Страница:
Джин Стоун
Грехи юности
ЧАСТЬ I
1993 ГОД
Глава первая
Среда, 8 сентября
ДЖЕСС
Из туалетной комнаты Джессика Бейтс Ренделл попала в спальню. Поправив атласный халат и глубоко вздохнув, она направилась к ванной комнате, понимая, что неприятного разговора ей не избежать, а поэтому лучше его не откладывать.
— Чарльз! — позвала она.
Из-за закрытой двери донесся шум воды. Муж не отвечал.
Она пошла к туалетному столику и посмотрела на фотографии в дорогих рамках. Вот она в день свадьбы: нарядное белое крепдешиновое платье, расшитое жемчугом, в руках — букет роскошных калл. А вот фотографии детей — Чака, Мауры и Тревиса. Обычно взъерошенные волосы гладко причесаны, в руках портфели, на лицах робкие улыбки. Первый раз — в первый класс. Снимки, сделанные в канун Рождества: Чарльз — в бархатном пиджаке дымчато-серого цвета, дети — в ярких костюмчиках. Взгляд Джесс остановился на одном снимке, который был ей особенно дорог — она держит на руках Чака, их старшего сына, которому тогда было всего три дня от роду. Джесс дотронулась до солидной рамки и улыбнулась. Личико ребенка скрыто белоснежной пеной кружев. Она в тот день настояла, чтобы малыша завернули в три одеяльца, боясь его простудить, хотя на дворе был июль.
Джесс взяла в руки фотографию и прижала ее к груди, вспомнив охватившие ее чувства, когда впервые принесли ребенка. Она взглянула со страхом в его сморщенное личико, не находя в нем сходства с собой. И хотя Джесс знала, что это ее ребенок, ее и Чарльза, до самой выписки из роддома каждую ночь видела один и тот же сон, кошмарный сон: она просит санитарку принести ей ребенка, а та качает головой и, смеясь, приговаривает: «Нет, миссис, не принесу, его тоже усыновят. Всех ваших детей усыновят!»
Во сне санитаркой была миссис Хайнс, сварливая старая кухарка из Ларчвуд-Холла.
Джесс почувствовала на щеках слезы. Она поставила фотографию в серебряной рамке обратно на столик и вытерла глаза. А теперь беременна ее шестнадцатилетняя дочь Маура. Сейчас Джесс должна собрать все свое мужество, чтобы защитить дочь. Чтобы ни один человек не посмел обречь ее на такие переживания, какие выпали на долю ее матери, ни единый, даже Чарльз. Нет, она не допустит, чтобы у Мауры отобрали ребенка.
Шум воды в ванной стих. Раздался тихий плеск. «Моет голову», — догадалась Джесс. За двадцать лет совместной жизни можно все узнать друг о друге, вернее, почти все.
Чарльз знал о ее внебрачном ребенке, но обо всем происшедшем в Ларчвуд-Холле он не догадывался.
Джесс опять поправила халат. Сейчас самое время сказать мужу о Мауре: в голом виде он не будет возмущаться (а в последние месяцы таким она его видела только в ванной).
Джесс опять подошла к двери, ведущей в ванную комнату. Направо была ее вотчина: душ, ванная, стол с разнообразной косметикой и туалет; налево — владения Чарльза: то же самое, но меньше косметики. Между их владениями — огромная комната, отделанная великолепными зелеными панелями. Встроенная стереосистема, лепной потолок, сверху — рассеянный свет, не раздражающий глаза… Все говорит о достатке и благополучии. Они и в самом деле богаты. Поместье в Гринвиче, штат Коннектикут, площадью тридцать акров, конюшни, участки для верховой езды, бассейн, дом для гостей и огромный особняк для семьи. Все куплено и построено на ее деньги, а не Чарльза.
И как ни пытался он представить в своем клубе, что все состояние нажито его трудом, Джесс знала, что это не так.
Она нажала на ручку двери и вошла в ванную.
— Чарльз!
Он лежал на спине в огромной ванной, вытянувшись во весь свой внушительный рост. Голова покоилась на виниловой подушке, светлые влажные волосы прилипли ко лбу. «Он выглядит не старше двадцати пяти, хотя ему сорок три», — подумала она.
Он открыл глаза.
— Надеюсь, ты пришла сюда не с пустяками? Я медитирую, а ты меня отрываешь.
Джесс подавила негодование. Он умел так поддеть, что она чувствовала себя в его присутствии растерянной.
— Мне нужно с тобой поговорить, Чарльз, — сказала она.
Он, тяжело вздохнув, сел, при этом вода выплеснулась на черный мраморный пол.
— Ну что? — требовательным голосом спросил он.
Чарльз никогда не разговаривал нормальным тоном, он требовал ответа.
Джесс проглотила стоявший в горле комок. Внезапно припомнились слова Мауры: «Только бы папа не возненавидел меня, мамочка!» «Господи, — взмолилась она, — помоги мне найти нужные слова!»
— Это касается Мауры.
Чарльз фыркнул и принялся намыливать руки.
— А я думал, ты пришла потереть мне спину.
Джесс поглядела на его руки — на них вздувались и лопались мыльные пузырьки.
— Так в чем же дело? — спросил он. — Парень, с которым она встречалась, ее бросил?
Он взял мочалку и принялся смывать мыло с рук. «Господи, — подумала Джесс, — ну почему он не может мыться по-человечески, как все нормальные люди?»
— Нет, Майкл ее не бросил, — сдержанно ответила она.
— Тогда, наверное, он в субботу работает, и Мауре не с кем пойти на студенческий бал?
Джесс стиснула зубы.
— Никакого студенческого бала до весны не будет, Чарльз, — заметила она, презирая себя за поддержку этой глупой игры, и, глубоко вздохнув, сказала:
— У Мауры очень серьезная проблема, касающаяся нас.
Чарльз выжал из мочалки воду до последней капельки.
— У меня такое чувство, будто ты собираешься сказать нежелательную для меня новость.
Джесс повертела изумрудное, в обрамлении бриллиантов кольцо и выпалила:
— Она беременна.
Лицо Чарльза застыло. На нем появилось такое выражение, словно он стоит перед фотографом и ждет, когда тот нажмет на кнопку фотоаппарата и из объектива вылетит обещанная птичка. Потом глаза его потемнели и стали какого-то странного серого оттенка. Швырнув мочалку в зеркало, Чарльз порывисто вскочил, окатив Джесс водой с головы до ног.
— Только этого мне не хватало! — заорал он и с перекошенным от злости лицом выбрался из ванны.
Схватив с горячего змеевика полотенце, Чарльз бросился в спальню. Джесс взяла другое полотенце, смахнула с себя брызги, вытащила из ванны пробку и принялась приводить в порядок комнату. «Только этого мне не хватало!» «А как же мы? — чуть не закричала она. — Как же Маура?» Бросив полотенце, Джесс пошла вслед за мужем в спальню.
— Чарльз, — сказала она. — Нам нужно поговорить.
Он бросился на кровать и закурил. Два года назад муж перестал курить, когда после сорока стал хуже себя чувствовать. Видимо, пачка сигарет была где-то припрятана.
— О чем тут говорить? — рассердился он. — Девчонке шестнадцать лет, сделает аборт.
Джесс поправила покрывало и присела на краешек кровати. «Давно пора сменить, сшить что-нибудь новенькое.
Совсем нет времени заняться любимым делом», — размышляла она.
— Она этого не сделает!
Чарльз закашлялся и затушил сигарету в хрустальной пепельнице.
— Кто это сказал?! Ты?! — закричал он.
Джесс, набрав побольше воздуха, выдохнула:
— Маура сказала, что не будет делать аборт.
— Она сделает то, что я ей скажу!
Джесс опять повертела кольцо и храбро глянула мужу в глаза.
— Нет!
Чарльз вскинул брови, глаза его округлились, черные зрачки так и вонзились в нее.
— А я сказал, что сделает!
Джесс встала и подошла к туалетному столику. Снова взглянула на свою фотографию с сыном на руках, потом подумала о своей, теперь уже взрослой, двадцатипятилетней дочери.
— Ты не можешь ее заставить.
— Я могу делать все, что хочу, я — ее отец.
Джесс прошлась глазами по фотографиям: ее семья, такая сплоченная, счастливая, на первый взгляд совершенно нормальная… Похоже, фотографии умеют лгать…
— Кстати, об отце, — послышался голос Чарльза. — Думаю, это он, грязная свинья!
— Майкл — хороший парень, Чарльз.
Муж презрительно фыркнул:
— Хороший? Бог мой, Джесс, этот хороший парень соблазнил твою дочь!
Джесс ничего не сказала. Она знала, что Чарльз всегда считал Майкла не парой для дочери. (Когда-то такого же мнения был о Ричарде, ее первой любви, отец. Воспоминание о нем болью отозвалось в сердце.) — А ведь это ты во всем виновата, — вернул ее к действительности голос Чарльза.
— Не научила ее предохраняться?
— Нет, просто яблоко от яблони недалеко падает.
Джесс схватила первую попавшуюся под руку фотографию (ею оказалась свадебная) и запустила ею в Чарльза, но промахнулась. Фотография врезалась в медный столбик кровати. Послышался звон разбитого стекла. От неожиданности Джесс вздрогнула, но тут же почувствовала облегчение.
— Как ты смеешь такое говорить! — закричала она.
— А что ты ожидала? — злорадно отозвался Чарльз.
Джесс шагнула к кровати. Ею вдруг овладела такая смелость, какой она в себе не предполагала. Трясущимся пальцем она ткнула мужа прямо в лицо.
— Я ожидала, что ты расстроишься, окажешь поддержку нашей дочери. Не мы соблазнили Мауру, у нас нет никаких прав посылать ее на аборт!
Чарльз сел и поплотнее закутался во влажное полотенце.
— И что ты предлагаешь? Отправить ее в пансионат для матерей-одиночек, в котором ты побывала сама? Когда это было? В 1968 году? — Он повернулся спиной к Джесс и расхохотался. — По крайней мере никаких рекомендаций не потребуется. Тебя там знают.
Джесс готова была вцепиться в него, но воздержалась, встала и, обойдя вокруг кровати, глянула на мужа. Влажный атласный халат прилип и обрисовал ее стройную, изящную фигурку. Почувствовав холод, она вздрогнула. «А может, это не холод, а нервное напряжение?» — подумала она.
— Маура останется здесь, с нами, — решительно заявила она.
На лице мужа появилось удивление. Внезапно Джесс успокоилась. Наконец-то после двадцати лет совместной жизни она почувствовала, что владеет ситуацией.
— Маура родит ребенка и… — Джесс замолчала, подыскивая весомые слова, и, наклонившись к нему, закончила:
— и он останется с ней.
Чарльз застыл. Секунду они смотрели друг другу в глаза не моргая, потом он оттолкнул Джесс и вскочил.
— Только через мой труп!
.Натянув сорванный с вешалки халат, он выбежал из спальни и с молниеносной быстротой помчался к комнате Мауры.
Джесс выпрямилась и бросилась вслед за мужем. Сердце ее отчаянно колотилось.
— Ах ты, маленькая сучка! — раздался его пронзительный крик из комнаты дочери. — Как ты только посмела!
Джесс влетела в комнату. Чарльз стоял уперев руки в бока. Странно было видеть грубого, разъяренного мужчину в бело-розовой детской спаленке. Маура сидела посередине кровати на розовом одеяле в окружении своих любимых мягких игрушек.
— Папочка! — рыдая, взмолилась она. — Папочка, прости меня!
Джесс бросилась к мужу и схватила его за руку.
— Убирайся отсюда! — крикнула она. — Убирайся и оставь ее в покое!
Чарльз с резкостью вырвал руку.
— И не подумаю! Это мой дом.
Джесс вздрогнула. «Нет! — хотелось бросить ему в лицо. — Это не твой дом, а мой!» Она прижала руку к груди: стало трудно дышать.
— А это моя дочь! — продолжал кричать муж, ткнув в Мауру пальцем, словно в какую-то вещь. — И она сделает так, как я ей прикажу!
Маура подняла на Джесс огромные голубые глаза, в которых стояли слезы.
— Мамочка… — прошептала она.
— Ты сделаешь аборт! — заявил Чарльз. — И чтоб больше я об этом не слышал!
Джесс обошла мужа и села на кровать. Притянув Мауру к себе, принялась гладить ее длинные золотистые волосы.
— Мамочка, он ведь не может меня заставить. Не позволяй ему, пожалуйста! — плакала она.
— И думать не смей! — взревел Чарльз. — Если ты считаешь, что я работал все эти годы только для того, чтобы выставить свою дочь на посмешище друзьям, то ты заблуждаешься!
Джесс показалось, что в комнате нечем дышать.
— На посмешище твоим друзьям, Чарльз?! Так вот что тебя больше всего беспокоит!
— Они и твои друзья!
— Ошибаешься! Это твои деловые партнеры, и не больше. Но на эту тему мы поговорим наедине.
— Почему? Чтобы твоя дорогая доченька не услышала о себе мнение отца? Чтобы не знала, что она сломала ему жизнь?
— Не моя, а наша дочь, Чарльз.
Муж всплеснул руками.
— Ничего подобного не произошло бы, если бы ты отдала детей в частную школу. Так нет же! Вбила себе в голову, что ее детям нужна нормальная жизнь.
Джесс с трудом проглотила комок в горле.
— Может, для тебя она и нормальная, моя милая, а для меня нет! Я воспитан несколько иначе, — продолжал он кричать.
«О Господи! — подумала Джесс. — Только бы он не сказал ничего о моем ребенке!» Она никогда не рассказывала детям о своей дочери, о Ларчвуд-Холле. Чарльз не разрешал…
— Чарльз… — попыталась она что-то сказать, но слова застряли в горле.
Он сжал кулаки, на висках вздулись вены.
— Завтра этот вопрос должен быть улажен! — ледяным юном проговорил он.
Точь-в-точь как когда-то отец Джесс, таким же полным холодного безразличия голосом. «Интересно, позволил бы себе отец разговаривать со мной в таком тоне, если бы была жива мама? — подумала Джесс. — Может, тогда все сложилось бы по-другому?» Она крепко прижала к себе дочку.
— Я хочу, чтобы ты обо всем позаботилась, и побыстрее. Слышать об этом больше не желаю! Ясно? — категорически заявил муж.
Он повернулся и направился к двери.
— Нет! — бросила Джесс ему вслед.
Чарльз обернулся.
Джесс продолжала гладить Мауру по голове, словно черпая в дочери силу.
— Она хочет оставить ребенка и оставит его.
Не отвечая, Чарльз выбежал из комнаты.
«Черт бы тебя побрал! — чуть не вырвалось у Джесс. — Черт бы тебя побрал за то, что ты ведешь себя, как когда-то мой отец». Она закрыла глаза и, успокаивая, принялась медленно покачивать свою дочь.
— Все будет хорошо, дорогая, вот увидишь, все будет хорошо.
— Ой, мамочка, — всхлипнула та. — А может, папа прав?
У него друзья, работа…
— Шш… — прошептала Джесс. — Меньше всего нужно бояться мнения людей. Поступай, как тебе подсказывает сердце, чтобы было хорошо тебе и твоему ребенку.
— Прости меня, мамочка.
Джесс обняла Мауру за плечи.
— Крошка моя, ты в самом деле хочешь этого ребенка?
Ты хорошо подумала? Все взвесила?
— Да, мамочка. Я же тебе говорила. Мы с Майклом хотим растить этого ребенка вместе, а когда станем совершеннолетними, пожениться.
Джесс еще крепче прижала дочку к себе, вспомнив себя с Ричардом:, хотели, уехать в другой город, пожениться и жить вместе с ребенком.
Но у отца были другие планы.
— Я, конечно, не жду, что отец устроит настоящую свадьбу, — продолжала между тем Маура.
Свадьба… Ее устроил для них с Чарльзом отец в самом шикарном ресторане. Все было как в сказке. Даже «Нью-Йорк тайме» посвятила ей половину полосы. Ведь никто не догадывался о скандальном прошлом двадцатилетней невесты. Никто, кроме отца, из которого и клешами ничего не вытянешь, кроме Ричарда и его родителей, которые куда-то уехали, кроме Чарльза, который соглашался жениться при условии, что никогда больше не услышит об этой истории, кроме мисс Тейлор и девочек из Ларчвуд-Холла…
Джесс еще раз погладила дочку. Нет! Никто не заставит Мауру пережить тот ад, сквозь который прошла она сама!
Никто не посмеет отнять у нее ребенка!
Послышался робкий стук в дверь. Она тихонько приоткрылась. На пороге в мятых пижамах стояли Чак и Тревис.
— Мам, — начал Чак. — Что происходит? Почему папа так кричал?
Джесс взглянула на сыновей. Чаку было семнадцать, Тревису — тринадцать. Чак — вылитый отец: белокурый, высокий, очень серьезный, а Тревис — душа семьи: жизнерадостный, рыжеволосый, весь в веснушках и с такой ослепительной улыбкой, что с его появлением сразу становилось светлее. Но сейчас Тревис не улыбался. У обоих лица были мрачными.
— Все в порядке, мальчики, идите спать. Просто папа рассердился на Мауру.
— А за что? — спросил Тревис.
— Позже об этом поговорим, — сказала Джесс. — Ничего особенного. А теперь марш в постель!
— Нет, все-таки, что она натворила? — не отставал Тревис.
— Замолчи! — оборвал его Чак и дернул брата за рыжие кудряшки. — Ты же слышал, что сказала мама, пошли спать.
Мальчики скрылись за дверью. Джесс почувствовала усталость, но она понимала, что это только начало. Таких ночей будет еще множество. Надо привыкать.
— Нужно им сказать, — предложила Маура. — Все равно скоро узнают.
Джесс медленно покачала головой.
— Только не сейчас, когда все так расстроены.
Маура поцеловала мать в щеку.
— Спасибо, мамочка. Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, дорогая. А теперь постарайся заснуть.
Она поцеловала дочь и поднялась с постели.
— Мамочка!
— Что, дорогая?
— Ты поговоришь с папой еще раз?
Джесс вздохнула. Два серьезных разговора в течение одного вечера — это слишком обременительно для нее.
— Думаю, лучше отложить на завтра.
— Спокойной ночи, мамочка.
— Спокойной ночи, доченька.
Джесс выключила свет, вышла в холл и направилась в спальню.
Он стоял перед зеркалом уже одетый и сушил волосы феном.
— Куда ты собрался? — поинтересовалась Джесс.
— В клуб, — бросил он и, выключив фен, швырнул его на туалетный столик.
— В половине двенадцатого ночи?
— Бар работает до двух.
Не глядя на нее, Чарльз пошел к двери.
— Чарльз…
Дверь захлопнулась.
Джесс осталась одна. Она прислушалась к звукам, доносившимся с улицы. Вот Чарльз завел свой «БМВ», выехал из гаража, включил первую скорость и покатил по длинной окружной подъездной аллее — по шелковым обоям комнаты пробежал свет от фар. За совместно прожитые годы Чарльз никогда не оставлял ее одну. Нельзя сказать, что они никогда не ссорились, бывало всякое, но правым всегда оказывался он. Джесс старалась не спорить с ним — так было спокойнее.
Но сейчас будет по-другому. Будет так, как захотят они с Маурой. Она не допустит, чтобы Чарльз исковеркал жизнь дочери, как сделал когда-то ее отец. Ей пришлось отказаться от своего ребенка в угоду обществу.
Джесс сняла влажный халат и надела пижаму из тонкой шерсти.
Что случилось, почему мир переменился? Почему раньше считалось недопустимым незамужней девушке самой воспитывать своего ребенка, а теперь — пожалуйста?
Джесс вышла из спальни и направилась в комнату, где обычно занималась шитьем. Когда ей хотелось побыть одной, она приходила сюда. Здесь нервы успокаивались, напряжение спадало. В этом маленьком мирке, в тихой гавани она чувствовала себя в безопасности.
Она огляделась, ощущая царившую вокруг тишину.
Именно здесь, в этой комнатке, Джесс придумывала самые немыслимые модели одежды, чехлы для мебели, шторы, и все из самой шикарной ткани. Чарльз относился предвзято к ее увлечению и неоднократно замечал, что она сэкономила бы кучу денег, если бы пользовалась готовыми вещами. «Твое маленькое хобби стоит нам целого состояния», — часто повторял он. Но для Джесс это было не «маленькое хобби», а способ самовыражения, потребность чувствовать себя полезной. Однако в последнее время она стала замечать, что приходит сюда не шить, а поразмыслить над своей жизнью, над своим замужеством.
Джесс закрыла за собой дверь. В комнате стоял слабый запах портновского мела и резины. Она села в кресло и заплакала. Ее не покидали мысли о Мауре, а теперь к ним примешивались думы о другом ребенке — ее первенце.
Джесс встала и направилась к стенному шкафу с определенной целью. Она открыла дверцу и не спеша стала вынимать тщательно свернутые куски материи: гладкую черную шерсть, из которой она шила Мауре костюм для верховой езды, мятую хлопчатобумажную ткань (что-то мастерила Тревису для школьной театральной, постановки) и остатки легчайшего шелка нежного персикового цвета, из которого она сшила себе платье для коктейля перед поездкой в Мадрид прошлой весной. Под материей лежали с аккуратными надписями коробки с нитками, ножницами, разнообразным кружевом и тесьмой для отделки. Джесс была женщиной аккуратной до педантизма и отлично знала, что нужный ей предмет спрятан в самом укромном уголке, подальше от любопытных глаз.
Это была небольшая коричневая коробка из-под обуви с заклеенной скотчем крышкой. Нагнувшись, Джесс вытащила ее, потом, усевшись на пол, положила на колени и несколько секунд сидела не шелохнувшись.
Она не открывала ее почти двадцать пять лет, но не могла заставить себя выбросить хранившиеся в ней вещи.
Теперь пришло время просмотреть их и решить — то ли выбросить, то ли…
Джесс поставила коробку на пол и пошла за длинными серебряными ножницами, которые навеяли воспоминания о том времени, когда ее действия, совершенные этими ножницами, изменили жизни многих людей. Внезапно Джесс поняла: если она сейчас откроет коробку, то не просто вспомнит былое, а вскроет старые, зарубцевавшиеся временем раны, выпустит на волю прошлое.
Она вернулась к коробке и принялась решительно разрезать пожелтевшую от времени клейкую ленту, но вдруг остановилась. Чарльз… Он никогда не простит ей этого.
Маура, сыновья… А если они ее возненавидят? Джесс тряхнула головой. Пусть! Настало время думать не о детях, а о себе, о своей старшей дочери. Уверенной рукой Джесс разрезала бумагу и окунулась в прошлое.
На секунду мучительно сжалось сердце и все внутри похолодело. Джесс провела рукой по вещам, которые лежали сверху, и медленно, одну за другой принялась их вынимать. В коробке лежали годами: календарь, год 1968; числа с апреля по ноябрь специально зачеркнуты черным фломастером; последняя дата — 27 ноября; квадратная коробка с канцелярскими принадлежностями, наполовину пустая; блокнот. Джесс вспомнила, что листы его когда-то пахли духами; новый розовый кожаный ошейник, украшенный фальшивыми бриллиантами; корешок железнодорожного билета Нью-Йорк — Нью-Хейвен; обратный билет — Файерфилд — Нью-Йорк-Сити; Библия. Джесс коснулась шероховатой обложки, открыла книгу и взглянула на папирусную бумагу форзаца, на которой было написано:
«Книга Ричарда Брайанта». У нее было много его вещей: старые фотографии, карточки, письма, но все это было уничтожено, дабы не напоминало о былом. Все, за исключением Библии. Рука не поднялась выбросить ее.
В этой же коробке лежали пожелтевшие газетные вырезки некролог: «Леонард Стивенс, работник крупной бостонской строительной фирмы, оставил вдовой жену Стер и падчерицу».
Джесс поспешно положила на место газетные вырезки и вытащила поделку, которую когда-то купила к Рождеству, — головку Санта-Клауса, сшитую из красного атласа, с белой пушистой бородой и в зеленой бархатной шапочке.
Она смотрела на незатейливую игрушку до тех пор, пока не почувствовала слезы на щеках. Тогда она поставила головку на стол и взяла последнюю вещицу.
Ею оказался пластиковый браслет, на котором было написано: «Джессика Бейтс. 28 ноября 1968 г. Комната 203.
Родильное отделение». Она осторожно взяла его в руки, словно боясь, что он рассыплется, потом обвела пальцем каждую буковку, вспоминая, какое одиночество и стыд она испытала тогда. Словно наяву Джесс услышала пронзительный крик новорожденного, зовущего свою мать, которая никогда не придет.
Дрожащими руками Джесс положила браслет на стол и взглянула на лежащие перед ней вещи. Не много, но, оказывается, достаточно, чтобы в корне изменить мир, в котором она жила до сих пор. Джесс принялась складывать вещи обратно в коробку. Все, за исключением красной поделки из атласа-. Ее можно не прятать. Никому и в голову не придет, откуда она взялась.
Джесс спрятала коробку обратно в шкаф, потом положила туда материю и швейные принадлежности. «Нужно все обстоятельно обдумать, прежде чем начать действовать», — решила она.
Держа в руках рождественскую поделку, она спустилась вниз, на кухню. В доме было темно, но сегодня темнота ее не пугала. Она включила электрический чайник, и когда вода закипела, заварила себе черного ароматного чая.
Пока он настаивался, Джесс взяла в холодильнике молоко.
Она увидела на коробке сбоку надпись «Вы видели этого ребенка?» и замерла. Забыв про поделку, которая тут же упала на пол, Джесс стала разглядывать плохонькую, нечеткую фотографию пропавшей маленькой девочки. «Нет, — подумала она. — Я никогда не видела этого ребенка, как и свою дочку, которую родила много лет назад и которая теперь уже взрослая». Джесс еще раз взглянула на фотографию и задумалась. Интересно, какая она, ее дочка? Такая же хрупкая, как и она, с маленьким продолговатым лицом и бледно-голубыми глазами? А может, похожа на Ричарда?
Но лицо его Джесс никак не могла вспомнить. Как сложилась ее жизнь? Счастлива ли она? Кого любит? Кем любима?
Джесс подумала о Ларчвуд-Холле, вспомнила остальных: Сьюзен, Пи Джей, Джинни. Где они сейчас? Что с ними стало? Думают ли они когда-нибудь о своих детях?
Джесс перевела взгляд на фотографию пропавшей девочки, и где-то глубоко-глубоко всколыхнулась знакомая тоска и сильное желание найти своего ребенка…
Джесс была в постели до тех пор, пока дети не ушли в школу. «Ну наконец-то!» — подумала она. Чарльз вернулся домой около трех часов ночи. Она услышала, как хлопнула входная дверь, но не встала. В семь часов утра он проснулся, принял душ и уехал на работу. И в этот раз Джесс притворилась спящей. Сейчас ей нужны были только время и тишина. Теперь, когда и то и другое у нее есть, необходимо было воспользоваться моментом.
Джесс быстренько встала, выпила кофе и полстакана сока. Потом натянула бежевые полотняные брюки, шелковую кофточку и сунула ноги в лакированные туфли из змеиной кожи, которые купила в Рио-де-Жанейро в поездке с мужем. Ох уж эти деловые поездки! Она их терпеть не могла, но ни разу не отказалась. Послушная жена… Хотя предпочла бы остаться дома, помочь детям делать уроки, сшить что-нибудь новенькое для Мауры. Маура… Надевая изящные часики и застегивая на них браслет, Джесс подумала, будет ли Чарльз разводиться с ней из-за Мауры или — что более вероятно — из-за того, что Джесс надумала сделать.
— Чарльз! — позвала она.
Из-за закрытой двери донесся шум воды. Муж не отвечал.
Она пошла к туалетному столику и посмотрела на фотографии в дорогих рамках. Вот она в день свадьбы: нарядное белое крепдешиновое платье, расшитое жемчугом, в руках — букет роскошных калл. А вот фотографии детей — Чака, Мауры и Тревиса. Обычно взъерошенные волосы гладко причесаны, в руках портфели, на лицах робкие улыбки. Первый раз — в первый класс. Снимки, сделанные в канун Рождества: Чарльз — в бархатном пиджаке дымчато-серого цвета, дети — в ярких костюмчиках. Взгляд Джесс остановился на одном снимке, который был ей особенно дорог — она держит на руках Чака, их старшего сына, которому тогда было всего три дня от роду. Джесс дотронулась до солидной рамки и улыбнулась. Личико ребенка скрыто белоснежной пеной кружев. Она в тот день настояла, чтобы малыша завернули в три одеяльца, боясь его простудить, хотя на дворе был июль.
Джесс взяла в руки фотографию и прижала ее к груди, вспомнив охватившие ее чувства, когда впервые принесли ребенка. Она взглянула со страхом в его сморщенное личико, не находя в нем сходства с собой. И хотя Джесс знала, что это ее ребенок, ее и Чарльза, до самой выписки из роддома каждую ночь видела один и тот же сон, кошмарный сон: она просит санитарку принести ей ребенка, а та качает головой и, смеясь, приговаривает: «Нет, миссис, не принесу, его тоже усыновят. Всех ваших детей усыновят!»
Во сне санитаркой была миссис Хайнс, сварливая старая кухарка из Ларчвуд-Холла.
Джесс почувствовала на щеках слезы. Она поставила фотографию в серебряной рамке обратно на столик и вытерла глаза. А теперь беременна ее шестнадцатилетняя дочь Маура. Сейчас Джесс должна собрать все свое мужество, чтобы защитить дочь. Чтобы ни один человек не посмел обречь ее на такие переживания, какие выпали на долю ее матери, ни единый, даже Чарльз. Нет, она не допустит, чтобы у Мауры отобрали ребенка.
Шум воды в ванной стих. Раздался тихий плеск. «Моет голову», — догадалась Джесс. За двадцать лет совместной жизни можно все узнать друг о друге, вернее, почти все.
Чарльз знал о ее внебрачном ребенке, но обо всем происшедшем в Ларчвуд-Холле он не догадывался.
Джесс опять поправила халат. Сейчас самое время сказать мужу о Мауре: в голом виде он не будет возмущаться (а в последние месяцы таким она его видела только в ванной).
Джесс опять подошла к двери, ведущей в ванную комнату. Направо была ее вотчина: душ, ванная, стол с разнообразной косметикой и туалет; налево — владения Чарльза: то же самое, но меньше косметики. Между их владениями — огромная комната, отделанная великолепными зелеными панелями. Встроенная стереосистема, лепной потолок, сверху — рассеянный свет, не раздражающий глаза… Все говорит о достатке и благополучии. Они и в самом деле богаты. Поместье в Гринвиче, штат Коннектикут, площадью тридцать акров, конюшни, участки для верховой езды, бассейн, дом для гостей и огромный особняк для семьи. Все куплено и построено на ее деньги, а не Чарльза.
И как ни пытался он представить в своем клубе, что все состояние нажито его трудом, Джесс знала, что это не так.
Она нажала на ручку двери и вошла в ванную.
— Чарльз!
Он лежал на спине в огромной ванной, вытянувшись во весь свой внушительный рост. Голова покоилась на виниловой подушке, светлые влажные волосы прилипли ко лбу. «Он выглядит не старше двадцати пяти, хотя ему сорок три», — подумала она.
Он открыл глаза.
— Надеюсь, ты пришла сюда не с пустяками? Я медитирую, а ты меня отрываешь.
Джесс подавила негодование. Он умел так поддеть, что она чувствовала себя в его присутствии растерянной.
— Мне нужно с тобой поговорить, Чарльз, — сказала она.
Он, тяжело вздохнув, сел, при этом вода выплеснулась на черный мраморный пол.
— Ну что? — требовательным голосом спросил он.
Чарльз никогда не разговаривал нормальным тоном, он требовал ответа.
Джесс проглотила стоявший в горле комок. Внезапно припомнились слова Мауры: «Только бы папа не возненавидел меня, мамочка!» «Господи, — взмолилась она, — помоги мне найти нужные слова!»
— Это касается Мауры.
Чарльз фыркнул и принялся намыливать руки.
— А я думал, ты пришла потереть мне спину.
Джесс поглядела на его руки — на них вздувались и лопались мыльные пузырьки.
— Так в чем же дело? — спросил он. — Парень, с которым она встречалась, ее бросил?
Он взял мочалку и принялся смывать мыло с рук. «Господи, — подумала Джесс, — ну почему он не может мыться по-человечески, как все нормальные люди?»
— Нет, Майкл ее не бросил, — сдержанно ответила она.
— Тогда, наверное, он в субботу работает, и Мауре не с кем пойти на студенческий бал?
Джесс стиснула зубы.
— Никакого студенческого бала до весны не будет, Чарльз, — заметила она, презирая себя за поддержку этой глупой игры, и, глубоко вздохнув, сказала:
— У Мауры очень серьезная проблема, касающаяся нас.
Чарльз выжал из мочалки воду до последней капельки.
— У меня такое чувство, будто ты собираешься сказать нежелательную для меня новость.
Джесс повертела изумрудное, в обрамлении бриллиантов кольцо и выпалила:
— Она беременна.
Лицо Чарльза застыло. На нем появилось такое выражение, словно он стоит перед фотографом и ждет, когда тот нажмет на кнопку фотоаппарата и из объектива вылетит обещанная птичка. Потом глаза его потемнели и стали какого-то странного серого оттенка. Швырнув мочалку в зеркало, Чарльз порывисто вскочил, окатив Джесс водой с головы до ног.
— Только этого мне не хватало! — заорал он и с перекошенным от злости лицом выбрался из ванны.
Схватив с горячего змеевика полотенце, Чарльз бросился в спальню. Джесс взяла другое полотенце, смахнула с себя брызги, вытащила из ванны пробку и принялась приводить в порядок комнату. «Только этого мне не хватало!» «А как же мы? — чуть не закричала она. — Как же Маура?» Бросив полотенце, Джесс пошла вслед за мужем в спальню.
— Чарльз, — сказала она. — Нам нужно поговорить.
Он бросился на кровать и закурил. Два года назад муж перестал курить, когда после сорока стал хуже себя чувствовать. Видимо, пачка сигарет была где-то припрятана.
— О чем тут говорить? — рассердился он. — Девчонке шестнадцать лет, сделает аборт.
Джесс поправила покрывало и присела на краешек кровати. «Давно пора сменить, сшить что-нибудь новенькое.
Совсем нет времени заняться любимым делом», — размышляла она.
— Она этого не сделает!
Чарльз закашлялся и затушил сигарету в хрустальной пепельнице.
— Кто это сказал?! Ты?! — закричал он.
Джесс, набрав побольше воздуха, выдохнула:
— Маура сказала, что не будет делать аборт.
— Она сделает то, что я ей скажу!
Джесс опять повертела кольцо и храбро глянула мужу в глаза.
— Нет!
Чарльз вскинул брови, глаза его округлились, черные зрачки так и вонзились в нее.
— А я сказал, что сделает!
Джесс встала и подошла к туалетному столику. Снова взглянула на свою фотографию с сыном на руках, потом подумала о своей, теперь уже взрослой, двадцатипятилетней дочери.
— Ты не можешь ее заставить.
— Я могу делать все, что хочу, я — ее отец.
Джесс прошлась глазами по фотографиям: ее семья, такая сплоченная, счастливая, на первый взгляд совершенно нормальная… Похоже, фотографии умеют лгать…
— Кстати, об отце, — послышался голос Чарльза. — Думаю, это он, грязная свинья!
— Майкл — хороший парень, Чарльз.
Муж презрительно фыркнул:
— Хороший? Бог мой, Джесс, этот хороший парень соблазнил твою дочь!
Джесс ничего не сказала. Она знала, что Чарльз всегда считал Майкла не парой для дочери. (Когда-то такого же мнения был о Ричарде, ее первой любви, отец. Воспоминание о нем болью отозвалось в сердце.) — А ведь это ты во всем виновата, — вернул ее к действительности голос Чарльза.
— Не научила ее предохраняться?
— Нет, просто яблоко от яблони недалеко падает.
Джесс схватила первую попавшуюся под руку фотографию (ею оказалась свадебная) и запустила ею в Чарльза, но промахнулась. Фотография врезалась в медный столбик кровати. Послышался звон разбитого стекла. От неожиданности Джесс вздрогнула, но тут же почувствовала облегчение.
— Как ты смеешь такое говорить! — закричала она.
— А что ты ожидала? — злорадно отозвался Чарльз.
Джесс шагнула к кровати. Ею вдруг овладела такая смелость, какой она в себе не предполагала. Трясущимся пальцем она ткнула мужа прямо в лицо.
— Я ожидала, что ты расстроишься, окажешь поддержку нашей дочери. Не мы соблазнили Мауру, у нас нет никаких прав посылать ее на аборт!
Чарльз сел и поплотнее закутался во влажное полотенце.
— И что ты предлагаешь? Отправить ее в пансионат для матерей-одиночек, в котором ты побывала сама? Когда это было? В 1968 году? — Он повернулся спиной к Джесс и расхохотался. — По крайней мере никаких рекомендаций не потребуется. Тебя там знают.
Джесс готова была вцепиться в него, но воздержалась, встала и, обойдя вокруг кровати, глянула на мужа. Влажный атласный халат прилип и обрисовал ее стройную, изящную фигурку. Почувствовав холод, она вздрогнула. «А может, это не холод, а нервное напряжение?» — подумала она.
— Маура останется здесь, с нами, — решительно заявила она.
На лице мужа появилось удивление. Внезапно Джесс успокоилась. Наконец-то после двадцати лет совместной жизни она почувствовала, что владеет ситуацией.
— Маура родит ребенка и… — Джесс замолчала, подыскивая весомые слова, и, наклонившись к нему, закончила:
— и он останется с ней.
Чарльз застыл. Секунду они смотрели друг другу в глаза не моргая, потом он оттолкнул Джесс и вскочил.
— Только через мой труп!
.Натянув сорванный с вешалки халат, он выбежал из спальни и с молниеносной быстротой помчался к комнате Мауры.
Джесс выпрямилась и бросилась вслед за мужем. Сердце ее отчаянно колотилось.
— Ах ты, маленькая сучка! — раздался его пронзительный крик из комнаты дочери. — Как ты только посмела!
Джесс влетела в комнату. Чарльз стоял уперев руки в бока. Странно было видеть грубого, разъяренного мужчину в бело-розовой детской спаленке. Маура сидела посередине кровати на розовом одеяле в окружении своих любимых мягких игрушек.
— Папочка! — рыдая, взмолилась она. — Папочка, прости меня!
Джесс бросилась к мужу и схватила его за руку.
— Убирайся отсюда! — крикнула она. — Убирайся и оставь ее в покое!
Чарльз с резкостью вырвал руку.
— И не подумаю! Это мой дом.
Джесс вздрогнула. «Нет! — хотелось бросить ему в лицо. — Это не твой дом, а мой!» Она прижала руку к груди: стало трудно дышать.
— А это моя дочь! — продолжал кричать муж, ткнув в Мауру пальцем, словно в какую-то вещь. — И она сделает так, как я ей прикажу!
Маура подняла на Джесс огромные голубые глаза, в которых стояли слезы.
— Мамочка… — прошептала она.
— Ты сделаешь аборт! — заявил Чарльз. — И чтоб больше я об этом не слышал!
Джесс обошла мужа и села на кровать. Притянув Мауру к себе, принялась гладить ее длинные золотистые волосы.
— Мамочка, он ведь не может меня заставить. Не позволяй ему, пожалуйста! — плакала она.
— И думать не смей! — взревел Чарльз. — Если ты считаешь, что я работал все эти годы только для того, чтобы выставить свою дочь на посмешище друзьям, то ты заблуждаешься!
Джесс показалось, что в комнате нечем дышать.
— На посмешище твоим друзьям, Чарльз?! Так вот что тебя больше всего беспокоит!
— Они и твои друзья!
— Ошибаешься! Это твои деловые партнеры, и не больше. Но на эту тему мы поговорим наедине.
— Почему? Чтобы твоя дорогая доченька не услышала о себе мнение отца? Чтобы не знала, что она сломала ему жизнь?
— Не моя, а наша дочь, Чарльз.
Муж всплеснул руками.
— Ничего подобного не произошло бы, если бы ты отдала детей в частную школу. Так нет же! Вбила себе в голову, что ее детям нужна нормальная жизнь.
Джесс с трудом проглотила комок в горле.
— Может, для тебя она и нормальная, моя милая, а для меня нет! Я воспитан несколько иначе, — продолжал он кричать.
«О Господи! — подумала Джесс. — Только бы он не сказал ничего о моем ребенке!» Она никогда не рассказывала детям о своей дочери, о Ларчвуд-Холле. Чарльз не разрешал…
— Чарльз… — попыталась она что-то сказать, но слова застряли в горле.
Он сжал кулаки, на висках вздулись вены.
— Завтра этот вопрос должен быть улажен! — ледяным юном проговорил он.
Точь-в-точь как когда-то отец Джесс, таким же полным холодного безразличия голосом. «Интересно, позволил бы себе отец разговаривать со мной в таком тоне, если бы была жива мама? — подумала Джесс. — Может, тогда все сложилось бы по-другому?» Она крепко прижала к себе дочку.
— Я хочу, чтобы ты обо всем позаботилась, и побыстрее. Слышать об этом больше не желаю! Ясно? — категорически заявил муж.
Он повернулся и направился к двери.
— Нет! — бросила Джесс ему вслед.
Чарльз обернулся.
Джесс продолжала гладить Мауру по голове, словно черпая в дочери силу.
— Она хочет оставить ребенка и оставит его.
Не отвечая, Чарльз выбежал из комнаты.
«Черт бы тебя побрал! — чуть не вырвалось у Джесс. — Черт бы тебя побрал за то, что ты ведешь себя, как когда-то мой отец». Она закрыла глаза и, успокаивая, принялась медленно покачивать свою дочь.
— Все будет хорошо, дорогая, вот увидишь, все будет хорошо.
— Ой, мамочка, — всхлипнула та. — А может, папа прав?
У него друзья, работа…
— Шш… — прошептала Джесс. — Меньше всего нужно бояться мнения людей. Поступай, как тебе подсказывает сердце, чтобы было хорошо тебе и твоему ребенку.
— Прости меня, мамочка.
Джесс обняла Мауру за плечи.
— Крошка моя, ты в самом деле хочешь этого ребенка?
Ты хорошо подумала? Все взвесила?
— Да, мамочка. Я же тебе говорила. Мы с Майклом хотим растить этого ребенка вместе, а когда станем совершеннолетними, пожениться.
Джесс еще крепче прижала дочку к себе, вспомнив себя с Ричардом:, хотели, уехать в другой город, пожениться и жить вместе с ребенком.
Но у отца были другие планы.
— Я, конечно, не жду, что отец устроит настоящую свадьбу, — продолжала между тем Маура.
Свадьба… Ее устроил для них с Чарльзом отец в самом шикарном ресторане. Все было как в сказке. Даже «Нью-Йорк тайме» посвятила ей половину полосы. Ведь никто не догадывался о скандальном прошлом двадцатилетней невесты. Никто, кроме отца, из которого и клешами ничего не вытянешь, кроме Ричарда и его родителей, которые куда-то уехали, кроме Чарльза, который соглашался жениться при условии, что никогда больше не услышит об этой истории, кроме мисс Тейлор и девочек из Ларчвуд-Холла…
Джесс еще раз погладила дочку. Нет! Никто не заставит Мауру пережить тот ад, сквозь который прошла она сама!
Никто не посмеет отнять у нее ребенка!
Послышался робкий стук в дверь. Она тихонько приоткрылась. На пороге в мятых пижамах стояли Чак и Тревис.
— Мам, — начал Чак. — Что происходит? Почему папа так кричал?
Джесс взглянула на сыновей. Чаку было семнадцать, Тревису — тринадцать. Чак — вылитый отец: белокурый, высокий, очень серьезный, а Тревис — душа семьи: жизнерадостный, рыжеволосый, весь в веснушках и с такой ослепительной улыбкой, что с его появлением сразу становилось светлее. Но сейчас Тревис не улыбался. У обоих лица были мрачными.
— Все в порядке, мальчики, идите спать. Просто папа рассердился на Мауру.
— А за что? — спросил Тревис.
— Позже об этом поговорим, — сказала Джесс. — Ничего особенного. А теперь марш в постель!
— Нет, все-таки, что она натворила? — не отставал Тревис.
— Замолчи! — оборвал его Чак и дернул брата за рыжие кудряшки. — Ты же слышал, что сказала мама, пошли спать.
Мальчики скрылись за дверью. Джесс почувствовала усталость, но она понимала, что это только начало. Таких ночей будет еще множество. Надо привыкать.
— Нужно им сказать, — предложила Маура. — Все равно скоро узнают.
Джесс медленно покачала головой.
— Только не сейчас, когда все так расстроены.
Маура поцеловала мать в щеку.
— Спасибо, мамочка. Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, дорогая. А теперь постарайся заснуть.
Она поцеловала дочь и поднялась с постели.
— Мамочка!
— Что, дорогая?
— Ты поговоришь с папой еще раз?
Джесс вздохнула. Два серьезных разговора в течение одного вечера — это слишком обременительно для нее.
— Думаю, лучше отложить на завтра.
— Спокойной ночи, мамочка.
— Спокойной ночи, доченька.
Джесс выключила свет, вышла в холл и направилась в спальню.
Он стоял перед зеркалом уже одетый и сушил волосы феном.
— Куда ты собрался? — поинтересовалась Джесс.
— В клуб, — бросил он и, выключив фен, швырнул его на туалетный столик.
— В половине двенадцатого ночи?
— Бар работает до двух.
Не глядя на нее, Чарльз пошел к двери.
— Чарльз…
Дверь захлопнулась.
Джесс осталась одна. Она прислушалась к звукам, доносившимся с улицы. Вот Чарльз завел свой «БМВ», выехал из гаража, включил первую скорость и покатил по длинной окружной подъездной аллее — по шелковым обоям комнаты пробежал свет от фар. За совместно прожитые годы Чарльз никогда не оставлял ее одну. Нельзя сказать, что они никогда не ссорились, бывало всякое, но правым всегда оказывался он. Джесс старалась не спорить с ним — так было спокойнее.
Но сейчас будет по-другому. Будет так, как захотят они с Маурой. Она не допустит, чтобы Чарльз исковеркал жизнь дочери, как сделал когда-то ее отец. Ей пришлось отказаться от своего ребенка в угоду обществу.
Джесс сняла влажный халат и надела пижаму из тонкой шерсти.
Что случилось, почему мир переменился? Почему раньше считалось недопустимым незамужней девушке самой воспитывать своего ребенка, а теперь — пожалуйста?
Джесс вышла из спальни и направилась в комнату, где обычно занималась шитьем. Когда ей хотелось побыть одной, она приходила сюда. Здесь нервы успокаивались, напряжение спадало. В этом маленьком мирке, в тихой гавани она чувствовала себя в безопасности.
Она огляделась, ощущая царившую вокруг тишину.
Именно здесь, в этой комнатке, Джесс придумывала самые немыслимые модели одежды, чехлы для мебели, шторы, и все из самой шикарной ткани. Чарльз относился предвзято к ее увлечению и неоднократно замечал, что она сэкономила бы кучу денег, если бы пользовалась готовыми вещами. «Твое маленькое хобби стоит нам целого состояния», — часто повторял он. Но для Джесс это было не «маленькое хобби», а способ самовыражения, потребность чувствовать себя полезной. Однако в последнее время она стала замечать, что приходит сюда не шить, а поразмыслить над своей жизнью, над своим замужеством.
Джесс закрыла за собой дверь. В комнате стоял слабый запах портновского мела и резины. Она села в кресло и заплакала. Ее не покидали мысли о Мауре, а теперь к ним примешивались думы о другом ребенке — ее первенце.
Джесс встала и направилась к стенному шкафу с определенной целью. Она открыла дверцу и не спеша стала вынимать тщательно свернутые куски материи: гладкую черную шерсть, из которой она шила Мауре костюм для верховой езды, мятую хлопчатобумажную ткань (что-то мастерила Тревису для школьной театральной, постановки) и остатки легчайшего шелка нежного персикового цвета, из которого она сшила себе платье для коктейля перед поездкой в Мадрид прошлой весной. Под материей лежали с аккуратными надписями коробки с нитками, ножницами, разнообразным кружевом и тесьмой для отделки. Джесс была женщиной аккуратной до педантизма и отлично знала, что нужный ей предмет спрятан в самом укромном уголке, подальше от любопытных глаз.
Это была небольшая коричневая коробка из-под обуви с заклеенной скотчем крышкой. Нагнувшись, Джесс вытащила ее, потом, усевшись на пол, положила на колени и несколько секунд сидела не шелохнувшись.
Она не открывала ее почти двадцать пять лет, но не могла заставить себя выбросить хранившиеся в ней вещи.
Теперь пришло время просмотреть их и решить — то ли выбросить, то ли…
Джесс поставила коробку на пол и пошла за длинными серебряными ножницами, которые навеяли воспоминания о том времени, когда ее действия, совершенные этими ножницами, изменили жизни многих людей. Внезапно Джесс поняла: если она сейчас откроет коробку, то не просто вспомнит былое, а вскроет старые, зарубцевавшиеся временем раны, выпустит на волю прошлое.
Она вернулась к коробке и принялась решительно разрезать пожелтевшую от времени клейкую ленту, но вдруг остановилась. Чарльз… Он никогда не простит ей этого.
Маура, сыновья… А если они ее возненавидят? Джесс тряхнула головой. Пусть! Настало время думать не о детях, а о себе, о своей старшей дочери. Уверенной рукой Джесс разрезала бумагу и окунулась в прошлое.
На секунду мучительно сжалось сердце и все внутри похолодело. Джесс провела рукой по вещам, которые лежали сверху, и медленно, одну за другой принялась их вынимать. В коробке лежали годами: календарь, год 1968; числа с апреля по ноябрь специально зачеркнуты черным фломастером; последняя дата — 27 ноября; квадратная коробка с канцелярскими принадлежностями, наполовину пустая; блокнот. Джесс вспомнила, что листы его когда-то пахли духами; новый розовый кожаный ошейник, украшенный фальшивыми бриллиантами; корешок железнодорожного билета Нью-Йорк — Нью-Хейвен; обратный билет — Файерфилд — Нью-Йорк-Сити; Библия. Джесс коснулась шероховатой обложки, открыла книгу и взглянула на папирусную бумагу форзаца, на которой было написано:
«Книга Ричарда Брайанта». У нее было много его вещей: старые фотографии, карточки, письма, но все это было уничтожено, дабы не напоминало о былом. Все, за исключением Библии. Рука не поднялась выбросить ее.
В этой же коробке лежали пожелтевшие газетные вырезки некролог: «Леонард Стивенс, работник крупной бостонской строительной фирмы, оставил вдовой жену Стер и падчерицу».
Джесс поспешно положила на место газетные вырезки и вытащила поделку, которую когда-то купила к Рождеству, — головку Санта-Клауса, сшитую из красного атласа, с белой пушистой бородой и в зеленой бархатной шапочке.
Она смотрела на незатейливую игрушку до тех пор, пока не почувствовала слезы на щеках. Тогда она поставила головку на стол и взяла последнюю вещицу.
Ею оказался пластиковый браслет, на котором было написано: «Джессика Бейтс. 28 ноября 1968 г. Комната 203.
Родильное отделение». Она осторожно взяла его в руки, словно боясь, что он рассыплется, потом обвела пальцем каждую буковку, вспоминая, какое одиночество и стыд она испытала тогда. Словно наяву Джесс услышала пронзительный крик новорожденного, зовущего свою мать, которая никогда не придет.
Дрожащими руками Джесс положила браслет на стол и взглянула на лежащие перед ней вещи. Не много, но, оказывается, достаточно, чтобы в корне изменить мир, в котором она жила до сих пор. Джесс принялась складывать вещи обратно в коробку. Все, за исключением красной поделки из атласа-. Ее можно не прятать. Никому и в голову не придет, откуда она взялась.
Джесс спрятала коробку обратно в шкаф, потом положила туда материю и швейные принадлежности. «Нужно все обстоятельно обдумать, прежде чем начать действовать», — решила она.
Держа в руках рождественскую поделку, она спустилась вниз, на кухню. В доме было темно, но сегодня темнота ее не пугала. Она включила электрический чайник, и когда вода закипела, заварила себе черного ароматного чая.
Пока он настаивался, Джесс взяла в холодильнике молоко.
Она увидела на коробке сбоку надпись «Вы видели этого ребенка?» и замерла. Забыв про поделку, которая тут же упала на пол, Джесс стала разглядывать плохонькую, нечеткую фотографию пропавшей маленькой девочки. «Нет, — подумала она. — Я никогда не видела этого ребенка, как и свою дочку, которую родила много лет назад и которая теперь уже взрослая». Джесс еще раз взглянула на фотографию и задумалась. Интересно, какая она, ее дочка? Такая же хрупкая, как и она, с маленьким продолговатым лицом и бледно-голубыми глазами? А может, похожа на Ричарда?
Но лицо его Джесс никак не могла вспомнить. Как сложилась ее жизнь? Счастлива ли она? Кого любит? Кем любима?
Джесс подумала о Ларчвуд-Холле, вспомнила остальных: Сьюзен, Пи Джей, Джинни. Где они сейчас? Что с ними стало? Думают ли они когда-нибудь о своих детях?
Джесс перевела взгляд на фотографию пропавшей девочки, и где-то глубоко-глубоко всколыхнулась знакомая тоска и сильное желание найти своего ребенка…
Джесс была в постели до тех пор, пока дети не ушли в школу. «Ну наконец-то!» — подумала она. Чарльз вернулся домой около трех часов ночи. Она услышала, как хлопнула входная дверь, но не встала. В семь часов утра он проснулся, принял душ и уехал на работу. И в этот раз Джесс притворилась спящей. Сейчас ей нужны были только время и тишина. Теперь, когда и то и другое у нее есть, необходимо было воспользоваться моментом.
Джесс быстренько встала, выпила кофе и полстакана сока. Потом натянула бежевые полотняные брюки, шелковую кофточку и сунула ноги в лакированные туфли из змеиной кожи, которые купила в Рио-де-Жанейро в поездке с мужем. Ох уж эти деловые поездки! Она их терпеть не могла, но ни разу не отказалась. Послушная жена… Хотя предпочла бы остаться дома, помочь детям делать уроки, сшить что-нибудь новенькое для Мауры. Маура… Надевая изящные часики и застегивая на них браслет, Джесс подумала, будет ли Чарльз разводиться с ней из-за Мауры или — что более вероятно — из-за того, что Джесс надумала сделать.