Страница:
– Вот! – воскликнула Лори.
Свет погас. Дверь распахнулась. Высокий светловолосый мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами вышел спиной вперед в коридор в обнимку со стопкой папок.
– Работа, работа и работа, – прокомментировала Лори. Он подскочил, прижав ладонью одной руки верхнюю папку, раскрыл рот и в полном замешательстве уставился на Лори:
– Ты что здесь делаешь?
– Пришла с надеждой, что ты поможешь моему другу найти кое-какую информацию о его отце. Он хотел бы взглянуть на свидетельство о браке своей матери и свое свидетельство о рождении. Нэд, это легендарный Хью Ковентри. Хью, познакомься с моим другом Нэдом Данстэном.
Ковентри зарделся румянцем:
– Позвольте мне… уф… – Он опустил стопку папок на пол и сделал шаг вперед, чтобы пожать мне руку. – Хью Ковентри. Рад помочь вам. Сэр.
– Надеюсь, мы не отрываем вас от дел, – сказал я.
– Это может подождать, – махнул он рукой в сторону папок. – Вы друг Лори?
– Миссис Хэтч и я познакомились несколько дней назад. Она так добра ко мне.
– Ваша фамилия Данстэн? Вы один из эджертонских Данстэнов?
– Только не обвиняйте меня в этом, – сказал я. Глаза Ковентри осветились радостью, и он чуть попятился.
– Шутите? Вы же из одной из самых восхитительных семей в городе.
Мне почудилось, я как на ладони вижу всю его жизнь. Хью Ковентри был порядочным парнем, который всегда жил один в окружении своих книг в скромной двухкомнатной квартирке под самой крышей. Он любил весь мир, не персонализируя его.
– Ваши предки, братья Омар и Сильвэйн Данстэны, основали Эджертонский кредитный банк, ныне – Провидент-банк, штат Иллинойс. Одно время им принадлежал едва ли не весь деловой центр Эджертона. Говард Данстэн построил отель «Мерчантс». Хотелось бы знать о них побольше.
– Вот и мне тоже, – сказал я.
– Вы, наверное, родственник Аннет Рутлидж. Миссис Рутлидж передала нам замечательную коллекцию семейных фотографий Данстэнов. Мне очень неловко, но, похоже, их сейчас куда-то на время переложили. Мы наверняка отыщем снимки через денек-другой.
Миссис Рутлидж – тетя моей матери, пояснил я, и она была бы просто счастлива, если б узнала, что ее фотографии попали на выставку к юбилею города. А еще выразил надежду, что Ковентри поможет мне.
– Конечно же. – Ковентри взглянул на стопку папок. – Вы не могли бы… э-э-э…
Я взял половину папок из стопки и зашел вслед за ним в темный кабинет. На длинном столе друг против друга примостились два компьютера – словно игроки в шахматы.
– Здесь можно найти свидетельства о браке? – поинтересовалась Лори.
– И свидетельства о рождении. Месяцы ушли на то, чтобы навести в архиве порядок, и, кстати, я еще не все здесь закончил. – Ковентри включил верхний свет. – На очереди кабинет секретаря округа[34]. Об этом даже подумать страшно.
– Да ты спишь и видишь, как бы поскорее заняться кабинетом секретаря округа, – улыбнулась Лори. – Так как насчет Нэда?
Ковентри взглянул на меня так, будто я только что спустился с облака. Он забыл, что я здесь.
– Вас интересует свидетельство о браке вашей матери? Какая-то путаница? – В глазах его мелькнул огонек. – Я не собираюсь совать нос в чужие дела любопытства ради, вы понимаете, да?
– Путаница, думаю, правильное слово, – сказал я. – Мать мою звали Валери Данстэн. Она дала мне свою фамилию, несмотря на то что была замужем. Перед смертью она сказала мне, что отца моего звали Эдвард Райнхарт. Я буду очень благодарен вам за любую информацию.
Ковентри сел за компьютер в дальнем конце стола. Он вглядывался в монитор с восхищением маленького мальчика, наблюдающего за движением электропоезда. Лори встала у него за спиной, когда он начал двигать мышкой и щелкать по клавиатуре.
– Отсюда можно получить доступ к любой информации.
– Неудивительно, почему все вас так любят.
Вновь зардевшись, Ковентри взглянул на меня через стол:
– Вы знаете, в каком году ваша мать вышла замуж?
– В пятьдесят седьмом.
Он двинул мышку по коврику чуть на себя и сделал двойной щелчок:
– В-а-л-е-р-и?
Я кивнул. Лори приблизилась на шаг и опустила ладонь ему на плечо. Ковентри щелкнул мышкой и подался к экрану монитора.
– Да это ошибка, – глядя на экран, нахмурилась Лори. Ковентри поднял на меня глаза:
– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Дональд Мессмер?
– А что?
– Судя по этой информации, Дональд Мессмер женился на Валери Данстэн двадцать пятого ноября пятьдесят седьмого года. Питер Бонтли, мировой судья, провел церемонию; свидетели Лорелей Бонтли и Кеннет Шермергорн.
– Я же говорю, здесь ошибка, – повторила Лори. – Его отца звали Эдвард Райнхарт.
Ковентри проделал несколько манипуляций мышкой:
– Свидетельство о рождении должно нам кое-что прояснить. Назовите, пожалуйста, дату вашего рождения.
– Двадцать пятое июня пятьдесят восьмого года.
– Совсем скоро! – Он широко улыбнулся мне. – Если нам до него не суждено еще раз встретиться – с днем рождения вас.
Я поблагодарил.
– Ваше полное имя?
– Нэд Данстэн. Ковентри моргнул:
– А разве Нэд не уменьшительное от Эдвард? У вас нет второго имени?
– Просто Нэд Данстэн.
– Это очень удобно, – заметил он. – Однако, если вы чувствуете себя обделенным, можете взять одно из моих вторых имен, хотите? Пожалуйста, на выбор: Джилликоу, Йорк и Сент-Джордж. Рекомендую Джилликоу. Прекрасная ветвь девятнадцатого века.
Лори убрала руку с его плеча:
– А твое полное имя Хью Джилликоу Йорк Сент-Джордж Ковентри?
– Это было единственным способом сохранить добрые отношения с родственниками.
– Вот и мой отец был таким же, – вздохнула Лори. – у него имя длиннющее, хоть зачитывай по бумажке, но сам он всегда представлялся только как Ив Д'Ленси.
Джилликоу Йорк Сент-Джордж Ковентри сложил руки на пряжке ремня и снова улыбнулся мне.
– Если я не ошибаюсь, вы искали свидетельство о рождении Нэда? – напомнил я.
– О! Ради бога, простите, Нэд!
– Я согласен на Сент-Джордж, – сказал я. – Это была прекрасная ветвь девятнадцатого века.
Ковентри ударил по клавише и вновь подался телом вперед.
– Я быстренько, буквально пару секунд… – Он помедлил. – Ну, вот.
Ковентри поерзал на стуле, подался еще ближе к монитору и подпер ладонью подбородок.
– Не поняла, – проговорила Лори.
– Не томите, – попросил я. Ковентри прочистил горло.
– Имя новорожденного: Нэд Данстэн. Дата рождения: двадцать пятое июня пятьдесят восьмого. Время рождения: три двадцать утра. Место рождения: муниципальная больница Святой Анны. Вес семь фунтов, двенадцать унций. Длина: двадцать дюймов. Мать: Валери Данстэн. Отец: Дональд Мессмер. Лечащий врач: нет такового. Акушерка: Хэйзел Янски. – Ковентри поднял на меня глаза. – Как правило, в пятидесятые акушерки присутствовали чуть ли не на половине всех родов в больнице Святой Анны. Имя Хэйзел Янски попадается довольно часто.
– Кто заполняет бланки свидетельств? – спросила Лори.
– Служащие больницы, но имя отца им сообщает мать.
Присущая Ковентри деликатность заставила его умолкнуть в нерешительности, и я сказал:
– Вы можете смело говорить мне все, что считаете нужным, не надо щадить мои чувства, Хью.
– На церемонии бракосочетания необходимы документы, удостоверяющие личности брачующихся. Мировой судья никогда не поженит пару, если она не предъявят ему водительские права и свидетельства о рождении обоих. Но есть одно «но». Не знаю, что вы на этот счет скажете, однако бывают случаи, когда беременная женщина выходит замуж за другого – не отца ребенка. После родов она имеет полное право объявить своего мужа настоящим отцом ребенка. Понимаете, о чем я?
– Возможно, вы правы, – проговорил я.
– Я очень неловко себя чувствую, предполагая подобные вещи, но если она назвала вам имя вашего отца, а в записях стоит другое имя…
– Да нет, все вполне логично, – прервал его я. – Нам пора уходить, но не могли бы мы встретиться еще раз? Я хотел бы посмотреть кое-что еще.
– Хотите, приходите завтра утром. Двери будут закрыты, но если врежете по двери как следует, я вас услышу.
Лори поцеловала его в макушку:
– Ты чудо.
– Лори?
– Хью?
– Поужинаем сегодня? Или в кино? А может, поужинаем – и в кино?
– Только не сегодня, – покачала она головой. – Но ты все равно прелесть.
45
46
47
Свет погас. Дверь распахнулась. Высокий светловолосый мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами вышел спиной вперед в коридор в обнимку со стопкой папок.
– Работа, работа и работа, – прокомментировала Лори. Он подскочил, прижав ладонью одной руки верхнюю папку, раскрыл рот и в полном замешательстве уставился на Лори:
– Ты что здесь делаешь?
– Пришла с надеждой, что ты поможешь моему другу найти кое-какую информацию о его отце. Он хотел бы взглянуть на свидетельство о браке своей матери и свое свидетельство о рождении. Нэд, это легендарный Хью Ковентри. Хью, познакомься с моим другом Нэдом Данстэном.
Ковентри зарделся румянцем:
– Позвольте мне… уф… – Он опустил стопку папок на пол и сделал шаг вперед, чтобы пожать мне руку. – Хью Ковентри. Рад помочь вам. Сэр.
– Надеюсь, мы не отрываем вас от дел, – сказал я.
– Это может подождать, – махнул он рукой в сторону папок. – Вы друг Лори?
– Миссис Хэтч и я познакомились несколько дней назад. Она так добра ко мне.
– Ваша фамилия Данстэн? Вы один из эджертонских Данстэнов?
– Только не обвиняйте меня в этом, – сказал я. Глаза Ковентри осветились радостью, и он чуть попятился.
– Шутите? Вы же из одной из самых восхитительных семей в городе.
Мне почудилось, я как на ладони вижу всю его жизнь. Хью Ковентри был порядочным парнем, который всегда жил один в окружении своих книг в скромной двухкомнатной квартирке под самой крышей. Он любил весь мир, не персонализируя его.
– Ваши предки, братья Омар и Сильвэйн Данстэны, основали Эджертонский кредитный банк, ныне – Провидент-банк, штат Иллинойс. Одно время им принадлежал едва ли не весь деловой центр Эджертона. Говард Данстэн построил отель «Мерчантс». Хотелось бы знать о них побольше.
– Вот и мне тоже, – сказал я.
– Вы, наверное, родственник Аннет Рутлидж. Миссис Рутлидж передала нам замечательную коллекцию семейных фотографий Данстэнов. Мне очень неловко, но, похоже, их сейчас куда-то на время переложили. Мы наверняка отыщем снимки через денек-другой.
Миссис Рутлидж – тетя моей матери, пояснил я, и она была бы просто счастлива, если б узнала, что ее фотографии попали на выставку к юбилею города. А еще выразил надежду, что Ковентри поможет мне.
– Конечно же. – Ковентри взглянул на стопку папок. – Вы не могли бы… э-э-э…
Я взял половину папок из стопки и зашел вслед за ним в темный кабинет. На длинном столе друг против друга примостились два компьютера – словно игроки в шахматы.
– Здесь можно найти свидетельства о браке? – поинтересовалась Лори.
– И свидетельства о рождении. Месяцы ушли на то, чтобы навести в архиве порядок, и, кстати, я еще не все здесь закончил. – Ковентри включил верхний свет. – На очереди кабинет секретаря округа[34]. Об этом даже подумать страшно.
– Да ты спишь и видишь, как бы поскорее заняться кабинетом секретаря округа, – улыбнулась Лори. – Так как насчет Нэда?
Ковентри взглянул на меня так, будто я только что спустился с облака. Он забыл, что я здесь.
– Вас интересует свидетельство о браке вашей матери? Какая-то путаница? – В глазах его мелькнул огонек. – Я не собираюсь совать нос в чужие дела любопытства ради, вы понимаете, да?
– Путаница, думаю, правильное слово, – сказал я. – Мать мою звали Валери Данстэн. Она дала мне свою фамилию, несмотря на то что была замужем. Перед смертью она сказала мне, что отца моего звали Эдвард Райнхарт. Я буду очень благодарен вам за любую информацию.
Ковентри сел за компьютер в дальнем конце стола. Он вглядывался в монитор с восхищением маленького мальчика, наблюдающего за движением электропоезда. Лори встала у него за спиной, когда он начал двигать мышкой и щелкать по клавиатуре.
– Отсюда можно получить доступ к любой информации.
– Неудивительно, почему все вас так любят.
Вновь зардевшись, Ковентри взглянул на меня через стол:
– Вы знаете, в каком году ваша мать вышла замуж?
– В пятьдесят седьмом.
Он двинул мышку по коврику чуть на себя и сделал двойной щелчок:
– В-а-л-е-р-и?
Я кивнул. Лори приблизилась на шаг и опустила ладонь ему на плечо. Ковентри щелкнул мышкой и подался к экрану монитора.
– Да это ошибка, – глядя на экран, нахмурилась Лори. Ковентри поднял на меня глаза:
– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Дональд Мессмер?
– А что?
– Судя по этой информации, Дональд Мессмер женился на Валери Данстэн двадцать пятого ноября пятьдесят седьмого года. Питер Бонтли, мировой судья, провел церемонию; свидетели Лорелей Бонтли и Кеннет Шермергорн.
– Я же говорю, здесь ошибка, – повторила Лори. – Его отца звали Эдвард Райнхарт.
Ковентри проделал несколько манипуляций мышкой:
– Свидетельство о рождении должно нам кое-что прояснить. Назовите, пожалуйста, дату вашего рождения.
– Двадцать пятое июня пятьдесят восьмого года.
– Совсем скоро! – Он широко улыбнулся мне. – Если нам до него не суждено еще раз встретиться – с днем рождения вас.
Я поблагодарил.
– Ваше полное имя?
– Нэд Данстэн. Ковентри моргнул:
– А разве Нэд не уменьшительное от Эдвард? У вас нет второго имени?
– Просто Нэд Данстэн.
– Это очень удобно, – заметил он. – Однако, если вы чувствуете себя обделенным, можете взять одно из моих вторых имен, хотите? Пожалуйста, на выбор: Джилликоу, Йорк и Сент-Джордж. Рекомендую Джилликоу. Прекрасная ветвь девятнадцатого века.
Лори убрала руку с его плеча:
– А твое полное имя Хью Джилликоу Йорк Сент-Джордж Ковентри?
– Это было единственным способом сохранить добрые отношения с родственниками.
– Вот и мой отец был таким же, – вздохнула Лори. – у него имя длиннющее, хоть зачитывай по бумажке, но сам он всегда представлялся только как Ив Д'Ленси.
Джилликоу Йорк Сент-Джордж Ковентри сложил руки на пряжке ремня и снова улыбнулся мне.
– Если я не ошибаюсь, вы искали свидетельство о рождении Нэда? – напомнил я.
– О! Ради бога, простите, Нэд!
– Я согласен на Сент-Джордж, – сказал я. – Это была прекрасная ветвь девятнадцатого века.
Ковентри ударил по клавише и вновь подался телом вперед.
– Я быстренько, буквально пару секунд… – Он помедлил. – Ну, вот.
Ковентри поерзал на стуле, подался еще ближе к монитору и подпер ладонью подбородок.
– Не поняла, – проговорила Лори.
– Не томите, – попросил я. Ковентри прочистил горло.
– Имя новорожденного: Нэд Данстэн. Дата рождения: двадцать пятое июня пятьдесят восьмого. Время рождения: три двадцать утра. Место рождения: муниципальная больница Святой Анны. Вес семь фунтов, двенадцать унций. Длина: двадцать дюймов. Мать: Валери Данстэн. Отец: Дональд Мессмер. Лечащий врач: нет такового. Акушерка: Хэйзел Янски. – Ковентри поднял на меня глаза. – Как правило, в пятидесятые акушерки присутствовали чуть ли не на половине всех родов в больнице Святой Анны. Имя Хэйзел Янски попадается довольно часто.
– Кто заполняет бланки свидетельств? – спросила Лори.
– Служащие больницы, но имя отца им сообщает мать.
Присущая Ковентри деликатность заставила его умолкнуть в нерешительности, и я сказал:
– Вы можете смело говорить мне все, что считаете нужным, не надо щадить мои чувства, Хью.
– На церемонии бракосочетания необходимы документы, удостоверяющие личности брачующихся. Мировой судья никогда не поженит пару, если она не предъявят ему водительские права и свидетельства о рождении обоих. Но есть одно «но». Не знаю, что вы на этот счет скажете, однако бывают случаи, когда беременная женщина выходит замуж за другого – не отца ребенка. После родов она имеет полное право объявить своего мужа настоящим отцом ребенка. Понимаете, о чем я?
– Возможно, вы правы, – проговорил я.
– Я очень неловко себя чувствую, предполагая подобные вещи, но если она назвала вам имя вашего отца, а в записях стоит другое имя…
– Да нет, все вполне логично, – прервал его я. – Нам пора уходить, но не могли бы мы встретиться еще раз? Я хотел бы посмотреть кое-что еще.
– Хотите, приходите завтра утром. Двери будут закрыты, но если врежете по двери как следует, я вас услышу.
Лори поцеловала его в макушку:
– Ты чудо.
– Лори?
– Хью?
– Поужинаем сегодня? Или в кино? А может, поужинаем – и в кино?
– Только не сегодня, – покачала она головой. – Но ты все равно прелесть.
45
– Странно. Твоим отцом не мог быть человек по имени Дональд Мессмер.
– Хью подкинул хорошую мысль, – сказал я. – Когда мама выходила замуж, она была беременна. Кстати, Стар проявляла удивительную небрежность всякий раз, когда дело касалось официальных документов.
– Надо связаться с этим Мессмером. – Лори повернула ключ и завела машину. – У Поузи Феабразер, няни Кобби, есть компьютерный диск с адресами и телефонами людей из тысяч разных городов. Ну что, куда едем?
Я показал ей клочок бумаги. Корявым почерком Тоби нацарапал имя «Макс Эдисон» и слова «Окружная больница, Маунт-Вернон».
– Это далеко отсюда?
– Не близко, но прямо по автостраде. Если мы в больнице не задержимся, у нас останется уйма времени. Кстати, там, на другом берегу Мэрион, есть место, где можно отлично пообедать.
Мы влились в поток уличного движения и направились в сторону автострады.
– Как ты раздобыл имя этого человека? Макс Эдисон знал твоего отца?
Я сказал, что услышал о нем от Тоби Крафта, владельца ломбарда на Лэньярд-стрит, который был женат на моей бабушке, Куинни Данстэн.
– Когда мы вышли из «Лё Мадригаля», именно к Тоби я и направился, – добавил я.
– А, – кивнула Лори.
– Он не хочет, чтоб его во все это вмешивали. Тоби дал эту информацию лишь при условии, что я не проболтаюсь о нашем с ним разговоре и о том, что имя сообщил мне он.
Лори свернула к северному въезду на автомагистраль.
– А твоего отца звали Ив Д'Ленси и он разъезжал по африканским степям и охотился на львов?
– Не совсем так. Это долгая история. Вряд ли ты будешь ее слушать.
– Давай попробуем, – предложил я.
Ив Д'Ленси был обаятельным сорвиголовой, родился в аристократической семье, владевшей в Гаскони землей и замечательной коллекцией произведений искусства. В восемнадцатилетнем возрасте он сбежал в послевоенный Париж, чтобы с головой погрузиться в мир литературы и искусства, зарабатывал себе на жизнь газетными заметками, торговал произведениями искусства. Учился летать на самолетах; водил гоночные машины. В конце пятидесятых он переехал в Лос-Анджелес, где у него уже были клиенты – любители живописи, полностью доверявшие его вкусу. Он женился на матери Лори и купил дом в Беверли-хиллз. Потом родилась Лори, и в течение семи лет все шло хорошо. Потом он умер. У Лори осталось две картины из его личной коллекции.
– Отчего он умер?
Мне показалось, что в ее взгляде вспыхнуло бешенство.
– Отец всегда вылетал с аэродрома в долине Сан-Фернандо, чтобы повидаться с другом в Кэрмеле. У него была маленькая «сессна». Мотор заглох к северу от Санта-Барбары. И пали все – и королевские лошади, и вся королевская рать. – Оторвав от руля правую руку, она плавно взмахнула ею вниз.
– Тебе было семь лет.
– С тех пор, как только вижу «сессну», меня всегда воротит.
Я заметил еще один всплеск ярости в ее глазах. Она вытянула руки вперед и откинулась на спинку сиденья.
– Расскажи, как ты познакомилась со Стюартом Хэтчем.
Пять лет назад умеренно привлекательный мужчина лет сорока остановился подле Лори Д'Ленси в разгар вечеринки, разлившейся по первому, второму этажам и саду загородного дома, хозяином которого был исполнительный директор филиала «Эн-би-си» в Сан-Франциско. Стюарт Хэтч приятельствовал с исполнительным директором компании «КРОН», рангом повыше хозяина дома. Не сказать, чтоб Стюарт был некрасив или слишком стар; он не интересовал ее, пока не сообщил, что он бизнесмен из загадочного города в Иллинойсе. Лори в течение трех лет готовила обзоры для отдела новостей, и в тот вечер поняла, что у нее появился шанс победить в соперничестве с двумя молодыми корреспондентками, рыскавшими по загородному дому в поисках жертвы для интервью перед камерой. Иллинойский магнат вполне мог оказаться черной дырой в отдаленной галактике.
К концу вечеринки Стюарт Хэтч материализовался снова и предложил свой лимузин, чтоб довезти ее до дому. Приятели, с которыми она приехала сюда, уже исчезли, и альтернативой лимузину оставалось такси. Она согласилась.
Потом Хэтч начал осаду: присылал цветы, звонил по два-три раза в день – из автомобиля, в перерывах между совещаниями, из квартиры в Фэрмонте. Свитера и куртки ему доставляли от Неймана Маркуса; в свой последний вечер в Сан-Франциско он повез Лори в Иль-Пострио. Во время ужина Стюарт Хэтч изумил ее, предложив руку и сердце.
– Боже мой, как же этот парень задурил мне голову!
– Ты не сказала ему «да» за ужином в Иль-Пострио, – предположил я. – Если только это не был самый восхитительный ужин в твоей жизни и Стюарт не заказал парочку бутылок какого-нибудь потрясающего шампанского.
– «Рэдерер Кристалл». Которое, как взял на себя труд разъяснить мне Стюарт, стоит примерно столько же, сколько Святой Грааль. Дети в странах третьего мира готовы нырять в бездну, лишь бы краешком глаза взглянуть на одну бутылочку. У нас было две. И еда была изумительной. Но я отказала ему. Был ли Стюарт обескуражен? Стюарт не подозревает о существовании такого слова.
– Хью подкинул хорошую мысль, – сказал я. – Когда мама выходила замуж, она была беременна. Кстати, Стар проявляла удивительную небрежность всякий раз, когда дело касалось официальных документов.
– Надо связаться с этим Мессмером. – Лори повернула ключ и завела машину. – У Поузи Феабразер, няни Кобби, есть компьютерный диск с адресами и телефонами людей из тысяч разных городов. Ну что, куда едем?
Я показал ей клочок бумаги. Корявым почерком Тоби нацарапал имя «Макс Эдисон» и слова «Окружная больница, Маунт-Вернон».
– Это далеко отсюда?
– Не близко, но прямо по автостраде. Если мы в больнице не задержимся, у нас останется уйма времени. Кстати, там, на другом берегу Мэрион, есть место, где можно отлично пообедать.
Мы влились в поток уличного движения и направились в сторону автострады.
– Как ты раздобыл имя этого человека? Макс Эдисон знал твоего отца?
Я сказал, что услышал о нем от Тоби Крафта, владельца ломбарда на Лэньярд-стрит, который был женат на моей бабушке, Куинни Данстэн.
– Когда мы вышли из «Лё Мадригаля», именно к Тоби я и направился, – добавил я.
– А, – кивнула Лори.
– Он не хочет, чтоб его во все это вмешивали. Тоби дал эту информацию лишь при условии, что я не проболтаюсь о нашем с ним разговоре и о том, что имя сообщил мне он.
Лори свернула к северному въезду на автомагистраль.
– А твоего отца звали Ив Д'Ленси и он разъезжал по африканским степям и охотился на львов?
– Не совсем так. Это долгая история. Вряд ли ты будешь ее слушать.
– Давай попробуем, – предложил я.
Ив Д'Ленси был обаятельным сорвиголовой, родился в аристократической семье, владевшей в Гаскони землей и замечательной коллекцией произведений искусства. В восемнадцатилетнем возрасте он сбежал в послевоенный Париж, чтобы с головой погрузиться в мир литературы и искусства, зарабатывал себе на жизнь газетными заметками, торговал произведениями искусства. Учился летать на самолетах; водил гоночные машины. В конце пятидесятых он переехал в Лос-Анджелес, где у него уже были клиенты – любители живописи, полностью доверявшие его вкусу. Он женился на матери Лори и купил дом в Беверли-хиллз. Потом родилась Лори, и в течение семи лет все шло хорошо. Потом он умер. У Лори осталось две картины из его личной коллекции.
– Отчего он умер?
Мне показалось, что в ее взгляде вспыхнуло бешенство.
– Отец всегда вылетал с аэродрома в долине Сан-Фернандо, чтобы повидаться с другом в Кэрмеле. У него была маленькая «сессна». Мотор заглох к северу от Санта-Барбары. И пали все – и королевские лошади, и вся королевская рать. – Оторвав от руля правую руку, она плавно взмахнула ею вниз.
– Тебе было семь лет.
– С тех пор, как только вижу «сессну», меня всегда воротит.
Я заметил еще один всплеск ярости в ее глазах. Она вытянула руки вперед и откинулась на спинку сиденья.
– Расскажи, как ты познакомилась со Стюартом Хэтчем.
Пять лет назад умеренно привлекательный мужчина лет сорока остановился подле Лори Д'Ленси в разгар вечеринки, разлившейся по первому, второму этажам и саду загородного дома, хозяином которого был исполнительный директор филиала «Эн-би-си» в Сан-Франциско. Стюарт Хэтч приятельствовал с исполнительным директором компании «КРОН», рангом повыше хозяина дома. Не сказать, чтоб Стюарт был некрасив или слишком стар; он не интересовал ее, пока не сообщил, что он бизнесмен из загадочного города в Иллинойсе. Лори в течение трех лет готовила обзоры для отдела новостей, и в тот вечер поняла, что у нее появился шанс победить в соперничестве с двумя молодыми корреспондентками, рыскавшими по загородному дому в поисках жертвы для интервью перед камерой. Иллинойский магнат вполне мог оказаться черной дырой в отдаленной галактике.
К концу вечеринки Стюарт Хэтч материализовался снова и предложил свой лимузин, чтоб довезти ее до дому. Приятели, с которыми она приехала сюда, уже исчезли, и альтернативой лимузину оставалось такси. Она согласилась.
Потом Хэтч начал осаду: присылал цветы, звонил по два-три раза в день – из автомобиля, в перерывах между совещаниями, из квартиры в Фэрмонте. Свитера и куртки ему доставляли от Неймана Маркуса; в свой последний вечер в Сан-Франциско он повез Лори в Иль-Пострио. Во время ужина Стюарт Хэтч изумил ее, предложив руку и сердце.
– Боже мой, как же этот парень задурил мне голову!
– Ты не сказала ему «да» за ужином в Иль-Пострио, – предположил я. – Если только это не был самый восхитительный ужин в твоей жизни и Стюарт не заказал парочку бутылок какого-нибудь потрясающего шампанского.
– «Рэдерер Кристалл». Которое, как взял на себя труд разъяснить мне Стюарт, стоит примерно столько же, сколько Святой Грааль. Дети в странах третьего мира готовы нырять в бездну, лишь бы краешком глаза взглянуть на одну бутылочку. У нас было две. И еда была изумительной. Но я отказала ему. Был ли Стюарт обескуражен? Стюарт не подозревает о существовании такого слова.
46
В ресторане на другом берегу Мэрион пожилой официант принес нам меню еще длиннее, чем в «Лё Мадригале», и спросил, что мы будем пить.
– Бокал хорошего бордо, – попросила Лори, я заказал то же самое.
Официант удалился, и я сказал:
– За обедом я обычно не выпиваю, чтоб в сон не клонило.
– С одного-то бокала вина? – удивилась Лори. – Ну, расскажи наконец, почему Тоби Крафт так скрытничал по поводу Макса Эдисона? Они что, в одной шайке? Занимаются перевозкой «томми»[35] в футлярах для скрипок?
– Тоби намекал, что много лет назад с чем-то подобным был связан.
– Да и сейчас, куда ни глянь, – всюду криминал. – Лори улыбнулась мне коротко и печально.
– Как же Стюарту удалось уговорить тебя выйти замуж?
– Старым проверенным способом, – ответила она. – Как шпион, ходил за мной по пятам и «доставал», пока я не влюбилась в него.
Лори в подробностях описала его настойчивое ухаживание: междугородные звонки из других стран и континентов, переданные с посыльными орхидеи и дорогие наряды, частые приезды. Хэтч обещал ей насыщенную событиями, интересную жизнь, поездки в Нью-Йорк и Европу…
– Я думала, что смогу работать в этих комитетах, советах, экспертных группах, о которых он неустанно рассказывал мне. Звучало все так красиво – грандиозная жизнь, много полезных дел…
– И что же не сложилось?
– Ничего. Ничего этого не было. Стюарт решил выйти из состава администрации города. Я сама не могла ни в чем участвовать, потому что недостаточно знала Эджертон. А кроме всего прочего, Стюарт хотел сына – немедленно. Не просто ребенка, а именно сына. Его дед, Карпентер, заложил основы сложной системы их семейной доверительной собственности, по правилам которой деньги передавались по наследству первенцу мужского пола.
Средневековье какое-то… В конце концов я поняла, что он женился на мне с одной целью – чтоб я родила ему наследника и произвела впечатление на его приятелей, и только-то.
Детали этой невероятной системы доверительной собственности были так сложны, что я забыл их почти сразу же, как они слетели с языка Лори. Зато в памяти отчетливо сохранился один факт: Кобден Хэтч, отец Стюарта, скорректировал условия таким образом, что юридическое доказательство преступного поведения исключает возможность наследования. Очевидно, что его брат – паршивая овца – тревожил семейство.
Официант расставил перед нами тарелки.
– Иными словами, – продолжала Лори, – если Стюарта признают виновным в растрате, хищении или манипуляциях с налогами и тому подобном, все перейдет к Кобби. И, словно это недостаточная причина для моего дорогого муженька, чтобы отказать мне в разводе или в требовании опекунства, его дед передает все права наследования тому, кто будет считаться наследником на первое января следующего года.
– И ты уверена, что Стюарт нечист на руку?
– На все сто.
– Не понимаю. Он же рискует всем.
– Ты Стюарта не знаешь. Он проворачивает свои дела за пределами Штатов, через подставные компании со счетами в банке в Вест-Индии. И он даже сейчас абсолютно уверен, что выйдет сухим из воды.
– Но зачем он вообще этим занимается?
– Затем, что жаден и нетерпелив, хочет получить все и сразу. А еще, я уверена, он мечтает ткнуть деда носом в грязь. Стюарт очень мстителен.
Лори сосредоточилась на еде и подцепила вилкой ломтик филе с хрупкой белой арматуры рыбьего хребта.
– Завидую твоей приятельнице Эшли. Через десять лет у нее будет собственная адвокатская практика. В плане карьеры моя жизнь закончена. Осталась единственная реальная цель в жизни – вырастить Кобби, а Стюарт изо всех сил пытается отнять у меня сына.
– А Эшли, несомненно, завидует тебе и мечтает оказаться на твоем месте. Вот только разница между вами в том, что большинство мужчин, видя Эшли, мечтают затащить ее в постель. Когда же они видят тебя, они готовы пасть перед тобой ниц.
– Представляю, как бы это было здорово, – усмехнулась Лори. – Расскажи мне о Вишневой улице. И о своей маме.
Всю оставшееся время Лори развлекала меня подробным изложением невзгод, обрушившихся на нее после смерти отца. Ее мать вышла замуж за кинопродюсера из Бель Эр, знакомою Д'Ленси, и ее надежды на безопасность и покой обернулись чем-то вроде тюремного заключения. Патологически ревнивый, продюсер разрешал ей покидать дом только в сопровождении своих ассистентов женского пола. Поскольку он не доверял домашней прислуге, он уволил всех, кто работал у него, затем уволил новых – и так до тех пор, пока не остался с одним-единственным слугой, старым, немощным и злющим на всех и вся, за исключением его цепной собаки. Мать Лори начала спиваться. Продюсер отправил падчерицу в католическую школу для девочек, печально известную своей дисциплиной, и в один прекрасный день, копаясь в ящиках ее комода, нашел коробочку из-под пленки, плотно набитую марихуаной.
Он отправил Лори в частную клинику закрытого типа. В течение шести месяцев Лори делила комнату с шестнадцатилетней актрисой, и к ней приходили наставники, адвокаты, психиатры, а к актрисе – торговцы наркотиками. Когда Лори вернулась домой, она увидела мать, швыряющую одежду в чемоданы. Продюсер начал бракоразводный процесс и снял для матери и Лори маленький дом на краю Хэнкок-парка.
На ту сумму, что платил им продюсер, они еле-еле сводили концы с концами. Лори поступила в среднюю школу Джона Берроуза и изо всех сил старалась заботиться о матери, прятавшей бутылки с водкой за унитазом, под диванными подушками и всюду, где, как ей казалось, их невозможно обнаружить. В то лето, когда Лори закончила школу, мать умерла. Лори поступила в Беркли благодаря стипендии и конкурсным работам.
– На этом мой рассказ заканчивается, потому что вон за тем углом – Окружная больница.
– Бокал хорошего бордо, – попросила Лори, я заказал то же самое.
Официант удалился, и я сказал:
– За обедом я обычно не выпиваю, чтоб в сон не клонило.
– С одного-то бокала вина? – удивилась Лори. – Ну, расскажи наконец, почему Тоби Крафт так скрытничал по поводу Макса Эдисона? Они что, в одной шайке? Занимаются перевозкой «томми»[35] в футлярах для скрипок?
– Тоби намекал, что много лет назад с чем-то подобным был связан.
– Да и сейчас, куда ни глянь, – всюду криминал. – Лори улыбнулась мне коротко и печально.
– Как же Стюарту удалось уговорить тебя выйти замуж?
– Старым проверенным способом, – ответила она. – Как шпион, ходил за мной по пятам и «доставал», пока я не влюбилась в него.
Лори в подробностях описала его настойчивое ухаживание: междугородные звонки из других стран и континентов, переданные с посыльными орхидеи и дорогие наряды, частые приезды. Хэтч обещал ей насыщенную событиями, интересную жизнь, поездки в Нью-Йорк и Европу…
– Я думала, что смогу работать в этих комитетах, советах, экспертных группах, о которых он неустанно рассказывал мне. Звучало все так красиво – грандиозная жизнь, много полезных дел…
– И что же не сложилось?
– Ничего. Ничего этого не было. Стюарт решил выйти из состава администрации города. Я сама не могла ни в чем участвовать, потому что недостаточно знала Эджертон. А кроме всего прочего, Стюарт хотел сына – немедленно. Не просто ребенка, а именно сына. Его дед, Карпентер, заложил основы сложной системы их семейной доверительной собственности, по правилам которой деньги передавались по наследству первенцу мужского пола.
Средневековье какое-то… В конце концов я поняла, что он женился на мне с одной целью – чтоб я родила ему наследника и произвела впечатление на его приятелей, и только-то.
Детали этой невероятной системы доверительной собственности были так сложны, что я забыл их почти сразу же, как они слетели с языка Лори. Зато в памяти отчетливо сохранился один факт: Кобден Хэтч, отец Стюарта, скорректировал условия таким образом, что юридическое доказательство преступного поведения исключает возможность наследования. Очевидно, что его брат – паршивая овца – тревожил семейство.
Официант расставил перед нами тарелки.
– Иными словами, – продолжала Лори, – если Стюарта признают виновным в растрате, хищении или манипуляциях с налогами и тому подобном, все перейдет к Кобби. И, словно это недостаточная причина для моего дорогого муженька, чтобы отказать мне в разводе или в требовании опекунства, его дед передает все права наследования тому, кто будет считаться наследником на первое января следующего года.
– И ты уверена, что Стюарт нечист на руку?
– На все сто.
– Не понимаю. Он же рискует всем.
– Ты Стюарта не знаешь. Он проворачивает свои дела за пределами Штатов, через подставные компании со счетами в банке в Вест-Индии. И он даже сейчас абсолютно уверен, что выйдет сухим из воды.
– Но зачем он вообще этим занимается?
– Затем, что жаден и нетерпелив, хочет получить все и сразу. А еще, я уверена, он мечтает ткнуть деда носом в грязь. Стюарт очень мстителен.
Лори сосредоточилась на еде и подцепила вилкой ломтик филе с хрупкой белой арматуры рыбьего хребта.
– Завидую твоей приятельнице Эшли. Через десять лет у нее будет собственная адвокатская практика. В плане карьеры моя жизнь закончена. Осталась единственная реальная цель в жизни – вырастить Кобби, а Стюарт изо всех сил пытается отнять у меня сына.
– А Эшли, несомненно, завидует тебе и мечтает оказаться на твоем месте. Вот только разница между вами в том, что большинство мужчин, видя Эшли, мечтают затащить ее в постель. Когда же они видят тебя, они готовы пасть перед тобой ниц.
– Представляю, как бы это было здорово, – усмехнулась Лори. – Расскажи мне о Вишневой улице. И о своей маме.
Всю оставшееся время Лори развлекала меня подробным изложением невзгод, обрушившихся на нее после смерти отца. Ее мать вышла замуж за кинопродюсера из Бель Эр, знакомою Д'Ленси, и ее надежды на безопасность и покой обернулись чем-то вроде тюремного заключения. Патологически ревнивый, продюсер разрешал ей покидать дом только в сопровождении своих ассистентов женского пола. Поскольку он не доверял домашней прислуге, он уволил всех, кто работал у него, затем уволил новых – и так до тех пор, пока не остался с одним-единственным слугой, старым, немощным и злющим на всех и вся, за исключением его цепной собаки. Мать Лори начала спиваться. Продюсер отправил падчерицу в католическую школу для девочек, печально известную своей дисциплиной, и в один прекрасный день, копаясь в ящиках ее комода, нашел коробочку из-под пленки, плотно набитую марихуаной.
Он отправил Лори в частную клинику закрытого типа. В течение шести месяцев Лори делила комнату с шестнадцатилетней актрисой, и к ней приходили наставники, адвокаты, психиатры, а к актрисе – торговцы наркотиками. Когда Лори вернулась домой, она увидела мать, швыряющую одежду в чемоданы. Продюсер начал бракоразводный процесс и снял для матери и Лори маленький дом на краю Хэнкок-парка.
На ту сумму, что платил им продюсер, они еле-еле сводили концы с концами. Лори поступила в среднюю школу Джона Берроуза и изо всех сил старалась заботиться о матери, прятавшей бутылки с водкой за унитазом, под диванными подушками и всюду, где, как ей казалось, их невозможно обнаружить. В то лето, когда Лори закончила школу, мать умерла. Лори поступила в Беркли благодаря стипендии и конкурсным работам.
– На этом мой рассказ заканчивается, потому что вон за тем углом – Окружная больница.
47
Плавно поворачивая, дорога взбегала по холму, а на холме, над макушками дубов и буков, виднелось строение размером с офис федерального значения. Примерно на полпути к зданию мужчины без пиджаков или в купальных халатах сидели за столиками для пикника и прогуливались по лужайке, некоторые – в сопровождении медсестер. Высоченные буки бросали длинные тени на парковку.
А внутри самого здания его размеры неожиданно сужались до узкого коридора, ведущего к открытой конторке, паре дверей с рифленым стеклом и блоком лифтов. Все тут было окрашено в казенный зеленый цвет, и в воздухе едва ощутимо веяло карболкой.
Клерк за конторкой, слишком пожилой для своей кокетливой эспаньолки и лошадиного хвоста, поинтересовался:
– Чем могу помочь?
Я назвал ему имя пациента, которого мы хотели бы навестить.
Он призадумался:
– Э-Д-И-С-О-Н, как на лампочках пишут?
– М-А-К-С, – уточнил я, – как «до упора».
Мы с Лори поднялись на четвертый этаж. Долговязый санитар в зеленых штанах и рубахе с короткими рукавами откинулся на спинке кресла к стене и, сплетя пальцы рук на затылке, сидел с закрытыми глазами у входа в темную комнату, в которой человек двенадцать мужчин застыли перед экраном телевизора. Когда мы приблизились к санитару, он уронил руки и пулей выскочил из кресла. Ростом он был не менее шести футов семи дюймов и очень худой, как большинство таких высоких мужчин. С каким-то деревенским акцентом санитар спросил:
– Кого-то ищете, мисс, может, я вам чем помогу?
Лори сообщила, что мы разыскиваем мистера Эдисона.
– Макса-то? Он туточки, тиливизер смотрит. Сейчас я ему скажу, что у него гости.
Санитар нырнул в мерцающую темноту. Лори шепотом передразнила:
– «Тиливизер смотрит».
Через пару секунд маленький плотный мужчина лет семидесяти с густыми, постриженными коротким бобриком седыми волосами и аккуратной белой бородой, в металлических очках, распространяющий ауру превосходного самообладания и выдержки, предстал перед нами. В его взгляде я прочел живой интерес и проблеск удивления, когда он взглянул на меня. У него была безупречного шоколадного цвета кожа, на какой лет до девяносто не бывает морщин, за исключением разве что легких паутинок и линий на лбу и в уголках глаз. Макса Эдисона можно было бы принять за доктора на пенсии или знаменитого джазового музыканта почтенного возраста. С таким же успехом его можно было бы принять и за… много за кого. Жизнерадостный Зеленый Великан вышел вслед за ним.
– Мистер Эдисон? – спросил я.
Старик шагнул вперед, изучая нас все с тем же настороженным любопытством, затем развернулся на каблуках к Великану:
– Джарвис, я провожу гостей в приемную.
Эдисон привел нас в крохотную комнату с единственным столом и полками, плотно уставленными папками.
– Я так понимаю, ребята, меня вы знаете, но сам я, боюсь, не имел чести…
Я представил ему Лори и себя, и Макс пожал нам руки, не подав при этом виду, что имена наши ему знакомы. На джинсах его были идеальные стрелки, рубашка свежевыглаженна, туфли сияли. Я подумал, чего ему стоило поддерживать такие стандарты в Окружной больнице.
– Надеюсь, вы пришли сообщить мне, что я выиграл в лотерее.
– Увы, – улыбнулся я. – Я хотел бы спросить вас об одном человеке, которого вы, возможно, знали много лет назад.
– В какой связи?
– Скажем так, семейные дела, – сказал я.
Его лицо расслабилось, и он как бы улыбнулся, не улыбаясь, словно я ответил утвердительно на какие-то его мысли.
– Говорит ли вам что-либо фамилия Данстэн?
Он скрестил на груди руки, продолжая улыбаться, не улыбаясь.
– Как вам удалось узнать, что я здесь?
– Сообщил один человек, пожелавший остаться неизвестным, – сказал я. – Когда я спросил его о человеке, которого вы, вероятно, знали, он написал ваше имя на листке бумаги.
– Загадка на загадке… – ухмыльнулся Эдисон. – Я знавал когда-то человека, женившегося на женщине по фамилии Данстэн.
– Похоже на правду, – кивнул я.
– Ну что ты все ходишь вокруг да около? – вмешалась Лори. – Он же понял, что это был Тоби Крафт.
Как по команде мы с Эдисоном взглянули на нее. И разом рассмеялись.
– Вы чего?
– Ладно, давайте и вправду к делу, – сказал я.
– Но вы же поняли, что это он.
– Человек не хотел, чтобы называли его имя, – сказал Эдисон.
– Я испортила вам веселье, простите. Но не сомневаюсь, мистер Эдисон уже мог бы назвать того, о ком мы пришли сюда поговорить, к тому же остался только час свободного времени: мне надо возвращаться в город.
– Это так? – спросил я Эдисона. – Вы уже поняли, о ком идет речь?
– Может, вы сами назовете имя, чтобы я не гадал?
– Эдвард Райнхарт.
Эдисон бросил взгляд на дверь, затем уже с заметно уменьшившимся самообладанием взглянул на меня:
– Пойдемте-ка на свежий воздух. Там под буками так замечательно – порой забываешь, где ты…
– Тоби Крафт. Я называл его «мистер Контролер», поскольку именно таковым он и был.
Макс Эдисон, сидя напротив нас на скамеечке за столиком, глядел на высокие стройные буки и длинную зеленую лужайку. Глаза он спрятал за темными очками, а ноги в отутюженных джинсах вытянул в сторону от стола, скрестив лодыжки. Одним локтем Макс опирался на стол. Он выглядел так, будто подсел к нам на минутку, прежде чем встать и уйти восвояси.
А внутри самого здания его размеры неожиданно сужались до узкого коридора, ведущего к открытой конторке, паре дверей с рифленым стеклом и блоком лифтов. Все тут было окрашено в казенный зеленый цвет, и в воздухе едва ощутимо веяло карболкой.
Клерк за конторкой, слишком пожилой для своей кокетливой эспаньолки и лошадиного хвоста, поинтересовался:
– Чем могу помочь?
Я назвал ему имя пациента, которого мы хотели бы навестить.
Он призадумался:
– Э-Д-И-С-О-Н, как на лампочках пишут?
– М-А-К-С, – уточнил я, – как «до упора».
Мы с Лори поднялись на четвертый этаж. Долговязый санитар в зеленых штанах и рубахе с короткими рукавами откинулся на спинке кресла к стене и, сплетя пальцы рук на затылке, сидел с закрытыми глазами у входа в темную комнату, в которой человек двенадцать мужчин застыли перед экраном телевизора. Когда мы приблизились к санитару, он уронил руки и пулей выскочил из кресла. Ростом он был не менее шести футов семи дюймов и очень худой, как большинство таких высоких мужчин. С каким-то деревенским акцентом санитар спросил:
– Кого-то ищете, мисс, может, я вам чем помогу?
Лори сообщила, что мы разыскиваем мистера Эдисона.
– Макса-то? Он туточки, тиливизер смотрит. Сейчас я ему скажу, что у него гости.
Санитар нырнул в мерцающую темноту. Лори шепотом передразнила:
– «Тиливизер смотрит».
Через пару секунд маленький плотный мужчина лет семидесяти с густыми, постриженными коротким бобриком седыми волосами и аккуратной белой бородой, в металлических очках, распространяющий ауру превосходного самообладания и выдержки, предстал перед нами. В его взгляде я прочел живой интерес и проблеск удивления, когда он взглянул на меня. У него была безупречного шоколадного цвета кожа, на какой лет до девяносто не бывает морщин, за исключением разве что легких паутинок и линий на лбу и в уголках глаз. Макса Эдисона можно было бы принять за доктора на пенсии или знаменитого джазового музыканта почтенного возраста. С таким же успехом его можно было бы принять и за… много за кого. Жизнерадостный Зеленый Великан вышел вслед за ним.
– Мистер Эдисон? – спросил я.
Старик шагнул вперед, изучая нас все с тем же настороженным любопытством, затем развернулся на каблуках к Великану:
– Джарвис, я провожу гостей в приемную.
Эдисон привел нас в крохотную комнату с единственным столом и полками, плотно уставленными папками.
– Я так понимаю, ребята, меня вы знаете, но сам я, боюсь, не имел чести…
Я представил ему Лори и себя, и Макс пожал нам руки, не подав при этом виду, что имена наши ему знакомы. На джинсах его были идеальные стрелки, рубашка свежевыглаженна, туфли сияли. Я подумал, чего ему стоило поддерживать такие стандарты в Окружной больнице.
– Надеюсь, вы пришли сообщить мне, что я выиграл в лотерее.
– Увы, – улыбнулся я. – Я хотел бы спросить вас об одном человеке, которого вы, возможно, знали много лет назад.
– В какой связи?
– Скажем так, семейные дела, – сказал я.
Его лицо расслабилось, и он как бы улыбнулся, не улыбаясь, словно я ответил утвердительно на какие-то его мысли.
– Говорит ли вам что-либо фамилия Данстэн?
Он скрестил на груди руки, продолжая улыбаться, не улыбаясь.
– Как вам удалось узнать, что я здесь?
– Сообщил один человек, пожелавший остаться неизвестным, – сказал я. – Когда я спросил его о человеке, которого вы, вероятно, знали, он написал ваше имя на листке бумаги.
– Загадка на загадке… – ухмыльнулся Эдисон. – Я знавал когда-то человека, женившегося на женщине по фамилии Данстэн.
– Похоже на правду, – кивнул я.
– Ну что ты все ходишь вокруг да около? – вмешалась Лори. – Он же понял, что это был Тоби Крафт.
Как по команде мы с Эдисоном взглянули на нее. И разом рассмеялись.
– Вы чего?
– Ладно, давайте и вправду к делу, – сказал я.
– Но вы же поняли, что это он.
– Человек не хотел, чтобы называли его имя, – сказал Эдисон.
– Я испортила вам веселье, простите. Но не сомневаюсь, мистер Эдисон уже мог бы назвать того, о ком мы пришли сюда поговорить, к тому же остался только час свободного времени: мне надо возвращаться в город.
– Это так? – спросил я Эдисона. – Вы уже поняли, о ком идет речь?
– Может, вы сами назовете имя, чтобы я не гадал?
– Эдвард Райнхарт.
Эдисон бросил взгляд на дверь, затем уже с заметно уменьшившимся самообладанием взглянул на меня:
– Пойдемте-ка на свежий воздух. Там под буками так замечательно – порой забываешь, где ты…
– Тоби Крафт. Я называл его «мистер Контролер», поскольку именно таковым он и был.
Макс Эдисон, сидя напротив нас на скамеечке за столиком, глядел на высокие стройные буки и длинную зеленую лужайку. Глаза он спрятал за темными очками, а ноги в отутюженных джинсах вытянул в сторону от стола, скрестив лодыжки. Одним локтем Макс опирался на стол. Он выглядел так, будто подсел к нам на минутку, прежде чем встать и уйти восвояси.