Страница:
Примерно этого он и ожидал. И даже слегка удивился равнодушию, с каким воспринял увольнение. Это было не только равнодушие. Это было и облегчение. Устал он подстраиваться под настроение начальства, которое последнее время заботило не дело, а как бы не испортить отношения с высшим руководством и не поставить под угрозу само существование ФСК.
Но были и дальние последствия, совершенно непредсказуемые. Спустя некоторое время мальчишка-курьер вручил Панкратову под расписку фирменный конверт с логотипом Минсельхоза. В нем было приглашение принять участие в учредительной конференции ассоциации производителей алкогольной продукции «Русалко», которая состоится в подмосковном пансионате «Лесные дали». А еще через месяц, мартовским днем, он выехал в Киев, имея при себе дорожные чеки «Америкэн-экспресс» на сто тысяч долларов, с заданием купить на Украине для одного из подмосковных ликероводочных заводов две цистерны пищевого спирта.
Глава третья
I
II
Но были и дальние последствия, совершенно непредсказуемые. Спустя некоторое время мальчишка-курьер вручил Панкратову под расписку фирменный конверт с логотипом Минсельхоза. В нем было приглашение принять участие в учредительной конференции ассоциации производителей алкогольной продукции «Русалко», которая состоится в подмосковном пансионате «Лесные дали». А еще через месяц, мартовским днем, он выехал в Киев, имея при себе дорожные чеки «Америкэн-экспресс» на сто тысяч долларов, с заданием купить на Украине для одного из подмосковных ликероводочных заводов две цистерны пищевого спирта.
Глава третья
I
Приглашение принять участие в учредительной конференции ассоциации «Русалко» очень удивило Панкратова. С Министерством сельского хозяйства у него никогда никаких дел не было. Что это за ассоциация «Русалко», которую собрались учреждать, он понятия не имел. Позвонил по контактному телефону оргкомитета: не по ошибке ли послано ему приглашение? Никакой ошибки, заверила секретарша, вы включены в число участников конференции по личному указанию председателя оргкомитета. Она назвала фамилию, которая ничего не говорила Панкратову. Добавила: мы очень рассчитываем на ваше участие. Конференция продлится два дня, условия очень хорошие, машина за вами заедет в четырнадцать ноль-ноль.
Ну, раз заедет машина…
В назначенный день ровно в два к подъезду подкатил сверкающим синим лаком «рено», молодой водитель принял у Панкратова его старенький кейс, с которым он ездил в недолгие командировки, убрал в багажник и предупредительно открыл заднюю дверцу. Часа через полтора машина свернула с Рублевского шоссе в заснеженный бор с золотистыми под закатным весенним солнцем соснами, миновала проходную с вооруженной охраной и остановилась возле длинного двухэтажного здания из темно-красного финского кирпича с просторными тонированными стеклами и мраморным парадным. На подъездной площадке уже стояли десятка два иномарок – микроавтобусы, джипы, несколько «мерседесов». От парадного расходились расчищенные от снега дорожки к коттеджам, разбросанным по территории пансионата, тоже из финского кирпича, затейливой архитектуры.
В обширном малолюдном холле с белыми кожаными креслами Панкратова встретила консультант оргкомитета в синем форменном костюмчике с красной косынкой на шее, похожая на стюардессу международных авиалиний, вручила ключ от номера, программу конференции и ламинированную визитку-«бейджик» с его именем, фотографией, переснятой то ли из паспорта, то ли из личного дела, и указанием – «Эксперт». В чем он эксперт, Панкратов не понял, но спрашивать не стал, решив, что все со временем разъяснится.
– Устраивайтесь, отдыхайте. Ужин в восемь. Начало конференции завтра в десять утра.
Во всю торцевую стену холла тянулась стойка бара, вдоль примыкавшей к бару стены были составлены в длинный ряд столы, покрытые белой скатертью. На них теснилось не меньше сотни бутылок водки самых разных форм с разнообразными этикетками. Здесь же на подносах стояли хрустальные стограммовые стаканы с толстым дном и десертные тарелки с маслинами.
– Что это? Выставка-продажа? – поинтересовался Панкратов.
– Продукция участников конференции, – объяснила консультант. – Можете попробовать любую водку. Совершенно бесплатно.
– Не боитесь, что конференция кончится всеобщей пьянкой?
– Нет. Производители не пьют свою водку. Чужую – тем более.
– Что же они пьют?
– «Джонни Уокер».
В номере-«люкс» на втором этаже Панкратов изучил программу конференции. На первый день было намечено выступление министра сельского хозяйства, доклад «О положении в отрасли» и обсуждение доклада. На второй – утверждение устава ассоциации, выборы в руководящие органы. Время работы ресторана – завтрак, обед, ужин. К услугам гостей сауна, бассейн, массажный кабинет, тренажерный зал, бильярд. Все было по высшему классу, Панкратов даже почувствовал некоторую неловкость, как рядовой авиапассажир, по ошибке попавший в зал официальных делегаций. С усмешкой отметил: неплохо идут дела в сельском хозяйстве, раз министерство может содержать такие пансионаты.
Конференция открылась вступительным словом министра. Уютный конференц-зал мест на сто пятьдесят был заполнен хорошо одетыми мужчинами средних лет. Молодых было немного, старше чуть больше. Это был тип, хорошо знакомый Панкратову, – директора заводов, сохранившие свои должности еще с советских времен. «Красные директора», как их стали называть в последние годы. Все они были знакомы, шумно приветствовали друг друга, садились рядом. Большинство же участников конференции были, как и Панкратов, чужими, с интересом присматривались к бейджикам соседей, на которых было указано предприятие, которое они представляют, обменивались ничего не значащими замечаниями, как бы нащупывая пути к сближению.
Министр высоко оценил роль указа президента Ельцина об отмене госмонополии на производство и торговлю алкогольной продукцией, что позволило быстро избавиться от дефицита спиртных напитков. Вместе с тем, отметил, это породило ряд проблем, тормозящих развитие отрасли. В неравном положении оказались госпредприятия и частные производители, имеющие общую цель: насытить российский рынок качественной продукцией. Ассоциация «Русалко» призвана объединить производителей спиртного, независимо от форм собственности, стать авторитетным органом, к рекомендациям которого будут прислушиваться все. Министр пожелал конференции успешной работы, передал слово для доклада энергичному молодому человеку, председателю оргкомитета по фамилии Серенко, и незаметно исчез из президиума, как всякий крупный правительственный чиновник, отбыв протокольное мероприятие.
В докладе, насыщенном цифрами и графиками, проецируемыми на экран, выделялись главные проблемы отрасли. Ежегодно более сорока тысяч граждан России гибнут от употребления некачественного алкоголя, подпольно изготовленного из технического спирта с вредными для здоровья примесями, разного рода суррогатов, выпускаемых для чистки ванн, для омывателей автомобильных стекол. Водку, получившую название «паленой», разливают в антисанитарных условиях в гаражах из денатурата и гидролизного спирта. Правоохранительные органы не в состоянии эффективно бороться с подпольным производством из-за малочисленности специализированных подразделений и слабого финансирования. Ассоциация «Русалко» должна помочь милиции транспортом, средствами связи, финансово стимулировать ее активность. Это выгодно всем, потому что каждая подпольная бутылка – это непроданная водка легальных производителей.
При том что производство спиртных напитков практически достигло уровня середины 80-годов, продолжал докладчик, налоговые поступления не превышают четырех процентов, тогда как раньше они составляли больше трети доходной части бюджета. Около восьмидесяти процентов алкогольного рынка находится в тени. Нечеткость законодательства дает возможность недобросовестным участникам рынка уходить от налогов, остальные производители вынуждены следовать их примеру, чтобы сделать свою продукцию конкурентноспособной.
Особенно нетерпимое положение сложилось с поставками водки из Северной Осетии. Дешевой осетинской водкой завалены все оптовые ярмарки и магазины московского региона. Низкая цена этой водки может быть объяснена тем, что в республике вообще не платят налогов. Уточнение законодательства и установление единых правил для всех – одна из самых важных и самых сложных задач новой ассоциации, подвел Серенко итог этой части доклада.
Есть проблемы не менее острые, требующие государственного вмешательства. Уродливый перекос на рынке алкогольной продукции создает политика многих губернаторов, запрещающих ввоз чужой водки на территорию их областей. Таким образом они пополняют внебюджетные фонды, которые используют на проведение выборных кампаний. Пользуясь правом законодательной инициативы, ассоциация «Русалко» намерена в самое ближайшее время обратиться к президенту и в правительство с соответствующим документом. Нет сомнения, заметил докладчик, что нашу инициативу поддержат и с практикой местного протекционизма будет покончено.
Панкратов огляделся. Слушали внимательно, многие делали пометки в блокнотах. Похоже, эта учредительная конференция была не очередным формальным мероприятием для галочки, а представляла собой немалый практический интерес. Но при чем тут я? – с растущим недоумением спрашивал себя Панкратов. И никто не выказывал намерения ему это объяснить.
Во второй половине дня началось обсуждение доклада. Панкратов немного послушал и незаметно выбрался из конференц-зала. В номере собрал кейс, спустился в холл и спросил у давешней девушки, консультанта оргкомитета, когда ходит автобус до Москвы или до ближайшей станции электрички.
– Вы уезжаете? – удивилась она. – Но конференция еще не кончилась.
– Для меня кончилась. Мне здесь нечего делать.
– Минутку!
Она ушла к телефону, вскоре вернулась.
– Вас очень просят задержаться, господам необходимо с вами побеседовать.
– Каким господам?
– Увидите. Пойдемте, я вас провожу.
В сопровождении консультанта Панкратов прошел в один из коттеджей, стоявших неподалеку от главного корпуса, и тут в полной мере оценил уровень этого пансионата. Коттедж был предназначен для особо важных персон: просторный холл в коврах, стильная мебель, обширная гостиная с камином, бар с разномастными виски и коньяками. Минсельхозу это было явно не по карману, пансионат скорее всего раньше принадлежал ЦК, а затем естественным образом перешел к управлению делами президента.
Некоторое время Панкратов пребывал в одиночестве, потом в гостиной появились господа, желавшие с ним побеседовать. Их было трое. Один – председатель оргкомитета Серенко, второго Панкратов узнал – это был владелец ликероводочного завода из Подмосковья, с которым Панкратов встречался во время тульской командировки. Третий – среднего роста, с невыразительным лицом – коротко представился:
– Пекарский, Белоголовка.
Этого хватило. Производственное объединение «Белоголовка» было крупным производителем водки, уступающим разве что московскому заводу «Кристалл». Судя по всему, Пекарский был самой значительной фигурой из троих. На правах хозяина предложил:
– Что-нибудь выпьете?
– Нет, спасибо, – отказался Панкратов. – Рано для выпивки.
– Тогда давайте поговорим.
– Вас, вероятно, удивило приглашение на конференцию, – начал Серенко, получив от Пекарского молчаливое разрешение вести беседу.
– Меня и сейчас удивляет. Я не имею к этим делам никакого отношения.
– Имеете. На нас произвела впечатление докладная записка, которую вы написали по делу Сорокина. Вы быстро вникли в суть проблемы и точно оценили ситуацию.
– Я написал две докладных, – поправил Панкратов. – Одну генпрокурору, другую своему руководству. Какая из них произвела на вас впечатление?
Серенко вопросительно взглянул на Пекарского. Тот отозвался, словно бы неохотно:
– Неважно.
– Неважно, – повторил Серенко. – Важно другое. Мы увидели в вас опытного профессионала, независимого, умеющего отстаивать свою точку зрения. Отзывы о вашей службе подтвердили наши предположения.
Панкратов усмехнулся:
– Если вы спросите, люблю ли я комплименты, я скажу: да.
– Ассоциация «Русалко» так и останется на бумаге, если при ней не будут созданы серьезные службы, – продолжил Серенко. – Например, юридическая. И служба экономической разведки. К ее работе мы и хотели бы вас привлечь. Как вы отнесетесь к нашему предложению?
– Нужно подумать, – помедлив, отозвался Панкратов. – В чем будут заключаться мои обязанности?
– Обсудим позже, – вмешался в разговор Пекарский. – Какое впечатление произвела на вас конференция?
– Любопытно.
– Вы поняли, какая проблема волнует нас сейчас больше всего?
– Осетинская водка?
– Совершенно верно. – Пекарский подошел к бару, извлек из него бутылку и поставил на стол. – Вот такая.
Бутылка как бутылка. Винтовая пробка. Этикетка качественной полиграфии. Название: «Исток». Производитель: Ликероводочный завод «Исток», г. Беслан, Северная Осетия.
– Не скажешь, что паленка, – заметил Панкратов.
– Это не паленка, – подтвердил Пекарский. – Нормальная водка. Особенность ее в том, что она на пятнадцать рублей дешевле наших самых дешевых водок.
– И это главная проблема, – подхватил Серенко. – Экспансия осетинской водки практически парализует наших производителей. Никакая конкуренция с ней в низшем ценовом секторе невозможна. В докладе я уже сказал почему. В Осетии не платят налогов. Вообще никаких. По нашим данным, там работают двести двадцать ликероводочных заводов и цехов. А по официальным отчетам все они разливают минеральную воду. Такого количества минеральной воды нет во всех местных источниках вместе взятых.
– Почему Северная Осетия? – спросил Панкратов. – Почему не Чечня, не Ингушетия, не Дагестан?
– Ну, Чечне не до водки, – усмехнулся Пекарский. – Они воюют за независимость. А почему Северная Осетия? Это интересный вопрос. Объясните? – обратился он к Серенко.
– Попробую. Несколько причин. Во-первых, осетины оказались сообразительней русских. Когда у нас в пору антиалкогольной компании рушили заводы, в Осетии их консервировали и сохранили производственную базу. Во-вторых, осетинская вода – лучшая для производства водки…
– Вода имеете значение? – удивился Панкратов.
– Очень большое. Вам случалось пить немецкую водку?
– Пробовал. Наша лучше.
– А почему? Немцы делают свои шнапсы из дистиллированной воды. Настоящая же водка получается только из живой воды. В России мы тратим немалые деньги на ее подготовку, осетинская вода требует лишь очистки. Но самое главное: в Осетии нашлись инициативные люди, которые вовремя поняли, какую роль может сыграть водка. И они не ошиблись. Мы даже знаем их: это некто Алихан Хаджаев и его компаньон Тимур Русланов. Начинали они одни, сейчас в водочном бизнесе заняты десятки тысяч людей. Я недавно побывал во Владикавказе. По сравнению с тем, что видел всего года три назад: небо и земля. Города не узнать, везде стройки, на каждом углу рестораны, на улицах полно новых машин. И все это дала водка.
– Но если осетины не платят налогов в федеральный бюджет, значит платят своим, – заметил Панкратов. – Такой бизнес не может существовать без отката.
– Своим наверняка платят, – согласился Серенко. – Но на порядок меньше, чем отдают в казну наши производители.
– Есть Министерство по налогам и сборам. Разве это не их проблема?
– Она им не по зубам. Здесь – политика.
– Премьер Черномырдин встречался с президентом Галазовым, – объяснил Пекарский. – Потребовал навести порядок. Тот ответил: наведу, только потом не удивляйтесь, если Осетия окажет политическую поддержку Чечне. И Виктору Степановичу пришлось умыться.
– Блеф? – предположил Панкратов.
– Конечно, блеф. Но пуганый политик куста боится.
– Есть еще очень важный фактор, – добавил Серенко. – Географическое положение Осетии. Военно-грузинская дорога и транскавказская магистраль – единственные пути, которые связывают юг России с Грузией и Закавказьем…
– Вы хотите сказать, что осетины поставляют водку в Грузию?
– Нет. Это имеет значение в другом смысле. Вы знаете, что в России острый дефицит спирта. Не хватает спирта и в Осетии. Они закупают его на Украине. Хохлы гонят спирт из сахарной свеклы, он очень трудно поддается высокой очистке. Мы проводили анализы, почти все осетинские водки сделаны из украинского спирта.
– Что мешает нашим производителям покупать спирт на Украине?
– Высокие пошлины.
– Осетины не платят пошлин?
– Нет.
– Каким образом?
– Вот мы и подошли к основному. Есть несколько способов уйти от уплаты таможенных сборов. Один из них – груз оформляется на подставную фирму-однодневку. Когда спирт получен, фирма исчезает. Ищи-свищи. То, что этот способ незаконный, само собой. Но он еще и опасный. Некоторые попробовали, что получилось? А, Игорь Александрович? – обернулся Серенко к третьему собеседнику, молчаливо присутствовавшему при разговоре.
– И не говорите, – попросил тот. – Только чудом не сел. Как вспомню, так вздрогну.
– В Осетии нашли другой выход, – продолжал Серенко. – Спирт оформляется как транзит в Грузию. Если он действительно уходит в Грузию, пошлина не взимается. Если остается в России – плати. И вот что делают в Осетии. Во Владикавказе спирт растамаживают. По документам получается, что он перелит в автоцистерны и отправлен в Грузию. На самом же деле поступает на заводы и превращается в осетинскую водку.
– Но если вы все это знаете…
– В том-то и дело, что мы не знаем, а только предполагаем. Наши предположения строятся на неофициальных источниках, с этим в правительство не войдешь. Нам нужна совершенно точная, объективная информация.
– И в этом мы рассчитываем на вашу помощь, – вновь вмешался в разговор Пекарский.
– Не понял. Чем я могу вам помочь?
– Мы хотим, чтобы вы поехали в Киев, купили там пару цистерн спирта, доставили его во Владикавказ и прошли все процедуры на таможне.
– А что потом делать со спиртом?
– Продайте.
От неожиданности Панкратов даже засмеялся:
– Ну, знаете! Никогда не торговал спиртом. И вовсе не уверен, что из меня получится коммерсант. Даже уверен, что не получится. Будут у вас одни убытки.
– Это не имеет значения. Нам нужен ваш отчет. Он ляжет в основу нашего обращения в правительство, а ваш авторитет подтвердит достоверность информации.
– А что? – помедлив, проговорил Панкратов. – Необычно, но почему бы и нет?
Пекарский поднялся из кресла и не без торжественности пожал ему руку:
– Другого ответа мы от вас и не ждали.
Ну, раз заедет машина…
В назначенный день ровно в два к подъезду подкатил сверкающим синим лаком «рено», молодой водитель принял у Панкратова его старенький кейс, с которым он ездил в недолгие командировки, убрал в багажник и предупредительно открыл заднюю дверцу. Часа через полтора машина свернула с Рублевского шоссе в заснеженный бор с золотистыми под закатным весенним солнцем соснами, миновала проходную с вооруженной охраной и остановилась возле длинного двухэтажного здания из темно-красного финского кирпича с просторными тонированными стеклами и мраморным парадным. На подъездной площадке уже стояли десятка два иномарок – микроавтобусы, джипы, несколько «мерседесов». От парадного расходились расчищенные от снега дорожки к коттеджам, разбросанным по территории пансионата, тоже из финского кирпича, затейливой архитектуры.
В обширном малолюдном холле с белыми кожаными креслами Панкратова встретила консультант оргкомитета в синем форменном костюмчике с красной косынкой на шее, похожая на стюардессу международных авиалиний, вручила ключ от номера, программу конференции и ламинированную визитку-«бейджик» с его именем, фотографией, переснятой то ли из паспорта, то ли из личного дела, и указанием – «Эксперт». В чем он эксперт, Панкратов не понял, но спрашивать не стал, решив, что все со временем разъяснится.
– Устраивайтесь, отдыхайте. Ужин в восемь. Начало конференции завтра в десять утра.
Во всю торцевую стену холла тянулась стойка бара, вдоль примыкавшей к бару стены были составлены в длинный ряд столы, покрытые белой скатертью. На них теснилось не меньше сотни бутылок водки самых разных форм с разнообразными этикетками. Здесь же на подносах стояли хрустальные стограммовые стаканы с толстым дном и десертные тарелки с маслинами.
– Что это? Выставка-продажа? – поинтересовался Панкратов.
– Продукция участников конференции, – объяснила консультант. – Можете попробовать любую водку. Совершенно бесплатно.
– Не боитесь, что конференция кончится всеобщей пьянкой?
– Нет. Производители не пьют свою водку. Чужую – тем более.
– Что же они пьют?
– «Джонни Уокер».
В номере-«люкс» на втором этаже Панкратов изучил программу конференции. На первый день было намечено выступление министра сельского хозяйства, доклад «О положении в отрасли» и обсуждение доклада. На второй – утверждение устава ассоциации, выборы в руководящие органы. Время работы ресторана – завтрак, обед, ужин. К услугам гостей сауна, бассейн, массажный кабинет, тренажерный зал, бильярд. Все было по высшему классу, Панкратов даже почувствовал некоторую неловкость, как рядовой авиапассажир, по ошибке попавший в зал официальных делегаций. С усмешкой отметил: неплохо идут дела в сельском хозяйстве, раз министерство может содержать такие пансионаты.
Конференция открылась вступительным словом министра. Уютный конференц-зал мест на сто пятьдесят был заполнен хорошо одетыми мужчинами средних лет. Молодых было немного, старше чуть больше. Это был тип, хорошо знакомый Панкратову, – директора заводов, сохранившие свои должности еще с советских времен. «Красные директора», как их стали называть в последние годы. Все они были знакомы, шумно приветствовали друг друга, садились рядом. Большинство же участников конференции были, как и Панкратов, чужими, с интересом присматривались к бейджикам соседей, на которых было указано предприятие, которое они представляют, обменивались ничего не значащими замечаниями, как бы нащупывая пути к сближению.
Министр высоко оценил роль указа президента Ельцина об отмене госмонополии на производство и торговлю алкогольной продукцией, что позволило быстро избавиться от дефицита спиртных напитков. Вместе с тем, отметил, это породило ряд проблем, тормозящих развитие отрасли. В неравном положении оказались госпредприятия и частные производители, имеющие общую цель: насытить российский рынок качественной продукцией. Ассоциация «Русалко» призвана объединить производителей спиртного, независимо от форм собственности, стать авторитетным органом, к рекомендациям которого будут прислушиваться все. Министр пожелал конференции успешной работы, передал слово для доклада энергичному молодому человеку, председателю оргкомитета по фамилии Серенко, и незаметно исчез из президиума, как всякий крупный правительственный чиновник, отбыв протокольное мероприятие.
В докладе, насыщенном цифрами и графиками, проецируемыми на экран, выделялись главные проблемы отрасли. Ежегодно более сорока тысяч граждан России гибнут от употребления некачественного алкоголя, подпольно изготовленного из технического спирта с вредными для здоровья примесями, разного рода суррогатов, выпускаемых для чистки ванн, для омывателей автомобильных стекол. Водку, получившую название «паленой», разливают в антисанитарных условиях в гаражах из денатурата и гидролизного спирта. Правоохранительные органы не в состоянии эффективно бороться с подпольным производством из-за малочисленности специализированных подразделений и слабого финансирования. Ассоциация «Русалко» должна помочь милиции транспортом, средствами связи, финансово стимулировать ее активность. Это выгодно всем, потому что каждая подпольная бутылка – это непроданная водка легальных производителей.
При том что производство спиртных напитков практически достигло уровня середины 80-годов, продолжал докладчик, налоговые поступления не превышают четырех процентов, тогда как раньше они составляли больше трети доходной части бюджета. Около восьмидесяти процентов алкогольного рынка находится в тени. Нечеткость законодательства дает возможность недобросовестным участникам рынка уходить от налогов, остальные производители вынуждены следовать их примеру, чтобы сделать свою продукцию конкурентноспособной.
Особенно нетерпимое положение сложилось с поставками водки из Северной Осетии. Дешевой осетинской водкой завалены все оптовые ярмарки и магазины московского региона. Низкая цена этой водки может быть объяснена тем, что в республике вообще не платят налогов. Уточнение законодательства и установление единых правил для всех – одна из самых важных и самых сложных задач новой ассоциации, подвел Серенко итог этой части доклада.
Есть проблемы не менее острые, требующие государственного вмешательства. Уродливый перекос на рынке алкогольной продукции создает политика многих губернаторов, запрещающих ввоз чужой водки на территорию их областей. Таким образом они пополняют внебюджетные фонды, которые используют на проведение выборных кампаний. Пользуясь правом законодательной инициативы, ассоциация «Русалко» намерена в самое ближайшее время обратиться к президенту и в правительство с соответствующим документом. Нет сомнения, заметил докладчик, что нашу инициативу поддержат и с практикой местного протекционизма будет покончено.
Панкратов огляделся. Слушали внимательно, многие делали пометки в блокнотах. Похоже, эта учредительная конференция была не очередным формальным мероприятием для галочки, а представляла собой немалый практический интерес. Но при чем тут я? – с растущим недоумением спрашивал себя Панкратов. И никто не выказывал намерения ему это объяснить.
Во второй половине дня началось обсуждение доклада. Панкратов немного послушал и незаметно выбрался из конференц-зала. В номере собрал кейс, спустился в холл и спросил у давешней девушки, консультанта оргкомитета, когда ходит автобус до Москвы или до ближайшей станции электрички.
– Вы уезжаете? – удивилась она. – Но конференция еще не кончилась.
– Для меня кончилась. Мне здесь нечего делать.
– Минутку!
Она ушла к телефону, вскоре вернулась.
– Вас очень просят задержаться, господам необходимо с вами побеседовать.
– Каким господам?
– Увидите. Пойдемте, я вас провожу.
В сопровождении консультанта Панкратов прошел в один из коттеджей, стоявших неподалеку от главного корпуса, и тут в полной мере оценил уровень этого пансионата. Коттедж был предназначен для особо важных персон: просторный холл в коврах, стильная мебель, обширная гостиная с камином, бар с разномастными виски и коньяками. Минсельхозу это было явно не по карману, пансионат скорее всего раньше принадлежал ЦК, а затем естественным образом перешел к управлению делами президента.
Некоторое время Панкратов пребывал в одиночестве, потом в гостиной появились господа, желавшие с ним побеседовать. Их было трое. Один – председатель оргкомитета Серенко, второго Панкратов узнал – это был владелец ликероводочного завода из Подмосковья, с которым Панкратов встречался во время тульской командировки. Третий – среднего роста, с невыразительным лицом – коротко представился:
– Пекарский, Белоголовка.
Этого хватило. Производственное объединение «Белоголовка» было крупным производителем водки, уступающим разве что московскому заводу «Кристалл». Судя по всему, Пекарский был самой значительной фигурой из троих. На правах хозяина предложил:
– Что-нибудь выпьете?
– Нет, спасибо, – отказался Панкратов. – Рано для выпивки.
– Тогда давайте поговорим.
– Вас, вероятно, удивило приглашение на конференцию, – начал Серенко, получив от Пекарского молчаливое разрешение вести беседу.
– Меня и сейчас удивляет. Я не имею к этим делам никакого отношения.
– Имеете. На нас произвела впечатление докладная записка, которую вы написали по делу Сорокина. Вы быстро вникли в суть проблемы и точно оценили ситуацию.
– Я написал две докладных, – поправил Панкратов. – Одну генпрокурору, другую своему руководству. Какая из них произвела на вас впечатление?
Серенко вопросительно взглянул на Пекарского. Тот отозвался, словно бы неохотно:
– Неважно.
– Неважно, – повторил Серенко. – Важно другое. Мы увидели в вас опытного профессионала, независимого, умеющего отстаивать свою точку зрения. Отзывы о вашей службе подтвердили наши предположения.
Панкратов усмехнулся:
– Если вы спросите, люблю ли я комплименты, я скажу: да.
– Ассоциация «Русалко» так и останется на бумаге, если при ней не будут созданы серьезные службы, – продолжил Серенко. – Например, юридическая. И служба экономической разведки. К ее работе мы и хотели бы вас привлечь. Как вы отнесетесь к нашему предложению?
– Нужно подумать, – помедлив, отозвался Панкратов. – В чем будут заключаться мои обязанности?
– Обсудим позже, – вмешался в разговор Пекарский. – Какое впечатление произвела на вас конференция?
– Любопытно.
– Вы поняли, какая проблема волнует нас сейчас больше всего?
– Осетинская водка?
– Совершенно верно. – Пекарский подошел к бару, извлек из него бутылку и поставил на стол. – Вот такая.
Бутылка как бутылка. Винтовая пробка. Этикетка качественной полиграфии. Название: «Исток». Производитель: Ликероводочный завод «Исток», г. Беслан, Северная Осетия.
– Не скажешь, что паленка, – заметил Панкратов.
– Это не паленка, – подтвердил Пекарский. – Нормальная водка. Особенность ее в том, что она на пятнадцать рублей дешевле наших самых дешевых водок.
– И это главная проблема, – подхватил Серенко. – Экспансия осетинской водки практически парализует наших производителей. Никакая конкуренция с ней в низшем ценовом секторе невозможна. В докладе я уже сказал почему. В Осетии не платят налогов. Вообще никаких. По нашим данным, там работают двести двадцать ликероводочных заводов и цехов. А по официальным отчетам все они разливают минеральную воду. Такого количества минеральной воды нет во всех местных источниках вместе взятых.
– Почему Северная Осетия? – спросил Панкратов. – Почему не Чечня, не Ингушетия, не Дагестан?
– Ну, Чечне не до водки, – усмехнулся Пекарский. – Они воюют за независимость. А почему Северная Осетия? Это интересный вопрос. Объясните? – обратился он к Серенко.
– Попробую. Несколько причин. Во-первых, осетины оказались сообразительней русских. Когда у нас в пору антиалкогольной компании рушили заводы, в Осетии их консервировали и сохранили производственную базу. Во-вторых, осетинская вода – лучшая для производства водки…
– Вода имеете значение? – удивился Панкратов.
– Очень большое. Вам случалось пить немецкую водку?
– Пробовал. Наша лучше.
– А почему? Немцы делают свои шнапсы из дистиллированной воды. Настоящая же водка получается только из живой воды. В России мы тратим немалые деньги на ее подготовку, осетинская вода требует лишь очистки. Но самое главное: в Осетии нашлись инициативные люди, которые вовремя поняли, какую роль может сыграть водка. И они не ошиблись. Мы даже знаем их: это некто Алихан Хаджаев и его компаньон Тимур Русланов. Начинали они одни, сейчас в водочном бизнесе заняты десятки тысяч людей. Я недавно побывал во Владикавказе. По сравнению с тем, что видел всего года три назад: небо и земля. Города не узнать, везде стройки, на каждом углу рестораны, на улицах полно новых машин. И все это дала водка.
– Но если осетины не платят налогов в федеральный бюджет, значит платят своим, – заметил Панкратов. – Такой бизнес не может существовать без отката.
– Своим наверняка платят, – согласился Серенко. – Но на порядок меньше, чем отдают в казну наши производители.
– Есть Министерство по налогам и сборам. Разве это не их проблема?
– Она им не по зубам. Здесь – политика.
– Премьер Черномырдин встречался с президентом Галазовым, – объяснил Пекарский. – Потребовал навести порядок. Тот ответил: наведу, только потом не удивляйтесь, если Осетия окажет политическую поддержку Чечне. И Виктору Степановичу пришлось умыться.
– Блеф? – предположил Панкратов.
– Конечно, блеф. Но пуганый политик куста боится.
– Есть еще очень важный фактор, – добавил Серенко. – Географическое положение Осетии. Военно-грузинская дорога и транскавказская магистраль – единственные пути, которые связывают юг России с Грузией и Закавказьем…
– Вы хотите сказать, что осетины поставляют водку в Грузию?
– Нет. Это имеет значение в другом смысле. Вы знаете, что в России острый дефицит спирта. Не хватает спирта и в Осетии. Они закупают его на Украине. Хохлы гонят спирт из сахарной свеклы, он очень трудно поддается высокой очистке. Мы проводили анализы, почти все осетинские водки сделаны из украинского спирта.
– Что мешает нашим производителям покупать спирт на Украине?
– Высокие пошлины.
– Осетины не платят пошлин?
– Нет.
– Каким образом?
– Вот мы и подошли к основному. Есть несколько способов уйти от уплаты таможенных сборов. Один из них – груз оформляется на подставную фирму-однодневку. Когда спирт получен, фирма исчезает. Ищи-свищи. То, что этот способ незаконный, само собой. Но он еще и опасный. Некоторые попробовали, что получилось? А, Игорь Александрович? – обернулся Серенко к третьему собеседнику, молчаливо присутствовавшему при разговоре.
– И не говорите, – попросил тот. – Только чудом не сел. Как вспомню, так вздрогну.
– В Осетии нашли другой выход, – продолжал Серенко. – Спирт оформляется как транзит в Грузию. Если он действительно уходит в Грузию, пошлина не взимается. Если остается в России – плати. И вот что делают в Осетии. Во Владикавказе спирт растамаживают. По документам получается, что он перелит в автоцистерны и отправлен в Грузию. На самом же деле поступает на заводы и превращается в осетинскую водку.
– Но если вы все это знаете…
– В том-то и дело, что мы не знаем, а только предполагаем. Наши предположения строятся на неофициальных источниках, с этим в правительство не войдешь. Нам нужна совершенно точная, объективная информация.
– И в этом мы рассчитываем на вашу помощь, – вновь вмешался в разговор Пекарский.
– Не понял. Чем я могу вам помочь?
– Мы хотим, чтобы вы поехали в Киев, купили там пару цистерн спирта, доставили его во Владикавказ и прошли все процедуры на таможне.
– А что потом делать со спиртом?
– Продайте.
От неожиданности Панкратов даже засмеялся:
– Ну, знаете! Никогда не торговал спиртом. И вовсе не уверен, что из меня получится коммерсант. Даже уверен, что не получится. Будут у вас одни убытки.
– Это не имеет значения. Нам нужен ваш отчет. Он ляжет в основу нашего обращения в правительство, а ваш авторитет подтвердит достоверность информации.
– А что? – помедлив, проговорил Панкратов. – Необычно, но почему бы и нет?
Пекарский поднялся из кресла и не без торжественности пожал ему руку:
– Другого ответа мы от вас и не ждали.
II
Тимура Русланова всегда поражало в Алихане умение предсказывать события с такой уверенностью, с какой опытный чабан на высокогорном пастбище по виду безобидного облачка предугадывает снежный буран и спешить загнать отару под укрытие стен кошары. Но выводы, которые он из своих предсказаний делал, часто озадачивали своей неожиданностью.
В Осетии, полное название которой стало Республика Северная Осетия – Алания, как и во всей России, с недоверием относились к рожденным в Кремле идеям, сулящим радужные перспективы в ближайшем будущем. И чем радужнее они были, тем большее недоверие вызывали. Ваучерная приватизация по Чубайсу сразу была расценена как очередная завиральная программа правительства, которое не знает, что делать, и шарахается из стороны в сторону. Эта бумажка стоит как две «Волги»? Да за кого вы нас принимаете?
Каждая вещь стоит столько, за сколько ее можно продать. Пятнадцать рублей – вот цена ваучера, по которой их скупали возле станций метро в Москве. Во Владикавказе и того меньше – от трех до пяти рублей, что лучше всех социологических опросов свидетельствовало о степени доверия к правительству на юге России.
Алихан всеобщего скептицизма не разделял. Он очень внимательно, с карандашом, читал все официальные документы и газетные публикации и однажды убежденно сказал Тимуру:
– Это шанс, другого не будет. Кто не успел, тот опоздал.
К тому времени он занимал видное положение в окружении президента Галазова, но решительно отказался стать министром культуры и безоглядно ринулся в авантюру с ваучерами. Влез в долги, рассадил по всему городу скупщиков, раз в неделю летал в Москву с хозяйственными сумками, набитыми ваучерами, сдавал их в какой-то фонд. Тимур ужаснулся, когда узнал, что его долг коммерческим банкам перевалил за два миллиона долларов, но Алихан ни разу не усомнился в правильности того, что делает.
Резонно было предположить, что скупленные ваучеры он вложит в акции какого-нибудь крупного ликероводочного завода, но Алихан поступил по-своему. На одном из первых чековых аукционов купил контрольный пакет акций московского завода «Стеклоагрегат», выпускавшего оборудование и пресс-формы для стекольных заводов, изготавливающих винные и водочные бутылки. Завод «лежал», рабочие месяцами не получали зарплаты. Заказы были, оборудование большинства стекольных заводов требовало замены, но им нечем было расплачиваться из-за кризиса взаимных неплатежей, поразившего всю российскую экономику.
Алихан предложил заводам платить за оборудование и пресс-формы не деньгами, а своей продукцией – бутылками, острый дефицит которых ощущался везде. Бутылку отправлял во Владикавказ, там в нее лили водку, ею расплачивались с Алиханом, он сбывал ее московским оптовикам уже «в деньги». Спрос на водку был огромный, оптовики даже переплачивали, чтобы гарантированно получать товар. Бизнес пошел так успешно, что уже через год Алихан вернул все кредиты, построил в тихом зеленом районе Владикавказа дом для всей своей большой семьи. У него уже было трое детей, первенец Алан и две дочери-погодки. Из Норильска переехали родители, оставившие в Заполярье все здоровье. Для помощи Мадине в уходе за стариками и детьми из родового селенья взяли дальнюю родственницу с взрослой дочерью. Дом был большой, двухэтажный, так что всем места хватило. Алихан уже подумывал купить бездействующий ликероводочный завод в Беслане, но тут дал о себе знать дефицит спирта.
Тимур в делах друга никакого участия не принимал, хотя Алихан много раз звал его в компаньоны, ему позарез нужны были люди, на которых он может положиться. В Осетии все традиционно держалось на родственных связях. Родственниками были все. Если покопаться в прошлом, обязательно обнаруживались общие корни среди прадедов, двоюродных братьев, троюродных племянников. Отказать в помощи родственнику считалось предосудительным. Как только во Владикавказе увидели, что дела Алихана идут в гору, посыпались просьбы взять на работу своего человека. Он жаловался Тимуру:
– Приходит. Тридцать лет, образование – школа, специальности нет. Спрашиваю: какую работу хочешь? Такую: чтобы утром придти, дать всем накачку, а с обеда свободен. И чтобы денег было много. Ну, что такому скажешь?
– Что ты говоришь? – поинтересовался Тимур.
– Есть, говорю, у меня такая должность. Только занимаю ее я сам. Когда появится еще одна, обязательно о тебе вспомню. Обижаются: Алихан Хаджаев зазнался, он плохой осетин. Вот и приходится выбирать: быть хорошим осетином или делать дело.
В то время у Тимура был новый бизнес, возникший случайно, как боковой отросток у дерева. У командира одной из крупных воинских частей, дислоцированных в Осетии, он купил полтора десятка щитовых домиков и поставил их на территории своей гостиницы в Фиагдоне – для небогатых молодых пар и студентов, приезжавших в горы на лето. При сборке обнаружилось, что в нескольких комплектах не хватает деталей. Тимур поехал в часть и увидел картину, очень его удивившую. Была ранняя весна. Перед КПП стояла целая колонна легковых машин с иностранными номерами: «фольксвагены», неновые «мерседесы», «вольво». На багажниках теснились чемоданы, картонные коробки с фирменными телевизорами и видеотехникой, домашний скарб. Возле машин толпились хорошо одетые женщины, многие с детьми, тревожно оглядывали сумрачные окрестности и подступавшие к равнине горы.
Как оказалось, это были семьи офицеров из Западной группы войск. Решение о выводе наших частей из ГДР было принято еще при Горбачеве. Правительство ФРГ взяло на себя обязательство построить в Северной Осетии, новом месте базирования 58-й армии, военные городки с казармами для солдат и домами для офицеров и их семей. На высшем правительственном уровне утвердили графики вывода войск и строительства жилья с таким расчетом, что к началу передислокации военные городки уже будут готовы. Но, как это часто бывает, согласования о выделении земли и прочие формальности затянулись, и первые эшелоны с личным составом и боевой техникой, прибывшие из Германии, оказались в чистом поле. Технику выгрузили где придется, для солдат поставили палатки, а офицеры, привыкшие к комфортной жизни в ГДР, возмутились и отказались ехать на голое место.
Разразился скандал. В западных СМИ появились сообщения о том, что демократическое правительство президента Ельцина делает попытки пересмотреть достигнутые соглашения о выводе частей ЗГВ и тем самым сохранить военное присутствие России в Восточной Европе. Из Кремля последовал резкий приказ, все согласования были мгновенно проведены, для форсирования работ из Франкфурта-на-Майне во Владикавказ с группой ведущих сотрудников прилетел президент крупной строительной фирмы «Филипп Хольцман», назначенной правительством ФРГ генеральным подрядчиком.
В Осетии, полное название которой стало Республика Северная Осетия – Алания, как и во всей России, с недоверием относились к рожденным в Кремле идеям, сулящим радужные перспективы в ближайшем будущем. И чем радужнее они были, тем большее недоверие вызывали. Ваучерная приватизация по Чубайсу сразу была расценена как очередная завиральная программа правительства, которое не знает, что делать, и шарахается из стороны в сторону. Эта бумажка стоит как две «Волги»? Да за кого вы нас принимаете?
Каждая вещь стоит столько, за сколько ее можно продать. Пятнадцать рублей – вот цена ваучера, по которой их скупали возле станций метро в Москве. Во Владикавказе и того меньше – от трех до пяти рублей, что лучше всех социологических опросов свидетельствовало о степени доверия к правительству на юге России.
Алихан всеобщего скептицизма не разделял. Он очень внимательно, с карандашом, читал все официальные документы и газетные публикации и однажды убежденно сказал Тимуру:
– Это шанс, другого не будет. Кто не успел, тот опоздал.
К тому времени он занимал видное положение в окружении президента Галазова, но решительно отказался стать министром культуры и безоглядно ринулся в авантюру с ваучерами. Влез в долги, рассадил по всему городу скупщиков, раз в неделю летал в Москву с хозяйственными сумками, набитыми ваучерами, сдавал их в какой-то фонд. Тимур ужаснулся, когда узнал, что его долг коммерческим банкам перевалил за два миллиона долларов, но Алихан ни разу не усомнился в правильности того, что делает.
Резонно было предположить, что скупленные ваучеры он вложит в акции какого-нибудь крупного ликероводочного завода, но Алихан поступил по-своему. На одном из первых чековых аукционов купил контрольный пакет акций московского завода «Стеклоагрегат», выпускавшего оборудование и пресс-формы для стекольных заводов, изготавливающих винные и водочные бутылки. Завод «лежал», рабочие месяцами не получали зарплаты. Заказы были, оборудование большинства стекольных заводов требовало замены, но им нечем было расплачиваться из-за кризиса взаимных неплатежей, поразившего всю российскую экономику.
Алихан предложил заводам платить за оборудование и пресс-формы не деньгами, а своей продукцией – бутылками, острый дефицит которых ощущался везде. Бутылку отправлял во Владикавказ, там в нее лили водку, ею расплачивались с Алиханом, он сбывал ее московским оптовикам уже «в деньги». Спрос на водку был огромный, оптовики даже переплачивали, чтобы гарантированно получать товар. Бизнес пошел так успешно, что уже через год Алихан вернул все кредиты, построил в тихом зеленом районе Владикавказа дом для всей своей большой семьи. У него уже было трое детей, первенец Алан и две дочери-погодки. Из Норильска переехали родители, оставившие в Заполярье все здоровье. Для помощи Мадине в уходе за стариками и детьми из родового селенья взяли дальнюю родственницу с взрослой дочерью. Дом был большой, двухэтажный, так что всем места хватило. Алихан уже подумывал купить бездействующий ликероводочный завод в Беслане, но тут дал о себе знать дефицит спирта.
Тимур в делах друга никакого участия не принимал, хотя Алихан много раз звал его в компаньоны, ему позарез нужны были люди, на которых он может положиться. В Осетии все традиционно держалось на родственных связях. Родственниками были все. Если покопаться в прошлом, обязательно обнаруживались общие корни среди прадедов, двоюродных братьев, троюродных племянников. Отказать в помощи родственнику считалось предосудительным. Как только во Владикавказе увидели, что дела Алихана идут в гору, посыпались просьбы взять на работу своего человека. Он жаловался Тимуру:
– Приходит. Тридцать лет, образование – школа, специальности нет. Спрашиваю: какую работу хочешь? Такую: чтобы утром придти, дать всем накачку, а с обеда свободен. И чтобы денег было много. Ну, что такому скажешь?
– Что ты говоришь? – поинтересовался Тимур.
– Есть, говорю, у меня такая должность. Только занимаю ее я сам. Когда появится еще одна, обязательно о тебе вспомню. Обижаются: Алихан Хаджаев зазнался, он плохой осетин. Вот и приходится выбирать: быть хорошим осетином или делать дело.
В то время у Тимура был новый бизнес, возникший случайно, как боковой отросток у дерева. У командира одной из крупных воинских частей, дислоцированных в Осетии, он купил полтора десятка щитовых домиков и поставил их на территории своей гостиницы в Фиагдоне – для небогатых молодых пар и студентов, приезжавших в горы на лето. При сборке обнаружилось, что в нескольких комплектах не хватает деталей. Тимур поехал в часть и увидел картину, очень его удивившую. Была ранняя весна. Перед КПП стояла целая колонна легковых машин с иностранными номерами: «фольксвагены», неновые «мерседесы», «вольво». На багажниках теснились чемоданы, картонные коробки с фирменными телевизорами и видеотехникой, домашний скарб. Возле машин толпились хорошо одетые женщины, многие с детьми, тревожно оглядывали сумрачные окрестности и подступавшие к равнине горы.
Как оказалось, это были семьи офицеров из Западной группы войск. Решение о выводе наших частей из ГДР было принято еще при Горбачеве. Правительство ФРГ взяло на себя обязательство построить в Северной Осетии, новом месте базирования 58-й армии, военные городки с казармами для солдат и домами для офицеров и их семей. На высшем правительственном уровне утвердили графики вывода войск и строительства жилья с таким расчетом, что к началу передислокации военные городки уже будут готовы. Но, как это часто бывает, согласования о выделении земли и прочие формальности затянулись, и первые эшелоны с личным составом и боевой техникой, прибывшие из Германии, оказались в чистом поле. Технику выгрузили где придется, для солдат поставили палатки, а офицеры, привыкшие к комфортной жизни в ГДР, возмутились и отказались ехать на голое место.
Разразился скандал. В западных СМИ появились сообщения о том, что демократическое правительство президента Ельцина делает попытки пересмотреть достигнутые соглашения о выводе частей ЗГВ и тем самым сохранить военное присутствие России в Восточной Европе. Из Кремля последовал резкий приказ, все согласования были мгновенно проведены, для форсирования работ из Франкфурта-на-Майне во Владикавказ с группой ведущих сотрудников прилетел президент крупной строительной фирмы «Филипп Хольцман», назначенной правительством ФРГ генеральным подрядчиком.