А потом прибыла и милиция. Кто-то все-таки набрал ноль-два. Усталый и раздраженный лейтенант прибыл в сопровождении участкового, и они долго осматривали место происшествия, записывали, снимали показания, даже фотографировали. Провели в больнице почти четыре часа, потом куда-то уехали, пообещав во всем разобраться.
ПЯТОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
1
В ту роковую для него ночь Женя Александров не пошел домой. Он не мог идти туда, потому что дал себе клятву, что никогда не вернется. Отныне у него нет дома.
Куда же он мог пойти? К родителям? К матери? Только не это! Она сразу поймет по его лицу, что что-то произошло. Придется все рассказать, и дальше будут причитания о том, что его предупреждали насчет этой Маши, что он никого не стал слушать, и вот теперь расплачивается. И как, она, мать была права. И какая это непорядочная девушка, эта Маша, и что она сразу это поняла, как только ее увидела, и что его Женю обманули, завлекли самым подлым образом, не исключено, что и опоили приворотным зельем, что таких способов очень много, и так далее и тому подобное. Он уже столько раз уже успел выслушать это и до свадьбы и после нее. И отец не лучше. У него любимая тема – Машины родители. Да какие они жадные, да бестолковые, помощи от них никакой, живут в свое удовольствие. Денежки все потеряли, потому что жались, ничего не покупали, только копили все, копили, вот докопились, теперь голодранцами сидят в однокомнатной хрущевке, дочь выгнали без всякого приданного, избавились от нахлебницы, живут теперь в свое удовольствие, а он отец должен пахать на них всех. И ведь вот гады, не хотят даже платить за снятую для детей квартиру. За каждый рубль готовы удавиться. Жиды! А ты Женька дурак, что мать не послушал. Эта Машка не для тебя девица. Не из нашего она круга. Затем опять встревала мать. Легкомысленная, ленивая, неряшливая. И не любит она тебя. Замуж надо было выскочить, чтобы перед подругами-то стыдно не было. А тут ты дурак со своей выдуманной любовью.
Как теперь все это разом вспомнилось. И слова родителей теперь стали казаться не такими пустыми придирками, рожденными родительской ревностью, а полными справедливой мудрости старшего поколения.
Обида жгла сердце. Боль разрывала его.
Как же они правы! Все верно. Все до последнего слова. Теперь-то он это очень хорошо понимает.
Но разве это сейчас нужно ему? Нет не это. Утешение ему нужно. Получит ли он его в родительском доме? Пойти ли поплакаться на груди у отца с матерью?
Нет, только не к родителям. Там легче не станет. Наоборот. Затравят. Еще и рады будут. Восторжествуют. И не пожалеют соли, чтобы обильно посыпать ее ему на свежую рану. И ведь удовольствие получат. А потом может и пожалеют. Только вот его ли, или себя, за то, что у них такой непутевый и бестолковый сын?
Нет, такая жалость ему ни к чему!
Мотаться по городу в морозную ночь. Вот его удел. Замерзнуть, окоченеть, затем лечь где-нибудь и заснуть навеки. И пусть они живут без него. Им всем легче будет.
Снег скрипел под ногами. На улицах уже никого не было. Лишь одинокие фонари освещали зимний город.
Он шел, глубоко засунув руки в карманах, и все возвращался и возвращался к своему горю. Оно не хотело отпускать его. Да Женя, кажется, и не хотел этого. Страдать, это так приятно. Нет, он не в силах будет расстаться с ним. Со своим горем.
Через час, бродить по городу надоело. Удовольствия уже не было. Ноги и руки замерзли, и это было совсем не неприятно. Да и ветер усилился.
Женя начал опять подумывать, где бы ему провести остаток ночи. Пришла мысль вернуться домой. Еще немного, и он бы отправился туда. Но тут же птицей залетела и другая мысль. Она возникла, когда он сориентировался на месте. Забрел он порядочно. До дома было далеко. Пожалуй, доберешься только под утро. Радости мало. А вот совсем неподалеку отсюда живет его старинный и хороший друг Толик Снежко. Толян.
Женя больше не колебался и направился к Толику. Его дом был в двух кварталах от дороги, и через пять минут, он уже жал на кнопку звонка.
Железная дверь открылась почти сразу, и Женю обдало грохотом веселья.
– Женьдос! – завопил Толян, только увидев его, и сразу втащил в квартиру. – Какими судьбами? Молоток, что пришел!
Несмотря на час ночи, дома у Толяна стояли шум и гам. Веселье шло полным ходом. Это в его духе. Женя готов был поклясться, что Толян отмечает очередной день рождения.
Толик был старше Жени на пять лет, и познакомились они пять лет назад, когда оба учились на первом курсе в электротехническом институте, на конкурсе «Алло, мы ищем таланты!» Они оба и были талантами и на этой почве сошлись и долго не расставались. Оба они были из армии битломанов, играли на гитаре и сочиняли музыку. Музыкальные вкусы у них оказались достаточно близкими для того, чтобы Толян позвал Женю в свою группу. До института Толик уже успел окончить техническое училище и работал на предприятии, при котором и был ансамбль. Группа была на издыхании. В ней были совсем уж дилетанты. Когда же в него ворвался Толик, который был музыкантом от бога, началась новая жизнь. Он собрал знакомых ребят, выбил у администрации средства на аппаратуру, и через два месяца дал такой концерт, что сразу стал самым популярным человеком на территории автопарка, где работал. Он мог сыграть что угодно на слух, и выжимал из парней семь потов на репетиции, а каждая репетиция превращалась в праздник.
Женя сразу вписался в коллектив и быстро стал вторым лидером после Толяна, даже больше. Он стал духовным лидером, потому что не только сочинял классные композиции, но и делал великолепные почти профессиональные аранжировки. Таким образом, с его появлением уровень группы, которую Толян назвал «Человек Дождя», резко возрос, и на городских тусовках они также стали играть лидирующую роль. Так что все студенческие годы у Жени были тесно связаны с «Человеком Дождя». Пожалуй, группе он отдавал куда больше сил, чем учебе, поэтому и вылетел из института на третьем курсе.
Жене пришлось устраиваться на работу, а это уже стало проблемно. Затем много сил и времени понадобилось ему, чтобы продолжить образование. Ему удалось восстановиться, но уже на вечернем отделении. А так как пропускать занятия для него стало совсем нежелательно, он стал пропускать репетиции. Так возникла первая трещинка в его отношениях с ребятами из группы и Толяном. Они злились на него, даже ругались, в конце концов, подобрали ему дублера. Это был парень моложе его, и не такой классный ударник, как Женя, но репетиции он не пропускал, и все схватывал на лету. Жене стало обидно, но виду он не подал. Однако репетиции стал пропускать еще чаще. Так незаметно для себя он превратился из постоянного члена ансамбля в запасного игрока. Конечно, учеба была важнее, чем эта самодеятельность. Там были все студенты, а перед Женей уже открылась взрослая жизнь с ее проблемами и трудностями. Он все тешил себя мыслью, что когда кончит учебу, у него будет больше свободного времени, и он вернется в группу. Но все получилось иначе. Почти сразу после получения диплома он познакомился с Машей. Это было его первое серьезное знакомство с девушкой, и Женя позабыл обо всем на свете и ринулся в омут любви. Где-то в закромах памяти существовала рок-группа «Человек Дождя». Ему было уже не до нее. Жизнь превратилась в сплошное свидание с Машей. Через полгода Женя и Маша поженились и стали жить вместе. Спустя несколько недель Женя вдруг вспомнил про Толика и его ансамбль и слегка затосковал. Сделал, было попытку вернуться, но теперь встретил сопротивление уже в лице Маши. Та ничего не хотела слышать о его прежних увлечениях, и уговорить ее было невозможно. Впрочем, Женя особо и не старался. Жизнь музыканта с вечными репетициями, тусовками, ночными посиделками действительно не соответствовали семейному образу жизни. И Женя смирился с мыслью, что в мир музыки ему уже не вернуться. А затем семейные проблемы так закрутили его, что «Человек Дождя» больше и не вспоминался.
До сегодняшнего дня.
Женя, несколько даже испуганный, вошел в жилище Толяна. Это была самая настоящая берлога музыканта. Со всех стен смотрели на него звезды рока, в основном прошлых лет, развешанные по стенам гитары, трубы, кларнет, саксофон, труба и даже старинная лютня. И конечно здесь было полно народу. «Человек Дождя» в полном составе – вместе с Толяном пятеро, еще двое заросших и грязных художников, и три девчонки, при чем одной лет всего этак девятнадцать. Все они воззрились на Женю, как на выходца из другого мира.
– Возвращение блудного сына! – торжественно объявил Толян. – Джон Леннон, то бишь Женя Александров!
Женю узнали. Раздались приветственные крики, его хлопали по плечам, хватали за волосы, кто-то тут же сунул ему в руку стакан водки, и Женя понял, чего же ему не хватало все это время. Он залпом выпил стакан, занюхал рукавом, и почувствовал себя счастливым. По настоящему счастливым. Он, наконец увидел людей, которые ему рады, и которым от него ничего не надо. Действительно ничего.
С него стащили куртку, сбросили шапку и повалили на старый диван, огромный, как площадка аэродрома, и тут же забыли. Словно он никогда и не уходил и не пропадал. Все стало, как прежде, будто ничего не изменилось. Вечеринка была в самом разгаре, играла музыка, по комнате столбами ходил табачный дым, стол был завален полупустыми бутылками, пивными банками остатками нехитрого ужина и окурками. От дыма защипало глаза, по всему телу тут же начало разливаться тепло, и на своей щеке Женя почувствовал дыхание, на плечо легла рука.
Это была девчонка. Та, что самая зеленая. Женя поглядел на нее, вдохнул запах дорогой косметики и хотел что-то сказать, но никак не мог сообразить, что именно. А другая рука девицы уже успела пробежать по его груди и соединиться с первой. Женя оказался в объятиях.
– Так ты и есть тот самый Женька, что раньше у них был ударником?
– Да! – Женя обрадовался, что начать разговор пришлось не ему. – А тебя как зовут?
– Я то Юлька. Только это все ерунда. Ты насовсем вернулся в Дождь?
Дождем местные фанаты давно окрестили группу Толяна, да и сами музыканты называли ее также.
Женя замялся. Он как-то об этом и не думал.
– Слушай, ранний Дождь это же было так круто! Ну, на хер ты из него свалил? Постригся, женился. Ты же гений! Твоя музыка, от нее же все до сих пор торчат! И голос у тебя… Я же впервые настоящий оргазм словила, когда слушала тебя в ДК химиков на первое мая. Помнишь? Ты тогда еще сережку вынул из уха и кинул в зал. Я ее поймала. Вот же она!
Женя посмотрел на Юльку внимательней. То, что он сейчас услышал, его буквально потрясло. Неужели его кто-то еще помнит? Старая фанатка? А потом в голове забрезжили воспоминания. Господи, как это было давно!
– Постой, постой, – проговорил он, – ты не сестра Виктора?
Виктор, с ударением на последний слог, это был бессменный басист. Долговязый и молчаливый. Не пропустил ни одной репетиции и ни одного концерта. Единственный из всех, кто не курил и почти не употреблял спиртного.
Юлька кивнула. Глаза у нее засверкали оттого, что Женя вспомнил ее.
– Я!
– Слушай, тогда ты сильно изменилась. Неужели это моя сережка?
Когда они только начинали, и их слава стремительно разрасталась по городу, казалось, что чуть-чуть, и они станут настоящими звездами. Уже на третьем концерте творилось что-то похожее на то, что показывают по телевизору. Конец восьмидесятых, расцвет советского рока. Все пошло в массы. Как это было здорово! Никто ни о чем не думал, все хотели только одного: балдеть. И балдели. Как балдели! А какой балдеж без музыки? Они были везде желанны. Их знали все! Почти все.
У Жени был неплохой вокал. Даже великолепный. Но петь он особо не стремился. Не любил. Толян тоже не пел. Он был на подпевке и полностью занимался гитарой. У них был неплохой вокалист, клавишник Володя, пел вполне сносно. Но было несколько композиций, которые никто кроме Жени вытянуть не мог. Эти вещи и принесли ему славу. Ну и конечно гимн группы «Человек Дождя», где были такие высокие места, что зрители выли от восторга, а к Жене после одного из концертов даже подходили какие-то парни и пытались переманить его к себе.
Тогда же у них появились и первые фанаты. В основном это были студенты и ребята с автопарка. И даже родственники. Самая младшая была пятнадцатилетняя сестра Виктора. Женя и не помнил, как ее зовут. Худенькая девчонка с косичками. Постоянно увязывалась с братом и сидела на репетициях, где-нибудь в уголке, тихая и незаметная. Тогда пятнадцатилетние такие и были. Не то, что сейчас. Никто ее и не замечал. Народу и так было всегда навалом. Приходили друзья, знакомые, фанаты, все, кто мог пройти через проходную. Так значит, ее зовут Юля? Тогда над Женькой даже посмеивались. Виктор всем наболтал, что его сестренка в него по уши влюбилась, обклеила всю комнату его фотографиями, часами слушает записи с его голосом, молится на него и ни о ком другом не говорит. Это была его Женина личная фанатка. А ему было тогда конечно не до девчонок.
– Так это ты?
– Я!
Теперь это была совсем другая девочка. Милая. Чертовски милая. Длинные каштановые волосы. Большие зеленые глаза. Отпадная фигура, которую она подчеркнула обтягивающими темно-зелеными джинсами и яркой красной шерстяной блузкой. Кожа, тугая и гладкая, какую сейчас вообще редко увидишь. В общем, девочка, которая могла бы украсить любую рекламу. Современная.
Женя сам не заметил, как его рука обвила ее талию. Он привлек Юлю к себе. Другой он потрогал сережку, которая была у нее в ухе.
– Точно, она. Я ее в Ленинграде купил у Митьков. И ты ее носишь?
– Ношу.
– Здорово!
– Я тогда сразу уши проколола.
Теперь она на него смотрела совсем не так, как пять лет назад. Не было ни робости, ни смущения. Смотрела открыто, как будто была его лучшей подругой.
А Толян уже вытащил откуда-то новую бутылку водки и разливал ее по стаканам.
– Предлагаю выпить за блудного сына! – объявил его.
Тост был принят восторженно, тут же откопалась старая запись с голосом Жени, ее включили на полную мощность. Это был «Человек Дождя». Баллада.
Слезы навернулись на глаза блудного сына. Женя поблагодарил судьбу, что забрел сюда.
Запись была сделана давно. Самопальная, она была сделана в примитивных условиях, без микшера, на простой катушечник первого класса. Но даже сейчас она слушалась, как великое откровение. Так можно петь только в молодости, когда ничего не нужно, лишь бы было, где петь.
– Ты гений, самый настоящий гений! – услышал горячий и искренний шепот тот, чей голос сейчас лился из колонок. Это опять была Юлька. Она смотрела на Женю, и в ее глазах опять было то восхищение, какое было когда-то.
– Нет, я уже давно не гений.
– А ты брось все и снова отрасти волосы.
– Ты думаешь, это поможет?
– Конечно. К тому же с длинными волосами ты такой красивый!
Не было, похоже, что Юлька клеилась. Так не клеются. Не было в ней пошлости.
– А зачем? – спросил Женя.
– Что зачем?
– Зачем это нужно, все возвращать?
Юля не нашлась, что ответить. Она лишь странно посмотрела на Женю. В ее взгляде появилась жалость к нему. Жалость, и может быть даже презрение. Сейчас ее кумир свергался с пьедестала.
– Это все уже прошлое, – продолжал Женя. – Дождя больше нет. Он кончился. До последней капли. Он пролился на сухую землю, на которой так ничего и не выросло.
– О чем это вы тут рассуждаете? – в разговор бесцеремонно вмешался Толик. – Кончай трепаться! Джон, че такой кислый? А Машка где?
При упоминании о Маше Женя сразу помрачнел.
– А, – махнул он рукой, – лучше не говорить.
– Правильно, мужик! – поддержал Толян. – Юлька, как он тебе? Помнишь, как ты его любила?
– А его и сейчас люблю, – спокойно ответила девушка.
Толик засмеялся.
– Сейчас уже бесполезно. Женатый человек – пропащий человек. Слышь, Джонни, а ты разводиться еще не собрался?
Женя промолчал. Настроение у него снова начало портиться. И Толик это заметил. Хлопнул его по плечу. Довольно сильно. Он был здоровяком. В последние годы сильно поправился и стал очень напоминать медведя Балу из диснеевского мультфильма. А раньше он очень был похож на Пола Маккартни. Красавчик. Теперь не то. Что время делает с людьми? А остальные ребята ни фига не изменились.
– Да ладно. Шутка.
– Ему же не до шуток, – вдруг вступилась за Женю девушка. – Не видишь, что ли? Плохо человеку!
– Жень, в натуре что ли? Че случилось?
Меньше всего Жене хотелось сейчас распространяться о своих проблемах. Толик увидел это, и настаивать не стал. Пожал плечами и отошел. А Юлька осталась. Даже наоборот крепче прижалась к нему. Всем телом.
Баллада кончилась. Ее сменил рок-н-ролл.
– Все, что тебе нужно, это рок-н-ролл, – сказал Женя и налил себе еще водки. – Будешь?
Юлька кивнула, и он налил и ей. Они чокнулись и выпили.
Юлька протянула сигарету. Женя закурил.
– Не, а в натуре, классный музон?
– Что надо!
– Тогда потанцуем?
Юлька ничего не сказала, просто встала, не расцепила руки, и увлекла его за собой. К ним присоединились лохматые художники, Володька и две другие девушки.
И тут со всех сторон застучали возмущенные соседи.
– Атас! – Толик выключил музыку. – Соседи, это святое. Лучше поругаться с женой, чем с соседями.
Раздались возмущенные вопли. Всем хотелось танцевать.
– Щас устроим, – Толик никогда не терялся. – А ну всем одеваться!
Толян был лидером. Хоть в ансамбле, хоть в жизни. Его всегда слушали, чтобы он не приказывал. И никому даже в голову не приходило обижаться на него. А сейчас видно было, что он задумал что-то очень интересное, потому держал в одной руке бутылку, в другой гитару.
Как по команде все покинули прокуренное жилище и направились за Толяном. А тот прямым ходом вел их к автопарку. Женя был с народом. Рядом с ним семенила Юлька. Она явно не собиралась сегодня от него отставать. Что ж, Женя был не против. Ему было даже немного приятно. Отличная месть Маше. За свое «Катись колбаской» она это заслужила.
Автопарк работал круглосуточно. Начальник охраны был первый корефан Толяну и без проблем пропустил на территорию всю компанию. Они прошли к административному зданию, там был актовый зал. Но группа базировалась в красном уголке на четвертом этаже. Там тоже был маленький зал, сцена, и комната с бронированной дверью. В ней хранилась аппаратура.
Хоть Женя и не был здесь почти два года, он ничего не забыл. Сердце забилось учащенно и радостно. Его охватило предчувствие чего-то хорошего и очень знакомого. Женя, словно этаж за этажом возвращался в прошлое. Беззаботное, легкое прошлое. А настоящее с его проблемами и горестями оставалось позади.
Толян открыл дверь в красный уголок, и они с шумом ввалились в него и начали раздеваться, кидая верхнюю одежду на бильярдный стол. Сколько за ним было сыграно партий! Женя вдохнул полной грудью и ощутил до боли знакомый запах.
А на сцене уже налаживали аппаратуру. Женя с изумлением увидел, что все сменилось. Теперь у «Человека Дождя» были такие инструменты, акустика и усилители, какие еще два года назад и не снились. Все чистый импорт: Япония, Штаты, Германия. Ударная установка Ямаха.
Да, раньше много, чего не снилось. Хотя бы та же музыка! Как они собирали битловские альбомы! Как гонялись за ними и доставали. И какую при этом испытывали радость. Сам процесс доставания приносил удовлетворение. Особенно, когда в руках последний из альбомов и вся коллекция той или иной группы или певца собрана. Нынче не то. Отстегни бабки и в любом магазине на любой вкус. Неинтересно. Даже желание иметь пропадает от подобной легкости. Рынок!
– Постучим? – Толян уже протягивал Жене палочки. – Махнем стариной? Смотри, какая примочка. Я ее в субботу из Москвы привез. Триста долларов. Шесть педалей.
Раньше примочки для гитары он делал сам. Это были произведения электронного искусства. Раньше ничего этого купить было нельзя. Все было самопальным.
Женя устроился за ударником. Толян тут же поставил перед ним микрофон. За спиной пристроилась на табуретке Юля. Он взял палочки.
Непривычно. Попробовал покрутить между пальцами. Когда-то этим он вызывал овацию. Не уронил, и тут же ударил по правой тарелке. Взял ногой бас.
– Старый конь борозды не испортит, – с одобрением отметил Толян и взял аккорд. – Не думаешь вернуться на большую сцену?
Женя не ответил. Он уже был в ритме. Первый раз работал на фирме. Ему понравилось. Юля со знанием дела надела на него наушники. И на себя тоже.
Все было готово. Толян взял ля мажор септ аккорд, Женя тут же подхватил его на четыре четверти.
– Рокенролл!
Как в старые добрые времена, начали с импровизации. Без слов, только музыка.
Женя почувствовал, как через барабанные палочки в него входит новая энергия и наполняет собой все. Хмель из головы вылетел, словно он не выпил ни капли. По телу пробежала дрожь. Сила ритма превратила его в точный механизм отсчета.
Так всегда бывает, когда несколько людей объединяются для одной цели – сыграть классный музон. Вот где коллективный разум не разрушительная сила, а созидательная.
Прибавили мощности, усилили звук, ускорили темп.
Кто никогда не играл в группе, никогда не поймет этого ощущения. Когда все по фиг, и игра становится самым большим наслаждением в жизни, с которым не сравнятся ни выпивка, ни наркотики, ни сигареты и даже женщины. А когда при этом еще и все получается как надо, тут сказать больше нечего.
И сейчас все получилось, как никогда. Словно Женя и не исчезал на два с половиной года, и не было ни дурацкой работы, ни Маши. Ни чего не было. Только рок-н-ролл.
А Толян без предупреждения перешел на другой темп, сменил металл на акустику, он всегда так делал, чтобы испытать, насколько внимательны остальные. Володька тут же сменил орган на фортепьяно и подхватил то, что играл Толян. Толян тут же замолк. За ним и все остальные. Женя тоже. Играл только Володька. Нет, он все-таки замечательный клавишник. Такой же слухач, как и Толян и никогда не фальшивит.
Женя запел. Потому что эту вещь всегда пел он.
Неужели он все еще помнит слова?
Все до единого. И голос не подвел. Он был как никогда чист и силен. Женя никогда не ставил себе голос, и вообще не часто пел. Видимо он был у него от природы. Высокий, доходящий до фальцета.
Это была «Богемская рапсодия».
Никогда в такие минуты ребята не играли свое. Это была работа. Изнуряющая, беспощадная работа до седьмого пота. Тут Толян был тираном. Не отдохнешь. Не сфальшивишь.
А вот любимые родные вещи, тут конечно дело другое. Какой смысл? И пытаться не стоит сравняться с оригиналом. Это для удовольствия. Для кайфа. Хотя бы на несколько минут просто вообразить, что они, это те, кого поют. Но со стороны казалось почти один к одному. А у Жени голос в «Богемской рапсодии» был почти как у Меркури.
Когда прозвучал последний аккорд, наступила тишина. Только слегка гудела тарелка, по которой прошелся Женя. Он огляделся и понял, что всех проняло. Не только его. Как будто они действительно возвратились туда, обратно в конец восьмидесятых.
Восхищенными глазами смотрела на Женю Юля. Она тоже стала прежней Юлькой, влюбленной в него сестренкой Виктора. Даже мастерски наложенная косметика не скрывала этого.
Не хотелось упускать это настроение. Лирическое состояние души. Романтизм юности. Вечная влюбленность в себя и в то, что ты делаешь.
Женя стал тихо стучать одной палочкой о другую. Толян понял его с одного взгляда. Подхватил темп и начал играть арпеджио. Виктор смачно как Брайан Адамс прошелся по басам.
Они пели балладу за балладой. Если бы здесь были влюбленные, они могли бы танцевать всю ночь. Художники не танцевали. Они неизвестно откуда достали свечи, зажгли их и стали расставлять везде, где подсказывало им их творческое чутье. Выключили свет, и стало здорово. Под потолком стелился сигаретный дым, и метались причудливые тени. Снова наполнили стаканы, две подруги стали их разносить, покачивая в такт бедрами.
Сначала пели жесткие вещи, Скорпов, Айрен Мэйден, потом пошли мягче, Битлы, опять Куин, Иглз. «Отель Калифорнию» опять спел Женя, после чего, по общему мнению, решили встряхнуться, потому что выпили столько, что надо было что-то сделать, чтобы хоть немного протрезветь. Иначе все бы просто попадали.
Снова вернулись к рок-н-роллу, харду, хэви металлу, в общем, у них был очень широкий репертуар. Толян требовал от всех умения играть все, что угодно. Поэтому они как никто во всем городе могли развлечь любого, и себя в первую очередь.
– Мир вокруг нас это один огромный ресторан, – говорил он, – а мы в нем музыканты. Так что, что нам закажут, то и сыграем.
С жаром принялись за дело, и скоро стало жарко. Женя скинул рубашку, пот тек с него ручьями, а он бил и бил, словно сошел с ума. Пил водку, и снова бил. У него был экстаз, и он ничего не соображал, превратившись в один сплошной кайф.
И вместе со всем этим постепенно отходили боль и тоска, обиды и злость, жажда мести и желание умереть.
Какая это все ерунда!
Прошло три часа. Словно три минуты. Они не успели опомниться, как все уже кончилось. Женя посмотрел на свои ладони. Они были в мозолях. Только сейчас он почувствовал жгучую боль от них.
Художники с двумя девицами, которые не отдали столько физических сил, уже вырубились и лежали прямо на полу между стульями.
– Ты должен вернуться в Дождь, – серьезно сказала Юля. Она все это время не отходила от Жени.
– Да, я должен вернуться. – Он убрал со лба мокрые волосы и не удержался, раскусил одну мозоль. Зашипел от боли. И оторвал зубами ненужный кусок кожи.