Талалаев Владимир. Рагнарек

Взметнулась в вечернее небо многотысячелетняя пыль. Тут уже вздрогнул даже
Единый.

-- Нет, ты только посмотри, сколько жалости и отчаяния в этом взгляде!
-- Славка толкнул Макса, указывая на золотоликое божество. -- Сейчас
расплачется...

Но Единый не расплакался, а впал в ярость, увидев Ингвальда Соронсона,
шагающего по руинам от разбитой вдребезги капсулы и смахивающего пылинку с
плеча парадной униформы.
-- Ты хоть представляешь себе, сколько тысячелетий стоял этот храм в
целости и сохранности?! -- взревел золотоликий.
-- Да?! -- Ингвальд делано удивился, -- Тысячелетий, говоришь? В таком
случае я просто удивлен, что при такой вот прочности он вообще простоял все
эти сотни лет! Он должен был развалиться куда как пораньше этих
десятилетий...
Единый прорычал, словно раскат грома пронесся под сводами черепа.
-- А вообще-то, -- заметил Ингвальд, -- Мне таки стоило бы извиниться,
что я сломал этот дом, но у капсулы отказало управление, так что я летел
просто туда, куда она несла...
-- И остался в живых -- исключительно промыслом божиим, то есть моим!
-- гордо и напыщенно заявило божество.
Тут уж засмеялись не только земляне: о защитных полях обитателей Земли
ходили легенды и анекдоты по всей галактике, не миновали они и Риадан!
Похоже -- только Единый об этом и не слышал...
-- И добавил тут бог -- "Так что ты должен быть вовек мне благодарен за
спасение! Уверуй и переходи на мою сторону!" -- язвительно заметил Ингвальд,
отсмеявшись. -- Не перейду! Не то чтобы я имел что-то личное против тебя --
но я страсть как не люблю хвастунов и лжецов...
Единый, казалось, просто подавился от такой наглости. Он молчал,
застыв, словно статуя. Звенящая тишина навалилась на островок...

Славик был удивлен -- не так он представлял себе войну с богом! Пережив
столько происшествий и битв, помня войну с Абадонной (Славик оказался один
из немногих, кто не забыл ОБА исхода Армагеддона, хотя почему это произошло
-- не мог пояснить ни он, ни кто-либо вокруг...), лихолетье Мальдена и битвы
против полоумного компьютера и его приспешников -- он просто изумлялся той
неспешности, с которой идет эта "Битва", с позволения сказать: стоит куча
народу против одного-единственного противника и вяло переругиваются, как
торговки на базаре. И вдруг -- осенило: просто Единый сейчас больше всего
напоминает человека, рассматривающего кучу муравьев! Пока муравьи просто
суетятся вокруг -- смотрит и ничего не делает -- созерцает. А если кто из
муравьишек кусаться полезет -- придавит ладонью доставивших неудобство -- и
снова смотрит на остальных... А то еще и кусочек сахара пообещает в виде
жизни вечной на небесах -- чтобы порезвей суетились! И тут впервые Славик
понял, что золотая статуэточная форма ввела в заблуждение, и, похоже, не
только его: Единый воспринимался как некая материальная форма, то ли
человек, то ли пчела, а ведь на самом деле это все маска! На самом деле
Единый -- нечто совершенно другое и чуждое, далекое настолько, что и
представить себе невозможно! И воевать-то надо с этим самым неведомым, а не
с золоченой статуэткой-идолом, созданной им как обманка! Так охотники на
страусов наряжаются в дурацкие костюмы, чтобы страусы не распознали б в них
человека. Так десантники мажутся грязью, чтобы выглядеть кочкой, а не
солдатом. Так варлоны носят непроницаемые костюмы-скафандры, чтобы не
пробился сквозь наряд свет их истинной сущности. Так Звезды-Добытчики
принимают вид оживших гипсовых статуй, скрывая свою истинную суть и звездную
мощь. Так и здесь: что за чудовище под благолепным видом? Что за древняя
сила предстала в таком сияющем облике?
Стало по-настоящему страшно. И не столько это был страх перед
Неведомым, в каком обличье оно б не выступало, сколько ужас от твердой
убежденности, что никто кроме него этого сейчас не осознает, все по-прежнему
глазеют на трехметровую статуэтку и в душе надеются запинать врага, как
когда-то валары запинали Мелькора в старой книжке профессора Толкиена. А Он,
Враг -- совсем не такой, каким кажется...
И если начнется Настоящая Битва -- то Золотая Обманка не остановится ни
перед чем. А может -- Его и вообще нет? Может, Он -- в мозгах всех вокруг?
Образ? Голограмма? Хорошо наведенная галлюцинация? Или НАСТОЯЩИЙ -- стоит
где-то сбоку и управляет этим вот золотым манекеном-марионеткой?
А если -- попробовать? Иногда Славику это удавалось: увидеть частицу
истинной сущности окружающих. Надо только слегка напрячься, а глаза прикрыть
и расслабить, и...
Каменистая планета, покрытая сверкающими кристаллами сродни гигантским
листам микросхем. Большая часть листов-кристаллов поломана и раздроблена
упавшим с высот астероидом размером с крупный остров. А что не разбито --
постоянно портится от привнесенных упавшим островом кислорода и воды, прежде
отсутствовавших в этой точке мироздания. Линии света, уходящие из гибнущих
кристаллов в ничто. Гнев бессилия и испуг кого-то сверху, кто мог бы все тут
починить и исправить -- но не может дотянуться сюда и обречен лишь
созерцать, как рушится древний замысел...
И ниоткуда где-то на уровне подсознания выплыло странное и горькое
откровение: "Остров, висящий в пустоте -- Валинор. Пустота, пожирающая
остров -- Единый."
И за этой мыслью зазвучала другая:
"Предопределенность Эру -- это и есть страх Подвала Дома. Ибо там все
известно заранее -- и спасения нет!"
Оставалось сделать один единственный шаг, еще одну мысль, и тогда...
Славик встряхнул головой. Чем бы ни было это видение -- к Единому оно
явно не имело никакого отношения, а мысли показались навязанными извне...
Прелюдия к Войне продолжалась...

И в этот момент Темка высоко поднял над головой здоровенный шар темного
стекла. Сфера Зрячего Шара подернулась рябью помех, осветилась изнутри, и из
сияния шагнул подросток в одежде придворного мага. Вывалившись из слепящих
лучей, он споткнулся о лапу Элдхенна и что-то злобно пробормотал себе под
нос. Вырвавшаяся из его руки молния хлестнула Единого, как бич. Небольшая
воронка на золотой поверхности божества заросла почти сразу же, но сам факт
атаки задел золоторожего за живое. Он протянул руку -- и шар, взмыв в
воздух, намертво прилип к металлическим пальцам. За две секунды сфера стала
совершенно прозрачной, как тельце высосанной пауком мухи. И Единый отбросил
опустевшую оболочку, разбившуюся о мелкие камешки под ногами.
Из зеркальной поверхности груди чудища вдруг высунулась рука и
прилепила ко лбу термодетонатор. Едва она скрылась -- грохнуло, и голова
Единого научилась летать одновременно в нескольких направлениях.
Увы -- золотое чудовище не упало в агонии, а вихрем собрало осколки,
слившиеся на плечах в совершенно целую коронованную голову. Выполнив свою
миссию, вихрь закружился вокруг, стягивая на себя холод и дождь. Хлынуло
резко и неожиданно. Макс героически успел накрыть камеру курткой Славика,
продолжая снимать торчащим из-под джинсы объективом.
Два выстрела прозвучали одновременно, сливаясь в один, и живот Единого
исчез, словно его никогда и не было. И, пока капельки золота затягивали
дыру, венценосец повернулся к мальчишкам, крепко сжимающим десинторы. А
потому не заметил, как спустился с небес на недалекую скалу Крылатый
Мельтор. И как Славик потянулся в карман куртки за сигаретой с трубочным
зельем, а вместо него обнаружил лишь мокрую кашицу.
-- Последнюю сигарету мочить?! -- взъярился пацан, вскидывая руку и
чувствуя, как закипает в нем энергия. Плавающее Число...
Единый шагнул к мальчишкам с десинторами, всмотрелся, и громом
пророкотал меж скал его голос:
-- Золотоглазый и Ано, давно я ждал вас... Горящая Жизнь и Мастер
Иллюзий.
-- Ты ошибаешься, -- холодно бросил младший мальчишка, -- Не то есть
Имя, под которым творили рабов, а то, под каким обретали свободу! Здесь нет
Мастера Иллюзий Ано, а есть Сын Человеческий Илья. И нет здесь подчиненного
тебе и ставленника твоего Золотоглазого, от которого ты даже имени и не
помнишь, одно прозвище, а есть друг мой и старший брат Мишель! И не тебе
пытаться овладеть нами через имена наши... Пламенный!
Дрогнул и озарился багровым огнем спокойный лик Эрэ, и бешенством
загорелись глаза его.
-- Пусть я не в силах управлять вами через имена ваши, -- пророкотал
золоторожий диктатор, -- Но в силах я лишить вас имен ваших и памяти
вашей!..
И с воем помчались на ребят серебряно-золотые мушки из плаща, и облили
с ног до головы телами своими, и откатили назад, и лишь рассмеялся в ответ
Мишель, и звоночком вторил ему смех Ильи. И сказал тут Мишель сияющему
противнику своему:
-- Нет у тебя власти и над мыслями нашими, и над памятью. Пуст ты
отныне...
И в страхе великом исказилось благородное лицо Единого, и меч возник в
руке его. И ринулся он в атаку, и туго пришлось бы дерзким ребятам, но тут
Славик выпустил на свободу свою ярость, и меч на взмахе преломился и брызнул
осколками, разлетевшимися мушками по всему острову.
И попытался он вновь исказить мир вокруг, чтобы прихлопнуть наглецов,
отправить их вослед балрогессе и СЛУКовцам, но удары его вязли в магическом
потопе, устроенном захлестнувшей мироздание энергией Славки, и промахивался
он раз за разом, не попадая ни в кого из окруживших его.
И тогда перепуганный Единый, демон-огонь вселенной Эрэ, перетек в
сияющую пчелу-матку, и повел на мальчишек все свое войско, всех мушек, что
родились из его капель, когда Женька закричал на него в этих же чертогах,
спасая жизнь Лассаре. "Пусть не на память, так на тела их повлияю!
Р-А-З-Д-А-В-Л-Ю-!!!"

В ярости своей и испуге своем не смотрел он по сторонам, а потому не
видел, как Славик подбежал к Мельтору и зашептал ему на ухо:
-- Князь! Ты же можешь превращаться в кого угодно, верно? Я же сам
видел!
-- Могу... Я и не скрываю этого... -- Мельтор поудобнее пристраивал в
руке меч из струящейся тьмы, готовясь кинуться в бой.
-- Тогда оставь клинок, или ты вновь проиграешь и снова никого не
спасешь! Пойми -- не в золотой оболочке он, не там его сущность!
-- Сущность?!
-- Ну да! И убить надо не его облик, а его сущность! Эх, впервые жалею,
что Абадонну убили! Но ведь ты знаешь, как он выглядел? Так попробуй,
превратись на немного времени в него и посмотри на него тем самым взглядом,
выпивающим сущность!
-- Боюсь -- не выйдет у меня... Одно дело -- форма, а вот далее...
-- Мель, или ты сейчас пробуешь, или все мы тут -- трупы! Впитывай мою
энергию, заряжайся ею, трать ее, но превращайся немедленно! Пока еще не
поздно, пока он отвлекся и не сообразил, отчего не может попасть! Представь
себе внятно: ты -- сын Лорда Мрака. Вспомни, как ты приобрел свои глаза, как
на это среагировал отец...
-- Отца напугало проклятие Сфинкса, -- изменившимся голосом проговорил
Мельтор. -- Он сам чуть не погиб от моего взгляда, и войско его сильно
поредело тогда...
-- Проклятие Сфинкса? -- удивился контрабандист.
-- Ну да. Я раздраконил Пятого Сфинкса, и этот великий Оракул не вынес
моих насмешек над своими глазами и "наградил" меня точно такими же,
разрушающими суть и испепеляющими до основания. А затем отец придумал мне
эти очки, позволяющие видеть и при этом не разрушать...
Превращение прошло мгновенно.
И вот уже перед Славиком был не Крылатый Мельтор, Демон Любви К Миру, а
"юноша бледный со взором горящим" -- Принц Мрака в черном своем камзоле и с
плотными зеркальными очками, надежно скрывающими глаза.
Серебрянокожий повернул голову к Славке и спросил с некоторым
сомнением:
-- Похож?
-- Как две капли воды! -- хмыкнул бывший контрабандист.
-- Тогда пригнитесь! Все!
И Славик, поняв, что сейчас случится, истошно завопил:
-- ЛОЖИСЬ!!!
И все подчинились ему. Все, кроме бушующего Единого, упали лицами на
песок.
И не видели поэтому, как новоявленный Абадонна чуть-чуть приподнял свои
зеркальные очки, не сводя взгляда с врага своего, и над их головами прошло
желтое сияние взгляда, и как врезалось оно в обезумевший Рой.
-- И пришедший из заключения из-за Грани Миров возьмет на себя всю боль
Арты и убьет Единого... Слишком старое пророчество! -- смех ударил Единого
больнее взгляда.
-- Но ты -- не Мелькор!
-- Теперь -- нет! Ты ведь сам так хотел этого! Так получай же! -- и
ртутная кожа засветилась, словно расплавленное серебро. Полыхнуло
нестерпимым жаром.
-- Ты не Мелькор! -- в голосе Единого появился испуг.
-- А я и не утверждал этого, -- холодно бросил серебрянокожий юноша с
черными пышными волосами и приподнял очки посильнее. Желтое сияние стало
ярче, и Единому становилось все трудней удерживать прежнюю благообразную
форму. Теперь золотое лицо его исказилось, став лицом параноика и маньяка,
черты заострились, словно проступали изнутри несуществующие кости, глаза
глубже упрятались в глазницы, а изящная корона, растущая прямо из головы,
превратилась в крылья нетопыря. Ужасен стал лик Единого, но и в таком виде
была гармония, завершенность. Даже большие, чем в благообразии прежнем.
Чувствовалось, что привычен ему облик этот. Похоже -- самозваный бог Риадана
возвращался наконец-то в свое истинное обличье. И это разоблачение страшило
его.
-- Ты не Мелькор! -- и ужас с отчаянием был в голосе золотоликого
божества.
-- Потому и не ты заключал меня за Гранью Миров, а другой.
-- Как зовут его?
-- Ты не знаешь имен Мрака.
-- Абадонна! -- в ужасе узнал говорившего Единый, и это было последним
действием в долгой его жизни. Серебрянокожий снял очки. Совсем! Под взглядом
Принца Смерти металлическое чудовище превратилось в ряд расслоившихся
скользящих картинок, выпитых без остатка бездонными глазами -- колодцами
желтого пламени. И бессильный металл плюхнулся на камни и песок,
расплескался золотыми лужами, но не впитался, а испарился без остатка, и пар
этот тоже сожгли желтые безжалостные глаза.
И только затем облик Ангела Смерти качнулся, подернулся рябью, и вскоре
уже не Абадонна, а Мельтор стоял перед соратниками. Такой же, как прежде.
Почти такой же, разве что кожа стала чуть-чуть смуглее и золотистей, словно
отразился на ней цвет вверженного в небытие врага.
-- Ох, сильно вошел в роль! Еле вышел обратно! -- улыбнулся он. И
затем, обращаясь к друзьям, добавил: -- Можете вставать, Единый больше
никого не потревожит! Никогда! Опасность миновала... -- и надел плотные
зеркальные очки на струящиеся желтым светом глаза...




__________________________________________________________________
(с) В тексте использованы песни Антона Эррандала, Владислава Крапивина,
Владимира Талалаева, Владислава Битковского, Сергея Кузнецова, Георгия
Дубинина, Владимира Высоцкого, Любомира Луина, Кэт Бильбо, Александра
Аринушкина, Юлии Лунг, Лорда Ночи (Лата), Элмера Ричарда Транка и Владимира
Гуфельда.






На этом завершается Книга Третья
истории Рокласа, именуемого у нас
Риадан.

Книга Четвертая поведает Вам о том,
как высвободился из миллиардолетнего
заточения народ Южных, и как поиски
неугомонной ребятни привели их к
Черному Солнцу.