Таболов Артур. Водяра

   Непуганый, совсем непуганый. Но тут Лопатин проявил неожиданное и, пожалуй, верное понимание ситуации:
   – Если вы решили меня засадить, и так засадите. С адвокатом или без адвоката.
   – Да вы присаживайтесь, – повторил Панкратов. – Это не допрос. Я знакомлюсь с делом, у меня есть некоторые неясности. С чего это вы надумали перебраться в Тулу?
   – Тула – почти Москва. А все дела в Москве.
   – А почему решили заняться водкой?
   Лопатин наконец опустился на привинченный к бетонному полу металлический стул и неопределенно пожал плечами.
   – Чего тут непонятного? Сейчас это самый прибыльный бизнес.
   – Вы показали, что Сорокин перекрыл вам поставки спирта, поэтому вы отказались заплатить ему восемьсот тысяч долларов долга.
   – Ему они не нужны. У гроба карманов нет.
   – Насколько я знаю, «Туласпирт» – предприятие государственное. Каким образом Сорокин мог воздействовать на генерального директора?
   – Откат. Заводов много, спирта мало. Кому хочу – дам, кому не хочу – не дам.
   – Но директор не подчиняется депутату Госдумы. Он подчиняется губернатору.
   – А кто проплатил губернаторские выборы? Вы думаете, Сорокин только мне перекрыл кислород? От «Туласпирта» кормятся десятки заводов. И тульских, и московских из области. Поспрашивайте. Он всех за горло держал.
   – Вы хорошо знали Сорокина?
   – Совсем не знал. Знал бы – не связался.
   – А после того, как связались, встречались часто?
   – Было.
   – Не припомните, он носил часы?
   – Часы? – удивился Лопатин. – Конечно, а как же? На правой руке.
   – Почему на правой?
   – А он был левша. Почему вы спрашиваете?
   – Да так, к слову пришлось, – уклонился от ответа Панкратов.
   О часах Панкратов спросил не случайно. Просматривая рапорт районного оперативника, поднявшего, как говорят в милиции, труп Сорокина, он обратил внимание на небольшую нестыковку. Местный житель, грибник, сообщивший дежурному райотдела о трупе, показал, что он вроде бы видел на правой руке убитого часы. При осмотре тела никаких часов обнаружено не было. Грибник не стал настаивать на своих показаниях, признал, что он, наверное, ошибся. Возможно, эта мелочь не имела никакого значения, но могла и иметь. На начальной стадии расследования никогда нельзя с уверенностью сказать, что важно, а что неважно.
   – У вас есть жалобы на условия содержания? – заканчивая разговор, спросил Панкратов.
   – Черного кофе по утрам не дают. И свежих газет.
   – А адвоката все-таки наймите, – посоветовал Панкратов. – Обязательно наймите.
   – Думаете, поможет? – с надеждой спросил Лопатин.
   – Не помешает.
   От встречи с Лопатиным у Панкратова осталось двойственное впечатление. Лет двадцать назад, поговорив с таким человеком, он решил бы, что тот невиновен. Но опыт научил его не спешить с выводами. Да, с самого начала Лопатин вел себя, как человек, не знающий за собой никакой вины. Был слишком откровенен со следователем, рассказал о том, о чем лучше бы промолчать. О том, за сколько на самом деле купил завод. О том, что остался должен Сорокину восемьсот тысяч долларов. Расчеты между ними шли налом, никакими договорами не были зафиксированы, следователям понадобилось бы немало времени, чтобы докопаться до сути их разногласий. Но за этим простодушием мог таиться и точный расчет. При всей своей молодости Лопатин был человеком очень неглупым, иначе не сумел бы всего за несколько лет создать серьезный бизнес. Он не мог не понимать, что рано или поздно следствие докопается до всего, и тогда его скрытность будет воспринята судом как подтверждающее вину обстоятельство.
   Не вызывало особого доверия и личное дело предпринимателя. Никаких криминальных связей в нем отмечено не было, но это не значило, что их не было на самом деле. Бизнес с оборотом в миллионы долларов не мог существовать без надежной бандитской «крыши». И Лопатину, если он действительно заказал Сорокина, вовсе не нужно было искать исполнителей в Туле, он мог найти их в Новосибирске.
   В пользу такого предположения свидетельствовали показания хозяина бара «У Вована», из которого увезли Сорокина. Панкратов встретился с ним в его баре, небольшом уютном заведении в старой части города, и попросил подробно, не упуская никаких мелочей, рассказать о том, чему стал свидетелем в тот вечер 15-го сентября. Хозяин, очень толстый молодой человек с бритой головой, в малиновом пиджаке, с золотой цепью на шее, попытался уйти от расспросов:
   – Да я уже все сказал вашим, три раза на допросы таскали. И протоколы подписывал.
   – А теперь повторите мне. Кстати, что это за название «У Вована»?
   – А что? Прикольно, пацанам нравится. Вован – это я. Ну, для своих.
   – Начните с начала, – посоветовал Панкратов.
   – Да все было как обычно. Отдыхают, Серый про Лондон травит. Я присматриваю…
   – Серый – Сорокин?
   – Ну! Вдруг слышу – в предбаннике какой-то шум. Выглядываю, а охранники уже лежат мордами в пол в браслетках. А над ними эти четверо, маски-шоу, с пистолетами.
   – Сколько было охранников?
   – Трое. Один наш, двое Серого. Крепкие пацаны, но и шевельнуться не успели. Мне сразу ствол в морду, отпихнули, а сами в зал: «Всем оставаться на местах! ОМОН! Кто Сорокин?..» Только никакой это был не ОМОН…
   – Почему?
   – ОМОН бы сразу всех уложил мордой в пол. И у омоновцев всегда «калаши», а у этих были «тэтэшники». «Тэтэшников» давно ни у кого нет, даже у ВОХРы «макаровы». И камуфляжка была новая, будто только с вещсклада. А от ботинок так даже кожей пахло. Это уже потом до меня дошло.
   – Что дальше?
   – Ну, Серый был уже хорошо на взводе. Он вообще никого не боялся. «Я Сорокин, – говорит. – А ты кто такой?» Тут двое подскочили с боков, руки заломили и на выход. Только их и видели. Быстро сработали, минуты за две, никто даже очухаться не успел. В общем, никакие это были не менты, а ряженые. И не наши, залетные.
   – Вы сказали, что они спросили: «Кто Сорокин?» – напомнил Панкратов. – Значит, в лицо его не знали?
   – А я о чем? – подтвердил Вован. – Я и говорю – залетные. В Туле Серого каждая собака знала. Все столбы были его фейсом обклеены. «Ваш кандидат – Сергей Сорокин». И из телевизора не вылезал.
   – Не обратили внимания на какие-нибудь приметы этих четверых?
   – Какие приметы! Все в «ночках».
   – Может быть, акцент?
   – Да спрашивали уже ваши, десять раз спрашивали! Не чечен ли.
   – Что вы ответили?
   – Что было, то и ответил. Не знаю. Может, и чечен. Он всего-то несколько слов и сказал.
   Следующий визит Панкратов нанес на ликероводочный завод, купленный Лопатиным у Сорокина. Завод стоял. Не было ни начальства, ни рабочих, один только сторож в будке у железных ворот. Во дворе валялись картонные коробки, раскисшие от дождей. На складе сиротливо теснились у стен пустые бутылки в прозрачной полиэтиленовой упаковке. Темнели цеха с застывшими разливочными линиями. Зато на втором заводе Сорокина, располагавшемся на территории воинской части километрах в пятидесяти от Тулы, шла напряженная жизнь. Еще издали было видно, как по железнодорожной одноколейке тепловоз втягивает на территорию цистерны, а из ворот один за другим выезжают «Камазы» с длинными тентованными фурами.
   Директор был в отъезде. Панкратова приняла главбух, средних лет молодящаяся деловая женщина в строгом костюме, типичная бизнесвумен, провела по цехам, сверкающим белизной, наполненным гулом конвейеров и позвякиваньем бутылок, безостановочно движущимся по разливочным линиям. У себя в кабинете предложила кофе, спросила:
   – Что вас интересует?
   – Ничего конкретного, – ответил Панкратов – Просто хотел посмотреть. Никогда не видел, как делают водку. Вы давно тут работаете?
   – С самого начала, как Сергей Анатольевич запустил завод.
   – Он часто здесь бывал?
   – Первое время не вылезал. Да и то: утром нанимаем пятьдесят работяг, вечером сорок пять увольняем. Пили безбожно. Помучились, пока наладилось. Потом, конечно, бывал наездами. А что ему тут сидеть? Все работает, как часы.
   – Проблемы с поставками спирта бывают?
   – Никогда. Что вы! Мы знаете сколько даем в бюджет области?
   – Сколько?
   – Много. Кто же нам будет мешать?
   – А сбыт?
   – Без проблем. Губернатор чужую водку в область не пускает. Так что никакой конкуренции.
   – Почему не пускает?
   – Невыгодно. За нашу водку налоги остаются у нас. А за чужую уходят на сторону. Понравился вам завод?
   – Впечатляет.
   – Это что! – оживилась бизнесвумен. – Мы еще две линии у немцев купили. Бэу. Но это для них бэу, а нам в самый раз. Не знаю, правда, как теперь будет. Без хозяина плохо. А Сергей Анатольевич был крепким хозяином. И кому он помешал? Такое несчастье! Вы найдете убийц?
   – Ищем, – неопределенно отозвался Панкратов. – Спасибо за кофе. Вы случайно не обратили внимания, какие часы были у Сорокина?
   – Случайно обратила. «Картье». Механизм швейцарский, корпус и браслет из белого золота. Стоят тридцать две тысячи долларов.
   – Сколько?! – поразился Панкратов. – Откуда вы знаете?
   – А я перечисляла деньги за эти часы. В «Петровский пассаж». Потом ездила за ними. Сергей Анатольевич велел купить три пары. Одну себе, вторую директору «Туласпирта», у него был день рождения, пятьдесят лет. А кому третью – не знаю.
   – Когда это было?
   – С год назад. Сейчас скажу точно… – Она пощелкала клавишами компьютера: – В июле прошлого года, тринадцатого числа. И номера всех трех пар есть.
   – Сделайте распечатку, – попросил Панкратов.
   Вернувшись в Тулу, он связался с Зональным информационным центром МВД и распорядился сделать запрос во все ломбарды и комиссионные ювелирные магазины, не сдавал ли кто-либо часы фирмы «Картье» с такими-то серийными номерами. Ответ пришел неожиданно быстро: неделю назад такие часы были приняты на комиссию магазином на Старом Арбате и выставлены на продажу по цене двадцать четыре тысячи долларов. Но через два дня продавец забрал часы. Данные о нем остались в компьютере магазина. Продавцом был житель деревни Парашино Гудков.
   Когда Панкратов приехал в райотдел, куда милицейской повесткой был вызван Гудков, тот уже ждал в дежурной части, примостившись на краешке дубовой скамьи и держа на коленях старый рюкзак. Вид у него был пришибленный, и Панкратов сразу понял, что никаких проблем у него с Гудковым не будет. Так и вышло. Не успел он заполнить бланк допроса свидетеля и задать первый вопрос, как Гудков поспешно развязал рюкзак, суетливо порылся в нем и выложил на стол сверток в несвежем носовом платке, завязанный узлом:
   – Вот.
   – Что это?
   – Они…
   В платке оказались наручные часы с прямоугольным циферблатом и металлическим браслетом светло-золотистого цвета. При том что в форме и отделке не было ничего выделяющегося, часы поражали каким-то особенным благородством линий, излучали свет роскоши. Они как бы требовали соответствующего окружения: дорогой одежды, тонкого парфюма, новых, сверкающих лаком машин, красивых женщин. Лежа на канцелярском столе, они словно бы подчеркивали убогость обстановки следовательского кабинета районной ментовки.
   – Рассказывайте, – кивнул Панкратов.
   – Бес попутал, – поспешил повиниться Гудков. – Я сколько времени потратил, пока звонил в район, а потом ждал на дороге. Весь взопрел, газов нанюхался. А они в лесу без дела лежат, никому уже не нужны…
   – Они?
   – Ну! Эти вот… А менты приедут, сразу снимут. Это справедливо? Им все, а мне ничего. Вот всю жизнь так: одним от пуза, а другим шиш с постным маслом. И так мне это обидно стало, так обидно…
   – Что пошли и сняли часы, – закончил фразу Панкратов. – А зачем сказали оперативнику, что часы были?
   – А как же? – обиделся Губков. – Не темные, телевизор смотрим. Начнут копать: где часы? Гудков приватизировал, больше некому. А так: были, а куда делись, знать не знаю. Я их не сторожил, у дороги сидел, часа два, весь взопрел. Только вы не думайте, что я совсем без понятия. Если б знал, сколько они стоят, близко б не подошел, что вы! Долларей пятьсот, думал, дадут, а когда этот, в комиссионке, сказал, что стоят они тридцать две тысячи, а поставят за двадцать четыре, у меня внутри все оборвалось. Вот это, думаю, попал, это попал! Потом забрал часы, да поздно. Хозяйке рассказал, она говорит: дурак ты, Гудков, тебе только пустые бутылки собирать. Иди, говорит, сдавайся теперь. Может, не много дадут. Вот – бельишко собрала…
   – Какая разница, сколько стоят часы – пятьсот долларов или тридцать две тысячи?
   – Шутите? Туда, где такие тысячи, простому человеку и соваться нельзя. Да и никому нельзя. Вот этот депутат сунулся, и что? А так жил бы себе и жил… Так что теперь?
   – Вот и я думаю, что теперь. Мародерство – вот как называется то, что вы сделали.
   – Бес попутал, – согласно закивал Гудков. – Даже не знаю, что на меня нашло. За всю жизнь ничего чужого не взял, а тут…
   – Кем вы работали?
   – Мастер производственного обучения в ПТУ. Сорок лет непрерывного стажа, ветеран труда. Имею благодарности в трудовой книжке.
   – Вот что, ветеран труда… – решил Панкратов. – Берите бумагу, пишите: «В Генеральную прокуратуру. Заявление». И все, что мне рассказали, подробно. Это будет явка с повинной. А пока дадите подписку о невыезде.
   – Сколько мне припаяют? – поинтересовался Гудков, закончив непростой для него труд над заявлением.
   – Это решит суд.
   – А условно – может так быть?
   – Это решит суд, – повторил Панкратов.
   На обратном пути в Тулу водитель служебной «Волги», прикрепленной к Панкратову, показал в сторону, где на высоком берегу неширокой речки виднелись в соснах коттеджи из красного кирпича:
   – Вон там Сорокин жил, в том поселке. И там же чечена пришил.
   Панкратов посмотрел на часы. На шестнадцать была назначена встреча с генеральным директором объединения «Туласпирт».
   – Сколько до города?
   – Минут двадцать.
   – Давайте заедем.
   Это был типичный пригородный поселок со старыми дачами и деревенскими избами. Они постепенно вытеснялись двух и трехэтажными особняками за глухими, фигурной кладки заборами. Особняк Сорокина стоял пустой, темный. На стройке в конце улицы царило оживление, двигалась стрела автокрана, подавая наверх поддоны с кирпичом.
   – Здесь чечены все строят, – сказал водитель. – Хорошо, говорят, строят. Цены не ломят. И не пьют, как наши.
   Возле стройки Панкратов попросил тормознуть, некоторое время сидел в машине, потом вышел и обратился к стропалю:
   – Кто у вас за бригадира?
   – Как за бригадира? – удивился тот. – Сам бригадир.
   – Разве он не уехал?
   – Давно приехал. Неделю назад. Отца похоронил и приехал. Сейчас позову.
   Он прокричал что-то по-чеченски. Минут через пять появился высокий, средних лет чеченец в аккуратном брезентовом комбинезоне, вежливо поздоровался. Поинтересовался:
   – Вы насчет работы? Сейчас не можем. Пока этот дом не закончим. Рук нет. Весной приходите.
   – Я слышал, у вас умер отец, – сказал Панкратов.
   Бригадир слегка развел руками:
   – На все воля Аллаха.
 
   Второй раз за этот день Панкратов увидел часы «Картье» на руке генерального директора производственного объединения «Туласпирт», Сергеева, и тут они были на месте. Им соответствовал и сам генеральный, крепкий, осанистый, с сильными руками мастерового, в прекрасном темном костюме с шелковым, подобранным в тон галстуком, и его кабинет с мебелью вишневого дерева, толстым ковром и глубокими кожаными креслами. Даже секретарша с внешностью топ-модели, принесшая кофе в тонком сервизе, была вполне уместна в этой обстановке, где время отмеряют по часам стоимостью тридцать две тысячи долларов.
   Панкратов не склонен был доверять атмосфере стабильности, которую источал и сам кабинет, и его хозяин. Он знал, что на губернаторских выборах Сергеев выставлял свою кандидатуру против Стародубцева, выборы проиграл, и уже одно это не способствовало их взаимопониманию. А без взаимопонимания с губернатором ни один чиновник, даже самый высокопоставленный, не может быть уверен в своем будущем. Конечно, Панкратов не рассчитывал, что генеральный будет с ним откровенным и так уж сразу выложит все, что знал о взаимоотношениях Сорокина с губернатором, но что-то могло промелькнуть – в интонациях, в паузах, в уклонении от вопросов. А уж понять, что за этим стоит, Панкратову не составит труда.
   – Я слышал, вас можно поздравить? – добродушно поинтересовался Сергеев, выходя из-за письменного стола и опускаясь в кресло возле журнального стола, на котором был сервирован кофе.
   – С чем? – спросил Панкратов.
   – Ну как? Генеральный прокурор сообщил на пресс-конференции, что убийство Сорокина раскрыто. Об этом в сегодняшнем «Коммерсанте» на первой полосе.
   – Еще не видел, обязательно посмотрю, – уклончиво отозвался Панкратов.
   – Чем могу быть полезен? – спросил Сергеев, поняв, что посетитель не хочет обсуждать сенсационную новость.
   – Я хотел бы кое-что уточнить. Сколько заводов работает на вашем спирте?
   – Около сотни. Иногда больше, иногда меньше. Одни закрываются, другие открываются.
   – Чем объяснить, что так много ликероводочных заводов и так мало производителей спирта? Насколько я знаю, спирт сейчас разрешено производить всем.
   – Все очень просто. Что значит открыть ликероводочный завод? Крыша над головой, две-три линии, минимум технологического оборудования. Спиртзавод – совсем другое дело. Одна ректификационная колонна стоит миллион долларов. А нужна не одна. Производство спирта – сложнейший процесс. Тут мало купить оборудование и найти поставщиков зерна и всех компонентов. Нужны опытные технологи, нужны традиции. Если новые спиртзаводы появятся, то не завтра. Так что конкуренция нам не грозит.
   – Спирт вы отпускаете по твердым ценам? – продолжал Панкратов.
   – Да, цены фиксированные. Это не очень соответствует идеологии рынка, но мы госпредприятие, и определять ценовую политику не можем.
   – А как распределяются квоты на спирт?
   – Ну, тут у нас полная свобода. Заявки своих стараемся удовлетворять, а чужих, из Подмосковья, приходится ограничивать. Что делать, спирта на всех не хватает.
   – Почему вы прекратили отпускать спирт заводу, который Сорокин продал Лопатину? – задал Панкратов главный вопрос, который его интересовал.
   – Какому заводу? – Сергеев задумался или сделал вид, что задумался. – А, да, помню. Сергей Анатольевич попросил, у него там были какие-то дела с Лопатиным. Я не мог ему отказать.
   – Почему?
   – Он из тех людей, которым не отказывают.
   – Был, – поправил Панкратов.
   – Да, был. Прискорбно, но факт. В непростые времена живем. Да и с чего им быть простыми? Все – с нуля, методом проб и ошибок. В Китае говорят: не дай вам Бог жить в эпоху перемен.
   – Ну, вам-то грех жаловаться.
   – Пока да, – согласился генеральный. – Но у каждого свои сложности. Я в этом смысле не исключение.
   Он довольно демонстративно посмотрел на часы.
   – У вас есть еще вопросы?
   – Красивые у вас часы, – заметил Панкратов.
   – Да, подарили на юбилей. Я не смог отказаться.
   – Почему?
   Легкая тень пробежала по лицу генерального.
   – Мне не хотелось бы об этом говорить.
   – Подарил Сорокин?
   Сергеев нахмурился.
   – Я не понимаю направленности ваших вопросов. Но готов ответить на них. Сделайте официальный запрос, мои сотрудники подготовят ответ. Что же касается моих отношений с Сорокиным… Вы будете встречаться с губернатором?
   – Может быть.
   – Спросите у него, который час.
   По пути в гостиницу Панкратов объехал несколько газетных киосков и в одном из них нашел свежий номер «Коммерсанта». Отчет о пресс-конференции, которую Генеральный прокурор дал по случаю своего полугодового пребывания в должности, начинался коротким анонсом на первой полосе с продолжением в середине номера. Отвечая на вопрос о ходе расследования одного из самых громких преступлений последнего времени, убийства депутата Госдумы Сорокина, генпрокурор сообщил, что преступник арестован и дает признательные показания. Соучастники объявлены в федеральный розыск. Никаких подробностей сообщить не может в интересах следствия.
   Дождавшись окончания вечерней планерки, проходившей, как всегда, в гостиной руководителя оперативно-следственной бригады, Панкратов показал ему номер «Коммерсанта»:
   – Читали?
   – Конечно. Это сегодня во всех газетах.
   – Вы не поторопились отрапортовать об успехах?
   «Важняк» помрачнел:
   – Ни о чем я не рапортовал. С меня каждый день требовали отчета, я докладывал о том, что есть. Вольно им было трактовать это, как большой успех. Генерального тоже можно понять. На него жмут, дело на контроле у президента. Так и получился успех. Но, в сущности, преувеличение не принципиальное. Успех будет, это только вопрос времени. Вы согласны?
   Панкратов промолчал.
   – Михаил Юрьевич, я предоставил вам полную свободу действий и не требовал отчета, чем вы занимаетесь, – проговорил «важняк», не дождавшись ответа. – Но у меня создалось впечатление, что вы считаете ошибочной основную версию, которую мы разрабатываем. Я прав?
   – Я не считаю ее ошибочной, – возразил Панкратов. – Но и не считаю безусловно верной. Вы исходите из того, что Лопатин – единственный человек, кому было выгодно убийство Сорокина. А он не единственный. Далеко не единственный.
   – У вас есть доказательства?
   – Косвенные. Я объехал полтора десятка ликероводочных заводов в Тульской и Московской области и поговорил с их владельцами. Не все шли со мной на контакт, некоторые наотрез отказывались говорить. Но многие были откровенны и даже согласились дать показания. Так вот. Пользуясь дефицитом спирта, связями с генеральным директором объединения «Туласпирт» и поддержкой губернатора, Сорокин создал целую систему поборов с хозяев заводов. Чтобы гарантированно получать сырье, они вынуждены были платить до десяти процентов от фиксированной стоимости спирта. И даже до пятнадцати, Сорокин все время повышал ставки. У него была репутация беспредельщика, и он ее вполне оправдывал. Не хочешь платить – закрывай завод. Учитывая масштабы производства, это миллионы долларов ежемесячно. Как вы понимаете, такой бизнес не мог быть частным делом Сорокина. Эти деньги доходили до самого верха. Поэтому система не давала сбоев. И когда Сорокина убрали, очень многие вздохнули с большим облегчением.
   – Вы хотите сказать…
   – Да. Заказчика убийства нужно искать в тех кругах.
   – Да вы представляете, какой это объем работы?! – ужаснулся «важняк». – На годы! И неизвестно, будет ли результат!
   – Представляю, – кивнул Панкратов. – И понимаю, что вы не откажетесь от своей версии. Генпрокурор объявил об успехе, успех нужно предъявить. Но я не вижу никакого смысла и дальше участвовать в работе бригады. Все свои соображения изложу в докладной на имя генпрокурора и своего руководства. Копию передам вам.
   – С интересом изучу, – хмуро пообещал «важняк». – Не думаю, что ваша докладная понравится генпрокурору. Да и вашему руководству тоже.
   – Может быть, – согласился Панкратов. – Но это уже не мои дела… И вот что еще… Не знаю, обрадует вас эта информация или нет… Вы объявили бригадира чеченцев в федеральный розыск?
   – Да.
   – Считайте, что вы его нашли. Неделю назад он вернулся и работает на стройке.
   – Откуда вы знаете?
   – Я разговаривал с ним сегодня днем.
   – Черт!..
   Руководитель бригады вызвал одного из следователей, приказал срочно взять наряд милиции, выехать в поселок, арестовать бригадира чеченцев и доставить в СИЗО.
   – Желаю успеха! – не без иронии сказал Панкратов.
   Вернувшись в Москву, он подготовил докладную записку и вместе с копией для руководителя оперативно-следственной бригады сдал ее в экспедицию генпрокуратуры. Такую же докладную представил начальнику Управления экономической безопасности. Неизвестно, как воспринял соображения Панкратова генпрокурор, но непосредственный его начальник отнесся к докладной с крайним неодобрением.
   – Не вовремя это, так не вовремя! – с досадой бросил он. – Нам сейчас только не хватает ссориться с генпрокуратурой! Ладно, свободны.
   И поставил резолюцию: «Принять к сведению. В архив».
   Как и предполагал Панкратов, никакого влияния на ход расследования его докладные не оказали. Оперативно-следственная бригада продолжала работать, через месяц дело было передано в суд. На скамье подсудимых оказались новосибирский предприниматель Лопатин, бригадир чеченцев-строителей и еще трое жителей Тулы с уголовным прошлым. Суд присяжных признал всех обвиняемых невиновными, они были освобождены из-под стражи в зале суда. Генпрокуратура опротестовала решение, протест был удовлетворен. Через год состоялся еще один суд, вновь присяжные вынесли оправдательный вердикт и вновь обвинение добилось отмены приговора. За десять лет четыре раза суд присяжных оправдывал обвиняемых. В октябре 2004 года председатель нового суда вынес решение о прекращении уголовного дела в связи с истечением срока давности по нереабилитирующим обстоятельствам. Четверо подсудимых согласились с решением, они были измотаны процессом. Пятый, Лопатин, до этого суда не дожил, умер в тюрьме.
   Для Панкратова его участие в работе оперативно-следственной бригады генпрокуратуры закончилось тем, что через месяц он получил официальное уведомление о том, что в связи с реорганизацией Федеральной службы контрразведки его должность в Управлении экономической безопасности сокращена, и он выведен за штат.