Тертлдав Гарри. Легион Видесса (Хроники пропавшего легиона - 3)

   За Зигабеном ступал Дракс. Короткая бородка барона порыжела, словно была выпачкана в крови, левая рука обмотана грязной тряпкой. Дракс встретился со Скавром глазами. Взгляд побежденного был почти безжизненным.
   Среди ковылявших пленников резко выделялся старый вояка Файярд, который служил когда-то под началом Xемонда. Он шагал прямо и ровно и отдал трибуну четкий салют, сопроводив его пожатием плеч, как бы желая сказать: "Знал я, что мы снова встретимся, да только вот не ведал, что при таких поганых обстоятельствах..." Каким-то образом этому человеку удалось оставаться истинным воином - что бы ни ждало его впереди, он держался молодцом.
   Сотэрик будто шест проглотил. Иездам не удалось выбить из него упрямства и жесткости, которые поразили Марка еще в первую их встречу. Борода и оборванный вид добавили ему возраста - Сотэрик выглядел намного старше своих неполных лет. Брат Хелвис пронзил Скавра яростным взглядом. Сам отнюдь не мягкий человек, он не ожидал сочувствия по отношению к себе.
   - Предатель! - выкрикнул он. Трибун ни секунды не сомневался в том, что брат Хелвис считает легионеров отступниками.
   Странное слово в устах Сотэрика - особенно после битвы при Сангарии. Но брат Хелвис был воистину преисполнен уверенности в своей непогрешимости. Чувство собственной правоты ослепляло его. Кое-что из этого было и в Хелвис. Но, к счастью, не так уж много, подумал Марк с благодарностью.
   - Стипий, - обратился трибун к жрецу-целителю, - прошу тебя, сделай для них все возможное.
   Не все раны были получены островитянами на поле боя. То и дело Марк видел следы от ударов бича, раскаленного железа - йезды все-таки пытали некоторых пленников.
   - Не слишком ли много ты от меня хочешь? - заворчал жрец. Сейчас его тон странным образом напомнил Скавру обычное ворчание Горгида. - Многих я вылечить не смогу. Раны воспалились... К тому же они наши враги и еретики...
   - Было время, когда они сражались за Империю, - напомнил Марк. - Многие сделают это снова - с твоей помощью.
   Стипий оскалился. Скавр уже приготовился вступить в долгий спор, но тут жрец повернулся к нему спиной и, расталкивая легионеров Блеза, поспешил к раненым намдалени.
   Гай Филипп изо всех сил прятал улыбку.
   - Что это с ним? Неужто ему всегда надо порычать на здоровых, прежде чем накинуться на больных?
   - Ты и сам, как я погляжу, веселый собеседник. Пусть боги помогут легионеру, который попался тебе под руку в дурную минуту, - усмехнулся Скавр.
   День уже клонился к вечеру, когда легионеры и их пленники подходили к Гарсавре. Скавр нарочно провел их мимо намдаленской крепости как живую угрозу. Он желал намекнуть защитникам последнего оборонительного рубежа намдалени, что эти пленные могут стать, в случае чего, заложниками римлян.
   Однако расчет Марка не оправдался. При виде крепости пленные испустили вопль радости. Со стены понеслись ответные крики. Сотэрик бросил на Марка торжествующий взгляд.
   Раздраженный, трибун провел отряд по центральной улице Гарсавры к рыночной площади, желая устроить зрелище для горожан. Но и это решение было не слишком удачным. Гарсавране любили подобные зрелища куда меньше, нежели избалованные столичные жители. Улицы были полупустыми. Отряд шагал мимо общественных бань, мимо резиденции местного прелата, к кирпичному зданию, выкрашенному в желтый цвет и увенчанному золотым куполом, - оно было не менее внушительным, чем губернаторский дворец. Стук подбитых гвоздями сапог по каменной мостовой почти заглушался аплодисментами - немногочисленные прохожие рукоплескали пленным. Большинство же горожан вообще усиленно не обращало внимания на весь этот парад.
   Но всеобщее "безразличие" отнюдь не означало, что гарсавране не заметили прибытия пленников-намдалени. Город начал тяжело дышать, как человек, наевшийся волчьих ягод. То и дело на улицах вспыхивали короткие схватки.
   Одна группа воинственно настроенных горожан пыталась тут же, на месте, растерзать пленных мятежников. Марк не без отвращения обнаружил среди возмущенных патриотов не только тех, кто ненавидел намдалени открыто и с самого начала, но и тех, кто сотрудничал с ними, пока те удерживали Гарсавру. Видимо, последние желали убрать свидетелей своего предательства.
   - Они, похоже, были бы рады лизать сапоги самому Явлаку, - заметил трибун.
   - А мы на что? - резонно возразил Гай Филипп. - Мы здесь как раз и нужны для того, чтобы у них не появилось такой возможности.
   Старший центурион обладал достаточным запасом цинизма, чтобы не огорчаться при виде человеческой низости.
   Но если половина горожан рвалась поджарить намдалени на медленном огне, то другая половина столь же яростно мечтала освободить их и вновь зажечь пламя мятежа.
   Марк уже начал подумывать о том, чтобы покончить с проклятой крепостью намадалени - сколько бы человек ни пришлось положить под ее стенами. Он был уверен, что время от времени люди из этого укрепления проникают в город. У Гарсавры не было стен, а у Марка недоставало людей, чтобы перекрыть лазутчикам кислород. Да и далеко не все горожане поддерживали римлян. Присутствие в городе большого количества намдалени постоянно напоминало теперь Гарсавре об их кратком правлении. Казалось, каждый третий дом украсился надписью углем: "Дракс - защитник".
   Трибун спешил подготовить пленников для скорейшей отправки на восток. Пока они были больны и истощены, это было бессмысленно - многие погибли бы по дороге. Марк справедливо полагал, что, как только основная масса пленных покинет Гарсавру, беспорядки поутихнут.
   При этом Марк намеревался продемонстрировать горожанам, что сами островитяне склоняются перед властью Империи. На эту мысль его навели некоторые римские и видессианские традиции. Скавр замыслил впечатляющую церемонию.
   На рыночной площади он установил два римских копья, соединил с ними третье, создав таким образом ворота. Верхняя перекладина лежала чуть ниже человеческого роста. На этом сооружении он установил портрет Туризина Гавра. Затем собрал всех пленников-намдалени, за исключением Дракса, его старших командиров и несчастного Метрикия Зигабена, и выстроил их перед изображением Императора. Легионеры с обнаженными мечами и хатриши с луками наготове стояли между колонной пленных и горожанами, наблюдавшими со стороны.
   - Как вы наклоняете голову, проходя под этим ярмом, - сказал Скавр пленным (и горожанам!), - так вы склонитесь перед законным Автократором Видессиан, Туризином Гавром!
   Один за другим намдалени наклонялись перед римским копьем, на котором стояло изображение Императора. Когда они появлялись на другой стороне "ворот", Стипий приводил их к присяге. Островитяне произносили проклятие на себя, свою семью и род, которое постигнет их, если они вновь поднимут оружие на Империю или допустят, чтобы это сделали другие. И один за другим намдалени громко, отчетливо произносили: "...И на это мы ставим свои души".
   Жрец злобно смотрел на каждого еретика, однако молчал. Марк был доволен. Люди Княжества будут держаться клятвы, данной согласно их собственным обычаям. Если бы они клялись теми словами, к которым вынудили их имперцы, они могли бы счесть себя вправе объявить впоследствии такую клятву недействительной.
   Обряд покорности прошли уже две трети пленных, когда Стипий вдруг качнулся посреди присяги и мешковато рухнул на землю. Поскольку на церемонии он то и дело нализался вином, Марк обозлился не на шутку. Двое римлян оттащили жреца в сторону. Несколько легионеров бросились за прелатом Гарсавры. Он пришел седобородый, вежливый старик по имени Лавр.
   Намдалени смеялись и перешучивались. Лавр быстро проглядел глазами присягу, после чего кивнул и начал читать ее вслух с самого начала. Файярд крикнул:
   - Святой отец, это мы уже говорили!
   - Не думаю, что тебе повредит, если ты повторишь это еще разок, невозмутимо отозвался Лавр.
   Наконец настал благословенный день, когда Скавр отправил в столицу почти всех пленных намдалени. Их сопровождал отряд в тридцать хатришей. Лучники следили за тем, чтобы никто из пленных не бежал. Кроме того, они должны были защищать их от партизан Расса Симокатты. Намдалени, проходившие по сельской местности безоружными или малочисленными, подвергали свою жизнь смертельной опасности.
   То и дело трибуну вспоминался разговор с Баили, когда тот приходил к нему на холмы, полный горечи и недоумения. Да, отчасти Баили был прав. Дракс разбит, но партизаны и не думают прекращать свою деятельность. Что ж, сказал себе Скавр, вспоминая мудрое присловье Лаона Пакимера, сперва одна война, потом другая.
   Баили и другие командиры мятежа представляли собой отдельную проблему. И немалую. Марк не отослал их вместе с остальными на восток. Он опасался, как бы этим людям не удалось освободиться. Они слишком опасны, чтобы позволить им разгуливать на свободе. Поэтому Скавр содержал их под замком в губернаторской резиденции. Их судьбу должен будет решить Туризин.
   Но и этот выход был не идеален. Едва гарсавране узнают, где находятся Дракс и другие, город может взорваться новым мятежом, который станет продолжением всех старых.
   Метрикий Зигабен прислал Скавру просьбу отделить его от намдалени, которые силой навязали ему роль узурпатора. Трибун согласился. Зигабену он сочувствовал от души - в отличие от Дракса и Сотэрика.
   Единственный намдалени, который вызывал у Марка сострадание, был Тургот из Сотэвага. Тот просто места себе не находил, тоскуя по своей подруге Мавии. Скавр вспомнил ее - красивую белокурую девушку. Она была почти в два раза моложе Тургота. Когда островитяне отправились в поход на йездов, Мавия оставалась с другими женщинами в Гарсавре. Узнав о разгроме намдалени, Мавия, скорее всего, бежала из города. Это тоже было частью жизни наемника. Марк узнал об этой стороне своей новой жизни после Марагхи. Но Тургот даже слышать о таком не желал. Он клялся, что Мавия обещала ждать его...
   Неделя таких разговоров - и терпение Дракса лопнуло.
   - Ну, и чего стоят бабские обещания? - спросил он резко.
   Об этом споре часовые рассказали Марку. Трибун вдруг подумал, что слова Дракса внезапно приоткрыли более глубокую натуру, чем обычно позволял увидеть барон. Слишком умело он прятал свои чувства под фасадом невозмутимости.
   У римлян не практиковались длительные тюремные заключения. Обычно римское правосудие прибегало к плетям, штрафу или ссылке. Легионеры не были опытными тюремщиками, и порой им приходилось дорого платить за обучение. Однажды утром часовой разбудил Скавра и доложил, что камера Метрикия Зигабена пуста.
   - Проклятие!.. - Трибун вскочил с постели.
   Хелвис что-то сонно пробормотала. Трибун набросил на плечи плащ и выскочил из палатки, закричав буккинаторам, чтобы те вставали и трубили тревогу.
   Когда послышался первый плач испуганного Дости, Марк уже бежал по лагерю, раздавая приказы поисковым группам. При этом он мрачно думал о том, что бродить по Гарсавре, обшаривая дом за домом, - занятие безнадежное.
   Но когда легионеры отыскали беглеца - довольно быстро, кстати, - ситуация проще не стала. Зигабен обнаружился коленопреклоненным у алтаря главного храма Фоса в Гарсавре. Храм находился неподалеку от резиденции гарсавранского прелата. Вцепившись в алтарь побелевшими пальцами, бывший узурпатор кричал: "Убежище!" Он повторял это слово снова и снова.
   Возле храма собрались горожане. Эти благочестивые люди явно не хотели бы видеть, как Зигабена силой оторвут от алтаря и поволокут обратно в тюрьму. Да и сами легионеры не слишком рвались входить в храм. Некоторые уже начали поклоняться Фосу. Святыни Фоса были убежищем для любого - сходный обычай имелся и в Риме.
   Прелат Лавр, потирая глаза, подошел к храму одновременно с Марком. Завидев трибуна, Лавр преградил ему путь. Обведя круг у груди, прелат громко сказал:
   - Ты не имеешь права забрать отсюда этого человека. Он просит убежища у Доброго Бога.
   - Могу я, по крайней мере, войти и поговорить с ним? - спросил Скавр. - Я войду один.
   Мягкость его тона удивила прелата. Лавр на миг призадумался, потирая бритую макушку.
   - Пожалуй, да... Только оставь оружие.
   Марк заколебался. Ему очень не хотелось расставаться с галльским мечом. Наконец он снял пояс и ножны и передал их командиру римского взвода, силачу по имени Флор.
   - Побереги их, - сказал трибун.
   Флор кивнул и, когда жрец отступил в сторону, быстро шепнул Марку:
   - Зачем тебе это?
   Марк пожал плечами. Когда он входил в храм, за спиной он слышал приглушенный смех.
   Гарсавранский храм, как все святыни Фоса, имел купол. Скамьи, расположенные амфитеатром, окружали алтарь, находившийся в центре. Купольная мозаика была жалким подобием великолепного украшения столичного Собора. Гарсавранский Фос - как и Видесский, грозный судия - не был, однако, тем величавым властелином духа, который подавлял воображение и заставлял задумываться о тщете земного существования.
   Пока Скавр медленно шел к алтарю, его пробирала нервная дрожь. Если Знгабен сумел каким-то образом вооружиться...
   Но несчастный узурпатор только крепче обхватил алтарь, продолжая взывать:
   - Убежища!.. Во имя милосердного Фоса, убежища!..
   - Здесь только я, Метрикий, - сказал Марк. Он развел руками, чтобы показать, что они пусты. - Можно мне поговорить с тобой?
   Зигабен обратил на него усталые глаза. Марка поразило выражение горечи, застывшее в них. Оно было заметно даже в бледном мерцающем свете свечей.
   - Ну, предположим, я скажу "да". Ведь ты потащишь меня к палачу? Так почему я должен облегчать твою совесть?
   Ветеран дворцовых интриг, Зигабен слишком хорошо знал, сколь печальна участь побежденных мятежников. Марк безмолвно ждал. Горестный вздох вырвался из груди Зигабена. Его плечи поникали. Чем дольше молчал трибун, тем яснее понимал Метрикий Зигабен, как безнадежно его положение.
   - Будь ты проклят!.. - выговорил он наконец треснувшим голосом. - В конце концов, к чему этот фарс? Голод и жажда скоро выгонят меня отсюда. Что ж, я твой пленник. Забирай меня. Надеюсь, это доставит тебе радость.
   Он отступил от алтаря. Скавр видел темные пятна пота, оставшиеся на полированном дереве. Умный, отважный Зигабен сдался на волю судьбы. Трибун был потрясен до глубины души. У него невольно вырвалось:
   - Но ведь у тебя был какой-то план? Зачем ты пришел сюда?
   - Да, был, - ответил видессианин. Его губы тронула горькая улыбка. - Я хотел остричь волосы и стать монахом. Даже Автократор трижды подумает, прежде чем подослать наемных убийц к человеку, который посвятил свою жизнь Фосу. Но я пришел сюда слишком рано. Храм был темен и пуст. Я не нашел здесь ни одного жреца, который мог бы постричь меня. А теперь... Вместо жрецов явился ты. Я всегда считал тебя хорошим солдатом, Скавр. Хотел бы я ошибаться.
   Марк почти не услышал комплимента.
   - Лавр! - крикнул он во все горло.
   Прелат почти бегом ворвался в храм. Он тревожился за судьбу Зигабена, и это заставило Лавра изменить своему обычному сдержанному дружелюбию.
   - Только не убеждай меня сладкими речами, что этот несчастный передумал!..
   - Но я действительно передумал, святой отец... - начал Зигабен.
   - Вовсе нет, - перебил Скавр. - Пусть будет так, как он задумал. Позови людей. Пусть они увидят, как человек, которого вынудили играть роль Автократора, облачится в голубые одежды служителей Фоса.
   Лавр уставился на трибуна с нескрываемой радостью, Метрикий Зигабен - с откровенным изумлением. Затем жрец низко поклонился Скавру и направился к выходу, созывая горожан, столпившихся у двери.
   - Ты позволишь мне?.. - прошептал Зигабен, до сих пор не веря.
   - Конечно. Как еще лучше убрать тебя с политической сцены навсегда?
   - Туризин тебе за это спасибо не скажет.
   - Да? На себя пусть поглядит. Он напялил голубой плащ на Ортайяса - и это после того, как сопляк причинил ему столько зла. Почему он должен отнимать твою жизнь? Ты верно служил ему, пока твоя судьба не выбросила две шестерки.
   Ввернув в свою речь этот чисто видессианский оборот, Марк ощутил странное удовольствие.
   - Я сам выбросил своих "демонов", доверившись намдалени.
   - Туризин тоже допустил эту ошибку, - напомнил трибун.
   В первый раз с тех пор, как Скавр выкупил Зигабена у йездов, тот слабо улыбнулся.
   Больше времени для разговора у них не было. Храм заполнился оживленно переговаривающимися горожанами. Скавр уселся на скамью в первом ряду. Зигабен остался у алтаря один. В грязных лохмотьях, бывший узурпатор казался особенно жалким в великолепном храме, где тускло мерцали бронза и серебро.
   Лавр исчез всего на несколько минут и вскоре возвратился, держа в руках большие ножницы и бритву, сверкавшую в огнях свечей. Его сопровождал второй жрец, толстый и неуклюжий. Он нес чистый голубой плащ и Священное Писание Фоса, переплетенное в красную кожу.
   Когда жрецы подошли к алтарю, горожане затихли. Зигабен склонил голову. Защелкали ножницы, срезая густые черные волосы. Сверкнула бритва. Вскоре голова Зигабена уже блестела. По сравнению с обветренным, загорелым лицом она казалась особенно белой.
   Толстяк протянул ему Священное Писание.
   - Прими же закон, которому ты станешь повиноваться, буде изберешь его для себя. Если в глубине души своей ты чувствуешь, что сможешь соблюдать его нерушимо, вступи в монашескую жизнь. Если же ты найдешь в душе своей сомнение, скажи об этом сейчас.
   Опустив голову, Зигабен ответил:
   - Я буду соблюдать его нерушимо.
   Жрец повторил свое предостережение еще дважды. После каждого нового согласия его голос набирал силу. Когда Зигабен в третий раз поклялся соблюдать монашеский закон, толстяк передал книгу Лавру и набросил на плечи нового брата голубой плащ.
   - Как голубые одежды прикрывают твое бренное тело, так пусть святая истина Фоса прикроет твою душу и защитит твое сердце от зла.
   - Да будет так, - прошептал Зигабен. Толпа повторила его слова.
   Лавр безмолвно сотворил молитву, а потом произнес:
   - Не хочешь ли ты, брат Метрикий, помолиться вместе с этими благочестивыми прихожанами?
   - Я могу?.. - спросил Зигабен... Нет, не Зигабен - теперь только Метрикий, ибо видессианские монахи отрекались от родовых имен, оставляя себе только личные. В голосе нового священнослужителя звучала искренняя благодарность. Трибун еще не встречал видессианина, который легкомысленно относился бы к своей вере.
   Метрикий, стоящий у богато украшенного алтаря в простом голубом плаще... Это зрелище казалось трибуну трогательным и странным. На чисто выбритой голове новообращенного выступила капелька крови - там, где лезвие зацепило кожу. Но даже безбожник Скавр почувствовал искреннее волнение, когда Зигабен начал читать на архаическом видессианском языке:
   - Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.
   - Аминь, - заключили прихожане. Марк вдруг поймал себя на том, что повторяет это слово вместе со всеми.
   Лавр объявил:
   - Служба закончена.
   Люди начали расходиться. Метрикий подошел к Скавру и сильно сжал ему руку.
   - Пойдем, брат, - сказал Лавр, - я познакомлю тебя с твоими новыми братьями в Фосе.
   Высоко подняв голову, не оглядываясь, Метрикий ушел с Лавром.
   Но столь удачно разрешенный кризис был лишь частью общей проблемы, куда более сложной.
   Через неделю после того, как Зигабен стал братом Метрикием, толпа попыталась взять штурмом губернаторскую резиденцию и освободить Дракса. Разгоняя бунтовщиков, легионеры пустили в ход оружие. Двадцать человек были убиты, многие получили ранения. Римляне потеряли двоих. После этого солдаты стали ходить по улицам Гарсавры только взводами.
   Через три дня горожане повторили попытку. На этот раз Марк хорошо подготовился. Лучники-хатриши, стреляя с крыш, рассеяли толпу еще до того, как атака набрала силу. Никто из солдат трибуна не пострадал.
   Однако Марк хорошо знал, что у него не хватит солдат, чтобы вечно сдерживать толпу. И одновременно с тем необходимо было следить за Явлаком...
   Он принял решение и встретился с вождями намдалени в их тюрьме.
   Сотэрик отвесил ему иронический поклон.
   - Ты оказываешь нам великую честь, шурин, - язвительно сказал он. - Я уже видел несколько раз мою сестру, однако ты наносишь нам визит впервые.
   Баили фыркнул.
   - Надеюсь, тебя до сих пор прошибает пот.
   Он до сих пор не простил Марку партизан.
   Дракс и Тургот не произнесли ни слова. Марк предположил, что Тургот был погружен в апатию. Но Дракс... Молчание Дракса, скорее всего, объяснялось его опытом интригана.
   - Да, - сказал трибун, обращаясь к Баили, - меня все еще прошибает пот. Не хотел бы я пережить третью такую ночь. - Он обвел глазами пленников, задерживая взгляд на каждом по очереди. - С вами, друзья мои, надо что-то делать. Проще всего было бы отрубить вам головы и выставить их на рыночной площади.
   - Ублюдок, - сказал Сотэрик.
   Дракс шевельнулся. Он явно насторожился.
   - Если бы ты действительно собирался это сделать, ты не пришел бы сюда и не стал бы говорить с нами об этом.
   - Я это сделаю, если у меня не будет выбора, - просто ответил Марк. В который раз он поразился сообразительности барона. - Если говорить начистоту... Да, я очень не хочу вас убивать. Вашу судьбу должен решить Туризин. Пусть берет это на свою совесть. С другой стороны, не могу же я допустить, чтобы горожане вас освободили. Вы слишком опасны для Империи, чтобы гулять на свободе.
   Дракс слегка поклонился.
   - Но что же в таком случае ты нам оставляешь? - резко спросил Сотэрик. В его голосе отчетливо слышалась ненависть.
   - Ваши жизни, проклятие, если они вам еще нужны!
   Марк замолчал, ожидая ответа. Один за другим вожди намдалени кивали ему в знак согласия.
   * * *
   - Ты набираешься опыта. Скоро ты будешь настоящим мастером подобных цирковых представлений, - сказал Гай Филипп, почти не разжимая губ. - Теперь местные жители дважды подумают, прежде чем бунтовать.
   На рыночной площади Гарсавры неподвижно стояло каре легионеров. Солдаты в полном боевом облачении, упирая в землю древки копий, невозмутимо смотрели на враждебные лица видессиан, как будто желая бросить им вызов своей дисциплиной. Холодный северный ветер трепал наброшенные на плечи плащи.
   - Хорошо, что нет дождя, - сказал Марк.
   Северный ветер обещал скорое приближение дождя и снега. Стоя в центре каре у маленького костра, трибун тихо радовался тому, что может немного согреться. Искра попала ему на ногу. Трибун выругался и потер колено.
   Прозвучал громкий сигнал трубы. На площадь скорым шагом вышла еще одна манипула. Солдаты бежали с обнаженными мечами. Дракс, Баили, Сотэрик и Тургот были выше ростом своих стражей римлян, и потому их легко было распознать в центре строя.
   Марк бросил взгляд на Ансфрита - командира тех намдалени, что продолжали удерживать крепость невдалеке от Гарсавры. Трибун нарочно пригласил Ансфрита на церемонию и гарантировал ему безопасность.
   Ансфрит дрожал всем телом. Казалось, еще миг - и он один бросится на легионеров Скавра, чтобы только вызволить своих соплеменников.
   Манипула присоединилась к каре, стоявшему на площади. Пленников подвели к трибуну. Справа и слева от каждого из них стояли по солдату. Возглавлял маленькую процессию Зеприн Красный. Громадный халогай в сверкающей кирасе имперских гвардейцев отдал Скавру римский салют, выбросив вперед правую руку со сжатым кулаком.
   - Смотрите же все! - проревел Зеприн густым басом. Его голос громом покатился по площади.
   Трясущиеся под холодным ветром в тонких серых туниках, босые на холодных камнях, пленные ожидали казни.
   Повисло тяжкое, гнетущее молчание. Затем горожане расступившись, словно шарахаясь от какой-то заразы, и пропустили вперед одинокую фигуру.
   Видессианские палачи, подобно спартанским гоплитам, носили красную одежду, чтобы пятна крови не были на ней заметны. Только сапоги палача были не в цвет крови, а в цвет земли - черные.
   В толпе были и йезды; трибун видел, как кочевники с восхищением таращатся на угловатую фигуру палача в маске с прорезями для глаз. Да уж, в пышности и жестокости римлянам впору сравниться теперь с иездами, подумал Скавр с невольным отвращением. Но чувствительность сегодня работала против него, и потому Скавр усилием воли отогнал эти мысли. Он должен был сделать то, что задумал.
   - Слушайте меня, жители Гарсавры! - начал он. Стипий с превеликим удовольствием пособлял трибуну составлять эту речь. - Предатели и мятежники, поднявшие руку на Его Императорское Величество Автократора Видессиан Туризина Гавра, эти ничтожные негодяи заслуживают немедленной смерти. И лишь мое милосердие ограждает их от столь плачевной и злосчастной участи. - Дождавшись, чтобы лица слушателей просветлели, Скавр завершил сурово и мрачно: - Но за свои злодеяния против Империи они должны понести справедливое наказание. Дабы остальные извлекли урок из их безумия и не помышляли более поднимать мятеж, да погаснет навеки свет их очей! Пусть с этих пор видят они лишь мрак Скотоса!
   У толпы вырвался стон, но все голоса перекрыл горестный и гневный вопль Ансфрита. Гарсавране шевельнулись, двинулись было вперед, но римские копья немедленно ощетинились и угрожающе поднялись. Четверо пленных, заключенных в прямоугольнике каре, вздрогнули, будто на них плеснули кислотой.