Талалаев Владимир. Рагнарек

помнишь, чем это закончилось для твоей расы..."
-- Долго думал?
-- Двенадцать лет.
Больше вопросов не возникало. За два года Лат неплохо изучил Зверя...
Лунг устал, Лунг уходит и жестоко отказать ему в мелкой прихоти. Зверь хочет
умереть свободным -- он слишком долго жил в неволе...
Лунг подставил руку... Но пальцы не ощутили привычной жесткости. Пачка
сигарет не появилась. Он поднял глаза на Лорда:
-- Уже?
-- А ты хотел, чтоб я неделю заклинания бормотал? -- ворчливо
поинтересовался тот, -- Когда уходишь?
-- Завтра... Нет, пожалуй, сегодня. Сейчас.
Лат спокойно смотрел, как Лунг переодевался. Черный комбез, серебристая
куртка, значок "инь-ян"... Предлагать остаться, увещевать, объяснять?..
Зачем? Все возвращается на круги своя...
-- Может, молодость вернуть?
Лунг усмехнулся. Положил руку на сердце:
-- Разве что вот здесь.
-- Увы, -- Лорд вздохнул.
-- Увы, -- подтвердил Лунг.
Лат закурил. Века и века общения с людьми наложили свой отпечаток. Он
привык курить, не отказывался и от выпивки, хотя и не пьянел. Лорд привык
даже к предательству (в свое время в споре Лунг бросил неожиданную фразу:
"Вся наша разница в том, что ты привык к подлости, а я -- нет..."), но он
так и не смог привыкнуть к одному -- прощаться. Сколько их было -- этих
прощаний... Но что поделать -- люди смертны, а он, на свою беду, вечен...
-- Не бросай отряд, Лат. Я собрал их, они поверили мне, но... Я не могу
больше. Объясни им это... И если не смогут простить, то пусть хотя бы
поймут.
Лорд кивнул.
-- Не уходи от них. А, впрочем... Ты не умеешь уходить.
-- Почему?
-- Уход -- это всегда предательство. Прощай, Изначальный. Вечности!
-- Храни тебя Ночь...



* * *

И еще одно воспоминание. Годом спустя. Уже после того, рокового
выстрела на какой-то захолустной планетке... После пышной панихиды... После
газетных статей и торжественных до противности телепрограмм...

В комнату вошел невысокий ладный юноша: тонкие черты лица, сверкающие
узкие глаза, твердый рисунок рта, иссиня-черные густые волосы, обычно волной
лежащие на плечах, собраны в хвост на макушке.
-- Лат?
Лорд развернулся:
-- Да?
-- Вы... Лат, Вы были последним, кто говорил с моим отцом... Он искал
смерть?
Лат покачал головой:
-- Нет, Таби. Лунг хотел жить... Но знал, что умирает. И постарался
умереть как и жил -- свободным...
-- Вы знали о том...
-- ...Что он умрет? Я знаю порой больше чем хочу.
Таби гневно взглянул на Лорда:
-- И Вы не хотели спасти его?! Или Изначальный решил, что мой отец
отжил свое?! Решил за него?!.
-- Успокойся, -- мягко сказал Лат, -- Есть Законы, которые не могу
обойти даже я... Не сердись, Таби... Не сердись, -- в молодом голосе
проскользнула тоска и безысходность, накопившиеся тысячелетиями. Таби
опустил глаза:
-- Простите, Лат... Но... Так нельзя! О, Боги! Так НЕЛЬЗЯ!!!
Боль прорвалась слезами. Лорд сел рядом, обнял юношу за плечи. Не
утешал -- парень слишком долго копил в себе горе.
В этом люди счастливы -- Лорд выплакал все слезы много сотен лет назад.
А Таби... Таби еще умеет плакать -- и это хорошо.
Прошло минут пять, пока Таби перестало трясти от рыданий.
-- Извините, Лат...
-- Ничего. Так легче. Не стыдись плакать, Таби -- не жги сердце.
-- Лат... Я хотел Вас спросить... Я вдруг вчера понял -- я ведь толком
ничего не знаю о своем отце. Мне было шесть лет -- вернее шесть недель,
когда он отдал меня учиться. Окасо, Сэндзо, Берт, Иррен...
-- Мастер?!
-- Да, его так называют. Вы знаете его?
-- Да так... Вообще-то ученик... Ты у него долго занимался?
-- С десяти... лет.
-- А потом?
-- Потом... Мне было шестнадцать. Развитие стало нормальным и отец
забрал меня. Пол-года -- Итан, потом около года я жил дома, на Лиессе. А
дальше... Отец увез меня сюда -- инструкторствовать. За всю жизнь в общей
сложности я его и видел от силы год-полтора. Мама ничего не рассказывала об
отце, он -- тоже... Лат, расскажите о нем!
Лорд грустно улыбнулся:
-- Я его знаю не больше тебя, Таби. Мы встретились два года назад... Я
просто не хотел смотреть в его прошлое без его разрешения, а Лунг не
хотел...
-- Я хочу знать о своем отце! -- упрямо повторил Таби, -- Или я не имею
право даже на это?..
-- Имеешь... Ты знаешь Ника?
-- Какого именно? -- не понял Таби.
-- Императора. Приемного отца Лунга.
-- Отец много говорил о нем, но не знакомил.
-- Николас сейчас на Лайншенте.
-- В столице Империи?
-- Да. Лети туда. Он знает все.
-- До Лайншента месяц пути, -- угрюмо сказал Таби, -- Это долго. Я не
люблю ждать.
-- Вот вредина! -- вздохнул Лат, -- Ладно, Бог с тобой, -- движение
рукой, и Лат, словно дверь, открыл кусок пространства, -- Иди...



* * *

-- Феникс, -- Лат повернулся к Лассаре. -- Я понимаю -- ты подталкивал
мои воспоминания. Но скажи, зачем ты извлек из забытья те, последние?
-- Затем... -- крылатый взглянул прямо в глаза Изначальному. -- Ты
столько раз нарушал или обходил свои же законы, когда надо было помочь
друзьям... А сейчас сидишь, размазываешь сопли и скулишь, что они, твои
дети, сами выбрали Путь, и теперь ты бессилен изменить это. Ты врешь сам
себе... Зачем?
-- Лат, за поколением поколение дети приходили к тебе, в "Звездный
Ветер"... -- осторожно начал Том. -- Ты так старался сберечь их от напасти,
что даже мне сказал не появляться в Отряде, потому что опасался... опасался,
что бессмертный может все испортить к чертям!
-- Они все равно бегали к тебе, -- вздохнул Лат. -- Я ведь знаю это,
хотя и не подавал виду...
-- Тем более. А вот сейчас, когда им действительно нужна будет твоя
помощь не на легендарной Дороге, а там, у них дома -- ты вдруг сваливаешь в
кусты! Лат, ты ли это?! Ты хоть помнишь о таких словах, как честь, совесть,
дружба? В конце-концов, как же слова о том, что мы в ответе за тех, кого
приручили, привязали к себе? Или это всего лишь слова? А, Изначальный?!
То ли всхлип, то ли стон в ответ:
-- Куда проще не думать обо всей этой ерунде, которую придумали себе
эти смертные. Кажется, я выгорел. Лишь теперь я чувствую, как же я от всего
этого устал. Я старался изменить мир -- и вяз в собственных законах. Я
потерял брата в совершенно бессмысленной войне. Я на тысячи лет одиночества
обрек Звездного Рыцаря... Я хотел быть любимым -- и потому так и не надел
Браслет: она могла полюбить человека, но не бога, не сверхсущество... И все
же она меня бросила, даже такого... Ребята, которых я попытался спасти,
теперь вынуждены разрываться между тенью благодарности ко мне и страхом за
свой родной Город, за свою родину... Я хотел свести счеты с Единым -- и не
смог разрушить его: ведь я его создал когда-то, создал как памятник брату!..
И, кажется, подставил этим весь этот Город! И не только Город... Подставил
весь этот мир!..
-- Подставил?!
-- В смысле -- подставил под удар, если тебе угодно! -- вспышка боли
ослабла, но говорить спокойно Лат еще не мог. -- Я все чаще думаю: а стоило
ли соваться сюда вообще?! По-моему, без нас этот мир был бы значительно
чище.
-- Чище?! С неповрежденной памятью, но под властью Единого?
-- С неразвращенной душой. Знающий, что возник сам, и что нет в нем
Творцов, Изначальных и прочей дребедени, на которой так удобно строить
культы для слабаков... Для слабых душою... О Калдар, как я устал. И что еще
страшнее -- я не вижу смысла в нашем существовании. Ни малейшего смысла...
Кажется, я только сейчас понял, что может сделать с человеком эта жизнь.
Может быть, она имела бы смысл, если б имела бы свой конец.
-- Слишком много "бы", -- вздохнул Том. -- Но я тоже пуст. Я устал. И
все же не плачусь. Мои слова -- не слезы, а грусть...
-- Ты по крайней мере можешь позволить себе подставить голову под
клинок. Я же не могу даже этого, -- Лат печально вздохнул, выдернув из
пустоты окурок "Магны" и затянувшись. -- Я действительно вечен и обречен
воскресать раз за разом, шляясь по мирам и дорогам...
-- Ты по крайней мере рождаешься, растешь и взрослеешь, тебе хоть это
дано. А я -- мальчишка по жизни, я жутко стар, но кто ж прислушается ко мне,
если видит перед собой всего лишь двенадцатилетнего пацана?!
-- К тебе прислушивались... -- тихо возразил Лат. -- И тогда ты менял
многое... Да и воспитанные тобой Воины... Тихие Города -- твоя заслуга, Том,
не отвертеться... Так что тут-то ты был не прав... В тебе польза есть... Мы
же... Похоже, мы действительно бесполезны, если не в силах без посторонней
помощи исправить содеянное нами же.
-- Кажется, ты уже призываешь бороться.
-- Ты догадлив... Слабость минула... Спасибо, ребята, я -- на Роклас.
Меня там ждет мой Отряд... Вы -- со мной?
-- Нет. Мы -- чуть позже. Сперва я раскину Карты, посмотрю, где
остальные Воины, -- Лассара вытянул из бокового кармана Колоду в потрепанном
кожаном футляре...
-- Страшно, -- вздохнул Том: -- Мы так свыклись с Картами, что в голову
лезут чудные сравнения. Как-то спросил Ника, как он себя чувствует после
дрязги на Дэсхорде, так знаешь, что он мне ответил? "Как старая Карта:
обтрепалась по краям, но в середине еще можно различить лицо".
-- Что-то мне не по себе от таких сравнений. -- повел крылом Феникс,
глядя на уходящего вдаль Лорда, постепенно тающего в тумане. -- Словно мы --
действительно просто чьи-то рисунки в альбоме эскизов под заголовком "Жизнь.
Черновики. Копия N13." И художник забыл их выбросить в корзину для мусора,
уходя пообедать. А потом позабыл вернуться, сгинул.
-- И кто же этот художник? Уж не Единый ли?!
-- А почему бы и нет? И чем ластик для картинки приятнее, чем Нашествие
-- для нас?..



Глава 26

Оторвавшись от пейзажа, Славик швырнул свой сверток под кровать. С
глухим стуком сверток вылетел обратно и шлепнулся на пол. Славик присел и
заглянул под кровать. Невольно улыбнулся: снизу кровать плавно переходила то
ли в сундук с выдвижными отделениями, то ли в тумбу размером с диван.
-- Комби-мебель! Комфортно и компактно, -- Славик открыл один из
ящичков и сунул туда сверток. И вдруг -- как ножом -- полоснула всплывшая в
памяти фраза Кошака, обращенная к администраторше: "Сегодня здесь ночую еще
я. Это устраивает Вас?" СЕГОДНЯ! А следом -- разговор на улице, минут
за десять по похода в гостиницу:
-- "Крысы. Не говори, что они есть везде: я не о тех, что на помойках.
Я о тех, на которых охотился Крысолов.
-- Поясни.
-- Сегодня в полночь сам увидишь..." Сегодня в полночь...
Похоже, Кошак исчезнет сегодня, исчезнет так же внезапно, как и появился. И
снова -- даже не поговорить!..
Славик поднялся, решительным шагом направляясь к двери. К пятому
номеру...
Первая комната оказалась открытой, и администраторша, руки в боки,
спорила о чем-то с постояльцами. Стоило мимолетно заглянуть...
"Хм, комната номер один совершенно такая же, как и моя, вторая.
Очевидно, является жильем администраторши. Комнату номер пять сейчас увидим.
Но -- вряд ли она хоть чем-то отличается от предыдущих. Кроме того, что окна
смотрят на порт и Пристаня, а не на вокзал, разумеется."
Ну надо же так разочароваться! Пятый номер оказался "люксом".
Разумеется, настолько, насколько это вообще возможно в подобном сарае. Всего
три кровати, а вместо четвертой -- телевизор. Черно-белый, с огромной линзой
перед крошечным экраном, он вполне соответствовал эпохе этого городка. Но
работал отлично, и даже показывал какой-то фильм по мотивам книг Грина. А
единственным зрителем был, разумеется, негр-крысолов. Две его соседки --
тетки средних лет -- благополучно дрыхли, полностью игнорируя шумы
телевизионного приемника (как-то не поднимается рука назвать "КВН"
современным словом "телевизор". "Приемник" -- иное дело...).
-- Поболтать пришел? -- кивнул Кошак, -- Присаживайся.
-- Повспоминать.
-- Неужели?! -- изумление было искренним. -- Никогда не подумал бы, что
наши земные проблемы -- воспоминания из приятных!
-- А что поделаешь, если это -- единственное время, когда мы были
вместе... Например -- в школе...
-- Хотя и в разных классах.
-- Угу. Зато авантюр хватало! А помнишь, как мы полезли в заброшеный
дом посреди Кара-Кум и там впервые ты обнаружил Тень-На-Стене?
-- Я всегда предпочитал называть это Дорогой.
-- Но это не Дорога!
-- Знаю. Просто есть что-то общее. Пусть всего лишь чуть-чуть, но все
же. Посуди сам: Дорога не всех пускает на себя. И Тенью мог воспользоваться
лишь тот, кого признает и пустит туда Дом.
-- Далеко ты зайдешь с такими сравнениями!.. Ты еще сравни Дом с
Мирозданием, Тень с Дорогой, а себя -- с Воинами.
-- Отвечаю по порядку, зануда! -- улыбнулся Кошак, -- Дом -- Здание.
Сам сравни со вторым словом: Миро-Здание! То-то же. Тени Дороги на
ребрах Мироздания... Нужны комментарии? А вот о Воинах... Лоботрясы вы и
бездельники, а не Воины! Охотитесь не знамо на что! Ищете врагов, чтобы было
б потом, от кого защищать Мир! А потом придет Серый, и...
-- Серый?
-- Да, причем не Олорин. Когда же, наконец, до вас дойдет та простая
истина, что мир гармоничен в своих проявлениях, что он жив, пока он в
равновесии, пока Черного и Белого -- пополам! Но какой-то идиот выкрикнул,
что Белое -- хорошо, а Черное -- плохо, а остальные подхватили его вой! А
там, где Белое убьет Черное, а Черное убьет белое -- приходят Новые Хозяева:
Серые. Крысы. Крысы Сознания, если угодно!.. Вы еще называете их Мраком. По
крайней мере -- любите так называть... Однако кто из них больший Мрак --
вопрос: Крысы, которые пришли на опустошенные Войной земли, или вы,
освободившие им эти земли своей вековечной войной! Извини за резкость, но вы
своими дрязгами между Светом и Тьмой разнесли пол-Вселенной, подарив ее
Крысам. Вы пишете Хроники Светлых и Черные Хроники, баллады и сказочки,
прославляющие то тех, то других, а Крысы тем временем лопают трупы и
Светлых, и Темных, и с удовольствием занимают их земли. А вы все никак не
соберетесь обернуться назад, чтобы увидеть, что происходит на освобожденных
вами Мирах, Архипелагах и Измерениях!.. Ну как, лавровые венки Освободителей
еще не жмут?
-- Откуда столько яда? Я понимаю, конечно, что мы не во всем правы,
но... Когда я шел к тебе сейчас, то думал, что все будет совсем по-другому!
-- Ну естественно! Хочешь -- я опишу, как ты представлял себе эту
встречу? Все просто: сперва мы вспоминаем, как бунтовали на Земле, затем я,
разомлев от воспоминаний, покупаю хорошего вина, и мы нажираемся до
свинского состояния, затем полируем это водкой или чем тут еще покрепче, а
утром нам начинают рассказывать, что мы вытворяли ночью, но зато ты
радуешься, что ночь прошла, а Кошак никуда не делся, хотя и говорил, что
исчезнет в полночь! А раз так -- то можно снова нажраться и отправиться
совершать новые подвиги! Похоже? А мне вот не до того!.. Вы еще не знаете,
какого джина выпустили, ввязавшись в дрязги с Единым! Ну -- хлопните вы его,
допустим! Он, конечно, не сахар, но то, что натворите своей победой вы, ни в
какие ворота не лезет! Миллиарды лет Южные не появлялись даже в сказках, а
теперь мир содрогнется от их легионов! Эльфов Тьмы пожалел? Не спорю, жалко
их. А индейцев, всех этих Майя и Ацтеков, вырезанных испанцами до основания,
не жалко? А Мир Кораблей, Галактику Цветка Материнского Сада, Королевы Миров
-- не жалко? А тех миллиардов, что погибнут в первые же дни от выпущенных
вами Южных -- не жалко?
-- Ша! Тормози! Пр-р-ру-у-у! Ну-ка, живо колись, что за Южные?
-- Фиг! Придет время -- сам узнаешь! Скажу только, что с Сотворения
Миров и до гибели Эру они были пленниками Единого. А теперь вырвутся на
свободу. Уже скоро...
-- Но погибнут люди!
-- Ну и отлично!.. Может, хоть после этого тебя царапнет Совесть! А к
моим чувствам взывать не стоит: нет их у меня больше! И на совесть да
сознательность не дави -- они у меня противоударные!..
-- Прощай, Крысолов...
-- Славик! "Славик, извини! Но я правда не могу ничего тебе сказать: от
любого моего слова разрушится последнее Пророчество -- и тогда уже точно
ничего не спасешь! Извини, ведь именно тебе и одному твоему другу предстоит
встретить Южных, и выстоите ли вы -- не знаю, но если я что расскажу, то --
не выстоите точно!" -- все это в мозгу. А вслух -- только горькое: --
Славик, прости!.. Прости и прощай!..
Славик вышел из комнаты, А на экране -- вдоль шеренги моряков несли
зашитое в парусину тело. Играла странная песня. И мальчишка размазывал
слезы, нисколько не стесняясь их. Хоронили Капитана.



Глава 27

До приморского городка оставалось еще пару дней пути. Максу стало
откровенно скучно, да и местность, болотистая и унылая, не способствовала
радости.
-- А знаете, что сейчас самое время для появления нечисти? -- зевнув,
заявил Макс.
-- Ну и что? -- Женька поправил лямки рюкзачка. -- Я и сам нечисть!
Вампир, как-никак! Но сейчас нечисть людей не трогает, благо -- Указ
малолетнего Короля и все такое прочее.
-- Да нет, -- перебил его бывший пацифист. -- Я не про ту нечисть, что
тут живет, я про пришлую... Сейчас ведь все Порталы и Меридианы нараспашку,
так оттуда много ценителей человеков лезет! Ценителей в гастрономическом
плане, в смысле...
-- Да ну тебя! Я скорее поверю в то, что за нами зомби из мертвых от
Нашествия городов погонятся...
И тут Макс великолепным прыжком перескочил через Женьку и истошно
завопил, бессмысленно тыча пальцем куда-то за спины спутников.
Женька обернулся, заранее оскалив клыки, балрог и балрогесса --
выхватывая хлысты. Увы -- кроме болот ничего там не наблюдалось. Жека
присмотрелся повнимательнее... Увы и ах -- все равно не видать...
Резкий смех пронесся над болотом: смеялся Макс.
Рассуждая о полоумных шутничках, весь небольшой отряд прошествовал
дальше. И снова с визгом прыгнул вперед Макс. Отряд только посмеялся в
ответ, но, глянув на выпученные в ужасе глаза своего командира, обернулся,
готовясь принять бой... И -- опять ничего, кроме смеха...
После пятой шутки Женька внятно пообещал, подбоченясь и выразительно
сверкая клыками:
-- Еще раз -- я и так на тебя заору, что вмиг летать научишься!
Командир, блин! Шуточки, как в казарме!
-- И это говорит король шутки... кидающий обрывки кульков в капюшоны...
-- ядовито парировал Макс.
-- Кидавший... Я-то уже вышел из детсадовского возраста, а ты вот,
видать, только входишь в оный возраст... -- и Жека показал язык.
Макс бегал быстрее.
И когда он уже собрался макнуть "этого клятого бруксу" в болотную жижу
-- из болота поднялись ОНИ. Размером с хорошую лошадь, твари передвигались
на полусогнутых лапах. Их завершенные гребнем головы скалились множеством
острых зубов, а со шкуры капала болотная грязь и едкая, дымящаяся слизь.
Твари били хвостами по жухлой траве.
-- Ребята, а вот теперь -- атас! -- выкрикнул Макс.
-- Брысь! -- отмахнулся Женька, и даже балрог то ли рассмеялся, то ли
сморщился... -- На этот раз не надуешь!
-- А я и не собираюсь! Кому охота -- могут идти на корм этим... этим...
Блин, да бежим же!
Одна из тварей звонко взвыла, оскалившись и громко щелкнув челюстями.
Остальные вторили своей товарке.
Осторожно обернувшийся Женька переменился в лице. И вся четверка
кинулась наутек.

Город был уже недалеко, но твари не отставали. Похоже -- они даже не
устали, а только-только разогрелись.
-- Ой, нагуляют они аппетит, так им нас и на легкую закусь не хватит...
Глубокий обрыв окружал город. То ли проточенный когда-то рекой, то ли
вырытый жителями специально для защиты от всяких ползучих и бегающих... И
лишь одинокий мостик, растянутый на трех толстенных ржавых цепях, соединял
берега.
Доски гулко гремели под ногами, сырые и шершавые. Путники проскочили
мост и обернулись, готовясь дать отпор: это было единственное узкое место,
где преследователи не смогут обойти со всех сторон.
Макс выхватил меч, готовясь рубануть первого же монстрика из тех, что
пробегут по мосту. И тут светлая мысль стукнула его в голову. Цепи!
Удар, еще удар... Увы -- они лишь пружинили и теряли чешуйки ржавчины,
и не собираясь разрубаться. Взвизгнул Женька, отбросив с моста первую
зверюгу. Она упала на остальных, и они заботливо поставили ее на ноги,
вправив вывихнутую конечность.
Они не торопились и двигались по мосту медленно, но уверенно, цепляясь
за выступы и поручни, чтоб не быть сброшенными вновь. Женька вскрикнул еще
пару раз, но на этот раз это их не остановило. Только замедлило. И тут
балроги, не сговариваясь, взялись за две крайних цепи. Старое железо
затрещало окалиной и начало раскаляться. Еще немного -- и оно поплывет под
собственной тяжестью. И тогда...
-- Эх, жаль, третья цепь будет цела! -- простонал Макс.
Балрог переглянулся с балрогессой, и та запульсировала, словно гаснущая
на ветру свеча, а затем засияла ярче, чем обычно, и начала раздвигаться в
стороны, помахивая четырьмя крыльями. Еще мгновение -- и балрогесс стало
двое. Вторая взмыла на своей паре огненных крыльев и вцепилась в последнюю
цепь.
Твари уже почти добрались до берега, несмотря на крики бруксы, когда
цепи дружно лопнули, и мост устремился в бездну, увлекая чужих хищников за
собой.
Только тогда Макс поглядел на обеих балрогесс, похожих, как
близняшки-двойняшки, и истерично хохотнул:
-- Двое! А вроде бы не пил! Сегодня, по крайней мере...
-- Нам еще лодку добыть надобно, -- вмешался Женька.
-- Ну, за этим проблем не станет, -- отмахнулся Макс...

Как выяснилось -- это было проблемой не меньшей, чем отбиться от чужих
тварей. Городок еще не сознакомился с Нашествием, и поэтому рыбаки были в
своем уме и полном здравии. И в этом самом уме они дружно заявляли, что с
охотой перевезут юного воителя, более-менее согласны перевезти духов огня,
но вот вампира не повезут ни за какие коврижки, пусть и не рассчитывает. Так
что или пусть брукса остается на берегу, или не поедет никто!
Не помогли ни уговоры, ни угрозы, ни золото. И только к утру какой-то
неудачник согласился продать им свою дырявую лодку, давно рассыхающуюся на
берегу...
Макс вломился в лавку и, кинув мешочек с золотом на прилавок,
выкрикнул:
-- Шелка на все! Живо!
Недоумевающие швеи по выкройкам "юного господина" шили странные паруса,
один из которых напоминал здоровенный бурдюк. Они ничего толком не понимали,
но готовы были честно отработать преподнесенное им золото.
А в полдень все сшитое было закреплено к купленной лодке. И балроги
взмахнули крылами, нагоняя горячий воздух в пестрый воздушный шар. Шар
устремился в небо, увлекая с собой и лодку, и пассажиров. Хлопнули, ловя
попутный ветер, паруса, и воздушный кораблик устремился к каменистому
островку, скрытому за горизонтом и далекими бушующими штормами...



Глава 28

Шторм опрокидывал яхту, меняя местами море и небо, и холодная вода с
ревом заливала каюту, гигантской ладонью била по мачте, пытаясь сломать и
швырнуть за борт деревянные щепки. Грохот и вой. Избитое тело саднит,
соленые брызги жгут раскаленные легкие. Нет ни сил, ни желания
сопротивляться. Пусть ударит Волна, настоящая и страшная. Пусть унесет на
дно и принесет забвение. Зато не надо кричать от одиночества, проснувшись в
пустой каюте, не надо бояться звона крепежных колечек, принимая его за
Нашествие, не надо раз за разом падать в воду от осточертевшего уже Роя...
Тишину и забвение несет смерть. Шторм...
И вдруг -- сквозь завывания ветра:
-- МИШЕЛЬ! ДЕРЖИСЬ! Я ИДУ, МИШЕЛЬ!!!
И предсмертным бредом -- фигурка велосипедиста в свинцовом суровом
небе. Невероятный полет. Ветер рвет сиреневую майку, багровым глазом горят в
темноте бури шортики.
-- Илюшка...

Что так бьется в груди?
Сердце.
Что так плещет вокруг?
Море.
Что качает меня?
Волны.
Что так греет меня?
Солнце.

Мишель медленно разлепил непослушные глаза, дрогнув отяжелевшими
веками. Прямо перед носом -- макушка Ильи. Мальчик уткнулся носом в плечо
мореплавателю и мирно сопит. Сквозь распахнутую дверь в каюту врывается сноп
горячих солнечных лучей. Блеск солнца и ласковое покачивание яхты не вяжутся
с ревом шторма, доносящимся извне.
Майкл улыбнулся: сон. И какой приятный сон! Как не хочется просыпаться
и вновь оказываться в пустоте и одиночестве посреди бесконечного
равнодушного океана.
Илья зашевелился во сне и, закинув руку, угодил Майклу по уху.
Сон был так похож на реальность, и, похоже, обещал быть долгим.
Мишель понимал, что неоткуда появиться в открытом море мальчишке,
который остался в далеком полузабытом городе. Да и нет его скорее всего в
живых, ведь нашествие Роя лишило разума не только Илюшку, но и всех
обитателей теплого города под Чистой Звездой...
Осторожно выбравшись на палубу, мореплаватель удивленно огляделся. И
было отчего... Вокруг по-летнему жаркого солнца синел круг чистого неба, а
вокруг него клубились и метались штормовые тучи, клочьями прорезая друг
друга и поднимая в бешеной пляске волны, словно умываясь в них. Лишь
крохотный, метров сто в диаметре, кусочек моря был тих и ласков. И он
дрейфовал вместе с солнечным светом и безветрием среди безумия волн. Сон...
Теперь Мишель был уверен, что это сон, ведь "по-правде" так не бывает!
Но если -- сон, то почему нельзя взлететь? А стоит ли? Вдруг именно от
этого проснешься?..
И лишь споткнувшись о брошенный среди палубы велосипед и ушибив
коленку, мальчишка понял, что все это происходит на самом деле...
Кинулся в каюту. Коснулся плеча Ильки. В тот же миг яхту качнуло,
холодный штормовой порыв обдал ознобом, свет стал рассеянным и блеклым,
сумеречным. Илюшка поднял голову.
-- Привет... -- оторопело сказал Майкл.
-- Привет... Ты зачем меня разбудил? Мне снилось солнце и штиль...
-- Так это ты держал погоду... -- начал было Мишель, но вдруг согнулся
от кашля -- многодневное нервное истощение и холод сделали свое. Он упал у
ног Илюшки, почти мгновенно потеряв сознание...
На третий день после шторма их прибило к какому-то островку, где малыш