Стоун Джин. Грехи юности

   Повернувшись к Марку, она потрепала его по волосам.
   — Беги, позвони ему и скажи, что мы ждем его к ужину в семь часов.
   Марк умчался. Во дворик вернулся отец. Положив на землю садовые ножницы, вытер руки.
   — Я слышал, Лоренс будет с нами ужинать?
   — Да, наконец-то. Мы его уже целый месяц не видели, а может быть, и два.
   Сьюзен вытащила занозу из-под обгрызанного ногтя. В последнюю встречу с Лоренсом они с Марком провели всего несколько минут, но и в эти минуты им не о чем было говорить. Этого времени оказалось достаточно, чтобы Сьюзен почувствовала, насколько он ей противен. С годами он располнел, стал казаться ниже ростом и еще больше облысел. Сьюзен раздражало, что сын восхищается им, мать кудахчет над ним, а отец беседует с ним о делах с самым что ни на есть благоговейным выражением на лице. Сьюзен понимала, что ее ненависть к Лоренсу объясняется очень просто — на фоне преуспевающего бывшего мужа она выглядела обыкновенной неудачницей.
   — Могли бы и меня спросить, хочу ли я его здесь видеть, — упрекнула она родителей.
   — Разошлась с ним ты, а не мы, — отрезала мать. — Он приложил немало усилий, чтобы предприятие твоего отца процветало и давало хороший доход. Думаешь, мы могли бы жить без помощи Лоренса?
   Сьюзен молча натянула черную футболку. Возразить было нечего. Она была уверена: самое худшее, что она совершила в своей жизни, — это то, что вышла замуж за человека, выбранного ее родителями, — за Лоренса Броски, восходящего гения легкой промышленности, протеже ее отца; самое лучшее — оставила его, забрав четырехлетнего сына. Лоренс вскоре познакомился с молоденькой еврейкой, которая смотрела на него зачарованно, и женился на ней. У них родились две пухленькие девочки-коротышки, темноглазые, черноволосые и страшно капризные. Однако Марк обожал отца.
   Сьюзен снова взяла журнал, делая вид, что заинтересовалась какой-то статьей. В ее жизни мужчин было мало.
   Одним из них был Берт Хайден — хороший друг, пытающийся стать чем-то большим. Время от времени они спали вместе, но Сьюзен оставалась равнодушной. Он был ей безразличен.
   Ее родители обожали Лоренса. Поэтому она поддалась на их уговоры, искренне считая, что наступит день, когда она полюбит его.
   Сьюзен смотрела в журнал, но не видела ни строчки — она была далеко отсюда. В свое время она безропотно подчинилась родителям и вышла замуж за Лоренса, считая себя обязанной сделать это ради них. После того как рассталась с Дэвидом. Сьюзен вновь отыскала глазами фотографию Теда Кеннеди.
   Интересно, как сложилась бы ее жизнь, будь Бобби Кеннеди жив?
   Была бы она счастлива? Неужели пуля наемного убийцы-одиночки искорежила и ее жизнь? Сьюзен перевела взгляд на землю. И дня не проходило, чтобы она не вспоминала о Дэвиде, о том, что было между ними, о том, от чего она так опрометчиво отказалась. Тед Кеннеди был молод в 1968 году. Талантливый, многообещающий… Они с Дэвидом тоже были молоды и полны надежд…
   Сьюзен захлопнула журнал.
   — Пойду в дом. — заявила она. — Хватит жариться на солнце, и так морщин полно.
   — На обед у нас жареная печенка, — заметила Фрида, вытянув загорелые ноги с великолепным педикюром, — поможет настроиться на праздничный лад.
   — Я не хочу есть, — бросила Сьюзен, поднимаясь с шезлонга.
   Предстоящая встреча с Лоренсом всегда лишала ее аппетита.
   — Лучший год для возобновления трудовых договоров трудно придумать, — хвастливо заявил Лоренс.
   Обмакнув в мед огромный кусок халы, он принялся с жадностью ее жевать.
   Сьюзен судорожно сжала бокал. «Господи, — взмолилась она, — дай мне силы пережить этот вечер и не убить его!»
   — А почему, пап? — поинтересовался Марк.
   — Спад производства, люди боятся потерять работу. — Он потянулся через весь стол к блюду с цыплятами. — Согласны на любые условия.
   Отец рассказал Сьюзен о переговорах, закончившихся в прошлом месяце, а на вопрос о результатах обронил: «Успешно». Хвастовство мужа позволяло думать, что завершились они не просто успешно, но с большой выгодой для него.
   Пристально вглядываясь в своего бывшего мужа, Сьюзен спросила:
   — На что они согласились?
   Сидевший на другом конце стола Джозеф откашлялся и жизнерадостно проговорил:
   — Да что мы все о делах да о делах…
   — Но мне это интересно, папа, — сказала Сьюзен, не сводя глаз с Лоренса. — В будущем завод перейдет к моему сыну.
   — Да, правда, папа, — поддержал ее Марк. — Просвети нас.
   Лоренс пристально посмотрел на отца. «Понятно, — подумала Сьюзен. — Видимо, получил огромную прибыль.
   Так что оба знают мою реакцию».
   — Они согласились на двухпроцентное повышение в год в течение трех лет, — ответил Лоренс.
   — Необыкновенная щедрость… — поддела Сьюзен.
   — Уволили мы всего лишь тысячу пятьсот рабочих, а могли бы больше.
   — Но ведь людям нужно как-то жить, покупать каждый год одежду, а зимняя одежда стоит довольно дорого.
   — Не переводи разговор на тему о безработице и бездомных, Сьюзен, — одернул ее Лоренс. — Я уверен, если бы спад производства произошел по моей вине, ты была бы просто счастлива.
   Фрида кашлянула.
   Джозеф поспешно отхлебнул вина.
   Сьюзен спокойно притопнула ногой по холодному, выложенному плиткой полу.
   — Послушай, — продолжал между тем Лоренс. — Мы же понятия не имеем, что нас всех ждет. Пока в Белом доме сидит твой приятель Клинтон, может случиться непредсказуемое.
   — Билл Клинтон не мой приятель, а наш президент.
   Лоренс фыркнул.
   Сьюзен смотрела немигающим взглядом на розовое вино в своем бокале.
   — А как насчет страховки для тех счастливчиков, которых ты не уволил?
   — Они ее получают.
   — А какие еще у них привилегии?
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ну, например, разрешаешь ли ты им работать по совместительству? В некоторых штатах закон о совместительстве уже принят. Любая фирма, в которой задействовано больше минимального числа работающих, обязана предоставить им эту возможность по первому требованию.
   — Нью-Йоркцам нет нужды подрабатывать, — проворчал Лоренс. — Им хватает и тех денег, что я плачу. Таких жмотов еще поискать!
   Сьюзен начала нервничать.
   — А как насчет медицинской страховки?
   Лоренс язвительно усмехнулся.
   — Здесь нам пришлось немного откорректировать.
   — И кто же выиграл от этой корректировки?
   — Все.
   Фрида, побарабанив пальцами по столу, решила внести в разговор свою лепту:
   — Я в этом и не сомневалась, Лоренс.
   — Каким же образом? — не отставала Сьюзен.
   Ей очень хотелось узнать, от чего пришлось отказаться рабочим, чтобы сохранить свою нудную, тяжелую работу.
   — Они согласились оплатить половину страховки.
   У Сьюзен возникло непреодолимое желание запустить в него бокал с вином.
   — Половину? Ты заставил их оплачивать половину страховки?!
   Лоренс пожал плечами.
   — Медицинское страхование очень дорого. Пока в стране не будет решен вопрос о здравоохранении, каждый должен платить свою долю, по справедливости.
   Сьюзен нацелилась вилкой в маслину.
   — И сколько же составляет эта справедливая доля?
   — Средняя стоимость страховки женатого рабочего почти шестьсот долларов в месяц.
   — То есть рабочие платят триста. Боже правый, Лоренс, но ведь это же семьдесят пять долларов в неделю!
   Лоренс снова пожал плечами и взглянул на Марка.
   — Передай, пожалуйста, соль.
   — Я помню то время, когда Джозеф не приносил столько за неделю, — заметила Фрида.
   — А как насчет профилакториев? — не слушая ее, спросила Сьюзен.
   — Пожалуйста, желающие могут поехать туда.
   — И сколько они должны заплатить за путевку?
   — Господи, Сьюзен, да не помню я точно! Вроде бы половину стоимости. Нечего ко мне цепляться! Не понимаю как это ты не сделалась социалисткой и не покончила со всеми безобразиями в нашей стране.
   Откашлявшись, подал голос Джозеф.
   — Видимо, Лоренс прав, что держит рабочих в строгор-ри — заметил он. — Это единственный способ добиться стабильной прибыли.
   Сьюзен почувствовала, что больше не выдержит этой перепалки, но в это время в разговор вмешался Марк, решивший, видимо, что и так слишком долго молчал.
   — А мы с мамой ходили на митинг против СПИДа, — начал он.
   — Марк… — предостерегающе протянула она.
   Напряжение нарастало. Все взоры обратились в сторону Сьюзен. Пока вечер протекал именно так, как она и предполагала.
   — Он прошел довольно спокойно, — добавил Марк.
   — Ну, это не тема для разговора за ужином, — поспешно сказала Фрида.
   Лоренс с удивлением поднял брови и бросился в атаку:
   — Почему же? Мне очень хотелось бы знать, на какие еще сомнительные мероприятия моя бывшая жена водит моего сына?
   «Моя бывшая жена»… Почему он всегда так ее называет? Пропустив эти слова мимо ушей, Сьюзен спокойно ответила:
   — Ни на какие «сомнительные» мероприятия, Лоренс, я твоего сына не вожу. В тот день мы пошли в Бостонский музей, но по дороге увидели этот митинг и присоединились. Вот и все.
   — Вот и все?! Мой сын проводит день в обществе каких-то психопатов, а тебе на это наплевать?! — Лицо его покрылось красными пятнами. Он замотал головой, отчего его толстые щеки затряслись. — А что будет дальше?! С твоей помощью станет таким же идиотиком?!
   Сьюзен вскочила и, оттолкнув стул, швырнула на стол льняную салфетку.
   — Я немедленно уезжаю с сыном! Беседа с тобой, Лоренс, как обычно, доставила мне истинное наслаждение.
   Сьюзен открыла входную дверь черного хода, и Марк первым ворвался в дом, при этом с такой силой толкнув ее своим рюкзаком, что чуть не сбил с ног.
   — Поосторожнее нельзя? — крикнула Сьюзен.
   — Буду у себя, — бросил он и направился вверх по лестнице.
   В самолете он с ней почти не разговаривал. Сказал, что устал, но Сьюзен понимала, что дело не в усталости. Злился на нее за то, что прошлым вечером обошлась с Лоренсом неласково. Тяжело ребенку, когда родители в разводе, но еще труднее, когда они живут вместе как кошка с собакой.
   Сьюзен вздохнула и покатила свой чемодан по неровно выложенному плиткой полу. Сейчас ей хотелось только одного — чашку чая. Она поставила чайник на старенькую черную плиту и пошла к автоответчику — проверить, кто ей звонил.
   В темноте маленькой гостиной Сьюзен увидела мерцание красной лампочки. Она откинула занавески, и комната наполнилась сумерками сентябрьского вечера. Она начала считать вспышки. Их оказалось четыре. За две недели не так уж много!
   — Не скажешь, что твоя общественная жизнь бьет ключом, — вслух отметила Сьюзен.
   Сверху донесся оглушительный грохот — Марк включил стереосистему. Сьюзен понятия не имела, что это за группа, она в них ничего не понимала. Подошла к автоответчику.
   — Сьюзен, это Дорис Хейуорд из библиотеки. Я нашла рецензию на произведения Чосера, о которых вы спрашивали.
   «Отлично, — подумала Сьюзен. — Может быть, в этом году начать курс по мировой литературе с Чосера? Все-таки какое-то разнообразие».
   Бип…
   — Вам звонят из региональной средней школы в Кларке бери, — проговорил в нос незнакомый мужской голос. — Передо мной лежит записка, что Марк Броски не будет посещать занятия до пятницы семнадцатого числа. Это верно? — Послышался шорох бумаги. — Когда он придет в школу, ему нужно будет взять в учительской расписание.
   Иначе… (пауза) он не будет знать, какие предметы ему нужно учить.
   «Все понятно, — подумала Сьюзен. — Скоро Марка возьмут в оборот».
   Бип…
   — Привет, Сьюзен, это я. — Берни Хайден. — Надеюсь, ты хорошо провела время и благополучно добралась домой. Хотелось бы увидеться до понедельника, а то позже будет очень много дел с занятиями. Думаю, что ты приехала в четверг вечером. Если не очень поздно, позвони мне.
   Или я сам позвоню завтра.
   Сьюзен села поудобнее, вытянув ноги. Сегодня она слишком устала, чтобы встречаться с Бертом, хотя было только семь часов. Поездки ее всегда изматывали.
   Бип…
   — Сьюзен? Это Сьюзен Левин? Ну… (длинная пауза) надеюсь, я попала по адресу. Я сегодня разговаривала с твоей мамой, и она дала мне номер твоего телефона. Она ведь живет во Флориде, верно? Впрочем, это не так уж важно. Сьюзен, это Джессика Бейтс. Ты, наверное, не помнишь меня. — Сьюзен и вправду не помнила. — Джесс Бейтс. Из Ларчвуд-Холла. — Сьюзен замерла от неожиданности, глядя на черный аппаратик, который продолжал говорить. — Не ожидала? Мне хотелось бы с тобой поговорить. Твоя мама дала мне твой адрес и сказала, что сегодня ты будешь дома.
   Джесс Бейтс… Ларчвуд-Холл… Над верхней губой Сьюзен выступили капельки пота. А запись продолжалась.
   — Я хотела бы заехать повидаться с тобой…
   Автоответчик, щелкнув, замолк. Сообщение прервалось.
   Из кухни донесся свист — закипел чайник.
   Сьюзен сидела как в столбняке, тупо глядя на безмолвную машину. Что понадобилось от нее Джесс Бейтс? Где конец сообщения, которое так бесцеремонно обрубил роскошный автоответчик самой последней модели?
   Обхватив себя руками, Сьюзен сидела, тихонько покачиваясь. Джесс Бейтс… Ларчвуд-Холл… Джесс была самой спокойной из четверых и самой богатой, очень богатой.
   Она была единственной, которая плакала ночами.
   Зачем она звонит? Все осталось в прошлом. Его не вернуть. Тогда было не просто другое время, а совсем иная жизнь. Сьюзен почувствовала, как сильно забилось сердце.
   Молодость… Время, когда она искренне верила, что счастье действительно существует. Да, они были счастливы с Дэвидом. Сьюзен закрыла глаза и почувствовала на щеках слезинки.
   Дэвид… 1968 год… Вьетнам… Демонстрации протеста…
   Штаны из кожи… Студенты Демократического общества…
   Перед Сьюзен длинной чередой прошествовали выхваченные из памяти образы. Словно она брала в руки один за другим цветные слайды, вставляла в проектор и оказывалась в той, прежней жизни, когда самым главным считалось поднятие уровня самосознания и борьба за мир. Дилан.
   Гашиш. Джанис Джоплин и армейские призывы. Убийство Кеннеди террористом. Образы стали тускнеть. Перед глазами встало фото из журнала, виденное совсем недавно.
   Тед Кеннеди. Потом исчез и его образ. Осталась только одна мысль — Дэвид.
   Сьюзен открыла глаза. Что нужно Джесс Бейтс? Освободившись от воспоминаний, она схватила телефонную трубку и набрала номер телефона в Палм-Бич.
   — Алло?
   «О Боже, почему у мамы по телефону такой неприятный голос?» — подумала она.
   — Мама, это я.
   — Сьюзен, я рада, что вы уже дома. Как долетели? Надо было все-таки лететь в первом классе. И чего это тебе вздумалось возражать отцу!
   — Не нужно было.
   — Но ведь у тебя такие длинные ноги. Удивляюсь, как ты их под сиденье-то умудрилась спрятать…
   — Мама, — оборвала ее Сьюзен, — мне кто-нибудь звонил после отъезда?
   — Что? А, да. И представь себе, не мужчина.
   — Что она сказала?
   — А в чем дело?
   — Она назвала себя?
   — Да, но я не стала записывать ее имя. Она назвалась твоей институтской подружкой.
   «Слава тебе Господи, у Джесс хватило ума не говорить правду», — подумала Сьюзен, а мать между тем продолжала:
   — Я дала ей твой номер телефона. Не надо было давать?
   — Ну что ты! Ты все сделала правильно, — пробормотала Сьюзен, соображая, как бы похитрее выведать у матери о Джесс, чтобы та ни о чем не догадалась. — Просто мой автоответчик оборвал сообщение. Она, случайно, не оставила свой номер телефона? Я бы ей перезвонила.
   — Нет, не оставила.
   Сьюзен лихорадочно думала, что бы спросить еще.
   — А не сказала, откуда звонит?
   — Нет. А может, и сказала, но я не помню. Да какая разница? Если это так важно, она перезвонит.
   «Если думает, что я получила ее сообщение, то не станет перезванивать», — мысленно возразила Сьюзен и взглянула на автоответчик, словно ожидая от него решения проблемы.
   — Наверное, ты права, мама. Ну, спокойной ночи. Мы с Марком отлично у тебя отдохнули.
   — Ты ничего не забыла мне сказать?
   — Ах да. Передай спасибо папе.
   — Я не это имею в виду.
   — А что, мама? — спросила Сьюзен, наматывая на палец телефонный шнур.
   — Ты забыла поздравить меня с праздником.
   — А… Поздравляю. — И тут же повесила трубку.
   — Мам!
   Сьюзен подняла голову. На лестнице стоял Марк.
   — Ты не слышишь, как чайник надрывается? Даже наверху сидеть невозможно.
   — Удивляюсь, как это ты умудряешься что-то расслышать сквозь этот тяжелый рок, — заметила Сьюзен и, поднявшись с дивана, отправилась на кухню готовить чай.
   Они с Бертом не виделись со дня окончания занятий в университете во время летних каникул, а именно три недели. Перед отъездом во Флориду у нее не было особого желания встречаться с ним, она даже боялась начала нового семестра, боялась, что он опять будет ходить за ней по пятам. Но сейчас Сьюзен пробиралась в темноте по университетскому городку к дому Берта, страстно желая быть с ним, быть со своим другом, а он был ей именно другом.
   Сьюзен знала, что Берт поймет ее и даст нужный совет.
   Он открыл дверь и легонько чмокнул ее в щеку.
   — Добро пожаловать домой.
   — Спасибо, — поблагодарила Сьюзен, ощутив на своем лице легкий запах марихуаны. — Ну, как ты тут без меня поживал?
   Берт улыбнулся. У него было приятное, хотя и некрасивое лицо, открытая, приветливая улыбка. Он не жалел времени на своих друзей и всегда им помогал.
   — Не очень, и все из-за этого Гардинера.
   Гардинер был сослуживцем Берта, профессором истории. Оба они претендовали в университете на место декана, хотя Берт заслуживал его больше.
   — А что случилось? — с участием спросила Сьюзен.
   — Он победил.
   — Ой, Берт, мне очень жаль…
   Берт пожал плечами.
   — Наверное, это все из-за моей бороды, — попробовал пошутить он. — Ты же знаешь, какие консерваторы сидят в университете.
   Сьюзен дотронулась рукой до его аккуратно подстриженной, уже седеющей бородки.
   — А по-моему, у тебя просто замечательная борода, — сказала она.
   Берт подвел Сьюзен к кушетке, и, отодвинув в сторону ворох каких-то бумаг, она села. Несмотря на царящий беспорядок, в квартире Берта она всегда чувствовала себя уютно.
   — Выпьешь вина? — спросил он.
   — С удовольствием, налей большой стакан.
   — Самое неприятное, — крикнул Берт уже из кухни, — что Гардинер теперь мой шеф! Со льдом?
   — Конечно, и захвати самокрутку.
   — У меня осталось несколько штук.
   Сьюзен услышала тихое позвякивание брошенных в стакан кубиков льда.
   — А мне много и не нужно. Давай неси.
   Лоренс любил называть ее «великовозрастной хиппи».
   Сьюзен не обижалась, ей было безразлично его мнение.
   Что ужасного в том, что они с Бертом время от времени выкуривали по самокрутке. До знакомства с Бертом она несколько лет не баловалась «травкой». После ухода от Лоренса перестала испытывать в ней потребность, хотя до этого смолила с удовольствием. И сигареты, и «травку».
   Начало было в колледже, вместе с Дэвидом. Оказывается, жизнь ее началась и закончилась вместе с Дэвидом.
   Берт вернулся в гостиную, подал ей стакан и кинул на стол тоненькую самокрутку. Сьюзен взглянула на нее. Бумага сморщенная, концы туго скручены. Дэвид делал такие же. Сделав щедрый глоток, Сьюзен взяла ее в руки и закурила от зажигалки в руках Берта, после чего он устроился у ее ног.
   — Что-нибудь случилось? Я не ждал тебя сегодня. Как дела у Джо и Фриды?
   Сьюзен глубоко затянулась и, выдохнув струю дыма, рассмеялась. Ее легко было рассмешить.
   — Почему ты всегда называешь моего отца Джо? Ужасно звучит. Его ведь зовут Джозеф.
   — Ладно, не буду. Как тебе там погостилось?
   Сьюзен сделала еще одну затяжку. Во рту стало сухо.
   Голова закружилась.
   — Так себе. В общем, терпимо, как я и ожидала.
   Вслушиваясь в глуховатый голос Берта, Сьюзен задержала во рту сладкий дым и почувствовала наступающий покой.
   — Ну так что? — спросил он.
   — Как что?
   Она выдохнула.
   — Неспроста ведь и пришла сегодня вечером ко мне.
   Хотелось бы надеяться, что тебе не терпелось меня видеть, но, я уверен, дело не в том.
   Он опять улыбнулся, и на этот раз улыбка была теплой, ободряющей.
   — Ну что ты! Я по тебе и вправду соскучилась, — солгала Сьюзен.
   А может, правду сказала? Она и сама не знала.
   Берт отпил из своего стакана.
   — Да, да… Но тебя что-то беспокоит. Что?
   — Ты так считаешь? — спросила Сьюзен.
   Голова снова закружилась, и, она могла поклясться, сердце слегка приостановилось. Она протянула Берту окурок: ей пока достаточно.
   — Ты считаешь, что мой приход связан только с моими проблемами?
   — Могут быть и более серьезные причины.
   Откинувшись на спинку дивана, Сьюзен повертела в руках стакан. Обычный граненый стакан, который можно купить в любом посудном магазинчике. Его нельзя сравнить с тем изящным бокалом из уотерфордского хрусталя, из которого она пила вино прошлым вечером у родителей. Но он был ей более по душе, казался более честным, что ли.
   — Ну ладно, сдаюсь. Я и вправду пришла к тебе по делу. По возвращении домой я прослушала сообщение автоответчика, которое меня очень взволновало.
   — Подожди, не говори, попробую догадаться сам. Звонил Гардинер и пригласил тебя на свидание. Хочет, так сказать, обложить меня со всех сторон.
   Сьюзен рассмеялась.
   — Он ведь женат.
   — Ну и что! Такому, как он, это не столь важно.
   — Это верно, но ты не угадал. — Сьюзен покачала головой. — Это не Гардинер.
   Берт выжидающе посмотрел на нее.
   Сьюзен взяла папироску из его рук. «Еще одну затяжку, — решила она. — Тогда легче будет сказать».
   — Звонила моя давняя подруга, даже не подруга, а старая знакомая.
   На камине стояли капитанские часы Берта. Сьюзен показалось, что они идут невыносимо громко. Затянувшись еще раз, она на несколько секунд задержала в легких дым, потом медленно выпустила его.
   — Познакомились мы давно, еще в шестидесятых.
   — Ого, — присвистнул Берт. — Призрак из прошлого.
   Сьюзен поставила стакан на стол, предварительно отодвинув в сторону журнал.
   — Никогда не думала, что она когда-нибудь объявится.
   Папироска почти догорела. Поспешно затянувшись в последний раз, Сьюзен затушила окурок и закрыла лицо руками. Ну почему так трудно рассказать обо всем Берту?
   Ведь сейчас девяностые годы.
   — Не знаю, как у тебя, но у меня в жизни было такое, о чем я предпочитаю не вспоминать.
   — И ей об этом известно?
   — Да.
   — Это как-то связано с войной во Вьетнаме? С митингами протеста?
   Сьюзен опустила руки на колени.
   — Нет, не угадал.
   — Знаешь, в шестидесятые годы мы все наделали кучу ошибок.
   Сьюзен кивнула и убрала со лба прядь волос.
   — У меня был ребенок, Берт, и я от него отказалась.
   Берт тихонько присвистнул.
   — Да, неприятная история, — наконец проговорил он.
   — Я была в приюте для матерей-одиночек. Звонившая женщина — одна из тех, с кем я там жила. Мы распрощались двадцать пять лет назад.
   — Что она сказала?
   Сьюзен невесело рассмеялась.
   — Что хочет повидаться со мной и поговорить. Но этот дурацкий автоответчик прервал сообщение. Поэтому я ничего не знаю, оставила она свой номер телефона или нет, сказала ли о времени приезда. Я даже не знаю, зачем она приезжает.
   — Вы были подругами?
   — Нет. Она на несколько лет моложе, но в то время казалось — на целое поколение.
   — Она тоже отказалась от ребенка?
   — Да.
   — Тогда по этому поводу она и приезжает.
   — Скорее всего.
   Сьюзен допила свой стакан.
   — Возможно, у нее что-то произошло в жизни, и она вспомнила прошлое.
   — Да, но почему она выбрала для этой цели меня, Берт?
   Мы были едва знакомы.
   — Кто знает! Что ты собираешься делать?
   — А что я могу делать? Я ведь не могу позвонить ей и сказать, чтобы она не приезжала.
   Берт сел, скрестив ноги, и заглянул в свой стакан.
   — А Марк знает, что у тебя был ребенок?
   — Нет. А что?
   — Может, стоит рассказать ему? Он ведь уже достаточно взрослый, чтобы понять.
   — Мы с Марком в последнее время не очень-то ладим.
   Берт вопросительно взглянул на нее.
   — Это длинная история, — ответила Сьюзен. — Все из-за Лоренса. — Она принялась собирать разбросанные по кушетке бумаги Берта в стопку. — Думаю, сейчас не время посвящать его в мою прошлую жизнь.
   — Более подходящего времени может не быть, Сьюзен.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Подумай. Возможно, эта женщина что-то знает о твоем ребенке. Кстати, кто у тебя родился? Мальчик, девочка?
   — Мальчик.
   — И сколько ему сейчас? Двадцать пять?
   — Почти.
   — Наверное, она что-то знает о нем. Такое ведь возможно?
   Сьюзен посмотрела на него пристально. Именно этого она боялась, однако всеми силами гнала от себя эту мысль.
   Нет, этого просто не может быть. Однако высказывать свои сомнения не стала.
   — Да. Но возможно и другое, что я ее вообще никогда не увижу, — вместо ответа сказала она.
   Берт допил свое вино.
   — Очень может быть. Но, по-моему, тебе нужно быть готовой к встрече.
   Она пыталась забыть этот злосчастный звонок. Но на следующее утро вместо работы над программой по мировой литературе Сьюзен, к своему удивлению, занялась совершенно несвойственными ей делами — разборкой шкафов, мытьем раковины, уничтожением каких-то ненужных коробочек и баночек, которых за последний год скопилось множество. Марк ушел в школу, и Сьюзен была этому рада — гнетущая атмосфера, царившая до этого в доме, рассеялась.