Тертлдав Гарри. Легион Видесса (Хроники пропавшего легиона - 3)

   Сенпат и Неврат слушали строки из греческой трагедии со смешанным чувством непонимания и восхищения.
   - Это действительно настоящая поэзия, - сказал наконец Сенпат. Его музыкальный слух улавливал и звучность стихов, и четкость ритма. - Но что это за язык? Это не тот, на котором вы, римляне, разговариваете между собой.
   Хотя Сенпат и его подруга знали всего несколько латинских слов, они распознавали латынь в общем потоке речи.
   Трибун не ответил. Вместо этого он выпил еще один большой глоток вина, тщетно пытаясь заглушить страшные и горькие воспоминания. А они все не хотели уходить... Кружка задрожала в его руке, и он пролил несколько густых красных капель себе на ноги. Даже Медея не соблазняла Ясона, когда задумала лишить его детей и бежать на крылатой колеснице...
   - Неужели бывало такое, чтобы женщина так бессердечно воспользовалась любовью мужчины?.. - выкрикнул он.
   Он не ожидал ответа, но Неврат высвободилась из объятий мужа.
   - Насчет мужчин - не знаю, - проговорила она, пристально посмотрев на него. - Повернись лучше в другую сторону. Если можешь. И тогда ты увидишь... Алипию Гавру.
   Марк остановился, уставился на Неврат... И швырнул полупустую кружку в стену. Он мгновенно устыдился собственной жалости к самому себе. Испытания, которые привелось вынести дочери Маврикия, затмили горе Марка, как солнце затмевает луну.
   Трусость Ортайяса Сфранцеза стоила Маврикию жизни при Марагхе. Сам-то Ортайяс при бегстве уцелел. Уцелел - и захватил престол Видесса.
   Сфранцезам, знатному и богатому чиновному роду, и раньше доводилось сажать на престол императоров. Желая закрепить свои права на трон, они вынудили Алипию стать женой Ортайяса. Алипию, чья семья всегда боролась против Сфранцезов, их влияния и их грабительской политики.
   Сам Ортайяс, глупый, никчемный человечек со вспышками дурацкого энтузиазма, самонадеянный и трусливый, был жалкой игрушкой в руках своего дяди Вардана. А Вардан, чья жестокость не была ни случайной, ни глупой, уже не один год бросал жадные взгляды на Алипию. Слабовольный племянник не жил со своей женой, отдав ее в безраздельную власть дяди. Дочь Маврикия была наложницей Вардана в течение всего короткого, печально знаменитого правления Сфранцезов.
   Когда власть Вардана пала, Скавр невольно стал свидетелем позора девушки. Но вместе с тем увидел он и то, что Алипия не покорилась обстоятельствам, что дух и воля ее не сломлены - а ведь она попала в самое настоящее, унизительное рабство.
   Марк неловко склонился к Неврат и коснулся губами ее руки. Когда он попытался добавить несколько слов признательности, горло у него перехватило, и он зарыдал.
   Но это были очищающие слезы, и в них чудились первые признаки выздоровления от тяжелой болезни. Вино наконец взяло свое: Марк не слышал, как Неврат и ее муж поднялись и тихонько вышли из комнаты.
   * * *
   В Палате Девятнадцати лож было холодно. Трибун чувствовал себя очень одиноко, когда докладывал о последних событиях Маврикию Гавру. Сенпат Свиодо, Неврат и Стипий сопровождали Марка в столицу. Остальных Скавр отослал назад, в Гарсавру. Гаю Филиппу не помешают солдаты, зато в Гарсавре легионеры не рискуют попасть Автократору под горячую руку.
   Марк рассказал Туризину правду, умолчав только о том, что произошло в палатке между ним и Хелвис.
   Туризин погрузился в каменное молчание, поглядывая на Марка сквозь скрещенные пальцы.
   Когда Марк впервые встретил Туризина, на лице молодого Гавра можно было прочесть все его чувства. За короткий срок Туризин овладел искусством владыки не показывать собеседнику лишнего. Сейчас глаза Императора абсолютно ничего не выражали.
   А затем величественный фасад Непогрешимого Властителя треснул и развалился - и перед Марком предстал живой человек.
   - Будь ты проклят, Скавр! - проговорил он тяжело. Слова падали одно за другим, как камни. - Почему, проклятие, всегда приходится любить и ненавидеть тебя одновременно?
   Офицеры, окружавшие на совете Императора, зашевелились. Римлянин не слишком хорошо знал их, и они почти не знали Марка. Большинство были молодыми людьми. Их возвышение началось во время последней военной кампании. Трибун в то время находился далеко от столицы - он воевал в западных провинциях. Все эти новые офицеры заменили многих военачальников Туризина, которые вместе со Скавром служили еще под началом Маврикия. Одни из ветеранов были мертвы, другие попали в опалу как мятежники...
   - Но Его Императорское Величество не поверит же этой нелепой басне? запротестовал один из них - кавалерист по имени Провк Марзофл. На красивом, почти безусом лице молодого аристократа читалось явное недоверие. Как и несколько других офицеров, сидевших за столом, Марзофл старательно подражал Туризину в его пренебрежении к прическе.
   Это недоверие одновременно было и приговором. Еще несколько человек за столом кивнули.
   - Нет, поверю, - ответил Император. Он продолжал изучать лицо Скавра, словно допытываясь, не утаил ли трибун еще чего-то. - Да, я поверю. Могу поверить. Но пока что я этого не сказал.
   - Что ж, в таком случае, как мне кажется, настала пора это сделать, неожиданно произнес Тарой Леймокер.
   По крайней мере, это лицо и этот голос были Марку знакомы. Хриплый бас друнгария флота, привыкшего перекрикивать морской ветер, прозвучал оглушительно в закрытом помещении - даже в таком большом, как Палата Девятнадцати лож.
   Улыбнувшись Марку, Леймокер добавил:
   - У него хватило мужества вернуться к тебе после такой неудачи. Это заслуживает почестей, а не приговора. Что с того, что проклятые Игроки в конце концов удрали? Главное - Нового Намдалена в западных провинциях не будет. Кого ты должен благодарить за это?
   Марзофл презрительно сморщил свой аристократический нос. Адмирал добился высокого положения исключительно благодаря своему мужеству, силе и - редкость для видессианина - необычайной честности.
   Кавалерист заметил:
   - Ничего удивительного, что Леймокер защищает этого выскочку. Он слишком многим обязан чужеземцу, поэтому...
   - Да, обязан, и я горжусь этим, клянусь Фосом! - сурово произнес друнгарий.
   Император нахмурился. Он вспомнил, как Леймокер присягнул Ортайясу. Правда, это случилось прежде, чем адмирал узнал, что Туризин жив. С присущим ему упрямством в вопросах чести Леймокер отказался преступить свою присягу.
   Помнил Туризин и покушение на свою жизнь, в котором, как он счел тогда, был повинен адмирал. Тарон Леймокер провел в тюрьме несколько месяцев, пока Скавр не доказал невиновность друнгария флота. Мятеж Баана Ономагула открыл наконец того, кто направлял руку наемных убийц.
   Туризин устало провел рукой по глазам и потер висок. Темно-каштановые волосы у висков уже подернула седина. Да и шевелюра Туризина была куда более густой в те дни, когда Марк и легионеры только прибыли в Видесс.
   Наконец Император сказал:
   - Пожалуй, я поверю тебе, римлянин. Не потому, что так говорит Тарон, хотя и Тарон прав. Я знаю, что у тебя хватило бы ума придумать более правдоподобную историю. Так что, скорее всего, твоя "басня" и есть правда. Да, скорее всего, это так и есть, - повторил он, наполовину обращаясь к самому себе. Неожиданно выпрямившись в позолоченном кресле, Автократор заключил: - Незачем тебе спешить В Гарсавру. Посиди-ка ты некоторое время на конторском стуле. Твой Гай Филипп вполне удержит город. Ведь зима заставит всех забиться в теплый угол и нас, и йездов.
   - Как угодно, - ответил Марк. Туризин прав. Гай Филипп тактически куда более опытен, нежели Марк. Однако приказ "посидеть на конторском стуле" прозвучал довольно странно. Трибун вынужден был уточнить: - Что я должен делать в столице?
   Вопрос, казалось, застал Туризина врасплох. Он снова потер виски, размышляя.
   - Во-первых, я хочу получить от тебя подробный письменный рапорт обо всем, что произошло. В деталях. Намдалени - настоящие демоны. Любая мелочь о твоих сражениях с ними может оказаться полезной впоследствии. Да, кстати, - добавил Туризин с довольной улыбкой, - можешь снова спустить своих диких быков на этих проклятых чиновников. В прошлую зиму ты неплохо справился.
   Марк поклонился. Но когда он уселся на стул, лицо его было мрачным. Туризин объявил, что доверяет ему, но трибун тем не менее не ожидал, что в ближайшее время ему позволят командовать солдатами.
   А Император уже забыл о Марке и перешел к другим делам.
   - Теперь - следующая порция хороших новостей.
   Он развернул пергаментный свиток, запечатанный красивой печатью и исписанный широким ровным почерком. Гавр держал его в руке так, словно от свитка дурно пахло.
   - Почитаем, други мои, посланьице от нашего дорогого и незабвенного Земарка, - объявил он.
   В помпезных выражениях жрец-фанатик объявлял город Аморион и земли, окружающие его. Единственно Святым и Неизменным Центром Истинной Веры Фоса в мире. Кроме того, письмо содержало проклятия и анафемы на головы Туризина и Патриарха Бальзамона.
   - Другими словами, этот сумасшедший недоволен тем, что у нас нет никакого желания резать васпуракан, - зарычал Император и с треском разорвал пергамент пополам. - Что же нам делать с этой дрянью?
   Совет внес несколько предложений, но все они были не слишком серьезны: либо самоубийственными, либо непродуманными. Горькая правда заключалась в том, что Аморион был отделен от столицы огромной территорией, захваченной йездами. Правда, Земарк ненавидел кочевников почти так же сильно, как еретиков, но это не меняло дела: Туризину оставалось только бессильно бесноваться от гнева.
   - Ну так что? Больше великолепных идей не имеется? - осведомился наконец Туризин. Мертвое молчание было ему ответом. - Нет? Что ж, тогда все вон отсюда. Совет закончен.
   Слуги широко распахнули отполированные до блеска громадные бронзовые двери. Видессианские офицеры поспешили прочь. Марк плотнее завернулся в плащ, чтобы укрыться от пронизывающего ветра. Одно хорошо, подумал он, чиновники, по крайней мере, жарко топят у себя в комнатах.
   Две из четырех казарм, где прежде жили легионеры, заняли теперь видессианские солдаты. Третья принадлежала отряду халогаев, который только что прибыл в столицу из ледяного Халогаланда. Четвертая пустовала, однако у Скавра не имелось ни малейшего желания жить там в одиночестве. Поэтому он поселился в комнате на втором этаже правого крыла Тронной Палаты - это крыло традиционно было отдано чиновникам.
   Чернильные души встретили опального капитана наемников с настороженной вежливостью, памятуя о том, как он вмешивался в дела их нераздельной вотчины.
   Марк работал, не видя перед собой никакой цели. Он сочинял донесение Императору, описывая свои действия в западных провинциях, и вроде бы был занят полезным делом, однако сам себе он казался опустошенным и ненужным. К своему рассказу он не мог добавить никаких полезных деталей. Пытаясь заглушить боль, терзающую его из-за предательства Хелвис, он погрузился в апатию. Скавр жил, как в сером тумане, почти полностью отрезанный от внешнего мира.
   Однажды вечером он, старательно не обращая внимания на настойчивый стук в дверь, писал свой бесконечный отчет. Наконец он поднялся с низенького стула, стоящего у окна, и отодвинул засов.
   Подбоченясь, на него глядел тучный человек неопределенного возраста с гладкими пухлыми щеками. На визитере был просторный желтый халат, расшитый зелеными нитками. Это был один из евнухов, которые служили дворецкими у видессианских Императоров.
   - Долго же ты шел от окна до двери, - фыркнул он недовольно, после чего отвесил Марку поклон - наименее почтительный, на грани нарушения этикета. Тебе приказано явиться к Его Императорскому Величеству в начале второго часа ночи.
   Видессиане, как и римляне, делили день и ночь на двенадцать часов, начиная отсчет с рассвета и заканчивая закатом.
   Марк вздрогнул: Туризин игнорировал его целую неделю, что минула с памятного офицерского совета.
   - Ожидает ли Его Величество моего донесения о военной кампании в западных провинциях? - спросил Марк дворецкого. - Боюсь, оно не вполне завершено...
   Один только Марк знал, до какой степени преуменьшил истинное положение вещей: злополучный отчет не то что не был "завершен" - Марк едва выдавил из себя несколько строк.
   Евнух передернул плечами. Его пухлые щеки затряслись, как студень.
   - Об этом мне ничего не известно. Знаю лишь, что за тобой зайдет посыльный. Он проводит тебя к Императору в назначенный час. Надеюсь, - добавил дворецкий, как бы пытаясь этим поставить Скавра на место, - что с ним ты поздороваешься быстрее, чем со мной.
   Он повернулся к трибуну спиной и быстро ушел.
   Посыльный оказался еще одним евнухом, правда, одетым не столь пышно. Этот начал трястись от холода, едва только вышел из хорошо отапливаемого помещения на холодный ночной ветер. На миг Скавр ощутил укол сочувствия к евнуху. Сам трибун носил штаны, как большинство видессиан, если только торжественная церемония не вынуждала их сменить эту удобную и теплую одежду на традиционную. Сейчас Скавр вовсе не грустил по римской тоге. Суровые зимы Империи требовали куда более теплой одежды.
   Вишневые деревья, окружавшие личные покои императорской семьи, тянули в небо тонкие, голые веточки-пальцы. Они, казалось, тоже зябли. Так далеко было до весеннего цветения...
   У дверей стояло несколько халогаев с двойными боевыми топорами наготове. В меховых плащах, наброшенных на позолоченные кирасы, эти рослые светловолосые гиганты были совершенно невозмутимы. "Еще бы, - подумал трибун, - ведь они привыкли к куда более суровому климату".
   За Марком охранники наблюдали с нескрываемым любопытством: римлянин имел куда больше сходства с ними, чем с видессианами. Появление иноземца вызвало разговоры между солдатами. Пока евнух вел Марка в покои, трибун слышал звуки гортанной речи. Он уловил слово "Намдален", произнесенное вопросительным тоном.
   Покои все еще носили следы давней схватки, которая произошла здесь весной, когда Баан Ономагул подослал наемных убийц, чтобы покончить с Туризином Гавром. В тот день легионеры возвращались с маневров и успели предотвратить злодеяние.
   Скавр бросил беглый взгляд на портрет Императора-завоевателя Ласкаря. Ласкарь лежал в могиле уже семьсот пятьдесят лет. Как всегда, трибун невольно отметил, что этот владыка Империи больше смахивает на центуриона, нежели на Автократора Видессиан. Пятно крови было заметно на портрете, а удары меча разбили мозаичный пол, украшенный сценами охоты.
   Марк увидел эти сколы - и мгновенно в его памяти всплыли события того далекого дня: Алипия, смерть Квинта Глабрио...
   Евнух остановился:
   - Подожди здесь. Я доложу о твоем прибытии.
   Марк прислонился к стене, рассматривая алебастровые панели потолка. Теперь, когда стояла ночь, они были темными, но он знал, что в светлом камне прорезаны тонкие оконца. Днем вся палата была залита белым жемчужным светом.
   Евнух исчез за углом, однако ушел он недалеко: Скавр услышал, как тот называет его имя. Вслед за тем прозвучал нетерпеливый ответ Туризина:
   - Ну так зови же его!..
   Евнух вновь предстал перед Марком. Объявил трибуну, что можно входить.
   Сидящий в кресле Император слегка наклонился вперед навстречу Марку, как бы впуская его. На диване позади Туризина сидела его племянница. Сердце Марка болезненно сжалось. Лицо Алипии сохраняло отсутствующее выражение - после всего перенесенного ею в дни правления Вардана она редко бывала иной. Однако теперь, когда она взглянула на входящего Марка, ее чудесные зеленые глаза потеплели.
   Трибун поклонился сперва Туризину, затем принцессе.
   Евнух нахмурился, увидев, что Марк позволил себе пренебречь проскинезой. Туризин, как и Маврикий, всегда терпимо относился к этому проявлению республиканства. Но только не сейчас. Указав на Скавра пальцем, Туризин рявкнул:
   - Взять его!
   Из-за двойных дверей выскочили, как по волшебству, двое охранников-халогаев. Они схватили Скавра за руки, будто клещами. Сопротивляться было бесполезно: двое халогаев были шире в плечах, чем трибун, и выше его ростом. Свои густые волосы они заплетали в косы, падавшие им на плечи, но ничего женственного в их облике не было. Руки у халогаев были как лопаты, а хватка железная.
   Изумление и тревога уничтожили обычное благоразумие Марка, и у него вырвалось:
   - Это не лучший способ добиваться уважения к себе.
   На лице Алипии мелькнула улыбка, но Туризин по-прежнему сохранял суровость.
   - Молчи. - Он повернулся к кому-то, кто скрывался пока в тени. - Нейп, твое дьявольское зелье готово?
   Марк даже не заметил поначалу невысокого толстенького жреца, который перетирал в ступке порошок, - внимание трибуна было сперва поглощено Алипией, а затем гигантами-халогаями, повергшими его на пол.
   - Да, почти все готово. Ваше Величество, - отозвался Нейп. Встретившись глазами с римлянином, он просиял улыбкой: - Привет, чужеземец. Всегда рад тебя видеть.
   - Только вот к добру ли?.. - пробормотал Скавр. Ему совсем не понравились слова "дьявольское зелье".
   Нейп был магом в той же мере, в какой был жрецом. Он настолько преуспевал в магическом искусстве, что ему доверили преподавание на кафедре теоретической тавматургии в Видессианской Академии.
   "Неужели так легко найти замену командиру римского легиона, - подумал Марк в смятении, - что они решили превратить меня в подопытное животное?" Скавр не слишком цеплялся за жизнь после того, как Хелвис предала его, но смерть ведь тоже может быть разной...
   Нейп явно не помышлял обо всех этих вещах. Он осторожно вытряхнул содержимое ступки в золотой бокал с вином и размешал порошок коротким стеклянным стержнем.
   - Для этой цели не подходят ни дерево, ни бронза, - проговорил жрец, обращаясь не то к Туризину, не то к Марку, а может быть, просто по привычке все объяснять. - После этого они будут уже негодными к употреблению.
   Римлянин судорожно втянул в себя воздух. Император сверлил его тем же испытующим взором, какой Марк уже чувствовал на себе во время офицерского совета в Палате Девятнадцати лож.
   - Когда ты позволил мятежникам скрыться, я поначалу хотел без затей бросить тебя в тюрьму и оставить там покрываться пылью. Ты всегда был слишком близок с намдалени, чтобы я мог доверять тебе до конца.
   Горькая ирония этих слов едва не сорвала у Скавра смешок. Но Туризин и не думал шутить:
   - Но тут нашлись некоторые... Они полагают, что ты предан мне по-настоящему и все, что ты говоришь, - искренне. Что ж, сегодня мы узнаем это наверняка.
   Алипия Гавра не решалась посмотреть Марку в глаза.
   Нейп поднял бокал за изящную ножку.
   - Помнишь того авшарова щенка? - спросил Марка толстенький жрец. - Того хамора, что напал на тебя с заколдованным кинжалом после того, как ты победил Авшара в поединке на мечах?
   Трибун кивнул. Он помнил.
   - Ну так вот, - продолжал Нейп, - это та самая настойка, которая вытянула из него всю правду.
   - Пока ты его допрашивал, он умер, - резко произнес Марк.
   Нейп махнул рукой:
   - Его убило колдовство Авшара, не мое.
   - Давай бокал, - сказал трибун, - и покончим с этим.
   По кивку Туризина халогай, державший Скавра за правую руку, выпустил его.
   Авктократор предупредил:
   - Если ты разольешь вино, тебе это не поможет. Нейп приготовит еще один состав, и его вольют тебе в глотку через воронку.
   Взяв бокал в руки, Марк спросил Нейпа:
   - Здесь ровно столько, сколько нужно, или чуть больше?
   - Возможно, чуть больше. А что?
   Трибун отлил несколько капель на пол.
   - В честь великого и добросердечного Туризина, - произнес он.
   Видессиане нахмурились: они ничего не поняли. Марк слышал, как один халогай хмыкнул. Откуда им знать?.. Это был тост Ферамена Афинского в честь тирана Крития, когда тот заставил Ферамена принять яд.
   Марк проглотил содержимое бокала одним глотком. К сладкому вину назойливо примешивался терпкий привкус волшебного порошка. Скавр ожидал, что сейчас он задрожит всем телом, забьется в судорогах и рухнет на пол, как отравленный пес...
   - Ну?.. - зарычал Туризин.
   - Эффект настойки проявляется различно, в зависимости от силы воли человека, - ответил жрец. - Одним нужно больше времени, другим меньше.
   Скавр слышал эти слова как будто с большого расстояния. Рассудок Марка был теперь заключен в светящийся золотой круг. Выпивая яд, он ожидал чего угодно, только не этого: ему казалось, что он чувствует близость Бога, невесомость, взлет. Ощущение напоминало оргазм, но - длящийся бесконечно. Разница была лишь в том, что исчезло физическое наслаждение и осталась лишь невесомость и ирреальность происходящего.
   Кто-то (Туризин, но для Марка это не имело никакого значения) о чем-то спрашивал. Марк услышал свой голос - он отвечал. Почему бы и не ответить? Каким бы ни был вопрос, он оставался совершеннейшим пустяком по сравнению с туманом покорности и безразличия, в котором блаженно плыл рассудок.
   Марк услышал, как Туризин выругался. Но и это не имело ни малейшего значения...
   - Что за ерунду он бормочет? - спросил Автократор. - Не понимаю ни слова.
   - Это его родной язык, - тихо сказала Алипия Гавра.
   - Что ж. Тогда будем говорить на нашем.
   Марк повиновался. Один язык не хуже другого. Никакой разницы он не видел.
   Вопросы посыпались один за другим.
   - Почему Скавр дал Метрикию Зигабену возможность укрыться в монастыре?
   - Скавр думал так: если Туризин сохранил жизнь этому напыщенному ничтожеству Ортайясу Сфранцезу, который заслужил худшего, то Скавр вполне может сделать то же самое для Метрикия Зигабена, который заслужил лучшего.
   Туризин хмыкнул.
   - Слушай, жрец, а он действительно полностью находится во власти твоего напитка, а?
   Нейп заглянул Скавру под веко, помахал рукой у него перед глазами.
   - Полностью, Ваше Величество.
   Гавр рассмеялся:
   - Полагаю, я заслужил подобного ответа. Зигабен не располагал и десятой долей могущества Сфранцезов. Только мой страх перед их хитростью спас щуплую шею Ортайяса от петли... Ладно. Почему Скавр только сделал вид, будто ослепил командиров намдалени в Гарсавре? Почему он сохранил им зрение? Почему помиловал их?
   - Скавр не хотел делать ничего такого, что нельзя было исправить позднее. У Туризина могли быть какие-нибудь свои планы относительно главарей. Скавр мог не знать этих планов.
   Туризин хмыкнул снова, на этот раз удовлетворенно.
   Марк добавил:
   - Сотэрик - брат Хелвис. Скавр был уверен в том, что Хелвис бросит его, если он причинит Сотэрику непоправимый вред. А Скавр не хотел, чтобы Хелвис оставила его.
   Осматривая Марка, Нейп открыл ему веки. После этого Марк не закрыл глаза и потому видел, как Гавр бросил торжествующий взгляд на свою племянницу. Видел но это никак не запечатлелось у него в памяти.
   - А, вот мы кое до чего и докопались! - произнес Император. - Значит, ты не хотел, чтобы эта шлюха тебя бросила?
   - Нет.
   - Ну так как же случилось, что она удрала и увела все свое змеиное гнездо? Расскажи! Пусть Скавр расскажет. Пусть расскажет все: что она делала, что он думал, что он делал, о чем думал, пока делал это. Пусть расскажет все. Будь ты проклят, Скавр, наконец-то я загляну на дно твоей души.
   Несмотря на действие напитка, трибун долго стоял, не говоря ни слова. Туризин коснулся слишком больной раны. Страдание поколебало то божественное спокойствие, в которое был погружен рассудок Марка.
   - Пусть отвечает! - рявкнул Император.
   Скавр, воля которого была пересилена чужой волей, заговорил снова.
   В то время как одна часть его души кровоточила, другая в мельчайших подробностях рассказывала о том, как Хелвис утомила его, чтобы он крепко заснул. Он знал, что будет помнить все это, когда действие напитка прекратится и не будет больше сковывать его волю.
   Но он говорил и говорил. Нейп смущенно покраснел. Охранники-халогаи шепотом переговаривались на своем языке.
   Алипия Гавра гневно повернулась к своему дяде:
   - Во имя Фоса, останови эту пытку! Почему бы тебе заодно не содрать с него кожу? Ведь ты все равно почти уже это сделал.
   При слове "останови" Марк послушно замолчал.
   Туризин ответил Алипии ледяным тоном:
   - Насколько я помню, это была твоя идея - узнать от него всю правду. Имей мужество слушать - или убирайся отсюда.
   - Я не желаю смотреть, как честного человека выворачивают наизнанку. - Она побледнела как мел и добавила шепотом: - Я слишком хорошо знаю, какой вкус у публичного позора...
   Бросив на Марка печальный взгляд, она выбежала прочь.
   - Продолжай, ты!.. - заорал Туризин.
   Скавр покорно продолжил. Он рассказал о погоне, о костре, который привлек внимание корсара, о Хелвис, ее сыновьях и четырех пленных, которые ушли на корсаре в море.
   - Что же сделал Скавр после этого? - спросил Император, но очень тихо. Рассказ Марка об отчаянной погоне лишил Туризина охоты торжествовать.
   - Он заплакал.
   Туризин вздрогнул.
   - Чтоб мне провалиться под лед, если я стану винить тебя за это, - заметил он. - Алипия была права: я вывернул наизнанку душу честного человека. - Очень мягко, почти ласково он обратился к Скавру: - А что делал Скавр потом и почему?
   Трибун пожал плечами. Халогаи все еще стояли у него за спиной, но больше не удерживали за руки.