке, Сьюзен убеждала себя, что Марк вернется домой. Вот откроется дверь, и он войдет. Время шло, но его все не было. Время тянулось невыносимо медленно.
Сьюзен наконец поняла, что ей следует сказать своему сыну: скажет ему, что любит лишь его одного и ни на какую встречу ехать не собирается.
Проснулась она от боли — страшно затекла спина. Сьюзен открыла глаза, поморгала, не соображая, где находится. Потом поняла — посреди ночи заснула на кушетке в гостиной. За спиной все еще горела лампа, однако свет от нее заглушало утреннее солнышко, лучи которого пробивались сквозь тюлевую занавеску. Сьюзен резко выпрямилась — ей сразу припомнились вчерашние события. Марк…
Поднявшись с кушетки, она, пошатываясь от легкого головокружения, пошла наверх.
— Марк! — позвала она. — Марк, ты дома?
Заглянула в его комнату. Никого.
Сьюзен взглянула на часы — половина восьмого. С трудом приняв душ, она надела расклешенную юбку и старенькую хлопчатобумажную кофточку и побрела вниз.
Голова раскалывалась: вчера слишком переволновалась и недоспала. Приняв пару таблеток аспирина, Сьюзен заварила чашку чая. У нее было единственное желание — сесть и поплакать. Лоренсу звонить второй раз она не станет.
Раздался телефонный звонок. Вскочив, Сьюзен бросилась в гостиную и схватила телефонную трубку:
— Алло?
— Ты запыхалась? Я разбудил тебя?
Сердце у нее упало. Это был Берт, а не Марк.
— Нет.
— Денек сегодня обещает выдаться на славу. Может, прокатимся куда-нибудь на природу?
Сьюзен хотела было рассказать ему о случившемся, но передумала.
— Нет, Берт, спасибо. Нужно подготовиться к завтрашнему дню, все-таки первый день занятий.
Берт секунду помолчал, словно заподозрив ее во лжи, потом сказал:
— Ну конечно. Что ж, придется поехать одному.
— Желаю приятно провести время.
— И тебе того же.
Сьюзен повесила трубку. Обиделся, конечно. Однако сейчас ей было не до обид Берта Хайдена.
Взглянув на черную телефонную трубку, она поняла, что ей следует делать. Но сначала придется позвонить Лоренсу. Может, он наконец примет хоть какое-то участие.
Он сам подошел к телефону.
— Его нет дома уже сутки, — даже не поздоровавшись, бросила Сьюзен. — Ставлю тебя в известность, что собираюсь звонить в полицию.
На другом конце провода возникла небольшая пауза, потом Лоренс не спеша проговорил:
— Можешь не трудиться, Марк здесь.
Сьюзен потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. Наконец до нее дошло.
— Что?! — закричала она.
— Я сказал, что он здесь.
— И ты даже не удосужился мне позвонить? — Молчание. — Дай ему трубку.
— Он не хочет с тобой разговаривать.
— С ним все в порядке?
— Да. Могло быть и хуже при сложившихся обстоятельствах.
У Сьюзен голова пошла кругом. В груди нарастал тяжелый ком.
— Каких еще обстоятельствах?
— Он рассказал мне, Сьюзен.
Напряжение все нарастало. Казалось, еще секунда, и внутри что-то взорвется.
— О чем?
— Ты сама прекрасно знаешь, о чем, черт тебя подери!
О том, что ты собираешься отчебучить.
Сьюзен без сил рухнула на кушетку. Попытайся она сейчас что-нибудь сказать — не смогла бы.
— Не могу поверить, что ты способна так с ним поступить.
— Что я собираюсь сделать, к Марку не имеет ни малейшего отношения.
— Неужели ты настолько глупа?
Сьюзен посмотрела на кофейный столик. Из-под ее тетрадей торчал журнал объявлений, который купил Марк.
Место ее сына было здесь, с ней, а не там, с отцом.
— Ты с одним-то сыном дров наломала достаточно.
Зачем тебе понадобился другой, не понимаю.
— Я хочу, чтобы ты отправил его домой, — медленно и решительно произнесла Сьюзен.
Лоренс расхохотался.
— Я позвоню в полицию. Они вернут Марка домой, если ты этого сам не сделаешь. Мальчик находится на моем попечении, а не на твоем.
— Ты и на это готова пойти? Мало тебе того, что ты уже натворила?
— Твоя жена наверняка будет против его пребывания в вашем доме.
— Со своей женой я разберусь без тебя, — отрезал Лоренс.
— Равно как и я со своим сыном.
— Это с каким же? — помолчав, спросил Лоренс. — С тем, которого ты якобы вырастила, или с тем, о котором грезила во сне и наяву?
— Тебя это всегда выводило из себя, не так ли? — спросила Сьюзен, изо всех сил сжав телефонную трубку.
— Что именно?
— То, что я любила Дэвида и никогда не любила тебя.
— Не смеши меня, Сьюзен. День, когда ты ушла от меня, был лучшим днем в моей жизни.
— Врешь ты все! — сказала Сьюзен. — А теперь будь добр, отправь моего сына домой.
— Полагаю, это означает, что ты не собираешься претворять свой маленький план в жизнь?
— А вот это не твое дело.
— Ну что ж, твоя реакция лишний раз подтверждает то, в чем я убедился уже давным-давно.
— Что же?
— Нужно было забрать у тебя мальчика, как только мы разошлись.
Глава тринадцатая
Воскресенье, 19 сентября
ПИ ДЖЕЙ
— Посмотри, тетя Пи Джей! Я умею плавать!
Светловолосый трехлетний мальчуган с силой заколотил руками и ногами по воде — надувной круг отлично держал его на поверхности.
— Молодец, Брент, — похвалила Пи Джей.
Боб и Пи Джей сидели за столиком во внутреннем дворике его загородного дома и смотрели, как малыш с наслаждением плещется в просторном бассейне. Брент был сыном старшей дочери Боба, Мэри. Сама она сидела на краю бассейна, не сводя глаз с мальчика, а ее муж, Дэн, катал по парку детскую коляску. Этот дом на Лонг-Айленде был чудесным местом — Боб нашел его сразу после развода, как он любил поговаривать, «успел урвать до того, как цены на недвижимость выросли до небес». Сам по себе дом был старым и несколько неухоженным, но эти незначительные недостатки с лихвой искупались его местоположением — окруженный буйной растительностью, он находился в одном из самых укромных уголков Лонг-Айленда. Пи Джей обожала сидеть во внутреннем дворике, наблюдая за чинно проплывавшими по заливу рыбачьими шхунами. Казалось, город с его безумной гонкой остался далеко позади и здесь, на этом уединенном островке, царят мир и покой — как в природе, так и в душе.
Брент неуклюже заработал ручонками, пытаясь схватить пляшущий на воде надувной мяч, и Пи Джей улыбнулась. Да, она правильно сделала, что приехала сюда. После того как Джесс в пятницу вечером укатила, Пи Джей села и стала подводить итоги дня. Итак, что она имеет? Самые честолюбивые замыслы относительно карьеры вот-вот претворятся в жизнь. Это раз. У нее скоро появится возможность увидеться с сыном. Это два. И у нее, похоже, обнаружился рак. Это три. Ну и ну! Неужели столько событий может приключиться с человеком всего за один день?
Припомнилось, как Боб, стоя посреди ее кабинета, с улыбкой произнес: «По-моему, ты получишь это место».
Потом она представила себе Джесс. Та сидит рядом с ней на диване и спрашивает: «Неужели тебе не хочется его увидеть?»
Образ Джесс тут же сменил образ доктора Сент-Джермена. Пристально глядя на нее сквозь очки, он говорил:
«Непальпируемые опухоли могут быть такими же злокачественными, как и пальпируемые…»
Целый час Пи Джей терзали всевозможные сомнения и переживания. То она ощущала необыкновенный прилив сил, то вдруг ее охватывало острое чувство жалости к себе, а то и откровенный страх. И наконец не выдержала, сняла телефонную трубку, позвонила Бобу и согласилась ехать с ним на Лонг-Айленд.
Субботний день был сереньким и дождливым, и они провели его, бродя по магазинчикам, где когда-то давным-давно незаконно торговали спиртными напитками. Сейчас это были самые обычные лавчонки, в которых можно было купить всякую всячину. Она собиралась рассказать Бобу о предстоящей биопсии и о сыне вечером. Но когда стемнело, Пи Джей так и не смогла расстаться со своей тайной: при мысли о том, что придется ее открыть, ей становилось не по себе…
Со своего места за столиком Пи Джей хорошо было видно другую дочь Боба, Сэнди. Она сидела в качалке вместе со своим мужем Майком. Сэнди ждала ребенка. Ее первенец должен был родиться в ноябре. Вид беременных женщин и детей никогда не приводил Пи Джей в умиление, ни разу не вызывал у нее ни зависти, ни тоски. Она считала, что надежно отгородилась от прошлого. Да так оно и было до сегодняшнего дня. Она не позволяла чувствам взять над собой верх, никогда не задавалась вопросами о жизни и смерти.
— Кто хочет лимонаду? — громко крикнула Пи Джей, так, чтобы все ее услышали. День становился жарким.
— Я, я! — донеслось из бассейна.
— Я бы тоже не отказалась, — подхватила Мэри.
— Ну если ты сама приготовишь… — улыбнулся Боб.
— Конечно.
— Тогда мне джин с тоником.
Пи Джей отправилась на кухню. Да, она правильно сделала, что приехала сюда. Вытащив из шкафа порошок для приготовления лимонада и большой кувшин, Пи Джей повернула ручку крана. Сначала послышался какой-то кашляющий звук, потом кран несколько раз фыркнул, и вода полилась. Пи Джей, помешивая напиток, взглянула в окно.
Боб сидел в кресле, откинув голову и закрыв глаза, — ловил последние солнечные лучи уходящего лета. Пи Джей понимала, сегодня нужно будет ему сказать, после того как дети вернутся в город.
Дети, усмехнулась Пи Джей, направляясь к холодильнику за лимонами и льдом. Ничего себе дети! Дочери Боба были замужем и имели собственные семьи. Боб уже дедушка: как-никак двое внуков, даже почти трое. Как стремительно бежит время…
Внезапно Пи Джей почувствовала на своей талии чьи-то руки. Боб. Пытается развязать узел ее купального халата.
— Может, нам лучше уйти с солнца? — прошептал он.
Пи Джей похолодела. Под халатом у нее был купальник. Сплошной, с низким вырезом на груди и высоким на бедрах, он почти ничего не оставлял воображению и тем не менее надежно скрывал багрово-серебристые растяжки давно минувших дней. Но сейчас ее беспокоили не растяжки, а груди, полные, округлые.
— Не сейчас, — отрезала она, сбрасывая его руку.
Боб отошел, словно коснулся раскаленной плиты.
— Извини, я просто пошутил.
Пи Джей с трудом выдавила из себя улыбку.
— Мы же не одни. Давай при детях постараемся вести себя прилично.
Боб неловко потер руки. На лице его появилось застенчивое выражение, словно ему отказали в рукопожатии.
Откашлявшись, он шагнул к бару за бутылкой джина.
— Кстати о детях… — начал он.
— Да?
— Они хотят знать, когда мы поженимся.
Пи Джей деланно рассмеялась.
— А ты не сказал им, что наша семейная жизнь может быть адом кромешным?
Боб бросил в стакан кубики льда, налил на два пальца джина.
— Не скажи! Не такая уж это плохая идея. Мы ведь хорошо знаем друг друга. Так что никаких неприятных сюрпризов быть не должно.
«За исключением того, что я, возможно, больна раком и у меня есть двадцатипятилетний сын! — хотелось крикнуть Пи Джей. — Ну, что ты на это скажешь?»
Не отрывая глаз от кувшина — так, что даже шея затекла, — она продолжала помешивать лимонад.
— Я всегда считала, что нам и так хорошо, — с трудом выговорила она. — Зачем все портить?
За спиной послышалось бульканье — Боб наливал в стакан тоник.
Потом подошел к ней сзади, но на сей раз и не подумал прикасаться. Протянув руку, взял у нее ложку.
— По-моему, ты уже все хорошо перемешала, — тихо заметил он.
Пи Джей выглянула в окно. Мэри снимала с сынишки надувной круг. К ним подошел Дэн с ребенком. Он что-то сказал жене. Та весело рассмеялась.
Многие темы обсуждались Пи Джей и Бобом за время их знакомства — и транспортные, и житейские, и служебные, но никогда они не говорили о женитьбе.
Во дворике Мэри, набрав полную пригоршню воды, плеснула ею в Дэна, тот ответил ей тем же.
— Еще мамочка, еще! — завопил Брент.
Пи Джей смотрела, как резвятся молодые люди, и задавала себе вопрос: знают ли они, какое это бесценное сокровище, жизнь, умеют ли дорожить каждым ее мгновением?
Оторвав взгляд от окна, она повернулась к Бобу.
— Ты ведь просто пошутил, правда?
Откинув с ее лица волосы, он игриво собрал их в конский хвост.
— Всегда нужно изыскивать возможности делать нашу жизнь еще лучше.
— Как бы хуже не получилось, — усмехнулась Пи Джей. — Как говорится, от добра добра не ищут.
Подойдя к морозильной камере, она достала из нее поднос с кубиками льда, взяла несколько штук, бросила их в кувшин. Капельки лимонада брызнули на стол.
Боб аккуратно поставил свой наполненный стакан и скрестил руки на груди.
— И все-таки почему?
— Почему? — пожала плечами Пи Джей. — А ты вспомни статистику.
Боб принялся самым внимательным образом изучать свой ноготь.
— Значит, ты этого боишься?
Схватив тряпку, Пи Джей принялась энергично стирать капли со стола.
— Боюсь? Ничего я не боюсь, Боб. Просто смотрю на вещи здраво.
Она достала из ящика острый нож и нарезала лимон ломтиками, ощущая на себе пристальный взгляд Боба. Зачем он поднял эту тему? Ведь уже три года, как они вместе.
Она крепко держала нож, стараясь, чтобы рука не дрожала.
— И кроме того, — добавила она, — ты же сам говорил мне, что никогда больше не женишься.
Взяв свой стакан, Боб разболтал содержимое, отчего кубики льда тихонько звякнули, и сделал большой глоток.
— О Господи, Пи Джей! Я ведь сказал это два года назад. И исключительно в целях самозащиты.
— От меня?
Он расхохотался.
— Скорее от себя самого. Как-то не был готов ко второму браку.
Пи Джей бросила ломтики лимона в кувшин. «А я никогда и не собиралась замуж», — хотелось ей сказать, но промолчала.
Боб поболтал свой напиток.
— Значит, мне сказать детям, что я тебе недостаточно нравлюсь, чтобы сделать столь важный шаг?
Пи Джей потянулась к шкафу, достала стаканы и поставила их на поднос. Стаканы были из тонкого стекла и расписаны вручную желто-зелеными рыбками, а по краю шел ободок лазурно-голубого цвета. Она случайно увидела их в прошлом году в антикварном магазине в Сохо и сразу поняла, что они прекрасно подойдут для загородного дома.
В глубине души Пи Джей всегда считала этот дом своим.
Она повернулась и взглянула на Боба.
— Давай поговорим об этом позже.
— Нет, сейчас.
Пи Джей покачала головой.
— Сейчас не могу.
— Что не можешь? Говорить об этом или выйти за меня замуж? — спросил он, коснувшись ее руки.
Она поставила кувшин на середину подноса.
— Пойду отнесу детям лимонад.
Сгущались сумерки. В воздухе пахло дымом костра.
Сверчки верещали громче, чем месяц назад. «Они подбираются все ближе к дому, — объяснил как-то Пи Джей отец. — Это всегда происходит осенью».
Пи Джей с Бобом остались наконец одни. Дети уехали, и теперь настало их время. Обычно они оставались в доме до понедельника, но на сей раз уедут сегодня, как только Пи Джей все расскажет Бобу, как только объяснит, почему не может выйти за него замуж.
Она сидела в шезлонге во внутреннем дворике, чувствуя, что за ужином переусердствовала — живот был набит мясом, салатом и кукурузой. Придется завтра утром устроить основательную пробежку. Внезапно она рассмеялась: это ж надо, провести столько часов, чтобы держать себя в форме! И зачем, спрашивается?
— Над чем смеешься? — спросил Боб с соседнего шезлонга и, потянувшись к ней, взял за руку.
Сверчки продолжали свою симфонию. Пи Джей уставилась невидящим взглядом в угасающие сумерки. Она понимала, пришло время сказать ему, но не знала, с чего начать.
— Ты сам не захочешь жениться на мне, — внезапно услышала она собственный голос.
Боб, повернув голову, взглянул на нее. В мерцающем свете свечи черты лица его казались мягкими, ничего удивительного, все дела и заботы остались в городе. Он ждал продолжения разговора.
«Какое счастье, что он у меня есть, — подумала Пи Джей, — и какое горе, что я его потеряю».
— Ты сказал, если мы поженимся, никаких неприятных сюрпризов нас не поджидает. Ну так вот… — Она отвернулась, не было сил смотреть ему в глаза. — Ты ошибаешься.
Слава Богу, сказала.
— Пи Джей…
Она лишь отмахнулась.
— Нет, поверь мне, лучше будет, если все останется по-прежнему.
«Времени у нас, быть может, осталось не так много», — подумала она, но ничего не сказала.
Отпустив ее руку, он повернулся спиной.
Светловолосый трехлетний мальчуган с силой заколотил руками и ногами по воде — надувной круг отлично держал его на поверхности.
— Молодец, Брент, — похвалила Пи Джей.
Боб и Пи Джей сидели за столиком во внутреннем дворике его загородного дома и смотрели, как малыш с наслаждением плещется в просторном бассейне. Брент был сыном старшей дочери Боба, Мэри. Сама она сидела на краю бассейна, не сводя глаз с мальчика, а ее муж, Дэн, катал по парку детскую коляску. Этот дом на Лонг-Айленде был чудесным местом — Боб нашел его сразу после развода, как он любил поговаривать, «успел урвать до того, как цены на недвижимость выросли до небес». Сам по себе дом был старым и несколько неухоженным, но эти незначительные недостатки с лихвой искупались его местоположением — окруженный буйной растительностью, он находился в одном из самых укромных уголков Лонг-Айленда. Пи Джей обожала сидеть во внутреннем дворике, наблюдая за чинно проплывавшими по заливу рыбачьими шхунами. Казалось, город с его безумной гонкой остался далеко позади и здесь, на этом уединенном островке, царят мир и покой — как в природе, так и в душе.
Брент неуклюже заработал ручонками, пытаясь схватить пляшущий на воде надувной мяч, и Пи Джей улыбнулась. Да, она правильно сделала, что приехала сюда. После того как Джесс в пятницу вечером укатила, Пи Джей села и стала подводить итоги дня. Итак, что она имеет? Самые честолюбивые замыслы относительно карьеры вот-вот претворятся в жизнь. Это раз. У нее скоро появится возможность увидеться с сыном. Это два. И у нее, похоже, обнаружился рак. Это три. Ну и ну! Неужели столько событий может приключиться с человеком всего за один день?
Припомнилось, как Боб, стоя посреди ее кабинета, с улыбкой произнес: «По-моему, ты получишь это место».
Потом она представила себе Джесс. Та сидит рядом с ней на диване и спрашивает: «Неужели тебе не хочется его увидеть?»
Образ Джесс тут же сменил образ доктора Сент-Джермена. Пристально глядя на нее сквозь очки, он говорил:
«Непальпируемые опухоли могут быть такими же злокачественными, как и пальпируемые…»
Целый час Пи Джей терзали всевозможные сомнения и переживания. То она ощущала необыкновенный прилив сил, то вдруг ее охватывало острое чувство жалости к себе, а то и откровенный страх. И наконец не выдержала, сняла телефонную трубку, позвонила Бобу и согласилась ехать с ним на Лонг-Айленд.
Субботний день был сереньким и дождливым, и они провели его, бродя по магазинчикам, где когда-то давным-давно незаконно торговали спиртными напитками. Сейчас это были самые обычные лавчонки, в которых можно было купить всякую всячину. Она собиралась рассказать Бобу о предстоящей биопсии и о сыне вечером. Но когда стемнело, Пи Джей так и не смогла расстаться со своей тайной: при мысли о том, что придется ее открыть, ей становилось не по себе…
Со своего места за столиком Пи Джей хорошо было видно другую дочь Боба, Сэнди. Она сидела в качалке вместе со своим мужем Майком. Сэнди ждала ребенка. Ее первенец должен был родиться в ноябре. Вид беременных женщин и детей никогда не приводил Пи Джей в умиление, ни разу не вызывал у нее ни зависти, ни тоски. Она считала, что надежно отгородилась от прошлого. Да так оно и было до сегодняшнего дня. Она не позволяла чувствам взять над собой верх, никогда не задавалась вопросами о жизни и смерти.
— Кто хочет лимонаду? — громко крикнула Пи Джей, так, чтобы все ее услышали. День становился жарким.
— Я, я! — донеслось из бассейна.
— Я бы тоже не отказалась, — подхватила Мэри.
— Ну если ты сама приготовишь… — улыбнулся Боб.
— Конечно.
— Тогда мне джин с тоником.
Пи Джей отправилась на кухню. Да, она правильно сделала, что приехала сюда. Вытащив из шкафа порошок для приготовления лимонада и большой кувшин, Пи Джей повернула ручку крана. Сначала послышался какой-то кашляющий звук, потом кран несколько раз фыркнул, и вода полилась. Пи Джей, помешивая напиток, взглянула в окно.
Боб сидел в кресле, откинув голову и закрыв глаза, — ловил последние солнечные лучи уходящего лета. Пи Джей понимала, сегодня нужно будет ему сказать, после того как дети вернутся в город.
Дети, усмехнулась Пи Джей, направляясь к холодильнику за лимонами и льдом. Ничего себе дети! Дочери Боба были замужем и имели собственные семьи. Боб уже дедушка: как-никак двое внуков, даже почти трое. Как стремительно бежит время…
Внезапно Пи Джей почувствовала на своей талии чьи-то руки. Боб. Пытается развязать узел ее купального халата.
— Может, нам лучше уйти с солнца? — прошептал он.
Пи Джей похолодела. Под халатом у нее был купальник. Сплошной, с низким вырезом на груди и высоким на бедрах, он почти ничего не оставлял воображению и тем не менее надежно скрывал багрово-серебристые растяжки давно минувших дней. Но сейчас ее беспокоили не растяжки, а груди, полные, округлые.
— Не сейчас, — отрезала она, сбрасывая его руку.
Боб отошел, словно коснулся раскаленной плиты.
— Извини, я просто пошутил.
Пи Джей с трудом выдавила из себя улыбку.
— Мы же не одни. Давай при детях постараемся вести себя прилично.
Боб неловко потер руки. На лице его появилось застенчивое выражение, словно ему отказали в рукопожатии.
Откашлявшись, он шагнул к бару за бутылкой джина.
— Кстати о детях… — начал он.
— Да?
— Они хотят знать, когда мы поженимся.
Пи Джей деланно рассмеялась.
— А ты не сказал им, что наша семейная жизнь может быть адом кромешным?
Боб бросил в стакан кубики льда, налил на два пальца джина.
— Не скажи! Не такая уж это плохая идея. Мы ведь хорошо знаем друг друга. Так что никаких неприятных сюрпризов быть не должно.
«За исключением того, что я, возможно, больна раком и у меня есть двадцатипятилетний сын! — хотелось крикнуть Пи Джей. — Ну, что ты на это скажешь?»
Не отрывая глаз от кувшина — так, что даже шея затекла, — она продолжала помешивать лимонад.
— Я всегда считала, что нам и так хорошо, — с трудом выговорила она. — Зачем все портить?
За спиной послышалось бульканье — Боб наливал в стакан тоник.
Потом подошел к ней сзади, но на сей раз и не подумал прикасаться. Протянув руку, взял у нее ложку.
— По-моему, ты уже все хорошо перемешала, — тихо заметил он.
Пи Джей выглянула в окно. Мэри снимала с сынишки надувной круг. К ним подошел Дэн с ребенком. Он что-то сказал жене. Та весело рассмеялась.
Многие темы обсуждались Пи Джей и Бобом за время их знакомства — и транспортные, и житейские, и служебные, но никогда они не говорили о женитьбе.
Во дворике Мэри, набрав полную пригоршню воды, плеснула ею в Дэна, тот ответил ей тем же.
— Еще мамочка, еще! — завопил Брент.
Пи Джей смотрела, как резвятся молодые люди, и задавала себе вопрос: знают ли они, какое это бесценное сокровище, жизнь, умеют ли дорожить каждым ее мгновением?
Оторвав взгляд от окна, она повернулась к Бобу.
— Ты ведь просто пошутил, правда?
Откинув с ее лица волосы, он игриво собрал их в конский хвост.
— Всегда нужно изыскивать возможности делать нашу жизнь еще лучше.
— Как бы хуже не получилось, — усмехнулась Пи Джей. — Как говорится, от добра добра не ищут.
Подойдя к морозильной камере, она достала из нее поднос с кубиками льда, взяла несколько штук, бросила их в кувшин. Капельки лимонада брызнули на стол.
Боб аккуратно поставил свой наполненный стакан и скрестил руки на груди.
— И все-таки почему?
— Почему? — пожала плечами Пи Джей. — А ты вспомни статистику.
Боб принялся самым внимательным образом изучать свой ноготь.
— Значит, ты этого боишься?
Схватив тряпку, Пи Джей принялась энергично стирать капли со стола.
— Боюсь? Ничего я не боюсь, Боб. Просто смотрю на вещи здраво.
Она достала из ящика острый нож и нарезала лимон ломтиками, ощущая на себе пристальный взгляд Боба. Зачем он поднял эту тему? Ведь уже три года, как они вместе.
Она крепко держала нож, стараясь, чтобы рука не дрожала.
— И кроме того, — добавила она, — ты же сам говорил мне, что никогда больше не женишься.
Взяв свой стакан, Боб разболтал содержимое, отчего кубики льда тихонько звякнули, и сделал большой глоток.
— О Господи, Пи Джей! Я ведь сказал это два года назад. И исключительно в целях самозащиты.
— От меня?
Он расхохотался.
— Скорее от себя самого. Как-то не был готов ко второму браку.
Пи Джей бросила ломтики лимона в кувшин. «А я никогда и не собиралась замуж», — хотелось ей сказать, но промолчала.
Боб поболтал свой напиток.
— Значит, мне сказать детям, что я тебе недостаточно нравлюсь, чтобы сделать столь важный шаг?
Пи Джей потянулась к шкафу, достала стаканы и поставила их на поднос. Стаканы были из тонкого стекла и расписаны вручную желто-зелеными рыбками, а по краю шел ободок лазурно-голубого цвета. Она случайно увидела их в прошлом году в антикварном магазине в Сохо и сразу поняла, что они прекрасно подойдут для загородного дома.
В глубине души Пи Джей всегда считала этот дом своим.
Она повернулась и взглянула на Боба.
— Давай поговорим об этом позже.
— Нет, сейчас.
Пи Джей покачала головой.
— Сейчас не могу.
— Что не можешь? Говорить об этом или выйти за меня замуж? — спросил он, коснувшись ее руки.
Она поставила кувшин на середину подноса.
— Пойду отнесу детям лимонад.
Сгущались сумерки. В воздухе пахло дымом костра.
Сверчки верещали громче, чем месяц назад. «Они подбираются все ближе к дому, — объяснил как-то Пи Джей отец. — Это всегда происходит осенью».
Пи Джей с Бобом остались наконец одни. Дети уехали, и теперь настало их время. Обычно они оставались в доме до понедельника, но на сей раз уедут сегодня, как только Пи Джей все расскажет Бобу, как только объяснит, почему не может выйти за него замуж.
Она сидела в шезлонге во внутреннем дворике, чувствуя, что за ужином переусердствовала — живот был набит мясом, салатом и кукурузой. Придется завтра утром устроить основательную пробежку. Внезапно она рассмеялась: это ж надо, провести столько часов, чтобы держать себя в форме! И зачем, спрашивается?
— Над чем смеешься? — спросил Боб с соседнего шезлонга и, потянувшись к ней, взял за руку.
Сверчки продолжали свою симфонию. Пи Джей уставилась невидящим взглядом в угасающие сумерки. Она понимала, пришло время сказать ему, но не знала, с чего начать.
— Ты сам не захочешь жениться на мне, — внезапно услышала она собственный голос.
Боб, повернув голову, взглянул на нее. В мерцающем свете свечи черты лица его казались мягкими, ничего удивительного, все дела и заботы остались в городе. Он ждал продолжения разговора.
«Какое счастье, что он у меня есть, — подумала Пи Джей, — и какое горе, что я его потеряю».
— Ты сказал, если мы поженимся, никаких неприятных сюрпризов нас не поджидает. Ну так вот… — Она отвернулась, не было сил смотреть ему в глаза. — Ты ошибаешься.
Слава Богу, сказала.
— Пи Джей…
Она лишь отмахнулась.
— Нет, поверь мне, лучше будет, если все останется по-прежнему.
«Времени у нас, быть может, осталось не так много», — подумала она, но ничего не сказала.
Отпустив ее руку, он повернулся спиной.