Стюарт Йэн. Колесники

   Ирония состоит в том, что когда мы вместе работали на демонтаже Сфинкса, я… уважал Пруденс, и у меня… ужасно… у меня никогда… никогда не было шанса объяснить ей…
   Сэр Чарльз окончательно замолчал.
   «Передача внезапно оборвана», – поведали титры.
   Пруденс должна была о многом подумать, но в голове у нее образовалась такая каша, что думать было невозможно.

Глава 18
База на Европе, 2222

   Пруденс вывела космолет на низкую орбиту вокруг Европы, и теперь она, Мозес и команда ВидиВи работали с базы на Европе – маленькое, но существенное дополнение к СРЮП. Это был союз, рожденный обстоятельствами и общим врагом.
   С тех пор как Мозес начал связываться с чужаком, Пруценс понимала, что они с Чарльзом обязаны прийти к какому-го соглашению. Она ожидала ряд формальных встреч, неловких столкновений, вымученных улыбок и сверхвежливых дискуссий, когда они на цыпочках будут ходить по краю вулкана взаимных обвинений, доводов и контрдоводов. Потом сэр Чарльз разрушил свою карьеру по глобальному ВидиВи. Что затеял этот ублюдок? Пруденс ничего не понимала. Его игра была слишком тонкой; Пру не могла сообразить, какую пользу он надеется извлечь из того, что публично обнажил душу – или то, что у него вместо души. Признание Чарльза скорее смущало, чем вызывало сочувствие, оно показало его уязвимым, в то время как население Земли нуждалось в уверенности и силе…
   Возможно, он не вынес напряжения и полностью потерял выдержку. Работа, которую он взвалил на себя, была адова… Черт побери, да ведь она пытается оправдать его! Глупо. Сэр Чарльз мастак на грязные трюки; наверняка очередной фокус должен придать грязи новый оттенок.
   Сейчас в его загроможденном офисе, впервые за столько лет лицом к лицу, Пруденс чувствовала себя не в своей тарелке. Она пыталась убедить себя, что это только деловая встреча и сосредоточиться надо исключительно на общей задаче. Ничего личного…
   Совершенно неожиданно Чарльз промолвил:
   – Перечислите их.
   На мгновение Пру пришла в замешательство.
   – Перечислить что?
   – Поступки, которыми я испортил вам жизнь. И вашей семье.
   Пруденс безрадостно усмехнулась.
   – Так и быть. Если настаиваете. Сначала вы украли мои археологические открытия и использовали их, чтобы создать себе репутацию. Потом попробовали дискредитировать мое открытие колесников. Попутно упрятали мою сестру в тюрьму; в то время когда Черити сидела за решеткой, у нее пропал ребенок. В течение многих лет мы считали, что Мозес мертв; потом выяснилось, что он был похищен, и все его детство превратилось в сплошной кошмар. А еще вы лгали и изворачивались, возложив на алтарь собственного «я» жертву в виде сотен перспективных карьер. И вдруг – невероятно! – вы устраиваете показную встречу с общественностью, где выводите меня героиней. Что за чудовищный план вы разработали на сей раз?
   – Это было не внезапно, – возразил сэр Чарльз, – однако соглашаюсь, что невероятно. Несмотря ни на что, я безжалостно поведал своим монологом всю правду. И теперь нуждаюсь в вашей помощи, чтобы привести в порядок то, что я создал. Надеюсь, вы сумеете помочь, потому что, если не сумеете, тогда всему, что мы любим, придет конец. Нет никакого чудовищного плана, Пруденс. Нет никакого скрытого смысла. Я устал, я очень устал. И напуган. Но вы дали мне новую надежду. – Его голос дрогнул. – Если мы сможем наладить отношения, это облегчит совместную работу, хотя бы на короткое время, пока есть такая необходимость.
   Пруденс вздохнула и налегла на край стола, страхуясь при низкой гравитации Европы одетой в липучку ногой.
   – Понимаю. Только не просите меня, чтобы я пришла в восторг.
   – Я не прошу ни о чем, за исключением нескольких минут вашего внимания. Я хочу объяснить. – Пруденс промолчала, и сэр Чарльз счел это знаком согласия. – СРЮП созданы по одной причине, одной-единственной: отклонить комету от Земли. Похитив зонд, вы за несколько часов добились больше, чем экспедиция за все время пребывания здесь. Сначала я обиделся. Вы пошли на смехотворный риск – и победили. Вам улыбнулась удача – как в Гизе. Я потратил годы, вырабатывая лучшие стратегии, избегая искушения коротких путей, которые мне навязывали и которые, как правило, вели к неудаче, ругаясь, сражаясь и подгоняя себя до тех пор, пока не наступило окончательное истощение. Вы же прибыли ниоткуда, склонные только к личной выгоде, сделали одно сумасшедшее, безответственное погружение в облака – и выплыли, благоухая розами.
   Часть из перечисленного была правдой.
   – Начинала я из личных побуждений, – призналась Пруденс. – Но когда поняла, что дело спасения Земли идет вкривь и вкось, решила отложить свои дела и помочь вам.
   – Да, я только объясняю, как это выглядело с моей точки зрения. Знаете, каков был ваш шанс на успех?
   Пруденс пожала плечами.
   – Догадываюсь.
   Сэр Чарльз простер руки.
   – Я тоже так думал – вначале, пока не стал размышлять. Чужаки были внизу, все время были. Любой, кто посмотрел бы туда, мог их найти. Любой. Я мог сделать это давно, но даже не пытался. Удача? Не больше, чем был удачлив Колумб, когда собрался найти новый путь в Японию^[15], а закончил открытием Севмерики. Вот так. А вы удачу ухватили за хвост. Ваш шанс на успех равнялся одной сотой процента. То же самое было в Гизе… Мне жаль, что я не понял этого тогда. Теперь мы должны рассмотреть новую возможность. Мы обязаны найти способ сотрудничать.
   Пруденс не могла решить, искренен ли он, почувствовала нарастающий гнев и попыталась его подавить.
   – Там, в Гизе, вы казались мне вспыльчивой, умной и нетерпеливой, неоправданно быстро делающей выводы.
   Открылись старые раны…
   – Чарльз, не думаю, что мы должны это обсуждать.
   – К сожалению, должны. Вы говорите, что я украл у вас открытие. Виноват. Только имейте в виду: я не планировал кражу. Во всем, что последовало дальше… да, моя вина. Но когда вы в гневе выскочили из палатки, я остался – и был единственным, кто предстал перед СМИ. Я тоже жертва в каком-то смысле. Я пытался найти вас, однако…
   – Жертва? Вы жертва? Вы получили все, а я ничего! Мое сердце до сих пор кровоточит! – Ее голос становился все громче; она почувствовала, что вот-вот сорвется на крик.
   Сэр Чарльз поник, принимая обвинения. Внезапно он сменил тему разговора:
   – Пруденс, ваша жизнь сложилась счастливо? Что-то в его тоне заставило ее ответить прямо:
   – Она была трудной, Чарльз, можно сказать, проклятой. Но… если вы спрашиваете о счастье, то да. У меня были свобода, друзья, ожидание – и исполнение.
   – Мне жаль, что я не могу сказать то же самое о себе. Думаете, у вас осталось бы все это, занимай вы академический пост?
   Это ее разозлило.
   – Чертов лицемер! Решили, что один честный поступок оправдывает жизнь, полную лжи?! Да это все равно, что влепить пощечину и заявить после, что цвет лица только улучшился!
   – Извини, я имел в виду… – начал Чарльз. Ну почему все обсуждения с Пруденс заканчиваются таким образом?!.
   Пруденс не слушала. Она ударила кулаком по столу и заорала.
   Сила удара освободила ее ногу. Слабая связь липучек на обуви и на полу с треском разрушилась, и космистка взмыла вверх, все еще продолжая ругаться. Внезапная потеря достоинства – невыносимая для опытного космического волка – заставила женщину замолчать. Молчание дало ей время, чтобы осознать, что она делает. Перевернувшись вверх ногами и все еще медленно вращаясь, Пру начала хихикать.
   Чарльз схватил ее за руки и притянул спиной к полу. К тому времени, когда Пруденс снова обрела устойчивость, оба хохотали от души.
   – Извини. Я никогда не научусь сдерживать свой темперамент.
   Пру успокоилась, внезапно представив себя заседающей в разных комитетах, рассматривающей заявки на исследования, обдумывающей возможные последствия того, что какому-то старперу из маститых не понравился ее отзыв… Это было бы катастрофой, и, в конце концов, ей наверняка надоело бы. Чарльз отреагировал на перемену в ее настроении вопросом:
   – Как на тебя действует пространство? Что ты ощущаешь в течение этих месяцев?
   – Оно заставляет меня чувствовать себя маленькой… похожей на необходимый винтик в гигантской машине жизни. Подобно микробу и Господу Богу одновременно.
   – У меня такие же чувства. Прежде чем мы оставили Землю, я был слишком занят, чтобы по-настоящему думать. Но после того, как я понаблюдал за нашим родным домом и увидел лишь сжимание бело-голубого диска до крошечного яркого пятнышка света, на меня накатило чувство ужасного одиночества. Планета выглядела такой хрупкой… У меня возникло желание защитить ее. Я взглянул на прежнюю жизнь по-новому. Все мои планы и желания показались ничтожными. Я смотрел, как исчезает пятнышко света, и содрогался до глубины души. Награды, деньги, высокое положение – ничего мне не надо, без этого только лучше. Вот что сделало со мной пространство. Оно кардинально изменило мой взгляд на собственную персону. Я скрывал произошедшие со мной изменения глубоко внутри, пока не установилась связь с чужаком. Больше я не мог их прятать. Прекрасная попытка.
   – Люди не меняются, – сказала Пруденс. – По крайней мере, не меняются до конца. Глубоко внутри, Чарли Дэнсмур, ты все тот же самодовольный ублюдок, которого я знала в Гизе. Даже если ты изменился, все вернется на круги своя.
   Чарльз покачал головой.
   – Человек, которого ты знала в Гизе, был молодым ученым-идеалистом – человеком унылым, лишенным воображения, но приличным. Он попал в такое положение, которым не мог управлять, и это изменило его не в лучшую сторону. Так что ты не права. Или права, и во мне глубоко внутри сидит прежний Чарли Дэнсмур. Наверное, я сейчас восстанавливаю то, что считал утерянным навсегда.
   Пруденс долго и внимательно смотрела на него.
   – Возможно. Не проси меня принимать все сразу. Я буду судить тебя по поступкам, а не по словам. Думаю, мы сможем поработать вместе достаточно долго, так что поживем-увидим. Однако хочу, чтобы ты четко запомнил одно, Чарли: если еще раз попытаешься напакостить мне или моей семье, я убью тебя.
   Чарльз усмехнулся.
   – Я рад, что мы заканчиваем дискуссию на такой оптимистичной ноте.
 
   Шли дни, дни однообразные, что было почти удобно. Трудно поверить, но сэр Чарльз действительно изменился. Спрашивая совета, он, казалось, выслушивал его и, что совсем уж удивительно, иногда следовал ему. Он ставил задачу и предоставлял подчиненным решать ее самостоятельно, он не всегда придерживался безопасной точки зрения и периодически демонстрировал проблески воображения. Время от времени он даже улыбался, и улыбка эта была весела и беззаботна – ох как нелегко она давалась, когда до прихода кометы-убийцы восемь месяцев…
   Мозес всегда с трудом общался с другими людьми, даже со своей матерью; и вдруг – о небо! – совершенно необъяснимо оказалось, что этот человек ему понравился: их часто видели вместе, разговаривающих шепотом, улыбающихся. Пруденс спрашивала себя, не взял ли сэр Чарльз на себя роль доброго папаши, и пыталась подавить гнетущее чувство, что Мозеса ждет еще одно предательство.
   Мозес был в своей стихии. Ему предоставили просторное помещение, превосходные плоскопленочные экраны на каждой стене и неограниченный доступ к чужаку. Оба быстро освоили общий язык – своего рода межпланетный воляпюк^[16].
   Мозеса обеспечили группой поддержки, и некоторые члены группы пробовали изучать язык чужака, но связь покоилась во многом на шестом чувстве понимания животных, и юноша сомневался, что они смогут далеко продвинуться. Вопрос об отклонении кометы Мозес поднимал часто, и иногда казалось, что собеседник подошел близко к пониманию его важности, однако окончательно постичь суть проблемы дижабль так и не мог.
 
   Полудержатель наслаждался секретными свиданиями с вне-юпером, но все больше и больше чувствовал свою вину, ибо имелось доказательство, что вера парителей-в-небе была истинной! Благоговение перед Душой Жизни существовало! Даже на крошечном, богатом кислородом Голубом Яде, достаточно горячем, чтобы растопить лед, есть жизнь! Конечно, жизнь бедная и примитивная, породившая недоразвитую форму, не имеющую никаких способностей к бюрмотанию, неспособную к вертикальному перемещению, обладающую всего двумя глазами, одним ртом и жалкими четырьмя жгутами щупалец, жестких и шарнирных, а не извилистых и гибких. Причем только два из их четырех жгутов проявляли хоть какую-то ловкость.
   Настраивая свое зрительное кольцо на неуклюжее, уродливое маленькое чужеродное существо (он назвал его Один Гомо Здесь), Полудержатель уже знал: общение с ним нельзя держать в тайне. Содействию нужно заявить: существование вне-юперов (Благоговение, дижаблю до сих пор не верилось, что их родина – столь ядовитый мир!) подобно взрыву политической бомбы. Однако Полудержатель хранил тайну, не желая терять то, что недавно получил. Он убеждал себя, что все еще слишком слаб для рискованного путешествия к сообществу парителей-в-небе, что глупо предавать огласке новые знания, не удостоверившись предварительно в их истинности… Дюжина отговорок, и ни одной убедительной. Он понимал: что-то нужно предпринять, причем скоро.
   Возможно, чувство вины начало затрагивать его ментальные способности, потому что дижабль сумел извлечь массу беспрецедентных нюансов из хаотичного обмена информацией – назвать это «разговором» было бы преувеличением. Этим утром, однако, он внезапно понял, что нуждается не просто в информации, а в сверхинформации, социокультурные параметры которой должны сидеть в подсознании чужака. Полудержа-тель начал размышлять о том, как можно жить во враждебных пустошах Голубого Яда, если всегда присутствует постоянный риск случайного погружения в океаны расплавленного льда. Тогда Один Гомо Здесь рассказал ему о дожде – ливнях жгучей жидкой воды из самой атмосферы – и обо всем, что соответствует подобному явлению. Удивительным существам в такой среде было фактически комфортно!.. Впрочем, естественно, ведь они там развились. Им, наверное, кажется враждебным прохладный водородно-гелиевый воздух Второго Дома. Полудержатель почувствовал себя чрезвычайно глупо из-за того, что не пришел к пониманию этого ранее.
   Один Гомо Здесь и его вид не жили в океанах расплавленного льда постоянно, однако они могли пережить временное в них погружение, даже наслаждаясь этим в течение короткого времени. Хотя если погрузить их больше чем на несколько миллидней, то забавные субъекты вскоре прекратят функционировать – из-за отсутствия кислорода. И, наконец, дижабль начал постигать отношение чужака к Снежным Бомбардировкам, поразительно схожее со страхами большинства товарищей Полудержателя. Старейшины считали, что снежные глыбы вызывают не неудобства, а ужасные бедствия. Они не сумели проникнуться убеждением, что любая экология, развившаяся в среде, которая периодически подвергается бомбардировкам, быстро учится использовать это явление себе во благо. В отличие от Старейшин парители-в-небе знали на инстинктивном уровне (почти не прибегая к размышлениям), что Снежная Бомбардировка благотворно влияет на биологическое разнообразие Юпитера, расчищая задыхающиеся скопления устаревших организмов и тем самым, мостя путь для улучшенной разновидности. Нежелание Старейшин перенаправить несколько десятков тысяч городов куда-нибудь подальше от предполагаемого места воздействия, чтобы выждать краткий период непогоды, было просто смехотворно.
   Он узнал, что у внеюперов тоже есть города, но не понимал до сегодняшнего утра, как их города могут быть мертвыми и неподвижными конструкциями. Оказывается, города не в состоянии выбирать новые пути полета, чтобы избежать ударов стихии. Они не способны, вопреки преобладающим потокам атмосферы, перестроиться в другие слои.
   Если Снежная Бомбардировка поразит Голубой Яд, судьба его обитателей будет определяться роковым стечением обстоятельств.
   Наконец Полудержатель ухватил суть неоднократных попыток внеюпера поднять проблему бомбардировок. Они были далеко не случайными. Несуразное существо считало, что снежная глыба летит сейчас к его родной планете. Или субъект ошибался, что весьма вероятно, поскольку он уже сделал множество неверных допущений, или был прав. Если так, то вывод один: колесницы на внутренних лунах снова воспользовались мощью Машин Отклонения.
   Яркий Полудержатель стоял слишком низко в иерархии парителей-в-небе, чтобы получать информацию о подобных акциях, но Содействие наверняка в курсе. И они знают, что нужно делать.
   Чувство вины оставило его, и дижабль ощутил прилив сил. Тайна внеюперов должна быть раскрыта руководству. Иного выбора нет.
 
   – Бог мой, – выдохнул Мозес, – он понял! Думаю, он все понял!
   Шесть Месяцев до Судного Дня. Люди на Земле стали по-настоящему сходить с ума.
 
   Вы правильно поступили, рассказав все мне, – сказал Храбрый Отвергатель Ортодоксальной Этики. – Настало время совместно использовать эту информацию. Если позволите легкую критику, это время даже прошло. К счастью, я уже довольно давно осведомлен о присутствии обитателей Голубого Яда, но Старейшины контролировали их действия через информпьютер на шестой луне. Он изучал внеюперов и о каждом их шаге сообщал симбипьютам Тайного совещания, однако соответствующие подкомиссии еще не выработали основной линии поведения. Информпьютер пока не под нашим контролем. И, похоже, что данный экземпляр не вошел в полноценный контакт с пришельцами, а являлся пассивным наблюдателем. Немногие из его донесений можно постичь.
   Полудержатель почувствовал, будто из него откачали воздух (метафорически). Содействие уже знало! Даже Старейшины знали! Но знание без власти бесполезно. А властью связи владеет он.
   Ему понятно, что обитатели Голубого Яда страшатся неизбежной Снежной Бомбардировки. Интересно, понимает ли Содействие?..
   Да. Машины Отклонения сделали необходимую корректировку несколько лет назад. Траектория снежной глыбы давно стала свершившимся фактом. За четыре сотни юпитерианских дней снежная глыба минует границу внутренних лун, сильно отклонившись от седьмой, а затем от шестой, и будет падать к Солнцу, пока на бесплодном земном шаре не завершится ее путь.
   Все было верно, за исключением того, что земной шар оказался далеко не бесплоден. Он был родным для бесчисленных форм внеюперской квазижизни.
   Если бы только мы знали об этом раньше! – У бюрмотавшей общности Отвергатель/Полудержатель возникло ужасное чувство, что изящные долгосрочные планы Содействия следует ускорить. Для этого есть не так уж много возможностей, но судьба вынуждала действовать прежде, чем они станут готовы. Намерения испытывающих Благоговение перед Душой Жизни едва ли могли быть более чистыми. Так или иначе, обитателей Голубого Яда надлежит спасти от того, что – теперь Отвергатель/Полудержатель знал наверняка – несет им гибель.
   Отвергатель/Полудержатель рассмотрел вопрос тщательно и пришел к заключению: лучшая стратегия состоит в том, чтобы атаковать сразу в двух направлениях. На всякий случай обитатели Голубого Яда должны связаться со Старейшинами, чтобы уговорить их перенаправить снежную глыбу куда-нибудь в другое место. Однако Отвергатель/Полудержатель прекрасно знал, что величина временного интервала, на которую ориентируются Старейшины, намного больше, чем время, оставшееся для решения. Поэтому единственный способ – открыть второй фронт.
 
   – Полудержатель, мы пытаемся установить связь с колесником с тех пор, как он объявился на базе!
   Один Гомо Здесь появился рассерженным, он то и дело забывал замедлять свои движения, так что картинка плясала на экране и заставляла болеть ближние глаза. Полудержатель четко помнил решения, какие он и Отвергатель приняли в результате совместного бюрмотания, и старался их выполнить – даже при том, что больше не помнил, каким образом они пришли к таким решениям.
   – Гомо, в чем проблема? Достаточно лишь пробюрмо… – А-а-а… – Прошу прощения, действительно проблема может возникнуть. Исходная установка: люди не способны к бюрмо-танию.
   – Правильно.
   – Даже подросток знает, как отторгнуть симбипьюта и связаться с ним. Таким образом, можно определять смысл сообщения в собственном уме!
   – Полудержатель, мы не похожи на вас. Мы не способны выращивать машины в своих телах; мы должны их мастерить. И мы их мастерим. У нас есть машины, которые могут транслировать скварковые волновые пакеты в сигналы, которые мы в состоянии слышать или видеть.
   Замешательство Полудержателя было очевидным.
   – Тогда нет никакой проблемы. Используйте машины, которые вы ложно исторгаете.
   – Не поможет! Мы все еще не в силах ничего понять – должно быть, вследствие неверного перевода.
   Теорема Мура гласит, что любой максимально эффективный метод раскодирования сигналов статистически неотличим от излучения абсолютно черного тела. Классический спектр абсолютно черного тела был получен с помощью статистической механики, которая предполагает, что динамические ансамбли распределяют себя беспорядочно в фазовом пространстве. Вывод: несмотря на внешний вид сигналов, излучение Юпитера не случайно; оно несет в себе загадочное наполнение. Однако они так ловко закодированы, что никакое статистическое испытание не могло выявить структуру. А без структуры криптоаналитики и ксеносемантики «Жаворонка» не могли выявить смысл послания.
   Мозес пытался объяснить это Полудержателю, и сперва у него возникло чувство, что успеха не дождаться. Черт побери, да он и сам едва это понимает!.. Но мучительно медленно, постепенно юпитерианин начал постигать. Дижабль настолько привык к связи через колесники, что у него никогда не возникало мыслей по поводу того, как он оперирует командами кодирования/расшифровки.
   Теперь, когда характер проблемы прояснился, Полудержатель был уверен, что Содействие найдет какое-нибудь решение. Он и так сказал и завершил сеанс связи.
 
   Выключив уникомп, Мозес побродил по Операционному Центру. Юпитерианский колесник все еще пребывал в неподвижности, окруженный низким заграждающим барьером. Окна обработки сигналов уникомпа все время показывали пустые серые области. Юноша вгляделся в колесное устройство – не совсем живое, не совсем машину. Наверняка через его мозг пропущено невероятное количество информации о Юпитере. И столь же невероятное количество информации о людях идет обратным путем, к Юпитеру. И у юпитериан неприятностей с пониманием не предвидится.
   Любопытно, что они делают со всем этим. Есть ли у колесников что-то вроде зрения? Для чего тогда ему нужны фары? Если для зрения, то в этот момент юпитерианин смотрит непосредственно на него… Ничего, ему и похуже приходилось. Мозес подвинул лицо прямо к фарам и подмигнул. Пускай истолковывают…
   Его грезы наяву нарушил нарастающий гвалт в Операционном Центре.
   Окна обработки сигналов больше не были пустыми и серыми, они отображали движущиеся картинки сверхъестественных размытых цветов.
 
   Подкомиссия по Нарушению Границ Обитателями Голубого Яда зашла в тупик.
   Как обычно.
   Трудность было легко понять: не имелось никаких прецедентов. Даже симбипьюты, обладающие долговременной памятью, понятия не имели, как действовать. Подкомиссии приходилось составлять собственные протоколы, и это привело ее членов в отчаянное волнение, ибо грозило войти в противоречие с законными процедурами.
   Пока Подкомиссия предприняла лишь один шаг: разрешила перепрограммирование информпьютера в поселении пришельцев на шестой луне таким образом, чтобы он перевел свои сообщения в формат незашифрованных двумерных мультипликаций. Впоследствии Подкомиссии даже не верилось, что она согласилась на такую неэффективную работу; впрочем, она и не давала согласия – просто память о таком решении подсунул коллективному сознанию один из протокольных симбипьютов. Этот специфический протокольный симбипьют был тесно связан с колесником-мятежником, тайно подвластным Содействию.