Неужели ему удастся?
Он был в этом уверен. Теперь больше даже чем когда-либо.
Вот настал момент, когда налицо признаки оживления.
На столе в этот раз был мужчина. Немолодой – волосы чуть с проседью. Скончался накануне ночью. То, что надо для опытов. Хотя лучше всего конечно работать с молодежью. Особенно с женщинами. Они как-то охотнее откликаются на его просьбы.
Но, как говорится, выбирать не приходится.
Труп задергался. Все проходило великолепно. Как и нужно.
Егор Васильевич приготовил очередную инъекцию и когда уже готов был сделать укол, покойник открыл глаза и уставился на него.
Именно уставился. Смотрит так, как будто все понимает.
Егор Васильевич не поверил своим глазам. В такое невозможно было поверить. Великий ученый задрожал от возбуждения и выронил шприц. Тот упал на пол к его ногам. Если бы это был стеклянный многоразовый шприц, он непременно бы разбился. Но это был одноразовый пластиковый, поэтому остался целым.
Мертвец продолжал смотреть на Егора Васильевича. В его взгляде была и легкая грусть и насмешка одновременно.
И тут впервые Егор Васильевич почувствовал, что что-то не так.
Все это противоречило разуму.
Такого не может быть! Он еще не дошел до этого этапа. До этого еще далеко. Ой, как далеко! Он рассчитывал не меньше трех лет.
Но мертвец смотрел.
Смотрел.
И вот он уже не только смотрит, он поднимается на руках и спускает ноги со стола, на котором только что лежал. Голый и живой.
Егор Васильевич молча отступил на шаг назад. Он все еще не верил происходящему. Отказывался верить.
А мертвец спрыгнул со стола, нагнулся и подобрал шприц, который уронил экспериментатор. И стал его разглядывать.
И тут Егор Васильевич понял, что настала пора спасаться бегством. Ничего хорошего происходящее ему не обещало. Разум его все еще функционировал вполне нормально.
С одной стороны случилось то, о чем он мечтал всю свою сознательную жизнь, но с другой стороны доктор понял, что это случилось не совсем благодаря ему.
Может, он был жив?
Нет, это исключено. Он проверил. Да и откуда взяться в морге живому? Что тут идиоты что ли работают?
Или может это клиническая смерть?
Все эти догадки одна за другой пронеслись в голове гения.
И все-таки он решил бежать.
Егор Васильевич повернулся к двери и замер. Почувствовал, как на его голове шевелятся волосы.
У двери стоял еще один мертвец. Безногий старик, который несколько минут назад лежал на соседнем столе.
А его мертвец все еще с недоумением разглядывал одноразовый шприц.
Раздались громкие щелчки. Эхом отдались они в ушах человека. Это один за другим стали открываться морозильники. И хоть тут было очень холодно, жаркий пот мгновенно прошиб Егора Васильевича, когда он увидел, как стали открываться металлические дверцы, и из-за них стали вылезать те, кто там находился.
И вот уже вся покойницкая была битком набита покойниками.
О, Господи! Да сколько же их тут?
Егор Васильевич и не предполагал, что их тут так много. А ведь обладай он зрительной памятью на человеческие лица, которые он, ой, как редко запоминал, то узнал бы некоторых из них.
И все они голые, правда некоторые держали простыни и стыдливо ими прикрывались, шли к нему. Медленно и неумолимо.
Крик застрял в его глотке, когда множество рук вцепилось в человека, и поволокли его куда-то. Зав хирургией попытался оказать сопротивление, но куда там, силы были неравные. Его волокли мертвецы, они пыхтели, обдавая его холодным дыханием, и улыбались чему-то известному только им.
– Не хочу! – закричал Егор Васильевич, когда увидел, что его кладут на тот самый стол, на котором он проделывал свои опыты. – Не хочу!
– А я хочу! – сказал ему тихим голосом, в котором было легкое шипение, его последний пациент. Он все еще держал в руке шприц. – Я тоже хочу быть таким как ты.
И с силой воткнул шприц ему в грудь.
Егор Васильевич охнул от боли и тут же увидел, как его обступили другие мертвецы, они расхватали его Егора Васильевича инструменты и бестолково размахивали ими. И вот один скальпель вошел в его тело, за ним другой, кто-то стал резать ему пальцы ножницами, чьи-то пальцы полезли в глаза…
В предсмертных судорогах на столе дергался в конвульсиях гибнущий в страшных мучениях Егор Васильевич – великий ученый, можно сказать гений. А вместе с ним уходил и его труд. Вряд ли кто сможет продолжить его. Ведь все результаты десятилетних исследований в компьютере под зашифрованным файлом. И самое обидное, что никто об этом не знает. И никто не узнает.
Вот о чем были последние мысли Егора Васильевича.
А за дверью в замочную скважину за всем этим наблюдал Виталий Решетников. Только он ничего не понял из того, что произошло. Во-первых он увидел очень немного, можно сказать, что ничего он толком не увидел. Так какое-то движение, чьи-то голые ноги, сплетение тел, крики и возня. Только потом, когда все прекратилось, он увидел лежащего на столе Егора Васильевича, неумело вскрытого и окровавленного.
И когда он это увидел, то перепугался, прежде всего, за себя. Он понял, что сейчас начнется дознание, и все вопросы будут в первую очередь к нему, к Виталию. А меньше всего на свете Виталий хотел отвечать на какие-либо вопросы.
Вот почему, ничего не сказав, Решетников скрылся с места преступления, покинув свой пост, и никому ничего об этом не сказал.
Утром пришел его сменщик. Он очень удивился, никого не застав. Открытый регистрационный журнал лежал на письменном столе, и в нем не было новых клиентов. Сменщик приступил к работе и тут же обнаружил, что дверь в покойницкую закрыта изнутри. Сменщика звали Валера. Он был студентом, в морге подрабатывал, и о тайной слабости Решетникова догадался очень скоро. Просто не заострял на этом внимания. Теперь же он сначала усмехнулся, поняв, кто заперся наедине с покойниками, но потом заволновался, подумав о том, что Решетников мог там внутри и замерзнуть. Вдруг ему стало плохо, и он не смог выйти наружу, и лежит теперь там, в обнимку с каким-нибудь мертвым телом…
Валера поднял тревогу, вызвал заведующего моргом и поделился с ним своими соображениями. Заведующий, приняв во внимание предположение о смерти Решетникова, посинел от страха и сам стал похож на покойника. После недавнего убийства в детском отделении, все заведующие ожидали нечто подобного и у себя.
– Надо вызвать милицию, а до их прихода ничего не предпринимать, – твердо сказал он.
Валера с ним не согласился.
– Надо ломать дверь, – сказал он. – Вдруг он там еще живой.
– Без свидетелей я на это не пойду!
Однако свидетелей вокруг было уже не мало. Пришли остальные работники, протекторы, уборщицы, преподаватель со студентами, и все они тоже собрались перед дверью и желали через нее проникнуть. О том, что покойницкая заперта изнутри, знали все.
И тут среди всех этих людей нашелся тот единственный умник, который всегда находится в таких случаях, нагнулся и догадался посмотреть в ту самую замочную скважину, в которую смотрел Виталий Решетников.
И тут же отпрянул назад. Лицо его побелело, глаза широко раскрылись от ужаса.
Все разом заволновались и стали спрашивать, что случилось, но он ничего не мог ответить, только судорожно глотал воздух. Тогда Валера тоже посмотрел в замочную скважину и присвистнул.
– Ну и ну! – Затем он посмотрел на заведующего, который ничего еще не видел, но был в таком состоянии, что казалось, вот-вот упадет. – Сергей Соломонович, вы были правы. Надо вызывать ментов.
Тут все стали по очереди смотреть в замочную скважину, а так как медики народ, который трудно испугать видом смерти, пусть даже насильственной, то каких только восклицаний не было.
А потом прибыли милиционеры. Целая опергруппа. Даже собака была с ними. Был среди них умелец, который сумел открыть дверь.
6
– Послушай, я тебя давно хотел спросить, – как-то сказал Сергей, когда они с Валей шли по улице, – почему Дима так похож на тебя?
– Что за глупый вопрос? – пожала плечами девушка. – И вовсе он на меня не похож.
Сергей задумчиво укусил мороженое. Был мороз, а они шли по улице и ели мороженое. Это конечно была Валина идея. Она сходила с ума по мороженому и считала день потерянным, если не съест хоть одну порцию.
Они помирились три дня назад. Сергей пришел к Вале и попросил у нее прощения за все свои капризы. Валя как любая женщина сразу растаяла и повисла у него на шее. Прошептала:
– Я так тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, крошка.
И все встало на свои места. Опять стало прежним. Они гуляли, целовались, ходили в кино. Сергей даже читал стихи, Валя слушала его со счастьем в глазах. Иногда правда в них появлялась тревога, и она внимательно смотрела на Сергея. Тому это не нравилось, и он отворачивался и старался сменить тему, или придумать еще что-нибудь, чтобы отвлечь Валю. Но девушка, словно что-то чувствовала. И тогда опять начинался неприятный разговор.
– Мне иногда кажется, что это не ты передо мной.
– Ерунда. Выбрось из головы, – отвечал Сергей, и все-таки не смог удержаться от вопроса: – Кто же тогда?
– Не знаю. Но ты все равно не прежний. Не тот Сергей, с которым я познакомилась полтора года назад.
– И какой был тот? – им начинало овладевать раздражение, но Сергей тщательно старался нейтрализовать его. Сейчас ему это было совсем ни к чему.
– Тот был проще.
– Слушай, тебе не кажется глупым, что говоришь обо мне, как о каком-то третьем лице, когда я вот, перед тобой стою и держу тебя за руку?
– Да это глупо.
Валя соглашалась, но все-таки капли сомнения все равно оставались в ее глазах.
И этот разговор повторялся уже наверно раза два.
Сейчас они шли к садику за Димкой. Надо было съесть мороженое до того, как их увидит мальчик, иначе тоже запросит. Вот почему Сергей воспользовался, что речь случайно зашла о племяннике, задал свой вопрос. Он очень внимательно смотрел, как отреагирует на него Валя, и ее реакция его порядком озадачила. Он явно ожидал не этого.
Мороженое было съедено буквально у ворот садика, при чем Валя помогла Сергею.
Они вошли в садик и прошли в подготовительную группу, где был Димка. Поздоровались с молоденькой симпатичной воспитательницей и позвали мальчика. Тот прибежал, как всегда разгоряченный и взъерошенный, и Валя стала его одевать. Зимой это куда сложнее, чем осенью или летом, поэтому они вышли на улицу только минут через пятнадцать, тем более, что Димка все время вертелся, болтал, и никак не мог собрать все свои вещи и игрушки, ворох которых он каждый раз притаскивал с собой.
На улице по дороге к дому мальчик тоже веселился, катался по ледяным дорожкам, нырял в снег, нагибался за каждой веткой, все время пытался отстать, и задал наверно не меньше сотни вопросов.
Они уже были дома у Вали, сидели в ее комнате после ужина. Сергей пил колу из высокого стакана и внимательно смотрел на Димку, который возился с игрушками на полу. Валя лежала на его плече и дремала.
– Все-таки он очень на тебя похож, – произнес Сергей. – Может он вовсе и не Маринин сын, а твой?
Валя хихикнула и посмотрела на друга как на чокнутого.
Но Сергей уже не верил ей.
7
Василий Николаевич Круглов сидел за заваленным бумагами столом и дымил сигаретой. Настроение у него было хуже некуда. Только что полковник Свиридов возглавлявший его отдел на заседании сделал ему серьезное внушение по поводу расследования последних убийств. В сущности, правильное внушение. Полковник никогда не был несправедливым. Прошло уже почти две недели после убийства директора десятой школы, а следствие не продвинулось ни на шаг. Топталось на месте. А потом одно за другим еще две смерти, одна нелепее другой. Три трупа. Люди были убиты с невероятной жестокостью. За свою жизнь майор видел не мало смертей, но такого даже он не мог припомнить в своей практике. Хотя любое новое убийство всегда потрясает заново, и кажется исключительным.
До поры до времени.
Пока было ясно очень не много. А вернее почти ничего. Единственно, в чем можно было быть уверенными, так это то, что убийства в школьном подвале, в Больнице Скорой помощи и в морге взаимосвязаны. И хотя, судя по результатам судмедэкспертизы, они были совершены разными людьми и орудиями, не было единого почерка, каждое оригинально само по себе, практически ничего общего. Но было обстоятельство, которое вписывало все три смерти в одну цепочку. Около каждого трупа были найдены написанные кровью жертв, странные знаки.
Версий было несколько, и все они отрабатывались. Ребята его группы сбились с ног, оперативная работа велась на должном уровне. Но зацепиться было практически не за что. Единственной ниточкой в этом деле было исчезновение работника морга Виталия Решетникова. Но Круглов следовательским чутьем своим, которое выработалось у него за двадцать лет работы, чувствовал, что Решетников тут не при чем. Хотя про него и говорили в один голос, что он очень странный малый, и даже, что он, мол, некрофил. Вот это последнее обстоятельство и подсказывало следователю, что Решетников не при деле. Некрофилы, как правило, самый тихий и безобидный народ. Хотя конечно Решетников тоже мог съехать с катушек. Как и любой другой. Может, ему нужна кровь? Да и заведующий хирургическим отделением вскрыт довольно профессионально. Так что все может быть. Тем более эта странная пропажа. Нигде его нет. Ни дома, ни у друзей. Пропал можно сказать без вести. Круглов не исключал и того, что Решетников скоро найдется. И вполне вероятно, что он будет в таком же виде, как и прежние жертвы.
Круглова мучило это предчувствие.
И оно не обмануло его.
* * *
Виталий скрывался несколько дней. Скрывался в таком месте, о котором не мог предположить даже самый дотошный следователь.
Он прятался в Больнице Скорой помощи.
Тут было, где спрятаться. Старое здание давало массу возможностей. Виталий давно тут работал, и, будучи от природы любопытным, в свое время излазил больницу вдоль и поперек. Поэтому, когда возник вопрос, где спрятаться, а о том, что надо прятаться, он не сомневался, потому что знал, что главный подозреваемый будет не кто другой, как он, Виталий решил спрятаться в больнице.
Конечно, поведение его было не совсем логичным, но в последние годы, Виталий не был из тех людей, кто живет по законам логики. Вот почему в первые два дня он уехал за город и просидел на даче, после чего, понял, что скоро тут до него доберутся, сел в автобус и вернулся в город. Купил на все деньги, что у него были с собой, он взял их из дома сразу после бегства из морга, продуктов и прокрался в Больницу Скорой помощи. Это было делом нехитрым. В здании больницы было столько дверей и прочих входов и выходов, что у всей городской милиции не хватило бы людей охранять их все. Тем более, что Виталий пробрался через крышу. Ранним утром, в темноте он поднялся по пожарной лестнице на крышу, нырнул в чердачное окно и проник в больницу. Здесь его никто не узнал в утренней суматохе, к тому же он старался держаться подальше от морга, а самыми дальними зданиями были роддом и детское отделение. Затем он добыл белый халат, спрятал под ним сумку с продуктами и зашел в детское отделение. А чтобы сыщики, которые пасли местное пространство еще с убийства Зои Чуковской, не узнали его, он просто снял очки, после чего стал неузнаваемым. И прошел мимо них незамеченным. Люди в белых халатах все на одно лицо. Затем Виталий прошел по коридору второго этажа, и проник в роддом. В роддоме его также никто не заметил и не остановил. Он прошел мимо детской комнаты и остановился у двери. Толкнул ее и прошел в темный коридор и пошел дальше. Дойдя до середины, он остановился около железной двери покрытой той же побелкой, что и стены. Дверь была закрыта на засов, и Виталий потратил немало времени, чтобы открыть ее. От времени засов буквально слился с дверью.
За дверью была самая настоящая комната. Большая и совершенно пустая. Это было заброшенная котельная, которая обслуживала здание, когда его только что построили. Потом выстроили новую котельную, а эту законсервировали. Хотели снести, но потом как всегда на это не хватило средств, и про здание просто забыли. Тут даже окно было решетчатым только наполовину. Знали бы об этом бомжи! Но к счастью они не знали.
А вот Виталий знал.
И поэтому он запер за собой дверь, тоже на засов, и поселился здесь.
Для начала он выспался. Но потом его начала одолевать скука, и чтобы спастись от нее, Виталий занялся своим временным жилищем. Стал хозяйничать. Тут даже из кранов текла вода, и холодная и горячая. И отопление тоже работало. Бывают же на свете чудеса!
Виталий нашел два старых халата и порвал их на тряпки. Тщательно вымыл полы, которые были покрыты вековой грязью, снял со стен паутину.
Занимался этим два дня, не покладая рук, как хорошая домашняя хозяйка. И вскоре здесь стало совсем прилично. Даже запах сменился. Тем более, что Виталий тщательно все проветрил. Спал он на металлическом столе, который был здесь, придвинув его к горячей отопительной трубе, которая была толщиной в среднее ведро.
Полный комфорт.
Виталий даже выходил гулять по городу. Через окно разумеется. Вниз вела пожарная лестница.
Но прошло только два дня, и он затосковал. Затосковал смертельно. Слишком прошло много времени с тех пор, как он бросил свою любовь.
Он тосковал по моргу и по тем, кто там находился.
Решетников держался еще два дня, а потом не выдержал. Это стало невыносимым, и постепенно ушел и страх и все прочие чувства самосохранения.
На третью ночь он вышел из своего жилища и проник в роддом.
И тут его увидел только один человек.
Это была Маша Александрова. Она ходила в туалет, и на обратном пути увидела того, кто снился ей по ночам. Она замерла и в ужасе прижалась к стене. Она была уверена, что этот человек пришел за ней. Она нисколько в этом не сомневалась, и поэтому крик застрял у нее в горле, ноги подкосились. Она разумом понимала, что должна спасаться, спасать своего еще не родившегося ребенка, но тело не слушалось ее.
Все это длилось долю секунды.
Виталий не заметил ее и прошмыгнул мимо. А потом он исчез.
Через десять минут он был уже в морге.
Ему опять повезло. У входа в морг дежурил оперативник, но в тот самый миг, когда тут прошел Виталий, он вышел покурить с Валерой, который дежурил в морге в эту ночь. Они курили, болтали, потому что успели подружиться, делить досуг вдвоем всегда приятнее, а они оба были на работе. И оба они не видели, что на их территорию проник тот, кого они ждали.
Такое бывает. Очень редко, но бывает. Случилось и в этот раз.
Вот такая цепь совпадений без помех привела Виталия Решетникова в покойницкую. Он шмыгнул туда и запер за собой дверь.
А студент Валера Мельников и молодой оперативник Жора Христофоров выкурили еще по одной и уже собирались пойти выпить кофе, как услышали страшный крик. Они вздрогнули и одновременно поняли, что крик раздается оттуда, где недавно произошло убийство. Не сговариваясь, побежали к покойницкой и беспомощно задергали запертую изнутри дверь.
А крик за ней был все сильнее и громче, было такое впечатление, какое бывает, когда поблизости режут свинью. А потом крик прервался на самой высокой ноте.
* * *
Виталий запыхавшийся и донельзя взволнованный огляделся, но на столах никого не было. Он чуть не заплакал от горя и кинулся к холодильникам. Открыл один и вытащил из него мужчину. Нет, это не то. Сейчас он хотел женщину.
Пригодная женщина нашлась не сразу, пришлось открыть не одну дверь. Но все-таки нашлась. Виталий снял с нее простынь, обнял и потащил к столу. Конечно, с этим куском замороженного мяса полный кайф не поймаешь, но на безрыбье говорят и рак рыба.
Он очень спешил.
И тут холодная рука покойницы, лежавшая у него на плече вдруг обняла Виталия и прижала к себе.
Он не сразу понял, что произошло. Но дальше события развивались очень быстро. Женщина открыла глаза, обняла Виталия, который шарахнулся от нее с безумными глазами, так резко, что с него слетели очки, уже двумя руками, а потом приподнялась и впилась в его рот черными холодными губами.
Это был поцелуй смерти.
Виталий задохнулся, чувствуя одновременно и ужас отчаяния, и наслаждение одновременно.
Разве не об этом он мечтал всю жизнь? Чтобы ему ответили.
Краем глаза Решетников увидел, что к нему спешат и другие покойники, покинувшие свои морозильные камеры.
* * *
Вот тут-то Круглов впервые подумал о том, что у него съезжает крыша.
– Кто, кто мог его трахнуть? – кричал он на подчиненных. Никто ему не отвечал. Оперативники молчали и прятали глаза. – В запертом помещении, где не обнаружено не единой живой души? Может покойники? Вылезли из холодильников, трахнули его и убили, да?
Решетников был найден в морге, жестоко изнасилованный, с разорванным анусом, и от уха до уха ртом, одежда его лежала рядом, сам он был голый, и спину его украшали те самые знаки, что были оставлены и прежде. Они были вырезаны на спине жертвы не очень острым, но прочным предметом. На первый взгляд можно было подумать, что это царапины от лап крупной собаки. Но вот что еще скажут эксперты.
Если прежние убийства еще были более или менее понятны, то это казалось вовсе каким-то сверхъестественным. Голова шла кругом. Одни загадки. Загадки, которые люди были не в силах разгадать.
Вот в голову волей неволей опять полезли мысли, которые никак не должны быть у следователя из отдела по расследованию тяжких преступлений.
А накануне днем у Круглова состоялся внеплановый разговор с фотографом Сергеем, его хорошим приятелем, который работал экспертом и всегда был в курсе всех его дел, насколько это было возможно.
Сергей вошел в кабинет, когда Василий Николаевич рассматривал дело о злостном хулиганстве, которое произошло в Больнице Скорой помощи несколько недель назад. Ему только что его привезли из Районного отдела внутренних дел, и он который уже раз внимательно рассматривал фотографии и перечитывал протокол.
– Смотри, Серега, наш маньяк оказывается с кого начал, с кота, – не вставая со стула и пожимая другу руку, заметил майор. – Не правда ли это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Сергей тоже посмотрел пару фотографий и отдал их обратно.
– Похоже, что так.
Круглов глубоко вздохнул.
– Топчемся на месте. Гоняем, как по кругу. Ни одной путной улики, ни одного свидетеля. Зацепиться совершенно не за что. Мне уже два раза втык дали. Вот сижу здесь, как идиот и смотрю на эти художества.
– А Решетников еще не найден?
– Да нет. Мои ребята ищут, где только можно. Все его ищут.
Но пока не нашли. Скрылся. Оказывается, он на даче скрывался. На садовом участке, можно сказать по соседству с моим участком.
– Это в «Заре» что ли?
– В «Заре». Только когда мы туда нагрянули, его уж и след простыл. Ушел.
– Так значит это он?
– Может и он, – без энтузиазма согласился Василий Николаевич.
– Тогда ищи ветра в поле.
– Найдем. Не таких находили. Да и не уйдет он далеко. Не покинет свой морг.
Сергей понимающе хмыкнул. Он уже знал о сексуальных отклонениях главного на данный момент подозреваемого.
Круглов закурил сигарету и дал прикурить фотографу.
– Слушай, – неожиданно спросил Сергей, – а этот твой Решетников не десятую школу окончил?
– Нет.
– Зачем же он тогда директора тамошнего грохнул?
– Кто его знает? Кстати, насчет десятой школы. Ну, нет у Решетникова с ней связи. Никакой. Не учился он в ней никогда. И с директором вряд ли встречался. Их пути никогда не пересекались. Это мы проверили.
– Все не проверишь.
– Это точно. Слушай, Серега, а ведь мы с тобой тоже десятую кончили в семьдесят седьмом. В феврале вечер встречи. Может, сходим?
Сергей пожал плечами.
– Если ты убийцу поймаешь, пойдем. А так, что мы людям скажем. Нас ведь наверняка спросят, кто убил нашего директора.
Круглов расхохотался.
– Ну, до этого мы его найдем. Кстати, тут мне пришлось столько всего перерыть про нашу школу, Серега. Это кошмар какой-то, а не школа. Никогда бы не подумал про нее такое.
– А ты хоть когда-нибудь вспоминал ее?
– Да никогда. Как только аттестат получил, забыл навсегда.
– Ну, это понятно. Ты же отличник. А отличники редко вспоминают школу и учителей.
– А что ее вспоминать? Я в ней работал. Учился жизни, можно сказать. Про это и вспоминать не хочется. Это ты там бездельничал и развлекался, вот и вспоминаешь. Сейчас-то кто тебе даст побалдеть?
– Это точно. Ну и что ты раскопал? Показывай.
Круглов оживился.
– Да мистика какая-то! Если бы ты не был моим другом, я бы тебе этого конечно не сказал. Но ты я думаю, не будешь звонить на Пирогова?
– Не буду.
– Тогда слушай. Начнем с начала.
– От яйца.
– Да, от него. Значит, школа была открыта в шестьдесят втором.
– Хорошенькое начало.
– Не перебивай. Тогда она стояла на окраине города, и была построена прямо на кладбище. Ну, ты то наверно об этом знаешь.
– Конечно. Ты меня не удивил. Это любой знает.
– Тогда жители деревни, что была тут неподалеку, даже пытались протестовать. Ходили в исполком жаловаться. Но их, конечно, не послушали, да и саму деревню потом тоже снесли. Ее теперь даже археологи не найдут. Там все застроили еще тогда. Теперь это вообще центр города.
– Да, наш город вырос за последние сорок лет.
– В первые тринадцать лет существования школы все шло обычным ходом. Никаких происшествий, если не считать, что школа была на первом месте по подростковой преступности уже тогда, но это тоже неудивительно, в нее ходило много детей из засыпушек, да и район был весь из коммуналок и секционок. Хотя впрочем, приличных тоже было много. Но через тринадцать лет, словно что-то прорвало.