– Ты пришел?

– Пришел.

– И что ты хочешь?

– Знать правду.

– Как люди хотят знать то, чего им знать не следует. Ты очень этого хочешь?

Сергей задумался.

– А зачем я тогда все это сделал? Ради забавы?

– Это верно. Что ж, спрашивай.

– Я тебя уже спрашивал. Назови мне причину твоей гибели.

– Я тебе скажу. Очень скоро скажу. Давай пока выйдем отсюда. Я тебя провожу к выходу.

Они вышли из круга и быстро оказались за дверью, которая открылась перед ними и крепко захлопнулась за их спинами.

– Как ты вообще живешь? – спросил отец.

– А разве ты не знаешь?

– Знаю. Ни с кем не видишься, ни с кем не общаешься. Весь в искусстве. Ну и как, тебе нравиться?

– Вообще-то интересно. Даже очень. Никогда бы не поверил, что такое возможно.

– Возможно и не такое. Но вот зачем ты с девушкой своей порвал? Она такая милая. Ведь ты ее любишь? Любишь. Поэтому и порвал. Правильно сделал. Женщинам нет места в таком деле. Теперь ты обрек себя на одиночество. Вечное одиночество. Кстати, насчет Вали. Ты не хочешь узнать про нее кое-что интересное?

– Нет, – резко ответил Сергей. – Меня не интересует, что она сейчас делает. Это ее дело. Она свободна.

– Нет, ты не понял меня. Сейчас она ничего не делает. Она все еще любит тебя. Но вот про ее прошлое я бы тебе мог рассказать.

– Прошлое? – удивился Сергей. – Что у нее могло быть в прошлом? Впрочем, мне это не интересно.

– А у нее действительно есть прошлое, – улыбнулся отец. – И ты это прошлое очень хорошо знаешь. Ты его видел почти каждый раз, когда встречался с ней.

– Не понимаю.

– Ты даже играл с ним с ее прошлым.

– Играл?

– Да играл. И дарил подарки.

– Ничего не понимаю. – Сергей и в самом деле ничего не понимал. – Как я мог играть с прошлым и даже дарить ему подарки. Погоди. Ты имеешь в виду Димку? Валиного племянника?

– Именно Димку.

– А при чем тут прошлое?

– Ты все еще не понимаешь меня?

– Нет.

– А тебе никогда не приходило в голову, почему это Валя так любит Димку? Разве племянников так любят?

– Димка сын Марины, Валиной сестры. Почему бы ей его не любить?

– Я вижу, ты меня не понимаешь. Не хочешь понять. Что ж, на то твоя воля.

– Погоди, погоди. Ты хочешь сказать, что Димка Валин сын? Так что ли?

Отец пожал плечами, но ничего не сказал.

– Но это же бред!

Отец опять ничего не ответил. Сергей расхохотался:

– Ты меня дурачишь?

– Я? Нет, это не я тебя дурачу. Это ты мог бы стать дураком, когда после свадьбы узнал бы семейную тайну своей жены. Марина старше Вали на два года, и тогда им было куда проще выдать ребенка за ее сына. И замуж она тогда вышла, и муж тут же в армию ушел. А? Не правда ли, просто? Ты же знаешь их мать, разве бы она снесла такой позор – девчонка только школу кончила, а уже с пузом?

– Бред, – помотал головой Сергей.

– Как знаешь. – Отец устало пожал плечами. – Вот мы уже и пришли. Пора прощаться. Я должен вернуться.

– Но ты же опять мне ничего не рассказал! – с возмущением закричал Сергей.

– Все, что нужно было, я тебе рассказал, – строгим голосом ответил отец. – Дальше решать тебе. У нас осталось одно свидание, и ты должен прийти на прежнее место и принести последнюю жертву.

– Я больше не хочу никого тебе приводить. Я устал! И не хочу никого отдавать на заклание!

– Последнюю жертву ты должен убить сам, – не слушая возражений, продолжал медленным ритмичным приказным тоном отец. – И это должен быть ребенок. Нам нужна невинная кровь! Теперь иди. Придешь, и я тебе назову имя моего убийцы. Ты отомстишь за меня и обретешь покой. А без этого покоя тебе не найти. Ни днем, ни ночью.

Слушая его слова, Сергей медленно поднимался по лестнице ведущей из подвала. Он держался за голову, потому что она раскалывалась от боли. Отец смотрел ему вслед. Когда на последней ступеньке Сергей обернулся, внизу никого не было. Только темнота.

А потом вдруг включился свет.

Из подвала повалили клубы пара. Сергей закашлялся, вдохнув горячего сырого, пахнувшего землей и мелом, воздуха и выскочил наружу.

У выхода из школы он встретил вахтершу. Она сидела за столом и вязала. Удивленно глянула на Сергея. Он подошел к ней, положил руку на плечо, женщина не успела опомниться, как встретилась с ним взглядом, вздрогнула и неподвижно застыла.

– Ты меня не видела, – тихо сказал Сергей.

– Я тебя не видела, – покорно ответила вахтерша.

И он вышел из школы. На улице была непроглядная темень. Поблизости не было ни одного человека. Сергей благополучно, не узнанный ни одним прохожим покинул район, в котором стояла десятая школа.

* * *

Директора нашли той же ночью.

Его жена позвонила в школу на вахту и спросила, когда Лев Петрович ушел с работы, и был ли он вообще в школе. И тут вахтерша вспомнила, что Лев Петрович как утром пришел, так и не выходил. Побежала в директорский кабинет, но он был закрыт, хотя свет в нем горел. Вахтерша встревожилась, позвала сторожа Михеева, жилистого чуть сутулого дядьку, и они вместе взломали дверь. Директора в кабинете не было, и они оба здорово испугались, решив, что им влетит за взлом. Потом они нашли верхнюю одежду директора и поняли, что все-таки что-то произошло. А потом они заметили и пар, который шел из раздевалки. Попытались войти в подвал, но не смогли. Там уже нельзя было дышать. И тут вахтерша вспомнила, что она, кажется, видела, как директор спускался в подвал. Значит он там. Пришлось вызывать группу спасателей, которые и обнаружили тело Льва Петровича, но в таком виде, что сразу была вызвана и милиция.

Труп лежал в самом дальнем конце подвала. Он плавал лицом вниз в красном от крови кипятке и был почти на половину сварен. Директор был полуобнажен. На теле его присутствовали многочисленные раны, удары и ссадины. С первого взгляда было просто невозможно определить, кто нанес такие страшные глубокие рваные раны. Словно его искусала целая свора взбешенных собак. О несчастном случае говорить не приходилось.

К тому же сотрудники из отдела по расследованию насильственных преступлений нашли три свечи, останки одежды, которую явно искромсали острыми режущими предметами, но самое главное было на потолке. На размокшей штукатурке красовались нарисованные кровью непонятные каббалистические знаки.

– Это дело рук или сатанистов, или в городе объявился кровавый маньяк, – сделал предположение после предварительного осмотра майор Круглов. – Не знаю, что хуже.

О страшном убийстве директора средней школы, очень скоро стало известно всему городу. Слухи распространились с невероятной скоростью, и власти города вынуждены были дать информацию в средства массовой информации.

3

Оля заснула позже всех. Долго ворочалась с боку на бок, пыталась даже считать воробьев, которые прыгают за хлебными крошками, потом ей это надоело, потому что не помогло. Это был очень грустный день. После обеда во время тихого часа родители забрали Славика Игнашова. Ее лучший друг по палате, с которым она делила унылый больничный досуг почти целый месяц, отправился домой.

И кто теперь займет его место? Противный мальчишка или вредная девчонка?

А она осталась. И сразу ей стало грустно и одиноко. В палате вместе с ней остались одни малыши, самому старшему из которых было шесть лет, и они больше раздражали. Что с ними делать? Все плаксы, ужасно вредные, только и делают, что ябедничают друг на друга. А со Славиком было здорово. Он знал много интересных историй, все время что-то рассказывал, играл в игры и совершенно не обращал внимания на то, что она девочка. На новогодний утренник, который устроили для них прямо в больнице, они вдвоем даже приготовили номер – спели песню. Им хлопали.

А теперь хоть плачь.

Оля лежала в больнице уже семь недель и от тоски готова была бросаться на стены.

Все началось с того злополучного дня, когда она, несмотря на строжайший запрет мамы, отправилась гулять в сильный мороз и вывалялась в снегу так, что даже руки посинели от холода. Девочка пришла домой и получила хорошую взбучку от родителей. Ей тогда было всего пять лет. И в тот же вечер у нее поднялась высокая температура, и ее увезли в больницу. В первый раз. Она провела тогда в больнице целый месяц. И вся жизнь ее превратилась в одно сплошное тщательное обследование. Врачи поставили жестокий диагноз: воспаление почек. Острый пиелонефрит, который перешел в хронический. После этого стоило ей чуть-чуть замерзнуть или простудиться, почки тут же давали себя знать. И Оля стала одним из тех детей, которых называют больничными. Ей было десять лет, и пять из них она болела. В больницах проводила по два, а то и три месяца в году. Это стало ее второй жизнью. Если не первой. Вечное лечение. Когда другие дети просто живут нормальной детской жизнью, наполненной играми, весельем и учебой, она занята только тем, что соблюдает диету, режим, и процедуры, процедуры. Процедуры, некоторые из которых длятся по часу и больше. Больничная палата стала вторым домом, и не важно в какой больнице она находится, везде они одинаковы. И везде одинаковые дети, маленькие или постарше, все они выглядят одинаково, и у всех у них усталые, не столько от болезни, сколько от бесконечного лечения, глаза.

А сегодня вдруг пришло осознание всего этого, потому что она лишилась того единственного, что ее хоть как-то утешало в данных обстоятельствах. Весь день она страдала от разлуки с другом, а ночью не могла заснуть. Несколько раз в палату заходила Зоя Ужасная, и Оля притворялась, что спит. Сердце ее замирало от страха, и девочка сжималась в комочек, представляя, что сейчас взгляд злой медсестры остановился именно на ней. А вдруг она догадается, что Оля не спит? Что она тогда сделает? Накажет ее? Но за что? Разве она виновата в том, что не спит? Она же ничего плохого не делает. И все равно Оле было страшно. Очень страшно.

А потом она вдруг вспомнила про странного мальчика, которого встретила три недели назад утром в коридоре. Ваня. Так, кажется, его звали. И куда он потом делся? Она о нем даже Славику рассказала, и они вдвоем удивлялись, что его не оказалось среди детей.

Куда же все-таки он тогда делся?

Затем Оля все-таки уснула и спала очень долго. Проснулась она в два часа ночи и увидела, как у нее в ногах на кровати кто-то сидит. Она поднялась и протерла глаза.

Это был Ваня. Он был точно такой же, как и в прошлый раз.

Сидел в трусах и майке на ее кровати и болтал ногами.

– Привет, – сказал он, когда увидел, что Оля проснулась и смотрит на него.

– Это ты? – шепотом спросила Оля.

– Да.

– А куда ты тогда девался? Я тебя искала.

– А меня не надо искать. Когда надо, я сам прихожу. Пойдем, погуляем.

– Куда? – испугалась Оля. – Сейчас же ночь. Ты с ума сошел?

– Пойдем, – жалобно попросил Ваня и протянул Оле руку. – Никто нас не увидит. Все спят. Я проверил.

– А Зоя Ужасная?

– Она тоже спит. Пойдем. Я тебе кое-что покажу.

– Ну, пошли, – согласилась Оля. Почему-то она не смогла отказать этому мальчику. Он так умоляюще на нее смотрел. И глаза у него большие, синие. Даже в темноте видно, какие они у него синие.

Она стала нашаривать ногой тапочки. Ваня спрыгнул с кровати и встал рядом с ней. Он продолжал держать Олю за руку.

– А ты что без тапочек? – накинулась на мальчика Оля. – Полы ледяные.

– А мне не нужно! – махнул рукой Ваня, и шаркнул босой пяткой о линолеум.

– Ну да, не нужно, – проворчала Оля. – Вон у самого руки как ледышки.

– Пошли, – дернул ее за руку Ваня.

И они пошли в темный коридор. Тут было прохладно, и Оля, хотя и была во фланелевой пижаме, поежилась.

– Вон туда, – вел ее мальчик.

Они пошли в противоположный конец отделения, тихо, как мышки. На одной кушетке, которая стояла в коридоре, кто-то спал. Ваня приложил палец к губам.

– Тихо.

И они крадучись прошли мимо. Оля оглянулась и увидела лицо спящей. Это была медсестра. Не Зоя. Другая. Оля облегченно вздохнула.

Через десять шагов Ваня остановился.

– Сюда, – и свернул в маленький закуток. Оля последовала за ним. Здесь было хоть глаз выколи. – Включи свет. Здесь есть лампочка.

Оля нащупала рукой выключатель и включила свет. Зажглась тусклая лампочка. Дети оказались перед закрытой на замок дверью. Оля удивилась.

– Зачем мы сюда пришли.

– Тут можно играть, – ответил Ваня. – Правда, здорово?

Оля кивнула. Глаза мальчика заблестели.

– А знаешь, что за этой дверью? – спросил он.

– Нет.

– Я тоже не знаю. Давай посмотрим.

– Но тут же закрыто.

– Ну и что? Тут есть ключ. Я тебе покажу.

Ваня нагнулся и стал шарить рукой.

– Вот здесь, – прошептал он. – Видишь, тут щелка. В ней лежит ключ. Достань его.

Оля покорно села на корточки рядом с Ваней и засунула палец в щель между полом и плинтусом. Каково же было ее удивление, когда пальцы действительно нащупали ключ. Оля осторожно достала его.

– Открой, – попросил Ваня. – Он должен подойти.

Оля вставила ключ в замок. Ключ послушно вошел. Оля повернула его, раздался щелчок, и дверь открылась.

– Здорово! – шепотом воскликнул Ваня. – Пойдем туда.

Тут Оля испугалась.

– Ты, что? А вдруг нас поймают. Знаешь, что тогда будет?

– Не поймают, – уверено заявил Ваня и шмыгнул за дверь.

Оля долго не колебалась. Как ей не было страшно, она не хотела быть трусливее семилетнего мальчишки, и поэтому последовала за ним.

Они оказались в длинном низеньком коридоре, по потолку тянулись трубы вентиляции и парового отопления. Стены были не окрашены, а выбелены серым мелом, пол был цементным. Ваня смело шел вперед. Оля пошла за ним. Ей было любопытно, и она внимательно смотрела на все, что попадалось ей на пути. Затем коридор кончился, и они снова уперлись в дверь.

– Что там? – спросила Оля.

– Там тоже больница, – наивно ответил Ваня. – Только уже не детская, потому что там одни взрослые тетеньки. Пойдем, посмотрим?

Тут уж Оля испугалась по настоящему.

– Нет, пошли обратно. Вдруг нас ищут.

– Не ищут.

Ваня опять махнул рукой и толкнул дверь. Дверь не открылась.

– Помоги мне, – попросил он. – Тут защелка. Ее надо отодвинуть.

Оля толкнула дверь плечом, и та послушно открылась. Они оказались в другом корпусе.

– Что это? – спросила девочка.

– Не знаю, – ответил Ваня. – Но там, дальше лежат грудные младенцы и все время пищат. Посмотрим?

– Так это же родильный дом! – обрадовалась Оля. – Мы пришли в роддом. Наш корпус и роддом рядом. Ты меня сюда привел.

– Пойдем? – продолжал тянуть Олю мальчик.

Оле вдруг стало так любопытно, что она забыла про страх и согласилась идти за Ваней. Они прошли пустой коридор.

– Где младенцы? – спросила девочка.

– Они дальше, – прошептал Ваня.

Они прошли еще немного, и Ваня подошел к стеклянной двери. За ней горел тусклый свет. Оля присоединилась к мальчику и заглянула за стеклянную дверь и сразу отпрянула, потому что увидела медсестру в белом халате.

– Она спит, – прошептал Ваня. – Не бойся. Смотри, они там.

Оля снова посмотрела за стекло и увидела спящих младенцев.

Они как белые гусеницы лежали на столе и были очень смешные. Маленькие сморщенные головки у всех были повернуты в одну сторону. Глазки закрыты, носики торчат, а у некоторых были даже волосики. Вот один младенец, не открывая глазки, запищал. Медсестра мигом проснулась и кинулась к нему. Оля испугалась, что их увидят, схватила Ваню за руку, и они побежали обратно.

Оказавшись снова в темном коридоре, они отдышались и посмотрели друг на друга, вместе рассмеялись.

– Чуть не попались, – сказала Оля. – Ну, все, теперь надо уходить.

– Погоди, – торопливо ответил Ваня. – Я тебе еще не все показал. Тут есть еще одна дверь.

И Оля тут же заметила еще одну дверь. Они стояли прямо перед ней. Девочка не заметила ее только потому, что она была покрыта побелкой и сливалась со стеной.

– Что там? – ее уже охватил азарт.

– Не знаю, – честно признался мальчик. – Большая комната.

Оля осмотрела дверь и обнаружила, что замка на ней нет, а есть лишь щеколда, которую она попыталась отодвинуть. Но сил не хватило. Дверь видимо не открывали сто лет, и железо двери и засова слилось воедино. Оля покряхтела, попыталась еще раз, но так и не смогла.

– Жаль, – вздохнула она. – Не открывается.

Ваня печально посмотрел на нее и кивнул головой.

– Жаль. Но ты не переживай. Там нет ничего интересного. Пустая комната. Большая и грязная. Правда там есть окно с решеткой, и через него можно выбраться наружу, потому что решетка держится еле-еле.

– А ты откуда это все знаешь? Ты что там был?

– Был.

– Ну и ладно. Тогда пошли обратно.

– Пошли.

Они взялись за руки, и пошли обратно. Без происшествий выбрались из коридора, выключили за собой свет и заперли дверь. Оля положила ключ на место, подмигнула мальчику и прижала палец к губам. Тот сделал то же самое. Теперь у них была своя тайна. А с тайной жизнь сразу стала интересной.

Ваня проводил девочку прямо до ее кровати, хотя она сама хотела отвести его в палату.

– Где твоя палата? – спросила она. – Я тебя отведу.

Но Ваня упрямо покачал головой.

– Нет, это я тебя отведу.

– Это почему?

– Потому что я мальчик.

Оля улыбнулась и согласилась. Ваня дошел до самой ее кровати и стоял до тех пор, пока Оля не укрылась одеялом. И тут она почувствовала, что нестерпимо хочет спать. Глаза закрылись сами собой. Она хотела спросить Ваню, где утром его искать, на каком этаже он лежит, но не успела. Уснула и уже сквозь сон видела, как мальчик медленно вышел из палаты.

Когда она утром проснулась, то сразу вспомнила про свои ночные приключения. Они были настолько невероятны, что девочка сразу усомнилась в их реальности.

– Наверно мне все это приснилось.

Но после завтрака она пошла в коридор и сразу нашла тот самый закуток, который ей показал Ваня. Сердце девочки тревожно забилось. С дрожащими от страха коленками она вошла в закуток. Свет включить не решилась и осталась в темноте. Встала на четвереньки и поползла вперед. Наткнулась на дверь. Даже лбом об нее стукнулась. Так значит… И дверь была. Оля стала шарить по полу рукой и нащупала щель между полом и плинтусом, сунула в нее пальцы и сразу ощутила ими маленький металлический предмет, в котором тут же угадала ключ. Но даже после этого сомнения не проходили, и Оля вставила ключ в замок. Больше сомнений у нее не осталось. Ключ вошел в замок и легко повернулся. Она приоткрыла дверь и заглянула в темноту. Ей не понадобилось включать свет, чтобы понять, что там коридор.

Ее ночные приключения не были сном!

Оля заперла дверь, положила ключ на место и побежала в свою палату. Значит, у нее и в самом деле теперь есть настоящая тайна. Как у Буратино. И ключ и таинственная дверь. Жаль только, что она не может найти этого забавного мальчишку с большими синими глазами.

4

Это случилось на третий день после описываемых выше событий. Вернее в ночь, потому что случилось ночью. А если еще вернее, то под утро. Но было еще темно, потому что зимой темнота держится до семи часов.

Зоя проснулась в пять. Больше ей не спалось. Она поерзала на кушетке и огляделась. В процедурной мерно горели две лампы дневного света. Люськи не было, потому что она спала на кушетке в коридоре. Зоя вспомнила, как накануне вечером она опять поругалась с ней и улыбнулась. Воспоминание об этом было приятным. Наверно Люська долго не могла уснуть на кушетке в коридоре и проклинала ее, Зою.

Зоя встала и сладко потянулась. Протерла глаза. Со сна казалось, что в них насыпали песка. Она пошла к раковине, чтобы умыться. Включила кран, подождала, когда сойдет теплая вода, потому что умывалась только холодной. Чем холодней, тем лучше. Поэтому у нее на лице никогда не было столько прыщей, как у других, и кожа была упругая и гладкая. Хорошая кожа. Зоя набрала в ладони воды и с наслаждением окунула в них лицо. Затем сделала это еще несколько раз, пока ледяная вода окончательно не прогнала остатки сна. Затем она сняла с крючка полотенце и стала вытирать лицо.

Руки замерли сами собой. Зоя побледнела.

На стене прямо перед ней сквозь побелку стал пробиваться темный рисунок. Как будто проявляемая фотография. Толстые красные черты складывались в странный непонятный иероглиф. Он становился все явственнее и все отчетливее. Черты становились все толще и толще, словно кто-то невидимый все мазал и мазал краской. Пока краски не стало так много, что она потекла. Сначала потекли три капли, впитываясь в побелку, потом струйки превратились в ручейки и потекли обильнее. Они достигли кафельных плиток, которыми был обложен уголок вокруг раковины, и потекли по ним.

И тут Зоя узнала рисунок. Она его уже один раз видела. В тот день, когда нашли убитого кота. Она тогда все-таки не смогла преодолеть любопытства и тоже ходила смотреть. Вокруг кота тоже был нарисован рисунок. И вот теперь этот рисунок был перед ней.

Тот рисунок был сделан кровью.

Зоя очень хорошо знала запах крови. Как никак она была медицинский работник и столько за свою жизнь брала ее из детских пальчиков и вен.

Теперь запах крови бил ей в нос, резко и тошнотворно.

Кровь потекла в раковину и смешалась с водой. Кран все еще был открыт.

У Зои возникло желание закричать.

Но она не закричала, потому что услыхала за спиной скрип.

Облегченно вздохнула, ну хоть теперь она не одна, и обернулась.

Скрипела дверца шкафа. Нижняя дверца была открыта, и внизу на нижней полке сидел трехлетний ребенок и смотрел на Зою.

Еще один такой же малыш сидел на кушетке, на той самой, на которой она только что спала, и тоже смотрел на Зою. Смотрел и хихикал.

Сразу трое детей, две девочки и один мальчик сидели на столе и тоже смотрели на Зою. Эти были постарше. Пять-шесть лет.

Еще двое сидели на ростомере. Тринадцатилетняя девочка сидела так, словно мерила свой рост в сидячем положении. На голове у нее лежала планка определителя, а на коленях она держала младенца.

И все они смотрели на Зою.

Нехорошо смотрели. Так дети не смотрят. Не умеют смотреть.

Зоя смотрела на них и отступала к стене. К той самой стене, по которой ручьем текла кровь.

Зоя еще не знала, что это ее кровь.

Но память у нее была отменная, и всех этих детей она знала в лицо. И всех помнила.

Так же как Ваню Вересова.

Только вот почему-то его среди них нет.

А те, что есть, их тоже не должно быть. Потому что все они умерли. За тот период, что она работает здесь. За десять лет ее дежурств и смен.

Дети еще несколько секунд смотрели на Зою и не двигались с мест, только хихикали и мотали головами. Затем девочка на ростомере вдруг скинула младенца со своих колен на пол. Тот громко шлепнулся и вдруг на четвереньках, с какой-то невозможной для младенца скоростью пополз к Зое. Несколько метров, что отделяли его от нее, он преодолел за две секунды, и не успела сестра опомниться, как он вцепился маленькими ручонками в ее ноги.

Зоя еще подумала, что не бывают младенцы такими сильными, как остальные дети тоже кинулись на нее со всех сторон. Сначала младшие, затем старшие. Они повалили ее на пол, Зоя не смогла даже оказать сопротивления, такие они все были сильные, словно взрослые, зажали ей рот. И тут у них в руках невесть откуда оказались ножи, ножницы, скальпель и еще что-то режущее и колющее.

Жгучая боль вдруг вошла в ее тело одновременно во многих местах. Зоя стала вырываться и крутиться. Она вдруг только сейчас поняла, что за жизнь надо бороться.

Но было уже поздно…

* * *

Зою нашла в шесть утра ее напарница Люся. Медсестра увидела свою сослуживицу и закричала от ужаса. Ее крик прокатился по всему отделению и перебудил половину детей.

Затем все было как в карусели. Приехала милиция, и детское отделение превратилось в нечто напоминающее бедлам. Бегали дети, сестры и врачи лениво разгоняли их по палатам, со всей больницы прибегали люди в белых халатах, чтобы узнать в чем дело, потом объявились и родители испуганные и встревоженные.

И по всей больнице витало одно лишь слово, где вслух, где шепотом, где громко, где тихо:

– Маньяк!

5

Прошло шесть дней. Понемногу стихли разговоры про жестокое кровавое убийство, и жизнь больницы вернулась в прежнее русло. Все-таки смерть здесь явление достаточно неординарное, чтобы про нее столь много говорить.

И меньше всего о событии, которое произошло в детском отделении, думали служитель морга Виталий Решетников и заведующий хирургическим отделением Егор Васильевич. И тот и другой были слишком заняты своими проблемами, чтобы думать еще об убийстве.

Егор Васильевич вновь пришел в морг и заперся в покойницкой. Он снова занялся опытами.

Виталий несколько утомленный скукой и бездействием, в последнее время не завозили ничего, что могло бы его заинтересовать, и поэтому плоть Решетникова отдыхала, решил последить за Егором Васильевичем, чем иногда занимался. Стал подсматривать в замочную скважину. Многого он не видел, только нижнюю часть, ноги, пол, стулья, ножки стола. Но и этого ему хватало.

Егор Васильевич проделал все необходимые приготовления и начал опыт. Все шло, как обычно. Хирург был спокоен. Сегодня у него не было никаких предчувствий. Он не особенно рассчитывал на успех, но и не ждал провала. Это был рядовой опыт. Таких он проделал не одну тысячу. И все-таки настроение было приподнятым. В последнее время он продвинулся далеко вперед. Настолько далеко, что впереди тоннеля даже забрезжила малюсенькая точка света.