Страуб Питер. Мистер Икс

   – Лис, – сказал я.
   Джой хлопнула в ладоши:
   – Я обожала лиса! Мне чудилось, если я буду долго-долго на него смотреть, старый Рейнар перестанет меня замечать и завершит тот шаг, на котором замер с поднятой лапой. Как же я мечтала une fois seulement^[53]увидеть, как он двигается. Только я опустилась на колени перед камином, как зазвонил телефон. Ох! Я чуть не упала в обморок. К двери кабинета приближались неторопливые папины шаги: бум, бум, бум. Я вскочила и спряталась за спинкой дивана. Вот он входит: бум, бум. С грохотом захлопывает дверь. Я видела снизу его ноги, приближающиеся к столу. Он снял трубку и некоторое время молчал. Затем произнес: «Элли. Прошу тебя, успокойся». Я знала, что он говорил с чужой женщиной. Он сказал: «Все будет хорошо. Он будет думать, что это его ребенок». Опустив трубку, отец проговорил: «Слишком много дыма из пушечного жерла». Затем он вышел из кабинета совсем неслышно.
   – Вы так никогда и не узнали, кто была эта Элли?
   – Мы никогда не встречались ни с какими Элли, – ответила Джой. – Мы вообще ни с кем не встречались.
   Она вгляделась в темень коридора:
   – Мне пора возвращаться к своим обязанностям. – Джой проводила меня и попрощалась неожиданно сухо и официально.

88

   Когда я сел за руль, в поясницу мне уткнулось что-то металлическое. Я расстегнул кобуру и положил пистолет Тоби на пассажирское сиденье. Было около половины десятого вечера июньского понедельника. Фонари роняли желтые круги на тротуар. Вишневая улица была невероятно красивой, и весь мир, казалось, застыл в покое. Все, что мне оставалось сегодня сделать, – добраться до «Медной головы» и отоспаться. Такая перспектива представлялась мне просто восхитительной. Я решил покататься по улицам, по которым шел после моего первого визита к Джой, чтобы стереть впечатления, полученные под гнетом горя и ярости.
   В конце квартала я повернул налево, и в глаза мне ударил свет фар. Серым нечетким пятном мимо пронесся пикап. Я глянул в зеркало заднего обзора и успел увидеть, как грузовик свернул на Вишневую.
   На следующем перекрестке я повернул направо и в трех кварталах впереди над пересечением Пан-стрит и Кордуэйнер-авеню увидел зеленый свет. Мне было все равно – успею ли я до того, как загорится красный: я никуда не торопился, и на душе было покойно. Деревянные каркасные дома, такие же, как у Нетти, проплывали за окном машины. Когда я ехал по второму кварталу, зеленый все еще горел, и я, не удержавшись, притопил педаль. В зеркале ярко полыхнула вспышка белого света. Я поднял глаза и увидел на полквартала позади серый пикап: включив дальний свет, он набирал скорость, чтоб устремиться за мной.
   Сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди. Маунтри вновь заявилось на Вишневую. Я резко нажал на педаль газа. Фары пикапа увеличились в размере вдвое, пока моя маленькая машина, лязгнув коробкой, переключилась на пониженную передачу и рванулась вперед.
   Футов за тридцать до перекрестка зеленый свет сменился желтым. Он все еще был желтым, когда я, надавив на клаксон, на полной скорости вылетел на Кордуэйнер-авеню. Бросив взгляд в зеркало, я успел заметить, что пикап продолжает преследование.
   Справа за разделительной полосой две машины, дернувшись, резко остановились за мгновение до того, как я пролетел мимо. В зеркале я увидел, что пикап, вылетев на красный свет, врезался во встречную машину и ее занесло поперек проезжей части. Слепящий свет фар в моем зеркале метнулся в сторону и пропал.
   Впереди были цепное ограждение и одноэтажные кирпичные здания Сосновой улицы. Вновь бросив взгляд в зеркало, я увидел, как пикап проскочил перекресток.
   В поисках выхода я подался телом вперед, навалившись грудью на руль. Массивная фигура застыла под светом уличного фонаря. Тот самый громила, с которым я столкнулся в день смерти матери, смотрел на меня, когда я пронесся мимо.
   И вновь меня ослепил отраженный зеркалом свет фар. Я резко нажал педаль тормоза. Заднюю часть «тауруса» занесло вправо, и я вывернул руль в ту же сторону. Улица крутанулась перед глазами. Пистолет соскользнул с пассажирского сиденья. Когда машина остановилась, мои глаза смотрели прямо в приближающиеся фары пикапа. Отпустив тормоз, я резко вдавил в пол педаль газа Машина прыгнула вперед, дернулась и замерла. Я почувствовал вонь горелой проводки. Огни на щитке приборов погасли.
   Двери пикапа распахнулись, выплюнув взрыв хриплого хохота. С подножки соскочил Джо Стэджерс. Крупный мужчина вывалился из другой двери и, тяжело ступая, направился ко мне. В руке он сжимал бейсбольную биту. Джо Стэджерс затягивал на ходу ремень:
   – Похоже, машинка мистера Данстэна послала его подальше, вот незадача, а?
   Его приятель заржал:
   – Ек-ек-ек!
   Я повернул ключ зажигания, и «таурус» глухо заворчал. Джо Стэджерс шлепнул ладонью по капоту моей машины:
   – Эй, может сперва пообщаемся, а?
   – Ек-ек-ек!
   Скорчившись, я попытался нащупать на коврике у сиденья пистолет.
   Физиономия Джо Стэджерса закрыла собой боковое стекло, как хэллоуинская тыква.
   – Вылезай, позабавимся! – Он потянулся к дверной ручке.
   Я был один против двоих. Как бы хорошо я ни умел драться, они меня прикончат. От глупейшей и мучительной смерти меня отделяли считаные минуты. Внезапно в голове моей с идеальной четкостью прозвучал голос Джой: «Он говорил, что поглощает время».
   «Ты можешь использовать время, если чувствуешь, что в состоянии сделать это».
   Желудок мой сжался. Я закрыл глаза и провалился в темноту.
   Когда глаза мои открылись вновь, я понял, что «сожрал» время. Я по-прежнему сидел в машине. Стэджерс исчез. Исчез и свет фар его грузовика. Окружающее ничем не напоминало покинутую мной Сосновую улицу. Лачуги из упаковочного картона стояли в грязном поле, обрывавшемся у деревянного забора с надписью: «Проход запрещен». Далеко позади, перед дряхлым деревянным строением, пламя горящего в бочке мусора бросало отсветы на дюжину мужчин, одетых как будто бы в слои сухой грязи. Все очень напоминало фотографию времен Великой депрессии. Голова моя прояснилась настолько, что я понял: это и было время Великой депрессии. Я перенесся почти на шестьдесят лет назад.
   Поначалу с осторожностью, затем с дерзкой уверенностью мужчины двинулись в мою сторону. Подозрительность и враждебность, словно терпкий запах, летели впереди них.
   Я повернул ключ – вхолостую заворчал стартер.
   Один из них крикнул:
   – Вы следите за нами, мистер? Что это у вас за машина?
   Угрожающей темной толпой они собрались у края дороги. Кричавший вытащил из кармана нож и выступил вперед. Остальные, сбившись в кучку за его спиной, тоже шагнули вперед.
   Я попытался припомнить, что я делал мгновение назад, и услышал приближающиеся шаги. Я подумал о Джо Стэджерсе; затем вспомнил, как шел по травяному ковру к развалинам на Нью-Провиденс-роуд. Впервые я понял тот способ, которым уже дважды пользовался. Мне бы хотелось связно описать мои ощущения, но это то же самое, что пытаться объяснить восприятие цвета Молния еще раз пронизала мой мозг. Я «съел» время, хотя чувствовал, что если кого и съедают, то меня.
   Темноту пробили лучи фар, и кто-то взвизгнул Меня едва не вырвало.
   Стэджерс стоял у своего пикапа, повернув голову, через плечо обратив ко мне отвратительную физиономию. В четырех футах впереди Ек-ек таращился на меня с перекошенным от ужаса лицом.
   – Быстро в машину, Коротышка, – приказал Стэджерс. Ек-ек выронил биту и, пошатываясь, руками ощупывая капот грузовика, обошел его спереди.
   Я повернул ключ. Приборы на щитке осветились, и двигатель ожил.

89

   Двигаясь как во сне, я почистил зубы, умылся и лег. Я никогда не пойму, что со мной происходит. Никаких разумных объяснений не находилось. Я уже никогда не смогу писать компьютерные программы, потому что никогда уже не буду тем человеком, который это делал. Я чувствовал, что заблудился, потерял себя в детективном романе, – пока не выключил свет.
   В шесть утра, мокрый от пота, я заставил себя подняться с постели, натянул голубую рубашку с короткими рукавами и последнюю пару чистых джинсов. Взял со стола «беретту». Шесть тридцать утра – довольно странное время для прогулок с пистолетом. Положил его обратно. Джо Стэджерс испытал унижение, он наверняка будет продолжать охотиться за мной, но вряд ли в дневное время. Я спрятал пистолет за мини-баром и отправился завтракать яичницей и кофе.
   По дороге в ломбард я купил в газетном ларьке свежий номер «Эха». Мэр Эджертона представил своего доброго друга Стюарта Хэтча собранию представителей местной прессы. Добрый друг мэра объявил о незамедлительном начале строительства Центра искусств и Дворца Согласия к северу от больницы Святой Анны, причем средств на эти сооружения уйдет примерно вполовину меньше, чем на большую парковку перед больницей.
   Рубрика поменьше внизу первой полосы шла под заголовком «Убийство в старом городе». Кассандра Литтл, тридцатидвухлетняя барменша «Спидвей Лонж», была зверски убита в своей квартире на Лоу-стрит. Когда в тот день она не явилась на работу, менеджер «Спидвея» Брюс Макмикен отправился к Кассандре домой, где обнаружил ее труп. Источник отделения полиции полагает, что мисс Литтл застала врасплох грабителя.
   На Честер-стрит над грудой обуглившихся балок торчали опаленные стены – как пережаренные тосты.
   Я повернул на Лэньярд-стрит. Тоби, наверное, еще спал. Я вошел в ломбард и минут двадцать подметал пол и выравнивал ряды товаров на полках. Затем, приводя в порядок бумаги на стойке, обнаружил под пресс-папье два бланка. Взяв их, я направился было в кабинет и тут заметил, что из-под его двери пробивается полоска света.
   – А я-то думаю, где вы, – начал я, открывая дверь. Тоби Крафт угрюмо смотрел на меня из-за стола – Разве вы... – Вопрос растаял у меня на губах.
   Вниз от шеи на грудь Тоби сбегала широкая полоса крови. Всклокоченные седые пряди, напоминающие парик, застывший взгляд темных глаз и изжелта-белое, как творог, лицо, казавшееся сердитым, – в первое мгновение мне почудилось, что сейчас Тоби вскочит и рассмеется над моим потрясением Внезапно густой запах крови ударил мне в ноздри.
   Роберт?
   Мне вдруг остро захотелось уйти… И идти, идти – далеко-далеко, туда, где английский язык понимают одни лишь официанты и уличные торговцы. Я вышел из кабинета и позвонил в полицию.
   В ту же секунду, как повесил трубку, я вспомнил об адвокате со смешным именем и вытянул из бумажника его визитку.
   К. Клейтон Крич спросил:
   – Убит? Как?
   – Кто-то перерезал ему горло.
   – Сейф не взломан?
   – Нет.
   – Полицию вызвали?
   – Да.
   – Так. Прямо сейчас необходимо сделать две вещи. Возьмите из нижнего ящика гроссбух и спрячьте его в кладовке. Когда сделаете это, позвоните.
   Его сухой голос был лишен всяких эмоций. Очевидно, подумал я, не первый раз ему приходится слышать об убийстве своего клиента. Выдвигая ящик стола, я старался не глядеть на тело Тоби. Спрятав гроссбух меж двух коробок в кладовке, я вернулся к телефону.
   – С этой минуты, мистер Данстэн, мы с вами заключаем договор. За плату в один доллар вы нанимаете меня в качестве своего юридического представителя. Я буду у вас через десять минут.
   – Мне не нужен юрист.
   – Будет нужен. В соответствии с завещанием мистера Крафта я хочу встретиться с вами и другими ныне здравствующими членами семьи его бывшей жены в два часа дня. Тогда вы поймете, почему я предпочитаю не обсуждать это дело в присутствии полиции. Держите язык за зубами, пока я к вам не приеду.
   Я повесил трубку и стал ждать лейтенанта Роули.

90

   Полицейский автомобиль в сопровождении синего седана с воем промчался по Лэньярд-стрит и остановился перед входом в ломбард. Двое в полицейской форме, выйдя из патрульной машины, наблюдали за тем, как из седана выбирался Роули. Он кинулся к двери, увидел меня внутри и стукнул кулаком в стекло. Роули продолжал молотить до тех пор, пока я не открыл.
   – Какого черта вы здесь делаете, Данстэн?
   – Я здесь работаю. Сегодня второй день.
   – Тело обнаружили вы?
   – Вы же сами знаете, что я. Когда я звонил в участок, назвал свое имя.
   Рони ткнул пальцем в сторону одного из полицейских:
   – Нельсон, запишите показания мистера Данстэна и отвезите его в участок. Где труп?
   – Там, в кабинете.
   Роули влетел в кабинет. Тоби как будто смотрел на меня, а у меня вдруг возникло сумасшедшее желание подойти и поправить ему волосы. Еще две полицейские машины подъехали к ломбарду. Капитан Мьюллен и незнакомый мне детектив вышли из второй.
   Мьюллен смерил меня ледяным взглядом, потом вошел в кабинет. Детектив последовал за ним. Я услышал, как Мьюллен сказал:
   – Знаешь, что-то мне не очень в это дерьмо верится.
   Завывая сиренами, прибыли еще две патрульные машины и «скорая помощь». Внезапно все помещение ломбарда заполнилось полицейскими. Офицер Нельсон раскрыл свой блокнот.
   Мьюллен вышел из кабинета вместе с тяжело ступавшим Роули. Увидев другого детектива, Роули от удивления раскрыл рот.
   – Я думал, это мое дело, – сказал детектив. – Что здесь делает Остер?
   Выражение лица Мьюллена было предельно хитрым:
   – Роули, разве не вы занимаетесь делом Литтл?
   – Вы же знаете – я.
   – Тогда отправляйтесь в участок, лейтенант. А этим делом займется детектив Остер.
   Все набившиеся в помещение полицейские смотрели на Роули.
   – Отлично, – сказал он. Щеки его порозовели. – Но Данстэн уже…
   – Что «уже», лейтенант?
   Головы всех присутствовавших повернулись к худощавому бледному мужчине в сером костюме, словно по волшебству соткавшемуся из воздуха рядом со мной. У него были жидкие бесцветные волосы, узкое, в глубоких морщинах лицо, очки в тонкой металлической оправе и рот как щель почтового ящика. Я узнал его ровный, бесстрастный голос:
   – Прошу вас, продолжайте, лейтенант.
   – Только этого не хватало, – пробурчал Роули. – К. Клейтон Крич.
   Крич игнорировал оскорбление Роули. Он игнорировал и многое другое. Его трудно было застать врасплох – он пребывал в состоянии безразлично-нейтральной готовности ко всему, с чем предстояло столкнуться. Невозможно было удивить его тем, чему он уже неоднократно являлся свидетелем, а потому единственной его реакцией было ироничное понимание. Крич был так же далек от традиционных человеческих реакций, как пришелец с другой планеты. И сейчас его присутствие принесло мне большее облегчение, чем я ожидал от себя.
   – Это ваш адвокат? – спросил Мьюллен.
   – Да.
   Роули с отвращением фыркнул и стал пробиваться к выходу через толпу полицейских в форме. Офицер Нельсон неуверенно посмотрел на Остера и вздохнул:
   – Я вообще-то собирался допросить его.
   – Допрашивайте, – сказал Остер.
   Словно интересуясь счетом бейсбольного матча низшей лиги, проходившего в заштатном городишке, Крич спросил:
   – Не собираются ли моего клиента доставить в управление полиции?
   – Вашего клиента пригласят помочь в ведении нашего расследования. – Мьюллен устало повернулся ко мне. – Не хотите ли вы оформить заявление в управлении полиции?
   Не двинув ни единым мускулом, Крич выразил согласие.
   – Разумеется, – выразил согласие я.
   – Я буду присутствовать при допросе, – сообщил Крич. – Если того пожелает мой клиент.
   – Мне хотелось бы, чтобы мистер Крич присутствовал, – кивнул я.
   Вошел усталого вида человек с красным лицом и объявил, что Тоби мертв. Санитары «скорой» понесли тело, казавшееся гигантским батоном, укрытым белой простыней.
   – Надеюсь, – сказал Мьюллен, – адвокат не будет возражать, если я сообщу вам, кто в ответе за пожар, произошедший прошлой ночью?
   Недвижимая фигура Крича неуловимо продемонстрировала умеренное любопытство.
   – Начальная школа Карла Сэндберга объявила награду в десять тысяч долларов за достоверную информацию о поджигателе.
   – Благородный жест, – проговорил Крич.
   Мьюллен улыбнулся:
   – Вчера, во второй половине дня, ваш старый приятель Френчи Ля Шапель и злодей по кличке «Ты мне, я тебе» Блант решили расслабиться с бутылочкой виски и порцией крэка.
   – Тымни Ятиби? – переспросил я.
   – «Ты мне, я тебе», – поправил Мьюллен. – Шесть лет назад этот гений заявился на почту за посылочкой – целым чемоданом травки из округа Гумбольдт, Калифорния. В графе «адрес отправителя» он поставил свое имя. К его счастью, он был одним из клиентов мистера Крича и – «отскочил».
   – Прискорбная халатность со стороны производивших арест, – прокомментировал Крич.
   – Когда им похорошело, Френчи начал хвастаться суммой, которую он получил за поджог дома на Честер-стрит. «Ты мне, я тебе» решил, что его обязанности честного гражданина более весомы, чем преданность другу. Мы взяли Френчи, предъявили ему обвинение и посадили в камеру. А сегодня около четырех утра с мистером Ля Шапель приключилась странная вещь.
   У меня невыносимо зачесалась голова.
   – У Френчи с собой в камере не было ничего острее его собственных ногтей, однако он каким-то образом умудрился перерезать себе горло. Видок у него был в точности как у Тоби.
   – Ох ты… – проронил я.
   – На днях вы упоминали Суконную Башку Спелвина, – сказал Мьюллен. – Не могли бы вы пролить немного света на эту тему?
   Безразличный взгляд стоявшего у прилавка К. Клейтона Крича рекомендовал свет не проливать.
   – Увы… – развел руками я.
   Мьюллен покачался на каблуках:
   – Нельсон, отвезите мистера Данстэна в управление. Можете захватить мистера Крича.
   – Спасибо, капитан, но я лучше подышу воздухом. – Крич задал мне вопрос взглядом, устремленным к потолку. Я в ответ посмотрел через его плечо в направлении кладовой, где был спрятан гроссбух.
   Двадцать минут спустя К. Клейтон Крич мягкой походкой вошел в комнату для допросов и своим неповторимым способом дал мне понять, что все в порядке. Флегматичный Нельсон раскрыл блокнот и стал задавать вопросы. Крич сложился на стул слева от меня и оставался там следующие три часа. Время от времени он излагал мягкие упреки моему мучителю. Казалось, Крич был увлечен происходящим не больше, чем могла быть увлечена им ящерица, вытянувшаяся на теплом камушке. Незадолго до полудня управление полиции Эджертона отпустило меня с указанием находиться в пределах досягаемости.
   Мы с Кричем прошли мимо дежурного сержанта, причем Крич демонстративно игнорировал последнего.
   – Все отлично, – подытожил Крич. Когда мы подошли к ступеням, спускающимся к Грейс-стрит и на площадь, Крич спросил: – В два часа в моем офисе?
   – Я приду, – ответил я, и Крич ушел.

91

   В приемной, декорированной развешанными по стенам гравюрами на охотничьи темы, женщина с унылым лицом скучающего судьи взглянула на меня из-за длинного, похожего на гроб стола и спросила:
   – Мы мистер Данстэн?
   – Они самые, – ответил я.
   Взяв со стола стенографический блокнот и ручку, она встала и открыла дверь во внутреннее помещение.
   На стульях с узкими высокими спинками сидели Кларк, Нетти и Мэй – все повернули головы, когда я вошел. Украшенные черными кружевами шляпки венчали прически каждой. Потертый кожаный диван стоял перед стеллажом с книгами по юриспруденции, и коричневые нити проступали там и здесь в узорах вытертого восточного ковра на полу. Высокие окна, спиной к которым стоял Крич, выходили на залитый солнцем парк, но пропускали такой слабый свет, что он увядал, едва просочившись в комнату. В сером сумраке адвокат казался безликим контуром.
   Вынув из лежавшей на столе папки лист бумаги, Крич поместил его перед собой. На него положил перьевую авторучку.
   – Прежде чем вы присядете, мистер Данстэн, будьте добры, поставьте свою подпись под соглашением, формально закрепляющим наши с вами отношения на условиях, которые мы обсудили сегодня утром, и передайте мне сумму в один доллар в знак выполнения этих условий. – Обратившись к остальным, Крич сказал: – Мистер Данстэн просто выдает мне санкцию – разрешение выступать в качестве его адвоката. Данное разрешение стало необходимо вследствие обнаружения мистером Данстэном тела покойного и не имеет никакого отношения к предстоящему нам с вами делу.
   Я подписал соглашение, уместившееся в один абзац, и положил на него расправленную долларовую банкноту. Доллар исчез прежде, чем Крич убрал документ в ящик стола, однако я не заметил, чтобы адвокат к банкноте прикасался. Пройдя мимо стульев, я присел на ближайший ко мне край кожаного дивана. Секретарша примостилась на другом краю. Крич пояснил:
   – Мисс Вик будет вести стенограмму нашей встречи.
   Мисс Вик раскрыла блокнот, и кончик ее авторучки, как клюв птицы, застыл над чистым листом.
   – Мистер Данстэн, я сообщил вашим двоюродным бабушкам и двоюродному дедушке о событиях сегодняшнего утра на Лэньярд-стрит. Мистера Крафта я знал только как его юрисконсульт, однако обязанности эти я выполнял много лет, и как личность мистер Крафт всегда производил глубокое впечатление на меня.
   – Подлецы – мастера производить глубокое впечатление, – проворчала Нетти. – Однако не могу не отметить, что Тоби не был таким уж конченым. Он навещал нашу племянницу на ее смертном одре.
   – Мой клиент испытывал искреннее чувство к своей падчерице, – продолжил Крич. – Однако теперь, когда мистер Данстэн присоединился к нам, мы можем немедленно приступить к делу. Мой клиент распорядился, чтобы в случае его кончины его последняя воля и содержание завещания были оглашены своевременно, а именно по возможности в течение двадцати четырех часов; прошу отметить в стенограмме: мы собрались, дабы выполнить это распоряжение.
   – В стенограмме отмечено, – откликнулась мисс Вик.
   – Прошу также отметить факт, что стороны, присутствия которых при чтении завещания пожелал мой клиент, собрались, за исключением миссис Джой Данстэн Кротерс, отсутствующей по собственной воле, и мистера Кларенса Кротерса, отсутствующего в связи с болезнью.
   – Отмечено.
   Крич поднял глаза от лежащей перед ним папки:
   – Мой клиент также распорядился, чтобы погребение его останков произошло как можно скорее. Разумеется, мистер Крафт не мог предвидеть, что его смерть наступит вследствие убийства, и правила канцелярии окружного коронера и нашего управления полиции могут воспрепятствовать выполнению пожеланий мистера Крафта. Но в любом случае необходимо отметить, что в основе своей его распоряжения будут выполнены и что вышеупомянутые останки будут преданы земле в течение двадцати четырех часов с того момента, как их доставят в помещение для гражданской панихиды «Небесный покой» Сполдинга.
   – Отмечено.
   Казалось, вот-вот мистер Крич едва уловимо улыбнется аудитории, хотя ни тусклое освещение, ни бесстрастные черты его лица не позволяли знать это наверняка.
   – В мои обязанности входит сообщить всем присутствующим следующее. Мой клиент заранее оплатил все приготовления, необходимые для проведения похорон, включая расходы на гроб, надгробие с надписью и место ля кладбище рядом с могилой его последней жены. Кроме того, он пожелал отказаться от поминовения либо заупокойной службы в каком-либо доме отправления религиозных обрядов, будь он протестантского, католического, иудейского или другого вероисповедания. Вышеупомянутые похороны должны проводиться без представителей духовенства, и присутствовать на них должны лишь те, кто изъявит на то свою волю. Мой клиент оговорил в качестве особого условия, что присутствующие на похоронах будут вольны говорить в добровольной и стихийной манере. Прошу отметить в стенограмме, что эти распоряжения оглашены и поняты.
   – Отмечено.
   – Я правильно расслышал слово: «Надпись»? – поинтересовался Кларк.
   – Позвольте мне процитировать точную формулировку. – Крич перевернул несколько страниц. – Надпись на надгробии моего клиента должна быть следующей: первая строка – «Тобиас Крафт», заглавными буквами; вторая строка – даты рождения и смерти; третья строка – «Верьте в непредвиденное», более мелким шрифтом из заглавных букв и курсивом атрибуция на автора – «Эмили Дикинсон».
   – «Верьте в непредвиденное»? – переспросил Кларк – Что это, черт возьми, может означать?
   – Полагаю, мой клиент посчитал эту мысль удачной. – Крич перевернул лист и пробежал глазами оборот. – Итак, мы подошли к моменту оглашения последней воли и завещания мистера Крафта. Позвольте мне с уверенностью предположить, что собравшиеся стороны готовы воздержаться от зачитывания вводных статей и перейти непосредственно к разделу С – «Наследство»?
   Нетти повернулась и потянулась вправо что-то шепнуть Мэй, и Крич сказал:
   – Позвольте заверить вас: переходя непосредственно к разделу С, мы не пренебрежем ничем, могущим затронуть ваши интересы. В любом случае копии всего документа будут розданы всем по окончании нашей встречи.
   – Хватит напускать туману, – проворчала Нетти.
   – Занесите в стенограмму, что согласие достигнуто и стороны приступили к чтению раздела С – «Наследство».
   Мисс Виск отозвалась эхом.
   Ровным и бесстрастным голосом Крич начал читать:
   – «Я, Тобиас Крафт, приказываю: после моей смерти все принадлежащее мне имущество должно быть разделено следующим образом: