Узнав о том, чем кончилась предпринимательская деятельность Арсена, Тимур не удивился. Примерно этого он и ожидал. Крах завода в Рузе оставил его равнодушным, гораздо больше беспокоила ситуация в Осетии. К тому, что из-за политики президента Дзасохова работать стало труднее, он уже привык. Но в последнее время появились новые неприятные тенденции. То ли потому, что увеличилась безработица, так как закрылись или перебазировались в Кабардино-Балкарию многие предприятия, не выдержав чиновничьих поборов, то ли нравы, царившие в Чечне и в соседней Ингушетии, распространились и на Осетию, как грипп, но криминогенная обстановка в республике заметно ухудшилась. Участились квартирные кражи, угоны автомобилей, уличные грабежи, но самое тревожное – чаще стали похищения людей с целью получения выкупа. Выкрадывали успешных бизнесменов, их жен и детей.
   Когда такое случается с незнакомыми людьми, еще можно посочувствовать им и повозмущаться неспособностью властей навести порядок, но все же дистанцироваться от чужой трагедии, не принимать ее близко к сердцу. Но когда украли семилетнюю дочь у близкого знакомого, владельца ликероводочного завода, Тимур почувствовал себя, как солдат под артиллерийским обстрелом, когда снаряды рвутся совсем рядом.
   Дочь удалось благополучно вернуть за выкуп в пятьсот тысяч долларов, но этот случай подействовал на Тимура очень болезненно. Сыновей возили в школу и из школы на машине в сопровождении охранника, Алина с наступлением темноты не выходила из дому одна, но от всего не убережешься.
   Тимур все чаще жалел, что в свое время не прислушался к словам Алихана и вместе с ним не перебрался в Москву. Он бы и сейчас это сделал, но не пускали дела. На спиртзаводе сложилась крепкая команда, она могла нормально работать и без постоянного присутствия Тимура. Бесланский же завод нельзя было оставлять без присмотра ни на один день. Не в части производства, с ним было все в порядке. А вот реализация водки могла преподнести неприятные неожиданности в любой момент.
   За делами Тимур и думать забыл о странном визите технологов из Москвы и о словах Панкратова о том, что Бесланским заводом заинтересовались очень серьезные люди. Но однажды часов в десять утра раздался телефонный звонок на мобильник, номер которого знали только самые важные деловые партнеры Тимура. Незнакомый мужской голос спросил, не сможет ли господин Русланов быть на месте сегодня без четверти двенадцать.
   – В офисе? – уточнил Тимур.
   – На заводе.
   – Я и сейчас на заводе. А в чем дело? С кем я говорю?
   – Наш самолет приземлится в аэропорту Беслана через час. Встречать не нужно, доберемся сами.
   Связь прервалась. Ответов на свои вопросы Тимур так и не получил. На всякий случай он отправил в аэропорт разгонную «Волгу» встретить приезжих.
   – Как я их узнаю? – озадачился водитель.
   – Понятия не имею. Но почему-то думаю, что узнаешь.
   Оставшись один, Тимур позвонил Панкратову. На этот раз его мобильник ответил. Панкратов сразу спросил:
   – Ну что, встретили гостей?
   – Пока нет. Будут без четверти двенадцать. Позвонили с самолета. Я вот никак не пойму, с какого самолета? В это время никаких рейсов нет. Заказали чартер?
   – Зачем им чартер? У них свой самолет.
   – Что значит свой? – не понял Тимур.
   – Свой значит свой. Личный Ту-134. Не понимаете? Тогда не знаю, как вам объяснить. Самолет фирмы. Теперь поняли?
   – Почему они не предупредили о своем приезде заранее? Я бы успел подготовиться.
   – Потому и не предупредили. Чтобы вы не успели подготовиться. Они хотят увидеть завод, какой он есть. А не тогда, когда вы наведете марафет.
   – Кто они?
   – Те самые очень серьезные люди, о которых я вам говорил.
   – Еще вопрос. Кто посоветовал им мой завод? Вы?
   – Нет, Тимур. Мои советы им не нужны. Вы никак не въедете, что это за люди. Это настоящие акулы современного бизнеса. Я нисколько не преувеличиваю. Они не начинают никакого дела, если не владеют всей информацией. Абсолютно всей. И когда я говорю абсолютно всей, это и означает абсолютно всей.
   Через час позвонил водитель разгонной «Волги»:
   – Все в порядке, встретил. Сейчас поедем. Они зачем-то зашли к диспетчеру. Сказали – на пять минут.
   – Как ты их узнал?
   – Мудрено не узнать. В самолете их было только двое.

V

   Очень серьезные люди появились на заводе ровно без четверти двенадцать. Тимур встретил их на проходной. Один молодой, лет тридцати с небольшим. Высокий, поджарый, с малоподвижным лицом и холодноватым взглядом. Второй постарше, за сорок. Низенький, грузный, вальяжный. Выбравшись из раздолбанной заводской «Волги», они одновременно посмотрели на часы.
   – Пока в графике, – отметил старший и представился: – Черецкий, исполнительный директор. – Представил спутника: – Игорь Олегович Гуров, президент корпорации.
   – Корпорации – какой? – осторожно поинтересовался Тимур, пожимая гостям руки и мимолетно отмечая, что часы у них те еще – «Патек Филипп» у молодого и золотой «Роллекс» у толстяка.
   – Корпорации «Россия», – пояснил Черецкий, слегка удивившись вопросу. – Вы не знали?
   – Теперь знаю.
   Корпорация «Россия» была официальным дистрибьютером табачной фирмы «Филипп Морис» во всех республиках бывшего СССР от Прибалтики до Казахстана, сеть ее фирменных магазинов покрывала все пространство России. В последние годы к торговле табаком они прибавили чипсы, соки и пиво. Теперь, сообразил Тимур, очередь дошла и до водки. Ну, посмотрим, с какими идеями они приехали.
   – Давайте к делу, – предложил Гуров. – Покажите завод.
   Экскурсия по цехам заняла не больше сорока минут. Гости ни о чем не спрашивали, нигде не задерживались, но чувствовалось, что это не потому, что их не интересуют детали, а потому что они знают о заводе все. Как понял Тимур – из отчета инженеров-технологов, высланных на разведку. Теперь же они хотели получить общее впечатление. Так при подготовке наступательной операции командующий, детально знающий местность по картам, обязательно выезжает на рекогносцировку, чтобы своими глазами увидеть, где будет проходить сражение.
   Поднявшись после экскурсии в директорский кабинет, гости решительно отказались от кофе и по рюмочке. Черецкий загрузил в компьютер диск CD. Объяснил Тимуру:
   – Мы хотели бы знать, реально ли наладить на вашем заводе выпуск этого изделия. Смотрите внимательно.
   То, что Тимур увидел, поразило его. Это была водка, но такая, какой он никогда не видел и даже не представлял, что такая бывает. Сама бутылка в форме бриллианта со сверкающими гранями была эффектной, но особой сложности в изготовлении не представляла. В последнее время стеклодувы научились выпускать бутылки на любой, самый изощренный вкус. А вот упаковка – это было нечто. В закрытом виде – яйцо Фаберже, только большое, но с таким же красочным рисунком, с финифтью и стразами, имитирующими алмазы. Яйцо раскрывалось, как тюльпан. На белом атласе, как драгоценность, покоилась сама бутылка. Ее и бутылкой-то нельзя было назвать. Произведение искусства – вот что это было.
   – Что это такое? – спросил ошеломленный Тимур.
   – Водка «Русская», – ответил Черецкий.
   – Нет, это не водка. Это ювелирное украшение.
   – Ну почему? При Екатерине Великой русскую водку посылали в подарок иностранным государям. Мы хотим восстановить ее престиж. Яйцо Фаберже – вполне в духе российской традиции.
   – Сколько же будет стоить такое яйцо?
   – Около тысячи долларов.
   – Тысяча долларов?! – ахнул Тимур. – Да кто его купит?!
   – Купят. В России уже много богатых людей. Поразить гостей. В подарок другу. В подарок нужному человеку. Да мало ли зачем. Но наша цель не только российский рынок. «Фаберже» будет представлять нашу компанию и за рубежом. Согласитесь, это эффективный промоушен. И сравнительно недорогой. Дешевле, чем реклама в журналах и на телевидении. Человек, который придет в винный магазин, обязательно обратит внимание на «Фаберже». Не обязательно купит, но фирму запомнит. И в другой раз купит нашу обычную водку. Ну что, возьметесь за это дело? Работа будет хорошо оплачена. Очень хорошо, – со значением повторил Черецкий.
   – Нет, – подумав, ответил Тимур. – С рецептурой мы справимся, с любой. С оформлением – нет.
   – Комплектующие вы будете получать.
   – Но собирать нам. Ручная работа. Нужно перестраивать все производство. И все равно не получится. Не та технологическая культура. Наши рабочие привыкли к конвейеру.
   – Вы трезво оцениваете свои возможности, – вмешался Гуров.
   Тимур развел руками:
   – Что есть, то есть. Вы напрасно потеряли время. Меня удивляет, что вы вообще прилетели. Ваши технологи изучили завод. Из их отчета вы могли бы понять, что мы не готовы к такой работе.
   – Мы это поняли, – подтвердил Гуров. – И если бы вы сейчас приняли наш заказ, переговоры бы на этом закончились. Нам не нужны безответственные партнеры. Прилетели мы совсем с другим предложением. Объясните, – кивнул он Черецкому.
   – Начну от печки. Вы уже уловили основную тенденцию современного рынка? Главное не произвести – главное продать. Это касается всего – от одежды до автомобилей. Водка – не исключение.
   – Да, это я давно понял, – покивал Тимур, для которого реализация было вечной головной болью.
   – Остальное поймете. Времена частников уходят в прошлое. Это не хорошо и не плохо, это данность. Натуральное хозяйство в современном мире – нонсенс. А что такое ваш завод? Типичное натуральное хозяйство: сам сделал, сам продал. Вы обречены на вымирание. Рынок глобализуется, выживут на нем только крупные игроки, владеющими современными технологиями продаж. У нас самая разветвленная в России торговая сеть, – продолжал Черецкий. – Наши магазины есть практически во всех городах. Но если мы продаем табак, соки и пиво, что нам мешает продавать водку? Наше предложение такое. Вы переключаетесь на нашу водку. Полностью. К этому ваш завод подготовлен.
   – Ваша водка – это какая?
   – «Русская».
   – Водка «Русская» принадлежит Шефлеру, – напомнил Тимур.
   – За границей – да. В России брендом владеет «Союзплодоимпорт».
   – Владел, – поправил Гуров. – Мы выкупили у них торговую марку.
   – Но сможете продавать ее только в России. Так?
   – Нам хватит. Российский рынок бездонный. Десять миллиардов долларов. Всем хватит.
   – Почему не «Столичную» или «Московскую особую»?
   Черецкий объяснил:
   – В России их репутация безнадежно испорчена. Слишком много было подделок, просто некачественной водки. Этих брендов фактически нет. Реноме «Русской» восстановить еще можно. Поэтому мы остановились на ней.
   – Понятно.
   – Я не спрашиваю, сколько вы сейчас зарабатываете на своей водке, – продолжил Черецкий.
   – Потому что и так знаете, – с усмешкой перебил Тимур.
   – Знаем. Но неточно. Ваши левые дела подсчитать невозможно. Это не под силу даже налоговой полиции. Так вот, на первом этапе ваши заработки уменьшатся. Но потом возрастут. За счет объемов. Мы инвестируем в ваш завод столько, сколько понадобится, чтобы увеличить его производительность как минимум вдвое. А в дальнейшем и втрое. Это не все. Мы покупаем блокирующий пакет акций завода. Надеюсь, понятно почему? Мы вкладываем в ваше дело очень большие деньги. Естественно, хотим иметь возможность контролировать ситуацию. Вы можете спросить, почему мы выбрали ваш завод. Ответ такой: сравнительно дешевая рабочая сила. Сравнительно с Москвой. Вот теперь все. Да, забыл: дистрибьюцию мы берем на себя.
   – Полностью?
   – Разумеется.
   – С этого надо было и начинать! – вырвалось у Тимура.
   – Значит ли это, что вы принимаете наше предложение? – снова вмешался Гуров.
   – Идея интересная. Но дело слишком серьезное, чтобы принимать решение сходу, – ушел от прямого ответа Тимур, зная по опыту, что в любых переговорах нельзя сразу принимать даже самые заманчивые предложения. У контрагента может появиться впечатление, что он имеет дело с несерьезным человеком, а Тимуру не хотелось, чтобы такое мнение о нем сложилось у его собеседников, этих акул современного бизнеса, как назвал их Панкратов. – Нужно подумать.
   – Подумайте, – разрешил Гуров. – Минут десять вам хватит? Ладно, пятнадцать. У нас очень мало времени. Сегодня нам еще нужно успеть в Самару.
   – Вы и самарский «Исток» хотите подмять под себя?
   – У нас большие планы, – уклончиво отозвался Черецкий. – Нам хотелось бы получить от вас более определенный ответ.
   – Да, – решился Тимур. – Я принимаю ваше предложение.
   – Договорились, – подвел итог Гуров. – Проекты документов вышлем по факсу. А все соглашения подпишем в Москве. Это займет недели две, не больше.
   – Было интересно познакомиться с человеком, который умеет быстро принимать ответственные решения, – проговорил, прощаясь, Черецкий. – Недаром Панкратов дал вам самую лестную характеристику.
   – Вы знаете Михаила Юрьевича?
   – Кто же его не знает!
   – Передавайте ему привет.
   Отправив гостей в аэропорт на своем «мерседесе», Тимур вернулся в кабинет, предупредил секретаршу, что его ни для кого нет, налил полфужера виски и выпил его с наслаждением, какого давно не испытывал.
   «Дистрибьюцию мы берем на себя».
   Это фраза означала, что через две недели он будет волен, как птица.
   Эта фраза означала свободу.
   Вечером, когда Алина уложила детей, он сказал:
   – Присядь. Нам нужно серьезно поговорить.
   – Только не говори, что ты полюбил другую женщину, – с невеселой усмешкой отозвалась она. – Все равно не поверю.
   Тимур удивился и даже слегка обиделся:
   – Почему это я не могу полюбить другую женщину?
   – Потому что у тебя времени на это нет. Ты уезжаешь в восемь утра, возвращаешься в девять вечера, а в начале одиннадцатого уже спишь в кресле перед телевизором. Как раз в начале новостей по НТВ. Скажешь, не так?
   – Женщина, не говори глупостей! – рассердился Тимур. – Я хочу поговорить совсем о другом. Как ты насчет того, чтобы нам уехать из Осетии?
   Она посмотрела настороженно, тревожно:
   – Ты это серьезно?
   – Вполне.
   – Куда?
   – В Москву. Или куда захотим.
   – Нет, в самом деле? Не шутишь?
   Ее глаза, бездонные, как ночные озера, неожиданно наполнились слезами, слезы безостановочно катились по щекам, вдоль носа, стекали по подбородку. А она все повторяла:
   – Правда, не шутишь? Нет, ты скажи, скажи! Правда? Серьезно?
   – Что с тобой? – всполошился Тимур. – Конечно, серьезно, какие могут быть шутки?
   Она вдруг разрыдалась у него на плече – безутешно, безудержно, будто выплеснулось наружу то, что долго копилось в душе.
   Тимур растерялся. Сидел неподвижно, как каменный, боялся шевельнуться, чтобы не причинить ей неудобство, неловко гладил по плечам, бормотал:
   – Алина!.. Ну что ты?.. Ну, успокойся. Ничего не случилось…
   Она наконец справилась с рыданиями.
   – Извини. Я не хотела. Так само. Все, больше не буду.
   Виновато сказала:
   – Я просто устала. Устала бояться. За детей, за тебя. Я успокаиваюсь только когда они спят, а ты дома. А утром снова. Боюсь каждого звонка. Боюсь услышать, что их украли или тебя убили. Сколько раз я собиралась с духом, чтобы попросить тебя: давай уедем.
   – Почему же не попросила?
   – Почему. Он еще спрашивает. Осетинские женщины не дают советов мужчинам. Вот почему. Мы в самом деле можем уехать?
   – Да.

Глава третья

I

   Взятки бывают двух видов. В русском языке различия между ними нет. По-русски взятка – это всегда только взятка. Ее дают чиновникам за то, чтобы они закрывали глаза на нарушение законов и таким образом сами нарушали законы. Но гораздо чаще, как это исстари повелось на Руси, взятки берут не за нарушение законов, а за их исполнение. Современный бизнес требует оперативности. Время в нем важный фактор, часто – главный. Временем распоряжаются чиновники. В их власти затянуть дело. В их власти ускорить прохождение бумаг. За это им и платят.
   Как у некоторых африканских племен нет слова «зеленый», а есть семнадцать названий разных оттенков зеленого, так и в осетинском языке нет однозначного слова «взятка». Есть «агъдау» – знак уважения, подарок. На свадьбах по обычаю дарят деньги молодоженам – агъдау. Благодарность за помощь в разрешении проблем – агъдау. В слово не вкладывается никакого негативного смысла.
   Есть и другое слово, близкое к русской взятке – «гартам». Грубое слово. Вымогательство.
   В Осетии Тимуру Русланову, как и всем предпринимателям, постоянно приходилось платить. Но это было в большинстве случаев – агъдау. С гартамом он вплотную столкнулся в Москве.
   Без двадцати час Тимур припарковался на внутренней стороне МКАД возле торгового комплекса строительных материалов, заглушил двигатель и переложил из кейса на переднее сиденье увесистый пакет в оберточной крафт-бумаге, перевязанный скотчем. В пакете было двести тысяч долларов. Через двадцать минут должен был подъехать человек и взять пакет. Это был гартам, итог вымогательства, бесцеремонного, хамского. Тимур был рад, что скоро избавится от этих денег. Они напоминали ему об унижениях, через которые пришлось пройти, пока он добивался благосклонного согласия вымогателей принять взятку, всячески доказывал, что его нечего опасаться, что единственная его цель как можно скорее решить проблему, закрыть тему. Он чувствовал себя изнасилованным.
   Был конец октября. Шел дождь вперемешку со снегом, по кольцевой плотным потоком неслись машины, все больше тяжелые тягачи с фурами. Между ними сквозили легковушки с непрерывно работающими дворниками, размазывающими по лобовым стеклам московскую хлябь. Пасмурно, противно было в природе. Так же пасмурно и противно было на душе у Тимура.
   Двести тысяч долларов – это была плата за то, что ликероводочному заводу Тимура, научно-производственному объединению «Иртыш», вернут лицензию, отобранную после того, как налоговая инспекция Центрального федерального округа выставила заводу счет на 292 миллиона рублей – больше десяти миллионов долларов по курсу ЦБ. Сумма сложилась из якобы недоплаченных налогов за 2001 год и штрафных санкций. И хотя Тимур с документами в руках доказывал, что купил завод всего полтора года назад и за дела прежнего хозяина отвечать не может, налоговики уперлись: покупая завод, вы автоматически приняли на себя все его обязательства перед государством, в том числе и долги. Таков закон. Государству все равно, с кого оно получит недоимки по налогам – с вас или с прежнего хозяина.
   Наезд налоговиков был полной неожиданностью для Тимура. Завод он купил не с бухты-барахты. Первое, что сделал перед покупкой, – нанял опытного бухгалтера, бывшего коммерческого директора Алихана Илью Ароновича Гольдберга, и по совету Панкратова, работающего теперь экспертом в Национальной алкогольной ассоциации, вызвал из Тулы Нину Петровну, начальницу юридической службы «Туласпирта», специалиста молодого, но очень въедливого. С их помощью проверил отчетность завода за пять лет. Ничего подозрительного не обнаружилось. Правда, вызвали сомнения несколько очень больших поставок водки в Якутию торговой фирме «Тыгын Дархан», которые не были оплачены.
   Прежний владелец завода по фамилии Емельчук, лысый пятидесятилетний господин с тяжелым, исподлобья взглядом, с золотым «Ролексом» и перстнем с крупным рубином на волосатой короткопалой руке, неохотно признался: «Прокололся. Кинули меня якуты. Крупно кинули. Водку взяли, денег не дали. Суки». «А зачем давали? – не понял Тимур. – Один раз не заплатили, зачем еще давать? Партия-то была не одна». «Время поджимало. Северный завоз. В навигацию не успеешь – все. На этом меня и купили. Железной дороги-то у них нет. Амуро-Якутская автомобильная магистраль от Нерюнгри. Горе, а не дорога, по ней не навозишься. Заказ был очень серьезный, четыре баржи по полтора миллиона бутылок. От таких заказов не отказываются. Банковские гарантии дали. Банк „Саха“. Все оказалось липой. И гарантии, и сама фирма. Однодневка. „Тыгын Дархан“, мать ее. До сих пор не знаю, что это значит. Вот говорят, на северах народ честный. Может, так оно и было при царе Горохе, а сейчас везде сплошное жулье. Только это – между нами, – хмуро попросил Емельчук. – Дело прошлое, но все равно пойдут разговоры: лох. А с лохом серьезные люди не будут иметь дела».
   Емельчук Тимуру не понравился, но завод был – то, что надо. Когда-то это была районная плодоовощная база, куда сгоняли местную интеллигенцию, студентов и служащих на переборку гнилой картошки. Не в центре, но и не у черта на куличках – в Чертаново, на оживленном месте. Капитальные постройки, просторные, требующие лишь небольшого ремонта. Высокий бетонный забор с вахтой, как в воинской части. Разливочные линии нуждались в модернизации, оборудование купажного цеха и водоподготовка безнадежно устарели и требовали замены, но все это было решаемо. Особенно же понравилось Тимуру кирпичное одноэтажное здание, основной своей частью находящееся на территории базы, но с фасадом на улицу. Как часто бывает, когда человек покупает холодильник, его выбор решает не мощность или объем, а какая-то совершенно неважная, но приятная безделушка, вроде ячеек для яиц. Так повлияло на решение Тимура и это здание. Он сразу увидел в нем фирменный магазин, в котором водка «Иртыш» будет продаваться по отпускной цене, с минимальной торговой наценкой. И это окончательно решило его сомнения.
   Емельчук запросил десять с половиной миллионов долларов. Тимур предложил семь. Сошлись на восьми с половиной.
   Тимур помнил рассуждения Черецкого из корпорации «Россия» о том, что частные предприятия обречены на вымирание, а будущее на глобальном рынке принадлежит крупным игрокам, владеющим современными технологиями продаж. Если признать его правоту, следовало сразу идти под крыло корпорации и перенастраивать завод на выпуск водки «Русская». Но что-то мешало Тимуру согласиться с этим прогнозом.
   Да, Черецкий был прав в том, что сегодня главное не произвести, а продать. Да, не вызывали сомнений успехи на мировом рынке крупных компаний с раскрученными торговыми марками. Но в то же время рядом с ними мирно сосуществовали небольшие частные фирмы. Была глобальная сеть «Макдонольдса» – и были кафе и забегаловки со своими завсегдатаями. Были обувные гиганты вроде «Саламандера» и «Карло Пазолини» – и были вполне успешные мастерские, где обувь шили на заказ вручную. Была целая сеть «Пятерочки» и «Рамстора» – и были магазинчики с постоянными покупателями. Почему такой же частной фирмой, не претендующей на глобальность, не может стать научно-производственное объединение «Иртыш» со своей водкой – качественной и недорогой? Сохранились связи с оптовиками, охотно покупавшими дешевую бесланскую водку, будет фирменный магазин. А главное – свое дело, где Тимур станет не частью корпорации «Россия», а полновластным хозяином. Он не сомневался в надежности корпорации, не сомневался в умении ее топ-менеджеров находить оптимальные решения, но ему не нравилась сама мысль, что он будет кому-то подчинен. Еще с советских времен сидело в нем недоверие к любому начальству. В последующие годы частник в его сознании укрепился окончательно и бесповоротно. Пройдут мимо большие деньги, которые обещало сотрудничество с «Россией»? Да и пусть, с него и небольших хватит, всех денег не заработаешь.
   Через некоторое время, когда Тимур поделился этими соображениями с Панкратовым, тот усмехнулся:
   – Не хотелось бы вас разочаровывать, но вы никогда не станете олигархом. Я наконец-то понял, что отличает их от обычных людей. У них установка принципиально другая: заработать все деньги. Абсолютно все, и ничуть не меньше. А что? У некоторых получается.
   Через полгода был закончен ремонт, обновлено оборудование, завод заработал. И поначалу все складывалось так, как планировал Тимур: был стабильный спрос, бойко торговал фирменный магазин, неучтенный спирт владикавказского спиртзавода позволял удерживать конкурентноспособные цены. И вдруг, как кирпич на голову, свалился иск налоговиков. Вместе с коммерческим директором Гольдбергом и Ниной Петровной, перебравшейся в Москву и ставшей главным юристом «Иртыша», Тимур еще раз тщательно проверил архивные отчеты. Да, водку в Якутию отгрузили, четыре крупных партии, но никаких данных об оплате не было. С выписками из документов Тимур отправился в налоговую инспекцию. Там ему заявили: «Мы располагаем другими сведениями». И предъявили ответ торговой фирмы «Тыгын Дархан» на запрос налоговиков. В нем было сказано, что все платежи НПО «Иртыш» за поставленную в 2001 году водку были своевременно переведены на банковский счет завода. К ответу прилагались копии платежных поручений.