Страница:
— А где вы их будете искать?
— В узком семейном кругу…
— Я ничего не понял, но вряд ли сей факт имеет для вас какое-либо значение…
— Абсолютно никакого! — весело откликнулся Реми. — Вадим у вас?
— Да. Мы работаем.
— Привет ему. Я еще позвоню. Чао, бай! Максим с минуту тупо смотрел на трубку, затем положил ее и обернулся к Вадиму.
— Пойми меня, — продолжал он прерванную звонком Реми речь, — я не хочу никакого обличительства. Тут мы с тобой не сойдемся. Вы здесь во Франции, и вообще на Западе, становитесь в позу правозащитников, забираетесь на трибуны комитетов и обличаете. Ваше право и ваша правда. А мы жили той жизнью, наши родители жили изо дня в день и были счастливы и несчастны, радовались, страдали и боялись — но это была наша жизнь, и у нас не было другой. И я не хочу ее обличать — я хочу ее показать, дать возможность ею пожить зрителю, понимаешь?
— Это Реми звонил? — спросил Вадим.
— Да. У него там какие-то свои маленькие радости, я так и не понял, какие. Так вот, я хочу заставить зрителя сострадать и порадоваться, а не прикармливать его сладким хлебом судьи и обличителя…
Реми узнал Мадлен сразу. Высокая, стройная, одетая в элегантный бледно-голубой костюм, она была необычайно эффектна, намного эффектнее, чем на фотографии. Он поднялся и сделал ей знак рукой. Величаво обойдя столики, она приблизилась к Реми и холодно поздоровалась.
Подлетел официант. Заказав салат с ветчиной и сыром, Мадлен устремила свои серые глаза на детектива.
— Вы теряете время, господин детектив. Но раз уж вы так настаивали на встрече — у вас есть пятнадцать минут, пока я ем, чтобы задать ваши вопросы.
Ответов у меня нет, я вас предупредила по телефону, так что вам это сэкономит время.
Реми чувствовал себя неуютно. Эта женщина вызывала в нем восхищение, близкое к робости. В ней не было ничего того, что его обычно привлекало в женщинах, ничего того, что ему так нравилось в Ксюше: непосредственности, нежности, беззащитности. Это была уверенная в себе великанша с царственными жестами и гордой посадкой головы; не просто деловая женщина — начальство.
Патрон, шеф, босс, вершащий дела и судьбы мелких людишек.
— Кх-кх, — откашлялся он для смелости, гоня от себя ощущение ученика перед директрисой школы. — Я хотел узнать, встречались ли вы с Арно Дором в субботу?
В ее глазах на одно мгновение мелькнула печаль, смягчившая черты ее лица, но тут же исчезла, уступив место холодной надменности.
— Нет.
— Не встречались?
— Вам на каждый вопрос надо по два раза отвечать?
Паф! Не сдавайся, Реми, не робей! Куда девался твой уверенный, слегка ироничный вид? Ты взрослый красивый мужчина и детектив в придачу, и тебе не идут короткие штанишки нашкодившего школьника!
— А с вашим отцом? — придал он вескость голосу.
— Тоже нет.
— Вы его не видели?
— Нет.
— Вы не знаете, где он был в субботу?
— Нет.
— Вы ему не звонили?
— Нет.
— А он вам?
— Нет.
— Хорошо… А вы где были в субботу, могу я полюбопытствовать?
— Можете. На рынке, в супермаркете, в химчистке, завезла продукты к отцу, вернулась домой и больше не выходила.
— В котором часу вы завозили продукты к отцу?
— Я не помню точно.
— Скажите приблизительно.
— Между десятью и одиннадцатью часами.
— И его не было дома?
— Нет.
— А где он был?
— Не знаю.
— В его отсутствие никто не звонил?
— Нет.
— На автоответчике не было звонков?
— У него нет автоответчика.
— В его квартире вы пробыли долго?
— Я выложила продукты в холодильник и вымыла грязную посуду. Посчитайте сами, сколько это занимает времени.
— Вы не заметили ничего странного, необычного в квартире отца?
— Нет.
— Где он паркует свою машину?
— Во дворе.
— У него белый «Рено-19»?
— Вы хорошо осведомлены.
— Машина была на стоянке?
— Я не обратила внимания.
Мадлен методично ела, и этот маленький допрос, по всей видимости, не лишал ее аппетита.
— Когда он вернулся, он вам не звонил?
— Я вам уже сказала: в субботу я его не видела и с ним не созванивалась.
— Вы с ним часто видитесь?
— Почти каждый уик-энд.
— Обычно вы встречаетесь у него дома или у вас?
— У отца.
— Почему?
— Я ему немножко помогаю по дому, и потом… Впрочем, это не ваше дело.
— Вы договариваетесь о встрече каждый раз или у вас есть условленный день и время, в который вы к нему приходите?
— Я обычно ему звоню и говорю, когда приду.
— И он вас не предупредил, что его не будет в субботу?
— Нет.
— Вы ему не звонили перед тем, как к нему поехать?
— Нет. Я просто решила завезти продукты, которые купила. У меня есть ключ от его квартиры.
— А ключ от квартиры Арно у вас есть?
— Нет. С какой стати?
— Вам не показалось, что последнее время ваш отец был чем-то озабочен, взволнован?
— Нет.
— Ваш отец — актер. Способен ли он пародировать людей, подделывать голоса?
— Не замечала.
— А вы способны подделывать голоса?
— Вот уж чего за мной не водится, так это актерских способностей! — усмехнулась Мадлен. — Я вся в мою мать пошла, от отца ничего не досталось.
— У вашего отца есть женщина?
— Вас это не касается.
— Эта женщина — актриса?
— Я уже вам ответила.
— Она смогла бы подделать голос Сони?
Наконец на лице Мадлен отразилось что-то похожее на удивление.
— Сони? Зачем кому-то подделывать голос Сони?
— Смогла бы?
Молчание. Реми подождал. Ответа не было. Ну что ж, у него есть еще вопросы.
— У вашего отца есть другое жилье? Загородный дом, например?
— Нет.
— А у вас?
— Дом.
— Где?
— На Лазурном берегу. В двадцати километрах от Ла Сьота.
— Другого жилища в Парижском округе нет?
— Нет. У вас все? Время заканчивается.
— Секундочку. Вы виделись с вашим отцом на следующий день?
— В воскресенье? Да.
— В котором часу?
— Около полудня.
— У него есть ключи от вашего дома на юге?
— Нет.
— Вам не показалось, что он ведет себя необычно?
— Нет.
— Он не был встревожен…
— Не был.
— Или слишком нервным, беспокойным…
— Он всегда нервный и беспокойный. Он алкоголик, господин Реми, что, я полагаю, вам известно. И характер у него скверный, что, я полагаю, вы также знаете.
— Ваш отец не раз угрожал рассчитаться с месье Дором…
— Это так. И я полагаю, что у вас есть тому свидетели.
— Мог он, по-вашему, реализовать свою угрозу?
— Глупый вопрос.
— То есть?
— Вы спрашиваете дочь об отце. Конечно, я вам отвечу «нет».
— А других аргументов у вас нет? Чего-нибудь более тонкого, чем родственные связи, — отомстил за «глупый вопрос» Реми.
Мадлен удостоила его несколько более продолжительным взглядом спокойных серых глаз, и краешки ее губ дрогнули в легкой улыбке.
— Вам, как детективу, следовало бы знать, что есть люди-делатели и люди-говорители. Делатели редко говорят, а говорители редко делают. Мой отец относится к последнему типу.
— Допустим. Однако же… Вы ведь были у него в среду? Вы слышали, как мы приходили с Вадимом Арсеном к вашему отцу?
Заколебалась, сомнение на секунду мелькнуло в ее лице. Но только на секунду.
— Была, — ответила Мадлен твердо, глянув Реми в глаза.
— Почему ваш отец не пустил нас в квартиру?
— Это его квартира. Он волен пускать или не пускать кого он хочет.
— Или он что-то в ней скрывал?
— Нет. Ему нечего скрывать в своей квартире. Кроме бардака и пустых бутылок.
— Уходя, я слышал ваш голос за дверью. Вы крикнули «Что ты с ним сделал?» («ничтожество» Реми решил опустить). Вы могли бы мне объяснить эти слова? Они расходятся с вашей теорией о делателях и говорителях.
— Вам послышалось.
— Нет.
— Я не помню, чтобы я это сказала.
— Я очень хорошо помню. Вы произнесли именно эти слова. Почему?
— Я не могу вам объяснить, так как я не помню, чтобы я что-то подобное произносила.
— Я помню, повторяю вам, вы их произнесли.
— Вот вы и объясняйте, раз помните. Ваше время истекло, господин детектив.
— Погодите. Ваш отец пьет обычно где — дома или в баре? У него есть компания или он предпочитает одиночество?
— По-разному.
— Вы можете мне назвать бар, где он бывает чаще всего?
— Я не в курсе.
У Реми был еще вопрос, и, боясь, что она уйдет, он решил его сформулировать самым ошарашивающим образом.
— Зачем вы приходили позавчера в квартиру Арно? Брови Мадлен выгнулись, очертив две крутых темных дуги над ее холодными серыми глазами.
— Если бы я располагала временем, мне бы следовало вас спросить, что означает ваш странный вопрос. Но у меня времени нет, и поэтому я остаюсь без вопроса, а вы — без ответа. Меня работа ждет.
Она поднялась, вознесясь над столиком и сидящим Реми, который поспешил встать. Мадлен кивнула ему, не подавая руки, и направилась к дверям.
— Где вы были в среду вечером, около девяти часов? — крикнул ей вдогонку Реми.
— Дома, — ответила Мадлен не оборачиваясь и величественно покинула кафе. Реми проводил ее взглядом, выключил портативный диктофон, лежавший рядом на соседнем стуле, и принялся доедать свой застывший крок-месье (Горячий гренок с ветчиной и сыром.).
— В узком семейном кругу…
— Я ничего не понял, но вряд ли сей факт имеет для вас какое-либо значение…
— Абсолютно никакого! — весело откликнулся Реми. — Вадим у вас?
— Да. Мы работаем.
— Привет ему. Я еще позвоню. Чао, бай! Максим с минуту тупо смотрел на трубку, затем положил ее и обернулся к Вадиму.
— Пойми меня, — продолжал он прерванную звонком Реми речь, — я не хочу никакого обличительства. Тут мы с тобой не сойдемся. Вы здесь во Франции, и вообще на Западе, становитесь в позу правозащитников, забираетесь на трибуны комитетов и обличаете. Ваше право и ваша правда. А мы жили той жизнью, наши родители жили изо дня в день и были счастливы и несчастны, радовались, страдали и боялись — но это была наша жизнь, и у нас не было другой. И я не хочу ее обличать — я хочу ее показать, дать возможность ею пожить зрителю, понимаешь?
— Это Реми звонил? — спросил Вадим.
— Да. У него там какие-то свои маленькие радости, я так и не понял, какие. Так вот, я хочу заставить зрителя сострадать и порадоваться, а не прикармливать его сладким хлебом судьи и обличителя…
Реми узнал Мадлен сразу. Высокая, стройная, одетая в элегантный бледно-голубой костюм, она была необычайно эффектна, намного эффектнее, чем на фотографии. Он поднялся и сделал ей знак рукой. Величаво обойдя столики, она приблизилась к Реми и холодно поздоровалась.
Подлетел официант. Заказав салат с ветчиной и сыром, Мадлен устремила свои серые глаза на детектива.
— Вы теряете время, господин детектив. Но раз уж вы так настаивали на встрече — у вас есть пятнадцать минут, пока я ем, чтобы задать ваши вопросы.
Ответов у меня нет, я вас предупредила по телефону, так что вам это сэкономит время.
Реми чувствовал себя неуютно. Эта женщина вызывала в нем восхищение, близкое к робости. В ней не было ничего того, что его обычно привлекало в женщинах, ничего того, что ему так нравилось в Ксюше: непосредственности, нежности, беззащитности. Это была уверенная в себе великанша с царственными жестами и гордой посадкой головы; не просто деловая женщина — начальство.
Патрон, шеф, босс, вершащий дела и судьбы мелких людишек.
— Кх-кх, — откашлялся он для смелости, гоня от себя ощущение ученика перед директрисой школы. — Я хотел узнать, встречались ли вы с Арно Дором в субботу?
В ее глазах на одно мгновение мелькнула печаль, смягчившая черты ее лица, но тут же исчезла, уступив место холодной надменности.
— Нет.
— Не встречались?
— Вам на каждый вопрос надо по два раза отвечать?
Паф! Не сдавайся, Реми, не робей! Куда девался твой уверенный, слегка ироничный вид? Ты взрослый красивый мужчина и детектив в придачу, и тебе не идут короткие штанишки нашкодившего школьника!
— А с вашим отцом? — придал он вескость голосу.
— Тоже нет.
— Вы его не видели?
— Нет.
— Вы не знаете, где он был в субботу?
— Нет.
— Вы ему не звонили?
— Нет.
— А он вам?
— Нет.
— Хорошо… А вы где были в субботу, могу я полюбопытствовать?
— Можете. На рынке, в супермаркете, в химчистке, завезла продукты к отцу, вернулась домой и больше не выходила.
— В котором часу вы завозили продукты к отцу?
— Я не помню точно.
— Скажите приблизительно.
— Между десятью и одиннадцатью часами.
— И его не было дома?
— Нет.
— А где он был?
— Не знаю.
— В его отсутствие никто не звонил?
— Нет.
— На автоответчике не было звонков?
— У него нет автоответчика.
— В его квартире вы пробыли долго?
— Я выложила продукты в холодильник и вымыла грязную посуду. Посчитайте сами, сколько это занимает времени.
— Вы не заметили ничего странного, необычного в квартире отца?
— Нет.
— Где он паркует свою машину?
— Во дворе.
— У него белый «Рено-19»?
— Вы хорошо осведомлены.
— Машина была на стоянке?
— Я не обратила внимания.
Мадлен методично ела, и этот маленький допрос, по всей видимости, не лишал ее аппетита.
— Когда он вернулся, он вам не звонил?
— Я вам уже сказала: в субботу я его не видела и с ним не созванивалась.
— Вы с ним часто видитесь?
— Почти каждый уик-энд.
— Обычно вы встречаетесь у него дома или у вас?
— У отца.
— Почему?
— Я ему немножко помогаю по дому, и потом… Впрочем, это не ваше дело.
— Вы договариваетесь о встрече каждый раз или у вас есть условленный день и время, в который вы к нему приходите?
— Я обычно ему звоню и говорю, когда приду.
— И он вас не предупредил, что его не будет в субботу?
— Нет.
— Вы ему не звонили перед тем, как к нему поехать?
— Нет. Я просто решила завезти продукты, которые купила. У меня есть ключ от его квартиры.
— А ключ от квартиры Арно у вас есть?
— Нет. С какой стати?
— Вам не показалось, что последнее время ваш отец был чем-то озабочен, взволнован?
— Нет.
— Ваш отец — актер. Способен ли он пародировать людей, подделывать голоса?
— Не замечала.
— А вы способны подделывать голоса?
— Вот уж чего за мной не водится, так это актерских способностей! — усмехнулась Мадлен. — Я вся в мою мать пошла, от отца ничего не досталось.
— У вашего отца есть женщина?
— Вас это не касается.
— Эта женщина — актриса?
— Я уже вам ответила.
— Она смогла бы подделать голос Сони?
Наконец на лице Мадлен отразилось что-то похожее на удивление.
— Сони? Зачем кому-то подделывать голос Сони?
— Смогла бы?
Молчание. Реми подождал. Ответа не было. Ну что ж, у него есть еще вопросы.
— У вашего отца есть другое жилье? Загородный дом, например?
— Нет.
— А у вас?
— Дом.
— Где?
— На Лазурном берегу. В двадцати километрах от Ла Сьота.
— Другого жилища в Парижском округе нет?
— Нет. У вас все? Время заканчивается.
— Секундочку. Вы виделись с вашим отцом на следующий день?
— В воскресенье? Да.
— В котором часу?
— Около полудня.
— У него есть ключи от вашего дома на юге?
— Нет.
— Вам не показалось, что он ведет себя необычно?
— Нет.
— Он не был встревожен…
— Не был.
— Или слишком нервным, беспокойным…
— Он всегда нервный и беспокойный. Он алкоголик, господин Реми, что, я полагаю, вам известно. И характер у него скверный, что, я полагаю, вы также знаете.
— Ваш отец не раз угрожал рассчитаться с месье Дором…
— Это так. И я полагаю, что у вас есть тому свидетели.
— Мог он, по-вашему, реализовать свою угрозу?
— Глупый вопрос.
— То есть?
— Вы спрашиваете дочь об отце. Конечно, я вам отвечу «нет».
— А других аргументов у вас нет? Чего-нибудь более тонкого, чем родственные связи, — отомстил за «глупый вопрос» Реми.
Мадлен удостоила его несколько более продолжительным взглядом спокойных серых глаз, и краешки ее губ дрогнули в легкой улыбке.
— Вам, как детективу, следовало бы знать, что есть люди-делатели и люди-говорители. Делатели редко говорят, а говорители редко делают. Мой отец относится к последнему типу.
— Допустим. Однако же… Вы ведь были у него в среду? Вы слышали, как мы приходили с Вадимом Арсеном к вашему отцу?
Заколебалась, сомнение на секунду мелькнуло в ее лице. Но только на секунду.
— Была, — ответила Мадлен твердо, глянув Реми в глаза.
— Почему ваш отец не пустил нас в квартиру?
— Это его квартира. Он волен пускать или не пускать кого он хочет.
— Или он что-то в ней скрывал?
— Нет. Ему нечего скрывать в своей квартире. Кроме бардака и пустых бутылок.
— Уходя, я слышал ваш голос за дверью. Вы крикнули «Что ты с ним сделал?» («ничтожество» Реми решил опустить). Вы могли бы мне объяснить эти слова? Они расходятся с вашей теорией о делателях и говорителях.
— Вам послышалось.
— Нет.
— Я не помню, чтобы я это сказала.
— Я очень хорошо помню. Вы произнесли именно эти слова. Почему?
— Я не могу вам объяснить, так как я не помню, чтобы я что-то подобное произносила.
— Я помню, повторяю вам, вы их произнесли.
— Вот вы и объясняйте, раз помните. Ваше время истекло, господин детектив.
— Погодите. Ваш отец пьет обычно где — дома или в баре? У него есть компания или он предпочитает одиночество?
— По-разному.
— Вы можете мне назвать бар, где он бывает чаще всего?
— Я не в курсе.
У Реми был еще вопрос, и, боясь, что она уйдет, он решил его сформулировать самым ошарашивающим образом.
— Зачем вы приходили позавчера в квартиру Арно? Брови Мадлен выгнулись, очертив две крутых темных дуги над ее холодными серыми глазами.
— Если бы я располагала временем, мне бы следовало вас спросить, что означает ваш странный вопрос. Но у меня времени нет, и поэтому я остаюсь без вопроса, а вы — без ответа. Меня работа ждет.
Она поднялась, вознесясь над столиком и сидящим Реми, который поспешил встать. Мадлен кивнула ему, не подавая руки, и направилась к дверям.
— Где вы были в среду вечером, около девяти часов? — крикнул ей вдогонку Реми.
— Дома, — ответила Мадлен не оборачиваясь и величественно покинула кафе. Реми проводил ее взглядом, выключил портативный диктофон, лежавший рядом на соседнем стуле, и принялся доедать свой застывший крок-месье (Горячий гренок с ветчиной и сыром.).
Глава 15
Реми устал. Реми был зол.
— Я с ног валюсь, — сказал он в трубку. — Давайте завтра. Завтра я приеду замок ставить и все вам расскажу.
— Приезжайте, Реми, я вас накормлю ужином, отдохнете, — заманивал Максим. Он был доволен работой над сценарием, и ему хотелось поужинать в компании, переключиться, узнать о ходе расследования.
— Вадим еще там?
— Он собирается уходить, но если вы приедете, то он, конечно, останется, чтобы услышать новости. У меня водка есть. Настоящая, русская, не то что тут у вас продают.
— Холодная?
— Холодная.
— А еще что? — капризничал Реми.
— Мясо.
— Строганофф?
— Что-то в этом роде.
— Ладно, еду.
Вадим устроился у телефона, чтобы предупредить Сильви, что он задержится. Максим отправился на кухню сочинить что-нибудь на ужин. Он достал мясо, лук, нашел в ящике несколько сморщенных морковок, которые покупал еще дядя, и принялся все это резать на кусочки.
— Ты умеешь готовить? — закончив говорить по телефону, подошел к нему Вадим.
— Холостая жизнь научит. Я два года своей жизни был женат, а остальное время в холостых пробегал.
— А я, по-моему, всю свою жизнь женат. Только на разных женщинах, но — всегда женат…
— Ну и как, состояние женатости тебе нравится?
— А вот это смотря с кем. С Сильви — да. Даже очень.
— Нашел совершенную женщину?
— Может быть… Или, наоборот, стал совершенным мужем. Это, знаешь, приходит с опытом. Я сегодняшний поладил бы теперь даже со своей первой женой.
С которой, как я думал, разводясь, жить вместе никак невозможно.
— Хм, интересная мысль. Выходит, что я упустил бесценный опыт в своей жизни.
— Наверстаешь, — улыбнулся Вадим. — Я могу тебе помочь?
— Можешь. Помой салат.
Когда Реми позвонил в дверь, стол уже был накрыт усилиями двух знаменитостей.
— Мм-м, вкусно пахнет! — сказал детектив на пороге. Они решили есть на маленькой, жаркой от работающей духовки кухне. Максим ловко опрокинул тяжелую стеклянную крышку кастрюли, и обжигающий пар поднялся над тушеным мясом.
— Я ваши фильмы не видел, месье Дорин, скажу вам честно, и никак не могу судить, какой вы режиссер, — говорил Реми, оттопырив щеку и отдуваясь от слишком горячего куска. — Но повар вы отличный. Это строганофф?
— Да нет, — усмехнулся Максим. — Это просто тушеное мясо. Меня мама научила нескольким простым рецептам для хронических холостяков…
— Надо будет у вас переписать, — промямлил Реми, жуя. — Я не то чтобы хронический, но пока еще холостяк. А готовить вот не умею, меня мама не научила, она думала, что я всю свою жизнь женатым проживу и буду перманентно иметь горячие обеды и глаженые рубашки…
Максим поднял рюмку с водкой. Реми потянулся к морозильнику, нашел лед и, выковыряв два кубика, кинул их себе в стакан с водкой. Максим посмотрел на него осуждающе. Вадим, заметив его взгляд, провокаторски улыбнулся и налил себе в стакан с водкой апельсиновый сок.
— Добро переводить только, с вами русскую водку пить! — возмутился Максим. — Теперь я понимаю, почему у вас в магазинах продается какая-то недоделка в тридцать семь градусов. Вам больше и не нужно.
— С меня на всю жизнь хватит нашего с тобой каннского распития, — сказал Вадим.
— У меня тоже кое-какой опыт имеется по части русской водки, — произнес Реми. — И я за рулем.
— Слабак, — снисходительно сообщил Максим. — Слабаки. Но, как вы есть французы, я вас прощаю, так и быть. Чин-чин, ваше здоровье. Так что там у вас, Реми, что нового?
— Встретился я с таинственной женщиной, которая навещала вашего дядю.
Это такое молочно-белое создание с веснушками и рыжеватыми кудряшками, с акварельными зеленоватыми глазами и умилительной простотой провинциалки. Зовут ее Пенни Синклер, ей тридцать четыре года, она англичанка по происхождению и говорит с очаровательным акцентом. — И что у нее общего с Арно?
— Массаж.
— То есть?
— Она его массажистка.
— Потрясающе, — сказал Максим. — И только?
— Нет, не только. Между ними… Она не знала об исчезновении Арно и очень плакала, когда я ей об этом сказал, и что-то говорила по-английски, только я из всего понял одно слово — «лав»(Любовь (англ.).).
— Это она приходила тогда вечером?
— Нет.
— Вот те на!
— Во всяком случае, она утверждает, что была у себя дома и смотрела телевизор. Назвала мне передачи, которые шли в это время.
— Это можно было узнать и из программки.
— Разумеется. Алиби, что называется, у нее нет. Впрочем, его нет и у Мадлен. Она тоже утверждает, что была дома.
— Можно попытаться встретиться с мужем Мадлен, чтобы проверить, — предложил Вадим.
— Спасибо за совет. Я уже попытался: он в двухнедельной деловой поездке по Азии.
— Что касается меня, то я не представляю, зачем могла приходить Мадлен в квартиру Арно, — сказал Вадим. — Массажистка же, Пенни или как ее там, могла, напротив, прийти за какой-нибудь вещью, оставленной в квартире.
— В том-то и дело, что здесь вы не найдете никаких дамских предметов!
Мы с Максимом облазили все углы. К тому же, если ей верить, она не знала о пропаже Арно — какой ей был смысл бежать в квартиру забирать свои вещи?
— Что-то мне не верится, — сказал Вадим, — в то, что она не знала.
Информация была во всех газетах.
— Но не все газеты читают. И даже новости по телевизору не все смотрят.
Не забывайте, она иностранка, французский знает довольно плохо, так к чему ей утомлять себя чтением газет?
— Тоже верно, — согласился Вадим. — Ай да Арно, — добавил он. — Значит, у них «лав стори»?
— Ничего удивительного, — неожиданно серьезно ответил Реми. — Это первая женщина, которую он увидел после выхода из запоя. К тому же молодая, миловидная. К тому же не просто, не вообще женщина, а та, которая прикоснулась к его телу, хотя бы и в процессе массажа, после долгого, как мне представляется, перерыва…
— Как вам удалось ее разыскать? — спросил Максим.
— Не так уж сложно. Помните, мадам Вансан предположила, что женщина эта приходит пешком?
— Да.
— Я взял это предположение за основу. Она могла быть либо соседкой, либо работать где-то поблизости. В его ежедневнике были пометки о встречах с врачом и о сеансах массажа… Я начал с врача. Тот мне подсказал, кто и где делал ему массаж — это он направил Арно на массаж, чтобы привести его в форму перед съемками,. Ну а уж после этого найти Пенни не составляло труда.
— Действительно. Значит, эта Пенни утверждает, что она сюда не приходила?
— Да.
— И Мадлен тоже?
— Да.
— Здорово. Мы опять в тупике? Реми только пожал плечами в ответ.
— А что все-таки Мадлен вам рассказала?
— Мадлен на все отвечает «нет». Ничего не знает, ничего не видела, не слышала. Она что-то скрывает, я уверен. Но что? У нее есть дом на юге, но вряд ли Ксавье мог похитить Арно и смотаться в Ла Сьота, чтобы спрятать его там, а на следующий день вернуться в Париж: Мадлен встречалась с ним в воскресенье.
Пенни тоже ничего не знает. Арно ее просил не звонить и не приходить, пока племянник будет жить у него: он стесняется их связи, потому что она намного моложе его. Вот она и не звонила и не приходила. Я записал голоса обеих на магнитофон — может быть, вы узнаете, Максим, один из них в роли Сони? Реми поставил кассету.
— Нет, — прослушав, покачал головой Максим. — Ничего общего. Впрочем, та, которая звонила мне, хорошо подделала ее голос. Так что узнать ее будет очень трудно.
Реми грустно убрал магнитофон.
— Кстати, — сказал Вадим, — надо сказать о звонках, Максим!
— Какие звонки? — поинтересовался Реми.
— Мне за это время раза три-четыре звонили и вешали трубку.
— Проверяли, дома ли вы?
— Может быть, это какой-нибудь отдаленный знакомый, который рассчитывал застать Арно и вешал трубку на незнакомый голос?
— Маловероятно. Скорее всего кто-то проверяет, дома ли вы… Ваша визитерша, например. Ей зачем-то нужно сюда попасть. Хотел бы я знать, зачем.
— Да… — безнадежно протянул Вадим. — Что же вы теперь делать будете?
Что мы теперь делать будем? Уже неделя, как Арно исчез.
— Замок менять будем, вот что!
В стенном шкафу нашелся ящик с инструментами. На шум выглянула мадам Вансан. Ее собачка зашлась от лая, прячась за отечными ногами своей хозяйки.
— Как вы кстати, мадам! — заворковал Реми. — Я постеснялся вас беспокоить в такое позднее время, но у меня есть вопросы, мне совершенно необходима ваша помощь…
Довольная мадам расплылась в улыбке.
— К вашим услугам… Тс-с, Шипи, не мешай нам. Это свои люди, разве ты не видишь!
— Ключ от квартиры месье Дора у вас?
— Конечно, — удивилась мадам Вансан.
— Вы не могли бы проверить, на месте ли он?
— Погодите…
Она исчезла в глубине своей квартиры, сопровождаемая Шипи, путавшейся между ног, но почти сразу же вернулась.
— Вот он.
— Прекрасно. Значит, ключ на месте. Вы его никому не давали?
— Нет. А что случилось? Почему вы снимаете замок? Реми вкратце объяснил.
— И, как вы понимаете, никому ни слова о том, что мы меняем замок.
Никому! — закончил он свои объяснения.
— Конечно-конечно, не беспокойтесь. Мадам Вансан постояла, наблюдая за действиями мужчин. Ее грузный силуэт вырисовывался в проеме двери: крашеные с проседью, редеющие волосы, синяя шаль, концы которой свисали почти до колен, у отечных ног притулилась облезлая старая собачка… «Хороший кадр, — подумал Максим, глядя на них, — одиночество и старость… И свет удачный, с мягким контровым…»
Словно почувствовав его мысли, мадам Вансан встрепенулась, пожелала мужчинам спокойной ночи и исчезла за дверьми своей квартиры.
— Вернемся к исходной точке, — крутил отвертку детектив. — Арно уехал со съемок и — пропал. До дочери не доехал. Домой не заезжал. Моя идея насчет нотариуса тоже, похоже, оказалась пустышкой. Куда он делся? Вопросы у нас все те же, что и неделю назад: договорился с кем-то о встрече и попал в ловушку?
Или был похищен по дороге? О планах Арно на субботу знал, как вы выразились, Вадим, весь Париж.
— Эх, Реми, тут вам действительно не повезло, — покачивая головой, произнес Вадим. — Вы не знакомы с Арно, вам трудно представить, но об этом знали действительно все, можете быть уверены. И Мадлен, и Пенни, и Соня с Пьером, и даже все их соседи и завсегдатаи дома; и мадам Вансан со всей ее родней, и вся киностудия… А через этих людей сколько еще других могли узнать!
Тут искать — иголку в стоге сена.
— Что меня во всем этом больше всего донимает, это то, что в ней все слишком. Слишком много разных направлений поиска, слишком много все знают, слишком много не правды… Месть, наследство, завещание, таинственная визитерша, попытка наезда на Максима…
— Вы все-таки думаете, что меня пытались задавить?
Не ответив, Реми продолжал:
— …звонки, попытка кражи столика, о чем-то недоговаривающая Мадлен…
Связаны ли эти факты единой ниточкой? Или разрозненные интересы разных людей сплелись в единый узел вокруг Арно? Из всего этого у нас есть только одна достоверная вещь: исходная точка — съемочная площадка. Если Арно что-то задумал, то… Вы говорите, что он был обычный, без признаков какой-то особой задумчивости или беспокойства?
— Без признаков, — сказал Вадим. — Или я их не заметил.
— Я тоже не заметил. Но, если вдуматься, я дядю плохо знаю, чтобы судить, — добавил Максим.
— Или, может быть, он был как-то особенно оживлен? Знаете, как бывает с людьми, когда у них на уме какой-то проект, который они находят забавным?
— Теперь я уж и не знаю… Оживлен он был, это точно. Я тогда отнес за счет съемок, за счет приезда Максима… Но, может быть, действительно была еще другая причина?
— Вадим, я бы хотел, чтобы вы завтра со мной на студию подъехали, — сказал Реми, закручивая последний шуруп. — Покажете мне ваши пленки. Это возможно?
— Конечно. Когда вам удобно?
— В десять. Идет?
— Идет.
Мужчины распрощались и расстались, каждый погруженный в свои мысли.
Что касается Максима, то это были мысли о Соне.
Он хотел ей позвонить. Он хотел бы ей позвонить. И не мог. И не смог бы. Это было просто невозможно по тысяче разных причин — невозможно, несбыточно, бессмысленно и неприлично.
Он лег спать.
— Я с ног валюсь, — сказал он в трубку. — Давайте завтра. Завтра я приеду замок ставить и все вам расскажу.
— Приезжайте, Реми, я вас накормлю ужином, отдохнете, — заманивал Максим. Он был доволен работой над сценарием, и ему хотелось поужинать в компании, переключиться, узнать о ходе расследования.
— Вадим еще там?
— Он собирается уходить, но если вы приедете, то он, конечно, останется, чтобы услышать новости. У меня водка есть. Настоящая, русская, не то что тут у вас продают.
— Холодная?
— Холодная.
— А еще что? — капризничал Реми.
— Мясо.
— Строганофф?
— Что-то в этом роде.
— Ладно, еду.
Вадим устроился у телефона, чтобы предупредить Сильви, что он задержится. Максим отправился на кухню сочинить что-нибудь на ужин. Он достал мясо, лук, нашел в ящике несколько сморщенных морковок, которые покупал еще дядя, и принялся все это резать на кусочки.
— Ты умеешь готовить? — закончив говорить по телефону, подошел к нему Вадим.
— Холостая жизнь научит. Я два года своей жизни был женат, а остальное время в холостых пробегал.
— А я, по-моему, всю свою жизнь женат. Только на разных женщинах, но — всегда женат…
— Ну и как, состояние женатости тебе нравится?
— А вот это смотря с кем. С Сильви — да. Даже очень.
— Нашел совершенную женщину?
— Может быть… Или, наоборот, стал совершенным мужем. Это, знаешь, приходит с опытом. Я сегодняшний поладил бы теперь даже со своей первой женой.
С которой, как я думал, разводясь, жить вместе никак невозможно.
— Хм, интересная мысль. Выходит, что я упустил бесценный опыт в своей жизни.
— Наверстаешь, — улыбнулся Вадим. — Я могу тебе помочь?
— Можешь. Помой салат.
Когда Реми позвонил в дверь, стол уже был накрыт усилиями двух знаменитостей.
— Мм-м, вкусно пахнет! — сказал детектив на пороге. Они решили есть на маленькой, жаркой от работающей духовки кухне. Максим ловко опрокинул тяжелую стеклянную крышку кастрюли, и обжигающий пар поднялся над тушеным мясом.
— Я ваши фильмы не видел, месье Дорин, скажу вам честно, и никак не могу судить, какой вы режиссер, — говорил Реми, оттопырив щеку и отдуваясь от слишком горячего куска. — Но повар вы отличный. Это строганофф?
— Да нет, — усмехнулся Максим. — Это просто тушеное мясо. Меня мама научила нескольким простым рецептам для хронических холостяков…
— Надо будет у вас переписать, — промямлил Реми, жуя. — Я не то чтобы хронический, но пока еще холостяк. А готовить вот не умею, меня мама не научила, она думала, что я всю свою жизнь женатым проживу и буду перманентно иметь горячие обеды и глаженые рубашки…
Максим поднял рюмку с водкой. Реми потянулся к морозильнику, нашел лед и, выковыряв два кубика, кинул их себе в стакан с водкой. Максим посмотрел на него осуждающе. Вадим, заметив его взгляд, провокаторски улыбнулся и налил себе в стакан с водкой апельсиновый сок.
— Добро переводить только, с вами русскую водку пить! — возмутился Максим. — Теперь я понимаю, почему у вас в магазинах продается какая-то недоделка в тридцать семь градусов. Вам больше и не нужно.
— С меня на всю жизнь хватит нашего с тобой каннского распития, — сказал Вадим.
— У меня тоже кое-какой опыт имеется по части русской водки, — произнес Реми. — И я за рулем.
— Слабак, — снисходительно сообщил Максим. — Слабаки. Но, как вы есть французы, я вас прощаю, так и быть. Чин-чин, ваше здоровье. Так что там у вас, Реми, что нового?
— Встретился я с таинственной женщиной, которая навещала вашего дядю.
Это такое молочно-белое создание с веснушками и рыжеватыми кудряшками, с акварельными зеленоватыми глазами и умилительной простотой провинциалки. Зовут ее Пенни Синклер, ей тридцать четыре года, она англичанка по происхождению и говорит с очаровательным акцентом. — И что у нее общего с Арно?
— Массаж.
— То есть?
— Она его массажистка.
— Потрясающе, — сказал Максим. — И только?
— Нет, не только. Между ними… Она не знала об исчезновении Арно и очень плакала, когда я ей об этом сказал, и что-то говорила по-английски, только я из всего понял одно слово — «лав»(Любовь (англ.).).
— Это она приходила тогда вечером?
— Нет.
— Вот те на!
— Во всяком случае, она утверждает, что была у себя дома и смотрела телевизор. Назвала мне передачи, которые шли в это время.
— Это можно было узнать и из программки.
— Разумеется. Алиби, что называется, у нее нет. Впрочем, его нет и у Мадлен. Она тоже утверждает, что была дома.
— Можно попытаться встретиться с мужем Мадлен, чтобы проверить, — предложил Вадим.
— Спасибо за совет. Я уже попытался: он в двухнедельной деловой поездке по Азии.
— Что касается меня, то я не представляю, зачем могла приходить Мадлен в квартиру Арно, — сказал Вадим. — Массажистка же, Пенни или как ее там, могла, напротив, прийти за какой-нибудь вещью, оставленной в квартире.
— В том-то и дело, что здесь вы не найдете никаких дамских предметов!
Мы с Максимом облазили все углы. К тому же, если ей верить, она не знала о пропаже Арно — какой ей был смысл бежать в квартиру забирать свои вещи?
— Что-то мне не верится, — сказал Вадим, — в то, что она не знала.
Информация была во всех газетах.
— Но не все газеты читают. И даже новости по телевизору не все смотрят.
Не забывайте, она иностранка, французский знает довольно плохо, так к чему ей утомлять себя чтением газет?
— Тоже верно, — согласился Вадим. — Ай да Арно, — добавил он. — Значит, у них «лав стори»?
— Ничего удивительного, — неожиданно серьезно ответил Реми. — Это первая женщина, которую он увидел после выхода из запоя. К тому же молодая, миловидная. К тому же не просто, не вообще женщина, а та, которая прикоснулась к его телу, хотя бы и в процессе массажа, после долгого, как мне представляется, перерыва…
— Как вам удалось ее разыскать? — спросил Максим.
— Не так уж сложно. Помните, мадам Вансан предположила, что женщина эта приходит пешком?
— Да.
— Я взял это предположение за основу. Она могла быть либо соседкой, либо работать где-то поблизости. В его ежедневнике были пометки о встречах с врачом и о сеансах массажа… Я начал с врача. Тот мне подсказал, кто и где делал ему массаж — это он направил Арно на массаж, чтобы привести его в форму перед съемками,. Ну а уж после этого найти Пенни не составляло труда.
— Действительно. Значит, эта Пенни утверждает, что она сюда не приходила?
— Да.
— И Мадлен тоже?
— Да.
— Здорово. Мы опять в тупике? Реми только пожал плечами в ответ.
— А что все-таки Мадлен вам рассказала?
— Мадлен на все отвечает «нет». Ничего не знает, ничего не видела, не слышала. Она что-то скрывает, я уверен. Но что? У нее есть дом на юге, но вряд ли Ксавье мог похитить Арно и смотаться в Ла Сьота, чтобы спрятать его там, а на следующий день вернуться в Париж: Мадлен встречалась с ним в воскресенье.
Пенни тоже ничего не знает. Арно ее просил не звонить и не приходить, пока племянник будет жить у него: он стесняется их связи, потому что она намного моложе его. Вот она и не звонила и не приходила. Я записал голоса обеих на магнитофон — может быть, вы узнаете, Максим, один из них в роли Сони? Реми поставил кассету.
— Нет, — прослушав, покачал головой Максим. — Ничего общего. Впрочем, та, которая звонила мне, хорошо подделала ее голос. Так что узнать ее будет очень трудно.
Реми грустно убрал магнитофон.
— Кстати, — сказал Вадим, — надо сказать о звонках, Максим!
— Какие звонки? — поинтересовался Реми.
— Мне за это время раза три-четыре звонили и вешали трубку.
— Проверяли, дома ли вы?
— Может быть, это какой-нибудь отдаленный знакомый, который рассчитывал застать Арно и вешал трубку на незнакомый голос?
— Маловероятно. Скорее всего кто-то проверяет, дома ли вы… Ваша визитерша, например. Ей зачем-то нужно сюда попасть. Хотел бы я знать, зачем.
— Да… — безнадежно протянул Вадим. — Что же вы теперь делать будете?
Что мы теперь делать будем? Уже неделя, как Арно исчез.
— Замок менять будем, вот что!
В стенном шкафу нашелся ящик с инструментами. На шум выглянула мадам Вансан. Ее собачка зашлась от лая, прячась за отечными ногами своей хозяйки.
— Как вы кстати, мадам! — заворковал Реми. — Я постеснялся вас беспокоить в такое позднее время, но у меня есть вопросы, мне совершенно необходима ваша помощь…
Довольная мадам расплылась в улыбке.
— К вашим услугам… Тс-с, Шипи, не мешай нам. Это свои люди, разве ты не видишь!
— Ключ от квартиры месье Дора у вас?
— Конечно, — удивилась мадам Вансан.
— Вы не могли бы проверить, на месте ли он?
— Погодите…
Она исчезла в глубине своей квартиры, сопровождаемая Шипи, путавшейся между ног, но почти сразу же вернулась.
— Вот он.
— Прекрасно. Значит, ключ на месте. Вы его никому не давали?
— Нет. А что случилось? Почему вы снимаете замок? Реми вкратце объяснил.
— И, как вы понимаете, никому ни слова о том, что мы меняем замок.
Никому! — закончил он свои объяснения.
— Конечно-конечно, не беспокойтесь. Мадам Вансан постояла, наблюдая за действиями мужчин. Ее грузный силуэт вырисовывался в проеме двери: крашеные с проседью, редеющие волосы, синяя шаль, концы которой свисали почти до колен, у отечных ног притулилась облезлая старая собачка… «Хороший кадр, — подумал Максим, глядя на них, — одиночество и старость… И свет удачный, с мягким контровым…»
Словно почувствовав его мысли, мадам Вансан встрепенулась, пожелала мужчинам спокойной ночи и исчезла за дверьми своей квартиры.
— Вернемся к исходной точке, — крутил отвертку детектив. — Арно уехал со съемок и — пропал. До дочери не доехал. Домой не заезжал. Моя идея насчет нотариуса тоже, похоже, оказалась пустышкой. Куда он делся? Вопросы у нас все те же, что и неделю назад: договорился с кем-то о встрече и попал в ловушку?
Или был похищен по дороге? О планах Арно на субботу знал, как вы выразились, Вадим, весь Париж.
— Эх, Реми, тут вам действительно не повезло, — покачивая головой, произнес Вадим. — Вы не знакомы с Арно, вам трудно представить, но об этом знали действительно все, можете быть уверены. И Мадлен, и Пенни, и Соня с Пьером, и даже все их соседи и завсегдатаи дома; и мадам Вансан со всей ее родней, и вся киностудия… А через этих людей сколько еще других могли узнать!
Тут искать — иголку в стоге сена.
— Что меня во всем этом больше всего донимает, это то, что в ней все слишком. Слишком много разных направлений поиска, слишком много все знают, слишком много не правды… Месть, наследство, завещание, таинственная визитерша, попытка наезда на Максима…
— Вы все-таки думаете, что меня пытались задавить?
Не ответив, Реми продолжал:
— …звонки, попытка кражи столика, о чем-то недоговаривающая Мадлен…
Связаны ли эти факты единой ниточкой? Или разрозненные интересы разных людей сплелись в единый узел вокруг Арно? Из всего этого у нас есть только одна достоверная вещь: исходная точка — съемочная площадка. Если Арно что-то задумал, то… Вы говорите, что он был обычный, без признаков какой-то особой задумчивости или беспокойства?
— Без признаков, — сказал Вадим. — Или я их не заметил.
— Я тоже не заметил. Но, если вдуматься, я дядю плохо знаю, чтобы судить, — добавил Максим.
— Или, может быть, он был как-то особенно оживлен? Знаете, как бывает с людьми, когда у них на уме какой-то проект, который они находят забавным?
— Теперь я уж и не знаю… Оживлен он был, это точно. Я тогда отнес за счет съемок, за счет приезда Максима… Но, может быть, действительно была еще другая причина?
— Вадим, я бы хотел, чтобы вы завтра со мной на студию подъехали, — сказал Реми, закручивая последний шуруп. — Покажете мне ваши пленки. Это возможно?
— Конечно. Когда вам удобно?
— В десять. Идет?
— Идет.
Мужчины распрощались и расстались, каждый погруженный в свои мысли.
Что касается Максима, то это были мысли о Соне.
Он хотел ей позвонить. Он хотел бы ей позвонить. И не мог. И не смог бы. Это было просто невозможно по тысяче разных причин — невозможно, несбыточно, бессмысленно и неприлично.
Он лег спать.
Глава 16
Это были мысли о Соне, это были сны о Соне, он снова ловил ее в каких-то бесконечных глухих коридорах и сырых аллеях и, едва догонял, едва он касался ее легкого тела, как оно ускользало, упархивало, исчезало в лабиринтах, оставляя в его ладонях зуд неутоленного прикосновения, и он снова гнал, звал, настигал и уже протягивал руки, уже ухватывался за край одежды, уже ткань ползла, обнажая просветы матовой кожи, уже трещала, разрываясь, и треск ее казался оглушительным, протяжным, резким, как телефонный звонок…
Разумеется, это звонил телефон. Опять, как всегда, телефон.
— Я вас не разбудил?
«Разбудил, конечно. Который час? Бог мой, почти полдень! Ну и поспал! А хотел ведь с утра по библиотекам…»
— Нет, конечно, — сказал Максим фальшиво-бодрым голосом, — не разбудили.
— Могу я приехать? Вы никуда не уходите?
— Пока нет. Приезжайте, Реми.
Максим положил трубку и кинулся приводить себя в рабочий вид. Наскоро ополоснулся холодным душем, похлопал себя по заспанным щекам, влез в джинсы и занялся приготовлением чая.
Реми появился хмурый, молчаливый и мокрый от дождя.
— Что, — участливо спросил Максим, — дело не идет?
— Это еще слабо сказано. Ничего даже не намечается. Куда ни повернись — тупик. Тела нет, орудия преступления нет, места преступления нет, алиби ни у кого нет — можно подозревать всех и никого…
— Вы не оставляете даже надежды, что дядя жив?
— Сожалею.
— Но почему? Версия похищения не укладывается, конечно, в обычную логику… Но ведь можно допустить, что тут есть какая-то иная, неизвестная нам пока логика!
— Допустить можно все, что угодно… — проворчал Реми. — Но допущениями сыт не будешь… Вы уже завтракали?
— Нет, — усмехнулся Максим. — Составите мне компанию?
— Что тут у вас?
— Чай.
— Наливайте, — махнул безнадежно рукой Реми. — Надеюсь, горячий? Эта дерьмовая погода…
Он уселся, уже привычно, за маленький столик на кухне.
— Может, куртку снимете? — улыбнулся Максим.
— Хорошая мысль.
Реми повесил мокрую куртку в прихожей, расправил ее на вешалке и вернулся к Максиму, который, не задавая лишних вопросов, сварил сосиски для себя и для детектива.
— Не успеваю поесть, — оправдывался Реми. — Везде бегом, дел куча, а все впустую.
— У вас все же есть какие-то идеи?
— Никаких.
— Слушайте, Реми, для того чтобы бегать повсюду, надо знать, куда бегать и зачем. Вы же что-то проверяете, какие-то вопросы задаете, какие-то направления прикидываете… Так поделились бы соображениями! А то я тоже, признаться, начинаю сходить с ума. Будто в вакууме, в безвоздушном пространстве…
— Я бегаю, Максим, в поисках «чего-нибудь». Задаю вопросы, ищу каких-то настораживающих совпадений, но чего я ищу — сам не знаю.
— Что вы имеете в виду под «совпадениями»?
— Что-то такое, что могло бы зацепить внимание, понимаете, насторожить, натолкнуть на размышления…
— И как?
— Никак, я вам уже сказал. Все немножко странно, но все в меру.
— Вы все же кого-нибудь подозреваете?
— Всех.
— Ну, положим, не всех: меня и Вадима вы исключили. О Соне тоже, кажется, речь не идет… Ведь так? Остается не так уж много, Пьер да Ксавье.
Почему, например, не Ксавье? Машина Арно припаркована недалеко от его дома — раз, Ксавье вас в квартиру не пустил — два. Что он в ней скрывал?
— Всего-навсего Мадлен. Не хотел при Мадлен вести этот разговор. Он знает, что его дочь к Арно привязана… Прибавьте к этому его нелюбезный характер. И потом, в его квартире такой бардак, что я бы на его месте туда тоже никого не пустил.
— Стало быть, вы там были.
— Где?
— Не хитрите. В квартире Ксавье.
— С чего это вы взяли?
Разумеется, это звонил телефон. Опять, как всегда, телефон.
— Я вас не разбудил?
«Разбудил, конечно. Который час? Бог мой, почти полдень! Ну и поспал! А хотел ведь с утра по библиотекам…»
— Нет, конечно, — сказал Максим фальшиво-бодрым голосом, — не разбудили.
— Могу я приехать? Вы никуда не уходите?
— Пока нет. Приезжайте, Реми.
Максим положил трубку и кинулся приводить себя в рабочий вид. Наскоро ополоснулся холодным душем, похлопал себя по заспанным щекам, влез в джинсы и занялся приготовлением чая.
Реми появился хмурый, молчаливый и мокрый от дождя.
— Что, — участливо спросил Максим, — дело не идет?
— Это еще слабо сказано. Ничего даже не намечается. Куда ни повернись — тупик. Тела нет, орудия преступления нет, места преступления нет, алиби ни у кого нет — можно подозревать всех и никого…
— Вы не оставляете даже надежды, что дядя жив?
— Сожалею.
— Но почему? Версия похищения не укладывается, конечно, в обычную логику… Но ведь можно допустить, что тут есть какая-то иная, неизвестная нам пока логика!
— Допустить можно все, что угодно… — проворчал Реми. — Но допущениями сыт не будешь… Вы уже завтракали?
— Нет, — усмехнулся Максим. — Составите мне компанию?
— Что тут у вас?
— Чай.
— Наливайте, — махнул безнадежно рукой Реми. — Надеюсь, горячий? Эта дерьмовая погода…
Он уселся, уже привычно, за маленький столик на кухне.
— Может, куртку снимете? — улыбнулся Максим.
— Хорошая мысль.
Реми повесил мокрую куртку в прихожей, расправил ее на вешалке и вернулся к Максиму, который, не задавая лишних вопросов, сварил сосиски для себя и для детектива.
— Не успеваю поесть, — оправдывался Реми. — Везде бегом, дел куча, а все впустую.
— У вас все же есть какие-то идеи?
— Никаких.
— Слушайте, Реми, для того чтобы бегать повсюду, надо знать, куда бегать и зачем. Вы же что-то проверяете, какие-то вопросы задаете, какие-то направления прикидываете… Так поделились бы соображениями! А то я тоже, признаться, начинаю сходить с ума. Будто в вакууме, в безвоздушном пространстве…
— Я бегаю, Максим, в поисках «чего-нибудь». Задаю вопросы, ищу каких-то настораживающих совпадений, но чего я ищу — сам не знаю.
— Что вы имеете в виду под «совпадениями»?
— Что-то такое, что могло бы зацепить внимание, понимаете, насторожить, натолкнуть на размышления…
— И как?
— Никак, я вам уже сказал. Все немножко странно, но все в меру.
— Вы все же кого-нибудь подозреваете?
— Всех.
— Ну, положим, не всех: меня и Вадима вы исключили. О Соне тоже, кажется, речь не идет… Ведь так? Остается не так уж много, Пьер да Ксавье.
Почему, например, не Ксавье? Машина Арно припаркована недалеко от его дома — раз, Ксавье вас в квартиру не пустил — два. Что он в ней скрывал?
— Всего-навсего Мадлен. Не хотел при Мадлен вести этот разговор. Он знает, что его дочь к Арно привязана… Прибавьте к этому его нелюбезный характер. И потом, в его квартире такой бардак, что я бы на его месте туда тоже никого не пустил.
— Стало быть, вы там были.
— Где?
— Не хитрите. В квартире Ксавье.
— С чего это вы взяли?